– Это граф Басилдон.
– Мидас Елизаветы.
– Влиятельный английский министр и богач.
– Говорят, от его прикосновения все превращается в золото…
Подойдя к возвышению, граф Басилдон бросил на Роберту полный любви и нежности ободряющий взгляд. Потом посмотрел на короля Якова и слегка поклонился ему.
– Ваше величество, позвольте представить вам Ричарда Деверо, графа Басилдона, – сказал Гордон.
– Добро пожаловать в Шотландию, милорд, – с широкой улыбкой приветствовал графа Яков. – Как поживает моя дорогая кузина Елизавета?
– Королева здорова и посылает горячий привет своему ближайшему родственнику, – ответил Ричард тоном придворного. – А я в свою очередь глубоко польщен предоставившейся мне честью познакомиться с шотландским монархом.
Король Яков довольно ухмыльнулся. Слова «ближайшему родственнику» прозвучали весьма многообещающе в плане наследования престола.
– И я рад познакомиться с финансовым гением, преумножившим английскую казну.
Ричард слегка наклонил голову на этот комплимент и сказал:
– Ваше величество, могу я приблизиться и быть выслушанным вами?
Король Яков кивнул.
Роберта заметила, как ее дядя бросил на Мунго Маккинона презрительный, уничтожающий взгляд, от которого тот сразу съежился, и, обойдя кучу золотых монет, с любезной улыбкой приблизился к королю.
– Ваше величество, когда известие о том, что случилось с моей любимой племянницей, дошло до меня в Лондоне, я подумал вот о чем, – заговорил он звучным голосом, достигавшим самых дальних уголков зала. – Роберта, вероятно, стала жертвой ужасной судебной ошибки. Моя племянница не ведьма, и родимое пятно у нее на руке ни о чем не свидетельствует. Поэтому я тут же решил, что должен сам немедленно отправиться в Шотландию и помочь исправить эту чудовищную ошибку. Но что больше всего огорчило меня, так это тот факт, что за ее свободу необходимо заплатить пятьдесят тысяч золотых.
– Разумеется, это огромная сумма, – согласился Яков.
– Да, именно пятьдесят тысяч! – вскричал Мунго. – Вы установили эту цену, так и должно оставаться.
– Ваше величество, позвольте мне прояснить, что я имею в виду, – сказал Ричард, не шевельнув бровью. – Та невероятно низкая цена, которая была назначена за ее свободу, огорчила меня больше всего. Моя любимая племянница стоит, как мне кажется, значительно больше. Выкуп за нее должен быть установлен по крайней мере в сто тысяч золотых. И просить меньше просто оскорбительно!
Услышав это, Роберта, как и все, кто находился в зале, удивленно выдохнула. Боже правый, дядя Ричард приехал, чтобы выручить ее или чтобы увидеть, как ее казнят? Она посмотрела на мужа, которого, казалось, очень забавляло происходящее, и у нее закружилась голова.
– Я настаиваю на том, чтобы за мою любимую племянницу установили справедливую цену, – решительно добавил дядя Ричард.
Роберта поглядела на него и вдруг поняла, что за игру он ведет. Это был подкуп, это была замаскированная взятка, конечно же. Дядя Ричард подкупал короля Якова, чтобы добиться для нее свободы до конца ее дней. Она увидела, как дядя поднял руку, и по этому знаку в дальнем конце зала появилось еще семеро воинов. Они прошествовали вперед и, один за другим, опорожнили еще семь мешков с золотом у ног короля.
– Пятьдесят пять тысяч золотых от графа Басилдона! – объявил Гордон и подмигнул ей.
Роберта уже готова была броситься в его объятия, но стояла словно прикованная к месту. Свободна она или нет? Она взглянула на короля в ожидании ответа.
– Вы, должно быть, разорились ради любимой племянницы? – с недоверчивостью в голосе спросил король Яков.
– Разорился? – Граф Басилдон удивленно поднял брови и улыбнулся королю. – Ваше величество, для меня это сущие пустяки.
Сгоравший от нетерпения Мунго Маккинон уже не в силах был сдерживать свою алчность. Не дожидаясь королевского разрешения, он двинулся вперед, чтобы вступить во владение этим золотом.
Роберта увидела, как ее дядя склонился к королю и прошептал ему что-то на ухо. На лице Якова появилась довольная улыбка.
– Постой, Маккинон, – приказал король. – Ты установил за жизни своего отца и тетки цену в пятьдесят тысяч золотых.
Мунго кивнул, но взгляд его устремился к графу Басилдону. Казалось, он напрягся, приготовившись к чему-то неожиданному.
– А теперь скажи мне вот что, Мунго, – с любезной улыбкой продолжал король. – Если бы ты устанавливал цену за свою собственную жизнь… хватило бы ста тысяч золотых? Стоит ли твоя жизнь таких денег?
Мунго кивнул:
– Да, государь.
Король Яков повернулся к Гордону и приказал:
– Иди сюда, Инверэри. – А когда Гордон подошел, продолжал: – Достань свой кинжал и встань на колени.
Словно зная заранее, что произойдет, Гордон улыбнулся и с готовностью вытащил свой кинжал. Потом встал на колени перед королем.
– Я требую, чтобы ты поклялся на своем кинжале, самой торжественной клятвой в Хайленде, что никогда не будешь мстить Мунго Маккинону за прошлые проступки, – приказал король Яков.
Держа высоко свой кинжал, Гордон без колебаний произнес:
– Клянусь своим кинжалом и всем, что есть святого на земле, что не буду мстить Мунго Маккинону за его былые преступления.
– Маккинон, ты можешь быть спокоен за свою жизнь, – с улыбкой сказал Яков. – Я выкупил ее у Кэмпбела. И я забираю это золото за то, что спас тебя от его гнева.
Мунго побледнел и зашатался. Он открыл было рот, чтобы протестовать, но передумал и снова плотно сжал губы. Он проиграл и знал это. Почтительно кивнув королю, он повернулся и без единого слова вышел из зала.
Роберта едва могла держать себя в руках. Ей не терпелось броситься в объятия мужа. И Гордон чувствовал то же самое, ибо взгляд его, обращенный к жене, был полон надежды и обещания. Но ни тот, ни другая не шевельнулись, опасаясь разгневать короля.
– Милорд, приглашаю вас провести в Шотландии несколько дней, – говорил король Яков ее дяде. – У меня есть к вам несколько вопросов финансового характера.
Граф Басилдон улыбнулся:
– Ваше величество, я почту за честь дать вам любой совет, который смогу. – Тут граф повернулся к Гордону, и внимание короля тоже обратилось на него.
– Ну, Инверэри, – сказал король Яков, – ты забираешь ее домой или нет? Меня вовсе не радует перспектива, что твоя жена разродится прямо здесь, в моем аудиенц-зале.
При этих словах Роберта вскрикнула от радости и, буквально пролетев расстояние, отделяющее ее от мужа, кинулась в его объятия. Губы их встретились в жадном, горячем поцелуе. Казалось, весь мир исчез, кроме них двоих. Только громкие, насмешливо-одобрительные аплодисменты придворных вернули их к реальности.
Отняв свои губы, Гордон посмотрел на нее и вдруг удивленно произнес:
– Взгляни-ка на свое ожерелье, ангел.
Роберта опустила глаза вниз: ее звездный рубин, который уже много недель подряд был темнее, чем голубиная кровь, теперь снова обрел свой ярко-красный цвет.
Она подняла взгляд на мужа и сказала:
– Тетя Келли была права. Я думаю, что опасность, угрожавшая мне, исчезла за этой дверью несколько минут назад.
– Я люблю тебя, ангел, – сказал Гордон и, не в силах сдержаться, снова поцеловал ее зовущие губы.
– И я люблю тебя, – ответила Роберта.
Не обращая внимания на толпу придворных, все еще наблюдающих за ними, она схватила руку мужа и приложила к своему животу, который слегка зашевелился в этот момент от движений ребенка. И с сияющими глазами, в которых, казалось, отразилась ее душа, прошептала:
– Увези нас домой, Горди. Увези нас в Хайленд, в родные края.
Гордон кивнул и поднес ее руки к губам. Сначала поцеловал правую руку, а потом,
устремив свой взгляд на нежный цветок Афродиты, темнеющий на ее левой, приложился поцелуем и к нему.
– Миледи, я весь в вашем распоряжении. Ваше желание для меня закон.
С этими словами он подхватил Роберту на руки и вынес из аудиенц-зала.
Малыш появился на свет восьмого февраля, в первую годовщину со дня смерти Марии Стюарт, в такую ужасную хайлендскую пургу, какой не помнили даже старики. Гордон назвал сына Хантером , в честь того памятного лета в охотничьем домике, когда он сделал Роберту своей женой.
А вслед за тем появилась и она, их маленькая дочка. Совершенно неожиданно, через четверть часа после брата, который оказался проворней ее. И Роберта назвала свою дочь Марией в память о казненной шотландской королеве Марии Стюарт.
А на другое утро, когда все волнения, связанные с появлением на свет новых наследников Инверэри, были уже позади, мать и отец остались одни в своей комнате. Прислонившись к спинке своей кровати, Роберта баюкала дочь на руках, в то время как Гордон, сидя рядом с ней, прижимал к груди сына.
Когда раздался стук в дверь, Гордон взглянул на жену и спросил:
– Ты готова принять посетителей, ангел?
Роберта кивнула.
– Надеюсь, Гэвину понравится его сестренка.
– Входите, – позвал Гордон.
Дверь медленно открылась. И тут же мальчишеский голос приказал:
– Назад, Смучес!
Но Смучес не послушался и первым влетел в комнату. Вслед за ним вбежали Гэвин и Дункан. Затем вошел герцог и, подхватив собаку на руки, улыбнулся, глядя на гордых родителей.
С жадностью мальчики принялись разглядывать своих крохотных брата и сестру.
– Он такой маленький, – разочарованно сказал Дункан, стоя рядом с отцом.
– А она вся сморщенная, – трагическим шепотом проговорил Гэвин.
– Все младенцы маленькие и сморщенные, – успокоил их дед. – Как только они подрастут, кожа разгладится.
– А я никогда не был таким маленьким, – заявил Дункан.
– Я тоже, – поддакнул Гэвин.
– Вы готовы, ребята? – серьезно посмотрев на них, спросил герцог Магнус.
Мальчики кивнули и встали на колени перед отцом, держащим на руках их маленького брата. Герцог вынул из ножен кинжал с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, и передал его старшему внуку.
Дункан взял кинжал и, подняв его высоко вверх, произнес торжественным тоном:
– Всем святым и этим родовым кинжалом Кэмпбелов я клянусь в нерушимой верности Хантеру Кэмпбелу, будущему господину Инверэри и Арджила.
Потом Гэвин взял из рук брата кинжал, поднял его вверх и… забыл свою речь. Он растерянно оглянулся на Роберту, она кивком подбодрила его, и тогда он произнес:
– И я тоже.
– Спасибо вам, сыновья, – сказал Гордон. – Я горжусь вами.
– Это было прекрасно, – подхватила Роберта.
– Я научу Хантера, как совершать набеги на другие кланы, – заявил Дункан.
– А я научу Марию танцевать, – с улыбкой сказал Гэвин.
– Ну а теперь пора за уроки, – вмешался герцог Магнус. – Вы сможете повидать ваших братика и сестричку завтра утром.
Гордон взглянул на Роберту, и она кивком ответила на его безмолвный вопрос.
– Дункан, мы с леди Робертой хотели бы, чтобы ты стал крестным отцом Хантеру, – сказал он сыну.
– Я согласен, – ответил Дункан, надувшись от гордости.
– Гэвин, подойди сюда, – позвала Роберта. А когда мальчик подошел к постели, спросила: – Тебе нравится твоя сестренка?
Гэвин кивнул. Он коснулся пальцем крошечной ладони малышки и, почувствовав, как та своей слабенькой ручкой вдруг ухватила его за палец, ласково улыбнулся ей.
– Ты бы хотел стать крестным отцом Марии? – спросила Роберта.
– Я буду защищать ее всю свою жизнь, – пообещал Гэвин, и его серые глаза, так похожие на отцовские, заблестели от волнения.
– А ты убьешь чудовище, если оно появится у нее под кроватью? – спросил Гордон.
Гэвин торжественно кивнул и, приблизившись к сестре, прошептал:
– Миледи, ваш защитник с вами.
Герцог Магнус повел внуков к двери, но в последний момент Гэвин снова подбежал к кровати.
– Я люблю вас, леди Роб, – сказал мальчик, целуя ее в щеку. – Спасибо вам за сестренку.
– Милый, – со слезами на глазах отвечала Роберта. – Я тоже люблю тебя.
Гэвин снова поцеловал ее в щеку и громким шепотом спросил:
– Как вы думаете, кроме братьев, Мария захочет себе и сестренку?
Гордон весело хмыкнул, и жена укоризненно взглянула на него. А повернувшись к мальчику, она сказала:
– Возможно, Мария и захочет сестренку. Но мы спросим ее об этом, когда она немного подрастет.
Как только отец и сыновья вышли, Гордон встал и бережно уложил Хантера в колыбельку. Потом взял Марию из рук матери и уложил рядом в другую колыбель.
Вернувшись к постели, он заключил жену в объятия и нежно поцеловал. А когда она удовлетворенно вздохнула, прижал ее голову к своей груди.
– Спасибо тебе за сына и за дочь.
– Пожалуйста, милорд. – Роберта улыбнулась, глядя в его потеплевшие серые глаза, но тут ей самой на глаза навернулись нежданные слезы. – И тебе спасибо, что подарил мне дом, где мне действительно хорошо.
– Хочешь, я опять повторю те слова? – тихо спросил Гордон.
– Да, ты ведь обещал говорить мне их каждый день всю нашу жизнь.
– Я люблю тебя больше жизни, мой нежный ангел, – прошептал Гордон голосом, хриплым от волнения. – Только тебя! Навсегда!..
– Я тоже люблю тебя, Горди, – отозвалась вслед за ним Роберта, и губы их встретились в нежном поцелуе. – И всегда буду любить. «Ты один, и никто другой».