Пролог

Замок Данридж, Шотландия, 1576 год

Гордон Кэмпбел пересек освещенный факелами зал и остановился перед своей восьмилетней невестой. Его сотрясала нервная дрожь, но, сжав, вспотевшие руки в кулаки, он сделал над собой усилие, придав лицу спокойное и бесстрастное выражение.

Хотя ему пятнадцать лет, он – маркиз Инверэри, наследник герцога Арджила и умеет управлять своими эмоциями. Он не позволит какой-то сопливой девчонке смутить его. Если бы все наблюдавшие за ними Макартуры и Кэмпбелы догадались, что ему сейчас не по себе, он стал бы посмешищем в Хайленде до конца своих дней. Нет, Гордон не даст им повода для насмешек и сплетен о наследнике герцога Арджила, который дрожит перед восьмилетней девочкой – своей будущей женой.

Ни за что на свете, решил Гордон, и его серые глаза прямо и строго взглянули на нее.

В белоснежном платье, с венком из флердоранжа на гладко причесанных волосах, эта девочка была похожа на невинного ангела, но что-то непокорное уже таилось в глубине ее изумрудно-зеленых глаз. Слегка вздернутый носик и упрямо выставленный подбородок говорили о ее неуступчивом характере. А когда она подняла и пристально на него посмотрела, Гордон уверился в этом окончательно.

Невеста стояла, по-детски держа руки за спиной. Она и в самом деле казалась небесным ангелочком, но волна роскошных черных волос, ниспадавших до талии, и эти изумрудные глаза, опушенные густыми темными ресницами, придавали ей женственный и не по годам обольстительный вид.

Спиной чувствуя множество направленных на него заинтересованных глаз, Гордон решил, что надо воспользоваться преимуществом своего возраста, чтобы произвести впечатление и сразу завоевать ее привязанность. Изобразив на лице самую обворожительную из своих улыбок, которая так безотказно действовала на девушек в замке Инверэри, он еще на два шага приблизился к девочке. В ответ она подняла темные, тонко очерченные брови и выжидательно посмотрела на него. Неужели эта маленькая колдунья догадывается о его мыслях.

– А ты миленькая, котенок, – сказал Гордон, слегка наклонившись к ней.

– Я девочка, а не котенок, – спокойно возразила она.

Он снова улыбнулся, еще обворожительнее, чем в первый раз.

– И очень славная девочка, – с нарочитой любезностью проговорил он. – А я Гордон Кэмпбел, маркиз Инверэри.

– Я знаю, кто ты, – сказала она, не проявляя ни малейшего почтения к его титулу.

– А как тебя зовут?

– Роб Би Макартур.

– Но так зовут мальчиков.

– На самом деле я Роберта, но все зовут меня Роб.

– А что означает это Би? – спросил Гордон.

– Бесенок! – разом выкрикнули стоявшие чуть в сторонке три ее брата.

Роб повернула голову и бросила на них укоризненный взгляд из-под темных ресниц. Потом с нежной улыбкой посмотрела на отца, графа Макартура и, обернувшись к Гордону, сказала:

– Буква Би обозначает «Брюс». Мой отец назвал меня в честь своего любимого героя, Роберта Брюса . Ты когда-нибудь слышал о нем?

Черт побери, с унынием подумал Гордон, не хватало только жениться на девочке по имени Роб Брюс! Что за полоумные родители, которые могли дать девочке такое имя?

– Мне-то все равно, нравится тебе мое имя или нет, – добавила она.

– Очень красивое имя, – сказал Гордон, удивленный тем, что она сразу его раскусила. – Роберт Брюс и мой любимый герой.

Услышав это, она улыбнулась. От этой нежной и ясной улыбки на сердце у него потеплело. Она и в самом деле была хорошенькая, а впоследствии обещала вырасти в настоящую красавицу.

– А ты знаешь, что я сегодня женюсь на тебе? – спросил он.

Роб кивнула и вдруг, понизив голос, задала встречный вопрос:

– Но не кажется ли тебе, что ты староват для меня?

По залу прокатился сдавленный смешок. В растерянности Гордон взглянул на отца.

– Помощи от меня не жди, – бросил ему Магнус Кэмпбел, которого явно забавляло замешательство сына. – Мужчина должен сам отвечать за себя.

– Окороти свою дочку, Бри, – нервничая, шепнул жене Макартур. – Она ставит юношу в тупик.

Леди Бригитта выступила вперед.

– Нет, Бри, оставайся на месте, – остановил ее Магнус Кэмпбел. – Моему сыну придется иметь с ней дело всю жизнь. Так пусть научится этому сразу.

– Это мой отец, герцог Арджил, – указал Гордон девочке на отца. – Выйдя замуж за меня, ты и сама когда-нибудь станешь герцогиней.

– А я не хочу быть герцогиней, – возразила она.

– Черт возьми! – воскликнул он, и глаза его удивленно расширились. – Это уж…

– Ты в моем доме, – прервала его Роб. – Следи за своими словами, пожалуйста.

– Приношу извинения, – иронически улыбнувшись, сказал Гордон, слегка склонившись перед ней. В свои ничтожные восемь лет это дитя собиралось его воспитывать. – Но осмелюсь спросить, а кем же ты хочешь быть?

– Английской леди, как моя мама.

Ну и гордячка, подумал Гордон все с той же улыбкой.

– Хочешь, я стану твоим рыцарем? – решил задобрить ее он. – Я буду оберегать тебя и уничтожу всех драконов и чудовищ, если они осмелятся напасть.

В глазах ее сверкнул неподдельный интерес.

– А то чудовище, которое живет у меня под кроватью? – спросила она.

– Чудовище? Под кроватью?.. – переспросил Гордон, удивленный и обескураженный тем серьезным тоном, которым это было сказано.

Роб утвердительно кивнула головой.

– Не слушай ее. Единственное чудовище – это она сама! – выкрикнул ее брат, тринадцатилетний Росс Макартур.

– Покажи-ка маркизу свою дьявольскую метку на руке, – добавил в тон ему десятилетний Джеми и тут же подался в сторону, уклоняясь от отцовского подзатыльника.

– Заткнитесь вы оба, а то получите у меня, – пригрозил братьям самый старший из трех, пятнадцатилетний Даб Макартур.

Гордон бросил на братьев удивленный взгляд и вновь повернулся к девочке. Его поразило, как она вдруг изменилась. Из высокомерной принцессы вновь превратилась в испуганную маленькую девочку с беспомощно дрожащими губами – словно изо всех сил сдерживала слезы, вот-вот готовые политься из глаз. Что же делать, если она и впрямь расплачется?

– Почему ты не попросила отца убить этого монстра? – спросил Гордон.

– Взрослые не могут увидеть его, – ответила она, печально улыбнувшись.

– А как он выглядит?

– Мой отец или монстр?

Гордон с трудом сдержался, чтобы не засмеяться. Эта девчушка была забавнее, чем целая труппа бродячих актеров.

– Конечно, я имею в виду чудовище.

– Я никогда не видела его, но… – Роб прервалась и, опустив взгляд, закусила нижнюю губу.

– Не бойся, скажи, – подбодрил ее Гордон вкрадчивым голосом.

– … но однажды оно коснулось меня, – прошептала она, подняв к его глазам левую руку. – Вот, посмотри, что оно сделало.

С тыльной стороны кисти виднелось темное родимое пятно в форме цветка – шестилепесткового цветка Афродиты. Это был греховный знак – так церковные власти учили верующих, – и большинство людей считало его дьявольской меткой.

Гордон медленно поднял на нее взгляд: в глазах у девочки стояли слезы. Непроизвольно он поднес ее руку к губам и поцеловал это родимое пятно.

– Женившись на тебе, я убью чудовище, которое осмелилось коснуться тебя, – пообещал он очень серьезным тоном. – Я сделаю это, как только ты поставишь свою подпись на брачном контракте.

Роб отрицательно покачала головой:

– Сначала ты должен убить чудовище.

– Не веришь, что я сдержу свое слово?

– Все в Хайленде знают, что «Кэмпбел» означает «лживые уста».

Гордон вспыхнул, услышав сдавленное хихиканье оттуда, где стояли Макартуры, но сдержался.

– Значит, ты выйдешь за меня замуж лишь после того, как я убью его?

Роб кивнула.

– Не делай этого, – бросил ему Росс.

– Не связывайся, – предостерег и Джеми Макартур.

А Даб Макартур потянулся и дал подзатыльник сначала одному из братьев, потом другому.

– Еще раз откроете рот, – пригрозил он, – и нашей матери придется носить траур по вас.

Игнорируя слова своих будущих шуринов, Гордон встал рядом с ней и предложил свою руку девочке. Отец кивнул и бросил ему одобрительный взгляд. Рука об руку пятнадцатилетний маркиз и его восьмилетняя невеста вышли из зала.

Дойдя до лестницы. Гордон остановился.

– Жди меня здесь и не двигайся, – приказал он. – Где твоя комната?

– Последняя дверь налево.

Гордон начал подниматься по лестнице.

– Будь осторожен! – с тревогой крикнула она ему вслед.

Он медленно повернулся и, успокаивающе махнув ей рукой, продолжал шагать по ступеням.

Войдя в ее комнату, Гордон прислонился к двери и подождал. Десяти минут, по его расчетам, было вполне достаточно, чтобы сразиться с чудовищем. Если меньше, будет подозрительно, а если больше – девочка, чего доброго, отправится искать его.

Оглядев ее скромно обставленную, но очень уютную комнату, он решил, что так и должна выглядеть спальня маленькой девочки. Сам он, будучи единственным ребенком в семье, никогда не бывал в таких комнатах.

Вздохнув, юноша пригладил рукой густые каштановые волосы, и взгляд его задержался на кровати. Кровать как кровать, но, словно повинуясь какому-то неясному побуждению, он отошел от двери и двинулся через всю комнату к ней. Потом встал на колени, поднял покрывало и заглянул под кровать.

Никакого чудовища. Да и глупо было бы чего-то ожидать.

Минут через десять он вышел из комнаты и бодро зашагал по коридору к лестнице. А увидев сверху свою невесту, с легкой улыбкой покачал головой. Роб стояла у основания лестницы и, закрыв глаза, с испуганным выражением лица беззвучно молилась, едва шевеля губами.

Бросив быстрый взгляд в сторону большого зала, он заметил в дверях леди Бригитту.

– Спасибо, – едва слышно прошептала она и тут же исчезла, оставив их вдвоем.

– Готово, – громко объявил Гордон. – Этот гадкий монстр, это мерзкое чудовище никогда больше не будет тревожить тебя.

Роб открыла глаза и с облегчением улыбнулась ему.

– А что ты сделал с телом? – спросила она.

– Оно исчезло, когда этот монстр издох.

– Ты уверен, что он не появится снова?

Гордон кивнул и сел на нижнюю ступеньку.

– У меня есть для тебя подарок, – сказал он, сунув руку в карман.

– Я люблю подарки, – воскликнула Роб, и ее изумрудные глаза восторженно заблестели.

– Не сомневаюсь в этом, – пробормотал он. А затем поднял ее левую руку и надел на безымянный палец золотое колечко. – У этого кольца есть надпись внутри. «Vous et Nul Autre». Что означает «Ты, и никто другой». Ты моя жена, и я всегда буду твоим верным мужем.

Роб дотронулась до кольца на своем пальце и немного разочарованно посмотрела на него.

– Мама сказала, что ты подаришь мне что-то красивое, а ты принес это. Я… – Она захлопала черными ресницами, – мне хотелось бы новую куклу.

Услышав это, Гордон разразился веселым смехом.

– Из тебя выйдет настоящая герцогиня, – воскликнул он. – Обещаю прислать тебе красивую куклу, как только вернусь в свой замок Инверэри.

Роб кивнула, снова улыбнувшись ему.

А несколько минут спустя единственный сын герцога Арджила сочетался браком с единственной дочерью графа Данриджа. Всей душой, всем сердцем Роб Макартур полюбила своего красавца мужа, полюбила на долгие годы. Но сам Гордон Кэмпбел, покинув в тот же день замок, со свойственным пятнадцатилетнему юнцу легкомыслием тут же забыл о своей малютке-жене, словно ее никогда и не было.

Обещанную куклу он ей так и не прислал.

1

Усадьба Деверо, Лондон, 1586 год

Последний день октября был, как никогда, спокойным и ясным. Чистые синие небеса точно целовались с дальним горизонтом, а мягкий приятный ветерок нежно ласкал траву.

Осеннее увядание ярко раскрасило великолепный сад графа Басилдона. В дополнение к расписанным самой природой в оранжевые и красные тона кронам деревьев всеми цветами радуги играли ухоженные клумбы.

Нежная белая береза, строгий вечнозеленый тис и величественный дуб стояли рядом, как старые друзья, в одном из дальних уголков графского сада. Пятеро дочерей графа, в возрасте от трех до десяти лет, и сама графиня окружили тисовое дерево и смотрели вверх на черноволосую девушку, удобно устроившуюся на самой крепкой ветке.

– Ты поняла?.. – крикнула графиня Басилдон, положив руки на свой заметно округлившийся живот (она была на восьмом месяце беременности). – Ты слушаешь меня?

Роб Макартур глубоко вдохнула чудный аромат садовых цветов и посмотрела вниз на своих маленьких кузин. Проведя уже целый год в Англии вместе с дядей Ричардом и его семьей, Роб полюбила их, как любила бы родных сестер, которых у нее, увы, никогда не было.

– Я вас слушаю, тетя Келли.

– А вы слушаете? – спросила графиня, повернувшись к дочерям.

Пять маленьких девочек с готовностью кивнули, одновременно тряхнув черными как смоль локонами, точно пять одинаковых куколок одна другой меньше.

– Все, кто соберется сегодня ночью вокруг костра, получат по веточке тиса, – поучала их леди Келли. – День Всех Святых – это праздник в память о наших предках, а тисовое дерево символизирует смерть и возрождение. Эти веточки напомнят нам о связи с нашими близкими, вторые уже перешли в лучший мир. Вы понимаете?

– Да, – хором ответили девочки.

Графиня подняла взгляд на племянницу.

– А ты? – спросила она.

– Я знаю, о чем вы говорите, тетя Келли. – Роб бросила вниз несколько веточек тиса, и кузины кинулись поднимать их. Сверху она увидела дядю, идущего к ним.

– Ваш отец идет, – объявила она.

Возле клумбы появился Генри Талбот. Заметив, что вся семья собралась в дальнем уголке сада, он ленивой походкой направился к ним.

Увидев его, Роб вздохнула.

– Ах, он, наверное, самый красивый мужчина в нашем королевстве.

– Поэтому я и вышла за него замуж, – подтвердила графиня.

– Я говорю не о дяде Ричарде, – засмеялась Роб, – я имела в виду вашего брата Генри.

– Роб влюбилась! Роб влюбилась! – пропищала восьмилетняя Блис Деверо. – Роб влюбилась в Генри.

– Тише, болтушка! – шикнула на нее Роб. – Он услышит.

– Я не болтушка, – обиделась Блис.

– Зато ты ябеда, – показала сестре язык десятилетняя Блайт Деверо.

– Нельзя обзываться, – укоризненно сказала старшей дочери леди Келли.

– Да, кузина Блайт, лучше неискренний комплимент, чем грубая правда, – поддразнила ее Роб, игнорируя укоризненный взгляд тетки.

– Ну, как продвигается подготовка к празднику? – спросил граф, подходя к своему семейству.

– Прекрасно. – Графиня улыбнулась и дотронулась до живота. – Как видишь, я не стала сама влезать в этом году на дерево.

– Папа?

– Что, дочка? – Ричард Деверо посмотрел вниз на свою шестилетнюю Аврору.

– Вот, возьми, – протянула она ему веточку тиса.

– Спасибо, дорогая, – сказал он, беря ветку.

– Папа! Папа! – раздались сразу два голоса.

Ричард посмотрел сначала налево, потом направо. Рядом стояли его трехлетние близнецы: Самма и Отма.

– Как называют человека, который любит муравьев ? – спросила Самма.

– Его зовут дядя! – крикнула Отма.

Все, кроме графа, засмеялись.

– Кто это вам сказал? – требовательно спросил он.

– Дядя Генри, – в один голос ответили девочки.

Граф встал и повернулся к жене со словами:

– Скажите вашему брату, чтобы он не распространял свою испорченность на наших детей.

– Ну вот еще! – с негодованием вскричала Роб со своей ветки. – Генри вовсе не испорченный!

– Благодарю за заступничество, леди, – проговорил глуховатый голос позади графа.

Роб улыбнулась Генри Талботу, и все нежные чувства, которые она испытывала, отразились на ее лице. Заметив понимающую ухмылку на лице своего дяди, она перестала улыбаться и позвала:

– Генри, ты поможешь мне спуститься?

– С удовольствием. – Генри встал под деревом и, когда она спрыгнула, ловко поймал ее. Они стояли так близко, что тела их соприкасались.

У Роб закружилась голова, когда она очутилась в его крепких руках. Его небесно-голубые глаза гипнотизировали девушку.

Не торопясь выпускать ее, не размыкая объятий, Генри наклонился, их губы почти соприкоснулись. Но в самый последний момент Роб отвернула голову. Сердце ее бешено колотилось. Она попыталась высвободиться, хотя в душе ей этого и не хотелось. На какое-то мгновение она утратила контроль над собой.

Генри хмыкнул и слегка коснулся губами ее щеки.

– На этот раз ты уже почти сдалась мне, – поддразнил он.

– Почти не считается, – возразила Роб. Она взглянула на нахмурившегося дядю и вспыхнула от смущения.

– Папа! Папа!.. – дергала Ричарда за руку Аврора.

Он отвернулся от племянницы и шурина, которые стояли, все еще обнявшись, и посмотрел на дочку.

– Вчера я видела, как дядя Генри пытался поцеловать кузину Роб, – сказала девчушка. – Но она не позволила.

– Ну что же, пусть поведение вашей кузины Роб послужит для вас примером, – начал Ричард, обращаясь к дочкам с речью на свою излюбленную тему о вероломстве мужчин. – Все мужчины, не исключая и дядю Генри, таят в себе порочные намерения. Никогда не позволяйте им прикасаться к вам.

– Папа?

– Что, Блайт?

– Но ведь ты тоже мужчина, – заметила десятилетняя дочка. – Значит, и у тебя порочные намерения?

Генри и Роб прыснули от смеха, в то время как графиня прикрыла улыбку рукой. Граф смерил их уничтожающим взглядом, от которого Роб чуть не давилась от смеха.

– Девочки, если какой-нибудь мужчина скажет, что хочет поцеловать вас, – задал он дочкам вопрос, – что вы должны ему ответить?

– Нет, нет и нет! – хором выкрикнули пять девчушек.

Граф бросил на взрослых торжествующий взгляд, а затем спросил дочерей:

– Ну а если какой-нибудь мужчина поцеловал вас, что вы должны сделать?

– Дать ему пощечину! – закричали они.

– Папа, а дядя Одо еще говорил… – начала Блайт.

– Что он говорил?

– … дать такому мужчине коленкой по одному месту, – закончила вместо сестры Блис.

– По какому месту? – удивленно спросила Аврора.

– Это неважно, – быстро ответил граф.

– Дети, если вы хотите принять участие в ночном празднике, – вмешалась леди Келли, – вы должны хорошо выспаться днем. Миссис Эшмол ждет вас в доме.

С нежной улыбкой граф присел на корточки перед трехлетними близнецами и обнял одну правой, другую левой рукой.

– Ну, а теперь поцелуйте папу на прощанье, – сказал он.

– Нет, нет и нет! – закричали заученно обе малышки.

А леди Келли, Роб и Генри так и залились громким смехом. Нахмурившись было, граф, однако, не выдержал и, махнув рукой, засмеялся сам.

– Не хочешь ли покататься со мной верхом? – спросил Генри, поворачиваясь к Роберте.

– Я бы с удовольствием, – ответила она, – но скоро прибудет Изабель. Она собирается погостить у нас довольно долго.

– Тогда я буду ждать вас обеих на берегу, – сказал Генри.

И рука об руку они направились к реке. С минуту граф и графиня изумленно смотрели им вслед, потом озабоченно переглянулись. Граф поднял брови в немом вопросе, но леди Келли лишь пожала плечами в ответ.

– Генри вообразил, что влюблен в Роберту, – сказала она с мимолетной улыбкой. – Но заполучить ее будет нелегко, ведь для этого придется развести ее с прежним мужем.

– А твой брат знает об этом скоропалительном браке десятилетней давности?

Леди Келли пожала плечами:

– Сомневаюсь. Ее родители сейчас хлопочут о том, чтобы аннулировать этот брак, и она ждет хороших новостей из Шотландии. В конце концов, меня это не касается.

Обернувшись, они посмотрели на удалявшуюся пару. Роберта и Генри шли к причалу, тесно прижавшись друг к другу, как влюбленные. Маркиз привлек ее к себе и попытался поцеловать, но у него ничего не вышло: девушка ловко вывернулась и засмеялась.

– Отправь Генри ко двору на несколько недель, – посоветовала леди Келли, беря мужа под руку. – К тому времени, когда он вернется, мы скорее всего уже будем знать, удалось ли аннулировать брак.

– Очень мудро, дорогая, – согласился Ричард, сопровождая жену к дому.

– Когда-то ты считал, что у меня нет здравого смысла, – напомнила она.

Ричард улыбнулся:

– Было дело, но ты доказала обратное, выйдя замуж за меня.

Тем временем Роб и Генри уселись на каменной скамье возле причала. Правой рукой она держала его руку, а левую спрятала в карман. Взглянув украдкой на красавца маркиза и увидев, что он наблюдает за ней, Роберта покраснела и улыбнулась.

– Я избавила тебя от длинных дядиных нотаций, – сказала она. – Но зачем ты все время отпускаешь в присутствии его дочерей свои вульгарные шуточки? Они слишком малы, чтобы понимать их.

– Да просто так, – беспечно отозвался Генри. – Последние несколько лет Ричард просто помешан на благовоспитанности своих дочерей, и мне нравится дразнить его таким образом.

– Это жестоко с твоей стороны.

Генри фыркнул:

– До того как он женился на моей сестре, это был самый отчаянный распутник и повеса при дворе Тюдоров.

– Дядя Ричард?.. Невозможно поверить. Он кажется таким добропорядочным.

– Моя сестра остепенила его.

– И как же ей это удалось?

– Целуя его в любое время, когда он этого пожелает, – с невинным видом сказал Генри. – Старайся подражать ей во всем. А то ты глубоко ранишь мою душу, когда отворачиваешь свои губы от моих.

– Разочарования неизбежны в жизни, милорд, – сказала Роберта, искоса посмотрев на него. – Вы это переживете.

– А ты не будешь чувствовать себя виноватой, если я умру прямо у тебя на глазах? – спросил он с лукавой улыбкой.

– Ты неисправим, – засмеялась девушка. – Но я все равно не стану целовать тебя, пока не расторгнута моя прежняя помолвка. Не забывайте поговорку, милорд: тише едешь, дальше будешь.

Генри обнял ее за плечи и прижал к себе так, что она почувствовала сквозь юбки его твердое мускулистое бедро.

– Дорогая, – прошептал он обольстительно-хриплым голосом, – этими бездонными зелеными глазами ты напоминаешь мне грозу во время пикника.

Роберта иронически хмыкнула:

– А ты походишь на нетерпеливого избалованного мальчика.

Генри удивленно поднял брови:

– Почему это?

– Ты так ведешь себя!

– Ну, ладно, извини, дорогая. Давай поцелуемся и помиримся.

– Ты прощен и можешь поцеловать мне руку, – величественным жестом протянула она свою руку ему. Генри наклонился и церемонно ее поцеловал.

– Дядя Генри!

Обернувшись одновременно, они увидели, как через лужайку по направлению к ним торопливо идет Блайт.

– Дядя Генри! – крикнула она. – Папа хочет видеть вас немедленно.

Генри помахал племяннице и повернулся к Роб:

– Увы, дорогая, боюсь, что ты лишь отсрочила дядину нотацию. Проводишь меня к дому?

Роб взглянула в сторону Темзы и покачала головой. Большая барка в отдалении как раз огибала излучину реки.

– Изабель уже почти здесь.

– Я скоро вернусь, – сказал Генри, вставая со скамьи. – Вот увидишь, я попытаюсь похитить один из твоих поцелуев на празднике сегодня ночью.

– Посмотрим, – с игривой улыбкой парировала она.

Пока, взяв за руку Блайт, Генри шел обратно к усадьбе, Роб неотрывно смотрела ему вслед. С вьющимися, черными как смоль волосами и синими, как небо, глазами, маркиз Ладлоу мог вскружить голову кому угодно. Она вздохнула. Она любила его, но почему он не может понять, что, пока не будут завершены все формальности по аннулированию первого брака, ей нельзя позволять себе никаких вольностей.

– Потому что не знает, что я уже замужем, – ответила она сама себе. Чувство вины заставило сжаться ее сердце. Роберта, искренняя по натуре, все же не решалась рассказать ему правду. Ведь она не просто помолвлена, она замужем за Гордоном Кэмпбелом, а это уже очень серьезно.

Впрочем, сам Гордон Кэмпбел наверняка будет рад возможности аннулировать брак, подумала она. Если он вообще сможет припомнить, что где-то у него есть жена. За все эти годы маркиз Инверэри ни разу не

прислал ей даже какой-нибудь весточки. Покинув замок Данридж сразу после их свадьбы, он словно канул в небытие.

Отогнав эти тягостные мысли, Роберта улыбнулась про себя. Она достигла того, к чему стремилась с детства. Как и ее мать, она была теперь настоящей английской леди. Найдя счастье в Англии, она решила никогда больше не возвращаться в Хайленд.

Она вытащила из кармана левую руку и посмотрела на родимое пятно, формой напоминающее диковинный цветок. Потом погладила его. Пальцы не ощутили никакой разницы с окружающей его кожей. Но это пятно принесло ей в жизни немало неприятностей. Удивительно, что такое невинное с виду пятнышко может создать так много проблем.

– Роб!

Она обернулась на голос и тут же вскочила со скамьи с радостным криком:

– Изабель!

Лодочник помог изящной блондинке сойти на берег, и молодые женщины бросились в объятия друг друга. Невесть откуда появившийся лакей графа подхватил багаж приезжей и понес его к дому.

– Я так скучала по тебе! – воскликнула Роб.

– А я скучала еще больше, – с улыбкой сказала Изабель.

– Сегодня такой теплый день, давай посидим в саду и поболтаем, – предложила Роберта, пряча левую руку в карман. – Или ты предпочитаешь сначала отдохнуть?

– Я слишком взволнована, чтобы отдыхать, – сказала Изабель. И вдруг приказала: – А ну-ка, вынь руку из кармана.

– Но…

– Делай, что говорю.

Когда Роб неохотно сделала то, что было велено, Изабель взяла ее левую руку в свои. Бок о бок девушки направились к каменной скамье.

Смущенная тем, что подруга разглядывает ее родимое пятно, Роб неловко села рядом с ней на скамью. Ее так и подмывало выдернуть свою руку и спрятать, но она боялась обидеть подругу.

Изабель обвела пальцем шестилепестковый цветок.

– Какая необычная, загадочная и в то же время красивая родинка, – прошептала она и, подняв глаза, улыбнулась.

Тронутая ее ласковым жестом и этими словами, Роберта посмотрела на цветок удивленно. Неужели она не видит в нем знака дьявола? Неужели суеверия нисколько не властны над ней?

– Я так рада, что мы подружились, – сказала Изабель.

Слезы показались на глазах у Роберты.

– У меня… у меня никогда не было подруги, пока я не встретила тебя, – призналась она.

– И у меня, – кивнула Изабель. – Ты моя единственная настоящая подруга, единственная, с кем мне хорошо.

– Но у тебя есть сестры.

– Сводные сестры, – поправила Изабель. – Они никогда не считали меня своей настоящей сестрой.

– Они просто ревнуют, – возразила Роб, стараясь утешить подругу. – Ты очень хороша собой, а Лобелия и Руфь так некрасивы, что ими можно пугать маленьких детей.

– Нехорошо так злословить, – с лукавой улыбкой сказала Изабель. – Они просто не очень симпатичны.

– И ты еще защищаешь их! – воскликнула Роб. – Они обращаются с тобой как с прислугой. Да и твоя мачеха ничем не лучше.

Изабель пожала плечами.

– Это моя семья. Дельфиния, Лобелия и Руфь – единственные мои родственники после смерти папы.

– А как же кузен Роджер?

– Я имела в виду ближайших родственников. А Роджер… Накопив гору золота, он и думать забыл обо мне. – Заметив красивого молодого человека, приближавшегося к ним, Изабель понизила голос: – Сюда идет маркиз Ладлоу.

Роб тут же выдернула свою левую руку у подруги и сунула ее в карман. И сказала, чтобы оправдать этот резкий жест:

– Я немного замерзла. А ты?

Изабель покачала головой и с любопытством посмотрела на подругу. Потом перевела взгляд на маркиза, а затем на карман, куда Роб спрятала левую руку.

– Добро пожаловать в усадьбу Деверо, леди Изабель, – приветливо улыбнувшись, поздоровался Генри с блондинкой. И прежде чем та успела ответить, повернулся к Роберте: – Ты знаешь, твой дядя посылает меня ко двору. Так что ночью на празднике меня здесь не будет, дорогая. А как же наш праздничный поцелуй?

Роберта вспыхнула, смущенная тем, как откровенно он говорит в присутствии ее гостьи.

– Я подумаю и, возможно, поздравлю им тебя, когда ты вернешься.

Генри поднял к губам ее правую руку и, многозначительно глядя в глаза, сказал:

– Дорогая, ты сводишь меня с ума.

Изабель не выдержала и расхохоталась. Роб тоже коротко рассмеялась, а потом парировала:

– Милорд, когда я встретила вас, вы уже были сумасшедшим.

Маркиз направился к причалу. Провожая его взглядом, Роб ощутила смутное чувство облегчения. Она любила его всем сердцем, но все же хотела на некоторое время остаться здесь без него. Ей хотелось бы насладиться каждым мгновением, которое она могла провести со своей единственной подругой, и отъезд Генри давал ей такую возможность.

– Ладлоу, кажется, страдает всерьез, – заметила Изабель.

– Ах, это просто слова, – возразила Роб, все еще не отрывая взгляда от удалявшегося маркиза. – Я не стану целоваться, пока не буду свободна.

– Ты полагаешь, Кэмпбел согласится развестись? – спросила Изабель.

– Не знаю. – Роб вынула из кармана левую руку, сняла золотое кольцо, которое носила теперь на мизинце, и задумалась.

Взяв из рук подруги обручальное кольцо, Изабель полюбовалась им, а потом сказала:

– Здесь внутри что-то выгравировано.

– «Ты, и никто другой», – подсказала Роберта.

– Как романтично! – воскликнула Изабель, моментально забыв о чувствах Роб к Генри Талботу. – Маркиз Инверэри, должно быть, любит тебя. Что он говорил, когда надевал на твой палец это кольцо?

– Что-то вроде того, что я буду его дамой, и он всегда останется верен мне, – ответила Роберта. – Но это все пустые слова.

– Кэмпбел тебя обожает, – не согласилась та. – Ни один мужчина не будет говорить женщине таких вещей просто так.

Роберта ласково улыбнулась ей:

– Изабель, ты всегда видишь в людях только хорошее. За все эти годы Кэмпбел даже ни разу мне не написал.

– Возможно, он был очень занят.

– Все десять лет? – возразила она, удивленно подняв черные брови.

– Такое возможно, – задумчиво сказала Изабель. Потом мечтательно вздохнула. – «Ты, и никто другой». Да, думаю, маркиз Инверэри безумно любит тебя. Может, именно по этой причине он и не встречался с тобой. Кэмпбел не хотел вводить себя в искушение, пока ты не повзрослела. Только представь себе, Роб. Все эти долгие, долгие годы Гордон Кэмпбел оставался верным тебе…

Замок Холируд, Эдинбург

– Иди сюда. Согрей меня, – промурлыкала, нежась в постели, Лавиния Керр.

Но Гордон Кэмпбел не откликнулся на откровенно чувственное предложение. Одетый только в черные штаны и башмаки, он стоял у окна своей спальни, выходящего в Холируд-парк.

Первое утро ноября было неприветливо серым и холодным. Еще вчера пышные, расцвеченные золотом и багрянцем кроны деревьев поредели, опавшая листва усыпала потемневшие газоны и лужайки. Голые ветви чернели на фоне бледного неба.

Гордон задумчиво посмотрел на увядший осенний парк. Ветра нет, отметил он машинально. Этот хмурый осенний день был идеальным для игры в гольф с королем Яковом. Проиграть королю незаметно, вроде бы случайно, было гораздо легче в безветренный день.

– Горди, слышишь? – сказала капризным голосом Лавиния Керр. – Я замерзла.

Гордон повернул голову и лениво улыбнулся рыжеволосой женщине, лежавшей за пологом. Его последняя любовница обладала всеми качествами, которые он больше всего ценил в женщинах, – она была глупой, ограниченной и к тому же замужем за другим.

Не брать на себя никаких обязательств было правилом номер один для Гордона Кэмпбела. Он не нуждался ни в каких нежных узах, мешающих его неуемному честолюбию, и был рад, что когда-то последовал отцовскому совету и в пятнадцать лет женился на дочери Макартура. Эта женитьба избавила его от домогательств многих хорошеньких хищниц, вроде Лавинии. А если понадобится, он сумеет положить конец своей любовной связи и с этой огненно-рыжей красавицей обычным способом. Он подарит ей какую-нибудь дорогую безделушку и, дав прощальный шлепок по ее обворожительной попке, отправит подальше. К следующему любовнику, без сомнения.

– Что ты так смотришь на меня? – спросила она с кокетливой улыбкой на полных губах.

– Любуюсь самой прекрасной женщиной в Эдинбурге, – ответил Гордон. Он пересек комнату и присел на край постели.

Лавиния привстала и спустила одеяло до талии, обнажив грудь.

– У тебя есть замечательный способ это доказать, – прошептала она, проводя ладонью по его плечам, спине и груди. – Иди ко мне. Я страшно хочу тебя.

– Когда ты пришла ко мне сегодня утром, – напомнил Гордон, – я предупредил, что не могу задерживаться. Я играю в гольф с королем.

– Король не будет играть в дождь, – возразила она.

– Дождя нет, – сказал он. – А почему бы и тебе не присоединиться к нам?

– Я ненавижу гольф.

– Как жаль, – Гордон бросил на нее долгий взгляд и добавил с притворным восхищением: – Ведь у тебя прекрасные данные для игры в гольф.

– Неужели? Какие же?

– Ты умеешь широко расставлять ноги.

– Грубиян! – сказала Лавиния, вздернув нос. – А кстати, ты собираешься жениться на мне?

Гордон придвинулся поближе и слегка чмокнул ее в шею.

– Ты что же, голубушка, забыла, что замужем? С некоторых пор ты графиня Голбрайт.

– Голбрайт уже старик и долго не протянет, – возразила Лавиния. – Вызови его на дуэль, и все будет кончено.

– Такого я от тебя не ожидал, – покачал толовой Гордон, бросая на нее укоризненный взгляд. – Бесчестно вызывать на дуэль старика, который не в силах защищаться. К тому же не забывай, милочка, что у меня тоже есть жена.

– Крошка Макартур? – иронически засмеялась Лавиния. – Развяжись с ней.

Гордон открыл было рот, чтобы возразить, но тут раздался стук в дверь. Он бросил подозрительный взгляд на Лавинию – а не подстроено ли это, чтобы Голбрайт застал их вместе в постели – и не спешил ответить на стук. Его вовсе не радовала мысль убить на дуэли человека, который годился ему в деды. Пожалуй, после сегодняшней партии в гольф надо пойти присмотреть ей прощальный подарок.

– Горди? Ты здесь? – Он узнал голос друга, Мунго Маккинона.

– Это твой кузен. Накройся, – сказал Гордон Лавинии. И позвал: – Входи, Мунго.

Дверь открылась, и, держа в правой руке сумку с клюшками для гольфа, Маккинон вошел в комнату. У него были очень светлые волосы и глубоко посаженные голубые глаза. Худощавый, он на добрых шесть дюймов был ниже Гордона. Прислонив к стене сумку с клюшками, он ухмыльнулся, глядя на Лавинию.

– Как поживает твой муж?

– Как всегда, скрипит понемногу.

– А ты готов? – спросил Мунго у Гордона. – Мы не можем заставлять ждать его величество.

Поднявшись со своего места на краю постели, Гордон надел рубашку и потянулся за кожаной курткой.

– Я приглашал Лавинию присоединиться к нам, – сказал он, и его серые глаза насмешливо блеснули. – Но она…

Лавиния кинула в него подушкой, и от этого движения одеяло соскользнуло вниз, обнажив ее белые полные груди. Залившись очаровательным румянцем, она притянула одеяло к себе.

Двое мужчин расхохотались над ее смущением, но настойчивый стук в дверь тут же прервал их смех.

Пока Мунго торопливо задергивал полог кровати, чтобы скрыть свою кузину, Гордон пересек комнату и резко распахнул дверь. На пороге стоял человек, одетый в черную с зеленым ливрею слуги дома Кэмпбелов.

Узнав маркиза Инверэри, посыльный протянул скрепленный печатью пергамент со словами:

– От его светлости.

– Я вернусь домой сегодня днем, – сказал Гордон, принимая послание. – Увидимся там позднее, если мне понадобится передать ответ.

Посыльный поклонился и вышел.

Гордон закрыл дверь и прислонился к ней, готовясь сломать восковую печать на письме.

– Какие новости из Арджила? – спросила Лавиния, выглядывая из-за полога кровати.

Подавив улыбку, Гордон посмотрел на друга. Мунго лишь округлил глаза, удивленный любопытством кузины.

Гордон распечатал послание и, отвернувшись, начал читать. Он давно ожидал этого приказа, но, увидев его написанным, был порядком ошеломлен: неужели десять лет пролетели так быстро? И глазом не успел моргнуть.

Он попытался представить себе свою жену такой, какой она должна быть сейчас: взрослой женщиной, возможно, высокой и статной. Но видел лишь восьмилетнюю девочку-ангела с шелковыми волосами, который боялся чудовища, живущего под кроватью. Как выглядит сейчас Роб Макартур, спросил он себя? Действительно ли она стала красавицей, как можно было ожидать?

– Не видно, чтобы ты обрадовался, – заметила Лавиния, глядя на него. – Плохие вести?

– Моя жена Макартур выросла и стала взрослой, – сказал он. – Отец приказывает мне привезти ее.

– Ты не можешь бросить меня! – вскричала Лавиния. – Кузен, скажи ему, уговори его.

– Ливи, он должен выполнить приказ отца, – возразил Мунго, пожав плечами.

– Раз ты не выполнял еще свой супружеский долг, ты можешь расторгнуть этот брак, Гордон, – сказала Лавиния, зябко кутаясь в одеяло.

– Нет, не могу, – ответил он. – Это привело бы к разрыву между нашими семьями.

– Почему? Ты же никогда не любил ее, – заявила Лавиния.

Да, Роберта имела на это право, подумал Гордон, хоть он и не любил ее. Ведь он считал, что любовь существует для женщин и… дураков.

Он подошел и ласково притянул Лавинию к себе.

– Ливи, любовь не имеет ничего общего с браком. Ты же знаешь это, как никто другой.

– Ты обещал, что будешь сопровождать меня на королевский бал-маскарад завтра вечером, – закапризничал а она.

– Ну, конечно. Ты что же, вообразила, что я тут же вскочу на коня и помчусь в Хайленд? – спросил Гордон. – Дочь Макартура ждала десять лет. Подождет еще пару дней.

Лавиния улыбнулась и обвила руками его шею.

– Значит, ты покинешь меня с разбитым сердцем уже через два дня?

Ее нежный обольстительный аромат подействовал на Гордона возбуждающе. Пытаясь устоять против ее уловок, он отодвинулся и выпустил ее из объятий.

– Черт побери, Ливи. Не цепляйся так за меня, – проворчал он. – Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда сковывают мою свободу.

Услышав это, Мунго разразился смехом. Гордон Кэмпбел был единственным мужчиной, у которого хватало силы воли противостоять чарам его прекрасной кузины.

Прекрасная даже в своем гневе, Лавиния повернулась к нему:

– Смеешься над моим горем?

Мысль, что у Лавинии может разбиться сердце из-за мужчины, заставила и самого Гордона громко фыркнуть. Лавиния обернулась и подняла руку, чтобы дать ему пощечину. Но Гордон оказался проворней. Он схватил ее за запястье, притянул к себе и приник к ней поцелуем, который сразу же ее успокоил.

– Не сходи с ума, – прошептал ей Гордон одними губами. – Я только отвезу малышку в замок Инверэри и тут же вернусь в Эдинбург.

Лицо Лавинии прояснилось, и она улыбнулась ему. – Как только я уйду, проскользни незаметно в свою комнату, – приказал Гордон. – Оденься и приготовься пройтись по модным лавкам к тому времени, когда я вернусь.

– По модным лавкам? – заинтересованно повторила Лавиния.

Гордон улыбнулся:

– Да, моя милая. Я куплю тебе что-нибудь особенное.

С этими словами он взял сумку для гольфа и махнул другу рукой.

– Пожалуй, я поеду с тобой, – сказал Мунго, когда они вышли за порог.

– Я думал, ты терпеть не можешь Макартуров, – возразил Гордон.

– Да, но мои эдинбургские кредиторы ходят за мной по пятам, и в данный момент Макартуры представляются мне куда меньшим злом.

Смех Гордона резко оборвался, когда что-то тяжелое ударилось в дверь, которая закрылась за ними. Мужчины остановились и взглянули друг на друга.

– Лавиния изливает свою злость, – сказал Мунго меланхолически. – Ведь титул, которого она сама домогается, достанется крошке Макартур.

Гордон беззаботно пожал плечами:

– Лавиния это переживет. Насколько я знаю эту женщину, ее сердце не так-то просто разбить.

И, закинув за плечи свои сумки для гольфа, двое мужчин зашагали дальше по коридору.

– Я отправлюсь в Арджил утром, – сообщил Гордон другу. – Будь готов на рассвете, если не передумаешь сопровождать меня.

Мунго с удивлением посмотрел на него:

– Ты же сказал Лавинии…

– Ливи узнает об этом, только когда я уеду. – Гордон подмигнул другу и добавил: – Подарок, который я сегодня куплю, послужит ей утешением… Ах, черт, впереди еще одна, теперь уже двойная, доза неприятностей.

Мунго обернулся. Навстречу им плыли леди Армстронг и леди Элиот. Заметив мужчин, они приветливо заулыбались.

– Доброе утро, леди, – приветствовал Гордон двух своих бывших любовниц. И одарил их одной из своих обаятельных улыбок.

– Вы будете завтра вечером на королевском маскараде? – спросила леди Элиот, обращаясь к Мунго.

– Утром мы уезжаем из Эдинбурга, – вмешался Гордон.

– Бедняжка Лавиния будет так разочарована, – заметила леди Армстронг с фальшивой ноткой в голосе.

– Черт с ней, с Лавинией, – насмешливо бросила леди Элиот, все еще не сводя с Мунго приглашающего взгляда. – Я буду больше разочарована.

– У нас встреча с его величеством, и мы не хотим заставлять его ждать, – сказал Гордон, дергая друга за рукав. – Так что извините нас, леди.

– Зачем ты это сделал? – спросил Мунго, когда они пошли дальше по коридору. – Леди Элиот, кажется, заинтересовалась мной.

– Леди Элиот замужем, – напомнил ему Гордон.

– Гм, но ты-то спал с ней, – возразил Мунго. – Тогда ее замужество тебя не беспокоило.

– Замужние любовницы – это дорогое удовольствие, – наставительно заметил ему Гордон. – Спать с чужими женами – значит зря тратить свое время и силы. Тебе нужно поухаживать за какой-нибудь богатой наследницей.

– А как я это сделаю, если у меня никого нет на примете? – спросил Мунго.

– Для начала говори всем женщинам подряд то, что они хотят услышать, – посоветовал Гордон. – Говори красивой женщине, что она умна, а умной – что она красива.

– А если она и красива и умна?

– Шпарь по обоим направлениям, друг мой, – отвечал Гордон. – Действовать так – значит дать женщинам то, что они втайне желают, и тогда они пойдут за тобой, как на поводке, куда ты их поведешь. Точно так же надо действовать и с королем.

Мунго бросил на друга насмешливый взгляд:

– Значит, правду говорят люди.

– А что они говорят?

– Что среди Кэмпбелов мошенников больше, чем в других кланах честных людей.

Гордон ухмыльнулся:

– Благодарю за столь лестную оценку. – Он протянул руку и дружески обнял приятеля за плечи. – Ты слышал историю о том, как преподобный Джон Нокс играл в гольф в воскресенье, хотя сам же и запретил это?

Мунго отрицательно покачал головой.

– В одно прекрасное воскресное утро этот добродетельный реформатор уединился, чтобы тайком поиграть в гольф, – рассказывал Гордон. – Бог увидел, чем этот лицемер занимается, и наказал его, сделав так, что тот одним ударом послал мяч прямо в лунку.

– Но это же не наказание, – удивленно заметил Мунго.

– Странно, что ты это говоришь, – ответил Гордон, искоса взглянув на друга. – Святой Петр сказал те же самые слова. Но бог поднял на святого Петра одну бровь и возразил: «Как это не наказание? А кому он сможет рассказать об этом?»

Мунго хмыкнул:

– Ну и поделом этому ублюдку. Мой дядя говорил, что воскресенье было самым лучшим днем недели, пока Джон Нокс не распорядился им по-своему.

Гордон громко расхохотался:

– Мой отец говорил то же самое… Но давай-ка поспешим, а то его величество нас заждался. Смекаешь, чем это пахнет?

– Да. Он выиграет больше денег, чем я могу позволить себе проиграть.

Торопясь на встречу с королем. Гордон и Мунго ускорили шаг. Но за углом они едва не столкнулись с кем-то, кто огибал этот угол с противоположной стороны. В тусклом свете коридора мужчина казался более мрачным и зловещим, чем сам Люцифер.

– Ого, мне чертовски повезло, – сказал незнакомец, улыбнувшись маркизу. – Я нашел вас без особых хлопот.

«Человек из клана Макартуров, – подумал Гордон, заметив на нем одежду в зеленую и черную клетку с желтой полосой. – Приехал сказать мне, что моя женушка выросла». Приглядевшись к незнакомцу, он понял, что перед ним Даб Макартур, один из его шуринов.

Даб Макартур был мужчина шести футов росту, мощного телосложения, с темными волосами и непроницаемыми черными, как безлунная ночь, глазами. Его широкая улыбка не столько располагала, сколько настораживала. В свои двадцать пять он очень походил на отца в молодости.

– Здравствуй, кузен Даб, – сказал Гордон, улыбаясь в ответ. – Что привело тебя в Холируд?

– Сейчас узнаешь.

Гордон удивленно поднял на него брови. Он повернулся, чтобы представить своего спутника, но запнулся, заметив холодную ненависть, сверкнувшую в голубых глазах друга при взгляде на Даба. Почему Маккинон питает такую сильную неприязнь к Макартурам? Это не сулило ничего хорошего их давней и крепкой дружбе. Ведь, в конце концов, его малолетняя жена была единственной дочерью главы клана Макартуров.

Отогнав эти мысли, он вновь изобразил на лице приветливую улыбку и проговорил:

– Познакомься с Мунго Маккиноном, одним из моих ближайших друзей.

– А вы, случайно, не родственник моей кузины Гленды?

– Ее мать, Антония, была сестрой моего покойного отца, – ответил Мунго.

Даб дружески протянул ему руку со словами:

– В таком случае, мне вдвойне приятно познакомиться с вами.

Мунго заколебался, переведя взгляд с глаз Макартура на его протянутую руку. И наконец ответил на рукопожатие, но улыбка так и не коснулась его лица.

– Мы опаздываем на партию в гольф с королем, – сказал Дабу Гордон. – Пошли с нами, я представлю тебя ему. Мы можем поговорить по дороге.

Идя дальше по коридору, Гордон бросил на своего родственника быстрый взгляд. Когда же в ответ Даб широко ухмыльнулся, Гордон неожиданно испытал неприятное чувство, что, возможно, он посмешище в его глазах.

– Удивительно, что ты приехал в Эдинбург именно сегодня, – заметил Гордон. – Мы с Мунго собирались завтра ехать в замок Данридж. Я хочу отвезти свою жену в Инверэри.

– Можешь не беспокоиться, зять, – Даб пристально посмотрел на него. – Твоей жены в Данридже нет.

Гордон резко остановился.

– Как?.. Что ты имеешь в виду? – спросил он обескураженно. – Она что, умерла?

– Роб в Англии, – сообщил ему Даб с ухмылкой. – Она с прошлого года гостит у дяди Ричарда.

– Ты имеешь в виду графа Басилдона? – сказал Гордон.

– Английского царя Мидаса? – воскликнул Мунго, явно заинтересованный.

– Да, – ответил Даб.

– И когда же она должна вернуться домой? – спросил Гордон, довольный этой неожиданной отсрочкой начала своей семейной повинности.

Даб заколебался. Он стрельнул взглядом в сторону светловолосого Мунго и попросил:

– Пускай твой приятель идет вперед, а мы поговорим об этом наедине.

– Мы можем разговаривать и в присутствии Мунго, – сказал Гордон. – Только давай побыстрее. Мы и так уже заставляем короля слишком долго ждать.

Пропустив мимо ушей эту явную неучтивость своего родственника, Даб кивнул головой и улыбнулся:

– Роберта хотела бы остаться в Англии и желает расторгнуть брак.

Мунго отреагировал первым. Он внезапно захохотал, но брошенный в его сторону взгляд удивленного маркиза заставил Мунго оборвать смех.

– Что? Она хочет порвать со мной? – воскликнул Гордон, думая, что ослышался. Ни одна женщина еще не отказывала ему, и отказ этой дурочки Макартур был унизительнее всего.

Даб усмехнулся и кивнул:

– Так и есть. Ты попал в самую точку, кузен.

– Я этого не допущу, – заявил Гордон, непреклонной решимостью маскируя свою растерянность. – Скажи своему отцу, чтоб велел ей возвращаться домой.

– Ну вот еще, – недовольно пробормотал Даб. – Роберта твоя жена. Если она тебе нужна, сам за ней и поезжай.

– И что же, граф одобряет ее отказ? – спросил Гордон.

– Я этого не говорил, – возразил Даб. – Мы, Макартуры, не слышали от тебя ни звука за десять лет. Как могли мы догадаться о твоих намерениях? Вот причина, по которой я здесь.

Гордон почувствовал, что краснеет, но тут же нашелся, сказав:

– Меня послали ко двору ради блага всего нашего клана. – Он повернулся к другу и спросил: – Хочешь отправиться со мной в Англию?

Мунго кивнул.

– Возможно, у короля будут послания для своих представителей.

– Я тоже мог поехать с тобой, – предложил Даб. – Мне всегда удавалось урезонить младшую сестренку.

Тряхнув головой, Гордон усмехнулся:

– Ну что же, пусть это будет последнее приключение в моей холостой жизни. Едем к этим английским дьяволам.

– Моя дорогая матушка родом из Англии, – напомнил им Даб. – И англичане не дьяволы, Горди, она такие же люди.

– Только дьяволы способны столкнуть с пути истинного невинную девушку и отвратить ее целомудренный взор от богом данного ей мужа, – напыщенно возразил Гордон.

– Возможно, этот муж и сам ничего не сделал, чтобы сохранить любовь своей супруги, – с непринужденной улыбкой заметил Даб.

Мунго фыркнул, заслужив еще один рассерженный взгляд задетого за живое маркиза.

– В чем бы ни была причина непокорности моей жены, – сказал Гордон, – я намерен направить ее на истинный путь.

2

-Будь что будет, но я решила рассказать Генри всю правду, – объявила Роберта. И, заметив сомнение на лице подруги, быстро добавила: – Клянусь, я это сделаю, как только он вернется сюда.

– Ты думаешь, это разумно? – спросила Изабель. – Ты ведь скрывала, что замужем, и это может рассердить его.

– Ну что ж, – сказала Роберта, пожав плечами. – Если Генри и вправду любит меня, он будет рад моему желанию добиться развода, как наиболее благоприятного выхода для всех нас.

– Я буду рядом на всякий случай, – пообещала Изабель, беря Роберту за руку.

– Как мне повезло, что ты со мной, – сказала Роберта, улыбаясь своей единственной

подруге. – Что бы я делала без тебя?

– Мне тоже повезло, – ответила Изабель, улыбаясь в ответ. – А когда, по-твоему, Генри вернется?

– Не знаю, – пожала плечами Роберта. – Надеюсь, что он будет дома к ночному празднику.

Разговаривая, подруги прогуливались по саду графа Басилдона, наслаждаясь погожим, хоть и прохладным деньком. Внешне очень разные, они как бы дополняли друг друга, словно две драгоценности – красивые и по отдельности, но особенно прекрасные вместе, когда оттеняли красоту друг друга. Обе невысокие, но стройные, они были сходны изящными фигурами, а черные как смоль волосы и изумрудные глаза Роберты составляли замечательный контраст золотистым локонам и небесно-голубым глазам Изабель.

Только что выпавший пушистый белый снег приглушал звук их шагов. Несколько снегирей слетелось на усеянные сочными ягодами ветви рябины, а корольки, которых так редко увидишь летом, красовались на верхушках берез. Слабый запах дыма чувствовался в кристально чистом воздухе.

– Тетя говорит, что по уэльскому обычаю положено целоваться под рождественской омелой, – сказала Роберта подруге. – И я решила позволить Генри один поцелуй.

– Келли немного язычница, не так ли? – с мягкой улыбкой спросила Изабель. – Кстати, твой дядя, похоже, в прекрасном настроении по случаю рождения шестой дочери.

– Тетя уверяет, что следующим непременно будет мальчик, – возразила Роберта. – Вот почему они назвали новорожденную Хоуп .

– Откуда она может знать, что у нее будет еще ребенок?

Роберта пожала плечами:

– Пока что она в этом не ошибалась… Ой!

– Ой! – вскрикнула и Изабель.

Что-то ударило им в спину, и обе девушки повернулись, когда по ним ударил второй залп снежков. Веселый смех маленьких девочек достиг их ушей.

– А мы вас подслушали, – закричала десятилетняя Блайт, появившись из-за живой изгороди.

Восьмилетняя Блис, таща за собой двойняшек, вышла из-за изгороди и спросила:

– Вы поиграете с нами?

– Пожалуйста! – хором взмолились Самма и Отма.

– Пожалуйста!.. – добавила и шестилетняя Аврора.

– У меня такое чувство, будто кто-то за нами подглядывает, – передернув плечами, вдруг сказала Роберта. – Пойдем отсюда.

Стоя рядом с ней, Изабель засмеялась, когда пять девочек Деверо бросились к ним.

– Мне тоже кажется, что кто-то наблюдает за нами, – сказала она.

– Ну-ка посмотрим. – Роберта оглянулась кругом, но не заметила никого, кто мог бы за ними наблюдать. Хотя неприятное чувство осталось.

– Сегодня вечером мы будем отмечать день рождения бабушки Талбот, – объявила Аврора, подбежав к ним.

– Мама сказала, что мы тоже будем с вами, – добавила Блайт, – если выспимся днем.

– Мы можем съесть весь пудинг, если захотим, – сказала Блис.

– И яблоки, и орехи, – с детской непосредственностью закричали Самма и Отма, рассмешив всех.

– Как вы думаете, меня кто-нибудь пригласит танцевать? – спросила Блайт, на личике которой застыли надежда и страх.

Роберта заметила тревожное выражение лица своей маленькой кузины:

– А тебе хочется танцевать?

Блайт кивнула и, краснея, призналась:

– С Роджером Дебре.

– Он же старый, – вмешалась Блис.

– И вовсе нет, – заспорила Блайт, поворачиваясь к сестре.

– Он ведь…

– Нет!

– В двадцать два года Роджера Дебре едва ли можно назвать старым, – вмешалась Роберта в их спор. И добавила, улыбнувшись девочке: – Я уверена, что он пригласит тебя на танец.

– А что, если слепить снеговика? – предложила Изабель, пряча улыбку.

– Еще мало снега, – с сожалением сказала Блис.

– Пошли туда, – Роберта махнула рукой в сторону дальнего уголка сада, где лежал еще нетронутый снег. – Я вам покажу что-то интересное.

Найдя участок рыхлого и достаточно глубокого снега, Роберта вынула из кармана левую руку, запахнула плотнее плащ и упала навзничь на снег. Потом слегка провела раскинутыми руками по нему вверх, к голове, и обратно, и осторожно поднялась, стараясь не повредить отпечаток. Встав, она кивнула девочкам, чтобы те подошли поближе.

– Что это такое? – спросила Аврора, разглядывая отпечаток на снегу.

Роберта открыла было рот, чтобы объяснить, но вдруг остановилась и нахмурилась: какое-то необъяснимое чувство, что за ними наблюдают, снова охватило ее.

– Так ты скажешь нам или нет? – потребовала Блис, дергая ее за рукав.

– А как вы сами думаете? – спросила Роберта, подавляя в себе настойчивое желание быстро оглянуться через плечо, чтобы захватить врасплох того, кто за ними подглядывает.

– Это ангел, – ответила Блайт.

Роберта улыбнулась:

– Правильно.

– Я тоже хочу сделать ангела, – потребовала Самма.

– И я, – сказала Отма.

– Хорошо. Мы с Изабель вас научим, – согласилась Роберта. – Идите сюда, здесь снег еще не истоптан. А теперь поплотнее запахните свои накидки…

Из высокого стрельчатого окна кабинета графа Басилдона пара пронзительных серых глаз внимательно наблюдала за тем, как две молодые девушки играют в саду с детьми.

Сосредоточив взгляд на миниатюрной черноволосой девушке – своей жене, Гордон Кэмпбел не мог на таком расстоянии ясно разглядеть ее черты, но отчетливо увидел изумрудно-зеленые глаза, те самые, которые с удивлением смотрели на него некогда с хорошенького лица ангелоподобной восьмилетней девочки. В самом ли деле она стала красавицей, как думалось тогда?

Где-то за его спиной Мунго говорил графу Басилдону:

– Я очень польщен знакомством с вами, милорд. Молва о вас дошла уже и до Шотландии.

Гордон усмехнулся про себя. Его приятелю Мунго никогда не удавалось забыть о богатстве человека, чтобы оценить, чего он стоит сам по себе. Характерная черта бедного человека, на которого деньги действуют завораживающе.

Почувствовав, как кто-то встал рядом с ним. Гордон взглянул налево и увидел, что Даб Макартур молча протягивает ему стакан виски. Взяв его, Гордон сделал большой глоток и тут же закашлялся, когда жгучая жидкость опалила его изнутри.

– Ну и крепость! – наконец выговорил он.

– Это подарок отца Даба, – с непринужденной улыбкой сказал граф Ричард. – Знаешь, я никогда не понимал, что находит Йен в этой стране, пока не познакомился с моей женой.

Трое молодых людей понимающе улыбнулись. Очевидно, англичанки так же склонны создавать мужчинам проблемы, как и представительницы их пола в Шотландии.

Даб показал в окно и спросил:

– А кто эта блондинка?

– Изабель Дебре, кузина одного из моих хороших друзей, – ответил граф Ричард. Он встал справа от Гордона и тоже выглянул в окно. – О, они с Робертой очень дружны.

– Странно, – пробормотал Даб.

Гордон повернул голову к своему шурину.

– А что в этом странного? – спросил он.

– Не могу припомнить, чтобы Роберта имела подруг, – рассеянно ответил тот, бросая заинтересованный взгляд на светловолосую красавицу, шедшую рядом с его сестрой. – Сколько ни вспоминаю ее, всегда вижу, как она гуляет по саду только с матерью.

– У всех есть друзья, – насмешливо сказал Гордон, снова взглянув в окно. – А кто эти маленькие девочки?

– Мои дочери, – ответил граф.

Не скрывая изумления, Гордон повернулся к нему и переспросил:

– У вас пять дочерей?

– Шесть, – усмехнулся граф Ричард. – Но крохе Хоуп еще только десять дней от роду, и она слишком мала, чтобы гулять с сестрами в саду.

– Хотели бы сына? Все еще впереди, – сказал Гордон, бросая на графа взгляд, полный сочувствия.

Даб и Мунго согласно кивнули. Граф Ричард улыбнулся и собрался было им ответить, но тут дверь открылась, и это отвлекло его внимание.

– Милорд, барка готова в путь, – сообщил Дженингс, дворецкий графа.

– Моя барка доставит вас по реке прямо в Хэмптон-Корт, где сейчас находится двор, – сказал граф, обращаясь к Мунго. – Это самый короткий путь. И, разумеется, мой шкипер останется там, если вы пожелаете.

– Благодарю вас, милорд, – ответил Мунго и повернулся к Дабу: – Ты поедешь со мной?

Даб бросил взгляд в окно на подругу своей сестры и отрицательно покачал головой.

– Меня интересует эта английская роза в саду, – ответил он. – Пожалуй, я останусь здесь на несколько дней.

– Зачем тратить время с одним симпатичным цветком? – возразил Мунго. – При дворе их можно найти целую дюжину.

Гордон быстро повернул голову и бросил на друга недоумевающий взгляд. По дороге в Англию он убедился, что Мунго терпеть не мог Даба. И вдруг зачем-то зовет его с собой.

– А я все же рискну, – с улыбкой сказал Даб. – Если же разочаруюсь, то через несколько дней встретимся при дворе.

– Как хочешь. – Мунго вслед за Дженингсом вышел из кабинета.

– Ну что, послать мне за Робертой? – спросил граф Ричард у Гордона.

– Они так очаровательно играют на снегу, – ответил тот, не сводя взгляда с жены. – Она, конечно, воспротивится, когда я велю ей собирать свои вещи.

– У тебя есть время, чтобы ее убедить, – сказал Даб. И, посмотрев на графа, добавил: – Мы остановимся рядом с Дауджер-хауз.

– Графиня и я устраиваем сегодня вечером прием по случаю дня рождения моей тещи, – сказал им граф Ричард. – Разумеется, вы оба приглашены, и Гордон сможет поухаживать за Робертой сегодня вечером.

– Ухаживать за собственной женой? – Это предложение удивило Гордона. – Вы, должно быть, шутите.

– Роберта желает остаться в Англии. Она и мой молодой шурин… – Тут граф Ричард осекся, оставив невысказанным то, что намеревался сообщить. Вместо этого он улыбнулся и добавил: – Послушайся совета. Твоя супружеская жизнь будет спокойной и мирной, если ты не приказом, а мягким убеждением заставишь мою племянницу следовать твоей воле.

Гордон ничего не ответил. Он смотрел в окно на свою юную жену и раздумывал над советом графа. Он вовсе не спешил обратно в Шотландию, поскольку путешествие в это время года было довольно опасным, особенно в горах. Что за беда, если придется немного и поухаживать за собственной женой, чтобы сделать ее податливой и нежной? Ведь гораздо приятнее возвращаться домой в Арджил с женщиной, которая любит его или хотя бы испытывает привязанность. А тащить строптивую, упирающуюся супругу через всю Англию и Шотландию – не слишком-то привлекательная перспектива.

Стоя рядом с ним, Даб Макартур поинтересовался:

– А девица Дебре тоже будет на вашем празднике?

– Изабель – гостья Роберты до конца года, – ответил граф.

– Сделайте одолжение, – обратился к нему Гордон, – не говорите Роберте о моем приезде. Я предпочитаю встретиться с ней так, чтобы она не знала, кто я такой.

– Как пожелаешь.

– А чем они занимаются там сейчас? – недоуменно спросил Гордон.

Граф Ричард проследил за его взглядом и улыбнулся:

– Они делают ангелов на снегу.

– Боже ты мой! – обескураженно прошептала Роберта, разглядывая себя в зеркало. На ней было изысканное темно-красное с золотом парчовое платье с длинными узкими рукавами, которые доходили до запястий. Хотя она никогда еще не выглядела такой красивой и нарядной, Роберта видела сейчас только этот злополучный «дьявольский цветок», красовавшийся на тыльной стороне ее левой руки. Как ни натягивала она левый рукав, он не закрывал родимого пятна.

Почему именно мне, горестно подумала она. Разве не мог господь наградить этим отличительным знаком какую-нибудь другую женщину? Или кого-нибудь из ее братьев?

Роберта вздохнула и тут же почувствовала угрызения совести. Пожелать такое кому-нибудь было тяжким грехом. Она отнюдь не стремилась иметь безупречную внешность, пусть бы даже она была длинноносой или толстой. Никого ведь не удивляют полные женщины. Никто не осеняет себя крестным знамением, когда такая женщина проходит мимо. За какие же грехи ей такое несчастье? И ведь этот изъян никак не скрыть. Ну почему он на таком видном месте?

Разглядывая себя в зеркале, она попробовала спрятать левую руку в складках юбки. Как плохо, что у этого проклятого платья нет карманов. Да, танцевать ей определенно не придется. Если рядом с ней не будет Генри, она не рискнет выставлять свой позор на глаза всей лондонской знати.

Дверь открылась, и Роберта отвернулась от зеркала. В комнату ворвалась музыка из большого зала; звуки ее донеслись сюда, словно нежная песня соловья.

– Изабель сказала, что вы встретитесь в зале, – объявила Блайт, входя в комнату вместе с Блис.

Роберта улыбнулась девочкам, таким хорошеньким в своих одинаковых платьицах из розового бархата.

– Вы мне напоминаете бутоны розы, – похвалила она.

– Ты тоже красивая, – вернула ей комплимент Блайт.

– Как плохо, что дяди Генри здесь нет, чтобы полюбоваться, – добавила Блис. – Ты, может, никогда не будешь выглядеть такой красивой снова. То есть я имею в виду…

– Мы понимаем, что ты имеешь в виду, – прервала Блайт.

– Я выгляжу как ведьма, затесавшаяся среди людей, – в отчаянии заявила Роберта со слезами разочарования на глазах. – В этом платье я не могу скрыть родимое пятно на руке. А многие люди верят, что это отметина дьявола.

– Эти люди глупые, – выпалила Блис. – Не обижайся на них, Роб.

– Я и не обижаюсь.

– Дьявола не существует, – сообщила Блайт. – Так мама говорит, а она все знает.

– Да, – подтвердила Блис, тряхнув головой.

– Существует дьявол или нет, это неважно, – сказала Роберта. – Главное, что люди думают так, и, значит, я для них – злая фея.

Блис покачала головой:

– Это правда, только если ты сама так думаешь.

Роберта в удивлении уставилась на свою маленькую кузину, поражаясь мудрости ее слов.

– Как это пришло тебе в голову?

– В момент твоего создания великая Мать-богиня коснулась тебя своей благословенной рукой, – сказала ей Блайт. – Я бы сама хотела носить ее цветок.

– И я тоже, – добавила Блис.

– Дорогие мои кузины, как я люблю вас, – сказала Роберта, чье унылое настроение сразу улетучилось. – Только не говорите такого в присутствии тех, кто этого не поймет.

– И не будем, – дружно подтвердили они.

– Роберта? – Блайт поколебалась, покусывая нижнюю губу, прежде чем решилась продолжать. – Ты в самом деле думаешь, что Роджер Дебре пригласит меня танцевать?

– Она хочет выйти за него замуж, – объявила Блис, округлив глаза.

– Я уверена, что лорд Роджер найдет тебя неотразимо привлекательной, – заверила Роберта десятилетнюю девочку, – Давайте спустимся в зал и посмотрим, может, он приехал?

Встав по обеим сторонам от нее, девочки чинно подали ей руки. Втроем они вышли из спальни и пошли по коридору.

– Как жаль, что дядя Рональд и тетя Моргана не смогли приехать из Уэльса, – заметила Блис, когда они спускались по лестнице в вестибюль. – Я люблю слушать, как они спорят.

Роберта и Блайт весело переглянулись, а Блис засмеялась. Подойдя к дверям зала, обе сестры тут же бросились внутрь, чтобы поздороваться с гостями, а Роберта остановилась у входа, спрятав левую руку.

Расположенные в противоположных концах зала два гигантских камина, треща дровами, согревали воздух. Пламя десятков факелов бросало резкие пляшущие тени на стены. В дальнем конце зала возвышался главный стол. Там на почетном месте сидела виновница торжества леди Даун вместе с герцогом Робертом. Рядом с ними расположились дядя Ричард и тетя Келли.

Оркестр, составленный из лучших лондонских музыкантов, заиграл гальярду , и гости начали танцы.

По периметру зала были расположены длинные столы, заставленные разнообразными яствами, начиная от жареного мяса и дичи и кончая сладкими пирогами, сырами, яблоками, орехами и огромным количеством красного вина.

Призвав на помощь всю свою хитрость и еще раз удостоверившись, что ее левая рука скрыта в складках юбки, Роберта приблизилась к толпе знатных гостей. Но, пройдя по залу всего десять шагов, она остановилась с тягостным чувством, что кто-то за ней следит. С притворным равнодушием она огляделась кругом, но не заметила никого, кто обращал бы на нее особенное внимание.

Огибая танцующих, девушка направилась к главному столу. По дороге она увидела Роджера Дебре, пригласившего леди Дарнел, и тут же скользнула взглядом к Блайт. Хорошенькое личико девочки выражало такое откровенное разочарование, что Роберта решила непременно поговорить с лордом Роджером, как только кончится танец.

Подойдя к главному столу, она вдруг увидела брата, разговаривающего с дядей. Радостная улыбка озарила ее лицо.

– Даб, – воскликнула она и, забыв про свою руку с пятном, бросилась в объятия старшего брата.

– А ты выросла и похорошела, – сказал Даб, улыбаясь ей сверху вниз.

– Ты привез новости о расторжении моего брака? – спросила Роберта, проигнорировав его комплимент.

– Все новости утром, – сказал он ей.

– Плохие или хорошие? – настаивала она, дергая его за рукав. – Скажи хотя бы это.

– Интересные, – поддразнил ее Даб, и лукавство блеснуло в его темных глазах. – А ты ведешь себя невоспитанно, сестренка.

– Извините, пожалуйста. Поздравляю вас с днем рождения, ваша светлость.

– Спасибо, дорогая, – ответила герцогиня Ладлоу.

Роберта хотела было заговорить с остальными, но тут снова с досадой ощутила, что за ней наблюдают. Она накрыла левую руку правой и обвела внимательным взглядом танцующих, но не увидела того, кто за ней следил. Однако ей удалось поймать взгляд Роджера Дебре, кивнуть ему и многозначительно показать глазами на маленькую кузину.

Роджер понимающе кивнул ей в ответ и, когда минуту спустя музыка кончилась, покинул леди Дарнел и остановился перед Блайт.

– Миледи, как я счастлив видеть вас сегодня вечером, – сказал он, низко склонившись над ее ручкой.

– Очень мило с вашей стороны заметить мое скромное присутствие, – чинно ответила Блайт, и щеки ее залились румянцем.

Лорд Роджер одарил девочку своей самой обаятельной улыбкой и, кивнув в сторону танцующих, спросил:

– Не окажете ли вы мне честь станцевать со мной павану ?

Ответная улыбка Блайт могла бы осветить целый дворец.

– Я буду в восторге, – сказала она, подавая ему руку.

Довольная собой, Роберта наблюдала, как Роджер ведет Блайт к кругу танцующих. Потом повернулась к брату и спросила:

– А Росс и Джеми с тобой?

– Нет.

– Ты приехал в Лондон один?

Даб отрицательно покачал головой.

– В Эдинбурге мне повезло встретиться с двумя друзьями, которые направлялись в Англию. Один из них отправился в Хэмптон-Корт, ко двору, а другой остался со мной и вскоре появится здесь.

Роберта кивнула. Внешне она казалась спокойной, но каждый нерв ее трепетал от волнения. Она знала, что единственной целью поездки брата в Эдинбург были хлопоты о расторжении брака. А это означало только одно: что жизнь ее должна круто измениться, и предстоящие перемены пугали ее.

– Утром я видел, как ты гуляла в саду, – сказал ей Даб. – Мне бы хотелось познакомиться с твоей подругой. Где она?

Роберта даже не расслышала вопроса брата. То же странное ощущение, что за ней наблюдают, опять нахлынуло на нее. Инстинктивно она спрятала левую руку в складках юбки и принялась разглядывать зал.

И тут она увидела его.

Скрестив руки на груди, он стоял в небрежной позе у стены напротив и, не таясь, пристально разглядывал ее. Да, несомненно, именно этот невероятно красивый, одетый в черное незнакомец своим взглядом преследовал ее. От этого взгляда у нее внезапно ослабели ноги, словно от удара в грудь тупым концом старинного шотландского палаша.

А он слегка раздвинул губы в ленивой улыбке и наклонил голову, точно здороваясь с ней издалека.

Эта улыбка показалась ей в высшей степени самоуверенной, странной и даже собственнической, будто незнакомец имел на нее какие-то права. Неизвестно почему, но ей захотелось вдруг хорошей пощечиной стереть эту заносчивую улыбку с его красивого лица.

– Ты меня слышишь?

Усилием воли Роберта заставила себя отвести взгляд от незнакомца в черном и посмотреть на брата.

– Извини… Ты что-то сказал?

Даб ухмыльнулся:

– Мне бы хотелось познакомиться с твоей подругой. Изабель, так, кажется, ее зовут?

Роберта рассеянно кивнула. Словно цветок под полуденным солнцем, она все еще чувствовала жар взгляда этого незнакомца. Его настойчивость тревожила и волновала ее.

– Потанцуешь с собственным братом?

– А?.. Что?.. Изви… – И только тут вопрос Даба дошел до ее сознания. Она отрицательно покачала головой: – Нет, может быть, позже.

Невольно она потрогала пальцем проклятое пятно. Прожить в Англии целый год было почти блаженством. Но выставить сейчас это уродство напоказ всей лондонской знати? Ни за что! Это могло резко пресечь те планы, которые она уже начала составлять для себя. Она кинула взгляд на другой конец зала: одетый в черное незнакомец все еще смотрел на нее.

– Роберта?

– Изабель, это мой брат Даб, – сказала она, услышав рядом с собой голос подруги. – Он только что приехал из Шотландии.

– Рада с ним познакомиться, – улыбнулась Изабель.

– А мне еще более приятно познакомиться с вами, – поклонился Даб, возвращая ей улыбку.

– Изабель – племянница графа Идена и сама имеет право на графский титул, – вмешалась Роберта, но ни брат, ни подруга не взглянули на нее.

– Какое совпадение, – заметил Даб, подняв брови и глядя многозначительно на Изабель. – А я наследник графа Данриджа… Можно я буду называть вас Красавица?

– Как хотите, – ответила та.

– А вы не откажетесь потанцевать со мной, Красавица?

Не говоря ни слова, Изабель подала ему руку, и они тут же присоединились к танцующим. Роберта повернулась, чтобы поговорить с кем-нибудь за главным столом, но все, казалось, были поглощены собственным разговором, и никто не обращал на нее внимания. А маленькая кузина Блайт все еще танцевала с Роджером Дебре.

Стоя одна посреди этой знатной толпы, Роберта так же явно чувствовала себя не на месте, как и в Хайленде. Неужели она навеки обречена ощущать себя отверженной? А все этот «дьявольский цветок», он сделал ее отличной от других, не такой, как все.

И тут она вспомнила о Генри. Ах, если бы он только вернулся из Хэмптон-Корта к этому балу! Рядом с ним она бы чувствовала себя уверенней, рядом с ним не боялась бы ничего.

Что ей было необходимо сейчас, так это глоток свежего зимнего воздуха, чтобы выветрить все страхи и опасения из души. Медленно обогнув зал по периметру, она добралась до выхода и вышла в пустой вестибюль.

Но лишь только она потянулась за своей накидкой, висевшей среди других, как чья-то сильная рука накрыла ее руку и голос позади нее произнес:

– Не уходи, прекрасный ангел.

– О господи!.. – от неожиданности воскликнула Роберта.

Она резко повернулась и увидела пронзительные серые глаза. Принадлежали они тому самому незнакомцу в черном.

Как настоящая английская леди, Роберта высокомерно на него взглянула и попыталась убрать руку, но незнакомец не отпускал ее. А когда он заговорил, его чувственный хрипловатый голос вместе с обезоруживающе ласковым взглядом серых глаз удержали ее руку в плену.

– Если моя недостойная длань осквернила вашу ангельскую ручку, – заговорил незнакомец, – считайте мои губы паломниками, которые искупят грубость этого прикосновения. – И вдруг прижал свои горячие губы к ее руке, а потом посмотрел на нее с обаятельной улыбкой.

Очарованная этими великосветскими манерами и речами, Роб постаралась подавить тревогу, шевельнувшуюся у нее в душе, и вернула ему улыбку. От нее не укрылся его шотландский акцент, и девушка вспомнила о том, что Даб приехал с другом из Эдинбурга. По привычке левую руку она спрятала в складках юбки.

– Вы ошибаетесь, благородный шотландец, – ответила она ему. – Истинно набожные паломники касаются статуй ангелов и святых руками. А не целуют.

– А разве у паломников и святых нет губ? – спросил незнакомец, придвигаясь ближе.

– Есть, но для молитвы.

– Но почему бы нам не позволить губам делать то, что делают руки? – понижая голос до шепота, спросил он.

Лицо его было в опасной близости, и он слегка коснулся губами ее губ.

Потрясенная и взволнованная, Роберта стояла, распахнув глаза. От мягкого прикосновения его губ горячая дрожь пронизала ее с головы до пят. Что за наваждение овладело ею? Ведь у нее был муж, пускай и нелюбимый, в Хайленде, и поклонник, который находился в этот момент при дворе. Как могла она стоять здесь, в вестибюле дядиного дома, позволяя какому-то незнакомцу то, в чем отказала бы и мужу, и своему поклоннику? Как могла?..

– Ваши непорочные губы очистили мои грешные, – с лукавой улыбкой сказал незнакомец, заглядывая в ее широко открытые глаза.

– Значит, моим губам передался теперь ваш грех? – невольно поддаваясь этой игре, спросила она.

– Бог простит, – сказал он. – Верните мне мой грех.

Он придвинулся, чтобы снова поцеловать ее в губы, но она удержала его, упершись ему в грудь правой рукой.

– Милорд, я протестую…

– Однако не слишком сильно.

И, взяв ее руки в свои, незнакомец поднес их к губам. Он поцеловал тыльную сторону ее правой руки, а потом, посмотрев долгим взглядом на родинку в форме цветка на левой руке, вдруг приложил свои губы к ней.

Этот жест невольно воскресил в ее памяти какое-то смутное воспоминание.

– Хоть мне бы и не хотелось быть невежливой по отношению к другу моего брата, – сказала Роберта, отнимая у него руку, – но должна сказать вам, что вы имеете дело с замужней дамой.

– Мадам, мне это известно лучше, чем любому другому мужчине, – возразил он.

Уловив какую-то странную нотку в его голосе, Роберта, прищурившись, посмотрела на него.

– Кто вы такой? – удивленно подняв свои красивые черные брови, требовательно спросила она. – Представьтесь, сударь.

Он наклонился ближе и с уже знакомой самоуверенной улыбкой, скользнувшей по его красивому лицу, произнес:

– Я Гордон… Твой муж.

– Боже праведный! – воскликнула Роберта.

Стены вестибюля вдруг закружились, пол закачался у нее под ногами, и, не в силах вынести этого внезапного потрясения, она упала в обморок. Издалека, словно из какого-то потустороннего мира, она услышала голоса, окликавшие ее, но не сразу вновь пришла в сознание, не сразу даже смогла открыть глаза.

– Она еще не пришла в себя? – спросил мужской голос.

– Она в глубоком обмороке, – ответил женский.

– Может, надо брызнуть ей в лицо холодной водой? – предложил чей-то другой голос.

– Нет, не надо. Подождем еще…

Медленно, точно просыпаясь от глубокого сна, Роберта открыла глаза и увидела перед собой озабоченные лица дяди и тетки. За их спинами виднелись книжные шкафы, заставленные книгами полки, и она поняла, что лежит в кресле в дядином кабинете. И вдруг увидела пронзительные серые глаза, пристально глядевшие на нее.

– О боже, – простонала она. – Ты реальность.

Гордон ничего не ответил на эти слова, хотя губы его скривились в иронической ухмылке. Он лишь молча протянул ей стакан с вином, предлагая выпить.

Роберта отрицательно покачала головой и отвернулась.

– Это приведет тебя в чувство, – сказал он.

Она бросила на него долгий взгляд:

– А я не хочу приходить в чувство.

Абсурдность этого замечания заставила Гордона улыбнуться.

– Выпей, – приказал он, хотя и мягким, но решительным тоном, – или я насильно волью его тебе в горло.

Невыносимый!.. Роберта посмотрела на дядю, потом на тетку, но никакой помощи от них ждать не приходилось.

Со вздохом взяв стакан из руки маркиза Инверэри, она зажала ноздри левой рукой и залпом выпила вино, словно совершая самоубийство. Реакция на эту темно-янтарную жидкость не заставила себя долго ждать. Сначала ее изумрудные глаза расширились в паническом удивлении, а когда она проглотила этот жгучий напиток, то сильно закашлялась.

Гордон ухмыльнулся, видимо забавляясь всем этим.

– Мой маленький симпатичный котеночек вырос в красивую, хотя и немного нервную кошечку, – протянул он.

– Я вовсе не твоя, – отрезала Роберта и обратила умоляющий взгляд к дяде в надежде все-таки найти защиту у него.

– Давайте-ка сядем у камина и обсудим все это спокойно, – предложил граф Ричард, вняв ее безмолвной мольбе.

– Хорошо, – согласился Гордон. И сделал шаг, чтобы помочь своей жене встать с кресла и провести ее через комнату.

– А я уже пришла в себя, – заявила Роберта, отводя его руку.

Когда все уселись в кресла перед огнем, то, поглядывая на Гордона искоса из-под густых черных ресниц, Роберта заметила, что он смотрит на ее руки. Со всей возможной непринужденностью она накрыла правой рукой «дьявольский цветок» на левой. Когда же тот испытующий взгляд перешел с ее рук на лицо, она быстро перевела взгляд на огонь в камине. Изо всех сил Роберта старалась не смотреть в его сторону, но все же ощущала его присутствие, чувствовала, что оно заполнило весь дядин кабинет, и ничего не могла с этим поделать.

Леди Келли с неопределенной улыбкой маячила за спиной мужа, а граф Ричард встал прямо перед ними и скрестил руки на груди. Слегка откашлявшись, он заговорил:

– Похоже, у нас тут есть проблема.

– Не вижу никакой проблемы, – сразу перебил его Гордон, лениво вытягивая свои ноги к огню. – Я приехал забрать свою жену.

– Не называй меня так! – вскинулась Роберта, и голос ее зазвенел от еле сдерживаемой истерики.

– Ты маркиза Инверэри, ангел мой, независимо оттого, нравится тебе это или нет, – с непринужденной улыбкой отозвался Гордон.

Роберта почувствовала, что сейчас завизжит, завопит, раскричится, но усилием воли постаралась сделать так, чтобы голос ее прозвучал по возможности мягко.

– Милорд, я желаю расторжения брака.

– Это невозможно, мой ангел.

– Но мы же никогда не были вместе в по… – Роберта осеклась, и щеки ее вспыхнули от смущения, но, опустив взгляд на колени и крепко сцепив пальцы, так что суставы побелели, она все же закончила: – Я буду настаивать на разводе.

Гордон насмешливо хмыкнул, нисколько не смутившись от ее заявления.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, голубушка, но это давний обычай маркизов Инверэри жениться на дочерях Макартуров, и не нам его отменять.

– Твой собственный отец женился не так, – сказала Роберта, принуждая себя смотреть ему прямо в лицо, хотя это и нелегко давалось. Она чувствовала, что его пронзительный взгляд словно проникает ей в самую душу.

– Да, но у главы Макартуров, то есть у твоего деда, не было дочерей, – возразил Гордон. – Не забывай, что наши родители желали этого союза, и отказ от взятых на себя обязательств может быть причиной распрей, даже раскола внутри клана, и не только между нашими семьями.

– О моих родителях можешь не беспокоиться, – заверила его Роберта. Она сделала усилие, чтобы улыбнуться, но губы ее задрожали. – Родители желают мне счастья, а у меня никогда не будет его, если я стану твоей женой.

Черт побери, подумал Гордон, готовый взорваться от такого оскорбления, эта девица может истощить терпение даже святого. А святым он отнюдь не был.

– Ты не можешь этого знать заранее, ангел, – возразил он обманчиво спокойным голосом.

– Я знаю это, – настаивала Роберта. – Я английская леди и не желаю больше жить в Хайленде.

Это презрение к его родному Хайленду не на шутку задело Гордона. Не в силах сдержаться, он презрительно фыркнул:

– Я вижу, в нашем стаде завелась паршивая овца?

– Что ты под этим подразумеваешь? – спросила Роберта. В голосе ее прозвучал отчетливый вызов.

Гордон открыл было рот, чтобы ответить, но леди Келли быстро подала ему стакан виски для подкрепления, и он отвлекся, чтобы взять его. Одним большим глотком проглотив его содержимое, он протянул графине пустой стакан и круто повернулся к невесте.

– Я убил твое проклятое чудовище, – напомнил он.

– О чем вы говорите, милорд? – спросила Роберта, удивленная его словами.

– Ты что, забыла? – Гордон поднял брови. – Чудовище, которое жило у тебя под кроватью. Помнишь, в день нашей свадьбы?

Роберта вспыхнула и в замешательстве бросила умоляющий взгляд на дядю и тетку, но они явно забавлялись происходящим.

– Стыдно было такому взрослому парню обманывать восьмилетнюю девочку, – с презрением бросила она.

– Я думаю, компромисс достигнут, – вмешался граф Ричард, не давая маркизу времени ответить на новое обвинение со стороны племянницы.

– Я согласна, – подхватила леди Келли и повернулась к Гордону. – Милорд, вы не могли ожидать, что наша племянница сломя голову ринется в Шотландию в обществе человека, которого совсем не знает. Пусть даже он и ее законный муж.

Роберта вздохнула с облегчением:

– Спасибо, тетя Келли.

– А ты не могла ожидать, что маркиз так легко оставит свои брачные обязательства, – сказал ей граф Ричард. – Ясно же, что твои родители желали этого союза.

– Сами-то вы женились по любви, – заспорила Роберта.

– И мы с тобой найдем любовь, ангел, – бросил Гордон небрежным тоном.

– Я не хочу… – запротестовала Роберта. – Я не могу любить тебя. Я люблю…

– Лорд Кэмпбел проведет зиму в Англии, – прервал граф Ричард. Он выразительно посмотрел на маркиза и добавил: – Он будет говорить всем, что вы просто были обручены еще детьми, и не будет настаивать на супружеских правах, что лишило бы вас всякой возможности для расторжения брака.

– Пусть поклянется в этом, – добавила Роберта.

– Тебе ничто не угрожает, – огрызнулся Гордон, склонный думать уже, что его жена просто гадюка, змея, маскирующаяся под соблазнительную женщину. Вся эта сцена была унизительна для него. И, обратив к ней ленивую улыбку, добавил: – Но можешь мне поверить, женщин, готовых упасть в мои объятия, предостаточно.

Странно, но эта последняя фраза рассердила Роберту. Она прищурилась, глядя на него, и ее обычно красивое лицо исказилось гримасой отвращения.

– Ты будешь проводить с лордом Кэмпбелом столько времени, сколько он пожелает, и лучше познакомишься с ним, – поторопилась вмешаться леди Келли, пока ее племянница не успела бросить еще какое-нибудь оскорбление маркизу.

– А в самом начале весны Роберта решит, вернется она в Шотландию или останется в Англии, – сказал ему граф Ричард. – Ну как, мы нашли приемлемое решение?

– Но она не должна быть демонстративно холодной и враждебной по отношению ко мне, – сказал Гордон неуступчиво. – Иначе я не согласен.

– Это я гарантирую, – ответил граф, даже не взглянув на Роберту.

Гордон еще раз долгим взглядом посмотрел на свою красивую, но чересчур строптивую супругу, и у него вдруг отлегло от сердца. Эта крошка еще до Нового года будет просто таять в его объятиях и умолять его о поцелуях. Встретить с ней Новый год было бы не так уж плохо.

– Я согласен, – сказал наконец он.

Роберта с облегчением откинулась в своем кресле. Чем дольше она останется в Англии, тем меньше шансов, что ее принудят силой вернуться в Шотландию. Скоро Генри вернется из Хэмптон-Корта и поставит на место этого заносчивого маркиза Инверэри. В самом деле, ей не терпелось стать свидетельницей возмездия, которое постигнет этого бабника и бахвала. Нечто подобное улыбке пробежало по ее губам, и в рассеянности она начала водить пальцем по «дьявольскому цветку», выступающему на левой руке.

– Очень хорошо, – бросила она, глядя в выжидательно обращенное к ней лицо дяди. И, резко поднявшись с кресла, объявила: – А сейчас позвольте мне уйти. У меня разболелась голова.

– Мы начнем наше ухаживание утром, – объявил в свою очередь Гордон, вставая, как и она. – Будь готова к прогулке верхом в десять часов.

– Как пожелаете, – Роберта повернулась и, чувствуя спиной его пристальный взгляд, направилась к двери. Вдруг, припомнив нечто давно забытое, она остановилась.

– Милорд?

– Да, миледи.

– Вы так и не прислали мне куклу, – сказала она тихим обвиняющим голосом.

Гордон удивленно поднял брови:

– Какую куклу?

Ничего не ответив ему, Роберта лишь вздернула носик и с независимым видом вышла за дверь. Даб и Изабель стояли в коридоре, но, не обращая на них внимания, она прошла прямо к лестнице. Слезы наполняли ей глаза, но, даже добравшись до своей уединенной спальни, она сдерживала их изо всех сил. «Не плачь, – твердила она себе, – слезами горю не поможешь».

Подойдя к окну, она уставилась в ночное небо. Молодой месяц висел прямо над головой, и тысячи сверкающих звезд смотрели со своего черного бархатного ложа.

Это решено, я останусь в Англии, с отчаянием, поднимавшимся в груди, подумала она.

«Невеста дьявола!.. Меченая! Меченая!..» – вспомнились ей преследовавшие ее в детстве насмешки других детей. В последний год эти мучительные воспоминания почти стерлись в ее сознании, отодвинулись далеко, но неожиданное появление Гордона Кэмпбела оживило их.

Роберта прерывисто вздохнула. Этот «дьявольский цветок» на руке делал невозможным ее возвращение в Хайленд. Как могла она вернуться туда, где не видела ничего, кроме одиночества и страданий? Неужели она навечно осуждена быть несчастной и отверженной?

Англичане тепло приняли ее здесь, а маркиз Ладлоу за ней ухаживал. Никто не крестился в страхе и не шептал молитву, когда она проходила мимо. Нет, она должна выйти замуж за Генри и остаться в Англии навсегда. Возвращение в Шотландию было бы гибелью для нее.

Но и побег с возлюбленным был невозможен, ведь она уже была замужем.

Прелюбодеяние – пришло ей в голову, но Роберта тут же отбросила эту греховную мысль. По правде говоря, она никогда не смогла бы пойти на это, даже чтобы избавить себя от ненавистных уз. Расторгнуть брак – единственное, что ей было нужно, но на это надо еще получить разрешение.

Стоя у окна и размышляя о своем весьма неопределенном будущем, Роберта вдруг заметила темную мужскую фигуру, пересекавшую в тумане заснеженную лужайку в саду. Ночной туман, прозрачный, как подвенечная вуаль, поднимался с берегов Темзы и окутывал ноги маркиза Инверэри.

Пронзительные серые глаза, которые тут же представились ее воображению, и каштановые волосы Гордона Кэмпбела в сочетании с мужественными правильными чертами лица делали его необыкновенно красивым – именно о таких грезят девушки по ночам. Плохо, что он не родился в Англии. Если бы дело обстояло иначе, может, она бы и не возражала быть его женой. Но, с другой стороны, маркиз сам признался, что он волокита, а уж его гонор и высокомерие прямо бросались в глаза.

Ага, вот оно где, решение! Ни один уважающий себя уроженец Хайленда не стянет держать женщину, которая любит другого. Утром она все ему объяснит. По возможности мягко и тактично. Скажет, что они с Генри давно любят друг друга, и Кэмпбелу придется отступить. Ведь с этой своей бесконечной гордостью ему только и останется, что вернуться в Шотландию и как можно скорее расторгнуть их брак. Если этого недостаточно, он может сослаться как на причину и на дьявольский знак.

Эта смутная надежда подняла упавшее было настроение Роберты, но прошло еще много времени, пока сон наконец победил ее тревоги, и она уснула.

3

-Доброе утро!

Услышав это веселое приветствие, Роберта не стала открывать глаза. Наоборот, в тщетной попытке избавиться от непрошеной гостьи она натянула одеяло на голову.

– Пора просыпаться, – настойчиво продолжала тетка. – Я принесла тебе завтрак.

Роберта перевернулась на спину и неохотно откинула одеяло с лица. Леди Келли присела на край кровати. Ослепительно яркий солнечный свет проникал через окно и заливал комнату.

Роберта застонала, как от боли, и снова закрыла глаза.

Господи боже, она не любила яркий утренний свет. Гораздо больше ей нравилась таинственная мрачная красота ночи.

– Давно пора вставать, – сказала леди Келли. – Скоро явится твой красавец маркиз.

– Скажите Генри, чтобы пришел попозднее, – ответила Роберта, лежа с закрытыми глазами.

– Я говорю о маркизе Инверэри, – сказала графиня.

Воспоминание о предыдущем вечере наконец проникло в полусонное сознание девушки и заставило ее разом проснуться. Она поднялась в постели и собралась было сбросить одеяло, но вдруг передумала и села, прислоняясь к изголовью.

– Кэмпбел заставил себя ждать целых десять лет, – сказала Роберта, глядя в озабоченное лицо тетки. – Значит, и сам может подождать часок или два. Как по-вашему?

– Торопиться во время еды, разумеется, вредно, – с заговорщицкой улыбкой согласилась леди Келли. Она поставила поднос с завтраком на колени племяннице. – Надо есть медленно и хорошенько все пережевывать.

Роберта оглядела обычный утренний завтрак: хлеб, ветчина, яйца вкрутую и яблочный сидр. И вдруг неожиданная волна тоски по дому захлестнула ее – так остро ей захотелось шотландского хайлендского завтрака. Ячменные лепешки, овсяная каша и молоко старой Мойры наверняка лучше подкрепили бы ее перед неизбежной стычкой с маркизом Инверэри.

– Вы когда-нибудь скучали по горам Уэльса? – спросила Роберта, подняв взгляд на тетку.

– Каждый день моей жизни, – призналась та. – В этом причина, что мы проводим там каждое лето, вместо того чтобы сопровождать королеву Елизавету в ее ежегодных поездках по стране.

– Я бы отдала свой зуб за кружку молока, приготовленного старой Мойрой, – с тоской в голосе сказала Роберта.

– А кто эта Мойра? – спросила графиня. – И что это за молоко?

– Мойра – полновластная хозяйка и правительница кухни замка Данридж, – ответила девушка. – А молоко состоит из яиц и сливок, взбитых с сахаром и виски.

– Я скажу Дженингсу, чтобы он дал повару распоряжения, – сказала графиня.

Роберта покачала головой:

– Спасибо, тетя Келли, но получится не то. – И, отбросив тоску по дому, спросила: – А как наша Красавица?

– Изабель еще в постели, – ответила тетка. – Твой брат танцевал с ней до рассвета.

Эта новость немного подняла настроение Роберты.

– А здорово было бы, если бы Даб женился на Изабель! Тогда самая лучшая подруга станет моей невесткой. А впрочем, нет, этого не надо. Ведь я остаюсь в Англии и, значит, никогда не увижу ее.

– Дай маркизу Инверэри шанс, – посоветовала графиня.

– Я знаю, что у вас есть дар предвидения, – сказала Роберта, коснувшись руки тетки. – Можете вы сказать мне, кто будет моим мужем?

– У тебя уже есть муж, – сказала леди Келли с улыбкой.

– Я имею в виду, с кем я проживу жизнь: с Генри или с Гордоном?

– С человеком, предназначенным тебе судьбой.

– Но кто же он? – в нетерпении вскричала Роберта. – Неужели вы не знаете?

Она уже готова была умолять графиню поделиться своим особым знанием, но та поспешно перевела разговор на другое, сказав:

– Я принесла тебе сегодня подарок.

Леди Келли опустила руку в карман и достала ожерелье из сверкающих драгоценных камней. Один из рядов, шире остальных, был украшен в середине звездным рубином, редким камнем с шестиконечной звездой внутри.

– Оно же по-королевски роскошное! – выдохнула Роберта, не в силах оторвать от него глаз.

Графиня улыбнулась и протянула племяннице свой подарок.

– Ожерелье – это большой круг, символ вечности, – держа его на весу, объясняла она. – Это талисман, отвращающий зло. Я собрала его сама из камней, которые, как гласит легенда, исполняют желания. Фиолетовый аметист отводит страхи и возвращает надежды, розовый кварц открывает сердце, чтобы привлечь любовь и счастье, переливчато-зеленый авантюрин успокаивает, красный сердолик поддерживает храбрость, а белый агат благотворит.

Надев ей ожерелье через голову, леди Келли добавила:

– А самая надежная защита – этот звездный рубин на твоей груди. В нем заключен оберегающий дух. Если его владельцу грозит опасность, рубин темнеет, становится цвета голубиной крови.

– Сама ваша забота делает это ожерелье бесценным, – сказала Роберта и погладила рубин. – Благодарю вас. Обещаю всегда хранить его.

Некоторое время она сидела молча, словно обдумывая какую-то идею, пришедшую ей в голову. Наконец привычным движением провела пальцем по родинке на левой руке и спросила:

– Значит, что бы я ни пожелала, должно исполниться?

Леди Келли кивнула. Роберта закрыла глаза, коснулась рубина и прошептала:

– Пусть силы, обитающие в этом камне, сделают так, чтобы Генри и я…

– Нет! – воскликнула леди Келли, коснувшись руками племянницы и прервав заклинание.

Роберта от неожиданности открыла глаза и в изумлении уставилась на тетку.

– Вмешиваться в чужую судьбу нельзя, – объяснила леди Кслли. – Ты не можешь изменить то, что предрешено, ты должна просто принять это. Понимаешь?

Роберта отрицательно покачала головой. Она совсем не понимала, о чем толкует тетя.

– Попроси любви и счастья, – сказала ей графиня, – и только судьба решит, какой мужчина предназначен тебе.

– Кажется, я поняла, о чем вы говорите, – Роберта снова закрыла глаза и коснулась рубина. – При помощи власти, обитающей в этом чудесном камне, я хочу добиться настоящей любви и счастья с тем, кого судьба дает мне в мужья.

– Хорошо сказано. – Леди Келли поднялась и пересекла комнату, направляясь к двери. – Уже почти десять часов, – сказала она. – Не будем томить маркиза особенно долго, поскольку терпение, похоже, не является одной из его добродетелей.

Оставшись одна, Роберта снова погладила заветное ожерелье. Если ей будет грозить опасность, рубин потемнеет. Она решила не спускать с камня глаз, где бы Гордон Кэмпбел ни встретился ей на пути.

Невольно образ маркиза возник перед мысленным взором, и что-то похожее на улыбку тронуло уголки ее губ. Что ни говори, Кэмпбел был чрезвычайно привлекательным мужчиной. Его резкие, но красивые черты и выразительные чувственные губы заставляли сердце девушки биться сильнее. Пронзительные серые глаза тревожили и вызывали беспокойство. Казалось, они смотрят ей в самую душу и за всей ее внешней бравадой в глубине видят робость и неуверенность.

И тут Роберта вспомнила Генри Талбота. Но как ни пыталась, вызвать милый и приятный образ маркиза Ладлоу не смогла. Она почувствовала стыд и вину перед ним.

Почему ей так трудно представить себе его улыбающееся лицо? Ведь она любит его, разве не так?

Отогнав от себя эти запутанные, тревожные мысли, она поднялась с постели и принялась одеваться. Желая разочаровать маркиза Инверэри, она оделась так просто, как только было возможно: в шерстяную черную юбку, льняную белую блузу и старые башмаки. Но неожиданно этот строгий наряд только оттенил истинную красоту ее свежего молодого лица. На шею она надела подаренное ожерелье, и его звездный рубин заалел поверх блузы. Потом заплела черные как смоль волосы в одну толстую косу, перебросила через руку черный плащ и взяла перчатки для верховой езды.

Ровно в одиннадцать часов Роберта покинула спальню и не спеша двинулась по коридору. Хотя эта стратегия по приручению маркиза нравилась ей, она все же не осмелилась заставить его ждать более часа. Спустившись до конца лестницы, Роберта увидела дядиного дворецкого, открывавшего дверь, чтобы впустить гостя.

Одетый, словно сам сатана, с ног до головы в черное, решительной походкой в вестибюль вошел Гордон Кэмпбел. Неужели он только что явился?

– Ты опоздал! – крикнула Роберта.

С приветливой улыбкой маркиз поднял на нее взгляд, и она почувствовала, что тает. Его улыбка могла бы осветить целый дворец.

– Мне кажется, я как раз вовремя, – сказал Гордон, проходя через вестибюль.

– Ты же сказал, в десять часов, – напомнила ему Роберта несколько укоризненным тоном. – А сам пришел на час позже.

– Я имел в виду в десять часов, плюс еще час, который ты заставишь меня ждать.

Точность его расчетов удивила Роберту. Она откинула голову назад, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Как он узнал о ее намерении?

– Я была давно готова и ждала целый час, – солгала она, стараясь заставить его оправдываться. – Я увидела в окно, как ты подходишь.

– В таком случае, извини за опоздание, – ответил Гордон, поднеся ее руку к губам. Потом ухмыльнулся и добавил: – Но неужели мать не научила тебя скромности? Леди никогда не должна признаваться, что с нетерпением ждала мужчину.

В замешательстве Роберта открыла уже рот, чтобы объяснить, что она вовсе не торопилась, но, к несчастью, Гордон оказался более искушен в словесной дуэли, язык и ум его были куда проворней.

– Закрой свой ротик, – смеясь, сказал он ей. – А то ты словно приглашаешь туда мой язык.

Не стоило так говорить с неискушенной девицей. Гордон понял это сразу, но слова уже слетели у него с губ.

– Иди ты к черту! – огрызнулась Роб и повернулась, намереваясь опять подняться в спальню.

Мягко, но уверенно Гордон схватил ее за локоть и остановил.

– Извини, пожалуйста, – сказал он.

По его тону было ясно, что он сказал это искренне. Роберта посмотрела на него, не зная, вернуться к себе или все же остаться. Не сказав больше ни слова, Гордон взял у нее плащ и накинул ей на плечи.

– Пусти, я сама, – запротестовала она, отталкивая его руки, когда он начал застегивать плащ.

Гордон с минуту смотрел на нее, потом протянул правую руку и мягко обхватил ее подбородок. И терпеливо ждал, пока она поднимет на него свои обольстительные изумрудные глаза.

– Дай мне шанс, ангел, – сказал он. – Пожалуйста.

Это еще одно «пожалуйста» обезоружило Роберту. Она расслабилась, и выражение лица ее смягчилось. С едва заметной улыбкой, тронувшей ее губы, она произнесла:

– Должно быть, я многим обязана тебе за то, что ты убил когда-то чудовище под моей кроватью.

– Выручить прекрасную даму из беды – уже награда, – сказал Гордон с ответной, немыслимо обаятельной улыбкой.

Роберта почувствовала вдруг, что вся заливается краской от этого простенького комплимента. Когда же он предложил ей руку, она, поколебавшись на мгновение, приняла ее.

– Один шанс, милорд, еще не означает, что победа за вами, – предупредила она, хотя улыбка все еще играла на ее губах.

– Вы неправильно употребляете слова, миледи, – упрекнул ее Гордон, ведя из дома во двор. – Победа бывает в битве, в сражении, я же преследую более благородные цели.

Роберта склонила голову:

– Согласна, я ошиблась, милорд.

– Я восхищен вами, – сказал Гордон. – Умение признавать свою неправоту – редкое и ценное качество.

– А сами вы им не обладаете?

– Боюсь, что нет, – сказал Гордон. Его чистосердечное признание заставило Роберту рассмеяться, и звонкий, мелодичный звук этого смеха напомнил ему ангелоподобную девочку, на которой он женился десять лет назад.

– Я поеду по-мужски, а не в дамском седле? – воскликнула Роберта, увидев коня, которого он оседлал для нее. – Знаешь, я уже год не чувствовала под собой коня.

Черт побери, подумал Гордон, ощутив, как возбуждение всколыхнулось в нем. Неужели эта девушка не понимает, как двусмысленно звучат ее слова? Была ли она в восемнадцать лет действительно столь наивной или просто дразнит его так же умело, как Лавиния?

Взяв ее за талию, он помог ей подняться в седло. Рука его нечаянно скользнула по ее левой ноге, и он ощутил под подолом какой-то твердый предмет.

Он приподнял край ее юбки и увидел прикрепленный к подвязке короткий кинжал в ножнах с изображением чертополоха . «Последнее средство» хайлендца, как они называли это оружие в родном краю. Искусным ударом такого кинжала можно было сразить наповал медведя.

– На всякий случай, – сказала Роберта, ничуть не смутившись.

– Я свой ношу за голенищем сапога, – ответил Гордон. – Однако, – иронически продолжал он, – хоть ты и усвоила манеры английской леди, привычки выдают жительницу Хайленда.

– Старые привычки умирают с трудом, – ответила Роберта. – И тем не менее я добьюсь расторжения брака.

– Только не бейся об заклад на все семейное состояние, – ответил Гордон, пришпорив своего коня.

– Что это значит?

Он обратил к ней торжествующую улыбку:

– Это значит, что у меня еще впереди три месяца, чтобы заставить тебя передумать.

Начало зимы было очень мягким. Утро выглядело так, словно приближалась Пасха, а не Новый год. Небо было ярко-синим, и под слепящим солнцем снег, выпавший двумя днями раньше, быстро таял. Этот по-весеннему теплый день убаюкивал и пробуждал ложные надежды, суровая зима казалась еще очень далекой, как Новый Свет за морями.

Повернув лошадей на северо-восток, Гордон и Роберта поехали неторопливым шагом вдоль берега Темзы на северо-восток, к центру Лондона.

– Неужели мой приезд в Англию сильно обеспокоил тебя? – спросил Гордон. – Ты выглядишь так, словно не смыкала глаз всю ночь.

– Я спала как убитая, – солгала Роберта, бросив на него взгляд из-под густых ресниц. Признаться, что его приезд так всполошил ее, значило доставить ему удовольствие, а этого она вовсе не хотела.

– Неужели? А почему у тебя темные круги под глазами?

– Для красоты.

– Понятно… А знаешь, здесь должны быть отличные лавки, – заметил Гордон. – Возможно, я и куплю тебе ту давно обещанную куклу.

Роберта повернула голову я смерила его ледяным взглядом.

– Ты опоздал на десять лет.

– Лучше поздно, чем никогда, – сказал он, сияя ослепительной улыбкой, как солнце в зимний день.

– Забудьте о ней, милорд. – Роберта сосредоточила свой взгляд на дороге впереди, словно это была самая интересная вещь на свете.

– Но я хочу исправиться.

– В этом нет необходимости.

– А я говорю, есть.

Нет, право, спорить с ним было все равно, что с каменной стеной.

И вдруг Роберта вспомнила о своем рубине. Исподтишка бросив на Гордона взгляд, проверив, не наблюдает ли он за ней, она заглянула под свой плащ. К ее большому удивлению, рубин был таким же ярко-красным, как в тот момент, когда она его получила. Видимо, тут какая-то ошибка! Ведь она ехала рядом с человеком, который собирался сломать ей жизнь. Она опять, уже не таясь, взглянула на рубин, чтобы знать наверняка.

– Что ты делаешь? – удивленно спросил Гордон. – Проверяешь, на месте ли твои грудки?

Роберта не стала обижаться на его скабрезную шутку, а постаралась побольнее в ответ срезать его самого.

– Каждый в Хайленде знает, что Кэмпбелы рождаются разбойниками, – сказала она, подняв свои черные брови. – Я лишь хотела убедиться, что ты не украл их.

Гордон криво улыбнулся и возразил:

– Нет необходимости красть то, что и так мне принадлежит, ангел.

– Я тебе не принадлежу, – раздраженно бросила Роберта.

– Муж – господин и хозяин своей жены, – сказал Гордон. – И чем скорее ты усвоишь этот факт, тем счастливее будет наша супружеская жизнь.

– Мы с тобой не поддерживаем отношений мужа и жены, – напомнила ему Роберта. – Помнишь, ты поклялся, что будешь вести себя так, словно мы просто помолвлены в детстве.

– А ты обещала не демонстрировать враждебность.

– Я и не враждебна.

– А как же иначе назвать твое поведение в таком случае?

«В конце концов, он прав, – подумала Роберта. – Разве она может требовать, чтобы он сдержал слово, если сама – не держит свое?»

Она заставила себя приветливо улыбнуться.

– Будем считать это детскими обидами, – предложила она.

Гордон усмехнулся, заметив неожиданную перемену в ее поведении:

– Признаю свою ошибку, миледи. Детские обиды не имеют ничего общего с враждебностью.

– Боже правый, неужели мой слух не обманывает меня? – шутливо воскликнула Роберта. – Мне показалось, я слышу, будто ты признаешь себя неправым.

– Ты благотворно действуешь на меня, мой ангел, – подмигнул ей Гордон, – Я начинаю верить, что мы с тобой сойдемся характерами.

Роберта проигнорировала его слова. Тем более что они скакали уже вдоль Стрэнда, и лондонские достопримечательности обступали их со всех сторон.

– Это Ленокс-хаус, особняк графа Ленокса, – сказала Роберта, указав на один из дворцов, мимо которых они проезжали.

– Жилище деда нашего Якова, отца лорда Дарнлея.

– Ну да. Правда, я очень удивляюсь, как самому-то Дарнлею удалось произвести наследника .

– Что вы под этим имеете в виду, женушка? – спросил Гордон.

– Я не так наивна, дорогой маркиз, – бросила Роберта, обратив к нему многозначительную улыбку. – Говорят, Дарнлей предпочитал мальчиков.

– Король Яков уважает память отца, – строго сказал Гордон. – Так что не повторяй эти басни, если будешь сопровождать меня ко двору.

– Твой Яков – бессердечное отродье .

– Это королевское отродье всего на два года старше тебя, – строгим тоном напомнил ей он.

Неожиданно Роберта резко остановила коня. Когда маркиз придержал поводья позади нее, она понизила голос и сказала так, словно сообщала тайну:

– Знаешь, я видела ее прошлым летом.

– Кого?

– Королеву.

– Елизавету?

Роберта отрицательно покачала головой. Подъехав к нему так близко, что ее нога почти касалась его бедра, она оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что никто из прохожих не слышит ее, и прошептала:

– Марию Стюарт .

Гордон удивленно поднял брови и кивнул, предлагая продолжить рассказ.

– В то время ее содержали в Чартлее, – объяснила Роберта. – Я была в графстве Шропшир с дядей Ричардом и уговорила его там остановиться. Мой дядя – весьма уважаемый человек в Англии, он пользуется широкими привилегиями и…

– И как она тебе показалась? – нетерпеливо прервал маркиз.

– Душераздирающее зрелище! – воскликнула Роберта. – Эта благородная леди казалась несчастной и одинокой на всем белом свете. Знаешь, он ведь предал ее.

– Кто он?

– Этот неблагодарный выродок, претендующий на шотландский трон.

– Ты осмеливаешься называть Якова VI выродком?

Роберта кивнула:

– Я бы и похуже его назвала, не будь я леди.

Первым побуждением Гордона было сделать ей строгий выговор за то, что она порочит короля. Но, вспомнив, что граф Басилдон велел ему всячески обхаживать свою племянницу, Гордон решил воззвать к ее разуму. Хотя он и сомневался, что логика его рассуждений подействует на красавицу, которая ехала рядом с ним.

– С чего ты решила, что Яков предал Марию? – спросил он.

– Я случайно подслушала разговор дяди Ричарда с герцогом Робертом, – призналась девушка. – Полагая, что их никто не слышит в дядином кабинете, они упомянули, что Елизавета предлагала возвратить Марию в Шотландию. Но Яков не захотел.

Гордон с изумлением уставился на нее, пытаясь как-то осмыслить это более чем ошеломляющее известие. Хотя он сам принадлежал к окружению короля, но понимал, как жестоко и бессердечно поступает сын, отрекаясь от собственной матери. Тем более что эта женщина, божьей волей королева, находится в заключении в чужой стране.

– Трудно рассчитывать на то, что человек будет питать нежные чувства к женщине, которую почти не помнит и не знает, – наконец сказал он. В Эдинбурге он не хотел никаких неприятностей из-за этой девицы с ее болтовней. А высказывание таких крамольных мыслей могло дорого обойтись клану Кэмпбелов.

– Не знает, не помнит? – возразила Роберта. – Эта женщина выносила его в своем чреве и дала ему жизнь.

Не прибавив больше ни слова, она подстегнула коня, и они продолжали поездку вдоль берега реки по направлению к Чэринг-Кроссу, где свернули направо и въехали в центр Лондона. Здесь толпа горожан стала значительно гуще, и они вынуждены были двигаться осторожно по кривым и узким городским улицам.

– Ты проголодалась, дорогая? – спросил Гордон.

– Умираю с голоду, – призналась она. – Я не стала завтракать перед прогулкой.

– Так не терпелось встретиться со мной?

– Нет, я просто устала от пресной английской еды. В данный момент я просто умираю от желания выпить кружку молока старой Мойры.

Гордон одобрительно хмыкнул. Роберта поглядела на него из-под густых ресниц и тоже улыбнулась.

Разговор с кем-то, кто понимает твои желания и привычки, был для нее словно глоток свежего горного воздуха. В конце концов, этот маркиз был не так уж и плох. Плохо только то, что из-за него ей придется жить в Хайленде. Она скорее предпочла бы вечно питаться этой пресной пищей, чем жить среди людей, которые истово крестятся, когда она проходит мимо.

– Ты знаешь какую-нибудь приличную таверну, где мы можем поесть? – спросил Гордон, прервавеемысли.

– Да, и дядя Ричард рассказал мне интересную историю, связанную с ней.

Роберта двинулась через Чипсайд, потом, обогнув собор Святого Павла, они свернули на Фрайди-стрит и наконец остановили лошадей перед таверной «Королевский петух».

Просторный зал был на удивление уютным. Рядом с узкой лестницей, ведущей на второй этаж, потрескивал камин, а справа, на противоположном конце зала находилась стойка. В центре зала стояли столы и стулья.

Гордон провел Роберту к уединенному столику в углу рядом с камином. С изысканной вежливостью он помог ей сесть, а потом, сняв плащ, сел и сам.

– Так что это за история, связанная с таверной? – спросил он, придвинувшись так близко, что она уловила слабый запах горного вереска.

Под его чуть насмешливым взглядом Роберта слегка отодвинулась, словно избегая опасности, которую представляла его волнующая близость. Этот запах напомнил ей далекий дом, и все мысли ее перепугались.

– Что за сказки тут рассказывают? – спросил чей-то голос возле стола.

Роберта и Гордон разом подняли взгляд и увидели жену хозяина, симпатичную женщину средних лет. В глазах ее светились ум и приветливость.

– Робби, как приятно снова увидеть тебя, – воскликнула женщина. – Как твоя матушка? Все в порядке, а?

Роберта утвердительно кивнула:

– Родители здоровы, миссис Джеквес.

– Я же просила тебя называть меня Рэнди, – проворчала женщина. – Все мои друзья меня так зовут, а иначе я и не откликаюсь.

– Очень хорошо, Рэнди, – улыбнулась Роберта. – А теперь познакомься с Гордоном Кэмпбелом, моим другом из Шотландии.

– Рад с вами познакомиться, – сказал Гордон, слегка наклонив голову.

Она внимательно разглядывала его несколько мгновений.

– Ой, кажется, я уже видела ваше лицо, мы ведь знакомы?

Роберта рассмеялась.

– Гордон – сын Магнуса Кэмпбела. Ты помнишь лорда Магнуса?

– Ну еще бы! – рассмеялась Рэнди. – Господи, да я не мыла свою правую руку несколько лет после того, как этот негодник ее поцеловал… Погодите, я сейчас вернусь, – добавила она, услышав, что ее зовет муж.

– Что здесь происходит? – озадаченно спросил Гордон.

– Много лет назад мама убежала от моего отца, – принялась рассказывать Роберта. – По дороге в Англию она встретилась с твоим отцом, который проводил ее в Лондон, где она устроилась работать служанкой в этой самой таверне. Твоему отцу было дано поручение пригласить к шотландскому двору графа Ленокса и его сына лорда Дарнлея. В то время королева Мария искала себе второго мужа.

– Ого! А я об этом не знал, – сказал Гордон, явно заинтригованный тем, что услышал. – Какие же волнующие то были времена, когда на нашем острове одновременно правили две королевы-соперницы. – Он подмигнул ей и, понизив голос до шепота, добавил; – Видишь, какое наследство мы делим? Я бы хотел разделить с тобой гораздо большее.

Роберта почувствовала, как горячая краска прилила к щекам. Его чувственный доверительный шепот вызвал у нее трепет. Девушка и не подозревала, что можно испытывать такие ощущения.

– Господи, он такой же красавчик, как и отец, – сказала миссис Джеквес, появившись у стола с тушеной говядиной и элем. – Подцепи его, если сможешь, Робби; с ним ты не замерзнешь в долгие зимние ночи.

Смущенной такими речами Роберте хотелось спрятаться под столом. Ошеломленное выражение лица и пунцовый румянец показывали, что она чувствует сейчас, и оба собеседника девушки усмехнулись, видя ее явное замешательство.

– Ты приехала с ним сюда посмотреть королевский зверинец? – спросила Рэнди.

Роберта в ответ только покачала головой, не в силах от смущения поднять глаза.

– Ужасное зрелище, – сказала Рэнди, подмигнув Гордону. – Львы у них так рычат, что мне хочется убежать и спрятаться кому-нибудь под крылышко. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

Как только хозяйка вернулась к своим обязанностям, Роберта принялась за еду. Но едва она потянулась за хлебом, как маркиз вдруг выбросил руку над столом и схватил ее за левое запястье. Роб оцепенела, жалея, что сняла перчатки. Она пугалась при мысли, что кто-то посторонний увидит ее дьявольское пятно.

– А ты все еще носишь мое обручальное колечко, – сказал Гордон, разглядывая кольцо на ее мизинце. И, приложившись поцелуем к ее родинке, прошептал: – «Ты, и никто другой».

Роберта вся похолодела при этих словах. Маркиз помнил надпись на кольце. Это не предвещало ничего хорошего для ее будущего с Генри Талботом.

– Нам надо обсудить один важный вопрос, – сказала она с нервной улыбкой, высвобождая руку и пряча ее в коленях.

– Не надо никаких обсуждений, ангел. Давай лучше поедим.

Роберта заколебалась. Она понимала, что своим отказом причинит боль маркизу, и не хотела заставлять его страдать. С другой стороны, сама она никогда не будет счастливой, живя вместе с ним в Хайленде – это ведь ясно как день. Приходилось выбирать: либо ему чуточку пострадать сейчас, либо ей бесконечно страдать всю жизнь.

– Генри Талбот… маркиз Ладлоу… и я любим друг друга, – выпалила Роберта. – И мы хотим пожениться.

– Этот английский маркиз тебе не пара, – сказал Гордон, его голос и выражение лица сделались холоднее, чем хайлендская стужа. – Ты уже получила себе мужа.

– Почему ты упрямишься? – вскричала Роберта, настроенная решительно, несмотря на его грозный вид. – В Шотландии наверняка полно женщин, которые были бы счастливы выйти за тебя.

– Больше, чем ты думаешь. Но ты моя, богом данная мне жена, и я хочу именно тебя, – сказал Гордон. – А что, у этого Талбота в обычае ухаживать за чужими женами?

Роб, стараясь не встречаться с ним взглядом, уставилась на свои руки, которые сцепила на коленях. Потом посмотрела на свой рубин, но цвет его оставался все таким же удивительно спокойным и ровным.

– А кто именно из этих хлыщей на вчерашнем балу был Генри Талбот? – спросил Гордон пренебрежительным тоном.

– Генри сейчас в Хэмптон-Корте, – ответила Роберта, призывая на помощь всю свою храбрость, чтобы встретиться с ним взглядом. – Можем мы разумно поговорить об этом?

– Если бы я не был разумным, ангел мой, я бы тотчас разделался с этим подлым англичанином. – Губы его растянулись в некое подобие улыбки. – Да и с тобой тоже – за такие дела.

Роберта нервно проглотила комок в горле и потупила взор. Хотя внешне ее лицо казалось спокойным, в мыслях она вся кипела от злости.

Еще чего! Какого черта этот неотесанный тип явился сюда, в Англию, чтобы угрожать здесь ей. Да как он осмелился?..

Гордон с грохотом поднялся со стула и бросил на стол несколько монет.

– Я достаточно покатался сегодня. Поехали домой.

В угрюмом молчании возвращались они той же дорогой по полным людей улицам Лондона. Профиль маркиза казался высеченным из камня и так пугал своей мрачностью Роберту, что она не осмеливалась заговорить. Она не доставит ему удовольствия, он не услышит, как голос ее дрожит, точно у малодушной девчонки.

И все же ей хотелось дать маркизу понять, что в ее отказе нет ничего личного, что дело здесь, в общем-то, даже не в нем. Ее собственные родственники сделали так, что она чувствовала себя отверженной на родине. Не могла она спокойно жить в Хайленде, счастлива она будет только здесь, в Англии. Но как сказать ему об этом, не обижая его и не унижаясь самой? Ей его жалость не нужна.

Солнце уже клонилось к закату, и тени удлинились. Возле Чэринг-Кросса Гордон с Робертой свернули налево и поскакали по Стрэнду, самому аристократическому кварталу Лондона, мимо роскошных особняков, где жила английская знать.

Доехав до поворота, который вел к особняку Деверо, Роберта искоса бросила на маркиза взгляд, полный сожаления. Горькое отчуждение было спутником всей ее жизни, оно преследовало ее уже целых восемнадцать лет из-за суеверного страха и подозрений, которые ее «дьявольский цветок» вызывал в других. Сейчас она понимала, что, причиняя боль другим, и саму себя обрекаешь на угрызения совести. Сожалея о своей выходке, она решила поговорить с Гордоном еще раз, но уже более мягко.

Когда они въехали во двор дядиного дома, два грума бросились им навстречу, чтобы взять их лошадей. Гордон спешился и бросил поводья одному из них. Потом повернулся и, ни слова не говоря, снял ее с седла.

– Мне искренне жаль, что я оскорбила твой чувства или, может быть, задела тебя, – извинилась Роберта, решившая загладить свою вину.

Гордон посмотрел на нее долгим взглядом, и странное волнение сверкнуло в его серых глазах.

– Только мужчина, который любит тебя, мог бы переживать, услышав то, что ты ему объявила, – сказал он. – Но настоящая любовь, если таковая вообще существует, требует времени. А я еще почти не знаю тебя, милая.

– Тогда почему же ты сердишься? – спросила Роберта, странно недовольная тем, что совершенно ему безразлична.

– Ты моя жена, – ответил Гордон. – И никто не имеет права брать то, что мне принадлежит.

– Я принадлежу самой себе.

– Ты произнесла свою клятву перед богом и людьми, дорогая. И значит, не должна была водить за нос этого английского маркиза. Это нечестно.

Роберта открыла было рот, чтобы возразить, но он прижал палец к ее губам жестом, требующим молчания. Она уставилась на него, загипнотизированная силой его сурового взгляда, и забыла об эффекте, который ее собственный обезоруживающий взгляд производил в этот момент на него.

– Извини, что напугал тебя, – проговорил Гордон так тихо, что это прозвучало почти шепотом.

Роберта гордо выпрямилась, неспособная даже сейчас смирить свой гордый нрав.

– А я не боюсь, – сказала она. – Я вижу, что ты зол на меня, но не боюсь. Мне нечего бояться.

– А ты уверена?.. – Гордон медленно поднял брови и предупредил: – У меня ведь слово с делом не расходится, так что не заблуждайся на этот счет.

– Редкое качество, которым мало кто сейчас обладает, – примирительным тоном сказала она, намеренно уходя от любой зацепки, которая могла бы вызвать новый спор.

– Ну что ж, благодарю.

– Не хочешь ли войти в дом и выпить бокал вина? – пригласила она.

– Пожалуй, дорогая, – и Гордон ей улыбнулся. – Мне нравится быть в твоем обществе.

Эти небрежно сказанные слова мгновенно вызвали у нее уже знакомое теплое и щемящее чувство, которое тут же распространилось по всему телу, отчего колени ее ослабели. Боже правый, да она была просто безоружна перед ним, его действие на нее граничило с какой-то болезнью!

Роберта опустила взгляд на руку, которую он протянул ей в знак примирения, и вложила в нее свою руку.

В этот час большой зал был почти пуст. Только граф и графиня сидели в креслах перед камином.

Едва они вошли в зал, как граф Ричард поднялся и предложил Роберте сесть на его место. Словно тень, появился Дженингс и тут же ушел по знаку графа принести чего-нибудь освежающего.

– А я думала, девочки тоже будут здесь, – заметила Роберта, чувствуя себя ужасно неловко. Она любила Генри – брата своей тетки, а теперь в доме вместе с ней оказался муж.

– Девочки переутомились прошлой ночью, – сказала ей леди Келли. – Поэтому охотно отправились вздремнуть. Даже Блайт и Блис.

Роберта улыбнулась:

– А где Изабель?

– Уехала, – ответила графиня.

– Леди Дельфиния вызвала ее ко двору, – объяснил граф Ричард. – Записка пришла вскоре после того, как ты отправилась на прогулку.

– И я даже не смогла с ней попрощаться! – воскликнула Роберта.

Как всегда, когда бывала чем-то огорчена, Роберта принялась водить пальцем по своему родимому пятну. Потом обратила рассерженный взгляд на маркиза, который так не вовремя увез ее из дому. Если бы не он, она подольше побыла бы со своей подругой.

Маркиз не обратил внимания на ее укоризненный взгляд. Он не отрывал глаз от руки девушки, которой та яростно терла свой «дьявольский цветок».

Роберта терпеть не могла, когда кто-либо, кроме ее родных и домашних, видел этот знак. Она тут же натянула рукав, чтобы прикрыть родимое пятно. Когда же маркиз поднял на нее взгляд, она вспыхнула и в замешательстве отвела глаза.

– Даб поехал провожать Изабель в Хэмптон-Корт, – сказал граф Ричард, заметив эту немую сцену между ними.

– И Даб тоже? – откликнулась Роберта, сразу упав духом. Кто же тогда будет развлекать маркиза? Брат, по крайней мере, мог бы чем-то занять его, побыть с Генри, если тот приедет.

В этот момент в большой зал снова вошел Дженингс. Однако вместо подноса мажордом нес в руках запечатанный пергамент и букет цветов – одну-единственную изумительную по красоте орхидею посреди шести красных роз.

– Посыльный только что привез это для вас из Хэмптон-Корта, – объявил Дженингс, протягивая Роберте то и другое.

– Как мило, – Роберта вскрыла послание и прочла его. – Ну вот. Елизавета назначила Генри в этом году лордом-распорядителем рождественских увеселений, – расстроенным голосом сказала она. – Устройство новогодних празднеств не позволит ему вернуться домой.

Сообщив это, она взглянула на Гордона. Тот сидел с довольным видом, словно охотник перед добычей, попавшей в силки. Она быстро опустила глаза.

– Розы – символ любви, – сказал граф Ричард жене намеренно громким голосом. – А что означают орхидеи?

– На языке цветов, – ответил Гордон, прежде чем графиня успела заговорить, – мужчина, который дарит женщине единственную орхидею, имеет в виду соблазнить ее.

Уставившись на свои руки, сложенные на коленях, Роберта не смела поднять взгляд, хотя чувствовала, что маркиз внимательно смотрит на нее. Она уже понимала, какие чувства написаны на ее лице. Недвусмысленное послание Генри наверняка разозлило маркиза, и ей было не по себе.

– Поскольку Даб тебя покинул, оставайся с нами, поживи у нас, – предложил граф Ричард маркизу.

Роберта резко вскинула голову и с удивлением и испугом уставилась на дядю. Как мог такой близкий человек предать ее? Уже то, что маркиз остановился здесь же, неподалеку, смущало ее, но как сможет она жить с ним в одном доме? От этих мыслей мурашки побежали по коже.

– Да, пожалуйста, – присоединилась и леди Келли.

Гордон улыбнулся:

– Вы очень добры… Пойду распорядиться, чтобы принесли мои вещи. – И, не взглянув на Роберту, маркиз встал и вышел из зала.

– Как вы могли сделать такое? – воскликнула она, едва он переступил порог. – Теперь мне от него не отвязаться.

Граф Ричард недовольно нахмурил брови на дерзкую выходку племянницы, а потом намеренно спокойным голосом напомнил ей:

– Ты же обещала получше познакомиться с ним.

– Но есть же разница между тем, чтобы познакомиться поближе и жить под одной крышей, – запротестовала девушка. – Мне теперь ни минуты не удастся побыть одной.

– Маркизу Инверэри может быть одиноко в Англии. Здесь у него нет друзей, – сказал граф, – было бы просто стыдно оставить его одного в Дауджер-хаусе. Где твоя воспитанность и твое хайлендское гостеприимство?

– Гордон ведь не простой приезжий, – заспорила Роберта. – Он…

– Тем более! Он твой муж, – вмешалась графиня.

– Я не хочу его, – закричала Роберта, подавленная их логикой. – Нравится вам это или нет, но я намерена остаться в Англии и выйти замуж за человека, которого люблю.

– Ты хочешь остаться в Англии потому, что любишь Генри? – вкрадчивым голосом спросила графиня. – Или ты любишь Генри потому, что хочешь остаться в Англии?

Этот прямой вопрос едва не заставил Роберту вспылить. Но прежде чем она смогла ответить, в зал снова вернулся Дженингс.

– Маркиз Инверэри просил меня вручить вам вот это, – объявил дворецкий, протягивая ей букетик нежных фиалок. Потом повернулся к хозяйке и прошептал: – Мне кажется, он нарвал их в вашей оранжерее.

Леди Келли прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Потом движением руки и легким кивком отпустила мажордома.

– Ну поглядите, какие заурядные цветы он мне прислал, – недовольно заметила Роберта, словно это была достаточная причина, чтобы не оставлять его в особняке Деверо.

Леди Келли понимающе улыбнулась и сообщила:

– На языке цветов нежные фиалки означают «достоинство превыше красоты».

Такая сентиментальность маркиза Инверэри удивила Роберту. Он не казался Роберте человеком, который выше красоты ценил бы в женщине достоинство. Она посмотрела на цветы в своих руках и еще больше ожесточилась. Его нежное внимание было просто хитростью, уловкой, чтобы заставить ее поехать с ним в Хайленд, где она будет несчастна всю жизнь. Ей нужно не только расстроить планы Гордона Кэмпбела, но к тому же еще и поберечь свое сердце от этого заносчивого шотландца. В его серых глазах и неотразимой улыбке таилась опасность ее душевному покою.

Роберта вздохнула. А все-таки плохо, что Гордон Кэмпбел не был англичанином… Как плохо, что она навеки осуждена носить этот «чертов цветок»… И как плохо, что этот осторожно высказанный вопрос тетки создал ей еще одну проблему.

Так что же в самом деле у нее на первом месте? Она хочет остаться в Англии, потому что любит Генри? Или же она любит Генри потому, что хочет остаться в Англии?..

4

«Скучает по молоку старой Мойры… Скачет на лошади по-мужски… носит под юбкой кинжал, привязанный к ноге…»

Его жена несомненно рождена в Хайленде, настоящая Макартур. Гордон знал это так же верно, как то, что он стоит сейчас у окна в кабинете графа Басилдона и смотрит на Темзу.

Он перевел взгляд с окутанной туманом реки на заходящее вдали солнце и задумался: а чего же она хочет? В самом ли деле эта отнюдь не застенчивая особа, на которой он формально женат, хочет быть английской леди потому, что любит этого английского маркиза? Или есть что-то еще, что побуждает ее так пренебрежительно говорить о своей родной земле? Рано или поздно он узнает ответ на этот вопрос. Время работает на него. Его невесте некуда бежать. Кроме как в его объятия.

Гордон отвернулся от окна. От резкого движения нижний край его пледа слегка завернулся. Он сел в кресло перед камином и вытянул ноги.

Что скажет его строптивая жена, когда увидит, что он в шотландском костюме? При этой мысли маркиз невольно улыбнулся. Едва ли придется долго ждать, чтобы узнать это, ведь он велел Дженингсу направить Роберту сюда, в кабинет. Но почему же ее еще нет? Наверное, прихорашивается без конца перед зеркалом, чтобы убедиться, что выглядит достаточно привлекательной для него.

Совершенно расслабившись от тепла камина. Гордон зевнул и сладко потянулся. Можно и подремать несколько минут. Он закрыл глаза и уже было задремал, но тут услышал какие-то приглушенные детские голоса.

– Вот он, – сказал один голос.

– Смотри, он носит юбку, – добавил другой.

– Он же шотландец. Это его национальный костюм, – последовало объяснение.

Гордон проснулся, но не открывал глаз, притворясь будто спит. Голоса принадлежали юным девочкам, и он подумал, что неплохо бы выведать у них кое-какие сведения, касающиеся Роберты. В конце концов, дети известны своей искренностью и прямотой, да и знают зачастую больше, чем кажется взрослым.

– У него коленки голые.

– Да, я вижу.

Не в силах сдержаться, Гордон осторожно приоткрыл глаза, и из-под опущенных ресниц стал рассматривать двух девочек, стоящих перед ним.

– У него ямочки на них, – заметила младшая, подойдя поближе. – Как ты думаешь, дядя Йен тоже носит юбку?

– Наверное, да, – ответила старшая девочка. – Они все так одеваются в Шотландии.

– А у нашего папы тоже такие коленки? – спросила третья девочка, стоявшая позади его кресла.

Словно звон множества серебряных колокольчиков, нежный смех девочек разнесся по кабинету. Не пытаясь больше притворяться спящим, Гордон открыл глаза и выпрямился. Он оглянулся вокруг и увидел пять черноволосых и синеглазых ангелочков, окруживших его кресло.

– Меня зовут Блайт, – сказала старшая, которой на вид было лет десять.

– А я Блис, – добавила восьмилетняя.

– Самма и Отма стоят справа, – сказала Блайт. – А слева Аврора.

– Самма и Отма – близнецы, – пояснила Блис.

– Он и сам видит, что они близнецы, – одернула Блайт сестру.

Шестилетняя Аврора подошла поближе и с лукавой детской улыбкой спросила:

– А как зовут шотландца, который любит муравьев?

– Дядя! – закричали Самма и Огма.

Гордон разразился смехом:

– Я полагаю, вы дочери графа?

Пять черноволосых головок кивнули согласно.

– Вы любите нашу кузину Роберту? – напрямик спросила Блайт.

Прежде чем он успел ответить, Блис сказала:

– Дядя Генри тоже любит ее.

– Дядя Генри пытался поцеловать Роберту, – заявила Аврора. – Но она ему не позволила.

– Тш-ш, сестра, – шикнула на нее Блайт.

– Если Генри женится на Роберте, она будет нашей тетей, – выпалила Блис.

Аврора захихикала.

– Как же может кузина быть тетей?

Совершенно очарованный этими девчушками, Гордон переводил взгляд с одной на другую. Огорошенный лавиной их вопросов и комментариев, он не мог вставить ни единого слова в их разговор. Как удается графу разобраться в этом щебечущем хоре?

– Если Роберта выйдет замуж за Генри, я выйду замуж за вас, – пообещала Аврора, рассмешив этим двух старших сестер.

– Спасибо тебе, крошка, – с улыбкой ответил Гордон. – А скажи-ка мне, почему ты хочешь выйти замуж за человека, которого совсем не знаешь?

– Потому что у тебя дымчато-серые глаза. Как туман, – добавила шестилетняя кроха.

– Как туман? – озадаченно переспросил он.

– А мы любим туман, – хором сказали три старших девочки.

Гордон ухмыльнулся:

– Мне всегда казалось, что маленьким девочкам больше нравятся синее небо, ласковый ветерок, теплое солнце и нежные цветы.

– Низкий туман позволяет видеть за горизонтом, – объяснила Блайт.

– Это шутка? – спросил Гордон.

Десятилетняя девочка бросила на него двусмысленную улыбку и ответила:

– А что, мы любим шутить.

– Скажите-ка мне, крошки, – склонился к ним Гордон, – если я буду ухаживать за вашей кузиной, вы дадите мне возможность побыть с ней наедине?

– А сколько вы заплатите за это? – спросила Блис.

– Что-что? – переспросил он удивленно. – Так вы хотите за это получить плату?

– Ну да, – ничуть не смутившись, прощебетала Блис. – Итак, милорд, сколько вы можете заплатить за то, что мы не станем вам мешать и будем помогать?

Гордон еще более удивленно поднял брови:

– Назови свою цену, малютка.

– Две золотые монеты в день на каждую из нас.

– По одной монете, – сбил цену он.

– Хорошо, милорд, сделка заключена, – сказала Блис с самой приятной улыбкой. – Платить будете в конце каждого дня. Мы ничего не делаем в кредит, так что даже и не просите.

Гордон долгим взглядом уставился на восьмилетнюю девочку, а потом согласно кивнул. Слава богу, что не Блис была его нареченной, и он заранее пожалел того, кому она достанется в жены.

– А куда вы денете монеты, которые получите от меня? – спросил он, оглядев всех пятерых.

– Отдадим их папе, – хором ответили девочки.

Гордон откинул назад голову и громко расхохотался. Дети, у которых заводятся деньги, обычно тратят их на всякие безделушки, а этот английский царь Мидас, и без того несметно богатый, умудрился еще и дочек таких себе произвести, которые мал мала меньше, а уже добывают для него деньги. Просто восхитительно!

– В котором часу у вас подают ужин? – спросил он.

– В шесть, – ответила Блайт.

– Я дам каждой из вас по шиллингу, если вы скажете Роберте, что я жду ее в кабинете.

– Это очень странно, – заметила Блис. – Ведь Роберта сама послала нас сюда, чтобы сказать вам, что она не спустится к ужину. Она увидится с вами утром.

– Черт бы ее побрал. – Гордон вскочил с кресла и пошел к двери. Но, переступив порог и словно припомнив что-то, повернулся к ним и спросил:

– Где комната Роберты?

Блис улыбнулась так нежно, как только могла.

– Эти сведения тоже стоят денег, милорд.

– Сколько?

– Еще один золотой. – А когда он согласно кивнул, добавила: – На каждую из нас.

– Одно удовольствие вести с вами дело, миледи, – проворчал Гордон, принимая и это условие.

– Как и с вами, милорд, – отпарировала Блис. – Комната Роберты наверху, налево по коридору вторая дверь.

Подойдя налево по коридору ко второй двери, Гордон на мгновение замешкался. Плутовская мальчишеская ухмылка скользнула по его губам, и, не постучав, он открыл дверь, шагнув в спальню своей жены. Несмотря на полумрак комнаты, он тут же увидел ее, и его ухмылка превратилась в восторженную улыбку.

Роберта сидела на подоконнике прямо напротив двери и смотрела на ранние зимние сумерки. Ее легкий шелковый халат подчеркивал все соблазнительные изгибы фигуры, особенно мягкую округлость бедер.

Черт побери, а у моей жены хорошенькая попка, подумал Гордон, стоя посреди комнаты. Он окинул оценивающим взглядом ее обтянутые шелком бедра.

– Ну как, Блайт? – не оборачиваясь, спросила она. – Что сказал маркиз, когда ты передала ему, что я увижусь с ним только утром?

– Он сказал: «Черт бы ее побрал!»

Роберта резко обернулась, возмущенная тем, что Гордон осмелился войти в ее спальню без разрешения. Она стянула покрепче шелковый халат на груди, и это сделало приятные округлости еще соблазнительней.

– Что ты тут делаешь? – сердитым шепотом спросила она.

– От меня отделаться не так-то легко, ангел, – ответил Гордон. – Я пришел проводить тебя на ужин.

– Уходи отсюда, пока никто тебя не видел.

– А почему я должен об этом беспокоиться?

– Я об этом беспокоюсь, – сказала Роберта. – Неприлично джентльмену являться в спальню к леди.

Гордон лишь криво усмехнулся на это и скрестил руки на груди.

– А мужу тоже неприлично зайти в комнату к своей жене?

– Ты же поклялся дяде Ричарду…

– Но ты мне тоже кое-что обещала, – напомнил он ей. – Нельзя сказать, что ты ведешь себя доброжелательно.

– Я обещала лишь не проявлять враждебность, – огрызнулась Роберта. Она опустила взгляд вниз и вдруг удивленно вскинула брови, разглядев в полумраке, во что он одет.

На нем был традиционный шотландский наряд в черную и зеленую клетку – цвета клана Кэмпбелов. Юбка в крупную складку была стянута на талии черным кожаным ремнем, а длинный плед, перекинутый через плечо, закреплен на плече литой золотой пряжкой с изумрудами. Кроме юбки, на нем была белая шелковая рубашка.

– Ты надел…

– Юбку? – подсказал Гордон, шагнув к ней с гордым видом. – То же самое сказали и твои юные кузины.

Инстинктивно Роберта поплотнее запахнула халат и пожалела, что она в неглиже. Этот наряд из тонкого полупрозрачного шелка совершенно не защищал ее от нескромных мужских взглядов, делая очень уязвимой.

– Ты нарочно напялил это, чтобы досадить мне, – раздраженным тоном сказала она. – Или с другой целью? Чтобы напомнить, что у нас с тобой одно происхождение?

– Перестань, киска. Ты вышла замуж за меня, а не за мою одежду.

– Не разговаривай со мной таким снисходительным тоном, – предупредила его Роберта, слезая с подоконника на пол. – Или эта киска задаст тебе жару.

– Я все пытаюсь угодить, быть тебе приятным, дорогая, – сказал Гордон, поднимая руки, словно сдаваясь. – Я мечтаю провести с тобой этот вечер. Я пришел проводить тебя на ужин и не уйду отсюда без тебя.

– Ну ладно, – неохотно согласилась она. – Только выйди за дверь и подожди, пока я оденусь.

– Я не желаю больше видеть тебя неизвестно в чем, – сказал Гордон, уже шагая через комнату по направлению к ее гардеробной. – Я сам выберу для тебя платье.

Хотя его оскорбительная заносчивость разозлила ее, Роберта промолчала и воспользовалась этой возможностью, чтобы посмотреть на свой рубин. Камень сиял таким же ровным и безмятежным цветом, как всегда. Неужели маркиз не представлял никакой опасности для нее? Этот проклятый рубин не менял цвет! А может, тетя Келли ошиблась, и он не волшебный?

– Ты снова проверяешь свои прелести?

Роберта резко вскинула голову. Щеки ее вспыхнули от замешательства, а изумрудные глаза сверкнули гневом.

– Надень вот это, – сказал маркиз, протягивая ей зеленое шелковое платье.

– Чтобы мое платье подходило по цвету к твоей зеленой юбке?

– Нет, ангел. Зеленое оттеняет твои прекрасные глаза.

Она почувствовала смятение и трепет при этих словах, а гнев ее куда-то испарился.

– Я спущусь через несколько минут, – сказала Роберта, опуская взгляд.

– Я подожду.

– Тогда жди внизу, пока я переодеваюсь.

Гордон поднял брови и насмешливо сказал:

– Что за церемонии между мужем и женой? Кроме того, если я выйду в коридор, ты запрешься от меня и просидишь тут весь вечер.

– Ты мне не доверяешь? – спросила Роберта.

– Твое поведение не располагает к доверию, – ответил Гордон. – Но я обещаю, что не буду подглядывать.

– Ну, ты-то тоже не слишком внушаешь доверие, – парировала она.

– Тише, ангел. – Но он не сделал никакого движения, чтобы уйти.

Роберта отвернулась и, проклиная про себя это хайлендское упрямство, прошествовала через комнату к ширме. Роберта сказала маркизу правду: она действительно не верила, что он не будет подглядывать. Скинув халат и бросив его рядом на пол, она шагнула в свое изумрудное платье и быстро натянула его на себя. Сначала она застегнула две верхние пуговицы, а потом две нижние – прямо на талии. А дальше дело приняло серьезный оборот. Верхние и нижние пуговицы застегнуть было сравнительно легко, но до остальных она дотянуться не могла.

Роберта изворачивалась и так и эдак, но лишь вспотела и раскраснелась от этих усилий. О господи, почему взрослые женщины не способны сами одеться?

– Черт побери! Ну сколько же это будет продолжаться, – ворчала она, борясь со своим неподатливым платьем.

– Ты что-то сказала? – отозвался маркиз.

С ярко пламенеющими щеками Роберта высунулась из-за ширмы.

– Я говорю, ты не мог бы…

Жадный блеск сверкнул в его понимающих глазах. Он быстро подошел к ней и сказал:

– Тогда повернись.

Роберта испытывала самое сильное смущение за все время их знакомства. Просить его помощи в таком интимном деле было унизительно для нее, и девушка молча повернулась к нему спиной.

Выказав немалую ловкость и умение как мужчина, которому не раз приходилось застегивать женские платья, Гордон за несколько секунд справился с делом. Он приблизился вплотную к ней и, приложив губы к ее уху, прошептал:

– Готово, ангел.

Волна утонченного наслаждения пробежала у нее по спине. Стремясь избавиться от его опасной близости, Роберта повернулась, едва не уткнувшись ему в грудь, и сказала:

– Благодарю вас за помощь, милорд.

– Мне самому это доставило удовольствие, поверьте.

С этими словами он галантным жестом предложил ей руку, и Роберта осмелилась наконец поднять на него глаза. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Гордон вопросительно поднял брови, и она неохотно взяла его под руку. Вместе они вышли из спальни и зашагали по коридору к лестнице.

Роберта вздохнула с облегчением, когда ей удалось сесть за большим столом слева от Гордона, что позволяло легко прятать проклятое пятно от его испытующего взгляда. За столом уже сидели дядя Ричард, тетя Келли, Самма, Отма и Блайт. Аврора и Блис сели слева от Роберты.

За ужином граф Ричард и Гордон почти беспрерывно говорили о делах, политике, шотландском и английском троне. Такое пренебрежение к ней нисколько не беспокоило Роберту. Невнимание маркиза давало ей возможность незаметно рассматривать его.

Когда он потянулся за бокалом вина, Роберта обратила внимание на его руки. С длинными и сильными пальцами, они, казалось, играючи могли справиться с тяжелым шотландским палашом. Его пальцы коснулись ножки бокала так же мягко, как только что пуговиц ее платья.

Роберта медленно подняла взгляд. Он держался высокомерно, хотя и чуть расслабленно. Профиль словно высечен из камня. Каштановые волосы слегка ниспадали на шею.

Боже правый! У этого человека даже уши были красивой формы. Она быстро отвела глаза, заметив, что Гордон поворачивается к ней. Неужели он почувствовал на себе ее взгляд? Он потянулся рукой к ее рукам, лежащим на коленях, наклонившись ближе, прошептал ей на ухо:

– Может, погуляем по саду, прежде чем идти спать?

– Хорошо, – неуверенно ответила она.

Она любила бархатную темноту ночи, потому что та скрывала все изъяны. К тому же девушка чувствовала себя в достаточной степени защищенной – ведь пятеро ее юных кузин, разумеется, будут сопровождать их.

Роберта посмотрела вдоль длинного стола в сторону Блайт и спросила:

– А вы пойдете с нами?

Блайт, Самма и Отма улыбнулись ей, но отрицательно покачали головами. Это удивило Роберту. Обычно ей с трудом удавалось отделаться от них, когда хотелось побыть одной. Она мысленно чертыхнулась в их адрес и повернулась, чтобы пригласить с собой Блис. Но тут заметила, что восьмилетняя Блис усиленно подмигивает маркизу. Недоумевая, Роберта посмотрела на маркиза, но тот, казалось, ничего не замечал.

Снова повернувшись к кузине, Роберта начала:

– А ты не могла бы…

Но Блис только зевнула и деланно потянулась.

– Я та-ак устала, – сказала она.

Роберта посмотрела на Аврору, но, словно предупреждая ее вопрос, Блис озабоченно пробормотала:

– Бедняжка Аврора очень утомилась, и нам придется на руках нести ее в постель.

Гордон хрипло рассмеялся и сказал:

– Раньше я не понимал, до чего же забавными могут быть маленькие девочки. Надеюсь, у нас их будет достаточно, чтобы наполнить ими замок Инверэри. – Тут он поднялся и, коснувшись плеча Роберты, добавил: – Ну что, пойдем прогуляемся по саду?

Обеспокоенная, Роберта кивнула и со вздохом поднялась из-за стола. Теперь, когда она уже согласилась на прогулку, отказаться, не оскорбив его, было невозможно. Пока они шли с маркизом через большой зал, Роберта украдкой оглянулась через плечо. Ее кузины сидели за столом и улыбались так, словно были посвящены в какую-то тайну. Когда же она задержалась в дверях и бросила на них особенно долгий и многозначительный взгляд, все пятеро тут же принялись громко потягиваться и зевать, изображая усталость.

Но им ни на миг не удалось ввести ее в заблуждение. Ну как же, так она и поверила им! Она еще наведается в их спальню, как только вернется с этой прогулки. Чтобы держать маркиза от себя подальше, ей нужна была их помощь. И если понадобится, она готова даже заплатить своим кузинам, лишь бы они не оставляли их наедине и следовали за ней и маркизом по пятам.

Выйдя в сад, Роберта глубоко вздохнула, любуясь красотой ночи. Молодой месяц в окружении сотен сверкающих звезд висел прямо над головой на черном бархатном небе. Вечерний туман, словно льнущий к ней любовник, покрывал Темзу и, свиваясь, наползал на ближайший берег. Ароматный дымок из прибрежных домов смешивался с морозным воздухом.

Гордон и Роберта двинулись через лужайку к реке.

Под покровом темноты Роберта не прятала свою левую руку в карман.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Гордон, заметив усмешку, скользнувшую по ее губам. Роберта искоса взглянула на него.

– Англичане называют такую погоду зимой, – ответила она.

– По сравнению с нашей хайлендской стужей это почти что лето, – отозвался Гордон. – Посмотри-ка, дорогая, какой восхитительный месяц и звезды на небе? Но они не так красивы, как ты.

– Странно, что такой завзятый волокита сравнивает меня со столь недосягаемым предметом, как месяц, – сказала она.

– Это удивительное время года, – заметил Гордон, проигнорировав колкость. – Оно символизирует юность в лоне старости и старость в юности.

– Жизнь в смерти и смерть в жизни, – тихим голосом добавила Роберта.

– Да, дорогая, это и конец и начало годового круга, – сказал Гордон. – В древнем календаре есть так называемый Пустой день. Это двадцать третий день декабря, самый короткий день в году, когда могут произойти и происходят чудеса.

– Да ты еще и язычник! – удивилась она.

– Я люблю читать книги. А что означает твое «еще»?

– Вдобавок к тому, что ты хайлендский дикарь, – схитрила Роберта. Она знала, что ее тетка верит в старые поверья, но оказывается, что и он… А вдруг этот маркиз знаком с какой-то языческой магией?

Со своей неотразимой мальчишеской ухмылкой Гордон повернулся к ней:

– А ты очень сообразительна, дорогая.

– Тебе это нравится в женщинах?

– Нет, не очень, – поддразнил он. – Но каждый из нас должен нести свой крест в этой жизни. Так и я постепенно привыкну к твоему острому язычку.

– Очень забавно, милорд, – сказала Роберта, вздернув свой носик. Ей очень хотелось придумать какой-нибудь повод, чтобы наброситься с колкостями на него, но ее обычная сообразительность на сей раз не помогла, и в голову ничего не приходило.

Когда они подошли ближе к Темзе, нежные хлопья тумана превратились в густые стелющиеся слои. Туман обволакивал их ноги и поднимался выше к плечам.

– Я не вижу своих ног, – сказала Роберта. – Если мы пойдем дальше, то совсем исчезнем в нем.

Без всякого предупреждения Гордон обнял ее правой рукой и притянул ближе к себе.

– Я не знаю никого, с кем бы я охотнее исчез, – сказал он хриплым голосом.

– Благодарю, милорд, – иронически ответила она, – но бьюсь об заклад, что те же самые слова вы говорите всем женщинам.

Гордон просто проигнорировал ее колкий комментарий. Вместо этого он спросил:

– Итак, чем ты занималась все это время?

– Все десять лет? – переспросила она. – Ну, я росла и много путешествовала по Англии.

– Так-так, – кивнул он. – А кстати, расскажи мне о той кукле, ангел.

– Зачем тебе это нужно?

– Хотелось бы знать, в каком преступлении ты обвиняешь меня.

– Ты не понял. Ты уже признан виновным, – с дразнящей игривостью в голосе засмеялась Роберта. – В тот день, когда ты приехал в замок Данридж…

– Ты имеешь в виду тот день, когда мы поженились? – прервал Гордон.

Роберте не понравилось это уточнение, но она не стала возражать ему.

– …Ты обещал прислать мне новую куклу, как только вернешься домой. Пообещал, но так и не прислал.

– Мне было в то время пятнадцать лет, и я был порядочный шалопай. – Гордон замолчал и мягко повернул ее лицом к себе. – Ты простишь меня, дорогая?

– Я давно простила тебя. – Роберта высвободилась из его рук и снова уставилась на реку.

– Тогда почему же ты сердишься на меня? – спросил Гордон, становясь перед ней.

– Я ни разу не сказала, что сержусь, – ответила она, упрямо глядя вперед. – Дело в другом: я люблю Генри Талбота и хочу остаться в Англии.

Это признание в любви к другому мужчине рассердило Гордона.

– Давай не будем говорить о других, – суровым голосом сказал он.

– Ты можешь говорить о других женщинах, если хочешь, – возразила Роберта, искоса бросив взгляд на него. – Меня это совершенно не волнует.

– Ты пытаешься меня разозлить? – спросил Гордон, в его голосе слышалось недоверие.

Роберта мило улыбнулась ему и с невинным видом сказала:

– Меня вовсе не заботит, что ты… Не подходи слишком близко к воде.

Гордон продолжал идти и остановился только возле низенькой бровки, отделяющей набережную от воды.

– Ты слышишь меня? – в панике закричала Роберта. – Отойди подальше от воды!

Гордон повернулся и сделал несколько шагов в ее сторону. Даже в темноте видно было, какая тревога исказила ее черты.

– В чем дело, ангел?

– Я… я не люблю воду.

– Ее просто не надо бояться. Разве ты не умеешь плавать? – спросил Гордон. – Трудно в это поверить, ведь озеро Лох-Эйв омывает стены замка Данридж.

Роберта опустила голову, стараясь не встречаться с ним взглядом. При одном только упоминании этого озера волна непрошеных воспоминаний нахлынула на нее. Мысленным взором она увидела снова мертвенно-белое лицо дочери фермера. Увидела своего отца, неистово пытающегося привести в чувство девочку. И уже знакомые шепотки: «Проклятая ведьма… Чудовище озера Лох-Эйв…»

– Что-то не так? – спросил Гордон, взяв своей сильной рукой ее за локоть и повернув к себе.

– Я… я вспомнила об одной подружке, которая едва не утонула однажды, – ответила Роберта. – С того дня мне делается страшно, как только я приближаюсь к воде. А этот туман, скрывающий берег реки, действует мне на нервы.

– Тогда давай сядем на скамью под теми деревьями, и пусть туман лишь окутывает наши ноги, – предложил Гордон.

Роберта заставила себя улыбнуться и согласно кивнула.

– Ну, а теперь, милорд, расскажите мне о себе, – потребовала она, когда они шли по лужайке к каменной скамье. – Чем вы занимались все эти десять лет?

– По совету отца я, ради блага всего нашего клана, отправился ко двору, – ответил Гордон, небрежно положив руку ей на плечо, когда они сели.

Нервничая от такой непривычной мужской близости, Роберта сидела точно каменная. Она посмотрела на его руку, лежавшую словно бы случайно на ее плече, потом искоса заглянула в лицо. Маркиз казался совершенно расслабленным, словно и не замечал, что его рука обнимает ее. Кажущаяся невинность этого жеста заставила ее тоже расслабиться, и она глубоко вздохнула.

– Мы стали с королем друзьями. Ему особенно нравится охотиться и играть со мной в гольф, – сказал Гордон. – Есть при дворе и другие развлечения, вроде танцев и карточных игр. А ты играешь в гольф?

– Никогда не пробовала, – ответила Роберта, повернув голову, чтобы посмотреть на него.

– В таком случае я тебя научу, – сказал Гордон, и его рука, покоившаяся у нее на плече, начала медленно поглаживать его.

– Не беспокойся ради меня, – возразила Роберта, настолько завороженная выразительностью взгляда его серых глаз, что даже не замечала руки, гладящей ее плечо.

– Ну что ты, ангел, тут нет никакого беспокойства, – хрипловатым шепотом заверил он, медленно приближая свои губы к ее губам.

Загипнотизированная пугающе-чувственным выражением его лица, Роберта была не в силах сопротивляться, когда его рот вплотную приблизился к ней. Она никогда еще не целовалась с мужчиной и даже не знала толком, как это делается. Конечно, такой светский человек, как маркиз, посмеется, обнаружив ее неопытность.

От этой унизительной мысли она встрепенулась, и в самый последний момент, когда их губы почти соприкоснулись, вдруг отвернула голову.

– Напрасно, ангел, – мягко укорил Гордон. Лицо его было так близко, что дыхание обжигало ее горящие щеки.

– Да ведь я только вчера впервые по-настоящему разглядела тебя, – сказала Роберта с умоляющим выражением лица. – Пожалуйста, дай мне время.

– Я не стану принуждать тебя, дорогая. – Гордон взял ее за подбородок и заглянул в глаза. – Я подожду, пока ты будешь к этому готова.

– Спасибо, – с невольным облегчением сказала Роберта. – А ты не такой уж дикарь, как я вижу.

– Ну вот, мы уже лучше узнали друг друга. – С этими словами он поднялся и предложил ей руку. – Может, вернемся домой? Тебе нужно хорошенько выспаться, а у меня есть еще дело, которое надо обсудить с твоим дядей.

– Какое дело? – с любопытством спросила Роберта.

– Тебе не понять, – ответил он, когда они уже входили в вестибюль.

Улыбка Роберты растаяла.

– А может, сумею, – посмотрев ему в глаза, усмехнулась она.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал Гордон, дразня ее, и шутливо коснулся пальцем кончика ее вздернутого носика. Потом повернулся на каблуках и направился к дядиному кабинету.

Недовольная тем, что с ней так небрежно попрощались, Роберта долгим взглядом проводила его и резко отвернулась. Ну ничего, она поставит на место этого заносчивого маркиза, и прямо завтра же утром. А сейчас она намеревалась заручиться помощью своих кузин, чтобы держать его подальше.

Едва она подошла к комнате, где жили Блайт и Блис, как дверь неожиданно распахнулась и мимо нее пронеслась миссис Эшмол. Явно рассерженная, нянька ворчала себе под нос что-то об ужасных манерах этих детей и разбросанных ночных чепцах.

Роберта удивленно посмотрела ей вслед и вошла в спальню. Закрывая за собой дверь, она услышала, как Блис сказала:

– Эшмол зануда.

– Перестань. Что это за выражения из уст дочери графа? – выбранила ее Роберта. Сев на край кровати, она заметила два белых ночных чепца, валяющихся на полу, – явную причину няниной вспышки.

– Мне нужна ваша помощь, – объявила она кузинам. – Я хочу, чтобы вы приставали к маркизу и ко мне при каждой возможности, надоедали, ходили по пятам.

– Нет, – сказала Блайт, бросив взгляд на младшую сестру, – этого мы сделать не можем.

– Я вам заплачу.

– А сколько? – спросила Блис.

– Шиллинг на двоих каждый день.

Блайт и Блис переглянулись и разразились громким смехом. Потом Блис выпалила неожиданную для нее новость:

– Маркиз платит нам гораздо больше, чтобы мы держались от вас подальше.

– Вот негодяй! – выругалась Роберта.

– Перестань! Что за выражения из уст дочери графа? – с самой сладкой улыбкой сказала Блис.

– Да, сестра, – согласилась Блайт. – Стыдно так разговаривать в присутствии невинных детей.

Роберта, прищурившись, посмотрела на них.

– А сколько он вам платит? – спросила она.

– По золотому на каждую, – ответила Блайт.

Вот это да, подумала Роберта. Она себе такую щедрость не может позволить, а уж тем более превзойти. Ее кошелек не выдержит таких расходов.

– Но есть у вас чувство семейной солидарности? – спросила она, стараясь усовестить их.

– Есть, – сказала ей Блис. – Но только мы все равно не передумаем. Деньги есть деньги, сама понимаешь.

– Нам очень жаль, кузина Роберта, – попыталась Блайт смягчить их отказ. – Ты не сердишься на нас?

Роберта посмотрела на выжидающие лица той и другой и, вздохнув, покачала головой.

– Я не могу рассердиться на своих любимых кузин. Ладно, увидимся утром. А сейчас спите.

Уйдя от девочек, она вернулась в свою комнату, обдумывая по дороге важный вопрос. Ей не хотелось слишком уж винить своих кузин за то, что те использовали создавшуюся ситуацию на пользу себе. В конце концов, они дочери своего отца. Нет, весь свой гнев она копила для этого разбойника из Арджила, на Гордона Кэмпбела. Как мог, казалось бы, воспитанный светский человек использовать невинных детей для достижения своих собственнических интересов? Такой достойной сожаления, весьма прискорбной аморальности она не ожидала даже от него. Первое, чем она займется утром, это выскажет ему все, что думает по этому поводу. Если только хватит духу, конечно.

Духу у нее не хватило. Избегая встречаться с маркизом, все долгое утро Роберта безо всякого дела провела в своей спальне. А к полудню солнце ярко засияло на чистом синем небе. Похожий скорее на ранний весенний, чем на зимний, этот день звал на улицу.

Не позволю ему превращать меня в пленницу в доме моего собственного дяди, решила Роберта, глядя, как все пять кузин играют в саду прямо под окнами ее спальни.

Схватив накидку, она уже двинулась было к двери, но тут же снова заколебалась. Маркиз наверняка притаился где-то там и ждет, когда она появится в коридоре. Пожалуй, надо сначала посмотреть.

Что делать, если он снова попытается поцеловать ее?

Она ведь никогда не целовала мужчину, кроме разве что отца и братьев, но они, разумеется, не в счет. Ох, зачем только Даб бросил ее и уехал ко двору? Хоть бы Генри побыстрей возвратился.

Осторожно открыв дверь, Роберта выглянула в коридор. Никого. Она вышла из спальни и медленно, будто крадучись, направилась к лестнице. А спустившись в пустой вестибюль, на цыпочках прошла к двери в зал и заглянула туда.

– Он уехал, – услышала она вдруг за своей спиной.

– О господи! – от неожиданности вскричала Роберта, быстро оборачиваясь.

Тетка улыбнулась:

– Лорд Кэмпбел уехал сегодня утром…

– Он возвратился в Шотландию? – прервала Роберта. Как ни странно, новость не принесла ей желаемого облегчения. Наоборот, она почувствовала разочарование.

– Нет, дорогая. Лорд Кэмпбел отправился в Лондон с какими-то поручениями.

– Какими поручениями?

– Не знаю, – пожала плечами леди Келли. – Но он сказал, что вернется после обеда.

– Почему же вы мне не сказали? – упрекнула ее Роберта. – А я все утро просидела, скрываясь от него в своей спальне.

– Я понятия не имела, что ты избегаешь маркиза, – ответила тетка. – Я подумала, что ты спишь допоздна.

Роберта протянула руку и коснулась ее руки.

– Что я должна сделать, если он попытается поцеловать меня? – спросила она, смущаясь, но полная решимости подготовиться.

Уголки губ графини дрогнули, словно она сдерживала смех.

– Скажи ему «нет, нет и нет», как учил дядя Ричард.

– Я серьезно, тетя Келли.

– А сама ты хочешь, чтобы лорд Кэмпбел тебя поцеловал? – спросила графиня.

– Конечно, нет, – ответила Роберта. – Но если бы и хотела, я не знаю, как это делается.

– Прижми свои губы к его губам, – сказала леди Келли. – А остальное произойдет естественно.

– А что делать руками?

– Для поцелуя люди используют губы, моя дорогая, а не руки.

– Это я прекрасно знаю, – раздосадованно ответила Роберта. – Я имею в виду, куда мне их деть?

Леди Келли с двусмысленной улыбкой посмотрела на нее:

– Можешь мне поверить, дорогая, когда маркиз будет тебя целовать, все части твоего тела сами будут знать, что делать.

Но Роберта все же не была убеждена.

– Еще одно, тетя Келли, – сказала она, показывая на свое заветное ожерелье. – Вы уверены, что этот рубин и в самом деле предупредит меня о приближающейся опасности? Он ни разу не потемнел.

– Значит, и опасности никакой не было, – ответила графиня.

– Но я постоянно проверяла его, всякий раз как маркиз появлялся поблизости, – сказала Роберта. – А камень оставался таким же.

– С чего ты решила, что маркиз опасен для тебя? – спросила леди Келли.

– Он хочет загубить всю мою жизнь.

– Нет, дорогая. Он хочет изменить ее.

– Жить с ним в Хайленде – значит погубить мою жизнь, – настаивала Роберта.

– Мы можем жить счастливо везде, если нам хорошо друг с другом, – сказала леди Келли. – А теперь беги. Девчонки уже заждались тебя.

– Спасибо вам, тетя Келли. – Решив поразмыслить над советом тетки, Роберта избрала долгий путь и, выйдя во двор, сначала обогнула особняк, а потом зашагала к саду, где играли ее кузины. Она глубоко вдыхала свежий чистый воздух. В этот теплый и солнечный не по сезону день о грядущей зиме напоминали только черные, голые ветви деревьев.

Как отличается этот день от тех, что стоят сейчас в горах Шотландии, подумала Роберта. Даже в самом начале зимы снег плотным ковром покрывает землю; декабрьские дни хмурые и холодные. Словно незваный гость, зима в северных краях всегда наступает рано, а кончается поздно.

Обогнув угол дома и выйдя в сад, Роберта услышала голоса спорящих кузин. Скорее всего

раздор среди этих ангелочков вызвала Блис – самое многообещающее дитя.

– Ты жульничаешь, – обвиняла сестру Блайт.

– Ничего подобного, – защищалась Блис.

– Ты выбрала Аврору, – говорила Блайт, – а мне достались Самма и Отма.

– Им обеим по три года, а вместе будет шесть – ровно столько, сколько и Авроре, – спорила Блис. – И у тебя все равно есть преимущество, ведь ты старше меня на два года.

– Во что вы играете? – крикнула Роберта, направляясь к ним.

– Блис жульничает и неправильно считает, – сказала Блайт.

– Ничего я не жульничаю, – настаивала Блис.

– Две трехлетние малышки едва ли равны одной шестилетней, – сказала Роберта, удивленно глядя на свою кузину. – Наверное, я должна присоединиться к команде Блайт.

– Но это будет несправедливо, – вскинулась Блис.

– Вот в этом все и дело, моя рассудительная кузина, – с улыбкой сказала Роберта. – Теперь ты знаешь, как…

– Ну и ладно, – прервала ее Блис, заметив что-то за спиной Роберты. – Пожалуйста, присоединяйся к Блайт. А я позову маркиза.

Роберта быстро обернулась и увидела его, шагающего к ним через лужайку. Она поспешно спрятала левую руку в складках плаща и теперь наблюдала за его приближением.

Гордон Кэмпбел выглядел очень эффектно. В то время как англичане кутались в свои шерстяные плащи, маркиз Инверэри, не боясь холода, надел только черную кожаную куртку, рубашку и брюки. В этом костюме Гордон Кэмпбел был так же мрачно красив, как сам сатана, и привлекателен, как первородный грех.

С самоуверенной грацией он неторопливо направлялся к ним. На правом плече у него висела длинная сумка с клюшками для гольфа.

Услышав за собой шум, Роберта оглянулась через плечо. Все пятеро девиц Деверо принялись дружно зевать и потягиваться, словно уже приближалась полночь.

– Не уходите, – приказала им Роберта, пряча улыбку при виде такого притворства. – Милорд, нам с вами нужно обсудить кое-что.

– Что такое? – спросил Гордон, прислонив к толстому дубу свою сумку.

– Недостаток у вас честности.

Гордон с явным замешательством уставился на нее.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

– Подкуп, милорд. – Роберта указала на своих кузин. – Вы использовали невинных девочек в собственных целях, а это не делает вам чести.

Нахмурившись, Гордон вперился взглядом в восьмилетнюю Блис.

– Кузина Роберта сделала нам предложение, но мы отказались, – выпалила Блис. – Она тоже пыталась подкупить нас, но цена была слишком низкая.

Роберта почувствовала, что щеки у нее начинают пылать жарким румянцем, когда Гордон, удивленно подняв брови, сказал:

– Вот видишь, я был прав вчера – твои замашки сразу выдают уроженку Хайленда.

Потом снова посмотрел на девочек.

– Я привез из города подарки, – сказал он, – и оставил их для вас в большом зале.

С радостным визгом все пятеро тут же бросились через лужайку к дому. Как только они исчезли из виду, Гордон повернулся к Роберте со своей неотразимой веселой улыбкой.

– Вы это здорово проделали, милорд, – заметила она, игнорируя тающее чувство в груди. – А что будет во втором акте?

Гордон сделал шаг к ней.

– Я не держалась холодно с вами и, значит, не нарушила свое обещание, – торопливо сказала она, делая шаг назад.

– Да, но сарказм все же не убавился, – сказал он, наклоняясь за своей сумкой.

Он достал оттуда черную кожаную перчатку без пальцев и надел ее на левую руку. Потом извлек несколько обтянутых кожей мячей и пару клюшек для гольфа.

Повернувшись к Роберте спиной, он отошел на несколько шагов, воткнул подставку в газон и положил мяч на ее верхушку. Потом подмигнул ей через плечо и показал на мяч.

Невольно Роберта загляделась на прекрасную фигуру Гордона, на широкие плечи, тонкую талию и стройные мускулистые ноги. Да, маркиз Кэмпбел был совершенным образцом мужской красоты.

Как плохо, что он родился в Хайленде, подумала Роберта. Зачем судьба не сделала его англичанином?

Гордон ударил по мячу с такой силой, что тот высоко подскочил и полетел в сторону имения герцога Ладлоу. Потом он исчез. Оглянувшись на нее через плечо, Гордон спросил:

– А ты хочешь попробовать?

– Я не умею, – отказалась Роберта.

– Я тебя научу, – возразил он, протягивая ей черную кожаную перчатку.

Нетерпеливо Роберта сбросила плащ и шагнула к нему. Она натянула перчатку и посмотрела на свою левую руку. Перчатка скрыла дьявольскую метку. Жаль, что ее нельзя постоянно носить на людях.

– А что теперь делать? – спросила она.

Гордон положил другой мяч на подставку и, протягивая ей клюшку, сказал:

– Бей по мячу, ангел.

Роберта повернулась к нему спиной. Но он стоял так близко, что она не могла чувствовать себя свободно. Неожиданно его руки обхватили ее с двух сторон.

– Что ты делаешь? – При мысли о том, что он вот-вот заключит ее в объятия, Роберту охватила легкая паника.

– Не волнуйся, дорогая. Я просто поддерживаю тебя, пока ты прицеливаешься клюшкой.

Его слова отнюдь не успокоили ее. Тела их соприкасались, Роберта даже сквозь платье чувствовала его сильное горячее тело. Его дыхание овевало ей шею, напоминая о горном вереске на склонах родного Хайленда.

– Расставь-ка ноги, – прошептал он ей на ухо.

В блаженном неведении Роберта сделала то, что он сказал, и спросила:

– Как? Вот так достаточно?

– Просто идеально, ангел. Ты способная ученица, – сказал он, и в голосе его прозвучало веселье. – Теперь мягко, но крепко возьми клюшку за рукоятку и, не сводя глаз с мяча, размахнись по дуге и ударь.

Когда девушка начала замах, она сразу почувствовала, как тесно он прижался к ее спине; его руки, тоже обхватившие рукоятку клюшки, двигались вместе с ее руками.

Но что это? От ее удара мяч полетел куда-то в сторону и с плеском упал прямо в Темзу.

– Ты должна мне пять шиллингов за потерю мяча, ангел.

Роберта обернулась и, упершись взглядом ему в грудь, сказала:

– Если ты в состоянии платить по пять золотых за подкупы моих кузин, то наверняка переживешь потерю мяча для гольфа за пять шиллингов.

– Подними глаза, ангел, – хриплым шепотом пробормотал он.

Роберта облизнула губы и очень медленно подняла взгляд к его лицу. Его пронзительные серые глаза смотрели на нее с каким-то волнением, природу которого она никак не могла объяснить.

– Я и тебе привез подарок из города. – Гордон полез в карман и достал массивное золотое кольцо с изумрудом. Взяв ее левую руку, он надел кольцо на безымянный палец со словами:

– Этот камень напомнил мне твои прекрасные глаза. Я велел выгравировать на нем наши слова: «Ты, и никто другой».

Удивленная этим жестом, Роберта молча смотрела на кольцо. Ни один мужчина, за исключением братьев и отца, никогда не дарил ей подарков. Когда же она снова подняла на него глаза, то увидела его красивое лицо совсем близко, и тут же его губы прильнули к ее губам.

«Нет, нет и нет», – обреченно подумала Роберта. Но она даже не пошевелилась, чтобы отстраниться от него. Единственное, что она сделала, это закрыла глаза.

– Какая ты сладкая, – проговорил он, прижимаясь к ее губам.

Опьяняющее чувство от прикосновения губ и хриплый звук его голоса лишили ее всякой способности к сопротивлению. Уступая этому поцелую, она выгнулась, прижимаясь к его груди, в то время как его крепкие руки обхватили ее и держали пленницей в своих объятиях.

Все чувства пришли в необычайное смятение, когда Роберта отдалась этому новому возбуждающему ощущению. Но все кончилось так же неожиданно, как и началось.

– Благодарю за поцелуй, ангел.

Услышав эти слова, Роберта открыла глаза и затуманенным взглядом уставилась на него. И тут же почувствовала облегчение от того, что испытала наконец первый настоящий поцелуй.

– Тетя Келли была права, – выпалила она. – Все происходит совершенно естественно.

Гордон улыбнулся. Обняв одной рукой за плечи, он притянул ее ближе к себе, и так, обнявшись, они направились к дому.

– Что ты купил девочкам? – спросила Роберта, пытаясь заглушить биение сердца звуком своего голоса.

– Марципаны и кукол, – ответил Гордон, искоса взглянув на нее. – А ты опять проверяешь, на месте ли твои грудки?

– Если хочешь знать, я проверяю свой рубин, – ответила Роберта. – Тетя Келли говорит, что он станет темным, как голубиная кровь, если мне будет угрожать опасность. – Невольно, сама того не желая, она игриво улыбнулась ему. – А я уверена, что ты представляешь опасность для моего душевного спокойствия.

– Благодарю за столь лестное мнение, – ответил Гордон, когда они входили в вестибюль.

Перед дверью в большой зал Роберта помедлила и, взглянув на него, спросила:

– А когда мы целовались, ты помнишь, где были мои руки?

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Неважно, – залившись румянцем, сказала она. – В другой раз я сама за этим послежу.

Гордон улыбнулся, явно довольный.

– Если только он будет, этот другой раз, – поправилась она, стерев улыбку с его лица.

Когда она повернулась, чтобы уйти, Гордон мягко удержал ее за руку:

– Я и тебе привез куклу из Лондона.

– Я же сказала тебе вчера… – начала она.

Гордон приложил палец к ее губам и приказал:

– Скажи «спасибо», ангел, и закрой свой соблазнительный ротик.

Роберта не могла сдержать улыбку:

– Благодарю вас, милорд. – И сделала губами так, словно плотно смыкает их вместе.

– Какая ты сладкая, – сказал Гордон, наклоняясь, чтобы запечатлеть на ее губах невинный нежный поцелуй. – Я верю, что мы будем вместе всегда.

5

«Двадцать третье декабря… Таинственный Пустой день, день, когда случается неожиданное».

Вспомнив эти слова Гордона, Роберта содрогнулась.

Сегодня все может произойти, а она сознавала, что не обладает сейчас достаточной внутренней силой, чтобы пережить какие-то новые неожиданности.

С тех пор, как три недели назад маркиз Инверэри ворвался в ее жизнь, Роберта чувствовала, что дух сопротивления медленно, но неуклонно покидает ее. Большую часть дня она проводила с ним, но, как ни странно, ухитрялась держаться от него и его таких соблазнительных губ на расстоянии. Ей недоставало так необходимой сейчас стойкости, чтобы удержать свое сердце в границах равнодушия.

Несмотря на излишнее самомнение, Гордон Кэмпбел привлекал ее, как ни один другой мужчина. Роберта знала это так же верно, как и то, что она хочет выйти замуж за Генри Талбота и остаться в Англии навсегда.

И все же последние три недели были приятно волнующими.

Ни один суд никогда не признал бы маркиза Инверэри виновным в том, что он нагоняет скуку. Никогда Роберта не чувствовала такого чудесного оживления; как в его присутствии.

По утрам они обычно катались верхом, а днем играли в саду в гольф. И каждый вечер сидели в большом зале возле камина, оживленно перебрасываясь остротами, или склоняли головы над шахматной доской, в то время как пятеро ее кузин наблюдали за игрой.

Сразу по окончании игры, в которой Гордон неизменно побеждал, он исчезал в дядином кабинете, чтобы обсудить с Ричардом какие-то дела. Он утверждал, что интересы его клана требуют вкладывать капитал в различные компании, и, судя по всему, занимался этим с немалой прибылью.

Роберта, разумеется, чувствовала, что дядя старается поставить ее в такое положение, когда она уже не сможет отказать маркизу. Назначенный для этого срок – первый день весны – уже не за горами. А все более крепнущий деловой союз дяди Ричарда с человеком, которому она твердо намеревалась отказать, был весьма рискованным делом для графа Басилдона.

Но у дяди Ричарда был свой резон. Он верил, что именно Яков Стюарт предназначен судьбой унаследовать трон после смерти Елизаветы. А если шотландский король сядет на английский престол, то те англичане, которые заручатся дружбой высокопоставленных шотландцев, будут чувствовать себя гораздо уверенней при новом дворе. Характерной чертой дяди Ричарда была предусмотрительность, он старался найти решение проблемы еще до того, как она возникала.

Несмотря на жаркий огонь, горевший в камине, Роберта почувствовала внезапную дрожь и, накинув черную шерстяную шаль, зябко передернула плечами. Потом встала из кресла, пересекла комнату и подошла к окну.

Погода, почти весенняя в течение предшествующих дней, теперь заметно ухудшилась. На дворе лил нудный холодный дождь, а резкий восточный ветер бил в окна, заставляя дрожать стекла. Завывание ветра напомнило ей Хайленд, и она вдруг ощутила тоску по дому. Хотя и не стремясь жить вместе с родителями и братьями, Роберта все же тосковала по своей семье и дому.

Как сложится этот ненастный день, спросила она себя с унынием. Гулять или играть с Гордоном Кэмпбелом в гольф нельзя, и, вероятно, ей придется провести все оставшееся время, уклоняясь от его поцелуев. Как выдержать целый день такой сладкой пытки?

Она не осталась бесчувственной к его обаянию, и ее твердая решимость постепенно ослабевала. Закалять свое сердце против любовных заигрываний с каждым днем было все труднее.

«Таинственный Пустой день… ожидание неожиданного».

Роберта вздохнула, поведя плечами, и направилась к двери. Она должна все же спуститься вниз и храбро встретить то, чему было суждено случиться в этот день.

Когда вдруг раздался стук в дверь, Роберта резко остановилась и с тревогой уставилась на нее. Очевидно, это «неожиданное» устало ждать и решило само отыскать ее.

– Миледи? – Голос из-за двери принадлежал Дженингсу, мажордому. – Миледи, вы здесь?

Роберта открыла дверь:

– Да, мистер Дженингс?

– В большом зале вас ожидает гость, – объявил тот.

Это удивило Роберту.

– Вы о лорде Кэмпбеле?

Дженингс покачал головой:

– Маркиз уехал еще утром и пока не вернулся.

– Он отправился верхом в такую погоду?

– Да, миледи.

– Благодарю вас, мистер Дженингс. – Роберта прошла мимо него и поспешила по коридору к лестнице.

Дойдя до вестибюля, она по привычке сунула левую руку в карман платья. А когда вошла в большой зал, лицо ее осветилось искренней радостью.

– Генри! – закричала она.

В волнении Роберта вынула руку из кармана и бросилась через зал. Она кинулась в раскрытые объятия Генри Талбота и обняла его так, словно боялась отпустить. Ее верный рыцарь вернулся, чтобы спасти от грозящего ей прозябания в неприветливом и враждебном для нее Хайленде.

Роберта подняла глаза в самое время, чтобы увидеть, как его красивое лицо наклоняется к ней. Она быстро отвернулась в последний момент, и его поцелуй пришелся в щеку.

– Как я понимаю, твоя помолвка еще не расторгнута? – спросил Генри, и в голосе его прозвучало разочарование.

– Пока задерживается, – солгала Роберта, сделав шаг назад и взяв его руки в свои. – Ты, должно быть, ужасно замерз. Иди согрейся у камина. Ты надолго приехал?

Не ответив на ее вопрос, Генри позволил отвести себя к одному из кресел, стоящих перед камином. Садясь, он обнял ее за талию и попытался усадить к себе на колени.

Роберта засмеялась:

– Нет, Генри, не надо, пожалуйста. Это неприлично.

– Я был в отъезде целых шесть недель, и ты отказываешься поцеловать меня, – пожаловался он. – Но, по крайней мере, сядь поближе.

Несмотря на то что она противилась этому, он все же усадил ее к себе на колени. Роберта торопливо прикрыла левую руку правой. Сейчас она была озабочена не только тем, чтобы скрыть родимое пятно, но и кольцо, подаренное ей Гордоном.

Долгим взглядом она посмотрела в красивое лицо Генри. Он ничуть не изменился, он был тем же самым человеком, которого она знала и любила уже больше года, но все же в нем не было того неотразимого обаяния, как два месяца тому назад. Она была уверена в том, что он любит ее, но тот тревожащий вопрос, который некогда задала ей тетка, все время всплывал в ее сознании.

Она хочет остаться в Англии потому, что любит Генри? Или она любит Генри потому, что хочет остаться в Англии?

– А теперь расскажи, дорогая, как ты скучала по мне, – сказал Генри, отвлекая ее от тревожных мыслей.

– Ты знаешь, что я не вправе говорить о подобных вещах, – мягко укорила его Роберта с игривой улыбкой, чуть тронувшей утолки ее губ.

– Черт побери, дорогая, – произнес знакомый голос позади нее. – Почему же ты не скажешь этому человеку, как мало ты скучала по нему?

– Боже правый! – воскликнула Роберта, вскакивая с коленей Генри. Она быстро обернулась и увидела Гордона Кэмпбела, с мрачным видом приближающегося к ним.

Ничего не понимая, Генри поднялся с кресла и повернулся к нему.

– Это еще кто такой? – спросил он.

– Это Гордон Кэмпбел, маркиз Инверэри, – чуть слышно, почти шепотом, ответила Роберта. – Гордон, а это Генри Талбот, маркиз Ладлоу.

С молчаливой враждебностью соперники уставились друг на друга. Наблюдая за ними, Роберта нервно поглаживала пальцем «дьявольский цветок» на левой руке.

– Неужели Кэмпбел проскакал такой долгий путь из Шотландии, чтобы лично возвестить о расторжении помолвки? – спросил Генри, метнув на нее удивленный взгляд.

– Ну, это не совсем так, – запинаясь, начала она, внутренне сжавшись от стыда. – Но все, что от меня требуется, это вести себя благожелательно по отношению к нему до весны. Потом он согласится на разрыв, если я пожелаю.

Гордон поймал взгляд Генри, а потом нахально смерил Роберту с ног до головы, задержавшись многозначительно на наиболее выразительных изгибах ее тела.

– Роберта была очень благожелательна, – сказал он тоном, предполагавшим нечто большее, чем это. – Ну, да ты, конечно, можешь представить, насколько благожелательной она бывает.

– Мерзавец! – сдавленным голосом сказал Генри.

Гордон только улыбнулся ему в ответ.

– Расторгни свою помолвку, – пригрозил ему Генри, – или мы еще встретимся с тобой при дворе.

Быстрым, как молния, движением Гордон выхватил из-за голенища сапога свой кинжал – «последнее средство».

– При дворе решают свои проблемы трусы, – сказал он. – Вытаскивай свой, и мы уладим это здесь и сейчас.

– Нет! – закричала Роберта, когда в ответ Генри вытащил из-за пояса свой кинжал.

– Оружие в ножны! – приказал властный голос дяди.

Роберта повернулась к дверям. Слава богу, к ним спешили дядя Ричард и тетя Келли.

– Кэмпбел пытается увести мою невесту, – объяснил Генри, вкладывая в ножны свой кинжал.

– Она была моей задолго до того, как ты вообще познакомился с ней, – отрезал Гордон, пряча за голенище свой. – Эта девушка провела тебя как дурака, дружище. Будь умнее и просто забудь о ней.

Готовая спорить, Роберта начала:

– Нет, подождите минуточку…

– Помолчи, – приказал граф Ричард.

– Не нужно шуметь. Поговорим спокойно, – добавила графиня, бросая на обоих молодых людей укоризненный взгляд.

И, взяв Роберту за руку, повела ее к креслам перед камином. Трое мужчин последовали за ними и встали рядом. Чтобы дать всем присутствующим успокоиться, граф Ричард начал расспрашивать Генри о том, что происходит при дворе.

Чувствуя себя ужасно неловко, Роберта боялась встретиться глазами с обоими поклонниками. Уставившись в пол, она терла пальцем «дьявольский цветок». От придворной жизни разговор перешел к ней; но она была так погружена в свои переживания, что даже не понимала, о чем идет речь.

Что, если Гордон Кэмпбел не сдержит свое обещание? Что, если он расскажет Генри, что они уже женаты? Тогда ее мечты о том, чтобы остаться в Англии, рассеются как дым. Она солгала Генри, и он никогда больше не поверит ей.

Украдкой она взглянула на Гордона. Его взгляд следил за движениями ее рук. Она тут же опустила глаза и прикрыла пятно правой рукой.

Неожиданно Генри протянул ей завернутый в льняное полотно сверток.

– Я привез тебе подарок, – с улыбкой сказал он.

– Спасибо, милорд. – Подчеркнуто вежливо поблагодарив Генри, Роберта бросила быстрый взгляд в сторону Гордона и медленно развернула сверток. И вздохнула с облегчением: это была книга в красивом переплете, вполне безобидный подарок. Перевернув несколько первых страниц, она поняла, что книга написана на незнакомом ей языке.

Как же ей быть, как признаться, что она плохо образованна? – подумала Роберта со щеками, пламенеющими от унижения. Генри этим подарком поставил ее в неловкое положение. Разве он не понимает, что ее нельзя сравнивать с искушенными придворными дамами?

Ну и пусть. Она может хотя бы притвориться, что внимательно читает ее.

– Французские любовные стихи, – сказал Генри, обращаясь ко всем остальным.

– Думаю, моя прекрасная нареченная не обучена французскому, – с явным удовлетворением заметил Гордон. – А я привез тебе из Лондона вот это, мой ангел.

Покраснев от гнева и замешательства, Роберта с досадой поняла, что он догадался о ее проблеме. Ей хотелось швырнуть Гордону в лицо его подарок, но вместо этого она выдавила из себя фальшивую улыбку и неохотно раскрыла поданную им коробку. Там лежало несколько пар кружевных перчаток под цвет платьев из ее гардероба – и все без пальцев, как перчатки для гольфа.

– Как мило, – сказала леди Келли.

– Торговец надул тебя, Кэмпбел, – сказал Генри с едким сарказмом. – Ты купил перчатки без пальцев.

В ответ Гордон промолчал.

Не зная, как себя повести и что делать, Роберта расстроенно разглядывала эти перчатки, подаренные ей. Дьявольская метка на ее руке явно беспокоила Гордона. Пусть он сам никогда не признается в этом, но его подарок красноречивее всяких слов. Ее муж купил эти перчатки, чтобы никто не смог увидеть проклятый «цветок» на ее левой руке. Что будет за скандал, если все узнают об этом безобразном родимом пятне.

– Ты меня слышишь, дорогая?

Роберта подняла глаза на Генри.

– Да, извини.

– Нам с сэром Ричардом надо поговорить о делах в кабинете, – сказал он. – Надеюсь, мы увидимся до моего возвращения в Хэмптон-Корт.

– Ты сегодня уезжаешь?

– Да. Как лорд-распорядитель, я должен присутствовать на всех праздничных развлечениях. Ты же не захочешь, чтобы я отказался от поручения, данного мне самой королевой?

– Я понимаю, – сказала Роберта. Глядя через плечо, она наблюдала, как следом за ним дядя Ричард и Гордон тоже выходят из зала.

Тоска и горькие сожаления сдавили ей грудь. Она чувствовала, что с сегодняшнего дня ее отношения с Генри никогда уже не будут такими, как прежде. Даже если ей удастся избавится от этого заносчивого шотландского маркиза, счастье будет ускользать от нее, а несчастья преследовать по пятам.

Расстроенная, она проводила пальцем по своему заветному ожерелью, уставившись в гипнотическое пламя камина. Слезы заблестели в ее глазах и медленно покатились по щекам.

Боже правый, что за судьба уготована ей! Неужели она влюблена в человека, за которого ее выдали много лет назад? Неужели она никогда не найдет душевный покой?

Два подарка лежали у нее на коленях: книга французских стихов, которые она не могла прочесть, и перчатки без пальцев, чтобы скрыть ее позор. Невежественная, обезображенная этим «дьявольским цветком» в глазах людей, она достойна только презрения.

– Ты очень расстроена? – заботливо спросила леди Келли.

– Какая я несчастная, – заплакала Роберта, вытирая рукой слезы. – Судьба сыграла со мной злую шутку!

– Жизнь часто подшучивает над нами, дорогая. У тебя все не так уж плохо.

Роберта посмотрела на тетку с отчаянием:

– По-моему, хуже и быть не может.

– Что плохого в том, что два богатых, знатных и очень привлекательных молодых человека добиваются твоей любви? – спросила графиня.

– Генри слишком занят своими придворными делами и не сможет спасти меня от Гордона, который решил увезти меня на север, – ответила Роберта. – В Хайленде я умру с тоски.

– Ну что ты, дорогая.

– Все так и будет, как я говорю. – Роберта протянула тетке левую руку. – Из-за этого проклятого «дьявольского цветка» я отверженная в моем собственном клане.

– Этот знак – скорее благословение, – не согласилась леди Келли. – В момент твоего зачатия великая Мать-богиня благословила тебя своим прикосновением.

– Если я такая благословенная, отчего даже родные сторонятся меня как зачумленной, осеняют себя крестом, когда я прохожу мимо? – спросила Роберта, и мучительное воспоминание о тех временах заставило голос ее задрожать. – Почему дети отказывались играть со мной? Почему они издевались надо мной, называя «проклятой ведьмой» и «чудовищем озера Лох-Эйв»?

– Невежество тому причиной, оно управляло их словами и поступками, – ответила леди Келли.

– В нашем Хайленде полно невежественных людей, – сказала Роберта. – После того как меня так хорошо приняли в Англии, я не могу вернуться в Шотландию. Не могу!

– А ты знаешь, что первые восемнадцать лет своей жизни я прожила, как отверженная, в имении моего отчима в Уэльсе, потому что я незаконная дочь герцога Ладлоу? – спросила леди Келли, коснувшись руки Роберты. – Я вижу, ты удивлена, но клянусь, это правда. Когда же я вышла замуж за Ричарда, то думала, что моя неотесанность всем бросается в глаза, а придворные Елизаветы считают меня уэльской дикаркой, которой как-то удалось поймать в свои сети богатого английского графа и женить на себе. Как же я была не права! Когда я сама стала уважать себя, они тоже передумали и приняли меня в свой круг. То же самое произойдет и с тобой.

– У меня другое дело, – возразила Роберта, печально покачав головой. – Вы носили свой стигмат глубоко в душе, и никто не знал о нем, мой же у меня на руке, и каждый может видеть его.

– Несчастья закаляют характер, – сказала леди Келли. – Чем больше превратностей приносит судьба, тем благородней становится характер человека. Так что ты и правда благословенна.

Роберта печально улыбнулась.

– Если мой характер станет еще прекрасней, меня должны будут канонизировать, как святую, – с горечью сказала она. – Я знаю, что вы владеете магией, тетя Келли. Вы поможете мне?

– Чего же именно ты хочешь? – спросила графиня.

– Вашего содействия, – поколебавшись, ответила Роберта, хотя на сердце вдруг легла тяжесть от сожаления. – Вы должны помочь мне отправить этого Кэмпбела в его чертов Хайленд.

– Тут успех нельзя гарантировать, – предостерегла ее графиня. – Сила, которую я вызову, чтобы управлять Кэмпбелом, может вместо этого начать управлять тобой.

Услышав, что тетка не против, Роберта оживилась.

– Ну и пусть, – нервно поглаживая свои «дьявольский цветок», ответила она. – Гордону ведь не будет никакого вреда? Я не хочу причинять ему зло.

Леди Келли понимающе улыбнулась, словно была посвящена в тайну, на которую намекала Роберта.

– Хлеб из заговоренного ячменя и вино с белым вереском – твоя единственная надежда разрешить эту деликатную ситуацию, не разгневав при этом богиню.

– Я никогда не слышала о таких вещах.

– Белый вереск, священная трава, охлаждает пыл нежелательных поклонников, – объяснила леди Келли. – Я истолку щепотку сухого вереска в тонкий порошок, и ты подсыплешь его Гордону в вино. Это верное средство.

– А что еще? – спросила девушка.

– А хлеб из заговоренного ячменя, наоборот, привлекает мужчин. Ты замесишь маленький кусочек теста, а потом приложишь его к своим потайным губам.

– У меня нет никаких потайных губ, – испуганно простонала Роберта.

Леди Келли рассмеялась.

– Дорогая, это находится у тебя между ног. Придай тесту их форму, испеки его и угости Генри. Ты еще не раздумала?

От изумления и замешательства щеки Роберты покрылись густым румянцем.

– Да, – едва слышно пролепетала она.

– Мы подадим им это в кабинет Ричарда, когда их внимание будет занято делами, – вставая с кресла, сказала графиня.

– Где же мы будем заниматься этой магией? – спросила Роберта, тоже поднимаясь.

– В кладовой, конечно.

А часом позже обе женщины стояли возле кабинета графа. Роберта держала поднос, а ее тетка по-особому расставила на нем три хрустальных бокала, чтобы не перепутать вино, положила маленькую булочку заговоренного хлеба и два круглых пирожка с сыром. Вино, куда был добавлен белый вереск, предназначалось Гордону – оно

было подогрето с добавлением корицы, а заговоренный хлебец – Генри.

– Ричард обычно сидит за столом, – говорила леди Келли, расставляя еду и напитки. – Я поставлю один бокал и пирожок с сыром вот сюда. Вино с вереском и другой пирожок будут лежать вот здесь. Если будет необходимость, то, подав вино Ричарду, мы просто повернем поднос.

– Хорошо, – согласилась Роберта.

– И пусть великая Богиня-мать благословит наше предприятие, – сказала леди Келли, собираясь постучать в дверь.

– Аминь.

С приветливой улыбкой леди Келли открыла дверь и вошла в кабинет. Роберта с подносом в руках следовала за ней.

– Не вставайте, не вставайте из-за нас, – бросила леди Келли, проходя через комнату. – Мы просто принесли вам подкрепиться.

С облегчением Роберта увидела, что все расположились в комнате так, как надо. Граф Ричард сидел за столом, как и предсказывала тетка. А Генри и Гордон сидели в полном соответствии с расположением содержимого подноса – на стульях, стоящих по бокам. Переставлять что-либо не было необходимости.

– Как продвигаются дела? – спросила леди Келли, пока Роберта ставила поднос на стол.

– Все в порядке, – ответил граф, бросая на жену многозначительный взгляд. – В настоящий момент мы обсуждаем перечень товаров, поставляемых моей Восточной торговой компанией, лорд Кэмпбел заинтересовался этим.

– Ну что ж, очень хорошо, – улыбнулась леди Келли и спросила: – Ты не возражаешь, если я полистаю здесь книгу.

– И я тоже, – сказала Роберта, заметив удивление на лице графа.

Не ожидая позволения мужа, леди Келли схватила Роберту за руку и повела ее в другой конец кабинета, к книжным стеллажам. Как бы невзначай Роберта оглянулась через плечо: граф явно был озадачен.

Она не сомневалась, что дядя что-то заподозрил. За тот год, что она прожила у них в Англии, ни она, ни ее тетка ни разу не брали в руки книгу, а тут вдруг…

– Дорогая, почему бы тебе не почитать «Жития святых»? – предложил граф жене с лукавой улыбкой. – Я давал их тебе еще одиннадцать лет назад.

– Меня больше тянет к романам, – возразила графиня.

– Ну, а мы вернемся к нашим делам, – заметил граф, понизив голос, что заставило улыбнуться обоих молодых людей.

– У моей прекрасной нареченной есть как раз книга французских любовных стихов, если это интересует вас, – с ноткой сарказма вставил Гордон.

Роберта осторожно бросила взгляд на Генри. Тот помрачнел, уже готовый наброситься на Гордона.

– Джентльмены, давайте вести себя как подобает, – сказал граф, пытаясь прекратить перепалку.

Генри усмехнулся и лениво произнес:

– Ожидать от хайлендского варвара, что он будет вести себя как джентльмен, – это все равно, что ждать от индюка, чтобы он запел как жаворонок.

Прежде чем Гордон успел раскрыть рот, Роберта резко повернулась и твердой походкой пересекла кабинет.

– Я тоже из Хайленда, – с вызовом сказала она. – Извинись сейчас же.

Гордон с удовлетворением откинулся на спинку стула. Он поймал взгляд соперника и ухмыльнулся в ответ.

– Я бы никогда не посчитал тебя дикаркой, – пожимая плечами, сказал ей Генри.

– Мой отец и братья тоже хайлендцы, – возразила она. – Значит, и они для тебя глупые индюки?

– Нет, но ты же сама называешь хайлендцев дикарями и варварами, – ответил он.

– Я имею право говорить то, что хочу, – сказала Роберта. – Я там родилась.

– Приношу свои извинения, – сказал Генри, беря ее правую руку и прикладываясь к ней поцелуем. – Я никогда никоим образом не хочу огорчать тебя.

– Ты тоже извини меня, – смягчилась Роберта, надеясь, что ее вспышка не обидела его. Она бы не хотела, чтобы Генри вернулся ко двору, затаив недобрые чувства против нее. – И выпей вина, милорд.

Генри отпустил ее руку. Но вместо того, чтобы взять ближайший бокал, потянулся за другим, с корицей.

– Этот для Гордона, – сказала Роберта, останавливая его руку.

– Но я люблю вино с корицей, – сказал Генри.

Боже мой, в панике подумала Роберта. Если бы ей это было известно, она бы подала охлажденное вино с вереском. Неужели ее тетка знала, что Генри любит вино с корицей? Нет, этого не могло быть. Она верила, что тетка желает ей добра.

– К подогретому вину не подают хлебцы, – нервно сказала Роберта.

– А я не хочу хлебец, – ответил Генри. – Я лучше возьму пирожок.

– Я не прочь отведать твоего хлеба, – сказал Гордон.

– Нет! – закричала Роберта и, обернувшись, увидела, что он уже потянулся за ним. Не раздумывая, она хотела уже вырвать угощение из его рук, но тетка оказалась быстрее.

– Пусть они выбирают, что им нравится, – сказала леди Келли, хватая ее за запястье и выразительно глядя на нее.

Роберта поняла, что хотела сказать ей тетка. Богиня сама решит, кто что будет есть. Хоть она и могла попытаться повлиять на свою судьбу, окончательное решение принадлежит, высшей силе.

Роберта кивнула, смирившись с неизбежным. И позволила тетке отвести ее обратно к книжным полкам.

Глядя на книги невидящим взглядом, она замерла в ожидании решения своей судьбы. Каждый миг казался ей двадцатью годами. Наконец, не в силах вынести это томительное ожидание, она бросила взгляд через плечо.

Первое, что она увидела, был поднос. Вино с белым вереском и ячменный хлебец с него исчезли.

Роберта закрыла глаза, боясь посмотреть на своих поклонников. Наконец, призвав на помощь всю свою храбрость, она взглянула на Гордона, который не ел и не пил. Потом перевела взгляд на Генри, задумчиво допивавшего вино.

Подойдя к Генри, она спросила:

– Ты выпил вино и хлебец съел тоже?

– Хлеб съел я, – сказал Гордон. – Ты его прекрасно испекла, мой ангел.

– Вино с корицей было приготовлено для тебя, – выпалила Роберта, повернувшись к нему. – Ты не должен был есть хлеб.

– Келли, объясни, что тут происходит, – приказал граф Ричард жене.

Не обращая на него внимания, леди Келли коснулась руки девушки и мягко сказала:

– Успокойся, дитя, так решила богиня.

– Плевать я хотела на вашу богиню! – в слезах закричала Роберта. – Я не хочу жить в Хайленде. – И с этими словами выбежала из кабинета.

Оба молодых человека тут же поднялись с мест, намереваясь последовать за ней, но графиня движением руки заставила их сесть.

– Оставьте ее, – сказала она. И, посмотрев на мужа, добавила: – Роберта приготовила для Генри заговоренный хлебец, а для Гордона вино с белым вереском, но оказалось, что у богини свое мнение о том, что кому должно достаться.

Граф Ричард откинул назад голову и громко захохотал, засмеялась и графиня. А на лице Генри Талбота появилась улыбка явного удовлетворения. Только Гордон в растерянности посмотрел на них троих: черт возьми, что тут такого забавного?

– Наверное, мы должны поделиться нашим знанием с лордом Кэмпбелом? – спросила мужа леди Келли.

– Да, пожалуй, – поддержал ее Генри Талбот.

Гордон посмотрел на соперника. По выражению лица того было видно, что он понимает, о чем речь, и очень доволен услышанным.

– Видите ли, господа, получилось так, что вы съели и выпили не то, что предназначалось каждому, – сказала леди Келли после одобрительного кивка мужа. – Заговоренный хлебец, предназначенный для Генри, воспламеняет страсть, а вино с белым вереском, предназначенное для вас, наоборот, охлаждает любовный пыл.

Гордон старался выглядеть невозмутимым, слушая это, хотя внутри у него все кипело. Потом он бросил холодный взгляд на маркиза Ладлоу и сказал:

– Этот факт больше, чем ячменный хлеб и вересковое вино, побуждает меня расторгнуть мой бра…

– Брат, тебе, кажется, нужно было вернуться в Хэмптон-Корт сегодня же, – обращаясь к Генри, вдруг вмешалась графиня. – Ты хочешь приехать туда до ночи?

– Скажи Роберте, что я постараюсь навестить ее на Новый год, хотя не могу обещать, пока не узнаю планов ее величества, – сказал Генри, поднимаясь со стула. Но прежде чем уйти, он повернулся к Гордону и протянул ему руку, сказав:

– Инверэри, я бы очень рад с тобой познакомиться. И пусть победит достойнейший.

– У меня нет сомнений, что им буду я, – сказал Гордон, вставая и пожимая руку соперника.

Генри наклонил голову:

– Или я…

В то время как два ее поклонника обменивались рукопожатиями, Роберта стояла одна в своей комнате и печально смотрела в окно на дождь. Этот унылый, мрачный день полностью соответствовал ее настроению.

Не буду плакать, сказала она себе, стараясь сдержать слезы, грозившие пролиться из глаз. Генри никогда не покинул бы ее, если бы не выпил вина с вереском.

И тут она увидела его.

Маркиз Ладлоу торопливо шел по лужайке к причалу, где стояла барка, которая должна была увезти его в Хэмптон-Корт.

Впереди Роберту ждало мрачное будущее. Человек, за которого она хотела выйти замуж, выпил вино с белым вереском и теперь уезжал, даже не попрощавшись с ней.

Какое же будущее ее ожидает? Гордон Кэмпбел, самоуверенный волокита, который решил скрыть ее уродство под перчатками. Хотя уже не раз маркиз Инверэри прикладывался поцелуем к ее «дьявольскому цветку». Но, может, он сделал это только для того, чтобы она успокоилась и поверила, что он ее любит и заботится о ней?

Роберта почувствовала, как паника овладевает ею. Гордон съел заговоренный хлебец. Что же теперь будет? Ведь если правда то, что сказала ей леди Келли, то он может воспылать какой-то бешеной страстью к ней.

Услышав стук в дверь, девушка обернулась:

– Кто там?

– Гордон, – ответил маркиз за дверью.

– Уходи! – закричала она.

Тут же дверь отворилась, и Гордон решительно вошел в комнату.

– Я сказала, уходи.

– О, извини, – пробормотал он со своей неотразимо нахальной улыбкой. – Мне послышалось «входи».

– Что тебе нужно? – спросила Роберта, рассердившись от этой очевидной лжи.

Гордон протянул ей коробку с перчатками:

– Ты забыла их в холле.

Роберта бросила взгляд на ненавистную коробку.

– Они мне не нужны, – сказала она.

«И ты тоже» – осталось невысказанным.

Словно от удара, Гордон подался назад. Всякое дружелюбие исчезло с его лица, а серые глаза потемнели, словно грозовые тучи. Не говоря ни слова, он поставил коробку на ближайший столик и повернулся, чтобы уйти.

– Я же сказала тебе, что они мне не нужны, – повторила Роберта, стараясь подавить в себе чувство горького сожаления, начинавшее шевелиться внутри.

Повернувшись к ней, Гордон смерил ее холодным взглядом и сказал совершенно спокойно:

– Я скакал в Лондон и обратно в этот ужасный дождь, чтобы купить их тебе. Но единственное, чего ты заслуживаешь, это увесистый шлепок по заду. Ты выглядишь как привлекательная женщина, а ведешь себя как стервозная ведьма. Когда повзрослеешь немного, мой ангел, сама будешь бегать за мной.

Роберта в бешенстве повернулась к нему спиной, ожидая, что он, уходя, громко хлопнет дверью. Но он этого не сделал. Дверь защелкнулась за ним почти бесшумно.

Тихий звук этого щелчка отдался в душе, болезненно ударив по ее и без того натянутым нервам. Неужели она была несправедлива по отношению к нему? Ведь он купил эти перчатки, чтобы скрыть ее пятно, именно потому, что знал, как она переживает.

Она подняла руку и уставилась на свой «дьявольский цветок». Изысканный изумруд, который, по его словам, так подходил к ее глазам, сверкнул в своей золотой оправе.

Роберта судорожно вздохнула. Гордон был добр с ней, а она оказалась такой жестокой.

Неужели это просто ребяческое упрямство говорит в ней, когда она хочет выйти замуж за Генри и остаться в Англии?.. Но ведь у всех есть заветные мечты и желания. Конечно, у всех. Придворные хотят видных должностей, адвокаты высоких гонораров, а солдаты мечтают о воинской славе. Девушки хотят красивого мужа, а молодые женщины хотят иметь здоровых детей…

И тут в ее сознании вновь всплыл тот странный вопрос ее тетки: «Ты хочешь остаться в Англии потому, что любишь Генри? Или ты любишь Генри потому, что желаешь остаться в Англии?»

И с каждым мгновением ответ становился все яснее в ее сердце, в ее рассудке, в ее душе. Ответ для нее неожиданный.

6

Гордон злился на самого себя, шагая по лужайке с сумкой для гольфа, перекинутой через плечо. На рассвете, после бессонной ночи, он решил выместить свое раздражение на мячах для игры в гольф.

Черт побери, надеяться на то, что эта крошка Макартур сама придет к нему, почти не приходилось.

Несмотря на раннее утро, небо было ясным и обещало прекрасный день. Клубы тумана почти рассеялись над землей, но все еще заволакивали реку. В утреннем воздухе разносился приятный запах дымка от множества очагов, которые слуги разжигали в домах, готовясь к новому дню.

Гордон прислонил сумку к старому дубу, вытащил клюшку и отошел на несколько шагов. Разметив по-зимнему бурый газон, он вытащил мяч и поставил его на метку. Потом встал в позицию и что было силы ударил по мячу.

Ба-бах!.. Мяч взлетел в воздух и исчез где-то в кустах. Что же он сделал не так с этой девицей Макартур? – спросил себя Гордон, уставившись в том направлении, куда улетел мяч.

По всей видимости, эта своевольная особа, на которой он женат, предпочла книгу стихов, которые все равно не могла прочесть, его собственному, продиктованному заботой о ней и тщательно выбранному подарку.

То, что Роберта Макартур в самом деле любит маркиза Ладлоу, никогда не приходило ему в голову. Ведь по сравнению с ним Генри Талбот был просто щенком. Гордон был уверен, что он более красив, обладает большим состоянием и занимает гораздо более высокое положение при дворе. В то время как этот Ладлоу был просто на побегушках у престарелой королевы, чье время уже пршло, он сам был личным другом молодого короля. А когда он унаследует отцовское герцогство, Роб Макартур станет бесспорной «королевой Арджила». Это весьма достойно.

Проклиная про себя женские капризы и глупость, Гордон достал из кармана и поставил на метку еще один мяч. Не сводя взгляда с мяча, он сильно замахнулся и ударил. Мяч перелетел через верхушки деревьев и на этот раз упал прямо в Темзу.

– Вы стараетесь загнать свои мячи подальше или просто избавляетесь от них? – раздался вдруг позади него чей-то женский голос.

Гордон обернулся. Сад был пуст. Неужели это отказ Роберты так расстроил его, что ему уже чудятся чьи-то голоса?

– Доброе утро, милорд, – со смехом сказал тот же голос.

– Где же вы? – позвал Гордон, обернувшись кругом. – Покажитесь.

– Я сижу на дубе.

Гордон повернулся к дубу и поднял взгляд. Рот у него раскрылся от изумления при виде удивительного зрелища, которое предстало ему. На толстой дубовой ветке сидела графиня Басилдон, супруга одного из знатнейших людей Англии.

– Что вы там делаете? – спросил Гордон, шагнув к дереву.

– Собираю омелу. – Леди Келли глубоко вдохнула свежий утренний воздух и окинула взглядом весь сад со своего насеста на дереве. – Я люблю рассвет. Поэтому одну из своих дочерей назвала Авророй.

Гордон улыбнулся.

– Может, помочь вам спуститься? – предложил он.

– Я и сама смогу, – отказалась графиня. Она грациозно спрыгнула с ветки и, как кошка, мягко приземлилась на ноги. – А вы тоже поднялись необычно рано.

– Едва ли я смог сомкнуть глаза больше чем на час или два, – признался Гордон.

– И что же помешало вашему мирному сну? – спросила леди Келли с улыбкой.

– Все то же, – ответил Гордон, бросая взгляд на окно Роберты на втором этаже дома. И добавил со вздохом: – Возможно, самое лучшее просто похитить ее.

– В этом случае вы потеряете всякую возможность завоевать ее сердце, – предупредила его леди Келли. – Вы уже так хорошо начали ладить с ней. Зачем же теперь все портить?

Гордон с сомнением посмотрел на графиню. По правде говоря, он понятия не имел, как ему быть дальше. С тех пор как он ощутил себя мужчиной, все женщины сами бросались в его объятия. И вот неожиданно он встретил такую, которая совершенно не интересуется им. И Гордон растерялся. Он понятия не имел, как произвести на нее впечатление. Ведь он был совершенно не подготовлен к такому повороту событий.

– Не представляю себе, что происходит в ее голове, – с грустной улыбкой признался он. – Она совершенно не похожа на женщин, которых я прежде встречал.

– Поверьте, милорд, вы с Робертой созданы друг для друга, – сказала графиня. – Я поняла это сразу, как только увидела вас.

Гордон снова взглянул на особняк и сказал:

– Жаль, что она сама не понимает этого.

– С сегодняшнего дня по календарю друидов начинается березовый месяц. Это означает, что любые начинания будут удачны, – с ободряющей улыбкой сказала ему леди Келли. – Кроме того, из крошечной искры может возгореться пламя.

– Что вы имеете в виду?

– Роберта беспокоилась, что вино с белым вереском может повредить вам, – сказала графиня. – А зачем вы подарили ей эти перчатки?

– Чтобы скрыть родимое пятно на ее левой руке.

Этот ответ, казалось, рассердил ее.

– Но для чего? – спросила она.

– Роберта чувствует себя неловко из-за него, хоть я и не понимаю почему, – ответил Гордон. – Десять лет назад, в тот день, когда мы поженились, она прятала руку за спиной. Она сказала тогда, что до нее дотронулось чудовище, живущее в спальне под кроватью. Я подумал, что эти перчатки дадут ей возможность чувствовать себя свободнее. Очень жаль, что она обиделась и отказалась от подарка.

– Значит, сами вы не находите в этом пятне ничего неприятного? – Леди Келли вздохнула с облегчением. – Но ухаживание, милорд – это волнующая игра. Разлука может заставить самое строптивое и упрямое сердце смягчиться и почувствовать в себе любовь. Это произошло и со мной, когда граф решил повести меня к алтарю. Видите ли, я отвергала все его ухаживания, но с помощью моей мачехи Ричард ухитрился поставить меня в такое положение, когда мне пришлось сказать ему «да». А как только мы подписали брачный контракт, он оставил меня и уехал ко двору.

Гордон хмыкнул:

– И что же вы сделали, миледи?

– Те две недели были самыми долгими в моей жизни, – призналась графиня. – Я боялась, что какая-нибудь бойкая придворная красавица привлечет внимание графа и завоюет его сердце. Я всегда спрашивала себя, не намеренно ли Ричард покинул меня тогда, не оттого ли, что знал: именно в этом случае я быстрее пойму, как сильно люблю его.

– А вы никогда не спрашивали об этом мужа?

– Зачем? Такие загадки и составляют часть жизненных удовольствий.

– Так что вы предлагаете сделать, миледи? – спросил Гордон с лукавой улыбкой. Ему было ясно, что она что-то задумала.

– У моего мужа имеются документы, которые надо срочно передать королеве Елизавете, – сказала леди Келли. – К сожалению, он забыл вручить их Генри. Почему бы вам не отвезти их? Вы могли бы остаться на несколько дней в Хэмптон-Корте и наслаждаться новогодними празднествами. А когда вы вернетесь, Роберта, возможно, уже разберется в своих чувствах.

Гордон, прищурившись, посмотрел на нее:

– А что, если это трюк, чтобы избавиться от меня?

Графиня бросила на него удивленный взгляд. Потом, ни слова не говоря, повернулась спиной и пошла по дорожке к дому.

– Извините. Я прошу прощения, – сказал Гордон, торопливо догоняя ее. – А вы в самом деле полагаете, что это поможет? Я ведь не привык иметь дело со строптивыми женщинами.

– Вы очень скромны, – насмешливо бросила графиня.

Гордон весело посмотрел на нее и пожал плечами.

– Заставить женщину захотеть что-либо легче, если она опасается, что не сможет этого иметь, – назидательно сказала ему леди Келли. – К тому же ваши серые глаза так напоминают горный туман, что только слепая может остаться бесчувственной к их таинственным глубинам.

С галантным видом Гордон склонился над ее рукой.

– Да услышит вас бог, – сказал он.

– Вы хотите сказать, богиня? Высшее существо – это женщина, пора бы вам знать и это.

Гордон ухмыльнулся на это абсурдное замечание, но сказал:

– Возможно, миледи, вы и правы.

– Собирайте ваши принадлежности для гольфа и позавтракайте со мной, – приказала леди Келли. – Мы вместе составим план дальнейших действий. Ведь должны же вы когда-нибудь покорить нежное сердце вашей жены.

«Вашей жены». Гордон почувствовал странное успокоение от этих двух слов. Похоже, у него уже появилось нежное чувство к ангелу, на котором он женат.

– Но ведь Ладлоу – ваш брат, – возвращаясь за сумкой с клюшками, заметил Гордон. – Почему же вы хотите помочь мне?

– Я желаю счастья всем участникам этой игры судьбы, – пояснила графиня. – А мой брат не будет счастлив с женщиной, предназначенной другому.

– Значит, вы думаете, что Роберта любит меня?

– Ответ на этот вопрос скрыт в тайниках ее души.

– Каким образом женщина может приобрести такую мудрость всего в двадцать девять лет? – спросил Гордон, шагая рядом с ней по лужайке к дому.

– Точно так же, как и мужчина.

– То есть?

Леди Келли многозначительно улыбнулась ему.

– Или мудрость есть у вас от рождения, милорд, или вы привыкаете обходиться без нее…

«Привлекательная женщина… стервозная ведьма…» Стоя у окна своей спальни, Роберта вспоминала слова Гордона, брошенные им накануне вечером.

Ее подавленное настроение составляло разительный контраст с изумительно ясным днем, солнцем, сверкающим высоко в ярко-синем небе, и звенящими голосами ее пяти маленьких кузин, весело играющих в жмурки во дворе. Она смотрела на девочек, но на самом деле не видела их, думая лишь о своем так называемом муже.

По личному опыту она знала, что гнев иногда скрывает раненое сердце. Ее отказ взять подаренные им перчатки глубоко уязвил чувства Гордона. А он скорее всего и не намеревался обидеть ее.

Неужели те насмешки, что пришлось ей претерпеть в детстве, сделали ее чрезмерно чувствительной и исказили понимание истинного побуждения Гордона? И не было ли это еще одним доказательством того, что она не будет счастлива, живя с ним в Хайленде? Ничто не могло стереть тех тяжелых обид, полученных в детстве от невежественных, суеверных людей.

Она должна извиниться перед ним за свое грубое поведение и спросить у него прямо, зачем он эти перчатки ей подарил. Вот это будет по-взрослому.

Отвернувшись от окна, Роберта вспомнила еще одно. Когда ее мать хотела помириться с отцом, то надевала самое красивое платье с самым смелым декольте. Если она хочет добиться прощения от Гордона, то должна выглядеть необыкновенно хорошо.

Надев розовое шелковое платье с глубоким вырезом и подходящие по цвету туфли, она достала из футляра свое заветное ожерелье. Если рубин станет темно-красным, как голубиная кровь, она тут же убежит в свою комнату.

Тревожная мысль, пришедшая ей на лестнице, когда она уже спускалась в вестибюль, заставила Роберту замедлить шаги. Если Гордон не прислал слугу, чтобы разбудить ее для утренней прогулки верхом, значит, он все еще сердит на нее. Или ему просто наскучило ее общество? Она надеялась, что это так. Так было бы легче получить разрешение на развод. Единственное, что страшило ее, так это взгляд его проницательных серых глаз, которые, казалось, читали в глубине ее души.

Войдя в большой зал, Роберта увидела, что он почти пуст. Несколько слуг накрывали стол к обеду, а ее тетка сидела в кресле возле камина.

– Что вы делаете? – спросила Роберта.

– Читаю, – ответила графиня, показав на книгу.

Это удивило Роберту.

– Может, мне прийти позднее?

– Нет. Я рада, что ты оторвала меня, – призналась леди Келли, откладывая книгу в сторону. – Это «Жития святых». Такие книги на меня наводят скуку.

– На меня тоже, – согласилась Роберта и потом спросила словно бы мимоходом: – Вы не знаете, где сейчас Гордон?

– Лорд Кэмпбел уехал с поручением твоего дяди.

– Вот как. – Роберте не удалось скрыть разочарования, прозвучавшего в голосе. Все ее приготовления оказались напрасными: его даже не было дома.

– А ты сегодня выглядишь особенно хорошенькой, – сделала ей комплимент тетка.

– Спасибо, тетя Келли. – Роберта вспыхнула, как ребенок, застигнутый за кражей марципана. – Я подумала, что, если принарядиться, это поднимет мое настроение после вчерашнего фиаско. Увидите Гордона, скажите ему, что я хотела бы поговорить с ним.

– Разумеется, дорогая, – кивнула леди Келли.

Роберта провела весь день, наблюдая за кузинами, играющими в саду, и ожидая, когда появится Гордон, но он так и не показался на своей излюбленной площадке для гольфа. Когда же он не пришел и на ужин, она не могла дольше терпеть.

– Где же Гордон? – спросила она у тетки, когда вся семья уселась за столом.

– Поехал с поручением твоего дяди, – повторила леди Келли. – Я же говорила тебе сегодня утром.

– Господи, но это было два часа назад. Теперь он должен был бы вернуться, – сказала Роберта, начиная тревожиться. – Не случилось ли чего…

– Кэмпбел повез несколько финансовых отчетов для королевы в Хэмптон-Корт, – вмешался дядя Ричард.

– Вы имеете в виду, что он отправился ко двору и ничего мне не сказал? – удивленно спросила девушка.

– А разве маркиз нуждается в твоем разрешении, чтобы уехать? – поинтересовался дядя.

– Нет, но разве вы не могли бы передать эти отчеты с Генри?

Граф нахмурил брови, как делала всегда и ее мать, когда начинала сердиться.

– Я что, обязан объяснять тебе свои действия? – спросил он холодным тоном.

Роберта опустила глаза:

– Извините, дядя Ричард, я не хотела проявить непочтительность.

– Твой дядя забыл отдать эти отчеты Генри, – вмешалась леди Келли. – Старея, люди становятся забывчивыми, как ты знаешь.

– Благодарю, – сухо сказал граф.

Леди Келли повернулась к мужу и поддразнила его:

– Ну, ведь ты намного старше, чем был одиннадцать лет назад.

– Так же, как и ты.

– Верно, но ты всегда будешь старше, чем я.

Граф Ричард с усмешкой взглянул на свою жену.

– Но я не так уж и стар, чтобы…

– Нет, конечно, нет, – прервала его леди Келли, обращая к нему откровенно обольстительную улыбку. – Для этого ты никогда не будешь слишком стар.

Роберта увидела, как они обменялись горячими взглядами. После одиннадцати лет супружества, родив шестерых дочерей, граф и графиня, несомненно, любили друг друга.

Будет ли когда-нибудь в ее жизни такая же любовь? – спросила себя Роберта. Нет, наверное, не будет. Чудесные вещи происходят с красивыми людьми. Ее же «дьявольский цветок» обрекает на вечные несчастья.

Взяв себя в руки, она заставила себя мысленно встряхнуться. Ничего, она будет наслаждаться сегодня свободным вечером, первым таким вечером за всю неделю. А завтра Рождество, и маркиз непременно вернется.

Но Рождество пришло и прошло, а Гордон так и не появился. Роберта изображала на лице улыбку и ни с кем не заговаривала о нем, но временами раздражение и сердечная боль странным образом смешивались в ее груди. У нее были так называемый муж и так называемый возлюбленный – и оба они покинули ее на Рождество.

Следующие четыре дня тянулись мучительно долго. Каждое утро Роберта просыпалась поздно и весь день проводила с кузинами в саду. А каждый вечер сидела, скучая, в большом зале перед камином и спрашивала себя, что Гордон сейчас делает и с кем он сейчас.

Потом в памяти возникал Генри Талбот. И тогда она мысленно оправдывалась, чувствуя себя виноватой, что так долго не вспоминала о нем.

На пятое утро Роберта тоже проснулась поздно. Выглянув в окно, она увидела, как дядина

барка пришвартовывается к причалу. При виде этого с души ее свалилась тяжесть – так полуденное солнце разгоняет утренний туман с Темзы. И неожиданно она поняла, до чего же рада тому, что Гордон вернулся.

– Ну это и понятно, – сказала себе Роберта. Разумеется, она довольна, что он наконец вернулся. Разве не он развлекал ее постоянно, пока Генри был занят при дворе? Но скоро Генри выполнит поручения королевы, а Гордон уедет обратно в Шотландию. И тогда она сможет наконец устроить свое счастье здесь, в Англии.

Хоть Роберта и повторяла себе все время, что Гордон ее не интересует, в то утро она особенно долго возилась со своим туалетом. Она надела свое любимое платье, изумрудно-зеленое, шелковое, и такого же цвета атласные туфельки. Не надеть ли к тому же и пару перчаток, из тех, что он подарил ей? Нет, не стоит. Он тут же решит, что она придает большое значение его приезду, и вообразит невесть что.

Роберта заторопилась вниз по лестнице, спеша увидеть поскорее Гордона, но перед входом в зал намеренно замедлила шаги. Перед камином, окруженная своими дочерьми, сидела леди Келли. Больше там никого не было, за исключением миссис Эшмол, которая, взяв спящую малютку Хоуп из рук матери, понесла ее из зала.

– Доброе утро, – сказала графиня, заметив ее с другого конца зала. – Или, может, лучше сказать «добрый день»?

– Всем добрый день, – поздоровалась в ответ Роберта.

– Добрый день, кузина Роберта, – дружным хором отозвались пятеро девочек.

– Я видела у пристани причалившую барку, – заметила Роберта, пытаясь – но безуспешно – скрыть волнение, сквозившее в ее голосе. – Значит, у нас есть компания?

– Сегодня утром лорд Кэмпбел вернулся из Хэмптон-Корта, – сказала леди Келли. – И тут же пошел спать. Бедняга признался, что все эти дни спал не больше пяти часов.

– Понятно. – Волна ревности захлестнула Роберту, и прежняя тяжесть снова вернулась на сердце. Ее муженек пировал при дворе Тюдоров с красавицами, у которых не было на теле дьявольской отметины.

– Хочешь поиграть с нами в саду? – спросила ее Блис.

Роберта отрицательно покачала головой:

– Нет, может быть, попозже.

– Только не кричите, – предупредила их леди Келли, поднимаясь, чтобы уйти. – Я не хочу, чтобы вы разбудили маркиза.

Роберта уселась в теткино кресло, сложила руки на коленях и стала ждать, когда проснется Гордон. Он так и не появился, и вся вторая половина дня тянулась для нее дольше, чем все предшествующие четыре, взятые вместе!

Когда пришло время ужина, Роберта уже глаз не сводила с входной двери. Эти четыре дня ожидания да еще сегодняшний томительный день вконец расстроили ей нервы. Спрятав руки на коленях, она яростно терла большим пальцем «дьявольский цветок». Конечно же, Гордон присоединится к ним за ужином. Мужчине ведь нужно поесть, не так ли?

Но когда появился мажордом, леди Келли приказала ему:

– Будьте добры, отнесите поднос с ужином маркизу наверх в его комнату.

– Не беспокойтесь, Дженингс, я сама отнесу, – сказала Роберта, вскочив со стула. И, взяв поднос, заторопилась из зала, не замечая улыбок, которыми обменялись ее тетка и дядя.

С подносом в руках она остановилась перед дверью в спальню Гордона. Перехватив поднос поудобнее, она потянулась к двери, но на мгновение задумалась.

«Должна ли я постучать?» – спросила она себя.

Нет, ответил ей внутренний голос.

Призвав на помощь все свое самообладание, Роберта открыла дверь и вошла в комнату. Потом закрыла за собой дверь, чтобы отрезать путь к отступлению.

Таинственные сумерки за окном оставляли комнату в полумраке. Единственная свеча горела на ночном столике.

Парчовый полог кровати был отдернут, но она не могла разглядеть лицо спящего и медленно приблизилась к кровати. Поставив поднос на ближайший столик, она повернулась, чтобы посмотреть на своего мужа, и едва не обмерла от той пленительной картины, которую увидела.

Укрытый одеялом до пояса, Гордон лежал на спине с обнаженной грудью, мерно поднимавшейся во сне. Лицо его было по-мальчишески уязвимым, хотя в нем и чувствовалась сила, а растрепанные волосы разметались по подушке.

Затаив дыхание, Роберта рассматривала его красивые черты. Его крепкий подбородок, его чувственные губы, словно бы созданные для поцелуев; широкие брови и прямой нос дополняли впечатление. Скользнув взглядом ниже, она остановилась на его груди, сильной и мускулистой, покрытой курчавыми волосами, и ей захотелось дотронуться до него, ошутить, как его мышцы напрягутся под ее ладонями.

Остановившись взглядом на пограничной линии, там, где его тело было прикрыто одеялом, она спросила себя, а есть ли на нем хоть что-нибудь. Может, это тонкое одеяло – единственная преграда между нею и им? Эта дразнящая, искусительная мысль и напугала, и в то же время взволновала ее.

Словно ощутив ее присутствие, Гордон вдруг приоткрыл глаза и сонным голосом спросил:

– Что ты тут делаешь, Ливи?

– Кто такая Ливи? – требовательно спросила Роберта. Ее голос слишком громко прозвучал в тишине комнаты.

Гордон шире открыл глаза и, присмотревшись к ней, с улыбкой зевнул:

– А, это ты, ангел. Доброе утро.

– Сейчас вечер, – парировала Роберта. Она сложила руки на груди и сдвинула брови, чтобы показать свое раздражение. – Ты приехал в Англию развлекаться при дворе или ухаживать за мной?

– А ты, я вижу, скучала по мне, – заметил он.

– Скучала по тебе? – фыркнула она. – Не льстите себе, милорд. Вы у меня как бельмо в глазу.

– Так, значит, я расту на тебе? – с кривой ухмылкой пошутил Гордон.

– Вы очень забавны, милорд.

– Сядь-ка рядом со мной, – предложил он, похлопав по постели. – Я тебя не съем.

Роберта вскипела от его самодовольного насмешливого тона.

– Нет уж, спасибо, – ответила она, вызывающе вздернув подбородок. – Вот поднос, чтобы ты подкрепился после дворцовых гулянок и попоек. Отощал, наверное, в течение долгих дней и изнурительных ночей. – Она решительно пересекла комнату, а подойдя к двери, бросила ему напоследок: – Надеюсь, не подцепил ничего дурного у этих потаскушек.

Кипя гневом, она захлопнула за собой дверь и пошла по коридору дальше, к своей собственной комнате, но смех Гордона еще долго звучал у нее в ушах. А после этого провела бессонную ночь, изводя себя вопросами, кто такая эта Ливи.

На другой день Роберта проснулась позднее обычного. А тяжесть на сердце заставила ее проваляться в постели почти до самого обеда.

В этот последний день декабря в Хайленде всегда отмечали канун Нового года. Тоска по дому, по родителям и братьям снова захлестнула ее. В замке Данридж, ее родовом гнезде, всю ночь будут праздновать, танцуя в самых причудливых масках и костюмах, зажигая дымящиеся веточки, чтобы отогнать злых духов, и уплетая праздничные пироги. А в полночь двери распахнутся, и все забренчат кухонной посудой, чтобы изгнать последние остатки старого года и проложить дорогу всему новому, что принесет год наступающий.

Она просидела в своей комнате до самого ужина. А входя в большой зал, на миг замешкалась в дверях. Возле камина рядом с теткой и дядей стоял Гордон. Он приветливо улыбнулся, поймав ее взгляд. По старой привычке Роберта спрятала левую руку в складках юбки и подошла к ним.

– Добрый вечер, дорогая, – приветствовала ее леди Келли.

Роберта улыбнулась сначала тетке, потом дяде. И наконец, не в силах больше сдерживаться, обратила свой взор к маркизу.

– Что нового в Хэмптон-Корте? – спросила она, стараясь держаться непринужденно и показать своему мужу, что эта женщина, по имени Ливи, для нее ничего не значит.

– При дворе все как всегда, – пожав плечами, сказал Гордон. И обратил к ней свою обезоруживающую улыбку, словно поняв игру, которую она ведет.

– Как поживает Даб? – спросила она. – И Изабель?

– Мне показалось, что твой брат и твоя подруга неравнодушны друг к другу, – ответил он. – Они все время проводят вместе… А, кстати, Мунго собирается уехать в Шотландию в первый день весны.

– Мунго? – отозвалась Роберта. – Это тот самый, с которым ты приехал?

Вместо ответа Гордон улыбнулся и сказал:

– Посмотри-ка вверх, ангел.

Роберта подняла глаза. Тетка размахивала над ее головой веткой омелы . И прежде чем она могла запротестовать, Гордон схватил ее в объятия и прижался к ее губам. Застигнутая врасплох, ощущая головокружение от упоительного запаха горного вереска, исходившего от него, Роберта уступила возбуждающе-чувственному ощущению его губ на своих губах и ответила на поцелуй.

И тут через какую-то пелену она услышала пронзительные восклицания своих кузин: «Нет, нет и нет! Нужно сказать: нет, нет и нет!..» – а Гордон прервал свой поцелуй так же неожиданно, как и начал его.

– Роб влюбилась в Гордона! – гнусаво пропела шестилетняя Аврора. – Роб влюбилась в Гордона!

– Замолчите! Прекратите! – сказала Роберта, обводя взглядами своих кузин. Она чувствовала, что щеки ее горят.

– Ну, ты ведь и должна любить его, – начала Блайт.

– Поэтому не пытайся дать ему коленкой по одному месту, – некстати закончила Блис.

Гордон запрокинул голову и громко расхохотался. Граф Ричард кивком подбодрил своих дочерей, а леди Келли улыбнулась на этот жест мужа.

Только Роберте было не до смеха. Неужели это так? – спросила она себя. Неужели она и в самом деле неравнодушна к Гордону Кэмпбелу? Если это правда, она обречена на вечные страдания. Ведь никогда она не увидит счастья, вынужденная жить с ним в Хайленде. Но если она его любит, то как же сможет жить в Англии, без него?

Her, он ничего не значит для нее, упрямо сказала себе Роберта. Гордон Кэмпбел всего лишь не слишком приятная замена, пока Генри не вернулся от двора.

Когда ужин закончился, Гордон повернулся к ней и спросил:

– Не хочешь ли поиграть в шахматы, чтобы скоротать время до полуночи?

– Поиграй лучше с Ливи, – отрезала она, презрительно вздернув нос и отворачиваясь.

– Ох, ангел, – прошептал Гордон, наклонившись к ее уху, – Ливи не слишком интересуется играми.

Роберта по-прежнему отворачивалась от него.

– Ливи всего лишь домоправительница в нашем доме в Эдинбурге, – сказал он. – Она меняла мне пеленки, когда я был еще младенцем.

Роберта закрыла глаза, чувствуя жгучее унижение. Ее воображение слишком разыгралось, и вот теперь приходится расплачиваться за это.

– Извини, – с застенчивой улыбкой пробормотала она. – Пожалуй, я не против сыграть с тобой в шахматы.

Несколько вечерних часов они просидели по разные стороны шахматной доски, словно противники на поле битвы. А перед самой полночью все схватили приготовленную заранее кухонную утварь и побежали ко входной двери. Смеясь и крича, они принялись греметь, звенеть, колотить в кастрюли и сковородки, прогоняя старый год и призывая новый.

– А когда вы собираетесь подарить ей свой новогодний подарок? – спросила Блайт, когда все вернулись в большой зал.

– Сейчас и собираюсь, – ответил Гордон.

– Давайте я принесу его, – предложила Блис.

– Нет, принесу его я, – сообщил дочери граф Ричард.

– Садись вот сюда, – сказал Гордон, подводя Роберту к одному из кресел перед камином. – Положи руки на колени и закрой глаза.

Роберта сделала, как было сказано. В зале воцарилась напряженная тишина. Потом она услышала шаги возвращающегося дяди. А открыв глаза по команде Гордона, вскрикнула от удивления и радости.

– Боже мой, какая прелесть!

Гордон стоял перед ней, прижимая к груди пушистый шарик. С улыбкой он положил щенка ей на колени. У этого крохотного английского кокер-спаниеля была круглая голова, вздернутый носик и аристократическое выражение мордочки. А шерсть жемчужно-белая с красиво расположенными рыжими пятнами.

– Ой, какая она милая, – проворковала Роберта, прижимая собачку к груди, как ребенка.

– Это мальчик, – сообщила ей Блайт.

Роберта подняла глаза на Гордона и уловила нежное волнение в его взгляде.

– Благодарю вас, милорд, – сказала она. – Это самый лучший новогодний подарок, который я когда-либо получала.

Именно в этот момент щенок ухитрился лизнуть ее в шею, и она засмеялась от щекотки.

– Ты ему нравишься, – сказала Блис. – Он с тобой целуется.

– Значит, так я и назову его. – Роберта заглянула в темные глаза щенка и сказала ему: – Тебя будут звать Смучес, Поцелуйчик. Ты понял, что я говорю?

Поцелуйчик залился звонким щенячьим лаем. Все громко рассмеялись. А Гордон наклонился ближе и, прикоснувшись целомудренным поцелуем к ее щеке, прошептал:

– С Новым годом тебя, ангел.

– Извини, что у меня нет для тебя подарка, – растерянно сказала Роберта.

Гордон слегка погладил ее пальцем по щеке.

– Твоя улыбка будет мне подарком, – сказал он ей.

Словно искра особого волнения прошла между ними, когда Роберта подарила ему ангельскую улыбку.

В ту ночь Роберта взяла Смучеса к себе в постель. Баюкая его на руках, словно ребенка, она нежно гладила его круглую голову и заглядывала в его темные печальные глаза.

Ласкать щенка было одно удовольствие. Его шелковистая шерстка напоминала атласное одеяло, в которое ее закутывали, когда она была ребенком, а то, что он такой маленький, с печальным взглядом, вызывало даже материнские чувства.

– Милый, милый! Чудесный подарок, – ворковала она щенку.

Но вскоре мысли Роберты перенеслись от Смучеса к тому, кто его подарил ей. Вопреки первому впечатлению, маркиз Инверэри, оказывается, имел добрую струнку в душе. Красивый, богатый, влиятельный, да к тому же еще и добрый, Гордон Кэмпбел был бы блестящей партией для любой женщины, кроме нее. Плохо то, что он не родился англичанином. Они могли бы жить как муж и жена в Англии, но не в Шотландии. И уж ни в коем случае не в Хайленде.

Роберта попыталась вспомнить его улыбающееся лицо, когда он появился в тот вечер в большом зале. Но все, что ей удалось, это представить его обнаженным, спящим на спине в своей постели, таким, каким она видела его накануне. Она всячески пыталась избавиться от этого обольстительного видения, но безуспешно. Так, неотвязно думая о Гордоне, она наконец и заснула.

Наутро чей-то крошечный язычок, лизнув в лицо, разбудил ее. Тут же открыв глаза, Роберта уставилась в темные глаза щенка. С сонной улыбкой она протянула руку и погладила его.

– Доброе утро, Смучес, – сонным голосом сказала она.

Смех шушукающихся девочек окончательно разбудил ее. На краю постели сидели Блайт и Блис, а рядом с ними стояла тетка.

Роберта зевнула, потянулась, потом села, прислонившись к спинке кровати.

– С Новым годом, тетя Келли! – сказала она. – С Ноым годом, кузины!

– С Новым годом, дорогая! Мы принесли тебе завтрак, – сказала леди Келли. – Знаешь, я думаю, Смучеса с первых дней следует приучать «ходить на горшок». Я принесу его сюда позднее.

– Я даже не подумала об этом, – спохватилась Роберта. – Надеюсь, он не испачкал пол.

Блайт и Блис засмеялись.

– Смучес сопровождал меня, когда я гуляла на рассвете, – успокоила ее тетя Келли. – А после этого Дженингс покормил его.

– Спасибо вам, тетя Келли. Теперь мне, наверное, придется ходить с тряпкой.

– В этом не будет необходимости, если ты все будешь делать правильно.

– А мы поможем тебе, – предложила Блайт.

– Можно мы возьмем его с собой поиграть? – попросила Блис.

– Конечно, – ответила Роберта. – А я спущусь к вам в сад попозже.

Блайт взяла Смучеса на руки и в сопровождении сестры направилась к двери.

– А тебя ожидает кое-кто в кабинете, – сообщила ей леди Келли.

– Это дядя Генри! – через плечо крикнула Блайт.

– И он привез тебе подарок, – добавила Блис, исчезая за дверью вслед за сестрой.

Роберта открыла было рот, чтобы заговорить, но графиня опередила ее.

– Лорд Кэмпбел уже уехал на свою утреннюю прогулку верхом, – сказала она.

– Но как вы узнали, что я думаю? – удивленно спросила девушка.

Графиня многозначительно улыбнулась ей.

– Быть друидом означает знать. – И с этими словами покинула спальню.

Даже не взглянув на поднос с завтраком, Роберта вскочила с постели и заметалась по комнате. Ей нужно нарядиться как-то по-особенному сегодня утром, и мысль о том, что Гордон может вернуться, пока она будет с Генри, заставляла ее торопиться.

Она плеснула в лицо водой, чтобы смыть остатки сна, и поспешно надела то самое изумрудно-зеленое платье, в котором была накануне вечером. Потом схватила гребень и зачесала черные как смоль волосы назад, распустив их пышным каскадом, падавшим по спине до самой талии. И когда показалась из своей комнаты, то выглядела восхитительно растрепанной, точно только что вернулась с любовного свидания, а не встала со своего ложа девственницы.

Едва она вошла в кабинет, как Генри Талбот с любезной улыбкой шагнул ей навстречу. Спрятав левую руку в складках платья, Роберта пошла ему навстречу.

– С Новым годом, дорогая! – приветствовал ее Генри, низко склонившись над ее правой рукой.

– С Новым годом, милорд! – как можно ласковей улыбнулась ему Роберта. – Я скучала по тебе.

– Я скучал по тебе еще больше, – сказал он.

– И это среди веселых придворных красавиц? – удивилась она. – Не могу в это поверить.

– Клянусь, что это правда, – горячо заверил Генри. – Все их прелести бледнеют при сравнении с твоим милым лицом.

– Благодарю за столь лестный комплимент, – сказала Роберта, невольно одарив его кокетливой улыбкой. – Тебе удалось встретиться при дворе с моим братом Дабом?

– Да, он человек, которого я буду рад называть своим шурином.

– А как поживает наша Красавица?

– Изабель в порядке, но беспокоится о тебе, – сказал Генри. – Твой брат и она много времени проводят вместе. То есть все то время, которое она не посвящает своей мачехе и сводным сестрам.

– Это просто бессовестно, как они с ней поступают! – воскликнула Роберта, обидевшись за подругу.

– Дорогая, я проделал весь путь из Хэмптон-Корта вовсе не для того, чтобы обсуждать личные проблемы Изабель Дебре, – сказал Генри. – Хоть я и восхищаюсь твоей преданностью подруге, но мое время здесь ограниченно. – Он достал из кармана камзола маленькую темно-синюю бархатную коробочку и протянул ей. – Я привез тебе новогодний подарок.

Роберта улыбнулась и взяла подарок со словами:

– Благодарю вас, милорд. Открыть ее сейчас?

Генри хмыкнул:

– А если я скажу «нет», ты будешь ждать?

– Я люблю получать подарки, – тряхнула она головой, словно маленькая девочка.

Роберта открыла коробочку, и у нее перехватило дух при виде того, что находилось внутри. Там лежала изумительная брошь в виде двух попугайчиков. Очаровательные золотые попугайчики сидели по обеим сторонам золотого гнезда, в котором лежали четыре жемчужных яичка. Глаза у птичек были рубиновые, так же как и листья на алмазных и золотых ветках, на которых держалось гнездо.

– Это королевский подарок, – тихо воскликнула Роберта.

– Позволь мне, дорогая, – сказал Генри, взяв брошь из ее руки. Потянувшись, чтобы приколоть брошь к ее платью, он слегка коснулся кончиками пальцев ее груди.

От этого случайного прикосновения дыхание у Роберты перехватило и сердце забилось сильнее. Взволнованная этим прикосновением, она, запинаясь, произнесла:

– Я… я просто… просто не знаю, как благодарить тебя.

– Поцелуем.

Роберта вспыхнула и застенчиво опустила глаза в пол.

– Я дожидался этого целую вечность, – сказал Генри, одной рукой приподнимая ее подбородок. Потом мягко прильнул к ее губам.

Роберте было приятно ощущать его губы на своих, но внутренний голос говорил ей, что здесь чего-то недоставало, чтобы из теплой привязанности возгорелась пламенная любовь. А опьяняющий поцелуй Гордона Кэмп-бела заставлял ее желать чего-то еще.

– Убери руки от моей жены! – раздался вдруг рядом гневный голос.

Роберта отпрянула от Генри и повернулась лицом к двери. И от испуга стала бледной как полотно.

Гордон Кэмпбел пересекал кабинет по направлению к ним. Гнев, исказивший его черты, не оставлял сомнений в его намерениях.

– Если ты еще раз прикоснешься к моей жене, – предупредил Гордон, – я убью тебя.

– Это решит он, – коротко бросил Генри, указав на свой кинжал за поясом. – Роберта тебе еще не жена. Сердце ее принадлежит мне, и тело тоже будет принадлежать, как только вы расторгнете помолвку.

Гордон устремил на Роберту ледяной взгляд и сказал:

– Не пора ли все прояснить, ангел? Сама скажешь ему?..

Роберта почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног и весь мир рушится вокруг. Губы ее дрожали, слова выходили, словно болезненный шепот, когда она заговорила:

– Ты, гнусный негодяй, как ты смеешь…

– Расскажи Талботу правду, – приказал Гордон.

– К моему великому сожалению, – сказала Роберта, повернувшись к Генри, – мой отец выдал меня замуж за Гордона, когда мы еще были детьми. – Не в силах перенести то выражение глубокого разочарования, которое появилось в его глазах, она повернулась к Гордону и набросилась на него: – А ты… Ты обещал держать это в тайне до первого дня весны, когда я приму окончательное решение. Ты нарушил свое слово.

– Я просто потакал тебе в этом капризе, – сказал Гордон ледяным тоном. – Но я никогда не собирался отказываться от тебя.

– Ты собираешься жить с женщиной, которая любит другого? – спросил Генри.

– Эта девушка еще сама не знает, что такое настоящая любовь, – возразил Гордон. – Сама того не желая, она провела тебя, как глупца. – И, повернувшись к Роберте, сказал: – Собирай свои вещи, жена. Мы уезжаем в Шотландию через час.

– Нет! – закричала она.

– Я сделаю ее вдовой, прежде чем ты хотя бы сдвинешься с места, – пригрозил Генри, вытаскивая кинжал.

– Считай себя мертвым, Талбот. – Из-за голенища сапога Гордон вытащил свое «последнее средство».

– Бросьте кинжалы!

Все трое тут же обернулись на голос. В дверях кабинета стояли граф Ричард и леди Келли.

– Джентльмены, прошу вас сделать то, что сказал мой муж, – приказала графиня. – Мы не позволим никакого насилия в нашем доме.

Оба неохотно вложили кинжалы в ножны. При одобрительном кивке своей жены граф Ричард повернулся к своему шурину.

– Возвращайся ко двору и оставайся там до первого дня весны. Уезжай сейчас же.

Генри смерил Гордона убийственным взглядом и повернулся, чтобы уйти.

– Генри, – позвала Роберта, останавливая его. Отколов от платья брошь, она прошла через комнату и протянула ему со словами: – Я не могу принять это сейчас.

Генри ласково улыбнулся ей и сомкнул ее пальцы вокруг протянутой броши.

– Она твоя, дорогая, – проговорил он. – Думай обо мне, когда будешь надевать ее. – И тут же исчез за дверью.

Роберта едва сдерживала навернувшиеся на глаза слезы. Но яростный гнев помог ей справиться с волнением, когда она снова повернулась к мужу. В этот момент она без всяких угрызений совести согласилась бы остаться вдовой.

– Милорд, я взываю к вашему здравому смыслу, – говорила между тем Гордону леди Келли. Она взяла под руку взбешенного шотландца и мимо Роберты повела его к дверям. – Путешествовать зимой чрезвычайно опасно. Уверяю вас, что ваша жена под должным присмотром и ничего предосудительного между ней и моим братом не было.

Дверь захлопнулась за ними. В кабинете воцарилась неожиданная тишина.

Роберта подняла взгляд на дядю, который холодно посмотрел на нее. Невозможно было ошибиться в выражении его лица: он был вне себя.

– Ты сама виновата в том, что сделала их врагами, – резким тоном сказал ей граф Ричард. – Ты обещала вести себя дружелюбно по отношению к маркизу Инверэри.

– Но, дядя… – попыталась оправдываться Роберта.

– Запомни вот что, племянница, – прервал ее граф, – по закону я не могу воспрепятствовать, если Кэмпбел решит насильно везти тебя на север. – Он неодобрительно покачал головой и добавил: – Ты приносишь мне больше хлопот, чем когда-то твоя мать. – И с этими словами граф тоже покинул комнату.

Оставшись наконец одна, Роберта дала волю слезам. В этот момент она бы никому не могла показаться на глаза, особенно Гордону Кэмпбелу. И потому направилась к самому укромному месту в кабинете: большому глубокому креслу, стоящему возле одного из окон в его дальнем конце. И тому, кто вошел бы сейчас в кабинет, и в голову бы не пришло, что здесь кто-то есть.

Она плюхнулась в кресло и свернулась там, поджав под себя ноги. Оказывается, Гордон вовсе не намеревался расторгнуть их брак, и, значит, для нее не оставалось никакого выбора.

Разглядывая дьявольский знак на руке, она спрашивала себя, как ей прожить остаток своих лет. Жизнь в Хайленде просто убьет ее: эти суеверные горцы никогда не примут ее, никогда не простят ей этой метки.

Может, Гордон окажется более снисходительным, если она откроет истинную причину, почему она отказывает ему? Нет, она никогда не сможет пережить такой стыд: признаться в том, что люди из ее собственного клана избегают ее.

Все, что было у нее, – это ее девственность и ее гордость. О, Гордон Кэмпбел в конце концов возьмет ее девственность, но она никогда добровольно не смирит перед ним свою гордость.

Роберта горестно вздохнула и закрыла глаза. Мысль о колкой нотации, которую Гордон непременно прочтет ей при первой же возможности, заставила ее оставаться в своем убежище еще долгое время. Так она и просидела в этом кресле пока ее не сморил сон.

7

Гордон игнорировал ее целую неделю. При этом он неукоснительно следовал ежедневному распорядку, который принял со времени своего приезда в усадьбу Деверо: по утрам совершал верховую прогулку, днем играл в гольф, а вечером уединялся в кабинете дяди. И вовсе не искал ее общества.

Встревоженная этим поведением мужа, Роберта чувствовала, что он наблюдает за ней на расстоянии; однако всякий раз, когда она, призвав всю свою храбрость, решалась украдкой взглянуть на него, его внимание было направлено совсем в другую сторону. И все же избавиться от тягостного ощущения, что за тобой наблюдают, было невозможно.

Каждое утро она надевала заветное ожерелье, чтобы заранее узнать о грозящей опасности, и прятала при себе свой шотландский кинжал, чтобы оказать сопротивление, если Гордон вздумает силой везти ее на север. Но ее звездный рубин ни разу не потемнел, а кинжал – «последнее средство» – оставался в ножнах, привязанных к ноге. К концу «недели молчания» ее измотанные нервы были натянуты до предела.

Но Смучес снова свел их вместе!

Восьмой день этой игры в молчанку был промозглым и дождливым. Роберта провела все утро в своей комнате, но во второй половине дня все же отважилась спуститься вниз. Повинуясь какому-то безотчетному импульсу, она надела перчатки, которые Гордон ей подарил. Она надеялась, что это вызовет хоть какую-то реакцию с его стороны. Ей уже стало казаться, что лучше снова поссориться, поругаться, чем все время молча наблюдать друг за другом.

Сидя в одном из кресел перед камином, Роберта потянулась к своей корзинке для рукоделия за вязанием, которое начала два дня назад. За ее спиной из центра зала доносились звуки мяча: это Гордон тренировался в игре в гольф. Один из серебряных кубков ее тетушки, поставленный на полу, играл роль лунки на зеленом поле. Губы Роберты скривились от сдерживаемого смеха, когда она услышала, как ее шестилетняя кузина изводит своими замечаниями маркиза.

– Ты упустил его, не попал, – говорила Аврора.

– Я вижу, малышка.

– Казалось, что мяч полетит прямо, а потом он свернул в сторону, – сказала девочка.

– Именно это я и намеревался сделать, – ответил Гордон.

– Ты учишься проигрывать? – В голосе кузины сквозило искреннее удивление.

– Да, но так, чтобы это было незаметно.

– А зачем?

– Затем, малышка, что проигрывать королю – это хорошая тактика, – объяснил Гордон.

– Почему?

– Потому что король благоволит к игрокам, которые ему проигрывают.

– А почему?

В голосе маркиза уже слышалось раздражение, когда он ответил:

– Потому что король любит выигрывать.

– А ты не любишь выигрывать? – продолжала допрашивать Аврора.

– Люблю, но предпочитаю доставить удовольствие королю.

– А почему?

– Потому что…

– Аврора, перестань надоедать лорду Кэмпбелу, – позвала тетка из-за стола.

– Я тебе надоедаю? – спросила Аврора.

– Нет, малышка, – ответил он. – Но давай мы сделаем перерыв во всех этих наших

делах.

Взявшись за свое вязанье, Роберта спросила себя, что означает эта тишина за ее спиной, и вдруг увидела пару черных башмаков на полу перед ней. Медленно подняв взгляд, она встретила испытующие серые глаза мужа.

– Ты надела перчатки, которые я тебе подарил? – как ни в чем не бывало сказал Гордон.

Его небрежное замечание застало Роберту врасплох. Из всех слов, которые, как она предполагала, он ей скажет, эти самые невинные почему-то не пришли ей в голову. Она посмотрела на свои руки так, словно желала удостовериться в правоте его слов, и снова подняла взгляд на него.

– Да, надела, – просто сказала она.

– И что ты вяжешь? – спросил он.

– Попонку для Смучеса.

Гордон улыбнулся, услышав это. Роберта расслабилась и улыбнулась в ответ.

Но в следующее мгновение их спокойствие было нарушено. Заливаясь звонким щенячьим лаем, в большой зал как бешеный влетел Смучес, а следом за ним вбежали Блайт и Блис, крича, чтобы кто-нибудь поймал его. Все трое были мокры и забрызганы грязью.

– Боже правый! – вскричала Роберга, вскакивая с кресла, чтобы посмотреть, что происходит.

А Гордон наклонился, когда Смучес попытался прошмыгнуть мимо него, и подхватил грязного шенка на руки. Не заботясь о платье жены, он кинул щенка ей на колени со словами:

– Возьми свою собаку.

– Мы вывели Смучеса на улицу погулять, – объяснила Блайт, – но он принялся кататься в грязи.

– А потом заставил нас гоняться за ним по всему саду, – добавила Блис.

– И теперь всем троим нужна хорошая головомойка, – сказала леди Келли, идя к ним через зал. – Дженингс, – бросила она, – распорядитесь приготовить ванну в комнате девочек и еще одну маленькую здесь для Смучеса. Пойдемте, дети.

Когда перед камином был поставлен большой чан с водой, предназначавшийся обычно для живой рыбы в кухне. Гордон засучил рукава и протянул руки, чтобы взять щенка.

– Давай-ка его сюда, – сказал он. – Я сам это сделаю, иначе вы оба окажетесь в чане.

Гордон опустил барахтающегося Смучеса в чан и крепко держал его за загривок. Потом смыл со щенка всю грязь. Когда же Смучес был отмыт, он передал его жене.

Роберта быстренько вытерла Смучеса и завернула его, как младенца, в сухое полотенце. Когда щенок чихнул, она, с беспокойством посмотрев на мужа, спросила:

– Тебе не кажется, что он замерз? Я вовсе не хочу, чтобы он простудился.

– Тогда пошли со мной, – сказал Гордон и направился к выходу.

Держа Смучеса в руках, Роберта вышла вслед за мужем и поднялась вверх по лестнице. Когда он открыл дверь в свою комнату, она заколебалась на мгновение, но вошла.

– У меня тут есть кое-что, что быстро его согреет, – сказал Гордон.

Роберта взглянула на свое ожерелье: звездный рубин светился таким же ясным светом. Она сделала по комнате несколько шагов и увидела, что Гордон роется в своих вещах. Улыбка облегчения осветила ее лицо, когда он повернулся и показал ей шерстяной плед в черно-зеленую клетку клана Кэмпбелов.

Он развернул плед и, когда Роберта передала ему Смучеса, завернул в него щенка.

– Хороший мальчик, – сказал он, почесывая щенка за ухом.

Роберта потянулась за Смучесом, и руки их соприкоснулись. Она быстро подняла взгляд на мужа. Выразительность взгляда его дымчато-серых глаз на мгновение загипнотизировала ее.

Придвинувшись ближе, так близко, что их разделял только Смучес, Гордон наклонил голову и в замедленном поцелуе приник к ее губам. И Роберта ответила. Она закрыла глаза и возвратила поцелуй, наслаждаясь невероятным ощущением его теплых губ.

А положил конец их поцелую все тот же Смучес. Зажатый между их телами, щенок отчаянно барахтался.

Роберта отступила на шаг. Она чувствовала, как от смущения и замешательства щеки ее покрывает густой румянец.

С обезоруживающей улыбкой Гордон ласково приложил ладонь к ее пламенеющей щеке. Потом шутливо показал ей руку:

– Чуть не обжегся.

Совершенно смущенная, Роберта покраснела еще больше.

– Мне очень жаль, что я не сдержался в тот день в кабинете, – к ее удивлению, стал извиняться Гордон. – Я был не прав, что нарушил свое обещание. Ты можешь простить меня, ангел?

– Я тебя прощаю, – с лукавой улыбкой сказала Роберта. – Раз ты сам признал свою неправоту.

Гордон усмехнулся:

– Ты выявляешь во мне все самое лучшее, дорогая.

– Я тоже была не права, – сказала Роберта. – Мои родители привили мне понятие о чести, и я бы никогда не позволила другому мужчине поцеловать меня до тех пор, пока связана обязательством с тобой. Генри никогда не целовал меня до того дня в кабинете.

Гордон криво улыбнулся:

– Это я уже знал.

Его ответ озадачил ее.

– Откуда ты мог это знать? – спросила она.

– Мужчина всегда поймет, что женщина целуется в первый раз.

Роберта внутренне застонала. Она, должно быть, неопытна в поцелуях, но откуда ей было набраться опыта?

– Но как мужчина может это узнать? – наконец спросила она.

– Ну, понимаешь, теперь ты делаешь это иначе, – объяснил он. – А в тот первый раз ты спросила меня, что тебе делать с твоими руками. Помнишь?

Роберта с облегчением улыбнулась. Возможно, она не была теперь такой уж неопытной в поцелуях.

– Может, спустимся вниз и посидим со Смучесом перед камином? – предложил Гордон. А когда она кивнула, добавил: – И пару часов поиграем в шахматы.

С этого вечера Гордон с Робертой вернулись к тому ежедневному распорядку, которому следовали в предыдущий месяц. По утрам они вместе совершали прогулки верхом, днем она училась играть в гольф, а каждый вечер играла с ним в шахматы. Никто не упоминал о Генри Талботе, но так же и о том, что Гордон лишь ожидает первого дня весны, чтобы отвезти ее на север, в Шотландию.

Чем холоднее становилась зима, тем теплее они относились друг к другу. Январь выдался очень холодным, с замерзшими, покрытыми толстым инеем деревьями и искрящимися сосульками. Но постепенно эти стылые дни прошли, а в феврале потеплело, и снег начал подтаивать.

Девятого февраля выдалось по-настоящему весеннее утро. Когда рассвело, Гордон с Робертой вышли из особняка Деверо. Во дворе их ожидал графский конюх с оседланными лошадьми.

Роберта украдкой взглянула на мужа, когда они шли, направляясь к своим лошадям. С ног до головы во всем черном, Гордон опять походил на сатану, одетого щеголевато, чтобы соблазнить как можно больше душ. Если бы дьявол обладал неотразимой внешностью ее мужа, то наверняка целая процессия женщин последовала бы за ним до самых врат ада.

– День такой прекрасный, что я подумал, а не посмотреть ли нам королевский зверинец, прежде чем мы уедем домой, – сказал Гордон, садясь в седло. – Давай прокатимся в Лондон.

Роберта согласно кивнула, но, когда они уже поскакали по дорожке, торопясь выехать на улицу, тревожная мысль пришла ей в голову. Еще несколько недель – и наступит первый день весны. И тогда ее увезут на север, чтобы навсегда обречь на несчастливую жизнь.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил Гордон, заметив ее состояние.

Роберта попыталась весело улыбнуться.

– Нет, милорд. Просто я сегодня задумчивая.

– Задумчивая, ты? – шутливо передразнил он. – Приятно узнать, что я женат на женщине, умеющей думать.

– Ты смеешься надо мной? – спросила она.

– Нет, дорогая. Твой укор задевает меня.

– Я спрашиваю, а не укоряю.

– В таком случае, ангел, – ухмыльнулся Гордон, – могу тебя заверить, что нет.

Роберта кивнула, но этот ответ не убедил ее. Она ни на миг не поверила в то, что ее муж ценил женщин, которые умеют думать самостоятельно.

Они проехали усадьбы Лестер и Дарэм, а потом свернули направо на Чэринг-Кросс. Когда въехали в самый Лондон, народу стало неизмеримо больше, что вынуждало их с трудом и с осторожностью продвигаться по узким кривым улицам.

Доехав до собора Святого Павла, они свернули на Олд-Чендж, а в конце ее на Темз-стрит. В дальнем конце неясно вырисовывался Уайт-Тауэр – цель их поездки.

Проехав через главные ворота в замок, они остановили лошадей. Два одетых в красное служителя кинулись придержать их поводья, и Гордон бросил каждому по монете.

Когда они спешились, позади внезапно послышалось свирепое рычание, и Роберта в страхе бросилась в объятия мужа.

– Не бойся, дорогая, – сказал Гордон, обнимая се. – Ты в безопасности. Эти львы рычат в клетке.

Успокоив, Гордон взял ее за руку и повел по направлению к Львиной Башне.

– Твой дядя рассказывал мне, что зверинец был основан, когда французский король подарил Генриху Третьему слона, – сообщил он Роберте.

– А как он выглядит? – спросила она.

Гордон тоже никогда не видел слона, но не мог же он признаться в этом своей молодой жене.

– Ну, слон – это самое большое из божьих созданий, и у него длинный нос, который называют хоботом.

Полукруглый бастион, к которому они наконец подошли, был известен под названием Львиной Башни. Он состоял из нескольких клеток и ям, забранных решетками.

Здесь царила ужасная толчея. Опасаясь потеряться в толпе незнакомых людей, Роберта вцепилась в руку мужа и мысленно поздравила себя с тем, что не забыла надеть в этот день перчатки. Гордон же покровительственно улыбался ей, в душе потирая руки. Как и предсказывала хозяйка таверны «Королевский петух», все будет в полном порядке. Возможно, и не понадобится пересекать границу Шотландии, чтобы сделать ее своей женой в полном смысле слова.

– Не пугайся, – прошептал он ей на ухо, пока они прокладывали дорогу сквозь движущуюся толпу.

Остановившись перед загородкой, Роберта с изумлением разглядывала огромного слона, а потом и белого медведя. Но больше всего ее внимание приковали львы. Чтобы пробраться к яме со львами, Гордону пришлось прокладывать дорогу сквозь толпу простолюдинов, которые расступились перед дворянином и его дамой, а потом снова сомкнулись за ними.

– Боже правый, – тихо воскликнула Роберта, приблизившись к железной решетке, перегораживающей верх ямы, и услышав громкое рычание из ее темной глубины.

Стремясь получше разглядеть свирепых хищников внизу, Роберта потихоньку подступала все ближе и ближе к яме. И вдруг неожиданно ощутила, как чьи-то руки толкают ее в спину, и вслед за этим кто-то поставил ей подножку. Потеряв равновесие, она заскользила к самому краю ямы. Одна ее нога попала между прутьями и провалилась вниз.

– Помогите! – закричала она, в отчаянии цепляясь за мужа.

Гордон подхватил ее и дернул на себя в тот самый момент, когда один из львов подпрыгнул к ее застрявшей ноге. И оба они упали на землю посреди потрясенной толпы зрителей.

– Ты в порядке? – спросил Гордон.

Дрожа, как в лихорадке, слишком напуганная, чтобы говорить, Роберта лишь отрицательно покачала головой. Она приложила руку к груди, чтобы успокоить бьющееся сердце, и пальцы ее нащупали ожерелье.

И тут она увидела, что ее алый звездный рубин потемнел.

– Я думаю, мы насмотрелись достаточно, – сказал Гордон, вставая. Он помог ей подняться и, обняв за плечи, прижал к себе. – Но, черт побери, дорогая, как это получилось? – спросил он, ведя ее к выходу. – У тебя нога подвернулась, что ли?

– Кто-то меня толкнул, – дрожащим голосом отвечала Роберта.

Гордон резко остановился и взглянул на нее.

– Не могу в это поверить.

– Говорю тебе, я почувствовала, как чьи-то руки выпихнули меня, – настаивала она, все возвышая голос от волнения. Его недоверие было оскорбительным после такого происшествия, едва не ставшего для нее роковым.

– Ты, должно быть, ошиблась, – сказал Гордон. – Просто толпа затолкала тебя.

– Я знаю, что говорю! – вскричала Роберта, начиная злиться. Ее едва не сожрал лев, а муж отметал ее объяснения, как какую-то чепуху. – Кто-то пытался убить меня. Ты мой муж, ты и узнай, кто это был.

– Люди не убивают без причины, – попытался урезонить ее Гордон, когда они садились на коней. – Кому во всей вселенной польза от твоей преждевременной смерти?

– Если не можешь защитить меня, значит, не можешь быть моим мужем, – язвительно заметила Роберта. – Генри, тот бы нашел и наказал негодяя.

– Генри… Генри… Генри!.. – зарычал Гордон почти так же свирепо, как львы. – Только и слышишь о Генри. Удивляюсь, что этотЛадлоу не умеет еще ходить по воде.

– Ну, он был бы более способен на это, чем ты, – отрезала Роберта.

Гордон резко повернул голову и в упор поглядел на нее.

– Придержи свой язык, – предостерег он, – или я положу тебя через колено и задам хорошую трепку, которую ты заслуживаешь.

Невольно Роберта прореагировала так же, как и ее мать, когда отец вел себя оскорбительно и глупо. Она смерила его ледяным взглядом, а потом презрительно вздернула кверху нос.

Гордон проигнорировал ее молчаливый вызов. Всю обратную дорогу через Лондон к Стрэнду Роберта хранила молчание. Она знала, что не ошиблась: кто-то совершенно умышленно толкнул ее к львиной яме. Но кто же мог хотеть ее смерти? Может, этот злоумышленник таил недоброжелательство к ее семье? В это было трудно поверить, ведь никто в Англии их не знал. А может, это были враги дяди? Но почему тогда убийца решил погубить именно ее? Она ведь просто племянница графа.

Роберта бросила взгляд на свое заветное ожерелье. Чем дальше они отъезжали от замка, тем больше звездный рубин приобретал свой обычный цвет. Потом она искоса посмотрела на Гордона, наблюдавшего за ней.

– И вовсе я не проверяю свою грудь, – бросила она ему.

Лицо Гордона было раздраженным. Он снова обратил взгляд на дорогу и сказал:

– Если ты и вправду думаешь, что кто-то пытался убить тебя, ну что ж, я готов тебе поверить. Тогда мы сегодня же уезжаем в Шотландию.

– Я с вами никуда не поеду, милорд, – сказала Роберта. – И не собираюсь больше это обсуждать.

– Да, там ты точно будешь в безопасности, с моим отцом в замке Инверэри, – продолжал Гордон, словно бы и не слышал ее слов.

Роберта ничего не ответила, но замкнулась в гордом молчании. Этот маркиз Инверэри был совершенно невыносим. Но если этот неотесанный тип и в самом деле думает силой увезти ее на север до того, как наступит первый день весны, то ничего у него не выйдет.

– Собирай свои вещи, ангел, – приказал Гордон, как только они свернули на дорожку, ведущую к особняку Деверо. – Мы отправимся в дорогу через час.

– Ты что, глухой? Я же сказала тебе… – начала было Роберта, но прервалась, заметив двух людей, выходящих из дома.

– Даб! – закричала она. – Это Даб! – Пришпорив лошадь, она приблизилась к брату и, прежде чем тот успел помочь ей спешиться, соскочила с седла и бросилась в его объятия. – Ох, Даб, как я счастлива тебя видеть, – вскричала она, обнимая его так крепко, словно никогда не отпустит.

– Как поживаешь, сестра? – спросил Даб.

– Прекрасно, сейчас, когда ты здесь, чтобы защитить меня, – ответила Роберта, глядя в его черные глаза. Она всегда чувствовала себя в безопасности со старшим братом – он так похож на отца!

– Защитить тебя от кого? – с веселой улыбкой спросил Даб. – От твоего мужа?

– Твоя сестра клянется, что кто-то пытался толкнуть ее в львиную яму в Уайт-Тауэре, – с улыбкой сказал ему Гордон. – Ты слышал когда-нибудь что-то столь же нелепое?

– Ничего нет смешного в том, чтобы попасть львам на обед, – упрямо возразила Роберта. Потом бросила взгляд на высокого светловолосого мужчину и спросила: – А это твой друг, Даб? Ты не познакомил нас.

– Познакомься с Мунго Маккиноном, внуком графа Ская, – сказал брат. – Мунго друг твоего мужа и родственник кузины Гленды.

– Мунго, познакомься с Робертой Макартур, маркизой Инверэри, моей женой, – закончил представление Гордон.

– Очень рад познакомиться, – с улыбкой сказал Мунго и наклонился, чтобы поцеловать ее руку.

Роберта вежливо улыбнулась в ответ, но в то же мгновение заметила холодный огонь, сверкнувший во взгляде его бледно-голубых глаз. Ни муж, ни брат, казалось, ничего не заметили, но сама она видела достаточно много злобных взглядов, направленных в ее сторону, чтобы сразу распознать их.

Странно. Почему этот незнакомец, которого она доселе в глаза не видела, питает к ней такую ненависть, спросила себя Роберта. Ее перчатки для верховой езды скрывали дьявольское пятно, значит, не в нем была причина.

– Ну а теперь, когда мы собрались все вместе, – сказал Мунго, повернувшись к брату, – можно составить план нашего возвращения в Шотландию.

Наблюдая за его взглядом, Роберта была поражена, что такая же ненависть сверкнула во взгляде блондина, когда тот повернулся и к ее брату. Неужели Даб ничего не замечает? Как наследник и внешне копия своего отца, ее брат был в клане на особом положении и всегда оставался всеобщим любимцем. Ни один человек в клане Макартуров никогда не смотрел на него так.

– Нужно постараться, чтобы нас не застигла непогода, когда мы поедем на север, – ответил Даб. – Лучше подождать неделю-другую, тем более что с нами поедет и моя сестра. Что ты на это скажешь, Горди?

Роберта видела, как Мунго повернулся к Гордону, и тут же ненависть исчезла в его взгляде. Так почему же Маккинон питает такую неприязнь именно к Макартурам, которых он никогда не встречал? – снова спросила она себя. Ведь у них даже есть общая кузина, и значит, они в какой-то мере родственники.

– Я везу срочное послание своему королю и не могу задерживаться здесь, – сказал Мунго.

– По ту сторону границы будет меньше опасностей, и погода там установится, – поддержал его Гордон, бросив на Роберту косой взгляд. – Поскольку моя жена боится за свою жизнь, мы отправимся в путь сегодня же.

– Что касается меня, то я не ступлю ни шагу за порог усадьбы Деверо до первого дня весны, – твердо сказала Роберта и, повернувшись, направилась к дому.

– Вернись, – окликнул ее Гордон.

Но она лишь ускорила шаг, а потом и вовсе пустилась бегом, когда услышала громкий смех брата и сказанные вполголоса проклятья мужа.

Захлопнув за собой входную дверь, Роберта прислонилась к ней и глубоко вздохнула. Она понимала, что ей никуда не деться, если муж будет настаивать на том, чтобы покинуть Англию.

Но тут ей в голову пришла спасительная мысль, заставив ее слабо улыбнуться при этом. Она спрячется в своем любимом месте – в большом кресле, стоящем в самом укромном уголке дядиного кабинета, – и просидит там до позднего вечера. Ведь ни один человек в здравом уме не отправится в такой долгий путь ночью. И она будет в безопасности по крайней мере до утра.

Горячо желая ни с кем не встретиться, Роберта торопливо прошла через вестибюль и, войдя в дядин кабинет, закрыла за собой дверь. Прежде чем забраться в любимое кресло, она задержалась на мгновение и посмотрела в окно. Гордон, Мунго и Даб шли по направлению Дауджер-хаусу. Может быть, ее муж передумал?

Ломая голову над тем, как избежать возвращения в Шотландию, Роберта уселась в глубокое кресло и свернулась клубочком. Вряд ли кто найдет ее здесь. Откинувшись на спинку кресла, она задумалась о своем затруднительном положении. Слезы навернулись на ее глаза, когда она поняла, что начинает жалеть о своем замужестве и самонадеянном и упрямом муже.

Ведь она никогда не будет счастлива с ним в Хайленде. Ее проклятое пятно помешает этому. Если она уедет с ним на север, то всегда будет чувствовать себя отверженной.

И опять в сознании всплыл тот странный вопрос ее тетки: «Ты хочешь остаться в Англии потому, что любишь Генри? Или ты любишь Генри потому, что хочешь остаться в Англии?»

Теперь Роберта знала ответ. Она любит Гордона Кэмпбела, но ей нельзя быть его женой.

Этот жестокий мир требовал, чтобы она сделала выбор между романтикой, мечтой и действительностью. Она выберет действительность и научится любить Генри Талбота, хоть и любит сейчас другого.

И вдруг ее пронзило чувство вины перед Талботом. Генри заслуживал большего, чем жену, которая не любит, а только собирается научиться любить его. Хотя в жизни случаются вещи и похуже, чем брак без страстной любви. Брак ее собственных родителей был устроен по расчету, но какое это имело значение, ведь они влюбились друг в друга с первого взгляда. Во всяком случае, так рассказывала ей мать.

Тяжелые мысли в конце концов обессилили Роберту, и теперь голова у нее разламывалась от боли. Со вздохом она закрыла глаза и попыталась избавиться от тревожных мыслей о будущем.

Но это оказалось не так-то легко. Прошел целый час, прежде чем она смогла забыться тревожным сном.

Негромкие мужские голоса проникли в ее беспокойный сон и вернули к реальности, но ее будто сковало что-то, не давая даже пошевелить рукой. Она открыла глаза и увидела, что за окном уже темнеет. Когда же услышала дядин голос, то окончательно поняла, что проснулась. Мужчины разговаривали в кабинете.

– Добро пожаловать в усадьбу Деверо, лорд Берли, – говорил граф Ричард. – Добро пожаловать, сэр Уолсингем.

Услышав эти слова, Роберта насторожилась. К ее дяде приехали два советника королевы Елизаветы, самые приближенные к ней люди. Лорд Берли был ее государственным канцлером, а Уолсингем – государственным секретарем.

Роберте вдруг стало весьма неуютно в этом укромном уголке. Что делать: встать и объявиться, хоть это и неудобно, или же, замерев, сидеть и ждать, пока они не выйдут.

– Генри, я же велел тебе оставаться при дворе до начала весны, – вдруг сказал дядя.

Услышав это, Роберта прокляла свое невезенье. Муж и так весь кипел и готов был силой везти ее на север, а увидев Генри, не даст ей времени даже собрать свои вещи. Растерявшись и не зная, что предпринять, она еще больше вжалась в кресло, благо никто не видел ее в полумраке кабинета.

– Я приехал с лордом Берли и сэром Уолсингемом. Они представляют здесь интересы моего отца, – отвечал Генри.

– Путешествовать в такое время года – дело трудное, – заметил граф Ричард. – Значит, я полагаю, вас привело дело важное.

– Мы направляемся во дворец Ричмонд, – ответил Берли.

– И решили по пути заехать к вам. Речь идет о Марии Стюарт, – добавил Уолсингем.

При этих словах Роберта замерла в ожидании того, что предстояло услышать. Ее нервы были натянуты до предела. Все мысли о том, чтобы объявить о своем присутствии, тут же вылетели у нее из головы.

– Состоялся суд, и судьи признали Марию Стюарт виновной в заговоре против короны, – объявил лорд Берли.

Роберта прикрыла рот обеими руками, чтобы сдержать испуганный крик. Наказанием в таком случае была смерть. Но нет, Елизавета и ее фавориты не могли посягнуть на жизнь другой королевы, помазанницы божьей.

– Боже мой! Но разве это справедливо? Судьи были беспристрастны? – с возмущением воскликнул граф Ричард. – Вы сами все это устроили, Уолсингем. Вы плели интриги, подделывали улики, фальсифицировали свидетельские показания. Вы были заинтересованы в таком решении суда и, пользуясь своим влиянием, вы настроили Елизавету.

– Но, Ричард… – начал лорд Берли.

– Никаких «но», Сесил, – резко перебил граф всесильного советника. – В течение многих лет Уолсингем интриговал, чтобы заманить Марию Стюарт в западню. Скажите мне, как можно ее обвинить в государственном заговоре, если эта несчастная женщина вот уже двадцать лет живет как в тюрьме?

– Как бы то ни было, дело сделано, – хриплым голосом сказал Уолсингем.

Роберта затаила дыхание от страшного предчувствия, от той ужасной вести, которую должна была услышать. Когда же лорд Берли заговорил, то она едва не потеряла сознание.

– Мария Стюарт два дня назад была переведена в замок Фотерингей и там казнена, – бесстрастным голосом сообщил Берли. – Мы трое присутствовали при ее казни.

– Вы идиоты! Теперь между Англией и Испанией все кончено! – взорвался граф Ричард. – Запомните мои слова: не пройдет и полугода, как испанский король будет угрожать нашим берегам.

– Об этом мы подумаем в свое время, – сказал Уолсингем. – А сейчас для нас главное – держать в тайне смерть Марии, пока Елизавета не пошлет королю Якову официальное соболезнование.

Роберта услышала глубокий горестный вздох, скорее всего дядин.

– Расскажите, как все произошло? – попросил граф.

– Мария Стюарт вела себя мужественно, не теряя чувства собственного достоинства, – ответил Берли, и в тоне его прозвучало невольное уважение. – Присутствовать при этом было очень тяжело. Убийство королевы – грязное дело.

Роберта больше не могла сдерживаться. Она вскочила с кресла и бросилась к мужчинам, ошеломив их своим внезапным появлением.

– Предатели! Вы гнусные английские свиньи! Как вы осмелились убить нашу королеву! – вне себя кричала она. – Мы, шотландцы, сожжем вашу Англию дотла! Господи боже, да мы…

– Замолчи! – прикрикнул на нее дядя Ричард.

Привыкшая слушаться его во всем, Роберта тут же замолкла. Но глаза ее сверкали бешенством, когда она смотрела на собравшихся здесь мужчин.

– Кто эта шпионка? – требовательно спросил Уолсингем.

– Это племянница графа Ричарда. Она приехала из Шотландии, – ответил Генри.

Королевский советник повернулся к графу и сказал:

– Вели ей собрать свои вещи. Мы будем держать ее в Тауэре, пока королева не решит, что пришло время объявить миру о казни Марии.

– Что-что?.. – не веря своим ушам, переспросил граф Ричард.

– Фрэнсис, в этом нет необходимости, – вмешался лорд Берли, бросив многозначительный взгляд на графа Ричарда. – Если граф гарантирует нам…

– Вы не должны заключать Роберту в Тауэр, – добавил со своей стороны Генри. – Это было бы слишком.

Не обращая внимания на их протесты, Уолсингем отрицательно покачал головой. Потом, приблизившись к Роберте, сказал:

– Я обещаю, что тебе не причинят никакого вреда.

Роберта вдруг наклонилась и быстрым, как молния, движением выхватила свой шотландский кинжал из ножен. «Последнее средство», так в Хайленде называют его. И тут же приставила смертоносное лезвие к горлу государственного секретаря. Уолсингем замер.

– Я умею обращаться с этим оружием и не побоюсь использовать его против английской свиньи вроде тебя, – пригрозила ему Роберта. – Попробуй только сделать хоть шаг вперед.

– Роберта, опомнись! – воскликнул Генри. – Ты поднимаешь оружие на приближенного королевы.

– Мне очень жаль, Генри, – сказала она спокойно (кинжал придал ей храбрости). – Но я в первую очередь – уроженка Хайленда, и только во вторую – английская леди.

– Басилдон, угомони свою племянницу, иначе все наши планы пойдут прахом, – приказал Уолсингем.

– Ее пребывание в Тауэре в течение нескольких недель необходимо в государственных интересах, – сказал ему Берли. – Я лично отвечаю за ее безопасность.

Роберта посмотрела на дядю. Он тоже неотрывно смотрел на нее. Их взгляды встретились, и граф едва заметно ободряюще улыбнулся ей. Что бы это значило, спросила она себя. Неужели он все-таки собирается передать ее приближенным королевы?

– Если вы хотите отправить в Тауэр дочь моей сестры, – заявил Ричард, – вам придется предъявить приказ об ее аресте.

– Очень хорошо, но тогда королева будет в курсе произошедшего, – ответил раздраженный Уолсингем. – Я думаю, вы сумеете продержать это отродье в надежном месте до утра.

– Конечно.

Не прибавив больше ни слова, государственный секретарь направился к выходу.

– Я буду ждать вас во дворе, – сказал он канцлеру и исчез за дверью.

– Тебе не поздоровится. Хлебнешь ты с этим делом лиха, Ричард. Ничего хорошего тебе это не сулит, – пробормотал Берли.

Граф пожал плечами.

– Сестра поручила свою дочь моему попечению, и я отвечаю за нее перед богом и людьми.

– Я понимаю, – ответил Берли. – Будем надеяться, что и королева Елизавета это поймет. Ну как, ты идешь, Талбот?

– Нет, я переночую дома, – ответил Генри. – А утром вернусь в Ричмонд.

– Как знаешь. – И с этими словами Берли последовал за государственным секретарем.

Все так же не выпуская из рук обнаженный кинжал, Роберта стояла не шевелясь. Она не знала, что теперь делать, и не находила, что сказать.

Граф подошел к окну и посмотрел, как королевские приближенные удаляются по направлению к причалу. Наконец, после долгого и неловкого молчания, он повернулся и сказал:

– Вложи кинжал в ножны, племянница. Иди сюда, сядь.

– А ты никогда не говорила мне, что носишь кинжал, привязанный к ноге, – вставил Генри.

– Генри, беги в Дауджер-хаус, – прервал его Ричард. – Приведи моего племянника и маркиза, но предупреди, чтобы они ничего не говорили своему спутнику, этому Мунго.

Генри кивнул и вышел из кабинета.

Несколько минут спустя он снова появился на пороге вместе с обоими шотландцами. Тут же явилась и леди Келли.

– В чем дело? – спросил Даб, направляясь к сестре.

– А что Талбот делает здесь, ведь еще не наступил первый день весны, – спросил Гордон, идя за ним следом.

– Слава богу, что ты здесь! – вскричала Роберта, вскакивая с кресла и бросаясь к ним. Не обращая внимания на брата, она бросилась в объятия мужа.

Удивленный, Гордон обнял ее и прижал к себе. Чувствуя, что она вся дрожит, он, поцеловав ее в макушку, вопросительно взглянул на графа, ожидая объяснений.

– То, что я собираюсь сообщить вам, должно остаться в тайне, даже от вашего спутника, – начал граф. – Если вылетит хоть слово, меня тут же арестуют и бросят в Тауэр. Могу я рассчитывать на ваше

молчание?

– Клянусь, – с готовностью произнес Гордон.

– Я тоже, – сказал Даб.

Ричард кивнул:

– Советники королевы Берли и Уолсингем только что сообщили мне о казни Марии Стюарт, но…

– Они убили нашу королеву? – воскликнул Даб. – Как они осмелились!..

– Дай своему дяде продолжить, – прервал его Гордон.

– Так вот, я как раз собирался сказать, – продолжал Ричард, – что Роберта подслушала наш разговор…

– Я не подслушивала…

Гордон, не раздумывая, тут же прикрыл ей рот рукой. Потом кивнул графу, чтобы тот продолжал.

– Благодарю, Инверэри, – сухо сказал Ричард, и едва заметная улыбка тронула его губы. – Роберте не удалось остаться незамеченной. И Уолсингем решил заключить ее в Тауэр до тех пор, пока Елизавета не направит Якову официальное соболезнование.

Гордон понимающе кивнул:

– Ну что ж, мы исчезнем и скроемся в горах Шотландии.

– Я предпочитаю отправиться в Тауэр, чем вернуться в Шотландию, – заявила Роберта, вызывающе вздернув подбородок.

– Ангел, тебя никто не спрашивает о том, что ты собираешься делать, – сказал Гордон, нахмурив брови.

– Роберта, никто уже не вернет нашу королеву с того света, – попытался урезонить сестру Даб. – Подвергая себя опасности, ты ничего не изменишь и только создашь проблемы своим близким.

– Ладно, я буду молчать, – согласилась она. – Я вовсе не хочу, чтобы из-за меня дядя Ричард попал в тюрьму.

– А вас не бросят в Тауэр, когда королевские приближенные обнаружат, что Роберта исчезла? – спросил дядю Даб.

– Я им скажу, что она убежала с тобой этой ночью, – ответил граф. – Берли мне поверит, а Уолсингем не осмелится возражать. Я все же доверенное лицо Елизаветы.

Гордон повернулся к графине.

– Миледи, помогите Роберте собрать самое необходимое в дорогу, – попросил он. – Остальное можно будет отправить в Шотландию позднее.

Леди Келли кивнула:

– Я думаю, Роберте лучше переодеться мальчиком, пока она не выберется из Лондона. – Она повернулась к своему брату и спросила: – У тебя, наверное, найдется что-нибудь подходящее, Генри?

– Думаю, да, – ответил Генри и пошел к выходу.

Через час Роберта вместе со своим дядей и теткой была уже в конюшне. Одетая во все черное, она походила на худенького грума в поношенной мужской одежде, слишком, просторной для нее. Черная шляпа скрывала ее густые волосы. А под плащом на груди висела кожаная сумка, в которой тихо сидел Смучес. Дядя нес вторую сумку с одеждой для мальчика вместе с самыми необходимыми в пути вещами.

Возле конюшни в молчании стояли Гордон, Даб, Мунго и Генри, ожидая ее появления. Четыре лошади были уже оседланы.

Гордон посмотрел на темное безлунное небо и сказал:

– Ночь прямо как в Хайленде, словно созданная для побегов. Ты готова сесть в седло, ангел?

Роберта кивнула, но его тон и нетерпение не понравились ей. Как это похоже на горца – радоваться, отправляясь ночью в дорогу, и возбуждаться от опасностей, которые могут встретиться в пути.

Она повернулась к леди Келли и дяде Ричарду:

– Спасибо вам за гостеприимство, это было самое лучшее время в моей жизни. Надеюсь, девочки не обидятся и не рассердятся на меня за то, что я не простилась с ними.

– Я объясню им, и они поймут, – ответила леди Келли.

Граф бросил на Гордона многозначительный взгляд, а потом сказал племяннице:

– Наш дом всегда открыт для тебя.

Роберта обняла и расцеловала их и повернулась к Генри.

– Милорд, я сожалею…

– Ты не сделала ничего, за что нужно извиняться, – прервал Генри, приложив палец к ее губам. Потом, поцеловав ее в шеку, добавил: – Будь счастлива, дорогая.

Роберта почувствовала, что вот-вот заплачет. И прерывающимся шепотом сказала:

– Благодарю вас, милорд.

Она повернулась к мужу, чтобы сказать, что готова, но тут же отшатнулась, почувствовав отвратительный запах, исходивший от него и брата. Гордон приблизился и положил что-то в оба ее кармана, но она не могла разглядеть, что это было.

– Какая вонь! – вскричала Роберта, когда Смучес в ее сумке завозился и чихнул. – Что это такое?

– Лошадиный навоз.

– Что-что? – переспросила она. – Ты с ума сошел?

– Наоборот, – с лукавой улыбкой ответил Гордон. – Я хорошо соображаю. Этот запах собьет с толку любопытных, мимо которых мы будем проезжать.

– Фу, отвратительно! Я не хочу, чтобы от меня так воняло. Меня сейчас вырвет.

– Извини, ангел. – Гордон подвел ее к лошади и помог сесть в седло. – Обещаю избавить тебя от навоза, как только выедем из Лондона.

Даб и Мунго уже сели на лошадей. Когда Гордон взялся за поводья своего коня, Генри Талбот остановил его.

– Инверэри, мне надо перемолвиться с тобой парой слов.

Гордон оглянулся и кивнул. Потом подошел к нему:

– Ну?

– Береги ее, – сказал Генри, понизив голос.

Гордон посмотрел английскому маркизу прямо в глаза и веско произнес:

– Роберта никогда не вернется в Англию.

– Я знаю.

Гордон протянул сопернику руку в знак дружбы и заверил:

– Клянусь, я буду охранять ее, не щадя своей жизни.

– Надеюсь, ты сдержишь свое слово, – тряхнув головой, сказал Генри. – Или ты мне ответишь.

Гордон быстро повернулся и сел на коня. И четверо молодых шотландцев, выехав со двора, поскакали по дороге, ведущей к Стрэнду.

Роберта оглянулась через плечо, чтобы бросить последний взгляд на усадьбу Деверо и навсегда проститься со своей мечтой. Она понимала, что сюда больше не вернется никогда.

Призвав на помощь всю твердость духа, свойственную горцам, она решила храбро встретить свою судьбу, бросить ей вызов, если понадобится. И, сосредоточив взгляд на дороге перед собой, с мрачной решимостью пустилась в путь.

8

Проклятье, с такой женушкой не оберешься хлопот, подумал Гордон, пришпоривая коня. Неизвестно, что будет с ними в течение следующих двух недель, во время долгого путешествия через всю Англию в Шотландию, и уж тем более неизвестно, как сложится их жизнь дальше.

Доехав до конца набережной, они свернули налево у Чэринг-Кросс и поехали по Оксфорд-стрит. Чем большее расстояние будет отделять их от особняка Деверо, тем больше капризничать будет его жена. Ей будет холодно. Она устанет. Она проголодается, несмотря на тошноту, которую вызывал у нее конский навоз. Как будто ему этот запах нравится, как будто он наслаждается ароматом конского дерьма!

Гордон искоса взглянул на жену, и нечто вроде улыбки тронуло уголки его губ. Разрумянившаяся, с решимостью во взоре, она пока что ни на что не жаловалась и не капризничала – ожидание опасности преобразило ее. Едва ли Лавиния Керр вынесла бы то, что терпела Роберта. Возможно, это объяснялось тем, что Роберта родилась в суровой северной части Шотландии, а Лавиния – в южной, низинной. Как бы то ни было, но его жена может оказаться достаточно стойкой для маркизы, а впоследствии и герцогини Арджил.

– Нам со Смучесом нужно остановиться, – вдруг заявила Роберта, и голос ее громко прозвучал в ночи.

– Нет, – одновременно сказали Гордон и Даб.

– Но это срочно.

– Нет.

Так и скакали все четверо без устали, стараясь оставить к рассвету как можно большее расстояние между собой и усадьбой Деверо. Не останавливаясь, они миновали деревни Хэрроу, Кукхэм, Марлоу и Хенли.

– Послушай, Роб, – сказал Гордон, пытаясь завязать с ней разговор и отвлечь ее мысли от тягот пути. – Как графу удалось удержать Уолсингема и Берли от того, чтобы они сразу не арестовали тебя?

– Дядя Ричард настоял, чтобы Уолсингем получил сначала ордер на арест. А лорд Берли, хоть и неохотно, согласился с этим, – ответила Роберта. – Кроме того, я… – Она осеклась, смутившись и не желая рассказывать о своем собственном-поведении, не свойственном леди.

– Кроме того, что?

Роберта почувствовала, что краснеет.

– Я напугала Уолсингема своим кинжалом «последнее средство» и заставила отступить.

Гордон и Даб разразились смехом.

– Ты подняла кинжал на государственного секретаря! – воскликнул Мунго в изумлении.

– Ну вот, я же говорил, – продолжая смеяться, напомнил Гордон. – Ты разговариваешь и держишься, как английская леди, но твои замашки выдают в тебе уроженку шотландского высокогорья.

– Но почему ты кинулась на него с кинжалом? – спросил Мунго.

Роберта наклонилась к шее коня и попыталась придумать какую-нибудь правдоподобную причину, чтобы не говорить правды. Она же обещала дяде хранить в тайне известие о казни Марии Стюарт и не собиралась нарушать свое слово.

– Мне не понравилось, как этот тип смотрел на меня, – не слишком убедительно солгала она. – Очень оскорбительно и противно.

Сказав это, она бросила на него быстрый взгляд. Усмешка, появившаяся на его губах, лишь подтвердила, что он не поверил ни единому ее слову. Видимо, он подозревал, что здесь скрывается какая-то тайна, и бесился от того, что с ним не поделились тем, о чем трое явно знали.

– Как только доберемся до Оксфорда, остановимся на пару часов для отдыха, – предложил Гордон, чтобы сменить тему разговора. – Что скажешь, Даб?

– Да, пора накормить лошадей, – ответил брат. – В тридцати милях от усадьбы Деверо уже достаточно безопасно, чтобы нам немного поспать.

Розовый свет занимавшейся зари осветил горизонт на востоке, когда они, проехав Чилтерн-Хиллз, добрались до заросшего густыми лесами графства Оксфордшир. Настроение у Роберты заметно поднялось, когда она увидела сам Оксфорд, богатый торговый город, который мог предложить достаточно удобств уставшим путникам. На окраине поднимались грозные стены и башни замка Оксфорд, но сам город, застроенный каменными и деревянными домами, выглядел пышным и живописным.

– Давайте остановимся вот в этой гостинице, – предложила Роберта.

– Нет, дорогая. У нас слишком мало времени, – возразил Гордон, направляясь во главе четверки через каменный мост.

Роберта поморщилась, но ничего не сказала. Она уже понимала, что никакие ее просьбы не будут удовлетворены.

На противоположном берегу Темзы расстилался густой лес. Здесь путники нашли убежище от любопытных глаз и остановились на небольшой поляне рядом с тихим ручейком.

– Я накормлю лошадей, – сказал Даб, когда они спешились.

– Я тебе помогу, – предложил Мунго.

Гордон подошел к Роберте и, сняв с седла, поставил на ноги. Ноги ее затекли от многочасовой скачки.

– Вот теперь вы со Смучесом можете заняться вашими личными делами, – сказал он, вынимая у нее из карманов куски навоза и выбрасывая их.

– О Смучесе можешь не беспокоиться, – сообщила Роберта, хмуро усмехнувшись. – Он удовлетворил свою нужду еще за десять миль отсюда.

– Щенок испачкал сумку?

– Нет.

Роберта достала Смучеса из его гнездышка и развернула шерстяной плед Кэмпбелов. Под ним шенок был одет в попонку, которую она связала ему, и обернут в подгузник. Освобожденный от всего этого, Смучес принялся бешено носиться по поляне, словно выпущенный из мрачной темницы.

Улыбка Гордона показала Роберте, что он оценил ее изобретательность.

– Я надену ему другой подгузник, прежде чем мы отправимся дальше, – сказала она, когда муж, взяв ее за руку, повел с поляны. – Тебе нет необходимости сопровождать меня.

– Женщина одна всегда в опасности, – возразил он.

– Ну тогда обещай не смотреть.

Гордон по-мальчишески озорно улыбнулся и спросил:

– Что за церемонии между мужем и женой?

Роберта постаралась скрыть смущение от вульгарной шутки, ведь это бы только подзадорило его. Пожав плечами, она заметила:

– Я тебе не говорила, что ты невоспитан?

– Нет, ангел, но спасибо, что замечаешь такие тонкости, – сухо сказал Гордон. Потом добавил: – А ты не знала, что у мужчин тоже есть «нужды»?

Тут уж Роберта покраснела.

Об этом она не подумала.

– Ступай вон к тому дубу, – приказал Гордон. – А я буду за этим. Если понадоблюсь тебе – крикни.

Через несколько минут Роберта показалась из-за дуба. И покраснела, когда увидела, что Гордон ждет ее.

– Лучше себя чувствуешь? – спросил он;

– Гораздо.

Когда они вернулись на поляну, Роберта, встав на колени возле ручья, вымыла лицо и руки холодной водой.

– Как я хочу принять горячую ванну, – тоскливо прошептала она.

– Обещаю, что сегодня ночью ты будешь спать в нормальной постели, – успокоил ее Гордон. – А теперь давай поедим и немного вздремнем.

Роберта уселась на землю между мужем и братом, напротив Мунго Маккинона. Все четверо поделили между собой сыр, хлеб и ветчину, которыми снабдила их леди Келли. Единственную флягу с вином они по очереди передавали друг другу.

– Расскажи нам о том, что случилось в королевском зверинце, – сказал ей Даб.

– Кто-то нарочно толкнул меня к львиной яме, – сказала Роберта. – Я знаю, что Гордон не верит, но мне ведь не показалось, я чувствовала чьи-то руки на своей спине. Я крепко стояла на ногах и вовсе не поскользнулась.

– Удивительно, что с нами обоими случились происшествия, едва не ставшие роковыми, в течение всего лишь нескольких часов, – заметил брат. – Как раз вчера в Ричмонде в меня едва не вонзилась какая-то стрела. Хотя мы с Мунго перерыли там все сверху донизу, но так и не смогли найти злоумышленника.

– А мне эти два случая вовсе не кажутся случайным совпадением, – заметил Мунго. – Возможно, кто-то затаил ненависть к вашей семье. А поскольку этот негодяй не смог убить тебя, то он нацелился на твою сестру.

– Вы в самом деле так думаете? – спросила Роберта, придвигаясь поближе к мужу.

– Я не думаю, что эти два события как-то связаны, – не согласился с другом Гордон. – А ты как считаешь, Даб?

– Я согласен с тобой, – ответил брат. – Кому могло понадобиться причинять зло Роберте? Она ведь совершенно безобидное создание.

Роберта улыбнулась любимому брату, который всегда вставал на ее сторону. Она наклонилась к Смучесу, чтобы угостить его ветчиной; плащ ее от этого движения распахнулся, и вдруг она увидела, что ее звездный рубин стал темнее, чем голубиная кровь.

Она с тревогой подняла взгляд на мужа.

– Мне кажется, что мы в опасности.

Гордон удивленно нахмурился:

– Почему ты так думаешь?

– Но мой рубин…

– Да это же просто камень, – прервал он. – Кроме того, с нами тебе нечего бояться.

– Передайте мне, пожалуйста, вино, – попросил ее Мунго.

Рядом с мужем и братом Роберта чувствовала себя так уверенно и надежно, что совершенно забыла о своем «дьявольском цветке» и о том, какое впечатление он производит на незнакомых людей. Она протянула Мунго фляжку с вином и тут же похолодела, увидев его взгляд, устремленный на ее родинку.

Боже, ей следовало бы перехватить Смучеса в левую руку, а флягу передать правой. Обычно она так и поступала. Но на этот раз усталость, а может, и пережитые волнения притупили ее бдительность.

Мунго Маккинон хорошо владел собой. Он удержался от того, чтобы отпрянуть или отдернуть руку. Нет, он взял у нее фляжку, стараясь, правда, не касаться ее руки, а потом незаметно перекрестился.

Ну вот, начинается, с тоскливым чувством подумала Роберта.

Они проехали всего тридцать миль, а один человек уже перекрестился. И чем ближе они будут к Шотландии, тем больше людей будут креститься при виде ее уродливого пятна.

Роберте страстно хотелось спрятать левую руку в складках плаща, но этому мешал Смучес. Поэтому она опустила глаза и хотела только одного: чтобы выражение суеверного ужаса и удивления поскорее исчезло с лица этого блондина.

– Почему ты это сделал? – спросил Гордон друга.

– Что именно?

– Перекрестился.

Роберта украдкой посмотрела на брата и увидела, что Даб уже готов наброситься на Мунго. Брат всегда чувствовал обиду за нее и злился, сталкиваясь с невежеством других. Правда, сейчас не стоило поднимать по этому поводу шума – ведь королевские стражники, наверное, уже гонятся за ними.

– Я перекрестился… просто на счастье, – как ни в чем не бывало ответил Мунго. – Мы ведь всего в тридцати милях от Лондона, а у английской королевы много быстрых коней. Мне бы не хотелось, чтобы меня тут схватили.

– Нам бы перехватить пару часиков сна, – сказал Даб, заворачиваясь в свой плед. – А там мы пришпорим своих коней и скроемся.

Успокоенная, что беда миновала, Роберта укутала своим плащом Смучеса и легла вместе с ним, прижавшись к теплому боку мужа. Слишком усталая, чтобы беспокоиться о приличиях, она закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон без сновидений…

– Просыпайся, ангел.

Почувствовав, как чья-то рука трясет ее за плечо, Роберта открыла глаза и увидела лицо мужа. Совсем не выспавшаяся, она застонала, словно от боли. Два часа пролетели незаметно, как две минуты.

– Давай, давай, поднимайся, – торопил ее Гордон. – Этой ночью ты будешь спать уже в настоящей постели, – пообещал он.

Роберта зевнула и сладко потянулась.

– А где мой песик? – спросила она.

– Смучес уже готов, и ему не терпится пуститься в путь.

Заметив щенка, она сонно улыбнулась. Ее муж уже позаботился о том, чтобы подложить ему чистый подгузник и надеть на него попонку. Повесив на грудь кожаную сумку, Роберта завернула щенка в плед и сунула его внутрь.

Поскакав на северо-запад, они миновали Костволд-Хиллз с его лесистыми долинами и спокойными потоками и с наступлением темноты въехали в Стратфорд-на-Эйвоне. Переезжая по Клоптонскому мосту, Роберта загляделась на кружащиеся воды реки. Под мостом грациозно плыли два лебедя – белый и черный.

Они остановили лошадей перед первой попавшейся гостиницей, как нарочно называющейся «Черный лебедь». Сидя в заполненной народом обшей комнате, Роберта спрятала свою обезображенную руку на коленях, пока ела, а Смучес уютно устроился на руках ее мужа.

Покончив с ужином и предвкушая горячую ванну, которая ждала их в каждой из двух комнат, которые они сняли на ночь, все четверо шотландцев поднялись по лестнице наверх. Даб и Мунго разместились в одной комнате, а они с Гордоном – в другой. Роберта предпочла бы разделить свою комнату с братом, но не сомневалась, что муж не согласится.

– Я думаю, стоит оставить Смучеса в подгузнике, – сказал Гордон, садясь на край постели – единственное место в комнате, где можно было сесть. – А вот и твоя ванна, ангел.

Занятая доставанием из сумки своей ночной сорочки, Роберта резко вскинула голову в удивлении.

– Милорд, я не могу принимать ванну в одной комнате с вами.

Гордон улыбнулся ей озорной обезоруживающей улыбкой:

– Я не буду подглядывать.

Проведя в седле почти сутки, Роберта была слишком измучена, чтобы спорить. Девушка взглянула на ванну, из которой поднимался пар: все манило свежестью и теплом. Она сгорала от желания погрузить усталое тело в горячую воду.

Гордон положил на край постели полотенце и демонстративно повернулся спиной, всем своим видом показывая, что не обращает на нее внимания.

– Я что-то не слышу плеска воды, – сказал он после долгой тишины. – Если ты не полезешь в ванну прямо сейчас, я сделаю это первым.

Роберта торопливо разделась, потом залезла в деревянную лохань и быстро села в воду. Мысль о том, что Гордону придется втиснуть сюда свое мощное тело, заставила ее улыбнуться.

Слишком нервничая из-за его присутствия в комнате, чтобы тщательно, не торопясь, вымыться, Роберта быстро намылилась и ополоснулась. И снова почувствовала себя уверенно.

Она встала и повернулась, чтобы взять полотенце, лежащее на краю кровати, но застыла в удивлении и замешательстве от того, что увидела. Скрестив на груди руки, ее муж развалился на постели и в упор ее разглядывал.

Глаза их встретились. Откровенное желание в его напряженном взгляде заставило ее почувствовать себя уязвимой.

Роберта быстро набросила на себя полотенце, чтобы прикрыть наготу, и укоризненно сказала:

– Ты же обещал, что не будешь подглядывать.

– Я солгал, – признался Гордон с улыбкой, в которой не было и тени раскаяния. – Я скрестил пальцы, когда говорил, и это обещание было не настоящим. А ты и не заметила, – засмеялся он.

Роберта хотела сказать что-нибудь обидное, чтобы побольней задеть его, но так ничего и не придумала. Она вышла из ванны, осторожно придерживая полотенце, и попыталась натянуть через голову ночную сорочку.

– Тебе помочь? – спросил Гордон.

Роберта лишь бросила на него испепеляющий взгляд. С трудом натянув девственно-белую сорочку с оборочками и глухим воротом, она швырнула ему полотенце.

– Теперь ваша очередь, милорд.

Повернувшись к нему спиной, она села на край постели и взяла на колени Смучеса. Послышался шорох снимаемой одежды, а потом плеск воды, когда Гордон ступил в лохань.

– Черт возьми, да она годится только для, карликов, – раздалось его ворчанье.

Роберта с трудом подавила в себе желание рассмеяться. Она украдкой взглянула через плечо на своего мужа: он сидел в неудобной позе, подтянув ноги и высоко подняв колени.

Однако это его, казалось, не беспокоило. Он сидел в этой крошечной лохани, намыливался и ополаскивался, и мурлыкал что-то себе под нос.

Роберта позволила своему взгляду скользнуть по его крутым широким плечам и мускулистой спине. Господи боже, ведь ее муж воплощал в себе мечту каждой девушки!

И он принадлежал ей. Эти мысли заставили ее улыбнуться. Интересно, его ягодицы и бедра такие же красивые, как и все остальное? А что, если он встанет и повернется? Что ей делать, если она увидит у него «то самое»?

– Не подглядывай, – бросил ей Гордон через плечо.

Роберта в смущении быстро отвернулась: он заметил, что и она наблюдает за ним. Она услышала, как он встал под плеск стекающейся с его тела воды, и шорох полотенца, когда он начал вытираться.

– Ты что, собираешься сидеть так всю ночь или, может, немного вздремнем? – услышала она за спиной.

Роберта сердито повернулась, намереваясь высказать все, что она о нем думает, но онемела от того, что увидела. С полотенцем, обернутым вокруг бедер, ее муж стоял и улыбался ей. Грудь его была так же великолепно вылеплена, как и спина.

– Что ты делаешь! – вскричала она, когда Гордон откинул с кровати одеяло.

– Собираюсь лечь спать.

– Прямо так?

– А что? Я забыл взять свою ночную рубашку. Может, одолжишь мне запасную? – насмешливо сказал он.

Роберта с вызовом взглянула на него:

– Я не нахожу в этом ничего смешного, милорд. И если вы думаете, что я буду спать с вами в одной постели, то вы ошибаетесь.

– Послушай, ангел, я слишком устал, чтобы преодолевать препятствия, – довольно холодно заявил он.

– Какие препятствия?

– Те, которые охраняют твою девственность. Так ты будешь спать или нет?

Помедлив, Роберта едва заметно кивнула: ее изнеможение победило скромность. Она крепко прижала к себе щенка и легла на спину в постель.

– А собака что, будет спать с нами?

– Между нами, – поправила она.

По недовольному выражению на лице Гордона Роберта поняла, что он намерен положить всему этому конец, как только они доберутся до замка Инверэри. Она крепко зажмурила глаза, когда он задвигался, чтобы снять полотенце и поудобнее устроиться рядом с ней. Смучес высвободился из ее объятий и свернулся калачиком у него на груди.

– Предатель ты, дворняжка, – проворчала Роберта и повернулась спиной к ним обоим. Последовало долгое молчание.

– Ангел, я уже говорил тебе, что ты становишься очень соблазнительной, когда сердишься? – спросил Гордон, и в его голосе сквозило веселье.

Ответа не последовало.

Подождав еще немного, Гордон взял шенка на руки и придвинулся ближе к ней. Но усталость уже сморила Роберту. Она ровно дышала, она спала.

– Доброй ночи, ангел. Сладких тебе снов, – прошептал он, киснувшись легким поцелуем ее щеки.

На рассвете следующего дня для Роберты началась самая изнурительная и беспокойная неделя за всю ее восемнадцатилетнюю жизнь. Они повернули лошадей на северо-восток и, проехав через Ковентри, вступили в графство Лестершир с его плавными ландшафтами, столетними коренастыми раскидистыми дубами и деревенскими каменными домами. Усталость мешала Роберте замечать эту своеобразную красоту Лестершира. Дорога все больше выматывала ее.

После скачки с рассвета до заката четверо шотландцев устраивались на ночь обычно где-нибудь в глухом лесу прямо под звездами. Роберта засыпала, уютно прижавшись к мужу, чувствуя себя рядом с ним в безопасности. Несмотря на то что его улыбчивая самонадеянность раздражала ее, она нисколько не сомневалась, что, даже рискуя своей жизнью, Гордон в случае опасности обязательно защитит ее.

Они проехали Дерби, а затем пересекли болотистые торфяные низины и вересковые равнины Йоркшира, минуя города Лидс, Шеффилд и Уэйкфилд. Вконец измученная всем этим, Роберта механически делала, что скажут, не споря и даже не думая ни о чем. Однако она глаз не спускала со своего звездного рубина. Этот магический камень оставался темнее, чем голубиная кровь, несмотря на все возраставшее расстояние между нею и Лондоном.

Разглядывая звездный рубин на восьмое утро их путешествия, Роберта поняла, что попала в совершенно безвыходную ситуацию. Опасность следовала за ней из Англии по пятам, но опасность ожидала ее и в Шотландии. Как сможет она уцелеть, как ей жить между двумя злыми силами?

– Смотрите! – воскликнул вдруг Даб, указывая вперед.

Роберта резко вскинула голову и посмотрела в том направлении.

Далеко впереди поднимались холмы Чевиот Хиллз. Из-за густого тумана у подножия гор они казались очень высокими.

При виде родных гор Гордон и Даб остановили коней, вынудив Роберту и Мунго сделать то же самое. Даб глубоко вдохнул и задержал в груди воздух, словно здесь он был слаще, чем в Англии.

– Какая красота! – восхитился он.

– Шотландия, – равнодушно сказал Мунго, явно равнодушный к виду родной земли.

– Ты видишь Шотландию, а я вижу рай, – заметил Гордон.

Глядя прямо вперед на эти встающие из тумана горы, Роберта почувствовала, как в груди ее поднимается паника. Она не знала, что больше страшит ее: встреча с королевской стражей или со множеством горцев, осеняющих себя крестом при виде ее.

– Для одних это рай, – звенящим от горечи голосом сказала Роберта, – а для других – ад. – И, почувствовав на себе удивленный взгляд мужа, спросила: – Ну что, мы собираемся торчать тут целый день, любуясь пейзажем, или поедем вперед?

Вечно оспариваемый Англией и Шотландией кусок земли, главная Чевиотская дорога, по которой они скакали, связывала Ридсдейл в английском графстве Нортумберленд и шотландскую деревню Джед. То округлые, то пересеченные глубокими лощинами, горы были пустынны, если не считать редкие пастушеские хижины, изредка попадавшиеся им на пути.

Внезапно в отдалении показались два человека верхом на лошадях. Они резко остановили коней, словно удивленные, что видят путников на дороге, а потом поскакали навстречу.

– Вид у них явно недружелюбный, так что будьте готовы к неприятностям, – предупредил Гордон, жестом приказывая всем остановиться.

Всадники уже, поскакав во весь опор, приближались. Наконец стал различим и цвет их пледов. Два здоровых молодца принадлежали к клану графа Босуэла. Они резко натянули поводья, остановив лошадей в нескольких футах от четырех путников, и воззрились на них в долгом напряженном молчании.

– И кто они такие, как ты думаешь? – с дерзкой улыбкой спросил у своего приятеля один из них.

– Паломники, наверное, – предположил второй.

– На том человеке плед Кэмпбела, – возразил первый. – А всем в Шотландии известно, что среди Кэмпбелов святош нет.

– Что верно, то верно, – с улыбкой сказал Гордон. – А вы, я вижу, из клана Босуэла?

– А ты кто такой? – требовательно спросил первый.

– Гордон Кэмпбел, маркиз Инверэри, наследник герцога Арджила.

– А я Даб Макартур, сын графа Данриджа.

– И Мунго Маккинон, наследник графа Ская.

– А кто этот юноша? – спросил второй всадник. – Английский заложник?

Гордон протянул руку и снял с головы Роберты шляпу – ее черные волосы каскадом упали на спину.

– Моя жена, маркиза Инверэри.

– И к тому же моя сестра, – ради убедительности добавил Даб. Кем бы эти люди ни были, а связываться сразу с кланами и Макартуров, и Кэмпбелов вряд ли они захотят.

– Понятно. И что мы можем сделать для вас? – спросил первый.

– Если Босуэл в своем замке в Хермитедже, мы бы хотели воспользоваться его гостеприимством на эту ночь, – ответил Гордон. – Моей жене не повредит выспаться, имея крышу над головой.

– Да, мы уже больше недели не слезали с коней, – добавил Мунго.

– За вами кто-то гонится? – спросил второй всадник.

– Английские свиньи, – выпалил Мунго, несмотря на предупреждающий жест Гордона. Потом показал на Роберту и добавил: – Эта глупышка имела неосторожность поднять кинжал на приближенного королевы.

Оба всадника разразились смехом и склонили головы перед ней. В их глазах она прочла восхищение.

– Хермитедж в десяти милях отсюда, – сказал один.

– Следуйте за нами, – добавил другой, поворачивая своего коня. – Мы вас проводим туда.

Самая большая и мощная пограничная крепость, этот замок стоял на реке Хермитедж между двумя ее рукавами. Выстроенный в тринадцатом веке, он переходил из рук в руки много раз, пока наконец не достался Фрэнсису Хепберну-Стюарту, побочному внуку Якова Пятого и кузену Якова Шестого.

Когда отряд из шести человек добрался до замка Хермитедж, были уже сумерки и начинал моросить мелкий дождь. Проехав сквозь крепостные ворота с подъемным мостом и железной решеткой, они попали в безлюдный внутренний двор.

Едва они спешились, как несколько мальчиков-конюхов, взявшихся неведомо откуда, увели, подхватив под уздцы, их коней. Вместе с дюжими провожатыми четверо путников вошли в замок и по лестнице поднялись на второй этаж.

В противоположность пустому двору, зал, куда они вошли, гудел, как растревоженный улей. Вооруженные люди Босуэла и замковые слуги заполнили его до отказа.

Соблазнительный запах тушеного мяса витал в воздухе, и Роберта сразу ощутила, как ее желудок ответил на него недостойным леди голодным ворчанием. Тщетно она надеялась, что этого никто не услышит.

– Скоро мы поедим, – шепнул Гордон, наклонившись поближе.

Роберта вспыхнула и стала упорно смотреть только вперед, отказываясь встретиться с ним взглядом. Почему ей не удавалось что-либо утаить от своего мужа? Ничего более унизительного, чем это бегство на север, она не испытывала за всю жизнь. Слишком тяжелое наказание за то, что она потеряла выдержку и так несвоевременно обнаружила свое присутствие в кабинете дяди.

Навстречу им через зал шел высокий, крепко сложенный человек; на губах его играла приветливая, хоть и несколько недоуменная улыбка. Как только Фрэнсис Хепберн-Стюарт, граф Босуэл, красивый мужчина с каштановыми волосами, коротко подстриженной бородой и проницательными голубыми глазами приблизился к гостям, двое сопровождающих исчезли в толпе.

– Добро пожаловать в мой дом, – приветствовал их граф Босуэл.

– Я Гордон Кэмпбел, – представился Гордон, – а это моя жена Роберта Макартур-Кэмпбел. Мой родственник Даб Макартур и мой друг Мунго Маккинон.

Граф пожал руки мужчинам и приветливо обратился к Роберте:

– Насколько я могу судить по вашему виду, путешествие было долгим и трудным, – произнес он, склонившись над ее рукой в перчатке. – Желает ли миледи перекусить, а потом принять ванну?

– Да, милорд, – с благодарной улыбкой ответила Роберта. – Буду очень признательна вам.

– А что это за создание вы держите? – поинтересовался Босуэл.

– Это Смучес, мой щенок.

Граф протянул руку, чтобы погладить щенка. В ответ Смучес лизнул его руку.

Босуэл улыбнулся и проводил их через зал к главному столу. По знаку хозяина две прислуживающие женщины тут же подали виски для мужчин и подогретое вино с пряностями для Роберты.

– Вы довольно далеко от Арджила, – заметил Босуэл.

– Да, мы были в Англии, – ответил Гордон. – Роберта и Даб – племянники графа Басилдона.

– Английского Мидаса? – кивнул Босуэл. – Его называют еще денежным мешком английской королевы.

– Да, – вставил Мунго, – но за этой девушкой гонятся ее слуги.

– Что вы хотите этим сказать?

– Он хочет сказать, что моя сестра имела дерзость поднять кинжал на Уолсингема, – объяснил ему Даб. – По этой причине мы и ударились в бега.

Граф Босуэл разразился громким смехом и одобрительно кивнул ей.

– Ага, вот и ужин, – перестав смеяться, сказал он.

Несколько слуг поставили на стол перед ним хлеб, закуски и блюда с дымящейся тушеной бараниной. Потом принесли кубки с элем для мужчин и снова налили вина с пряностями Роберте.

Подумав, она сняла свои перчатки для верховой езды. Сидеть в них за столом было невежливо, хотя именно это ей и хотелось сделать.

Скормив несколько кусочков щенку, который сидел у нее на коленях, она принялась за еду.

– У вас прекрасный повар, – сказала она хозяину. – Все изумительно вкусно.

Гордон наклонился к ней и шепнул на ухо:

– У Кэмпбелов и простая похлебка вкуснее, ангел.

Роберта воздела глаза к небесам:

– Послушать вас, милорд, так у Кэмпбелов все просто божественно.

– Это истинная правда.

– Это истина герцога Арджила?

– А разве есть какая-то другая?

Роберта перехватила Смучеса правой рукой, а левой потянулась за хлебом. Одна из девушек, прислуживающих за столом, наполнив кубки мужчинам, отвернулась, и Роберта заметила вдруг, что та крестится.

От неожиданности она на миг оцепенела, но тут же спрятала левую руку на коленях. Боже правый, как могла она забыть о том, что надо скрывать свое безобразное родимое пятно? Неужели так успокоилась рядом со своим мужем, что забыла о реакции, которую ее дьявольская родинка вызывает у людей?

Украдкой взглянув на мужа, Роберта почувствовала облегчение. Гордон не заметил, кажется, реакции девушки. Она перевела взгляд на графа Босуэла: тот пристально наблюдал за ней. Ей показалось, что она видит жалость в его глазах.

– Не хотите ли принять ванну, миледи? – ласково обратился к ней граф. – В вашей комнате все приготовлено.

– Благодарю вас, милорд. С удовольствием, – ответила Роберта, избегая смотреть на него. – Это было бы сейчас очень кстати.

Граф сделал знак двум женщинам, и Роберта заметила в их глазах страх, когда они приблизились к ее столу. Тысячи раз она видела это в Хайленде.

– Я позабочусь о Смучесе, – сказал Гордон, беря у нее щенка.

Роберта, благодарно улыбнувшись ему, встала из-за стола и молча последовала за женщинами.

– Славная девушка, – сказал граф Босуэл, когда она исчезла за дверью. – Жаль только, это пятно…

Удивленный его словами, Гордон обратил к нему негодующий взгляд. Что касается его самого, он считал жену воплощенным совершеством. Может, немного строптивой временами, но эту проблему он мог легко разрешить.

– Не поймите меня неправильно, – добавил граф. – Я не суеверен. Как вы знаете, меня за спиной называют Граф-Колдун, и даже мой царственный кузен боится меня. Но жизнь может оказаться суровой к вашей жене.

– В моей сестре нет никакого изъяна, – вскинулся Даб. – Изъян в душах тех, кто боится этого пятна, а не в том, кто носит эту отметину.

– О чем ты говоришь? – требовательно спросил Гордон, повернувшись к своему шурину.

– Это пятно в форме цветка на ее левой руке пугает суеверных людей, – объяснил ему Босуэл.

– Наверняка ее коснулся сатана, – вставил Мунго. – Она прислужница дьявола.

И Гордон, и Даб почти одновременно бросились на Маккинона. Но Гордон был проворней и схватил его за горло первым.

– Я убью тебя, если ты не возьмешь свои слова обратно.

– Он же не может отречься от своих слов, пока вы душите его, – сказал граф Босуэл и, положив руку Гордону на плечо, добавил: – Успокойся, Кэмпбел. Он не виноват в своем невежестве.

Побледневший от ярости Гордон отпустил горло Маккинона.

– Я… я вовсе не невежественен, – выдохнул тот.

– Суеверие – это невежество, – бросил граф Босуэл и, повернувшись к Гордону, посоветовал: – Не представляйте свою жену ко двору, милорд. Король Яков верит в демонов и ведьм. Ей могут там причинить зло.

– Да это же просто родимое пятно, – сказал Гордон, качая головой от такой нелепицы. – И к тому же в форме красивого цветка.

Враги его жены были и его врагами. Он бы убил человека, пытающегося причинить ей зло.

– Просыпайся, ангел…

При звуке знакомого хрипловатого шепота Роберта медленно выплыла из объятий глубокого сна. Приснилось ей это? Или в самом деле муж прошептал ей эти два слова, которые она начинала ненавидеть? Зачем он ее будит – ведь она только-только легла.

– Я сказал, просыпайся.

Его голос не был сном. Роберта открыла глаза и увидела, что Гордон, одетый, стоит рядом.

– Ты хочешь лечь? – спросила она.

– Уже утро, – ответил он.

– А где ты спал?

– Рядом с тобой.

– Я не выспалась. Почему бы нам не остаться тут еще на денек? – умоляющим голосом предложила она.

– Нельзя, – покачал головой Гордон, беря Смучеса на руки. – Вот тут на подносе еда. Встретимся во дворе, и не заставляй нас ждать.

Заря уже окрасила горизонт на востоке, когда Роберта вышла во двор замка. Ее брат и муж разговаривали о чем-то приглушенными голосами. Поодаль ждали три оседланные лошади.

– А Маккинон что, остается в Хермитедже? – спросила Роберта.

– Нет, это я остаюсь, – ответил Даб.

– Но почему?

– Теперь тебе не грозит опасность со стороны приближенных королевы, а я собираюсь пограбить ее подданных на границе вместе с Босуэлом, – сказал он. – Это будет моя личная месть за убийство Марии Стюарт.

– Смотри, береги себя, – сказала Роберта, и в глазах ее отразилось беспокойство. – Будь осторожен.

– Ну конечно. – Даб схватил ее в объятия и нежно сжал. – Я буду осторожен. Хотя бы для того, чтобы Росс и Джеми не унаследовали Данридж. Наши легкомысленные братцы пустят семью по миру за один год.

Роберта попыталась улыбнуться. Ей было грустно расставаться с любимым братом, но как она могла его удержать? Хотя она знала, что муж будет защищать ее, не щадя своей жизни, брат защищал бы ее от самого Гордона. Теперь же от границы до самого Хайленда она останется с ним один на один. Ужасно, что один лишь миг ее глупости, когда она объявилась перед советниками Елизаветы, мог иметь столь далеко идущие последствия.

В этот момент ее внимание привлек Мунго Маккинон, торопливо шедший по двору. Он отнюдь не выглядел отдохнувшим: у него были воспаленные глаза и зеленовато-серый цвет лица.

– Ты не заболел, Мунго? – спросил Гордон намеренно громким голосом. Блондин поморщился.

– Никогда в жизни больше не буду пить и играть в кости с этими разбойниками, которые живут здесь, на границе, – пробормотал он.

Гордон усмехнулся и так сильно хлопнул друга по спине, что тот едва удержался на ногах. Потом повернулся к Роберте и спросил:

– Ну, ты готова, ангел?

В последний раз обняв брата, Роберта поцеловала его в щеку. Потом отступила на шаг и кивнула мужу. Гордон посадил Смучеса в сумку и помог ей усесться в седло.

– За сестру не бойся, – сказал он Дабу, пожимая ему руку. – Я буду беречь и охранять ее.

Покинув замок Хермитедж, Гордон, Роберта и Мунго повернули на северо-запад. Но в Селкирке Мунго простился с ними и отправился на северо-восток, в Эдинбург.

Чувствуя странное облегчение с его отъездом, Роберта наблюдала, как удаляется этот друг ее мужа. Повернувшись снова к Гордону, она бросила случайный взгляд на свой звездный рубин. Камень посветлел и стал ярко-красным, как обычно. Озадаченная, она снова посмотрела вслед Маккинону, а потом на камень. Какая связь может быть между отъездом друга ее мужа и цветом камня? Неужели камень отражал какие-то враждебные чувства, которые Мунго испытывал к ней?

– У тебя что-то не так? – спросил Гордон. – Или ты снова проверяешь, на месте ли твои грудки?

– Я хочу удостовериться, что во время сна ты не украл их, – с лукавой улыбкой ответила она.

– Ах, дорогая, я уже говорил тебе и скажу опять…

– Что тебе не нужно красть то, что и так тебе принадлежит, – закончила за него Роберта.

Гордон усмехнулся:

– Ты способная ученица, ангел. Я думаю, что мне стоит заняться тобой.

– Если прежде я не обведу тебя вокруг пальца.

– Обведешь меня? – отозвался он. – Уж этого со мной никогда не случится, милая.

– Только не спорьте на фамильное состояние, милорд. – Она насмешливо улыбнулась ему и поддразнила: – Всем известно, что Макартуры хитрее, чем Кэмпбелы.

Гордон разразился смехом:

– Ты неисправима. Ну что ж, посмотрим. Я думаю, что следующие сорок лет мы проведем, проверяя эту теорию.

Продолжая двигаться на северо-запад, они проехали графства Ланарк и Стерлинг, которые соединяли Хайленд с остальным миром, и наконец вступили в его пределы.

Словно давняя надоевшая гостья, зима задержалась в этой гористой местности – толстый снежный покров приглушал все звуки вокруг. Февральские ветры завывали в пустынных горах, передвигая снег по ледяной поверхности озер. Зимой, в самое тоскливое время года, люди здесь искали убежища от стихии в своих бедных жилищах и проводили дни, сочиняя фантастические истории и небылицы о давно прошедших временах.

Но этот день выдался в Хайленде на редкость солнечным, с голубым небом и блестящими, точно усыпанными алмазами, снегами. Почувствовав в прозрачном воздухе запах дыма от горящих каминов – он становился все гуще, – путники решили двигаться к своей конечной цели без остановки.

Забравшись на гребень невысокого холма, Гордон остановил лошадь и указал на долину внизу. – Инверэри, – выдохнул он. Роберта натянула поводья и остановилась рядом, вглядываясь туда, куда он указывал. В бледно-желтом вечернем свете внизу четко вырисовывался высокий замок. Он стоял на мысу над озером Лох-Файн. Окружающие его горы и озеро делали его неприступным. С восточной и западной сторон у стен замка сходились две реки, сейчас покрытые льдом.

– Добро пожаловать в замок Инверэри, – сказал Гордон, улыбнувшись ей. – Добро пожаловать домой, жена.

Роберта взглянула на него и снова уставилась на замок внизу.

– Не скажу, что я в восторге от него, – помолчав, ответила она. – На вид Инверэри больше похож на замок привидений, чем на самую большую в Хайленде цитадель.

Гордон хмыкнул:

– Внешне он действительно не очень приветлив. Но так и было задумано. Мы иногда сами называем его Мрачным замком. Его строили как самую грозную крепость в Шотландии, способную остановить непрошеных гостей.

– Милорд, Кэмпбелам это удалось, – весело сказала Роберта. – Инверэри выглядит так, словно сам дьявол набросил на него свой плащ.

– Благодарю за высокую оценку, – ответил Гордон.

– А Данридж далеко отсюда? – спросила она.

– Нужно подняться в горы, позади замка Инверэри. Потом спуститься в долину, проехать через лес и торфяные болота. Там, за озером Лох-Эйв, ты его и увидишь.

Он пришпорил лошадь и, обернувшись через плечо, позвал:

– Так ты едешь, ангел?

– Да, – откликнулась Роберта, неохотно трогая коня и спускаясь вниз по склону вслед за ним. – Как, по-твоему, там удивятся, увидев нас?

– Сомневаюсь, – бросил Гордон, не оборачиваясь. – Моему отцу всегда известно заранее, что кто-то приближается к замку. Никто не сможет застать Кэмпбелов врасплох.

Возможно, подумала Роберта, но Кэмпбелы ведь не могут увидеть мой «дьявольский цветок» издалека. Когда же разглядят, то это только застанет их врасплох.

Ну что ж, чему быть, того не миновать. Она вызывающе вздернула подбородок и гордо расправила плечи, взглянув на свой новый дом. «Мрачный замок». Сегодня день первый из череды мрачных дней ее новой жизни, и она постарается продержаться. Возможно, если она будет носить перчатки без пальцев и таким образом ей удастся спрятать свой позор…

9

-Добро пожаловать в замок Инверэри. – Магнус Кэмпбел, герцог Арджил, улыбаясь, шел навстречу Роберте. – Входи, милая, согрейся у камина. Дай мне свой плащ и перчатки.

С каштановыми волосами, проницательными серыми глазами и приветливой улыбкой, которая рассеяла ее опасения, пятидесятилетний герцог Арджил был очень красивым. Необыкновенное сходство между отцом и сыном подсказывало ей, каким станет в будущем ее муж.

На ней по-прежнему был мужской костюм, одолженный Генри Талботом, и она чувствовала себя оборванкой, но все же позволила герцогу снять с себя плащ. Роберта застенчиво улыбнулась ему в ответ и, проследовав за ним к камину, села в кресло. Вынув из сумки Смучеса, она посадила его к себе на колени.

Герцог протянул сыну стакан виски, а Роберте подал кубок горячего с пряностями вина.

– За ваше благополучное прибытие, – сказал он, подняв свой стакан. – Пусть сегодняшний день будет первым днем из многих счастливых лет для моего единственного сына и его очаровательной жены.

– За это я выпью, – сказал Гордон, поднося виски к губам.

Не разделяя его надежд, Роберта ответила улыбкой на эту любезность своего свекра. Однако воздержалась от того, чтобы поддержать этот тост.

– Милая, как ты похожа на свою мать, – заметил герцог. – Ты представить себе не можешь, в каком я восторге от того, что у твоих родителей и у меня будут внуки.

Пробуя в этот момент вино, Роберта внезапно поперхнулась от этих слов. Тяжелая рука, похлопавшая ее по спине, помогла ей откашляться.

– Спасибо, – сказала она, глядя сквозь слезы, выступившие на глазах, на своего мужа. – Вино попало не в то горло. – Потом, собравшись с духом, повернулась к свекру и сказала: – Мне очень жаль, ваша милость, но у вас и моих родителей не будет внуков.

– Роберта, – предостерегающе произнес Гордон.

– Ты бесплодна? – напрямую спросил герцог Магнус.

Роберта покраснела от смущения. Несмотря на щенка, сидевшего на коленях, она принялась яростно тереть свое родимое пятно.

– Нет, ваша милость. Просто я… возможно, я летом навсегда вернусь в Англию, – попыталась объяснить она.

Это заявление явно удивило герцога. Он перевел вопросительный взгляд на сына, молча требуя объяснений.

– Не обращай внимания, – сказал Гордон отцу и, повернувшись к жене, которая собралась было спорить с ним, проговорил: – Мы обсудим это позднее.

– Ваша милость, я могу поставить в своей комнате ящик с песком? – спросила она, переводя разговор на более безопасную тему.

– С песком? – переспросил герцог Магнус, совершенно сбитый с толку ее просьбой. Он встречал много глупых женщин за свою жизнь, включая собственную жену и мать Роберты, но дочь Макартуров, казалось, затмила их всех.

– Мои маленькие кузины приучили щенка пользоваться по ночам ящиком с песком, – объяснила Роберта, прочтя в его глазах замешательство.

Выражение лица герцога прояснилось.

– Я уверен, что мы найдем ящик для твоего любимца. – Он взглянул на сына и добавил: – Дункан и Гэвин будут рады поиграть с ним.

– Дункан и Гэвин? – переспросила Роберта, решив, что это, должно быть, любимцы герцога.

– Это пара мальчишек, живущих в замке Инверэри, к которым мой отец неравнодушен, – ответил Гордон.

Герцог закашлялся и этим привлек ее внимание. Роберта поймала многозначительный взгляд, брошенный им на Гордона, но не поняла его значения.

– У вас было долгое и трудное путешествие, – сказазал герцог Магнус, обратив к ней приветливую улыбку. – Я уверен, что горячая ванна и хороший ужин – это то, что вам сейчас нужно.

И, не дожидаясь ответа, он прошел через комнату к двери и позвал слуг. Почти в тот же момент в кабинет торопливой походкой вошли две женщины. Одна на вид казалась ровесницей Роберты, другая – старше герцога.

Спустив Смучеса на пол, Роберта встала, чтобы поздороваться с ними. И по привычке прикрыла родимое пятно правой рукой.

– Это Бидди, экономка замка Инверэри, – представил старшую герцог Магнус.

Бидди была полная, с сединой на висках женщина лет за шестьдесят. Лицо у нее было добрым, но невыразительным и немного простоватым.

– А это Гэбби, ее внучка, – добавил герцог. – Гэбби будет твоей камеристкой.

Гораздо выше миниатюрной Роберты с ее пятью футами росту, Гэбби была крепко сложенной девицей с темно-каштановыми волосами и карими глазами. Выражение ее лица было дружелюбным, и в нем сквозило любопытство.

Когда обе женщины улыбнулись ей и слегка поклонились, Роберта остановила их словами:

– Не надо мне кланяться, я не королева Мария Стюарт.

– Вы молодая хозяйка замка Инверэри, – сказала Бидди, явно удивленная ее словами. – Вы теперь нашему герцогу как дочь.

– Не совсем так, – возразила Роберта.

Экономка бросила на герцога вопросительный взгляд. Тот едва заметно покачал головой, показывая, чтобы она не углублялась в сей предмет.

– Долгое путешествие из Лондона утомило Роберту, – сказал герцог. – Вы можете устроить ей ванну и ужин в ее комнате, наверху?

Бидди усмехнулась:

– Конечно, все уже готово.

– Да, кстати, моей невестке понадобятся несколько платьев Эврил, пока ее собственные вещи не прибудут из Англии, – добавил он.

– Эврил? – озадаченно переспросила Роберта.

– Это мать Гордона, моя покойная жена, – объяснил ей герцог.

– Благодарю вас, ваша милость. – Роберта собралась было присесть перед ним в реверансе, но он ей не позволил.

– Ты вернулась в Хайленд, – сказал герцог Магнус. – А у нас в семье не принято поминутно кланяться и расшаркиваться друг перед другом.

Роберта кивнула. Она уже прониклась симпатией к своему свекру. Казалось, в нем нет ничего от тупоголовой самонадеянности ее мужа. Может, время сгладило эти качества?

– Оставь Смучеса со мной, ангел, – сказал Гордон, беря из ее рук щенка. – Я присмотрю, чтобы его покормили, пока ты принимаешь ванну.

– Спасибо, Горди. Я увижу тебя позднее?

Гордон подмигнул ей:

– А как же, жена.

Как только за Робертой закрылась дверь, герцог Арджил повернулся к сыну.

– Ты не рассказал ей, – спросил он, и в голосе его проскользнуло осуждение. – Не стоит лгать своей жене.

– Какая разница, когда она узнает об этом? – возразил Гордон. – Долг жены – повиноваться мужу, несмотря ни на что.

– Это верно только в теории, Горди. – Герцог покачал головой, словно его сын не понимал чего-то очень важного. – Умный муж живет в согласии со своей женой, особенно здесь, в Хайленде, где зима долгая и суровая. Или ты хочешь с ноября по апрель быть запертым в доме с женщиной, которая вечно дуется на тебя?

Гордон понимал, что вопрос отца чисто риторический. Он наполнил свой стакан виски, сделал большой глоток и сел в кресло, оставленное женой. Потом, криво усмехнувшись отцу, сказал:

– Моя жена отнюдь не робкий ангелочек, как я ожидал. За все время, что я был в Англии, мне с ней так и не удалось довести до конца несколько вещей.

Герцог Арджил стоял, скрестив руки на груди.

– А именно? – вопросительно поднял он брови.

Гордон опустил взгляд и уставился на огонь в камине:

– Я еще не сделал ее женщиной.

Это неожиданное заявление на несколько секунд лишило герцога дара речи. Потом он запрокинул голову и расхохотался.

– И это ты, которому ни одна женщина не могла отказать? – поддразнил его отец. – Где твоя легендарная доблесть, о которой я столько слышал за эти годы?

– Кто тебе рассказывает обо мне такие басни? – недовольно спросил Гордон.

Герцог Арджил улыбнулся:

– У меня везде свои люди, сынок.

– Скажи, почему, о чем бы я с тобой ни заговорил, я чувствую себя как зеленый юнец? – спросил Гордон.

Герцог развеселился еще больше:

– Рядом со мной ты и есть зеленый юнец.

– Очень забавно, отец… Когда я приехал в Лондон, моя жена была убеждена, что влюбена в маркиза Ладлоу, – начал рассказывать Гордон. – Я подумал, что будет лучше дать ей немного времени, чтобы привыкнуть ко мне. С ходу затащить ее в свою постель – значило бы потерять всякую возможность того, что мы будем счастливы в браке. Поэтому я решил немного за ней поухаживать.

– Теперь твоя жена здесь. Она должна была уже привыкнуть к тебе, – возразил герцог Магнус. – Мой тебе совет: сначала сделай ее женщиной, а уж потом, после того, расскажи ей все.

Гордон сделал глоток виски, прежде чем решил поговорить с отцом начистоту.

– Роберта приехала сюда не по собственному выбору, – признался он. – Ей пришлось бежать из Англии.

– Что вы там натворили? – спросил герцог на удивление спокойным тоном.

– Я – ничего, – улыбнулся Гордон. – А моя кроткая женушка набросилась с кинжалом на советника королевы Елизаветы и грозилась убить его.

– Почему она это сделала? – спросил герцог Магнус, пораженный таким признанием. Он и представить себе не мог, что эта хрупкая молодая девушка способна на насилие.

Гордон отвел глаза от отца:

– Уолсингем спровоцировал ее.

– Ты что-то скрываешь, Горди.

– Я дал слово дяде Роберты хранить молчание, – ответил сын. – Я мог бы многое рассказать тебе, но ты и сам все узнаешь в скором будущем.

– Хорошо, – герцог положил руку на плечо Гордону и сказал: – Доверяю твоему здравому смыслу.

Накрыв своей рукой руку отца, Гордон ответил:

– Я знаю.

– А теперь к делу. Я не могу ждать вечность, чтобы увидеть наследника, которого вы

произведете со своей женой, – сказал герцог Магнус, переводя разговор на свою излюбленную тему. – К тому же, оказывается, у кузена Йена дочь такая отчаянная девица, что вполне способна родить Кэмпбелам дюжину здоровых крепких ребят. Послушай совета, парень. Никогда без нужды не лги своей жене. Ты только ухудшишь дело и испортишь всю вашу дальнейшую совместную жизнь.

Гордон бросил на отца настороженный взгляд и уныло спросил:

– Так, значит, тебе уже известно, что я ей соврал? Ну, о той безобразной старухе по имени Ливи, которая якобы служит экономкой в нашем доме в Эдинбурге?

– Да, как и о существовании самой Лавинии Керр, – ответил герцог Магнус, удивив этим сына.

– Так тебе известно и о ней тоже?

– Герцог Арджил знает почти все, что происходит в Шотландии, – с улыбкой сказал отец. – А чего не знаю я, мне на ушко нашепчет мой родственник Макартур. А если чего не знает он, то мне сообщат родственники твоей покойной матушки.

Оставив герцогский кабинет, Роберта последовала за Гэбби по винтовой лестнице на третий этаж замка, а потом по длинному коридору прошла в его восточное крыло. Здесь располагались личные апартаменты членов семьи. Она вошла в свою скромно обставленную комнату и быстро оглядела ее. У стены стояла кровать с пологом на четырех столбиках, а рядом с ней стол. В другой стене была дверь, которая вела, по-видимому, в их гардеробную и туалетную комнату.

Роберта радостно улыбнулась, обратив взгляд к камину. Возле него стояла дымящаяся ванна, так и приглашая погрузиться в горячую воду. Не теряя времени, Роберта тут же начала сбрасывать с себя одежду и направилась к ванне, оставляя по дороге скомканные вещи. Целых две недели она мечтала о ней.

– Думаю, вы пожелаете по-новому убрать эту комнату, – сказала Гэбби, когда мыла волосы своей новой госпоже. – Так, чтобы она больше походила на апартаменты знатной леди, верно?

Не успела Роберта ответить ей, как Гэбби решительно погрузила ее голову в воду, чтобы прополоскать волосы. А когда Роберта, фыркая и хватая ртом воздух, вынырнула на поверхность и собралась было выбранить ее, та уже снова заговорила:

– Горди, наверное, захочет завтра показать вам Инверэри. Тогда вы увидите и моего Дьюи.

– Дьюи? – отозвалась Роберта.

– О, он мужчина что надо, – начала изливаться горничная. – Он мой муж, знаете ли. Дьюи красавчик и самый смелый воин у нашего хозяина. – Девушка помолчала, а затем добавила: – Хотя есть у него один маленький недостаток.

– Какой же? – спросила Роберта, забавляясь ее болтовней.

– Моего Дьюи никогда не бывает рядом, особенно когда он нужен. Герцог вечно сердится на него за это. А когда наш добрый лорд напивается…

Горничная осеклась, услышав звук хлопнувшей двери.

– Ну, я очень рада, что вы уже познакомились друг с другом, – начала Бидди, шагая через комнату. Она несла на подносе тарелки с паштетом и мясом, а через руку у нее были перекинуты ночная сорочка и домашний халат.

– Гэбби, подай это своей госпоже, пока она греется в ванне, – приказала Бидди, передавая внучке поднос. Потом положила одежду на кресло, которое, чтобы освободить место для ванны, отодвинули в сторону, и повернулась к Роберте.

– Я бы тоже осталась поговорить с вами, но вижу, вы устали, да и ужин пора подавать, – сказала экономка. – Я вам и сказать не могу, до чего же я счастлива, что в Инверэри наконец снова появилась хозяйка. Уж столько лет прошло, как я не слышала здесь ангельского голоска младенца.

Женщина улыбнулась и сразу исчезла за дверью.

Роберта смущенно вздохнула. Хотя она и собиралась когда-нибудь стать матерью, произведя на свет наследника Инверэри, но вовсе не желала пожертвовать своим счастьем, лишь бы маркиз спокойно спал по ночам.

Потянувшись к подносу за куском мяса, который предложила ей Гэбби, она вдруг застыла с рукой, повисшей в воздухе, – девушка с удивлением смотрела на ее родимое пятно.

Черт побери, подумала Роберта. Болтовня горничной настолько расслабила ее, что она забыла о своем уродстве.

– Тебе вовсе нет необходимости быть моей камеристкой, – с горечью в голосе сказала Роберта. – Я… я отпускаю тебя.

Гэбби быстро перевела взгляд с пятна на лицо своей госпожи.

– А почему вы решили отослать меня? – негодующим тоном спросила она.

Ее слова удавили Роберту:

– А как ты сама? Разве ты хочешь прислуживать мне?

– Разве б я стояла здесь, если бы не хотела? – проворчала Гэбби, забыв всякое уважение, приличествующее служанке по отношению к своей госпоже. – А то окажется, что мой Дьюи не единственный у нас, кого никогда нет рядом именно в тот момент, когда он нужен больше всего.

Роберту нисколько не задел непочтительный тон служанки. Она протянула левую руку, чтобы девушка рассмотрела ее.

– Так это пятно не испугало тебя?

– Нет. – Гэбби посмотрела ей прямо в глаза и в свою очередь спросила: – А вас это беспокоит?

Роберта понимала, что девушка кривит душой, но была благодарна ей за это. Она улыбнулась, хотя только глухой не расслышал бы горечи в ее тоне, когда она заговорила:

– Да, Гэбби. Иногда оно доставляет мне мученья, причиняет боль.

– Ну что ж, скажите мне, когда это случится, – ответила Гэбби нарочито легкомысленно. – Я попрошу бабушку Бидди приготовить вам припарку.

– Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что ты такая.

Гэбби хмыкнула и, покачав головой, сказала:

– А какой же мне еще быть?

Роберта встала и завернулась в большое полотенце. Потом вышла из ванны и позволила служанке вытереть ей волосы. Надев ночную сорочку, она села на край постели.

– Достань у меня из сумки гребень, – приказала Роберта. – А потом можешь спуститься вниз и поужинать.

– Вы не хотите, чтобы я расчесала вам волосы? – спросили Гэбби. – Это ведь моя обязанность.

– Верно, но я хочу сначала высушить их.

– Ну, тогда я пойду, – сказала девушка, подбирая с пола разбросанную своей госпожой одежду. – А что делать со всем этим?

– Сожги.

Как только за Гэбби захлопнулась дверь, Роберта поднялась и придвинула кресло к окну. Потом села и стала расчесывать мокрые спутанные волосы, всматриваясь в мрачные очертания гор.

Сгущающиеся сумерки, предвестники ночи, всегда волновали Роберту больше, чем любое время дня. Она любила таинственную красоту ночи еще и потому, что, скрадывая все изъяны и пороки, ночная тьма словно облагораживала мир.

Дверь вдруг бесшумно отворилась, и в комнату вошел Гордон. Сначала он посмотрел на постель, а потом перевел взгляд на кресло, в котором сидела жена. Роберта не заметила его. Задумчиво устремив взгляд в окно, в белой ночной сорочке, с распушенными волосами, она показалась ему прекрасной, как ангел. Нет, она вовсе не была той робкой девочкой, на которой он женился десять лет назад, она стала неотразимо прекрасной, даже более красивой, чем он того ожидал и, честно говоря, заслуживал.

Гордон пересек комнату, обошел ее кресло и встал перед ней. Потом непринужденно уселся на подоконник. Роберта удивленно подняла на него глаза.

– Я не слышала, как ты вошел.

– Я принес чашку твоего любимого молока, приготовленного Бидди, – сказал он, протягивая ей кружку.

– Спасибо, милорд. – Роберта пригубила пряный напиток и объявила: – Знаешь, оно не хуже того, что готовит наша Мойра. А, кстати, где Смучес?

– Твой щенок наслаждается ужином вместе с Бидди и друзьями, – сказал Гордон. – Я принесу его тебе попозже.

Не прибавив больше ни слова, он встал с подоконника и прошелся по комнате. Оглянувшись через плечо, Роберта увидела, что он сел на край постели и стал снимать башмаки. Потом бесцеремонно кинул их на пол.

Тут же паника поднялась в ней. Боже правый, неужели он собирается раздеваться в ее комнате?

Когда он скинул с себя и рубашку, Роберта вскочила с кресла и бросилась к нему.

– Что ты делаешь? – воскликнула она.

– Я надумал переодеться, – сказал Гордон и потянулся к застежке на штанах.

Сама того не замечая, Роберта принялась нервно тереть пальцем родимое пятно.

– А почему ты не сделал этого в своей комнате?

Гордон удивленно вскинул голову.

– Это и есть моя комната, – пожав плечами, сказал он.

– Твоя комната? – переспросила она. – В замке много комнат. Зачем же нам нужно делить одну спальню?

– Мы ведь женаты. Помнишь?

– Конечно, помню, – закричала Роберта. – Но ты же обещал, что не будешь принуждать меня.

Гордон долгие мгновения смотрел на нее, потом сказал:

– Присядь-ка, ангел. Мне нужно кое о чем поговорить с тобой. – А когда она села на стул рядом с ним, продолжил: – Я говорил, что не буду принуждать тебя. Однако мы должны хранить это в тайне. Мой отец не поймет того, что мы спим в разных постелях, и очень скоро весь клан начнет судачить о нас. А это будет означать потерю уважения ко мне.

Роберта смотрела мимо него на гудящее пламя в камине. Ее муж спас ей жизнь у львиной ямы и рисковал своей свободой, спасая от королевских стражников. А десять лет назад он убил чудовище у нее под кроватью, что дало ей в детстве сотни ночей спокойного сна. И унизить его перед всеми родными было бы несправедливо после всего, что он для нее сделал.

Роберта вздохнула и, подняв глаза, встретилась с ним взглядом:

– Хорошо, милорд. Мы будем спать в одной постели, но я не позволю, чтобы… – Она осеклась, смутившись и так и не произнеся этих слов.

– Спасибо, ангел. – Гордон придвинулся ближе и целомудренно поцеловал ее в лоб. Потом встал и направился в гардеробную, побросав одежду на пол.

Роберта, отвернувшись, смотрела в окно, нервничая и не смея оглянуться на него. Спать с ним рядом по дороге в Шотландию было совсем не то, что сейчас. Тогда они оба были усталые, грязные, да к тому же в сопровождении Даба и Мунго. Тогда было слишком много помех для того, чтобы они стали близки.

Как она могла делить с ним эту спальню и не видеть его обнаженным? Сколько ночей должно пройти, прежде чем они повернутся друг к другу в темноте и…

– Роберта?

Она взглянула через плечо.

Гордон, переодевшись, стоял на пороге.

– Не дожидайся меня, милая. У меня еще долгий разговор с отцом.

И ушел.

Роберта медленно поднялась с кровати и начала подбирать с пола его разбросанные вещи. Несмотря на то, что они были запыленные и грязные, она аккуратно сложила их и положила на кресло, потом остановилась, глядя в ночное окно.

Гордон Кэмпбел был более чем красив и как мужчина очень нравился ей. Когда придет время, удастся ли ей покинуть замок Инверэри девственницей? Это было весьма сомнительно, несмотря на его обещание.

Но, с другой стороны, то, что Гэбби не слишком испугал ее «дьявольский цветок», возбудило в ней слабую надежду. Может, Кэмпбелы более здравомыслящие люди и не столь подвергнуты предрассудкам, как Макартуры? Если это так, ей незачем покидать замок Инверэри, ведь она найдет в его стенах хороший прием. Настоящее испытание ждет ее завтра утром, когда муж представит ее своему клану. Вот тогда будет видно, каковы они на самом деле.

Роберта подняла левую руку и принялась рассматривать «дьявольский цветок». Потом скользнула взглядом с родимого пятна на обручальное кольцо с изумрудом, которое, по словам мужа, очень подходило к цвету ее глаз.

«ТЫ, И НИКТО ДРУГОЙ».

Только эти слова были истиной.

На другое утро Роберта проснулась поздно. Что-то холодное и мокрое коснулось ее лица, заставив поежиться и спрятать нос под одеялом. Она открыла глаза и увидела Смучеса. Он уткнулся мордочкой ей в лицо, и его печальные темные глаза в упор смотрели на нее.

– Доброе утро, Смучес, – сказала Роберта, подняв руки, чтобы погладить щенка.

При звуке ее голоса он мгновенно оживился. Тут же завилял хвостом и лизнул ее в нос, отчего она засмеялась.

Посадив щенка на край постели, Роберта села и прислонилась к спинке кровати. А где же ее супруг? Она не проснулась, когда он вернулся поздно ночью, но его сторона постели была смята, следовательно, он спал рядом с ней.

Откинув одеяло, она спустила ноги с кровати. Потом зевнула и потянулась, как гибкая, грациозная кошка.

Может, ей одеться и спуститься вниз? Или ждать, пока придет Гэбби? То, что случится сегодня, может определить ее отношения с кланом Кэмпбелов на долгoe долгое время.

Жаль, что у нее нет возможности поговорить с матерью, подумала она. Кто может сказать, что ждет ее впереди? Щемящее чувство тревоги и собственной уязвимости внезапно всколыхнулось в душе. Это хорошо знакомое ощущение отверженности и никчемности вновь вернулось и готово было подавить все ее чувства.

Внезапно дверь распахнулась, и, держа в руках ее одежду, в комнату, словно улыбающийся полководец, вступила Гэбби.

– Как я рада, что вы проснулись, – сказала девушка, подходя к постели. – Уже очень поздно.

– Доброе утро, – поздоровалась Роберта.

– Вот. – Гэбби положила на кровать черную шерстяную юбку и белую блузу с глубоким вырезом и кружевным воротником. – Бабушка Бидди сказала, чтобы вы пока что надели это. Позднее она поможет вам выбрать другие платья. А сейчас я должна помочь вам одеться? Это же моя обязанность, вы знаете.

– Думаю, что сегодня утром я справлюсь и сама, – отказалась Роберта. – А где мой поднос с завтраком?

– Понимаете, миледи…

– Зови меня Роберта.

– Леди Роберта, ваш муж сказал, что завтракать в спальне – это английская привычка, – сообщила ей Гэбби. – Поэтому он ждет вас в зале.

Роберта улыбнулась, довольная, что Гордон подумал о ней.

– Скажи ему, что я спущусь через несколько минут, – сказала она девушке. И в самом деле, приобрести английские привычки оказалось на удивление легко. Можно только надеяться, что так же легко удастся и избавиться от них.

– Приготовьтесь встретиться со всем кланом Кэмпбелов, – предупредила ее Гэбби и исчезла за дверью.

Роберта умылась и надела юбку и блузку, которые некогда принадлежали матери ее мужа. Потом расчесала густые черные волосы и свободно распустила их до талии. А закончив свой утренний туалет, надела заветное ожерелье.

Единственная дочь главы клана Макартуров, в замке Инверэри она была чужой и не знала, как здесь к ней отнесутся. Осторожность никогда не помешает. Собственные родственники преподали ей этот важный урок в самом раннем детстве.

– А теперь твоя очередь, – сказала Роберта Смучесу.

Она надела на него попонку, которую сама связала, и подхватила щенка левой рукой.

Когда Роберта шла по длинному коридору, было уже позднее утро. Перед входом в большой зал она задержалась и дрожащей рукой расправила на блузе воображаемую складку.

– Ну, как я выгляжу? – спросила она щенка.

В ответ Смучес нежно лизнул ее руку.

– Значит, хорошо? Благодарю за комплимент.

Чтобы успокоиться, она сделала глубокий вдох. Первое впечатление самое важное, и выглядеть она должна на самом деле хорошо.

Призвав на помощь всю свою храбрость, Роберта заставила себя сделать решительный шаг. И тут же застыла в дверях, оцепенев от изумления. Боже правый, никогда в жизни она не видела так много собравшихся в одном месте людей!

– Вот она! – прокричал чей-то голос, перекрывая гул голосов.

Роберта стушевалась, когда увидела множество незнакомых лиц, разом обратившихся к ней. Очевидно, каждый из Кэмпбелов, кто только был в это время в Арджиле, счел своим долгом явиться сюда, чтобы взглянуть на жену Гордона.

По привычке Роберта тут же попыталась спрятать левую руку в складках юбки, но поняла, что это невозможно, ведь на руке сидел Смучес. Прежде чем она успела взять щенка другой рукой, перед ней появился Гордон.

Он взял ее правую руку и поднес к губам.

– Я уже отчаялся увидеть тебя сегодня утром, – с улыбкой произнес он.

Его теплая улыбка и нежность в серых ласковых глазах успокоили Роберту.

– Тебе нужно было пораньше разбудить меня, – ответила она.

– Ты так сладко спала, – сказал он, – что у меня не хватило духу тебя разбудить.

При мысли о том, что он смотрел на нее спящую, Роберта покраснела. От смущения она опустила глаза, где-то в глубине души сознавая, что всем этим наблюдавшим за ней Кэмпбелам понравится ее застенчивость и скромность.

Не прибавив больше ни слова, Гордон повел ее за собой. Рука об руку они пошли сквозь толпу Кэмпбелов к главному столу. Рядом с мужем Роберта почти перестала бояться, что непременно бы случилось, если бы она шла сквозь толпу одна. Трудно оставаться спокойной, ощущая на себе все эти испытующие любопытные взгляды. Она скорее предпочла бы смешаться с этой толпой, чем быть в центре внимания.

– Остался ли хоть кто-нибудь, чтобы охранять стены замка и следить за скотом? – шепнула она Гордону.

Он хмыкнул и мягко сжал ее руку, чтобы подбодрить. Ощутив это, Роберта обратила к нему робкую благодарную улыбку.

– А что у нее в руках? Что она несет? – спросил рядом с ней чей-то голос.

Изобразив на лице любезную улыбку, Роберта обратила взор на стоявшего впереди всех темноволосого великана. Казалось, он не мог решить, смотреть ему на нее или на Смучеса, и переводил свой взгляд туда-сюда.

– Я рад представить тебе Дьюи, одного из наших самых храбрых воинов, – познакомил их Гордон. – Дьюи, познакомься с леди Робертой.

– Привет, – ухмыльнулся Дьюи, явно польщенный этими словами своего лорда.

– Очень рада познакомиться с вами, – сказала ему Роберта. – Гэбби уже рассказывала о вас много хорошего. Я чувствую себя в безопасности, зная, что вы защищаете Инверэри.

Рядом с Дьюи стоял еще один великан, а справа от него пышная темноволосая красавица с младенцем на руках.

– Роберта, познакомься с моим другом Фергусом, – представил его Гордон. И несколько принужденно добавил: – А это его жена Кора.

Перемена в тоне мужа насторожила Роберту. Она искоса взглянула на него. Черты его лица словно застыли, когда он смотрел на темноволосую красавицу. Сердечная улыбка исчезла, выглядел он уже не таким добродушным.

– Рада с вами познакомиться, – вежливо кивнула Роберта мужчине и женщине.

– А что это у вас в руках? – спросил Фергус.

Роберта улыбнулась.

– Смучес, моя собачка.

– Это собака? – спросила Кора, и в голосе ее проскользнула нотка сарказма. – Она больше похожа на кошку.

Роберта перевела взгляд на женщину и похолодела. С медленно исчезающей на лице улыбкой та пристально смотрела на ее родимое пятно. Роберте страстно захотелось спрятать его в складках юбки, но этому мешал Смучес. А когда женщина вновь встретилась с ней взглядом, Роберта безошибочно уловила ненависть, блеснувшую в нем.

Что делать, если эта женщина сейчас перекрестится? Толпа вокруг них, казалось, ловила каждое их слово и с жадным вниманием наблюдала за ними.

– Малыш так же мил, как и его мать, – заставила себя сказать Роберта, чтобы продолжить разговор.

– Благодарю вас, – расплылся Фергус. – Хотите подержать его? Попрактикуйтесь, пока у вас с Гордоном не появится собственный.

При этих словах Кора отрицательно покачала головой и прижала к себе сына, словно сам дьявол хотел отнять его у нее. Она обратила взгляд к Гордону и намеренно громко спросила:

– А ты уже виделся с Дунканом и Гэвином?

Услышав несколько удивленных вздохов, Роберта непонимающе посмотрела на стоящих рядом людей. Никто не встретился с ней взглядом. Она подняла глаза на Гордона и увидела, что у того нервно подергивается щека.

– Его милость упоминал вчера об этих мальчиках, – сказала Роберта, чтобы разрядить напряженную тишину. – Они ваши сыновья?

– Да, мои, – ответила Кора, и удовлетворенная улыбка тронула уголки ее губ. Однако этой улыбке не хватало теплоты и искренности.

– Как вам повезло иметь такую семью, – заметила Роберта.

– Извините, но горн не может больше ждать, мне нужно возвращаться в кузницу, – сказал Фергус, бросив на Гордона многозначительный взгляд. И, крепко схватив жену за руку, потащил ее вон из зала.

Глядя, как они уходят, Роберта почувствовала, что теряет присутствие духа. Произошло что-то важное, но что именно, ода не могла понять. Нельзя было обратиться с вопросом и к мужу – он выглядел очень раздраженным.

Когда они наконец подошли к главному столу, герцог Магнус поднялся. Он улыбнулся и галантно склонился над ее рукой, показав этим всему клану Кэмпбелов, что он одобряет жену сына.

– Доброе утро, ваша милость, – поздоровалась Роберта. – Я вижу, что заставила себя ждать.

– Это твоя привилегия, моя дорогая, – сказал герцог. – Как спалось?

– Прекрасно, – ответила она. – Я даже не слышала, когда Гордон пришел в спальню.

– Не садись пока, – сказал Гордон, беря у нее из рук Смучеса. Потом предупредил: – Выпрямись, подтянись.

И громким и ясным голосом, достигавшим самых дальних уголков зала, объявил:

– Я представляю вам новую хозяйку Инверэри, Роберту Макартур. Преданно служа ей, вы служите моему отцу и мне. – Потом поднял повыше Смучеса и добавил: – А это собачка моей жены, а вовсе не кот.

По залу прокатился смешок.

– Наш Смучес очень слаб и размером, как видите, не больше котенка, – сказал Гордон с ухмылкой толпе своих родственников. – А все потому, что он англичанин.

Весь зал так и покатился от хохота. Роберта взглянула на мужа и улыбнулась ему.

– Леди Роберта сама крохотная, как девочка, – крикнул из толпы какой-то вояка.

– И у нее мужское имя, – выкрикнул другой.

– Глава клана Макартуров назвал свою единственную дочь в честь Роберта Брюса, и она так же горда и бесстрашна, каким был он, – сказал Гордон, и в голосе его прозвучала гордость. – Ей пришлось бежать из Англии от людей королевы Елизаветы, потому что моя крошечная жена осмелилась замахнуться своим шотландским кинжалом на английского государственного секретаря.

Весь клан Кэмпбелов словно взорвался – толпа пришла в бурный восторг. От их криков, свиста и рукоплесканий задрожали под потолком стропила.

Не привыкшая к такому шуму и гаму, Роберта лишь кивнула, показывая, что ценит их одобрение, и покраснела до корней волос. Она молила, чтобы они проявили такое же понимание, когда впервые разглядят ее «дьявольский цветок».

– Скажи им несколько слов, ангел, – шепнул ей на ухо Гордон.

– Я счастлива оказаться здесь среди вас, людей из клана моего мужа, – сказала Роберта негромко, и люди в зале притихли, чтобы расслышать ее. – Я искренне надеюсь, что скоро вы будете считать меня своей, и постараюсь добиться этого.

Мужчины зааплодировали ей, а некоторые застучали рукоятями своих кинжалов по деревянным столешницам.

Гордон жестом велел всем затихнуть.

– Хватит, хватит. Вы еще насмотритесь на нее. А теперь пора за работу. Возвращайтесь каждый к своему делу, и пусть моя маленькая жена спокойно поест.

Зал быстро опустел. Через несколько минут за главным столом осталось только их трое.

– А вот и я, – сказала Бидди, появляясь с завтраком для Роберты. Экономка поставила перед ней овсяную кашу, ячменные лепешки и кружку знаменитого молока по рецепту старой Мойры.

– Ой, мой любимый завтрак! – с восторгом воскликнула Роберта. Она не завтракала так уже больше года.

Бидди подмигнула ей:

– Горди мне рассказал, что вы любите.

– Благодарю, что подумали обо мне, милорд, – сказала ему Роберта.

Гордон придвинулся к ней поближе, так близко, что она уловила слабый запах горного вереска.

– Ты всегда в моих мыслях, ангел. Я всегда о тебе думаю.

Роберта бросила на него взгляд, который сказал ему, что она не поверила ни единому слову.

– Она даже красивее, чем была в этом возрасте ее мать, – заметил герцог Магнус, улыбнувшись при виде немой сцены, разыгравшейся между его сыном и невесткой. – Эта хайлендская кровь создает совершенство.

– Благодарю вас, ваша милость, – смущенно сказала Роберта. – Вы очень добры.

Ей было уже самой непонятно, почему она так отчаянно боялась приехать в Инверэри, где все с ней приветливы и ласковы. Эти Кэмпбелы были совсем не так плохи и устроили ей очень теплый прием. Сегодняшнее утро могло бы стать началом ее новой счастливой жизни в родном Хайленде, если бы все и всегда относились к ней так.

– Мы с Горди заходили как-то в таверну «Королевский петух», – сказала она герцогу.

Герцог Магнус непонимающе посмотрел на нее.

– Ну, помните, та таверна, где моя мать когда-то paботала прислугой.

– А-а… – Выражение лица герцога прояснилось, и он разразился смехом. – Извини, но твоя мать была самой нерасторопной служанкой, которую я когда-либо видел. Я уже было влюбился в нее, но вдруг узнал, что она – убежавшая из дома невеста Йена.

Герцог Магнус взглянул на сына и добавил:

– Разумеется, это было до того, как я женился на твоей матери.

– В какие интересные времена вы жили, – сказал Гордон. – Какая волнующая была жизнь, когда две честолюбивые молодые королевы оспаривали друг у друга трон.

– Я ручаюсь, что мир никогда не видел ничего подобного, – согласился герцог. – И никогда больше не увидит.

– Меня ждут дела, – сказал Гордон, повернувшись к Роберте. – Не хочешь ли погулять со Смучесом по саду, пока я не освобожусь?

Роберта кивнула.

Гордон встал и взял с кресла позади себя плащ. Передав ей щенка, он накинул этот плащ ей на плечи и, застегнув его, сказал:

– Это плащ моей матери.

– Я рад, что ты наконец приехала к нам, – сказал ей герцог Магнус, тоже поднимаясь. – Если что-то будет не так, приходи прямо ко мне. Мое слово в Арджиле закон.

Покинув большой зал, Гордон с Робертой прошли по длинному коридору, а потом по винтовой лестнице спустились на этаж. Роберта увидела две двери: справа и слева. Она знала, что дверь справа ведет во внутренний двор.

– Я выхожу вот здесь, – сказал ей Гордон, указав на левую дверь. – Эта дверь ведет в уединенный сад, который отец устроил для моей матери. Там Смучес может свободно побегать, не опасаясь, что ему наступят на лапу.

Роберта кивнула и направилась к двери в сад.

– Ангел? – остановил ее голос мужа.

– Что? – обернулась она.

– Нет, ничего.

Гордон больше ничего не сказал, но в глазах его было беспокойство. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но, видно, передумал и вышел через правую дверь во двор.

Отгоняя от себя тревожные мысли, которые появились в это утро, Роберта вышла в огороженный стеной сад и остановилась, чтобы глубоко вдохнуть свежего горного воздуха. Вот она и вернулась в свой родной Хайленд. Тот год, что она провела в Англии у дяди, теперь казался скорее приятным сном, чем реальностью. Но она выдержала первую встречу с родственниками своего мужа! Она справилась с этим даже лучше, чем могла себе представить. Разве могла Роберта надеяться встретить столь теплый прием здесь, в замке Инверэри?

Кажется, она понравилась Кэмпбелам. И все же… Большинство из них не видели еще ее левую руку, и невозможно предсказать, как прореагируют они, когда всем станет известно о ее «дьявольском цветке».

Роберта вздохнула и обвела взглядом сад. Небо заволокли низкие серые облака, но было необычно тепло для конца февраля, и шел скорее дождь, чем снег. Несколько зябликов, поползней и воробьев шумно ссорились среди голых ветвей деревьев. Роберта знала, что птицам придется поголодать еще несколько недель, пока появится первая зелень. Да, вся природа, казалось, замерла в ожидании прихода весны.

Роберта спустила Смучеса на землю, и, оживившись на свежем воздухе, щенок радостно забегал кругами. Роберта пошла по узкой, вымощенной камнем тропке, пролегавшей через сад.

– Ты друг или враг? – раздался вдруг чей-то требовательный голос.

Роберта остановилась и оглянулась вокруг, но никого не увидела. Однако ей показалось, что это был подозрительно хихикающий детский голосок.

– Ты друг или враг? – снова крикнул тот же голос, на этот раз громче.

Роберта едва удержалась, чтобы не рассмеяться.

– Покажись, – приказала она. – И тогда я отвечу тебе.

– Сначала ты, – настаивал голос.

– Я из клана Макартуров с озера Лох-Эйв; – ответила Роберта. – Меня преследовал кровожадный дракон, и я явилась, чтобы найти героя, который бы спас меня.

Из-за живой изгороди показался темноволосый и темноглазый мальчик лет семи. Рядом с ним появился другой, на год или два младше. Второй своими каштановыми волосами и серыми глазами кого-то ей напоминал.

Старший мальчик выпятил грудь и сказал:

– Леди, мы оба к вашим услугам.

Роберта закусила губу, чтобы не рассмеяться. Этот малец держался так важно, что ее веселье оскорбило бы его.

– Это то самое чудовище? – спросил младший, показав пальцем на Смучеса.

Тут уж Роберта не удержалась и улыбнулась, а потом покачала головой:

– Нет, это моя собака.

Смучес как сумасшедший кинулся к мальчикам. Виляя хвостом, он запрыгал у их ног и залился звонким щенячьим лаем.

– Для собаки он слишком мал, – заметил старший.

– Он англичанин.

– Aгa, – понимающе кивнул младший, словно быть английской собакой значило обязательно иметь миниатюрные размеры.

Роберта подошла к ним ближе и, присев в реверансе, сказала:

– Меня зовут Роб Макартур, и я приехала со своим мужем, чтобы поселиться здесь, в Инверэри.

– У тебя мужское имя, – сказал старший.

– Но я девочка, – возразила она. – Мой папа назвал меня в честь своего любимого героя, Роберта Брюса.

Мальчик кивнул, но по его выражению Роберта поняла, что он никогда не слышал имени этого великого шотландца.

– А кто ты? – спросила она.

– Я Дункан, что означает «воин», – с гордостью сказал мальчик. – А это мой брат Гэвин. Его имя означает «сокол».

Роберта удивилась, почему это сыновья Коры разгуливают в личном саду герцога, но потом вспомнила, что ее свекор был неравнодушен к ним.

– Мне очень приятно с вами познакомиться, – сказала она.

– А сколько тебе лет? – спросил Дункан.

– Восемнадцать.

– Ты старая! – воскликнул Гэвин.

– Ну, не то чтобы очень. – Роберта указала им на щенка. – А это Смучес. Его так назвали потому, что если вы наклонитесь к нему поближе, он начнет вас целовать и лизать.

В тот же миг оба мальчика наклонились к щенку. Оправдывая свою кличку, Смучес с восторгом лизнул их носы, и оба тут же залились радостным детским смехом.

Дункан поднял веточку и, бросив ее в сторону, приказал:

– Принеси, Смучес!

Щенок добродушно завилял хвостом и сел.

– Смучес еще не обучен приносить палочку, – объяснила Роберта.

– Я буду его учить, – предложил Гэвин.

– Мы вместе будем учить его, – поправил брата Дункан.

– Наверное, будет лучше начать с чего-то простого, вроде «сидеть» или «дай лапу», – предложила Роберта.

– Сидеть, – приказал Гэвин щенку.

– Он и так сидит, – толкнул брата локтем Дункан.

– Стоять! – поправился Гэвин.

Роберта расхохоталась. А шестилетний малыш посмотрел на нее с лукавой улыбкой, явно довольный, что развеселил.

– Вы часто играете здесь? – спросила Роберта, садясь на стоящую неподалеку каменную скамью. Она любила детей и хотела бы снова увидеться с мальчиками.

– Каждый день в это время, – кивнул Дункан.

– Если погода позволит, я завтра снова встречусь с вами здесь, – пообещала Роберта. – Мы сможем дрессировать Смучеса каждый день понемногу. Хотите?

К ее удивлению, мальчики не ответили. Они смотрели куда-то позади нее.

– Папа! – взвизгнул Дункан и побежал мимо нее.

– Папа! – закричал и Гэвин, бросаясь вслед за братом.

С улыбкой на лице, готовая приветливо поздороваться, Роберта встала и повернулась, чтобы встретиться с их отцом. И тут… словно кинжал вонзился ей в сердце, и разом рухнули ее смутные надежды на счастье, которые она лелеяла в душе. Ноги у нее подкосились, и она без сил опустилась снова на скамью.

Возле садовой калитки стоял герцог Магнус. А рядом с ним, опустившись на одно колено, Гордон обнимал своих сыновей.

– Как поживают мой воин и мой сокол? – спросил он мальчуганов.

– Я скучал по тебе, – сказал Дункан.

– И я тоже, – вторил брату Гэвин.

– Мы только что спасли эту леди от дракона, который ее преследовал, – тут же сообщил Дункан отцу.

Гордон перевел взгляд на Роберту и ответил им:

– Когда-то и я убил чудовище, жившее у нее под кроватью.

– Ты? – в один голос вскричали сыновья.

Гордон с улыбкой кивнул:

– Она сказала, что мы можем дрессировать ее собаку и играть вместе каждый день, – сообщил отцу Гэвин. Потом понизил голос и шепнул: – Она очень красивая.

– Да, она красивая, – согласился Гордон, улыбнувшись ей.

Встретившись с ним взглядом, Роберта почувствовала, как вся кровь у нее закипела и буря гнева поднялась в душе. Так, значит, Дункан и Гэвин были внебрачными детьми ее мужа, значит, Кора родила ему сыновей уже после того, как он женился на ней. В то самое время, когда она мечтала о нем, о том, чтобы он спас ее от насмешек детей клана Макартуров, Гордон спал с Корой.

Конечно, мальчики эти не виноваты в грехах отца. Не столько само их существование поразилоее – она ведь знала, что многие мужчины имеют внебрачных детей, – сколько то непростительное неуважение к ней, раз он даже не подумал о том, чтобы заранее рассказать ей о них.

В то утро всем в зале было известно, что Кора родила Гордону двоих сыновей.

Всем, кроме нее, его жены.

10

-Черт побери, дорогая! Не гляди на меня так, словно ты вот-вот упадешь в обморок, – сказал Гордон, подходя к ней. – Скажи же что-нибудь, ну?

Пожалуй, это был самый страшный удар из всех, которые она испытала за свои восемнадцать лет. И наверное, лицо ее было бледным, как смерть. Роберта посмотрела на мужа, потом мимо него, на герцога и двух мальчуганов, стоящих рядом. У всех у них было тревожное выражение на лице – должно быть, от того, что выглядела она так же ужасно в этот момент, как себя чувствовала.

Роберта встретилась взглядом со своим свекром и пристально посмотрела на него. Герцог Магнус сочувственно улыбнулся ей и ободряюще слегка кивнул головой. Взяв внуков за руки, он увел их в дом.

– Ну же, дорогая?

Роберта снова взглянула на Гордона. Ярость пронизала ее с головы до пят. Он почувствовал всю силу ее гнева – гнева, но не боли. Нет, только не боли. Она всегда считала боль своим личным делом, которое нужно хранить глубоко в душе, не делясь им ни с кем. Ее шотландекая гордость не могла допустить того, чтобы кто-то видел ее раненое, кровоточащее сердце. Намеренно неторопливо она поднялась со скамьи и, подойдя ближе к мужу, сказала обманчиво спокойным голосом:

– Интересно, милорд, что бы почувствовали вы, узнав, что у меня двое детей, о которых я даже никогда не упоминала?

– Не будь смешной, – проворчал Гордон в ответ на такое предположение.

– Смешной?.. – прошипела Роберта, сжав кулаки. – И ты еще осмеливаешься называть меня смешной!.. Я, по крайней мере, честно рассказала тебе о Генри. И ты должен был рассказать мне о своих сыновьях!.. – Шепот ее перешел в крик, грудь вздымалась от ярости, она задыхалась так, словно взбиралась на высокую гору. – Я имела право узнать о них еще до того, как ступила в тот зал и встретилась с женщиной, которая их родила. Господи боже! Так солгать, так обмануть!..

Гордон сердито нахмурил брови:

– Ты закончила?

– Нет, – отрезала она. – Ты бесстыдный и самодовольный сукин сын.

Размахнувшись, она ударила его по щеке с такой силой, что голова его качнулась вправо. Потом подхватила на руки Смучеса и побежала по каменной дорожке к дому.

Дрожа от ярости, она кинула Смучеса в своей комнате на кровать, а сама села в кресло перед камином.

Слезы застилали ей глаза, но она старалась сдержаться и не заплакать.

Какое унижение – неожиданно встретиться с любовницей своего мужа, матерью его сыновей, не зная об этом заранее! Как, должно быть, потешались над ней все Кэмпбелы тогда в зале, когда Гордон представил ее в качестве их новой хозяйки, и какие подробности рассказывают теперь тем, кто пропустил это развлечение!

А как относится ко всему этому Фергус? Неужели его не заботит, что его законная жена родила наследнику главы клана двоих детей?

Роберта судорожно вздохнула, изо всех сил стараясь сдержать готовые пролиться слезы: гордость не позволяла ей плакать. Она перенесла много унижений в своей жизни, но никогда не ударялась в слезы. Гордые Макартуры не станут рыдать из-за таких пустяков, как несчастное одинокое детство или измена мужа.

Внезапно ей пришла на ум ошеломляющая мысль. Ведь она ударила своего мужа. Ни на кого за всю свою жизнь она не поднимала руку. Почему же, во имя всего святого, она начала именно с него?.. Гордон, должно быть, взбешен и наверняка замышляет что-то в отместку. Какую форму это примет и, самое главное, как ей защищаться в случае чего?

Часы проходили за часами, а она все размышляла о своем невеселом положении и не сулящем ничего хорошего в ближайшем будущем. Вдруг прямо перед ужином дверь без стука распахнулась. Вздрогнув, Роберта оглянулась, уверенная, что пришел муж, чтобы наказать ее за то, что она осмелилась поднять на него руку.

– Добрый вечер, леди Роб, – приветливо сказала Гэбби.

– Неужели уже вечер? – спросила Роберта, сразу успокоившись при виде добродушного лица своей горничной.

– Так вы просидели здесь весь день и даже не заметили, сколько времени прошло? – подходя к ней, проговорила Гэбби. – Вам нездоровится? Может, болит рука?

Роберта встретилась с обеспокоенным взглядом девушки и покачала головой.

– Нет, сердце.

– Ну-ка рассказывайте, миледи, – приказала Гэбби, отбрасывая всякие правила этикета, всякую церемонность между служанкой и госпожой. – В чем дело? Что стряслось?

Роберта заколебалась на мгновение, но потом призналась:

– Мы с мужем поссорились.

– Только и всего? – к ее удивлению, хмыкнула в ответ Гэбби. – Давайте-ка я помогу вам переодеться к ужину. Это моя обязанность, вы знаете?

Роберта покачала головой:

– Ты бы лучше рассказала мне о Гордоне и Коре.

– А что рассказывать-то?

– Она ведь родила ему двоих сыновей.

– Ах это. – Гэбби небрежно махнула рукой, словно речь шла о пустяке. – Их связь прекратилась давным-давно. Кроме нее, Гордон спал с десятками девушек в Инверэри.

– Ну, спасибо тебе, – сухо сказала Роберта. – Я в восторге от всего услышанного.

– Мужчина всегда берет то, что предлагают, – пожала плечами служанка. – Так и бабушка Бидди говорит.

– А как насчет Фергуса?

– Кора вышла за него замуж три года назад, когда поняла, что растить внуков хозяина мало что даст, – ответила Гэбби. – В прошлом году хозяин велел поселить ребят в главном доме, чтобы они могли воспитываться так, как подобает внукам герцога. И даже сам их учит, вот так! А раз в неделю Дункан и Гэвин бывают у Коры и Фергуса. Ведь вы не держите зла на этих мальчуганов, так?

– Нет, но Гордон должен был рассказать мне о них, – возразила Роберта.

– А он не говорил? – недоверчиво покачала головой служанка. – Как это похоже на мужчин: игнорировать неприятную правду, пока не припрет. Бабушка Бидди всегда говорит: никогда не позволяй своему мужу брать верх над тобой, потому что… потому что нельзя им давать распускаться.

– Кажется, я сама взяла верх над мужем, – улыбнулась Роберта, несмотря на душевную боль.

– Как это?

– Я дала ему пощечину.

Губы девушки сложились в удивленное «о», а потом она ухмыльнулась:

– Вот и славно, миледи. Он это заслужил. Вы мне с каждой минутой нравитесь все больше.

Неужели она нашла в Гэбби друга, спросила себя Роберта, отвечая на улыбку девушки. Если так, это будет вторая подруга, которая у нее была за всю жизнь. Неплохо, учитывая, что она никогда не надеялась иметь даже одну.

– Позвольте, я помогу вам понаряднее одеться к ужину, – предложила Гэбби.

– Я не могу идти туда, – отказалась Роберта. – Все, за исключением меня, знали, что Дункан и Гэвин – сыновья Горди. Мне трудно теперь смотреть людям в глаза.

– Так никто не знал, что Горди не рассказывал вам об их существовании, – резонно заметила Гэбби. – Наверняка все были уверены, что вам давно это известно. Я слышала, как вы сказали Коре, что хозяин говорил вам про этих ребят. Все так и поняли, что вы знаете про них.

– Но я-то не знала, – неуверенно возразила Роберта.

– Да вы только представьте, как будет забавно: вы сидите за главным столом и с Горди ни слова, – уговаривала девушка. – Он будет ерзать на стуле, словно его во все места кусают блохи, а почесаться нельзя.

Роберта улыбнулась этой простоватой шутке, хотя, по правде говоря, ей больше хотелось плакать.

– Гэбби, ты мне нравишься, – сказала она.

– О, я и не сомневалась, что понравлюсь вам.

Роберта надела платье из сизо-серого бархата, когда-то принадлежавшее свекрови. У него были длинные рукава, прикрывающие запястья, плотно облегающий лиф и довольно глубокий вырез каре. На шею она надела свое заветное ожерелье; его рубин соблазнительно покоился прямо в ложбинке на груди. Хотела было надеть и пару кружевных перчаток без пальцев, которые подарил ей муж, но ни одна из них не подходила к этому платью по цвету. К тому же это только возбудило бы любопытство, что она скрывает под ними?

В сопровождении Гэбби, не отстававшей от нее ни на шаг, Роберта спустилась вниз и прошла в большой зал. Высоко держа голову, со спокойным выражением лица, она прошествовала сквозь толпу к главному столу. Большинство присутствующих, мимо которых она проходила, говорили ей «добрый вечер». Роберта кивала им в ответ, словно молодая королева, здоровающаяся со своими подданными. Судя по ее внешнему виду, никто бы никогда не подумал, что вся она как сжатая пружина.

Подойдя к главному столу, где ее стоя ожидали герцог Магнус и Гордон с двумя мальчиками, Роберта с улыбкой спросила:

– Кто бы хотел сидеть рядом со мной?

– Я, – одновременно ответили все.

Игнорируя своего мужа, Роберта бросила на свекра взгляд, полный величайшего сожаления, и сказала:

– Я, наверное, сяду между двумя доблестными Кэмпбелами. Гэвин, ты садись между мной и дедушкой. Смучеса я посажу на колени; а ты, Дункан, садись между мною и… и им.

Роберта услышала, как герцог Магнус весело хмыкнул, но тут же закашлялся, чтобы это скрыть. Оглянувшись, она бросила ему взгляд, обещавший, что потеха только начинается.

Слуги поставили на стол перед ними блюда с ужином. Это были бараний рубец со специями, ячменные лепешки с маслом, сыр, сидр и вино.

– Сегодня вечером ты выглядишь особенно очаровательно, – сделал ей Гордон неожиданный комплимент.

Роберта наклонила голову, принимая как должное эти слова, и небрежно бросила:

– Да, я знаю.

Потом отвернулась и принялась разглядывать людей в зале.

– Ее здесь нет, – прошептал ей на ухо герцог, перегнувшись через Гэвина.

– Не понимаю, о чем вы, ваша милость, – сказала Роберта, бросив на него недоуменный взгляд.

– Большинство супружеских пар не ужинают в общем зале, – сказал ей свекор. – Они предпочитают ужинать отдельно, у себя, после тяжелого трудового дня.

– У нас в замке Данридж так же, – кивнула Роберта.

– Расскажи, как прошел твой первый день в Инверэри? – поинтересовался герцог.

– Очень познавательно.

– Есть какие-то проблемы?

– Только одна, да и та недостойная вашего внимания, – ответила Роберта достаточно громко, чтобы услышал муж. И, подняв к губам кружку с сидром, сделала глоток.

– Вы жена нашего папы, – неожиданно заявил вдруг Гэвин. – Мы должны называть вас «мама»?

Роберта поперхнулась сидром. Когда же снова смогла заговорить, то ответила:

– Ну, ведь ваша настоящая мама обидится, если ты будешь называть меня так, как и ее. А как вы зовете Фергуса?

– Мы зовем его просто Фергус, – ответил Дункан.

– Тогда зовите меня Роб.

Ребята кивнули, и по лицам их было видно, что они почувствовали большое облегчение оттого, что вопрос улажен.

– Леди Роб, – обратился тут же к ней снова Дункан. – Вы, наверное, подарите нам братьев и сестер?

Роберта с удивлением уставилась на него. И тут же услышала слева тоненький голосок:

– Пап, а у нас будет маленькая сестренка? – спросил у отца Гэвин.

– По мне, это было бы прекрасно, сынок, – ответил Гордон с лукавой улыбкой, мелькнувшей на лице. – Но этот вопрос вы должны выяснить с моей женой.

Роберта бросила на мужа недовольный взгляд.

– Не хочешь ли после ужина поиграть в шахматы, дорогая? – как ни в чем не бывало спросил он.

– От игры в шахматы мы сестренку не получим, – заявил Дункан. – Это все знают.

Роберту начал душить смех. Она совсем не ожидала, что разговор примет такой оборот. Она пристально посмотрела на мужа и сказала:

– Нет, благодарю, милорд.

И прежде чем он смог возразить, поднялась с места и, взяв щенка на руки, сказала:

– Я все еще чувствую себя немного усталой после путешествия. Пойду немного прогуляюсь со Смучесом, а потом поднимусь к себе. – Затем повернулась к Гэвину и добавила: – Мы увидимся завтра утром?

Малыш расплылся в улыбке и кивнул.

– И с тобой тоже? – спросила она его брата.

Дункан с готовностью кивнул головой.

– Ну, завтра и начнем дрессировать Смучеса.

Не оглядываясь на главный стол, Роберта медленно двинулась сквозь толпу воинов и вассалов и исчезла за дверью. Все четверо мужчин за столом, от старших до младших, молча наблюдали, как она уходит.

Как только она скрылась за дверью, герцог Магнус весело хмыкнул.

– Ну вот она и поставила тебя наместо, – сказал он сыну.

– Ты говоришь так, словно рад этому, – бросил Гордон, круто повернувшись к отцу.

– Ну, в Инверэри было скучно, пока она здесь не появилась, – признался герцог. – А теперь я смогу развлекаться до конца своих дней. На твой счет, разумеется.

– Не вижу в этом ничего забавного, – хмуро ответил Гордон отцу.

– Запомни вот что, сын, – предостерег его герцог Магнус, – излишняя гордость часто ведет к падению.

– Не могу поверить своим ушам, – поднимаясь со стула, ответил Гордон. – Сатана ссылается на Священное писание. – И с этими словами вышел из зала.

Герцог Арджил посмотрел ему вслед и громко расхохотался. Потом взглянул на внуков, которые с изумлением глазели на него.

– Над чем ты смеешься? – спросил Дункан.

– Над вашим отцом, – ответил им дед.

– А почему? – спросил Гэвин.

– Потому что у вашего отца здравого смысла не больше, чем у осла, – все еще улыбаясь, ответил им герцог Магнус. – Но если вы будете повторять другим то, что я сказал, то не получите пони, которых я обещал вам на день рождения.

– Я ничего не слышал, – сказал Дункан.

– Я тоже, – повторил за ним Гэвин.

Покинув зал, Роберта торопливо прошла по длинному коридору и по винтовой лестнице спустилась на нижний этаж. Выйдя в сад, она спустила Смучеса на землю.

– Ну-ка, беги, – приказала она. – Сделай свои дела.

Поджидая отбежавшего в сторонку щенка, Роберта стояла, глядя на вечернее небо. Западный ветер унес дневные облака, и теперь, окруженная мириадами сверкающих звезд, прямо над головой, на черном бархатном небе, висела полная луна.

Ужин прошел хорошо, подумала Роберта, двинувшись по каменной дорожке. Так почему же она не чувствовала удовлетворения? Почему не оставляло щемящее чувство какой-то утраты, засевшее глубоко в душе?

Постепенно темная красота ночи и спокойствие, царившее в саду, подняли ее упавшее было настроение. Ей не терпелось дождаться весны, когда этот заповедный уголок превратится, наверное, в рай земной.

– Роберта?

Она медленно повернулась, услышав голос мужа.

– Да, милорд?

Гордон стоял в пяти футах от нее. Даже в темноте он был красив и статен – один из тех, о которых мечтает каждая женщина. Неудивительно, что он был таким волокитой и имел у женщин такой успех. Какой же выдержкой должен обладать подобный мужчина, чтобы не увлечься, не согрешить? Даже Адам в состоянии изначальной безгрешности был не в силах отказаться от печально известного яблока.

– Прости, что я не рассказал тебе про Дункана и Гэвина, – сказал он ей хрипловатым от волнения голосом.

– А ты извини за то, что я ударила тебя, – сказала Роберта. – Я была не права.

Гордон подошел ближе – улыбка осветила его красивое лицо. Он протянул руку и взял ее за локоть.

– Мы могли бы откликнуться на просьбу Гэвина, скрепив наше взаимное прощение поцелуем, – предложил он тем же обольстительно хриплым голосом.

– Какую просьбу?

– Ему хочется сестренку. Помнишь, он за столом говорил.

Роберта отступила на два шага и подхватила на руки Смучеса. Потом, вздернув повыше свой носик, заявила:

– Готовые на все любовницы слишком избаловали вас, милорд. Доверие имеет свои границы, а прощение не означает забывчивость. Может, вам и трудно это понять, но я из другого теста, чем они.

С этими словами Роберта двинулась по дорожке к дому и исчезла за дверью.

«Ангел, ты еще ничего не знаешь о плотском желании, – подумал Гордон, глядя ей вслед. – Но ты непременно узнаешь. И очень скоро. Уж я об этом позабочусь, моя строптивая любовь».

Роберта открыла глаза и поняла по царившему в комнате полумраку, что еще очень рано. Она никогда не просыпалась на рассвете. Что же потревожило ее сон?

Повернувшись в сторону мужа, она увидела, что его половина постели пуста. Но его шаги и легкий скрежет на другой стороне комнаты привлекли ее внимание и, приподняв голову от подушки, она посмотрела, что он там делает.

Стоя к ней спиной, Гордон ворошил угли в камине. Он был обнажен. Только вокруг бедер обернулся полотенцем, видимо, не желая оскорбить ее стыдливость.

Глядя сквозь полуприкрытые веки, Роберта восхищалась игрой хорошо развитых мускулов его плеч и спины, его стройными, покрытыми золотистым пушком ногами. Незнакомый трепещущий жар разлился у нее внутри. Первобытное ощущение, что они – единственные мужчина и женщина на свете, пронзило ее, и ей захотелось… чего?

Оживив пламя, вновь заполыхавшее в камине. Гордон выпрямился, и Роберта тут же быстро закрыла глаза. Она не хотела, чтобы он заметил, что она за ним наблюдает.

Когда же ее ушей достиг звук плещущейся воды, она вновь открыла глаза. Муж стоял на другом конце комнаты возле туалетного столика и, склонившись над тазом с водой, умывался.

Слегка повернув голову, она прекрасно могла разглядеть его мощные мускулистые бедра, бедра воина, развитые от многочасовых изнурительных скачек и, возможно, от другой, более интимной деятельности. Что бы она почувствовала, если бы эти мускулистые бедра прижались к ее ногам…

Гордон взял в руки полотенце и вдруг обернулся в сторону постели, словно почувствовав на себе ее взгляд.

Роберта тут же зажмурила глаза и, стараясь дышать ровно, будто во сне, услышала, как он подошел к креслам возле камина. Сердце ее бешено колотилось, словно наблюдать за утренним туалетом мужа было страшным грехом, но это уже не могло остановить ее.

Приоткрыв сначала один глаз, потом другой, она продолжала свои наблюдения. Повесив приготовленную одежду на одно из кресел, Гордон неожиданно сбросил свою «набедренную повязку» и потянулся за бельем. У Роберты перехватило дыхание при виде его крепких округлых ягодиц, прекрасно дополняющих впечатление от спины и бедер. Да, все тело было совершенным и неотразимо красивым.

Но в следующий момент Гордон лишил ее этого бесплатного представления, надев длинную холщовую рубашку, которая скрыла самые интересные детали и подробности, и Роберта едва не застонала от разочарования. Потом он надел свои плотные облегающие штаны, затянул их широким поясом и, накинув на плечи короткую кожаную куртку, обул черные кожаные башмаки.

Когда он повернулся, чтобы выйти из комнаты, Роберта быстро вновь закрыла глаза.

– Пошли, Смучес, – тихо позвал он, и щенок тут же спрыгнул с постели.

На несколько долгих мгновений в комнате воцарилась тишина. Роберта чуть приоткрыла глаза и посмотрела в сторону двери, через которую должен был выйти ее муж.

– Еще рано, – сказал Гордон, с лукавой улыбкой наблюдая за ней с порога. – Хочешь, я разбужу Гэбби и пришлю ее к тебе?

– Нет, – пробормотала она, зардевшись от смущения.

Гордон засмеялся и подмигнул ей.

– Надеюсь, тебе понравилось, – сказал он и тут же вместе со щенком исчез в коридоре.

Боже правый, так он знал, что она за ним наблюдает! И нарочно расхаживал по комнате голый. Как унизительно быть застигнутой в таком положении, после того как сама же заявила, что не желает иметь с ним дело.

Роберта натянула на голову одеяло. Еще лучше было бы от ужасного стыда с головой зарыться в матрас.

Когда поздним утром Роберта вышла в сад, чтобы глубоко вдохнуть живительный горный воздух, он неожиданно показался теплее, чем вчера. Куда бы она ни взглянула, везде было заметно, что зима уходит, и душа ее радостно встрепенулась. Весна приближалась, и воробьи на ветках чирикали по-весеннему звонко, возвещая дни, когда начнет пригревать солнце.

Опустив щенка на землю, она зашагала по каменной дорожке к скамье. Долго ждать Дункана и Гэвина ей не пришлось. Заметив ее с противоположной стороны сада, где они в то утро играли, ребята опрометью бросились к ней.

– Ну, вы готовы обучать Смучеса? – спросила Роберта, поудобнее устраиваясь на скамье.

– Да, – в один голос ответили мальчики. Но в этот момент дверь в сад неожиданно распахнулась и появился Гордон Он с улыбкой оглядел всех троих и приблизился к ним. На правом плече у него висела сумка для гольфа, из которой торчала метелка, в левой он нес какую-то миску.

Видя его, Роберта не могла отделаться от воспоминания о том, как он, обнаженный, расхаживал по спальне, и щеки ее снова начали пламенеть. Он ведь тоже помнил, как она подглядывала за ним; недаром, уходя, подмигнул.

– Я пришел помочь мальчикам, – сказал Гордон, прислонив сумку к скамье рядом с ней. – Они ведь не могут обучать Смучеса, если не предложат ему что-то вкусненькое.

В миске, которую он принес, лежали мелко порезанные кусочки мяса.

– Я буду давать, – тут же сказал Дункан.

– Нет, я, – запротестовал Гэвин.

– Оба будете, по очереди, – сказал им отец.

Он сел рядом с Робертой на скамью так близко, что его бедро касалось ее юбки. В ее воображении опять предстали его мускулистая спина и плечи, а потом и крепкие округлые ягодицы. При этом чувственном воспоминании о недавней наготе мужа ее бросило в жар. Оставалось только надеяться, что на этот раз он не догадается, о чем она думает.

– О чем ты думаешь, ангел? – тем временем спросил ее Гордон.

Роберта подняла на него глаза и покраснела, не зная, что ответить.

– По-моему, это вполне разумно, – наугад ответила она. По правде говоря, она даже не уловила, о чем он разговаривал с мальчиками.

– Ты старший, – сказал Гордон Дункану. – Ты и начинай.

Семилетний Дункан, изображая опытного дрессировщика, взял миску с мясом и поднес ее к носу щенка. Смучес тут же начал жадно принюхиваться.

– Сидеть, – приказал ему мальчик и, насильно усадив, дал попробовать кусочек мяса.

Смучес быстро усвоил урок. Через пару минут он уже не бросался к вожделенной миске, а ждал, когда за усердие будет награда. Радуясь их успехам, Роберта схватила в объятия всех троих: и мальчиков, и собаку.

– Отлично, – похвалил Гордон старшего сына. – Теперь твоя очередь, Гэвин. Пусть он усвоит команду «место».

Шестилетний малыш взял из рук брата миску и, подражая отцу, лихо с улыбкой подмигнул Роберте.

Но, увы, усвоить команду «место» для щенка оказалось труднее.

– Сидеть, – приказал Гэвин щенку. И тут же: – Место. Но стоило ему отойти на три шага и положить кусочки мяса на землю, как Смучес бросился к мясу и тут же проглотил его.

– Место! – пригрозил Гэвин пальцем щенку. – Не двигайся!

На этот раз он стал поворачиваться к песику спиной, а пятясь от него, заставил своим взглядом не двигаться, но как только наклонился и положил мясо, Смучес тут же кинулся и сожрал все.

Гордон и Роберта с улыбкой переглянулись.

– Только не смейся, – прошептала она одними губами. – Ты обидишь его.

– Место! – закричал Гэвин, раздраженный непослушанием собаки. – А ну, иди на место! – Он взмахнул рукой, миска выскользнула у него, и кусочки мяса разлетелись в разные стороны. Не успел он и глазом моргнуть, как Смучес проглотил их все до единого.

– Черт побери! – воскликнул Дункан, в точности подражая отцу. – Что ты наделал, братец?

– Он не нарочно, не ругай его, – едва удерживаясь от смеха, начала защищать малыша Роберта.

– Принеси еще мяса, – попросил Гэвин отца.

– Бидди убьет меня, если я стащу у нее сегодня еще одну миску с мясом, – отказался Гордон, стараясь говорить серьезно. – Кроме того, вам пора обучаться гольфу. Вы ведь хотите в один прекрасный день сыграть партию с королем?

– Да, – хором согласились Дункан и Гэвин.

Взяв сумку, Гордон сначала достал оттуда метлу и принялся подметать вымощенную камнем дорожку от остатков зимнего мусора, листьев, веток и мелких камешков. Потом снова взялся за сумку и вытащил оттуда золоченый кубок. Прихватив клюшку и мяч для гольфа, он отошел на несколько ярдов и положил мяч в кубок.

– Сначала вы должны научиться отправлять его в кубок точным ударом, – принялся наставлять он сыновей. – А потом освоите искусство промахиваться всякий раз, как пожелаете. В интересах всего нашего клана важно, чтобы вы умели проигрывать сыновьям короля. Но незаметно.

– У Якова нет сыновей, – вмешалась Роберта. – Он даже не женат еще.

– Когда-нибудь они у него будут, – возразил Гордон. – И надо, чтобы Дункан и Гэвин были подготовлены.

– Я хочу отправиться в набег на другие кланы, – заявил Дункан отцу.

– А я хочу танцевать с дамами, – сказал Гэвин Роберте.

– Я научу тебя, как это делается, – вставая со скамьи, сказала она. – Давай-ка начнем с паваны.

Роберта присела в реверансе перед шестилетним малышом, и тот склонился в ответ перед ней в три погибели.

– Прижми локоть к телу, – начала объяснять Роберта, одновременно показывая, как это делается. – Держи руки ладонями ко мне. Теперь качнись своей правой стороной ко мне и коснись своей ладонью моей. Вот так. – А когда он сделал это, продолжала: – Теперь то же самое левой рукой.

Показав ему несколько па, Роберта закончила танец и опять присела перед ним в поклоне. Поняв ее указание, мальчик тоже низко поклонился ей и улыбнулся, довольный.

У Гэвина такая же неотразимая улыбка, как у его отца, пришло ей на ум. Этому парню суждено разбить десятки женских сердец.

– Пусть Роберта поиграет с нами в гольф, – сказал отцу Дункан.

– Я не умею… – начала она.

Но Гэвин умоляюще коснулся ее руки и сказал:

– Сделайте это для меня.

Роберта согласно улыбнулась малышу и кивнула:

– Я даже не помню точно, как надо держать клюшку, – пробормотала она.

– Я тебе помогу, – с готовностью двинулся к ней Гордон.

Положив мяч на дорожку, он подал ей клюшку и встал позади нее. Как и в тот день, когда они играли в дядином саду, он стоял так близко, что их разделяла только одежда.

– А теперь приготовься, ангел, – прошептал он ей на ухо.

Его теплое дыхание коснулось ее щеки, и восхитительный холодок возбуждения пробежал по спине. Неожиданно муж принялся ласкать губами ее шею.

– Скоро у нас будет маленькая сестренка, – заявил вдруг наблюдавший за ними Дункан.

Гордон весело хмыкнул, а Роберта взглянула через плечо и застенчиво улыбнулась ему.

– Мальчики! Идите сюда! Вас дедушка зовет, – крикнула Гэбби, появляясь в дверях. – Пора за уроки.

– Идем, – откликнулся Дункан и бросился к двери.

– Встретимся за ужином, – сказал Гэвин Роберте и побежал вслед за братом.

– Мне кажется, Гэвин в тебя влюбился, – сказал Гордон, убирая принадлежности для гольфа в сумку.

– У тебя просто замечательные ребята, – ответила Роберта.

Гордон поднес ее руку к губам и заглянул ей в глаза.

– Знаешь, я очень благодарен тебе за то, что ты не переносишь обиду на моих сыновей.

– Этих мальчиков нельзя не любить, – ответила она.

– А меня?.. – Не дожидаясь ее ответа, Гордон подхватил на руки Смучеса, и они вместе направились к двери.

– Признайся все же, что я стал более внимательным к твоим чувствам, – сказал Гордон через десяток шагов. – Мы пробыли в саду больше часа, а я даже не упомянул о том, что ты подглядывала за мной сегодня утром, и все для того, чтобы не смущать тебя.

Роберта дернула плечом и бросила на него недовольный взгляд. Яркий румянец залил ее щеки.

– О, и сам не заметил, как сболтнул об этом, – сказал Гордон с лукавой улыбкой. – Ну, если ты не рассердилась, я позволю тебе подглядывать за мной и завтра утром.

– Ты неисправим, – простонала она.

– Я знаю, – охотно согласился он. – И благодарю тебя за комплимент.

Прошла неделя, потом другая…

Вокруг замка Инверэри появлялось все больше примет весны. В герцогском саду сквозь еще мерзлую землю пробился первый отважный крокус. Появились ласточки и малиновки, вернувшиеся в родные места, чтобы выбрать место для гнезда, еще веселее и голосистей зачирикали воробьи.

В один из теплых солнечных дней, торопясь поскорее увидеться с Дунканом и Гэвином, Роберта вышла из дому и оглядела пустынный сад. Предыдущий день мальчики проводили с матерью, и Роберта соскучилась по ним.

– Ребята, я знаю, что вы здесь, – позвала она, опуская Смучеса, чтобы он побегал на свободе. – Вы что, прячетесь от меня?

Из-за живой изгороди появился Гэвин. С радостной улыбкой он бросился к ней.

– Стой! – закричал вдруг Дункан, появившись из-за той же изгороди.

И Гэвин замер по команде брата. Он переводил растерянный взгляд с Роберты на Дункана, потом снова на нее, точно разрываясь между ними.

– Пойдем отсюда, – сказал Дункан, хватая младшего за руку. – Пойдем, или тебе будет плохо.

В замешательстве Роберта посмотрела на мальчугана. Что же произошло, что расстроило его? Может, мальчики всегда вели себя так странно после посещения матери? Или это просто новая игра, в которую они играют с ней?

Решив, что лучше всего сохранять невозмутимость, чтобы успокоить их, она села на каменную скамью и полной грудью вдохнула свежий воздух.

Смучес кинулся было поздороваться с ребятами, но Дункан сердито отпихнул щенка. Потом бросил на Роберту какой-то странный тревожный взгляд.

Заметив выражение страха в его глазах, она все же не хотела поверить в то, что увидела.

– Гэвин, иди сюда, – ласково позвала она малыша. – Посиди со мной.

Тот улыбнулся в ответ и собрался было подойти к ней, но старший брат удержал его.

– Мама велела не подходить близко к ведьме, – громким шепотом сказал он.

Услышав эти слова, Роберта почувствовала, как сердце ее остановилось и дневной свет померк в ее глазах.

– Это неправда. Я не ведьма, – срывающимся голосом пробормотала она. – Гэвин, пожалуйста, иди сюда.

– Убирайся, ведьма! – крикнул Дункан и тут же перекрестился.

– Убирайся, ведьма, – повторил за братом и Гэвин.

«Ведьма… Чудовище озера Лох-Эйв». Эти преследующие ее с детства проклятия вновь звучали в ее ушах, и сердце у нее упало.

Роберта закрыла лицо руками, и слезы ручьем потекли по щекам. Глупые, ведь я же люблю вас, хотелось ей крикнуть этим мальчишкам. Родимое пятно на руке еще не доказывает то, что я ведьма. Зло живет в сердце, а не на руке.

Пройдет время, но рано или поздно все в Инверэри начнут креститься, встречаясь с ней. Так уж на роду ей написано, и с этим ничего не поделаешь.

Роберта подняла голову и посмотрела в сторону ребят. Оба мальчика тут же перекрестились, и жгучие слезы вновь полились у нее из глаз. Взяв Смучеса на руки, она бросила на ребят последний, полный сожаления взгляд и, медленно волоча ноги, словно все грехи мира давили ей на плечи, зашагала через сад к двери. Но прежде чем войти в дом, она услышала их голоса.

– Роб плачет, – сказал Гэвин. – Мы обидели ее.

– Ведьму не обидишь, – отрезал Дункан.

– Тогда почему же она плачет?

– Не знаю. Заткнись!

Взбежав по винтовой лестнице к себе на третий этаж, Роберта опустила Смучеса на пол и бросилась в кресло перед камином. Мысленно она вновь увидела мальчиков, крестящихся при виде нее, и застонала от горя и отчаянья.

Нет, ей не следовало возвращаться в Шотландию. Ни за что и никогда! В Хайленде по-прежнему полно невежественных, суеверных людей, и жизни ей здесь не будет. Ах, зачем она повела себя так несдержанно в тот день в дядином кабинете! И с чего это решила, что жизнь в замке Инверэри будет отличаться от прежней жизни в Данридже?

Н вдруг ужасающая мысль пришла ей на ум. А что, если она действительно посланница дьявола? Может, настоящая дочь Макартуров была похищена при рождении, а она подброшена взамен украденного ребенка? Чего только не придет в голову в таком отчаянном положении! От всех этих горестей и сомнений у нее в конце концов разболелась голова.

И все-таки родным домом для нее был Данридж. Как песня сирен утешающие объятия семьи ее. Да, остальные члены клана Макартуров отвергли ее, но замок Данридж был приютом родной семьи, которая все же ее любила. В замке Инверэри ничего подобного не было. Здесь она жила среди чужих.

«Если перевалить через горы позади Инверэри, потом спуститься в долину, миновать лес и торфяные болота, то за озером Лох-Эйв ты увидишь его жемчужину, замок Данридж».

Вот она, дорога в утешающие объятия матери. Там, в кругу семьи, она, Роберта, залечит свои раны. А придет лето, и ей, быть может, снова удастся вернуться в Англию.

Приняв это решение, она поняла, что не должна больше терять времени. Быстро она переоделась в шерстяную юбку и белую блузу, которые надевала в свой первый день в Инверэри, и, надев на Смучеса попонку, посадила его в кожаную сумку. Потом схватила свой самый теплый плащ и поплотнее закуталась в него.

Выйдя во двор, она заторопилась в сторону кузницы и конюшни. На противоположной стороне двора, возле колодца, стояла Кора с двумя женщинами. Заметив ее, все трое демонстративно повернулись к ней спиной и с преувеличенным интересом о чем-то заговорили.

Ну и пусть! Ничто другое и не могло ожидать ее в этом родовом гнезде Кэмпбелов. Разве вот только Гэвин… Жаль, что она не увидит больше его доверчивых глаз.

Усилием воли Роберта попыталась выбросить из головы мысли об этом мальчугане – ведь так часто другие отворачивались от нее. Она вернется домой, и никто ее здесь не удержит! Но когда она подошла к кузнице, то в нерешительности остановилась на пороге.

– Леди Роберта, – с широкой улыбкой приветствовал ее Фергус. – Видеть вас здесь такой приятный сюрприз.

– Добрый день и вам, – ответила она, заставив себя улыбнуться в ответ. – Я… я не знаю, у кого спросить, но мне нужна лошадь. Вы можете мне помочь?

– А зачем она вам понадобилась? – озадаченно спросил кузнец.

– Я что, должна вам объяснить? – запальчиво возразила она.

– Конечно, – последовал ответ.

Сдержав себя, она наклонила голову и сказала:

– Очень хорошо. Я собираюсь навестить своих родителей.

– Одна? – В голосе его явно сквозило удивление и недоверие.

– Муж мне позволил, – солгала Роберта, решив идти до конца и все-таки покинуть Инверэри. Если уж она не побоялась замахнуться кинжалом на секретаря королевы Елизаветы, то простой кузнец не помешает ее планам. Она должна отсюда уехать, и уедет.

– Я очень сожалею, леди Роберта, – отрицательно покачал головой Фергуе, – но я должен от самого Горди услышать, что он разрешил вам уехать.

– Вы сомневаетесь в правдивости моих слов? – с вызовом сказала она.

– Нет, в вашей искренности.

– Боже правый, да вы хоть понимаете, с кем говорите? – с негодованием вскричала Роберта. – Я хозяйка Инверэри. Как вы осмеливаетесь не дать мне лошадь?

– И не дам, – отрезал Фергуе непреклонно. – Я отвечаю за хозяйских лошадей, и вы ее не получите.

– Я пожалуюсь мужу, – пригрозила она.

– Жалуйтесь сколько хотите.

Роберта повернулась и, пылая гневом, пошла прочь. Она гордо прошествовала через двор, а потом быстро поднялась по винтовой лестнице на третий этаж.

Оказавшись у себя в комнате, она бросила на пол плащ и выпустила Смучеса из его заключения. Потом, встав у окна, печально посмотрела на заповедный сад. Там, на каменной скамье, молча сидели Дункан и Гэвин. Они казались такими же несчастными и одинокими, какой чувствовала себя и она. Не в силах выносить это удручающее зрелище, Роберта отвернулась от окна и зашагала по комнате.

Что же теперь делать? – размышляла она. Невозможно было рассказать мужу, что его сыновья отреклись от нее. Гордон накажет их, и она никогда не простит себе этого. Ребята еще малы, они не виноваты в том, что поверили, будто она ведьма. Разве могли они ставить под сомнение слова собственной матери?

Дверь с шумом распахнулась. Роберта быстро обернулась и оказалась лицом к лицу с мужем. Со своим рассерженным мужем.

– Куда это ты собралась? – без предисловий спросил Гордон, широкими шагами пересекая комнату.

– Домой, – честно ответила она.

– Ты и так дома.

– Мой дом – замок Данридж. – Роберта вздохнула и призналась: – Я просто хотела повидаться с матерью.

– А почему ты солгала Фергусу? – спросил Гордон, сурово глядя на нее. – Ты понимаешь, что могла бы погибнуть, если бы он не отказал тебе?

– В Арджиле безопасно, – возразила Роберта.

– Во всем мире нет такого места, где женщина одна могла бы чувствовать себя в безопасности, – отрезал Гордон. – Я сам отвезу тебя домой, когда мы поедем туда летом в гости.

– А я хочу сейчас.

Гордон, прищурившись, посмотрел на нее своими пронзительными серыми глазами.

– Ты прежде никогда не жаловалась, что скучаешь по дому. Мне почти силком пришлось тащить тебя сюда из Англии. Так что, ангел, признавайся, в чем реальная причина того, что ты хочешь уехать из Инверэри?

– Кора уже родила тебе двух сыновей! – вскричала Роберта, презирая саму себя за лживые уловки, но твердо решившись не выдавать маленьких мальчиков, которые сначала завоевали ее сердце, а сегодня не по своей вине так жестоко разбили его. – И я тебе не нужна.

Гордон долгим испытующим взглядом посмотрел на нее. По скептическому выражению его лица было ясно: он понимает, что она не говорит всей правды.

– Дункан и Гэвин – незаконные дети, – напрямик сказал он. – Ни тот, ни другой не могут быть господином в замке Инверэри, но оба они будут поддерживать того наследника, которого подаришь мне ты.

– От меня наследника ты не получишь, – решительно заявила Роберта.

– Это почему же?

– Как только наступит лето, я вернусь в Англию.

Гордон уставился на нее таким тяжелым взглядом, что ей невольно захотелось втянуть голову в плечи.

– Ты не вернешься в Англию, – сказал он обманчиво спокойным голосом. – И, если бог даст, родишь мне сыновей и дочерей. Так что перестань хныкать и становись взрослой, дорогая. – Он пошел к двери, но на пороге остановился. – И не пытайся получить лошадь. Я приказал страже остановить тебя, если ты выйдешь за стены Инверэри.

– Ты собираешься держать меня здесь как пленницу? – спросила Роберта.

– Не говори чепухи. Ты в Инверэри госпожа, – сказал он. – И старайся вести себя подобающим образом.

С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.

Как она сможет жить здесь, в Инверэри, в столь враждебном окружении? – с отчаянием подумала Роберта. Быть отвергнутой такими, как Кора, – это не слишком беспокоило ее, но ведь ее уже боятся даже дети. Эти двое мальчиков сумели завоевать ее сердце, и ей будет тоскливо без них. Особенно без Гэвина, чья улыбка напоминала ей улыбку мужа.

11

Черт побери, отец разговаривал с ним, как инквизитор. Вопросы посыпались, как только Гордон вошел в его кабинет, и тон у отца был сердитый.

– Ну, ты сказал ей?

– Нет.

– Как, она не знает, что ты собираешься везти ее в горы? – спросил герцог Магнус, передавая ему стакан с виски. – А куда, она думает, ты ее повезешь?

Гордон сделал большой глоток вина, подкрепляя себя для неизбежного спора с отцом, и посмотрел в окно на удивительно теплый и ясный день конца апреля.

– Роберта думает, что я повезу ее в замок Данридж повидаться с матерью, – ответил он.

– Эх, парень, так ты ничему и не научился! – покачал головой герцог Магнус, и в голосе его прозвучала явная насмешка. – Умный человек никогда не лжет своей жене. Это неизбежно обернется против него самого.

– А если я скажу ей правду, она откажется, – возразил Гордон, не глядя на отца. – Не могу понять, что заставляет ее замыкаться в себе, но мы не можем так жить дальше. Знаешь, она избегает даже Дункана и Гэвина.

– А ты уже спал с ней?

Гордон в упор уставился на отца. Их взгляды встретились в молчаливой борьбе.

– Извини, но это не твое дело, – сказал наконец Гордон отцу.

Герцог Магнус лишь ухмыльнулся такому ответу сына и повел разговор начистоту:

– Поскольку вы фактически еще не вступили в брачные отношения, брак все еще может быть расторгнут. Почему же ты не отвез ее в замок Данридж, а оставил здесь?

– Но я же не сказал, что не спал с ней, – попытался увильнуть Гордон, растерявшийся оттого, что его загнали в угол. Отца невозможно обмануть – он всегда знал, когда его сын лжет или увиливает. – Но если бы и так, то расторжение брака стало бы причиной разногласий между нашими семьями.

– Обо мне не беспокойся, – досадливо отмахнулся герцог. – Да и кузен Йен тоже не будет считать себя оскорбленным. В конце концов, если девочка несчастлива с тобой, и ты к тому же даже не…

– Я не сказал «нет», – с раздражением прервал сын.

Черт побери, иметь дело со строптивой женой было достаточно сложно, а тут еще и отец.

– Ты любишь ее? – настаивал герцог Магнус.

– Ну, хватит, – поморщился Гордон, терпение которого истощилось.

– Похоже, ты стал очень заботливым. По крайней мере, по отношению к своей жене, – продолжал герцог как ни в чем не бывало. – До меня дошло, что ты приказал нашему Дьюи доставить в этот охотничий домик в горах какое-то королевское ложе. Пуховая перина, подушки, простыни и что там еще… Ах да, ширма, мраморный умывальник, полдюжины кусков ароматного мыла и бог знает что еще.

– Я не хочу, чтобы она жаловалась на неудобства, – пустился в объяснения Гордон. – Роберта – женщина утонченная, ей и так будет трудно в горах.

– Ты недооцениваешь ее, – сказал ему Магнус. – Женщины и дети намного крепче, чем нам, мужчинам, кажется.

Дверь открылась, и в кабинет торопливо вошла Роберта со Смучесом, выглядывающим из сумки на груди. Ее изумрудные глаза блестели от возбуждения, а радость от предстоящей поездки домой окрасила ее щеки ярким румянцем. Тревожно-мрачное выражение исчезло с ее лица, она выглядела более жизнерадостной, чем когда бы то ни было за весь этот месяц. С черными как смоль волосами, заплетенными в две косы, она скорее была похожа на девочку, чем на маркизу Инверэри, будущую герцогиню Арджил.

Любуясь ее юной красотой и чарующей улыбкой, Гордон почувствовал угрызения совести. Но как же еще мог он поступить? Ведь, только убедив ее, что она поедет домой, он добился от нее согласия выйти из комнаты. Ведь она даже не спускалась больше в сад, особенно в те часы, когда там играли его сыновья.

– Ты готова, ангел? – спросил Гордон, борясь с мальчишеским желанием дернуть ее за косу.

Роберта засмеялась и кивнула.

– Значит, берешь с собой и своего любимца? – спроил герцог Магнус.

– Я ни за что не оставлю Смучеса, – ответила Роберта. – Моя мать придет от него в восторг, как только увидит его ласковую мордочку.

Герцог бросил на сына многозначительный взгляд и добавил, когда они с Робертой уже направлялись к двери:

– Не забудь передать от меня привет родителям.

Во дворе уже стояли две оседланные лошади, ожидавшие их. А третья была навьючена сумками и корзинами, свисавшими с обоих боков.

– А это что? – спросила Роберта.

– Припасы, – ответил Гордон, помогая ей сесть в седло.

– Зачем так много?

Гордон привязал повод навьюченной лошади к своему седлу и долгим взглядом посмотрел на жену:

– Я всегда готов к неожиданностям, когда путешествую в горах.

Оставив замок Инверэри позади, они с Робертой пустили лошадей ленивым шагом и начали неторопливо взбираться вверх по горной дороге. Чем большее расстояние пролегало между ними и Инверэри, тем беззаботнее становилась Роберта.

Утренний туман рассеялся, обещая ясный день. Редкий день для Хайленда – с синим небом и сияющим солнцем.

Проезжая через долину Глен-Эрей, Роберта почувствовала, как в душе ее просыпается радость жизни. Сочная трава, пестревшая цветами, покрывала склоны гор, недавно народившиеся ягнята резвились на лугах, высоко в небе звенел жаворонок.

Весь Арджил казался диким цветущим садом. Куда ни глянь – везде виднелись нежно-белые соцветия диких яблонь и малиновые головки водосбора. Желтые цветочки первоцвета кивали ей, когда она проезжала мимо.

Вдыхая живительный аромат вереска, смешанный со смолистым запахом сосны, Роберта невольно улыбалась. Ей казалось, что она видит и слышит, как феи смеются вокруг, как они поют и танцуют среди скал на цветущих лужайках.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Гордон.

– Разве не слышишь, как поют лесные феи? – весело ответила Роберта.

Гордон остановил лошадь и слегка наклонился вбок, словно прислушиваясь.

– Ах да, теперь я тоже слышу, – сказал он, заставив ее рассмеяться. – Но, кажется, они пока еще не спелись и не совсем попадают в тон.

К полудню они въехали в полную молчаливого величия долину Глен-Эрей, окруженную вздымающимися ввысь горными вершинами. Полуденное солнце ярко отражалось в поверхности заводи, образованной двумя слившимися речками. И вся долина вокруг них пестрела весенними цветами.

– А что это такое? – спросила Роберта, указав на желтый цветок с красными усиками.

– Это горная росянка, – ответил Гордон. – Ее так приятно пахнущие усики привлекают насекомых, а потом ловят их. Так это растение добывает себе пищу.

– Ужасно, – сказала Роберта, удивленная такой жестокостью невинного на вид цветка. – Разве может красота быть губительной?

– У нее нет другого выхода. Росянка умерла бы голодной смертью, если бы пахла, как навоз, – шутливо сказал Гордон.

– Посмотри, как красиво сливаются те две речки, образуя тихую заводь, – показала Роберта на водоем.

– Да. Сорроу и Кэа. Печаль и Забота – так у нас называют эти речки – сливаются здесь вместе, как происходит и в жизни, – кивнул Гордон. – Потом они снова разделяются и продолжают свой путь вниз, к озеру Лох-Файн и Инверэри.

Роберта оглядела этот идиллический пейзаж. Какие-то крошечные лачужки, сложенные из камня и дерна, словно ульи, усеивали склоны близлежащих гор.

– А это что такое? – спросила она.

– А это, ангел, хижины, где живут летом женщины и дети, пасущие скот, – объяснил Гордон. – Мужчины же спят снаружи, завернувшись в пледы. Все соберутся здесь завтра на праздник костров . А разве у Макартуров нет летних пастбищ?

– Есть, конечно, – сказала Роберта, хотя сама на них не бывала – никто не хотел видеть ее там. Люди боялись, что она сглазит им скот.

Доскакав до конца долины Глен-Эрей, Гордон и Роберта въехали в чудесный девственный лес, состоящий из сосен, высоких елей, белоствольных берез и лиственниц. Земля вокруг вся заросла папоротником.

Доехав до поляны среди леса, Гордон остановил лошадь. Искоса он взглянул на Роберту, которая удивленно смотрела на маленький охотничий домик, расположенный рядом с конюшней.

– Здесь живет кто-то из Кэмпбелов? – спросила она.

– Здесь будем жить мы, – пробормотал Гордон, не глядя на нее.

Роберта резко вскинула голову:

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Гордон спешился и помог сойти с лошади ей.

– Это наше место назначения, ангел, – мягким тоном сказал он. – В Данридж мы не поедем.

– Ты мне лгал? – Голос Роберты зазвенел от гнева и обиды.

Гордон взял ее за руку, подвел к ближайшему поваленному дереву и мягко, но настойчиво усадил на него. Потом встал перед ней на одно колено.

– Ты была несчастлива в Инверэри, хоть я и не мог понять почему, – убежденно заговорил он. – У нас с тобой не совсем обычный брак. С прошлого декабря, как только мы познакомились, мы почти не были наедине. А я очень хочу этого, хочу провести с тобой лучшую часть лета здесь. Разумеется, если ты согласна. Прости мне мою ложь, дорогая, но я не мог придумать иного способа, чтобы заманить тебя сюда. Если ты не захочешь остаться, я отвезу тебя дальше, в замок Данридж, к твоей матери. Но я бы хотел, чтобы ты осталась здесь со мной.

Ничего не ответив, Роберта опустила глаза и уставилась на свои руки, сложенные на коленях. Муж был прав: их брак действительно был какой-то странный, и совместная жизнь совсем не сблизила их. Она вовсе не собиралась рассказывать ему, отчего почувствовала себя несчастной в Инверэри, ведь эта боль была ее личным делом, а ему был неведом страх отчуждения. Она была одинока там. Только Гэбби и Бидди относились к ней по-дружески. И все же она понимала теперь, что любит этого красивого мужчину, который стоит сейчас на коленях перед ней, и, возможно, если бы она провела с ним часть лета в этом домике среди леса, то познала бы настоящее, полное счастье.

– Ну, что ты скажешь, ангел? – спросил Гордон голосом, дрогнувшим от затаенной надежды. – Ведь ты дашь нам этот шанс?

Роберта подняла на него глаза и улыбнулась. Пусть будет так. Пусть несколько недель полного счастья принесут ей удовлетворение на всю жизнь.

– Я останусь, – сказала она. – Но мне придется наложить на тебя епитимью за твою ложь. Ты должен обеспечить мне сияние солнца, свежие цветы и приветливую улыбку каждый день без исключения.

– И на сколько лет?

– Это ты узнаешь потом, когда я решу.

Лицо Гордона озарилось его неотразимой улыбкой. Он бережно поцеловал ее правую руку, а потом приник губами к родинке на левой. Этот жест напомнил ей то время, когда она была его восьмилетней невестой. Галантный, нежный и добрый, Гордон Кэмпбел был прекрасным принцем Арджила. Жаль только, что ему выпала доля жениться на принцессе с изъяном.

Сделав по направлению к стоявшему на поляне охотничьему домику широкий приглашающий жест, Гордон объявил:

– Прекрасная дама, ваш замок ждет вас.

Роберта приняла протянутую руку, и церемонно, словно придворные на королевском приеме, они прошествовали к своему новому жилищу. Гордон открыл дверь, но прежде чем она успела войти, он подхватил

ее на руки и перенес через порог. Потом поцеловал в щеку и мягко поставил на ноги.

Роберта с любопытством огляделась. Весь охотничий домик состоял из одной-единственной, но очень просторной комнаты. Справа у стены стояла большая незаправленная кровать. Она казалась чем-то чуждым здесь, словно поставили ее лишь недавно. Поверх матраса на ней в беспорядке были свалены простыни, а сбоку от кровати, возле изголовья, стояла небольшая ширма. На стенке возле очага висели кастрюли и сковородки. Слева между окон стояли крепкий дубовый стол, два стула и две табуретки. На полках рядом со столом громоздилась разнообразная посуда.

– Тут лучше, чем в охотничьем домике моего отца, – заметила Роберта, вынимая Смучеса из сумки и опуская его на пол. Взгляд ее задержался на кровати.

– Я не хотел, чтобы ты испытывала неудобства в лесу, – ответил Гордон.

Роберта улыбнулась:

– Очень заботливо с твоей стороны, Горди.

– Подожди, я только внесу в дом припасы, – сказал он, поворачиваясь. – А потом помогу тебе здесь привести все в порядок.

Когда он вышел, Роберта принялась стелить постель. Неужели ее муж думает, что она сама не способна ничего сделать? Да, она была дочерью главы клана Макартуров, но не настолько избалована, чтобы не уметь таких простых вещей.

Когда дверь открылась, и нагруженный, словно вьючная лошадь, Гордон свалил сумки и корзины посреди комнаты, она уже взбила перину и принялась за подушки. Он тут же подошел, чтобы помочь ей.

Роберта принялась взбивать вторую подушку, а Гордон начал расстилать меховое покрывало поверх одеяла. Стоя по обе стороны кровати, они то ласкали друг друга взглядами, то, смущаясь, отводили их.

– Я разожгу огонь, – хриплым голосом сказал Гордон, прерывая это безмолвное очарование, когда взгляд его серых глаз словно обволакивал ее. – Бидди положила нам горшок с тушеным мясом. Ты сможешь разогреть его, пока я накормлю лошадей и устрою их на ночь?

– Принеси пару ведер воды, – вместо ответа приказала она.

Гордон шутливо поклонился:

– Миледи, ваше желание для меня закон.

Прежде чем уйти, он разжег огонь в очаге, а потом вернулся к груде припасов на полу. Вытащив из корзины закрытый горшок с мясом, он снова направился к очагу, но Роберта остановила его.

– Горди?

– Что? – обернулся он.

Она подошла и взяла горшок у него из рук.

– Я сама это сделаю. А ты позаботься о лошадях.

На лице у него появилось легкое сомнение.

– А ты справишься?

– Я же не калека, – сказала она.

Гордон улыбнулся:

– В таком случае, кухня в твоем распоряжении, ангел.

Роберта повесила горшок над огнем и принялась помешивать мясо, чтобы оно получше прогрелось. Потом подошла к полкам с посудой и, взяв оттуда две миски, хорошенько протерла их, прежде чем поставить на стол. В корзине с продуктами она нашла каравай ржаного хлеба, который Бидди всегда подавала к тушеному мясу. Порезала и положила его на стол между двумя мисками.

Вспомнив о мясе, она бегом вернулась к очагу и снова помешала его. Ей не хотелось, чтобы первая еда, которую она готовила для своего мужа, подгорела и пристала к днищу горшка. Когда Гордон вернулся, она уже развешивала их одежду на деревянные вешалки по обеим сторонам двери.

– Как вкусно пахнет! – сказал Гордон, входя с двумя большими ведрами воды в руках. Он поставил их рядом с очагом и помог ей распаковать остальные вещи.

Решив, что кушанье достаточно разогрелось, Роберта наполнила их миски и объявила:

– Милорд, ваша любимая кэмпбеловская похлебка.

К ее удивлению. Гордон потянулся через стол и накрыл ее руку своей.

– Я еще не говорил тебе сегодня, как ты замечательно выглядишь? – спросил он.

Роберта улыбнулась и покраснела, услышав этот комплимент, но тут под столом раздалось жалобное поскуливание, разрушившее очарование момента. Они посмотрели вниз и увидели Смучеса, сидящего рядом с ними и нетерпеливо ожидавшего своей доли.

– Сиди, – сказал Гордон, когда Роберта сделала движение, чтобы подняться. Он наполнил мясом еще одну миску и поставил ее рядом с ножкой стола для Смучеса.

– Поскольку мы здесь для того, чтобы познакомиться поближе, без посторонних глаз, – сказал Гордон, – то давай поговорим о нас. Скажи мне, например, что ты подумала обо мне в тот первый день, когда увидела меня в замке своего отца?

– Зачем тебе это знать?

Гордон пожал плечами.

– Так, из любопытства.

– Насколько я помню, я подумала, что ты красивый, любезный и смелый, – призналась Роберта. – И еще слишком взрослый. Почти что пожилой.

Гордон разразился неудержимым смехом.

– А я подумал, что ты самый милый ангелочек, которого я когда-либо видел.

Роберта покраснела и опустила глаза в тарелку.

– Все остальные прибудут в долину завтра, – меняя тему разговора, сказал Гордон. – Мальчишкой я очень любил присутствовать на празднике костров. Подожди-ка минутку, я сейчас вернусь.

Гордон вышел из домика, а Роберта осталась, недоумевая, куда он мог пойти. Минут через десять она услышала, как он снаружи зовет ее. В сопровождении Смучеса она вышла за порог.

Улыбаясь, Гордон протягивал ей небольшой букет. Он состоял из бледно-розового лугового сердечника, пурпурного венерина башмачка и бледных анемонов – все, что можно было найти в горах весной.

– Ты согласна на звездную ночь вместо солнечного дня, о котором просила?

Роберта взглянула на небо. На черном бархатном пологе его прямо над головой висел молодой месяц в окружении сверкающих звезд.

– Да, милорд, – ответила она, принимая букет диких полевых цветов.

Подойдя ближе, Гордон прижал ее к себе. Они молча стояли, глядя, как Смучес носится вокруг, возбужденно обнюхивая все подряд.

– Я постою здесь со щенком, пока ты будешь готовиться ко сну, – сказал Гордон, целуя ее в макушку.

Вернувшись в дом, Роберта умылась и прополоскала зубы, а потом надела ночную рубашку. Придвинув стул к очагу, она расплела косы и расчесала волосы.

Вскоре вошел Гордон. Подойдя, он поцеловал ее в щеку и сказал:

– Пора спать, ангел.

Пока он тушил огонь в очаге, Роберта забралась в постель и ждала, затаенно дыша в темноте. Неужели пришел момент, когда он сделает ее своей? И как ей поступить, если Гордон… Она слышала, как он ходит по комнате, как, позвякивая пряжкой, раздевается. Кровать тяжело заскрипела под ним, когда он лег рядом.

– Спокойной ночи, ангел, – прошептал он и тут же крепко уснул.

Роберта лежала рядом с ним в удивлении. Зачем он затеял всю эту канитель с поездкой в горы, если не для того, чтобы заняться с ней любовью? Очень странно и непонятно он себя вел. Но долгое путешествие и все события этого дня так утомили ее, что глаза неудержимо начали слипаться, и скоро она так же крепко спала, как и ее муж.

– Уже утро. Просыпайся, ангел.

Услышав эти слова, Роберта еще продолжала некоторое время лежать с закрытыми глазами в надежде, что если она притворится спящей, то Гордон даст ей еще подремать. Однако ласковый хрипловатый голос мужа разбудил ее, и поневоле она слегка улыбнулась.

– Посмотри, что я тебе принес, – уговаривал Гордон, усевшись на край постели.

Роберта открыла глаза и заморгала от слепящего солнечного света, вливавшегося в окна и в открытую дверь домика. Она прикрыла глаза рукой и посмотрела на мужа.

Улыбаясь, Гордон протягивал ей свежий букет цветов.

В другой руке он держал миску с чем-то горячим и восхитительно пахнущим.

– Прими от меня солнечный свет, цветы и улыбку, – сказал он. – А на завтрак ты получишь еще и овсяную кашу с корицей.

Роберта приподнялась и села, прислонившись к спинке кровати. Зевнув, она отбросила с лица несколько непокорных прядей черных как смоль волос, не сознавая, как восхитительно выглядит с этой небрежной, слегка взлохмаченной прической – словно только что встала с ложа любви.

Взяв из рук Гордона миску и ложку, она попробовала сваренную им кашу.

– Слушай, с корицей она изумительна! А ты сам почему не ешь?

– Когда мужчина встает на рассвете, – сказал Гордон, – ему не стоит ждать, пока солнце поднимется высоко, чтобы позавтракать.

– Чем ты занимался?

– Накормил лошадей и наловил рыбы в нашей речке, – ответил он. – Принес целое ведро. Парочку почищу нам на обед, а остальное отошлю вниз, в долину, когда наши днем прибудут туда.

Роберта кивнула.

– А где Смучес?

– Дрыхнет в углу. Наверное, рыбалка его утомила. А ты не хочешь искупаться?

– Да, но… – Роберта оглядела комнату, не видя здесь ванны.

– Ангел, летом в ванне какое купанье? – сказал Гордон, заметив ее взгляд. Он взял у нее из рук пустую миску и поставил на стол. Потом снял с вешалки два полотенца и, выходя из комнаты, бросил: – Я подожду тебя снаружи.

Роберта быстро оделась и вышла из домика. Смучеса она не взяла с собой.

– Он все еще дрыхнет, – сказала она. – Я не могла его добудиться.

День был просто великолепный, точное повторение предыдущего. Высокие небеса без единого облачка голубели над вершинами деревьев, а на востоке сияло теплое утреннее солнце.

Ощущение радости и какой-то сладкой надежды охватило Роберту. А что, если эта редкая в Хайленде погода была для нее добрым предзнаменованием? Может, в конце концов для них с Гордоном есть надежда на счастье? Она украдкой смотрела на его красивый мужественный профиль и не верила, что этот мужчина принадлежит ей.

«А как же другие женщины, с которыми он…» – вплелся вдруг какой-то ехидный голосок, словно стремясь испортить ей это жизнерадостное чувство. Роберта лишь досадливо дернула плечом.

– А где мы будем купаться? – спросила она, пытаясь отогнать неприятные мысли.

– Тут есть заводь в долине, всего в десяти минутах ходьбы, – ответил Гордон. – Там очень красиво в утренние часы.

Роберта резко остановилась и отрицательно покачала головой.

– Я не могу этого делать, – сказала она.

– Чего не можешь?

– Купаться в заводи.

Гордон нахмурился.

– Но почему?

– Я не люблю воду, – ответила она. – Лучше останусь грязной.

– Но от тебя будет пахнуть, – поддразнил он.

Роберта даже не улыбнулась на эту шутку. Сердце ее учащенно билось, а руки задрожали от страха. Он ведь не будет принуждать ее к этому, если она наотрез откажется?

– Тебе нечего бояться, – попытался успокоить ее Гордон. – Я научу тебя плавать.

– Да не в этом дело! – закричала она. – Просто я боюсь глубины.

Гордон молча ждал, пока она объяснит.

– У нас однажды был страшный случай, – сказала Роберта, моля, чтобы он понял ее. – Дочь одного крестьянина едва не утонула в пруду. – Она приложила руку ко лбу и взмолилась: – Пожалуйста, Горди, не заставляй меня делать это.

Гордон обвил ее руками и привлек к себе.

– Ангел, а разве я когда-нибудь принуждал тебя делать то, чего ты не хочешь?

– Конечно, – ответила Роберта, по-детски кивая головой. – Ты заставил меня покинуть Англию, ты заставлял меня спать под открытым небом, пока мы ехали в Инверэри, ты…

– Достаточно, – с улыбкой сказал Гордон. – Уж к этому я не буду тебя принуждать. – Он задумался на мгновение и предложил: – Мы можем найти в речке место помельче. Там вода едва дойдет тебе до талии, но если мы сядем, то сможем искупаться.

– Хорошо, – не очень охотно согласилась она.

Рука об руку они вернулись назад и пошли по другой тропинке, ведшей из долины Глен-Эрей. Все вокруг было в росе, нежный запах вереска витал в воздухе, а на поверхности воды плясали солнечные зайчики.

На берегу речки они сели на камни и разулись. Затем Гордон встал и стащил через голову рубашку, злотом, расстегнув, сбросил и штаны.

Боже правый, что же мне делать? – испуганно подумала Роберта, широко раскрытыми глазами глядя на его спину. И против воли залюбовалась его широкими плечами, тонкой талией, ладными крепкими ягодицами. Что бы она испытала, ощутив давление этого сильного тела в постели на себе?

Когда он собрался повернуться, Роберта быстро зажмурила глаза.

– Ну что, так и будешь сидеть и краснеть тут? – спросил Гордон. – Или пойдем купаться?

Он явно посмеивался над ней, но все равно она не могла набраться храбрости, чтобы взглянуть на него.

– Горди, ты же голый, – прошептала она прерывающимся голосом.

– Но я всегда так купаюсь, – ответил он. – А ты сама что, купаешься в одежде?

Роберта покачала головой, но продолжала сидеть зажмурившись.

– Ты ведь обещал, что не будешь принуждать меня, – напомнила она.

– Ангел, я и не принуждаю тебя ни к чему, – возразил он, стараясь говорить мягким тоном. – А если ты так уж стесняешься, я первым войду в воду и сяду, чтобы не смущать тебя.

– Это другое дело.

Услышав плеск воды, когда Гордон садился в нее, Роберта открыла глаза. Гордон выглядел так глупо, сидя в мелкой речке и улыбаясь ей, что она едва могла удержаться от смеха. Картина, которую он представлял, напомнила ей ту ночь в таверне, когда он мылся там в ванне, рассчитанной разве что на карлика.

– Теперь твоя очередь, любовь моя.

«Любовь моя». Это просто расхожее обращение или он действительно имел в виду то, что сказал?

– Я жду.

Роберта медленно встала. Она сняла юбку, потом стащила через голову блузку. И почувствовала себя ужасно неудобно, одетая только в сорочку, в то время как он сидел и глазел на нее.

– Ты не мог бы зажмуриться, пока я вхожу в воду? – попросила она. – Мне будет легче, если ты не станешь смотреть, как я снимаю рубашку.

Гордон улыбнулся и закрыл глаза. Он готов был уже сказать, чтобы она не снимала рубашку, но раз уж ей хочется раздеться совсем, он не станет ее останавливать. Через несколько долгих секунд он услышал, как она вошла в речку и почувствовал ее рядом с собой.

– Боже правый, да тут вода не доходит даже до…

Гордон открыл глаза и взглянул на нее. Ее прелестные округлые груди с розовыми сосками возвышались над водой.

Когда она подняла руки, чтобы прикрыть обнаженную грудь, он мягко остановил ее.

– Ангел, не прячь от меня свою красоту, – сказал он голосом, хриплым от долго сдерживаемого желания.

Роберта опустила руки и беспомощно уставилась на него изумрудными, наивными девичьими глазами.

– О, дорогая, как ты прекрасна. – Он опустил голову и приник к ее губам в нежном, пробном поцелуе. – Я не обманывал тебя на этот раз, – прошептал он возле ее губ. – Я просто неправильно оценил уровень воды.

Это заставило Роберту расслабиться – она улыбнулась ему.

А Гордон обнял ее рукой за плечи и снова поцеловал. Потом раздвинул языком ее губы и скользнул внутрь. Нежно и замедленно он целовал ее, лаская языком рот. Потом начал гладить ее груди, и, потрогав большим пальцем чувствительные соски, подразнил их, заставив отвердеть.

Роберта прерывисто задышала от незнакомого, но невероятно сладостного ощущения. Ее кожа покрылась пупырышками.

– Нет, ангел, это произойдет не здесь, – медленно проговорил Гордон, почувствовав, что она испытывает сейчас. – У тебя должны быть лучшие воспоминания об этом. Здесь не очень подходящая обстановка. – Он снова поцеловал ее и прошептал: – Сегодня ночью, ангел. Я буду любить тебя сегодня ночью.

И заметив густой румянец, окрасивший ее щеки, добавил:

– Господи боже, ты краснеешь чаще, чем любая женщина из всех, которых я знал. А сейчас я собираюсь встать и помочь подняться тебе. Так что закрой глаза, если не хочешь покраснеть еще больше.

Она послушно закрыла глаза, и Гордон улыбнулся. Он помог ей подняться, а потом взял на руки и вынес на берег. Стоя на берегу, он очень медленно, заставив соскользнуть вдоль своего тела, поставил ее на ноги.

– Это греховно, наверное, то, что мы делаем, – сказала Роберта, смущенно взглянув на него.

– Какой же тут грех для давно женатой пары, такой, как мы с тобой, – ответил он. – А теперь отвернись и одевайся, а я повернусь в другую сторону.

Роберта повернулась к нему спиной и быстро вытерлась полотенцем. Потянувшись за рубашкой, она почувствовала какое-то движение позади себя.

– Не подглядывай, – сказала она.

– А мне нравится подглядывать, – возразил Гордон, восхищаясь совершенными формами ее тела.

– Ты сказал, что мы… – начала Роберта и, повернувшись, увидела, что он в упор смотрит на нее. Инстинктивно она опустила взгляд вниз. – Боже мой! – вскричала она и тут же отвернулась.

Гордон рассмеялся и взялся за штаны. Его жена была одновременно и невинным ангелочком, и невероятно соблазнительной для него. Трудновато ему будет дожидаться, пока она вполне созреет для плотской любви. Но зато уж потом…

– Это была Печаль или Забота, та речка, в которой мы купались? – спросила Роберта, чтобы скрыть свое замешательство.

– Знаешь, дорогая, я готов переименовать ее, – сказал он. – Отныне она будет называться Радость.

Когда они вернулись в охотничий домик, их там уже ждали: держа на коленях крохотного Смучеса, огромный Дьюи сидел перед очагом. Едва они вошли в комнату, он тут же поднялся, почти упершись головой в потолок.

– Все уже собрались в долине? – вместо приветствия спросил его Гордон.

– Да, – ответил тот.

– Добрый день, Дьюи, – поздоровалась Роберта. – Как поживает Гэбби?

– Она тоже в долине. Она нужна вам зачем-нибудь?

Роберта отрицательно покачала головой. Дьюи поцеловал Смучеса в нос и позволил щенку лизнуть себя в щеку.

– Он ведет себя очень дружелюбно, хоть и англичанин, – подмигнул им парень и тут же добавил: – А вы, я вижу, играли в Адама и Еву.

Гордон бросил взгляд на жену. Она сделалась пунцовой до корней волос, словно ребенок, застигнутый за чем-то недозволенным. Что за недотрога.

– Тебе нужно что-нибудь? – спросил он у Дьюи.

– Ничего, я пришел, чтобы тебе помочь.

Гордон удивленно поднял брови.

– Ты забыл прихватить с собой виски и сумку для гольфа, – сказал великан. – Виски на столе, а сумка в углу.

– Вот спасибо, – улыбнулся Гордон. – Хочешь посидеть и выпить со мной?

– Гэбби убьет меня за это, – отказался Дьюи, покачав головой. – Я должен еще устроить скот на новом месте и подготовиться к ночному празднику. А вы придете?

Гордон повернулся к Роберте и пояснил:

– Сегодня ведь праздник костров. Все соберутся у огня и будут там до самого рассвета. Ты хочешь пойти?

– Если ты захочешь, я пойду, – ответила она.

– Хорошо, вот тогда мы и выпьем виски, – проговорил Дьюи, направляясь к двери. Проходя мимо Роберты, он положил ей в руки щенка и вышел за порог.

– Завтра утром мужчины устроят два костра, – сказал Гордон. – Потом женщины начнут прогонять между ними скот, а до того влюбленные могут прыгать вместе через огонь. – Голос его опустился до низкого шепота. – Это древний обычай, призванный обеспечить изобилие, и он приносит любящим счастливую судьбу. Ты хочешь прыгнуть со мной через священный костер?

– Почту за счастье, милорд, – шутливо ответила Роберта. – С вами хоть прямо в костер.

– Ты ужасно соблазнительна, – сказал Гордон, легонько целуя ее в губы, – но я должен, увы, почистить рыбу, или мы останемся без обеда.

Золотистое зарево заходящего солнца постепенно угасало на западе, и наконец лавандовые сумерки опустились на Хайленд. Держа в руках Смучеса, Роберта спускалась вместе с Гордоном вниз по тропинке, что вела в Глен-Эрей, находившийся меньше чем в миле от охотничьего домика.

Приблизившись к заводи, образованной слиянием Заботы и Печали, она увидела, что просторный луг между ними заполнен женщинами и детьми. Отдельно небольшой группой стояли мужчины, пришедшие пасти скот. Через две недели им на смену прибудут другие, а тех сменят третьи. Таким образом к концу лета каждый мужчина из клана Кэмпбелов проведет какое-то время на летних пастбищах.

– Папа! Папа! – раздались вдруг два тоненьких голоска, и Роберта увидела бегущих к ним Дункана и Гэвина. С радостной улыбкой на лице Гордон низко наклонился и схватил в объятия обоих сыновей.

Стоя рядом, Роберта не знала, что ей делать. Она боялась, что мальчики отпрянут от нее на глазах у отца, и все же надеялась, что они хотя бы удержатся от того, чтобы перекреститься или назвать ее ведьмой. Может, зря она явилась сюда, на это сборище Кэмпбелов?

Чувствуя себя здесь посторонней, она посмотрела дальше и увидела сидящую посреди группы женщин Кору с младенцем на руках. Гордон весело болтал с сыновьями, а у нее не было среди собравшихся никого, с кем она могла бы заговорить. Казалось бы, ей следовало давно уже привыкнуть к своему одиночеству, но все-таки в душе затаилась боль.

– Леди Роб!

Роберта повернулась на голос и с облегчением вздохнула, увидев два лица, светившихся радостью и дружелюбием при виде нее.

– Надеюсь, вы на меня не сердитесь, – сказала Гэбби, устремляясь к ней и таща за собой Дьюи. – Горди заставил меня поклясться, что я никому не скажу, куда он вас повезет.

– Я бы никогда не смогла рассердиться на тебя, – ответила ей Роберта.

Гэбби взяла у нее из рук Смучеса и передала его Дьюи.

– Должна же от тебя быть хоть какая-нибудь польза, – шутливо сказала она мужу.

А сама схватила Роберту за руку и подвела ее к костру, объявив:

– А вот и наша леди. Ну-ка освободите место для нее.

Роберта покраснела, когда лица всех сидящих вокруг костра повернулись в ее сторону. Потупив взгляд, она села рядом с Гэбби. И тут же слева от нее уселся Гордон, а Гэвин забрался к отцу на колени и украдкой поглядывал на нее.

– Добрый вечер, Гэвин, – тихо сказала Роберта.

Мальчик слегка улыбнулся ей, и вышло это так обворожительно, так похоже на отца, что у Роберты защемило сердце. Она перевела взгляд на его старшего брата, стоявшего за спиной Гордона.

– Добрый вечер, Дункан, – сказала она.

Мальчуган посмотрел на нее, но не ответил.

– Поздоровайся с леди Роб, – сказал ему Гордон. – А потом садись здесь, рядом со мной.

Дункан перевел взгляд с нее на отца и вдруг заявил:

– Я сяду с мамой. Пойдем, братец?

Ни за что не желая терять свое место на коленях у отца, Гэвин отрицательно покачал головой. Дункан бросил на него сердитый взгляд, а потом обошел вокруг костра и уселся рядом с матерью.

Заметив помрачневшее лицо мужа, Роберта дотронулась до его локтя и прошептала:

– Не вини парнишку в том, что он привязан к матери.

Гордон кивнул, и взгляд его немного смягчился. Роберта почувствовала себя более непринужденно, когда вокруг начались обычные разговоры и люди перестали обращать на нее внимание. Густая тьма окутала собравшихся; единственным светом были пляшущие отблески пламени. Роберту радовала наступившая темнота – ведь ночь скрывала этот мучивший ее изъян.

– Эй, Горди, – попросил кто-то из мужчин, – расскажи нам историю про знамя феи.

– Было это в давние времена, – начал Гордон голосом достаточно громким, чтобы слышали все, но таинственным, словно собирался поведать какую-то тайну. – Однажды предводитель клана Кэмпбелов встретил в лесу прекрасную девушку. Они полюбили друг друга, и этот Кэмпбел привез ее в замок Инверэри и женился на ней. Но было кое-что, чего он не знал. Оказывается, его жена была феей.

Дети затаили дыхание, а мужчины и женщины, уже знавшие эту историю, слегка заулыбались.

– А что было дальше, пап? – спросил Гэвин, повернувшись к отцу. – Она его заколдовала?

– Нет, сынок. Этот Кэмпбел и его жена-фея прожили вместе двадцать лет, – продолжал Гордон. – Но, к несчастью, феи не могут жить вечно среди людей. И вот однажды вечером, когда они отмечали двадцатилетнюю годовщину своей свадьбы, – а это было накануне праздника костров, – жена открыла мужу, кто она в действительности, и сказала, что этой ночью должна вернуться в свое волшебное царство. При этом она плакала и обещала любить его вечно. Кэмпбел был потрясен услышанным. Но в конце концов смирился с неизбежным и отвез ее в долину Глен-Эрей. Его жена-фея оставила ему на память знамя, которое вышила для него, а потом, поцеловав мужа в последний раз, исчезла в тумане. Никто и никогда не видел ее больше. А знамя, подаренное ею, наделено магической силой. Вот почему, сражаясь под ним, Кэмпбелы всегда побеждают.

Все, в том числе и Роберта, захлопали, когда Гордон закончил.

– Господи, у меня от твоего рассказа мурашки побежали по всему телу, – передернув плечами, сказала Гэбби.

– Не бойся, дорогая, я с тобой, – обнял ее Дьюи.

– Леди Роб, а вы не расскажете нам какую-нибудь историю? – спросила она.

Роберта покраснела и, мысленно возблагодарив бога, что темнота скрывает ее смущение от собравшихся здесь людей, негромко ответила:

– Да. Эта история связана с моим мужем.

– Расскажите, расскажите!.. – послышалось сразу несколько голосов.

– Когда я жила в Лондоне у моего дяди, а Горди приехал, чтобы отвезти меня сюда, мы как-то решили с ним осмотреть королевский зверинец, – начала рассказывать Роберта. – Вокруг ямы, где содержались огромные львы, была ужасная давка. Когда я приблизилась к ней, кто-то сзади толкнул меня. Я поскользнулась, и одна нога у меня застряла в решетке ямы. Лев собрался было вцепиться в нее, но Горди бросился на помощь. Он молниеносно выдернул меня и этим спас.

Все сидящие вокруг костра весело захлопали Гордону.

– Ты хорошо сделал, папа, – сказал ему Гэвин. Гордон улыбнулся:

– Ну что ж, спасибо за похвалу, сынок. – А кто же вас толкнул? – спросила Гэбби.

Роберта пожала плечами:

– О нем мы так ничего и не узнали.

– Или о ней.

– Что ты имеешь в виду?

Гэбби бросила многозначительный взгляд в сторону Коры.

– Злоумышленником могла быть и женщина. Некоторые из них очень мстительны и злобны.

– Ты это обо мне говоришь? – вызывающе громко спросила Кора.

– Ага, на воре и шапка горит, – насмешливо протянула Гэбби.

– Хватит, хватит? Не будем портить праздник, – вмешался Гордон, чтобы не дать разгореться скандалу.

– Она первая это начала, – обиженно заявила Кора.

– А я буду последним, – твердым голосом ответил Гордон.

– Я могу рассказать еще одну историю про моего мужа, – сказала Роберта, прерывая напряженное молчание, последовавшее за этой перепалкой. И когда все лица выжидательно повернулись к ней, продолжила: – Я была восьмилетней девочкой, когда Гордон приехал в наш замок Данридж, чтобы жениться на мне. Я рассказала ему о страшном чудовище, которое живет у меня под кроватью и каждый вечер меня пугает. Гордон выслушал и тут же пошел в мою комнату. Он убил ужасного монстра, и с тех пор я спокойно спала по ночам.

– А что произошло в комнате? – спросил кто-то из детей.

– Как выглядело это чудовище? – поинтересовался другой.

– Уже поздно, – сказал Гордон, искоса взглянув на жену. – Пожалуй, я приберегу эту историю на другую ночь.

– Леди Роб, как все-таки выглядело чудовище? – спросил Гэвин, заговорив с ней в первый раз с того дня в саду, когда он назвал ее ведьмой.

– Очень страшное, просто отвратительное на вид, – ответила она. – У него был один-единственный сверкающий красный глаз посреди лба и два длинных желтых клыка, торчащих из пасти. Так ведь, Горди?

– Да, дорогая, – Гордон подмигнул ей и поднялся, ссадив сына с колен. – Пора спать, Гэвин. Иди к маме. Увидимся утром.

Малыш обнял отца и повернулся к Роберте, прежде чем направиться на другую сторону костра к матери.

– Спокойной ночи, леди Роб.

– Спокойной ночи, Гэвин, – улыбнулась она мальчику.

Гордон взял нетерпеливо скулившего Смучеса из рук Дьюи и передал щенка жене. Они уже двинулись прочь, когда Дункан бегом догнал их и обнял отца.

– Я чудесно провела время, – сказала Роберта, когда они возвращались в охотничий домик.

– Вечер еще не кончился, ангел, – ответил Гордон, улыбаясь в темноте.

Войдя в дом, Роберта взглянула на кровать, и взгляд ее вдруг застыл, словно она внезапно

увидела там чудовище, которое только что так красочно описала. Смелая девушка, не побоявшаяся поднять кинжал на королевского приближенного, она боялась идти в постель со своим мужем. Гордон понимал, что нужно действовать осторожно, шаг за шагом вызывая в ней возбуждение. И хоть ему это было нелегко, он приготовился именно к этому.

Поставив на стол кувшин с виски, он неторопливо разжег огонь в очаге, чтобы выгнать из домика вечернюю сырость. Потом взял на руки щенка.

– Мы со Смучесом пойдем проверим лошадей, пока ты ляжешь в постель, – сказал он. И, задержавшись в дверях, добавил: – Только сделай мне одолжение, ангел: не надевай ночную рубашку.

Эта просьба удивила Роберту.

– А почему? – спросила она.

– У тебя в ней слишком невинный вид, – сказал он. – Я чувствую себя так, словно ложусь в постель с двенадцатилетней девочкой.

– Ну, а что же мне тогда надеть? – прошептала она, впадая в легкую панику. – Ничего?

– Надень вот это, – бросил ей Гордон свою чистую рубашку. И сразу вышел на улицу.

Нет, она не сможет пережить все это, с чувством, близким к панике, подумала Роберта. Если она переспит сегодня с ним, ей никогда уже не вернуться в Англию.

«Но ты же хотела его, когда днем купалась с ним в речке, – напомнил ей внутренний голос. – И кроме того, ты все равно не вернешься в Англию, неважно, случится это или нет».

В нерешительности, она поднесла рубашку мужа к лицу. От гладкого полотна пахнуло ароматом горного вереска – она глубоко втянула в себя этот запах, наслаждаясь им. И снова ощутила губы Гордона на своих губах, его язык, скользнувший между ее полураскрытыми губами, его ладонь, ласкающую груди, его палец, ласкающий соски…

Это воспоминание решило все. Роберта быстро разделась и натянула через голову его рубашку. Сорочка доходила ей до середины бедер, а рукава были слишком длинны. Закатав их, она встала возле стула и уставилась на пламя в очаге.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем дверь распахнулась, и Гордон вошел в дом.

– Ты обязательно хочешь взять меня сегодня? – дрожащим голосом спросила она.

12

Гордон замер, удивленный ее словами и тоном, которым она это произнесла. Роберта была бледна, будто перед обмороком. У нее был страх на лице, как у молодого воина перед самой первой в жизни битвой. Она, казалось, приготовилась к смерти. Его девственница-жена панически боялась неизвестного.

Гордон неторопливо закрыл за собой дверь. Он погладил щенка и опустил его на пол. Смучес тут же забился в угол, и Гордон мысленно похвалил его за это. Затащить свою жену в постель и так было делом довольно хлопотным, и ему тем более не улыбалось еще и выгонять из постели щенка, чтобы заняться с ней любовью.

– Ну? – спросила Роберта нервным, звенящим от напряжения голосом.

Гордон перевел взгляд на ее руку, вцепившуюся в спинку стула, с побелевшими от напряжения пальцами, и опустил глаза на ее тело, едва прикрытое сорочкой. Она выглядела ужасно соблазнительно. Он испытал сильнейшее желание тут же уложить ее прямо на пол, но усилием воли сдержал себя.

– Успокойся, ангел, расслабься, – сказал он с самой обаятельной улыбкой.

Повернувшись к ней спиной, он стянул с себя рубашку и повесил ее на крючок возле кровати. Потом неспешно снял башмаки и чулки. В постели с Робертой ему будет проще, если не придется наспех снимать с себя что-то из одежды, и, значит, надо снять все. Прежде ему случалось иметь дело с женщинами, даже не снимая башмаков, но его жена заслуживала лучшего.

Несколько долгих мгновений Гордон молчал, прежде чем повернулся к ней лицом. На нем оставались только грубошерстные штаны, он выглядел словно дикий горец. Да, Роберта уже видела его обнаженным на речке, но сейчас совсем другое дело. Они оба знали, что должно совершиться между ними через несколько минут, и это усложняло дело.

– А знаешь, дорогая, – сказал Гордон, с веселой, ребяческой улыбкой поворачиваясь к ней. – Мне бы хотелось выпить с тобой и немного поболтать.

– Ты хочешь просто поговорить? – недоверчиво отозвалась Роберта, и лицо ее прояснилось, краски снова начали возвращаться на ее лицо.

Гордон весело кивнул. Ну и трусиха! Она вела себя так, словно бы он и был тем самым чудовищем, что жило у нее под кроватью, а не героем, победившим его.

Вразвалочку подойдя к столу. Гордон украдкой взглянул на нее и налил себе почти полный стакан виски. Потом медленно повернулся к ней, поднял стакан к губам, словно провозглашал в ее честь тост, и сделал большой глоток. Возбужденный обжигающей горечью напитка, он двинулся через комнату к ней. Отчаянное выражение на лице Роберты едва не заставило его рассмеяться: он видел, что она убежала бы сейчас, если бы стул не загораживал дорогу.

– Иди сюда, ангел, – сказал он, протянув к ней руку. – Посиди со мной. Нам надо обсудить кое-что важное.

Роберта перевела взгляд с его лица на стул, потом снова на него.

– Но тут место лишь для одного, – сказала она.

– Хватит и для двоих, если ты сядешь ко мне на колени, – возразил он. – Ну, пожалуйста! – Это единственное слово «пожалуйста» совершило чудо, ведь он просит, а не приказывает.

Роберта медленно облизнула языком губы, пересохшие от волнения, и Гордон едва не застонал от этого невероятно чувственного движения, сделанного ею по неведению. Когда же она протянула к нему слегка дрожащую руку, он схватил ее и потянул вниз, мягко, но настойчиво усадив к себе на колени.

Уставившись на огонь в очаге, Роберта сидела прямая и окаменевшая, словно статуя. Неужели она боялась даже взглянуть на него?

– Расслабься, ангел, – уговаривал Гордон, слегка поглаживая ее по спине. – Я ведь тебя не укушу.

Роберта робко взглянула на него. Ее взгляд говорил о том, что она знает, что он намеревается сделать с ней.

– Сделай глоток, – сказал он, протягивая ей кружку.

Роберта покачала головой.

– Ну, пожалуйста, сделай это ради меня, – принялся уговаривать он с обаятельной улыбкой, такой же искренней, как у младшего сына.

Роберта взяла у него из рук кружку и, зажав ноздри пальцами, сделала большой глоток. Содрогнувшись, когда огненная жидкость обожгла ее изнутри, протянула кружку обратно.

Гордон снисходительно улыбнулся:

– Дорогая, когда пьешь, лучше не зажимать нос.

– Так пьется легче, – ответила она.

Гордон сам отхлебнул еще виски и поставил кружку на пол рядом со стулом. Потом мягко заставил ее прислониться к своей обнаженной груди и положил ее голову себе на плечо.

Поглядывая на него из-за густых, черных как смоль ресниц, Роберта ждала, что он скажет.

– Тебе удобно, ангел?

– Да.

– А теперь поговорим вот о чем, – начал Гордон, ласково заглядывая в ее изумрудные глаза. – Я не собираюсь сейчас же набрасываться на тебя. Так поступают животные или грубые мужланы, которые не знают любви, а лишь удовлетворяют свою похоть. Любовь же – это единение не только тел, но и чувств, эмоций. Ты понимаешь?

– Да, – ответила она, но выражение ее лица говорило совсем о другом.

– В этом нет ничего страшного. Разве я когда-нибудь лгал тебе? – И тут же, усмехнувшись на собственный вопрос, поправился: – Я когда-нибудь причинял тебе зло?

Роберта отрицательно покачала головой.

– Нет, ты спас мне жизнь возле львиной ямы и помог скрыться от королевы, – ответила она. – А десять лет назад ты убил чудовище, жившее у меня под кроватью.

– Тогда все в порядке, – сказал Гордон, довольный, что убедил ее. – Хочешь еще что-нибудь спросить?

Покусывая нижнюю губу, Роберта опустила глаза и покраснела от смущения.

– А что при этом чувствуют? – спросила она.

– Ах, дорогая! То, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, так же приятно, как солнечное тепло, нежные цветы, ласковые улыбки, – ответил он. – И даже еще приятней.

Услышав это, она оживилась, но секундой позже на лице ее снова появилось недоверие.

– Откуда мне знать, что ты говоришь это не просто для того, чтобы заманить меня к себе в постель? – спросила она.

– Подумай сама, разве в мире было бы так много людей, если бы занятие любовью не было бы таким приятным? – возразил Гордон. – Но чего я сейчас больше всего хочу, так это только твой поцелуй. Ты поцелуешь меня, дорогая?

– Да. – Роберта закрыла глаза и подставила губы.

– Нет, ангел, я хочу, чтобы ты сама меня поцеловала.

– Ну ладно, – согласилась она, открывая глаза. И потянувшись к нему, целомудренно его поцеловала.

– Ну нет. Ты не вложила в это никакого чувства, – недовольно пожаловался он. – А мне нужен настоящий поцелуй.

Собравшись с духом, Роберта крепко обняла его и обхватила ртом его губы. Волна желания пробежала по всему телу Гордона, когда он ощутил, как ее язык скользнул меж его губ. Неумело она старалась подражать ему.

Не в силах сдержаться, Гордон обнял ее обеими руками и жадно возвратил этот поцелуй. Но тут же овладев собой, подарил ей другой, медленный, долгий, проникновенный поцелуй, в который вложил всю нежность, которую испытывал к ней.

– Ты сделала это замечательно, – прошептал он у ее губ. – А теперь мне хочется, чтобы ты потрогала меня.

– Потрогала?.. – воскликнула она, явно встревоженная.

– Просто проведи рукой по моей груди, – попросил он тихим и ласковым голосом. – Или где-нибудь еще, где хочешь.

Протянув руку, Роберта провела кончиками пальцев по его обнаженной груди к плечу, а потом вниз по мощным мышцам к локтю. Ей хотелось касаться его, ощущать напряжение его мускулов под своей рукой, чувствовать изумительную гладкость и теплоту его кожи. Осмелев, она скользнула ладонью от локтя вверх к его шее, а потом вниз к груди, с удовольствием погрузив пальцы в шелковистые каштановые волосы, покрывающие ее посредине. И точно так же, как он сделал с ней утром, провела большим пальцем по его плоскому соску, улыбнувшись, когда он отвердел под ее прикосновением.

Гордон едва не застонал под этими ее сладостными прикосновениями. Не сдержавшись, он порывисто притянул к себе ее голову и, наклонившись ближе, прильнул к ее губам.

И Роберта ответила на этот поцелуй.

– А теперь я хочу потрогать тебя там же, где ты трогала меня, – хриплым шепотом сказал он. – Можно?

– Да, – прошептала она.

Медленно, чтобы не вспугнуть, Гордон потянул рубашку вниз с ее плеч по рукам. И спустив до талии, оставил ее груди обнаженными. С розовыми, трогательно торчащими в стороны сосками, они были совершенной формы.

Его охватило неистовое желание приникнуть губами к этим влекущим розовым бутонам, но усилием воли он сдержал себя. И снова поцеловал Роберту, а когда она вздохнула у его губ, скользнул рукой по груди и слегка подразнил ее чувствительные соски, которые сразу же отвердели.

С удивлением Роберта ощутила какой-то трепещущий жар между бедрами. Дыхание ее стало неровным и частым; она потянулась к его ласкающей руке, стремясь ощутить все острее и острее то сладострастное ощущение, которое вдруг почувствовала.

– Поцелуй меня, ангел! – прошептал Гордон обольстительно хриплым от желания голосом.

Во вторичном приглашении Роберта не нуждалась.

Она обвила руками его шею и приникла губами, целуя со все разгоравшейся страстью.

– Чего бы я хотел, так это снять нашу одежду и лечь и в постель, пока мы ласкаем друг друга, – сказал Гордон. – Ты согласна?

Роберта кивнула, хотя и покраснела от смущения. Слабый румянец со щек распространился по ее нежному горлу вплоть до самой груди.

Задыхаясь, Гордон поцеловал ее и поднял, чтобы, пронеся через комнату, мягко опустить поверх мехового покрывала на кровать. Жадно целуя, он до конца стянул с нее рубашку, оставив обнаженной перед своим взором.

Как загипнотизированный, смотрел он на ее мягко округлые груди, на нежные бедра и тонкую талию. Да, он мельком видел ее и раньше, но теперь, когда она лежала перед ним обнаженной и словно бы ждала, у него вдруг пересохло в горле и ослабели колени.

Гордон наклонился над Робертой и опять поцеловал ее, одновременно снимая с себя грубошерстные штаны и бросая их на пол.

– Ангел, как ты прекрасна! – прошептал он, одной рукой поглаживая ее бедра.

– Ты тоже!.. – порывисто выдохнула она.

Гордон поцеловал ее так медленно, словно время остановилось и впереди у них была целая вечность, чтобы сделать то, чего оба желали. Ему хотелось до предела продлить эти упоительные секунды предвкушения; держа ее в объятиях, он уже знал, что она согласна и пойдет на это по доброй воле. Он понимал, что это была самая важная ночь в их супружеской жизни, и то, что произойдет в постели между ними сейчас, окрасит их отношения на всю оставшуюся жизнь.

Он прижал ее теснее к своему твердому мускулистому телу. Его поцелуй стал требовательнее, заставив Роберту задышать еще чаще.

Инстинктивно отвечая на его страстный поцелуй, она обвила руками его шею и изо всех сил прижалась к нему своим обнаженным телом. В первый раз в своей жизни она испытывала сладостное чувство от мужской твердой плоти рядом со своей мягкой женской. И это ее потрясло.

– Я собираюсь любить тебя, ангел, – прошептал Гордон. – Ты понимаешь?

– Да, – едва дыша, прошептала она. – Люби меня!..

Гордон улыбнулся и приник к ее губам в умопомрачительном поцелуе, который длился целую вечность. Роберта с такой же страстью отвечала ему. Он раздвинул языком ее губы, скользнул внутрь и провел им по нежной внутренности ее рта. Она отвечала ему тем же. Их языки соблазнительно встретились, сначала робко, потом все смелее и смелее, свиваясь в сумасшедшем танце, таком же древнем, как само время.

– Ты чувствуешь словно бы солнечное тепло? – прошептал Гордон.

– Да.

– И я тоже.

Роберта застонала от его признания. От этих слов у нее натянулись какие-то нежные струны в душе, а все ее тело воспламенилось желанием.

Гордон страстно покрывал поцелуями ее виски, ее щеки, подбородок, глаза. Его губы то снова возвращались к ее губам, то ласкали нежный изгиб шеи, то опускались к трепещущим грудям и ниже, к животу и бедрам. Захватив губами один из розовых сосков, он вобрал его, и тут же трепещущий жар между ног вспыхнул в ней с новой силой.

– Дорогая, – прошептал Гордон, когда она застонала под ним. – Раздвинь для меня ноги.

Без колебаний Роберта сделала то, что он сказал, не ожидая уже от него ничего, кроме новых наслаждений.

Гордон слегка привстал между ее бедрами. Она застонала в ожидании новой сладостной муки.

– Взгляни на меня, ангел.

Роберта открыла глаза. В них горело желание.

– Будет только секундочку больно, – пообещал он. – Потерпи.

Одним мощным толчком Гордон вошел в нее, нарушив девственность, и погрузился глубоко внутрь ее дрожащего тела. Роберта вскрикнула от неожиданной боли и вцепилась в него.

Гордон замер, оставаясь совершенно неподвижным, давая ей возможность привыкнуть к этому новому ощущению внутри себя. Потом осторожно начал обольстительные движения, побуждая ее двигаться вместе с ним.

Инстинктивно Роберта обвилась вокруг него ногами и встречала его мощные толчки своими собственными. И вдруг она воспламенилась и взорвалась, словно волны этих безумно сладостных ощущений подхватили ее и унесли в рай.

Только после этого Гордон позволил себе удовлетворить свою собственную долго сдерживаемую потребность. Он застонал, задрожал и излил горячее семя внутрь ее лона.

Несколько долгих мгновений после этого они лежали совершенно неподвижно; их прерывистое дыхание было единственным звуком, нарушавшим тишину. Наконец Гордон перекатился в сторону, увлекая ее за собой, и поцеловал в лоб.

Сияющими глазами Роберта радостно посмотрела на него.

– А ведь ты обещал, что мы будем только трогать друг друга, – сказала она.

– Мы так и сделали, – ласково усмехнулся Гордон. – И снаружи, и внутри.

– Если бы я только знала, что заниматься любовью так приятно, то, вместо того чтобы ехать в Англию к дяде, я бы прискакала к тебе в Инверэри и потребовала, чтобы ты выполнил свой супружеский долг.

– Благодарю за лестную оценку, ангел. – Гордон вытянул из-под них меховое покрывало и набросил его сверху со словами: – А теперь пора спать.

– Я не устала, – возразила Роберта.

– Что ж, давай немного поболтаем. – Гордон обнял ее и чмокнул в щечку. – Жаль, что я не приготовил к нашей брачной ночи подарок для тебя.

– Но ты уже подарил мне это кольцо. – И, не заботясь о том, что выставляет напоказ свой «дьявольский цветок», Роберта вытянула левую руку, чтобы полюбоваться золотым кольцом с огромным изумрудом.

– И все же мне хотелось бы подарить тебе что-то большее, – возразил Гордон. – Ну, чего тебе хочется?

Роберта повернулась на бок, прижавшись кнему. И, лежа нос к носу с ним, проговорила:

– Солнечный свет, цветы и приветливую улыбку.

– Они твои, ангел. Ими владеешь только ты, и никто другой.

– Ты, и никто другой, – прошептала она, смыкая веки.

Гордон поднял к губам ее левую руку и приложился поцелуем к родинке.

– В сентябре я отвезу тебя ко двору, где ты будешь представлена королю, – сказал он. – В Эдинбурге множество магазинов, где продается все, что душе угодно. Там мы и выберем тебе подарок. А когда родится наш первенец…

Но, взглянув на жену, Гордон увидел, что она уже спит. Легчайшим, как дуновение ветерка, поцелуем он коснулся ее черных волос, а потом и сам погрузился в глубокий, без сновидений, сон.

Проснувшись на другое утро, Гордон еще с закрытыми глазами потянулся к середине постели, ища теплое хрупкое тело жены. Но ее там не было. Он открыл один глаз, потом другой. Постель была пуста. Куда же она исчезла?

Тут до него донесся звон посуды с противоположного конца комнаты и, приподняв голову, он увидел ее. Стоя в его белой рубашке перед очагом, Роберта готовила завтрак. Ее черные волосы каскадом падали до самой талии, а сквозь тонкий, почти прозрачный лен рубашки просвечивали соблазнительные очертания ее стана и бедер.

– Я вижу, ты пробуешь свои силы в стряпне, – чуть хриплым со сна голосом пробормотал он. – Вот никогда бы не подумал, что такая благородная леди может возиться с горшками.

Услышав звук его голоса, Роберта обернулась, и губы ее сложились в ласковую улыбку. Тепло, которое излучали ее изумрудные глаза, яснее слов говорило о том, сколько нежности к нему она хранила в своем сердце.

– И что, это будет съедобно, ангел? – шутливо спросил он.

Роберта подняла одну бровь, передразнивая его привычную манеру.

– Еще бы! – заявила она. – И вообще, у меня еще много талантов, о которых ты даже не подозреваешь.

– А я люблю сюрпризы, – ответил Гордон. – Особенно такие, как сегодня ночью. Ты можешь удивлять меня ими в любое время суток.

– Прошлая ночь едва ли была для тебя сюрпризом, – нахмурилась Роберта, но тут же не удержалась и улыбнулась. – Ты все рассчитал заранее своей хитрой кэмпбеловской головой.

– Как ты можешь подумать обо мне такое! – изображая оскорбленную невинность, воскликнул он. И вслед за тем, подмигнув ей, добавил: – Аты носишь мою рубашку, ангел. Она тебе идет.

– Мне нравится ее запах.

– Так моя рубашка пахнет?

– Это ты пахнешь, – сказала Роберта. – Горным вереском.

Это заставило его улыбнуться.

– Иди-ка сюда, – ласково позвал он, хлопнув рукой по подушке. – Продолжим наш разговор здесь.

Роберта взглянула на пресные лепешки на противне, поставленном на огонь, и подняла палец, прося, чтобы он дал ей еще минуту. Потом взяв деревянную лопатку, осторожно сняла лепешки с противня и, переложив их на доску, накрыла льняным полотенцем, чтобы сохранить мягкими и теплыми на все утро.

И лишь после этого быстро юркнула к нему в постель.

– Итак, ангел, с чего это ты поднялась ни свет ни заря? – целуя ее в губы, спросил он.

– Как жена, я обязана накормить тебя завтраком, – ответила она.

Гордон удивленно поднял одну бровь, но глаза его лучились весельем и нежностью. Она была первой в его жизни женщиной, которая после ночи, проведенной с ним, принялась готовить ему завтрак, а не отправилась проматывать его деньги в магазинах и модных лавках, как другие.

– Значит, одна ночь со мной – и ты уже сделалась образцовой домашней хозяйкой? – поддразнил он ее.

Прежде чем она успела раскрыть рот, чтобы ответить, Гордон быстро схватил ее и начал целовать, сначала жадно, а потом все более медленно и проникновенно. Свободной рукой он поглаживал ее гибкую спину, а когда она чувственно вздохнула у его губ, то поднял ей сзади рубашку и обхватил руками ее голые ягодицы.

– У тебя восхитительная попка, – пробормотал он.

– А у тебя чудесные руки, – прошептала она.

– Эй! Какого дьявола ты все еще дрыхнешь, – загремел вдруг чей-то голос с порога. – Разве можно в горах быть таким беспечным?

Роберта взвизгнула, а Гордон в долю секунды выхватил из-под подушки кинжал. Оба они посмотрели в сторону двери.

– Снова играете в Адама и Еву? – спросил Дьюи, входя в их охотничий домик.

– Негодник! Ну ты и напугал меня, – сказал Гордон, убирая кинжал. Он взглянул на покрасневшую жену и шутливо бросил: – А ты не смущайся, ангел. На тебе ведь моя рубашка.

– Конечно, я был прав, – сказал Дьюи, облокотясь на стол и с ухмылкой поглядывая в их сторону. – Обязательно скажу Гэбби, что она ошиблась.

– В чем? – спросил Гордон.

– Да она уверяет, что ты не спишь со своей женой, – простодушно выпалил великан. – А я ей твержу, что ты слишком горячий мужчина, чтобы не поживиться таким лакомым кусочком, как твоя жена.

– Ну что ж, ты победил, – сказал Гордон, искоса взглянув на свою покрасневшую супругу. – Так, значит, ради этого ты и притащился с утра пораньше?

Дьюи отрицательно покачал головой и показал на кувшин в руках.

– Я принес вам молока. Гэбби говорит, что леди Роб любит пить по утрам молоко, которое готовит наша Бидди.

– Спасибо тебе, Дьюи, – улыбнулась Роберта. – Я и самом деле люблю его.

Поставив кувшин на стол, Дьюи пошел на другой конец комнаты и по-хозяйски приподнял полотенце, прикрывающее лепешки на доске возле очага.

– А это что тут прячется? – поинтересовался он.

И, тут же отведав одну из них, аппетитно причмокнул:

– Ну и ну! Да они просто совершенство! Даже вкуснее, чем у нашей бабушки Бидди.

– Как это дочь графа Данриджа научилась печь такие восхитительные лепешки? – удивленно повернувшись к жене, подыграл ему Гордон.

– Я не хвасталась, когда говорила, что у меня еще много талантов, – с явной гордостью ответила Роберта.

Не удержавшись, Дьюи прихватил еще лепешку и направился к двери.

– А вы придете на праздник? – с набитым ртом, спросил он.

– Моя жена будет прыгать со мной сегодня через костер, – обнимая ее, ответил Гордон.

– Тогда увидимся позднее. – И Дьюи закрыл за собой дверь.

– Здесь так тепло, – сказал Гордон, стаскивая с Роберты рубашку и кидая ее на пол. – Так на чем мы остановились?

– Мы собирались есть лепешки, – ответила она.

– Лепешки подождут. – Он опустил голову к ее груди и искусительно провел языком по соскам. – Какие там лепешки, когда здесь есть кое-что получше.

Однако два часа спустя Гордон уже умял большую часть этих лепешек и нашел их самыми восхитительными из всех, которые когда-либо ел. Сразу же после завтрака, прихватив Смучеса, он вышел за порог. Нужно было сходить в конюшню, чтобы накормить и напоить лошадей.

Оставшись в домике одна, Роберта торопливо расчесала волосы. Потом, надеясь на теплый день, надела легкую юбку и льняную блузу с глубоким вырезом, но оставила ноги босыми.

– Ты готова? – спросил Гордон, вернувшись. Он бросил Смучеса на постель и добавил: – Праздник вот-вот начнется.

– В общем-то готова, – ответила Роберта. – Но я бы предпочла сначала искупаться.

– Ты пахнешь восхитительно, – сказал ей Гордон. – От тебя исходит аромат нашей любви. – И, быстро подойдя к ней, протянул венок из полевых цветов. – Я дарю тебе солнечный свет, цветы и улыбку. – И с этими словами надел венок ей на голову.

Роберта засмеялась.

– Благодарю вас, милорд. Пожалуй, я оставлю вас при себе еще на некоторое время.

– На всю жизнь и еще на один день, – шепнул ей Гордон, целуя в губы.

– А мы возьмем с собой Смучеса? – спросила она.

– Нет, щенок будет путаться под ногами у коров и лошадей, а я не хочу, чтобы его затоптали копытами, – покачал он головой.

Казалось, сама великая Мать-богиня милостиво улыбалась тем, кто собрался на этот праздник костров. Они даровала людям идиллический день, с синим небом, теплым солнцем и чистым горным воздухом, напоенным ароматом расцветающих трав.

Роберта могла бы показаться случайному прохожему лесной феей, когда вместе с мужем спускалась по тропинке в долину Глен-Эрей. Она весело напевала что-то себе под нос и, держа мужа за руку, почти вприпрыжку шагала рядом с ним. Ее радовало все: и то, что она на самом деле стала его женой, и то, что ей впервые предстояло присутствовать на празднике костров.

– Знаешь, я так волнуюсь, – призналась она.

– Я бы никогда этого не подумал, – успокоил ее Гордон. И, бросив искоса озабоченный взгляд, спросил: – А ты что, никогда раньше не бывала на первом выгоне скота у себя дома?

– Нет, – честно ответила она. – Расскажи мне, как это происходит?

– Два костра собираются из веток высушенных еще в марте десяти разных пород деревьев, – начал Гордон. – Это в первую очередь береза – в честь древней богини и дуб – в честь древнего бога. Ель при этом символизирует рождение, ива – смерть, а рябина – магию. Яблоня – любовь, – тут он притянул ее к себе и поцеловал, – а виноградная лоза – радость; орешник – милосердие, а боярышник – чистоту. Тут празднуется плотская любовь, союз всех мужчин и женщин. Влюбленные пьют из майской чаши, куда наливают вино и березовый сок, а потом вместе прыгают через горящий костер. После этого между двумя кострами прогоняют скот, чтобы огнем очистить его.

К тому времени, как они добрались до долины Глен-Эрей, вокруг пруда уже собралась толпа мужчин, женщин и детей. А весь скот, собранный в одно большое стадо, щипал в отдалении траву. Две груды сушняка только и ждали момента, когда их подожгут с началом праздника.

Как единственному сыну и наследнику главы клана, Гордону принадлежала честь зажечь праздничные костры. Роберта с гордостью смотрела, как, взяв в руки пылающий факел, он зажег сначала один костер, а потом другой. Когда пламя разгорелось и жарко взметнулось к небесам, зрители разразились громкими приветственными криками.

– Наш Горди и леди Роберта должны первыми выпить из праздничной чаши и прыгнуть через костер, – громким голосом объявила Гэбби. – Инверэри станет процветать, если у молодого хозяина и его жены будет много детей.

– Давай, ангел, – сказал Гордон Роберте. Он взял из рук Гэбби чашу и поднес ее жене, чтобы она сделала по обычаю глоток. Повинуясь ему, Роберта отпила из чаши. Затем Гордон и сам сделал изрядный глоток.

Передав майскую чашу Гэбби, он подхватил вдруг Роберту на руки и с разбегу перепрыгнул сначала через один костер, а потом через второй. И, учащенно дыша, отпустил ее, дав ей медленно соскользнуть вдоль его тела, вставая на ноги.

Рукоплескания, крики и ободряющий свист поднялись вокруг.

Роберта зарделась, вспомнив их близость минувшей ночью. Но, несмотря на свое смущение, обхватила Гордона за шею, крепко прижалась к нему и поцеловала. Она хотела, чтобы ни один человек из клана Кэмпбелов не сомневался, что она действительно жена Гордона, в полном смысле этого слова.

– Я ведь говорил, что прыжок через костер вместе со мной обеспечит тебе ребенка от меня? – шепнул Гордон, приложив ладонь к ее горящей щеке.

– Ложь – страшный грех, – шутливо парировала она. – Придется тебе просить об отпущении грехов, когда будешь в церкви на исповеди.

– Ты беспокоишься о моей душе, ангел? – усмехнулся он. – Обещаю, что на том свете мы с тобой будем вместе.

– Да, но где? – спросила она. – Я не сомневаюсь, что, если тебе понадобится, ты затащишь меня вместе с собой и в ад.

– Нет уж, ангел. Я надеюсь, что ты замолвишь за меня словечко перед господом, – отшутился он.

Следующими через двойной костер прыгали Гэбби и Дьюи. За ними последовали другие пары. А потом подошло время прогонять между кострами скот, чтобы совершить обряд очищения.

Ребята постарше побежали в конец долины и, крича и размахивая кнутами, словно заправские пастухи, пригнали к ним весь выведенный на летние пастбища скот.

– Пусть молодая хозяйка Инверэри проведет первую корову между двумя кострами, чтобы принести изобилие нашему клану, – объявила Гэбби.

– Что я должна сделать? – шепотом спросила у мужа Роберта, пряча левую руку в складках юбки.

– Дьюи приведет сейчас корову, – ответил Гордон. – Возьмись за веревку и проведи ее между двумя кострами.

Смущенная тем, что оказалась в центре внимания, Роберта выступила вперед и взяла у Дьюи веревку. Она вспомнила, как в прежние времена ее родичи Макартуры боялись, что она сглазит им скот, и еще глубже спрятала свою левую руку в складках юбки. Держа веревку одной рукой, она попыталась подвести корову к костру, но, к несчастью, скотина заупрямилась.

– Возьмись двумя руками! – крикнул со своего места Гордон.

Помедлив, Роберта ухватилась обеими руками за веревку и таким образом провела корову между кострами. При этом она мысленно молила провидение, чтобы никто не заметил этот «дьявольский цветок» на ее левой руке.

Когда она протащила корову на другую сторону прохода между кострами, все разразились радостными криками. На лбу и над верхней губой Роберты блестели капельки пота. Но не от этой непривычной для нее работы, а от страха, что в ней могут заподозрить ведьму.

В то время как Гордон пошел в конец стада, чтобы помочь ребятишкам подогнать остальной скот к кострам, Роберта стояла рядом с Гэбби, постепенно успокаиваясь. Робко, точно чувствуя себя виноватым, к ней приблизился Гэвин.

– Простите, что я заставил вас плакать, – сказал он. И, одарив своей обаятельной улыбкой, так похожей на отцовскую, спросил: – Можно, я опять буду вашим рыцарем?

Роберта улыбнулась, и сердце ее наполнилось нежностью.

– Ты всегда будешь моим рыцарем, – мягко сказала она, положив ему руку на плечо.

– Ну что, ангел, пойдем купаться? – спросил подошедший к ним Гордон.

Роберта вспыхнула, поняв, на что намекает муж. Предвкушение этого заставило ее почувствовать жар его горячего тела, и все в ней словно встрепенулось от желания.

– А можно мне пойти с вами? – попросил Гэвин.

Роберта закусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться над озадаченным выражением лица мужа. Хотела бы она знать, как он выкрутится из этой ситуации!

Гордон наклонился, а потом встал перед малышом на одно колено.

– Леди Роб и я будем купаться без всякой одежды, – сказал он сыну.

– Ты имеешь в виду, голыми? – спросил тот.

– Да, вот именно. Так что на сей раз тебе придется остаться здесь.

Лицо мальчика омрачилось, он держался из последних сил, чтобы не заплакать. Тогда Гордон наклонился ближе к сыну и прошептал ему на ухо:

– Мы с Робертой собираемся сделать тебе сестренку, о которой ты просил.

Услышав это, Гэвин воспрянул духом.

Гордон поднялся и, взяв жену за руку, повел ее прочь от собравшихся в долине. Идя с ним по тропинке, Роберта не выдержала и оглянулась на шестилетнего малыша. Гэвин стоял один и печально смотрел, как они уходят. Он выглядел таким несчастным и покинутым, что у нее сжалось сердце. Ведь она знала еще с детства, как ужасно остаться в одиночестве.

– Горди, посмотри на Гэвина, – сказала она. – Мы не можем оставить его так.

– Дункан поиграет с ним, – беспечно бросил тот.

– Дункан играет со старшими ребятами и не захочет, чтобы малыш таскался за ним.

– Мы же идем купаться, – возразил Гордон. – И я тоже не хочу, чтобы он таскался за нами.

– Я буду купаться в рубашке.

– Гэвин это переживет, – заверил Гордон, твердо взяв ее за руку. – Парень должен учиться быть и один.

– Ему ведь всего шесть лет, – сказала Роберта, выдернув руку у мужа. – Я не могу покинуть его таким.

– У него есть мать.

– И бессердечный отец в придачу.

С этими словами Роберта решительно повернула на поляну, где стоял мальчик, который с робкой улыбкой смотрел на нее. Подойдя, она протянула ему руку и спросила:

– Ты пойдешь с нами?

Разрываясь между тем, пойти ему или остаться, Гэвин нерешительно смотрел на ее протянутую руку. Наконец, собравшись с духом, сказал:

– Нет, вы идите и сделайте мне сестренку.

Роберта закусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Мы с твоим отцом решили подождать для этого ночи, – объяснила она.

Выражение лица мальчугана прояснилось. Он потянулся к ее руке.

– Ну, тогда…

– Гэвин!

Роберта и малыш одновременно обернулись на этот резкий окрик.

– Иди сюда немедленно! – позвала сына Кора, стоя в окружении нескольких женщин.

Гэвин посмотрел на Роберту и пожал плечами:

– Может, мы искупаемся вместе в другой раз.

– Я бы этого очень хотела, – сказала она. – Я увижу тебя завтра?

– Да, я обязательно приду, – ответил он.

Роберта сделала реверанс.

– Благодарю вас, мой рыцарь.

Гэвин улыбнулся и тоже склонился в неумелом поклоне. Потом повернулся и бегом бросился к матери.

Роберта посмотрела ему вслед и перевела взгляд на пышнотелую темноволосую красавицу, его мать. Кора в упор смотрела на нее, и в ее черных глазах безошибочно читалась жгучая ненависть.

Гордо вздернув подбородок, Роберта повернулась, чтобы уйти. Но тут взгляд ее случайно упал на заветное ожерелье, и холодок пробежал у нее по спине.

Ее звездный рубин потемнел.

13

В последующие две недели Роберта почти не покидала охотничий домик и не видела никого, кроме Гордона.

Тяжелая пелена серых облаков окутала горы и долины Арджила. Эти грозно нависшие облака то и дело проливались дождем. Струи его хлестали по земле; порывы воющего ветра, пригибая высокие деревья, проносились среди гор.

Женщины и дети попрятались в своих лачугах из камня и дерна и почти не показывались наружу в течение долгих ненастных дней. Женщины, пользуясь непогодой, латали одежду, вязали на зиму теплые чулки. Лишь ребята постарше отваживались выходить из дома, чтобы позаботиться о скоте, сгрудившемся под защитой нависающих над долиной скал.

Оставаясь одни в своем охотничьем домике, Гордон и Роберта большую часть этих дней провели в постели. А в остальное время она готовила, чистила и приводила в порядок все в домике, в то время как он выводил щенка погулять и заботился о лошадях.

Как-то утром ее разбудил голос Гордона:

– Проснись, ангел. Солнце на дворе.

Роберта открыла глаза и увидела мужа, сидящего около нее на кровати. Потоки долгожданного солнечного света заливали комнату через открытую дверь, окрашивая все в золотистые тона. Гордон протягивал ей свежесобранный букет из полевых цветов и дарил, как всегда, приветливую улыбку.

– Неужели я проспала сорок дней? – сросила она, приподнимаясь от подушки.

– Только четырнадцать, – ответил Гордон. – Сегодня утром я сам приготовил нам завтрак. – И он поставид перед ней миску овсянки с мясом.

Роберта посмотрела на эту овсянку и почувствовала, что ее мутит. Она прикрыла рот рукой и подавила тошноту.

– Я поем позже, – сдавленным голосом сказала она.

– Ты не заболела? – обеспокоенно сдвинул брови Гордон.

Роберта выдавила притворную улыбку и покачала головой.

– Все будет прекрасно, как только я погреюсь на солнышке и глотну свежего воздуха, – заверила она.

– На дворе меня ждет Дьюи, – сообщил Гордон. – Хочешь пойти с нами порыбачить?

– Нет, лучше мы со Смучесом спустимся в долину и навестим Гэбби, – сказала она.

– Тогда увидимся внизу, – сказал Гордон и, нагнувшись, поцеловал ее в губы. Поставив миску с кашей на стол, он подмигнул ей и вышел из домика.

Через два часа, управившись с делами по дому и закончив свой утренний туалет, Роберта взяла на руки Смучеса и спустилась по тропинке в долину Глен-Эрей.

Куда ни кинь взгляд, повсюду видно было, как пышно расцветает под летним солнцем природа. Деревья казались зеленее после дождя, пестрый ковер из цветов украшал землю, а роскошное цветение кустарников обещало богатый урожай ягод. Утренний воздух звенел от щебета птиц, хлопотливо устраивающих гнезда.

Птицы обрели свое семейное счастье. А обретет ли его она? Любил ли ее Гордон по-настоящему? Если судить по последним неделям, то да. Но ведь ее как хозяйку, как госпожу должны принять все члены клана Кэмпбелов. На празднике костров они, кажется, не отринули ее, но почему тогда потемнел ее звездный рубин? Неужели только оттого, что Кора питает к ней недобрые чувства?

Не спускать сегодня глаз с рубина, сказала себе Роберта. Камень определенно реагирует на любую опасность, которая угрожает ей. Она потянулась к груди, чтобы потрогать свое заветное ожерелье и вдруг резко остановилась. Она забыла надеть его. Может, все-таки вернуться за ним? Но какой в этом смысл? Она ведь уже ближе к долине, чем к охотничьему домику, да и реальной опасности нет никакой.

Поколебавшись, она двинулась вниз по тропинке, напевая под нос веселую песенку. Недавнее поведение маленького Гэвина оживило в ней надежду, что в конце концов ее примут в клане Кэмпбелов. Ей хотелось встретиться с мальчиком сегодня, когда она будет разыскивать Гэбби. Возможно, они даже смогут вместе погулять.

Спустившись с горы, Роберта зашагала по долине. Солнце пригревало ей плечи, трава мягким ковром стелилась под босыми ногами, а в воздухе носились ароматы луговых трав и цветов, заставляя ее дышать полной грудью.

Выйдя на противоположный конец долины, туда, где сливались вместе речки Печаль и Забота, она уже издали заметила ребятишек, плавающих в заводи. На берегу сидели несколько женщин, включая Гэбби и Кору, которая оживленно о чем-то рассказывала остальным.

И тут Роберта заметила Гэвина. Малыш сидел на камне в сторонке и смотрел, как старшие дети плещутся в воде. Сердце ее сжалось от боли. Мальчик казался совсем одиноким, и она хорошо понимала, что он сейчас чувствует.

– Гэвин! – позвала Роберта.

Малыш повернулся к ней, и радостная улыбка осветила его лицо. Когда Смучес бросился к нему, чтобы поздороваться, Гэвин протянул руку и ласково погладил щенка.

– У тебя грустное лицо. Ты чем-то расстроен? – спросила Роберта, присаживаясь рядом с ним.

– Ребята не хотят играть со мной, – пожаловался Гэвин, завистливо глядя на мальчишек, возящихся в пруду. – Дункан сказал, что я еще маленький.

Роберта по опыту знала, что это такое, когда тебя не принимают в игру.

– Наверное, это потому, что ты не умеешь плавать, – сказала она, погладив его по голове. – И ребятам пришлось бы следить за тобой в воде.

– Не умею, – признался Гэвин. – Но когда-нибудь я уплыву дальше всех. Когда вырасту, то поплыву через океан в Новый Свет.

Роберта улыбнулась:

– Твой папа скоро придет и, возможно, поучит тебя плавать.

– Вот здорово! – Глаза мальчика засветились радостью. – А когда появится моя маленькая сестренка? – вдруг спросил он.

Роберта едва не рассмеялась, но тут же вспомнила свою утреннюю тошноту. Неужели она забеременела? Нет, вряд ли. Ведь прошло всего лишь несколько недель, а для того чтобы появились столь явные признаки, нужно гораздо больше времени.

– Подарить тебе сестренку не так просто, как ты думаешь, – сказала она малышу. – Но мы с твоим отцом постараемся… Слушай, рядом с нашим охотничьим домиком в лесу есть речка. Хочешь пойти туда со мной ловить руками форель?

– А как это?

– А вот как. Нужно войти в речку и стоять совершенно неподвижно, – объяснила она. – Потом очень медленно опустить руки в воду. Рыбки, как ты, наверное, знаешь, очень любопытны. Когда какая-нибудь подплывет поближе, чтобы посмотреть на тебя, ты начинаешь осторожно поглаживать ее пальцем по брюшку. Она сразу замирает от удовольствия, и тут уж не зевай – побыстрее выбрасывай ее на берег.

Гэвин улыбнулся:

– А что потом?

– Ну, потом ты приготовишь ее и съешь, – сказала Роберта. – Очень веселое занятие.

Улыбка малыша растаяла, и он заметил:

– Для рыбы это не очень весело.

– Ну, я вижу ты добряк по натуре, – сказала Роберта, похлопав его по плечу.

– Добрый день, – подошла к ним Гэбби и села рядом в траву. – Сегодня Горди сказал моему Дьюи, что собирается взять вас с собой в Эдинбург и представить королю. Поскольку я ваша камеристка, я тоже поеду. А Дьюи поедет как слуга Горди.

Роберта рассмеялась.

– Не могу представить себе Дьюи в роли камердинера. С его ручищами только за лошадьми ухаживать.

Гэбби разразилась хохотом, и даже Гэвин улыбнулся, хотя по выражению его лица было ясно, что малыш понятия не имеет, кто такой камердинер.

– На помощь! Скорее! На помощь! – послышался внезапно крик издалека, и все увидели мальчика, бегущего по долине в их сторону. Еще двое или трое из тех, что были приставлены к стаду, бежали следом, немного поотстав. Добежав до группы женщин у пруда, они остановились.

Роберта подхватила на руки Смучеса и поднялась, чтобы посмотреть, что происходит. Тут же встали и Гэбби с Гэвином. Даже дети, барахтающиеся в пруду, прекратили игру, застыв возле берега.

– Расскажи, что случилось, – приказала одна из женщин, – но, ради всего святого, говори скорее.

– Я сам не знаю, в чем дело, – ответил мальчик. – Стадо паслось, все было спокойно, но вдруг одна корова повалилась набок, задрожала и тут же издохла.

– Только одна? – впившись глазами в него, спросила Кора.

– Да, та самая корова, которую леди Роберта проводила между праздничных костров, – сказал он.

Все женщины, как одна, повернулись в ее сторону. Выражение их глаз подсказало Роберте, что худшие из ее опасений сбываются.

– Эта ведьма погубила корову одним только своим прикосновением, – сверля ее взглядом, заявила Кора.

– Да, поглядите-ка на ее левую руку, – поддержала еще одна из женщин. – Там дьявольское пятно.

– Заткнитесь, эй, вы! – гаркнула Гэбби, сделав шаг в их сторону. – Да хозяин вам языки отрежет за такие слова.

Роберта вскинула голову и гордо расправила плечи.

– Смотрите, – она протянула к женщинам свою левую руку, от которой они отшатнулись в страхе. – Это родимое пятно, а не дьявольский знак, – сказала она. – Я ваша хозяйка, интересы клана так же близки мне, как и вам. Неужели вы думаете, что я способна сделать то, что может нанести ущерб?

На какое-то мгновение женщины растерялись, но Кора не собиралась отступать.

– Все знают, что ее мать – английская ведьма, – сказала она. – Эти свои дьявольские способности она передала и дочери. Взгляните на ее английскую собаку. Разве это собака? Она похожа на кота. Такое же дьявольское отродье.

– Ведьму надо убить! – выкрикнула, прячась за спинами других, одна из женщин.

– Если вы осмелитесь хоть пальцем тронуть ее, хозяин убьет вас всех! – пригрозила Гэбби.

– Она околдовала и самого Горди, – вставила Кора. – Как только она умрет, ее чары кончатся.

– Надо утопить и ее, и кота, – сказала одна из женщин.

– Утопить! – поддержала другая.

Но едва женщины двинулись вперед, как Гэбби загородила им дорогу. Это дало Роберте шанс на спасение.

– Бери Смучеса и беги в лес, – шепнула она Гэвину, быстро передавая ему щенка. – Разыщи поскорей отца.

Без колебаний малыш схватил щенка, прижал его к груди и со всех ног бросился к лесу.

– Папа! – закричал он. – На помощь! Убивают!

– Ну-ка верни своего братца назад! – приказала Кора Дункану.

Мальчик перевел взгляд с Роберты на бегущего Гэвина, а потом на мать. И отрицательно покачал головой, отказываясь послушаться.

– Вам придется иметь дело со мной, – предупредила женщин Гэбби. – Я не допущу, чтобы вы хоть пальцем дотронулись до нашей хозяйки.

– Хватайте ее! – закричала одна из женщин. Пятеро бросились на Гэбби и, опрокинув на землю, навалились сверху. Гэбби отчаянно отбивалась, но все было напрасно.

А Кора и еще двое схватили Роберту, которая бешено пыталась вырваться из их рук. Они подтащили ее к самому берегу и бросили на колени. Кора сунула ее голову в воду.

– Горди!.. – закричала Роберта, но крик ее тут же оборвался, когда голова оказалась под водой…

Спускаясь по тропинке, ведущей в долину, Гордон и Дьюи услышали крики о помощи. Еще не понимая, что происходит, оба тут же бросили снасти, наловленную рыбу и кинулись со всех ног вниз.

Прижав Смучеса к груди, навстречу им бежал Гэвин, взывая о помощи. На берегу пятеро женщин сидели верхом на Гэбби, которая с громкими проклятьями пыталась сбросить их. У самого же края воды Кора и еще двое женщин топили Роберту.

В мгновение ока Гордон оказался рядом с ними. Оттолкнув разъяренных женщин от своей жены, он схватил Кору и с силой ударил по щеке, бросив на землю рядом с ее сообщницами. Потом поднял задыхающуюся жену и крепко прижал к себе, защищая.

– Горди, я не делала этого!.. – бормотала Роберта, плача и цепляясь за него. – Я… клянусь, я не ведьма! Это родимое пятно, а не дьявольский знак. Я не виновата в том, что пала корова.

– Лживая ведьма! – завизжала Кора. – Это она погубила корову своими прикосновениями и околдовала тебя.

– Да, и чары ее перестанут действовать, когда она умрет, – поддакнула одна из женщин.

Остальные только кивнули, побаиваясь связываться с сыном главы клана.

– Это не так, Горди! Это неправда.

Гордон перевел взгляд с окруживших их мрачным кольцом женщин на рыдающую жену. И мгновенно понял, какая жизнь была у нее в замке Данридж. Теперь все стало ясно. Теперь он понимал, почему она никогда не присутствовала на празднике костров у Макартуров. И почему так хотела остаться в Англии.

В Хайленде было полно темных, невежественных людей, которые, безусловно, верили в колдовство и в дьявольщину. Его жена всю свою жизнь провела как отверженная в собственном доме. В то время как он играл с королем в гольф и волочился за придворными красотками в Эдинбурге, та, которую он держал сейчас в объятиях, ждала и молила бога, чтобы он спас ее, как сделал это однажды, убив чудовище у нее под кроватью, когда она была маленькой испуганной девочкой.

– Моя жена – ангел. Она – хозяйка Инверэри!! – срывающимся от гнева голосом крикнул он. – Пусть никто не забывает об этом. Я убью всякого, кто осмелится хоть пальцем ее тронуть.

– А если Горди этого не сделает, то сделаю я, – вставил вслед за ним Дьюи. – Имейте это в виду.

Гордон поднял насквозь промокшую и рыдающую Роберту на руки и двинулся по тропинке, что вела к их охотничьему домику.

– Возьмите собаку, – бросил он через плечо. Гэбби осторожно взяла Смучеса из рук Гэвина.

– Спасибо тебе за помощь, – сказала она.

– Спасибо, парень, – добавил и Дьюи, ласково похлопав мальчугана по плечу. – Мы отнесем леди Роб ее любимца.

– А с ней все будет хорошо? – спросил Гэвин.

Дьюи кивнул.

– Горди позаботится о ней.

Он и Гэбби вместе направились вслед за Гордоном по тропинке. Оставшись один, Гэвин смотрел, как они уходят, и слезы катились по его лицу.

К тому времени, как все четверо добрались до охотничьего домика, Роберта перестала вздрагивать и рыдать. Дьюи прошел вперед и открыл им дверь. Держа жену на руках, Гордон переступил через порог. Гэбби последовала за ними.

– Можешь опустить меня теперь, – тихо сказала Роберта.

Гордон осторожно поставил ее на ноги. Она оперлась о спинку стула и невидящим взглядом уставилась на темный очаг.

– Могу я чем-нибудь вам помочь? – спросил Дьюи.

– Оставь нас одних, – сказал Гордон, бросив обеспокоенный взгляд на жену.

– Я пришлю вам ужин позднее, – предложила Гэбби, опуская на пол Смучеса.

– Я сам приготовлю ужин, – отказался Гордон.

– Нет, я приготовлю его, – слабым голосом, больше похожим на шепот, проговорила Роберта.

Попрощавшись, Гэбби и Дьюи вышли из домика. Как только за ними захлопнулась дверь, Гордон подошел к жене. Он не знал, с чего начать, как облегчить ее душевную боль. Черт побери, да его и самого все еще немного трясло! Из-за каких-то глупых бабьих суеверий он едва не лишился любимой. Что, если бы он задержался в лесу и не спустился вовремя в долину, Роберта была бы сейчас мертва, а не стояла здесь, рядом с ним. От этой мысли он похолодел. Но нельзя было выказывать слабость перед женой. Она пережила тяжелую драму и нуждалась в его поддержке, как никогда.

– Пожалуй, тебе нужно лечь в постель, – сказал Гордон. – Я думаю, нам обоим это не повредит.

Роберта согласно кивнула и медленно повернулась к кровати. Но в следующее мгновение пошатнулась и упала без чувств на пол.

– Ох, черт! – выругался Гордон. Подняв ее с пола, он уложил жену на кровать, а сам сел рядом.

Что же ему теперь делать? У него не было опыта, он не знал, как обращаться с женщинами в обмороке. Но, вспомнив свой первый вечер в усадьбе Деверо, решил просто немного подождать, пока Роберта сама не придет в чувство.

Со вздохом облегчения через несколько минут он увидел, как ресницы ее затрепетали и дыхание выровнялось.

– Не шевелись пока что, – проговорил он, положив ладонь на ее бледную щеку.

Осторожно сняв с нее блузку и юбку, он накрыл ее одеялом. Затем, подойдя к столу, налил в стакан немного виски.

– Приподнимись и глотни вот это, – сказал он, садясь к ней на край постели.

Роберта сделала глоток, как он велел, но глаза ее оставались закрытыми, словно она боялась встретиться с ним взглядом. Прислонившись к спинке кровати, она медленно выпила жгучую янтарную жидкость.

Увидев, какую она состроила гримасу при этом. Гордон улыбнулся.

– Минуту назад тебе было гораздо хуже, – заметил он.

– Не каждый же день меня топят, – не глядя на него, ответила она.

Левой рукой Гордон приподнял ее подбородок и подождал, пока она встретится с ним взглядом.

– Это никогда больше не повторится, – пообещал он.

– Я… я не ведьма, – пролепетала Роберта, и ее изумрудные глаза наполнились слезами.

Гордон придвинулся к ней и нежно поцеловал в губы. Потом сбросил башмаки и, устроившись на кровати рядом с ней, заключил в свои объятия.

– Ты ангел!.. – прошептал он, целуя ее черные как смоль волосы. – Мой ангел!..

– Но все равно Кэмпбелы никогда не примут меня как свою хозяйку, – с тяжелым вздохом сказала Роберта и без сил опустила голову ему на плечо. – Ты должен аннулировать наш брак ради спокойствия собственного клана. А я вернусь к дяде Ричарду.

– Это невозможно, поскольку мы уже вступили с тобой в супружеские отношения. – Гордон старался говорить спокойно, хотя это и давалось ему с трудом. Несмотря ни на что, он не отпустит ее от себя, никогда не расстанется с ней.

– Тогда развод.

– Ни за что.

Роберта поглядела на него взглядом, в котором отразились вся боль и страдания ее души.

– Ты должен будешь развестись, – болезненным шепотом проговорила она. – Жить здесь точно отверженная я не смогу.

– Они примут тебя со временем и полюбят, как свою, – уговаривал ее Гордон.

Роберта с сомнением покачала головой:

– Ты же не сможешь насильно заставить их принять меня. Моему отцу это не удалось в своем собственном клане. Он как-то сказал мне, что клан сильнее, чем один его глава. Живя со мной, ты только восстановишь всех против себя.

Гордон поймал себя на том, что с удовольствием убил бы кого-нибудь из этих тупых невежественных Макартуров, которые довели до такого состояния Роберту. Какую же рану они ей нанесли! Возможно, даже неизлечимую. Ее боль сделалась его болью, и Гордон теперь точно знал, что не перенесет разлуки с ней. Им вместе придется пережить это тяжелое испытание, но когда-нибудь он все же найдет способ заставить людей своего клана принять ее.

– В горе и в радости ты моя жена, и ты не вернешься в Англию, – сказал ей Гордон твердо. – Даю слово, что Кэмпбелы примут тебя как свою хозяйку и госпожу.

Роберта подняла левую руку так, чтобы ему был виден ее дьявольский знак.

– Этот «цветок» на моей руке всегда будет стоять между ними и мною.

– Не будь глупой, – шутливо возразил Гордон. Он поднес ее руку к губам и поцеловал родимое пятно. – Это «цветок» Афродиты, а не дьявола.

Роберта, не понимая, взглянула на него.

– Афродита – богиня любви у древних греков, – пояснил он. – И «цветок» на твоей руке – ее символ.

Это утверждение, казалось, удивило Роберту.

– Тогда почему же люди считают его знаком дьявола?

– Святая церковь убедила людей, что заниматься любовью надо только с целью произвести потомство, а иначе это тяжкий грех, – пояснил он. – Так продолжается уже много веков, и люди забыли, что этот цветок происходит от богини любви. А церковь постаралась связать его с именем дьявола.

– Но почему?

Гордон усмехнулся:

– Сегодня церковью правят плешивые толстые каплуны, которые не способны заниматься любовью. Они не хотят, чтобы другие были счастливы в любви.

Роберта хмыкнула и невольно рассмеялась.

– Твой смех звучит божественно, он как ангельское пение, – сказал Гордон, проводя губами по ее виску.

– Но откуда ты все это узнал? – спросила Роберта.

– Кроме всего прочего, я люблю читать.

Указательным пальцем он приподнял ей подбородок и заглянул глубоко в глаза. Потом приник к ее рту губами в долгом, сладострастном поцелуе. Она порывисто обвила руками его шею, и Гордон опустил ее на спину на постель. А еще через несколько мгновений были забыты все горестные события этого несчастного утра.

– Пойдем, Смучес, – позвала Роберта, открывая дверь домика. – Пора тебе сделать свои дела.

Она вышла на улицу и прищурилась, наслаждаясь теплом полуденного солнца, греющего ей лицо и плечи. Но вдруг сильное головокружение и тошнота пронзили все ее существо, заставив покачнуться и ухватиться за ствол дерева в ожидании, когда этот приступ пройдет.

Хорошо, что Гордон ушел с утра на рыбалку с Дьюи. По крайней мере, он не увидит ее новый приступ. Слишком пристальное внимание и забота уже начинали тяготить ее.

С того страшного дня в долине Глен-Эрей прошло три недели, и все это время Гордон был нежен и внимателен к ней, как самый пылкий возлюбленный. И это понятно, ведь он хотел законного наследника для Инверэри. Он у Гордона, конечно, будет когда-нибудь, но не от нее.

Роберте казалось, что счастье недолговечно. Какая-то неведомая, но разрушительная болезнь подтачивала ее. Может, теперь уже и не нужен будет развод: она умрет раньше, чем они с Гордоном сумеют получить его.

Когда приступ наконец прошел, Роберта медленно поднялась на ноги. Одетая лишь в старую юбку и блузку, она выглядела сейчас, как босоногая крестьянская девушка. Однако ни одна крестьянка не носила золотого кольца с изумрудом и ожерелья со звездным рубином.

Взглянув на свое заветное ожерелье, Роберта увидела, что ее рубин темнее, чем голубиная кровь. Холодок страха пробежал у нее по спине, и она оцепенела в беспокойном ожидании.

Как лань, чувствующая опасность, она подняла голову и настороженно огляделась вокруг. Неужели Кора или кто-то из тех опасных женщин пришел сюда, чтобы довершить то, что не удалось три недели назад?

Но вокруг царило полное спокойствие, и ничто не говорило о надвигающейся опасности. Подняв руку, она дотронулась до своего звездного рубина, и тут же перед ее мысленным взором возник Гэвин.

«Когда-нибудь я уплыву дальше всех…» – вспомнились ей слова малыша, и тяжелое, тревожное предчувствие сдавило ей грудь.

Гэвин в опасности! Гэвину что-то грозит!.. Для этого не было никакого разумного основания, но в ней говорил только инстинкт.

Подхватив быстро Смучеса, Роберта закрыла его в доме и бросилась вниз по тропинке в Глен-Эрей. Страх за мальчика заставлял ее все прибавлять и прибавлять шагу, пока ноги сами собой не перешли на бег. «Гэвин в опасности». Эта мысль отчаянно билась в мозгу, заставляя бежать все быстрее. Она не ощущала даже камней и веток под босыми ногами – так безраздельно владела ею сейчас эта мысль.

– Гэвин! – закричала она, выбежав из леса в долину. И тут же услышала чьи-то истошные

крики. Посредине заводи, образовавшейся от слияния двух рек, она увидела мальчика, беспомощно барахтающегося в воде, в то время как Кора, стоя на берегу, звала на помощь. Несколько женщин и малолетних детей, словно окаменев, стояли с ней рядом, не в силах двинуться, чтобы спасти малыша.

Не замедляя бега, Роберта выскочила на берег и, не раздумывая, бросилась прямо к воде. Вдруг чьи-то руки схватили ее за плечи.

– Не трогай моего сына, ведьма! – закричала Кора. – Не прикасайся к нему!

Роберта обернулась к ней и, сжав руку в кулак, коротким движением ударила Кору в лицо. Ошеломленная, та выпустила ее, и в следующий миг Роберта бросилась в воду.

И едва не задохнулась от ледяной воды. Намокшая юбка мешала ей, но, напрягая все свои силы, она быстро поплыла к середине заводи.

А Гэвин уже исчез под водой. Подогнув ноги, Роберта нырнула вслед за ним в глубину. Прозрачная чистая вода позволила ей сразу же увидеть его. Она схватила мальчика за рубашку и потащила наверх. Вынырнув на поверхность, она прижала его к груди. Маленькая голова Гэвина бессильно упала ей на плечо.

С силой, удесятеренной отчаянием, Роберта быстро поплыла к берегу и с Гэвином на руках вышла из воды. Лицо его было белым как мел, а губы мертвенно посинели.

– Отойдите! – приказала она, видя, как другие столпились вокруг нее. И это прозвучало так властно и резко, что все, включая и Кору, повиновались.

«Боже милостивый, верни ему жизнь!» – мысленно взмолилась Роберта, перевернув Гэвина на спину и ритмично нажимая ему на ребра. Она снова и снова нажимала ему на ребра, пока из него не полилась вода, смешанная с кровью. Тогда она, прижавшись губами к его рту, начала вдыхать в него жизнь. Казалось, прошла целая вечность, пока ресницы его слабо затрепетали и серые глаза наконец изумленно уставились на нее.

– Он ожил! – выдохнула одна из женщин.

– Леди Роб вырвала его у смерти, – добавила другая.

– Это чудо! – сказала третья.

– Пусть кто-нибудь принесет одеяло для него, – приказала Роберта.

Почувствовав на своем плече чью-то ласковую руку, Роберта подняла глаза и увидела мужа, стоящего рядом с ней. Она перевела взгляд на толпу и увидела, что некоторые из Кэмпбелов осенили себя крестным знамением. Смятение и нерешительность читались в их глазах.

– Леди Роберта – ангел, – сказал Дьюи, передавая Гордону одеяло для мальчика.

Но, услышав это, она покачала головой:

– Я женщина из плоти и крови, только и всего.

– Это божий знак у вас на руке, а не дьявольский, – убежденно сказала Гэбби. – Вас коснулась рука ангела.

14

«Коснулась рука ангела?»

Всего три недели тому назад эти суеверные горцы пытались утопить ее, как ведьму, а теперь готовы принять за ангела. Конечно, это куда лучше, чем прежнее их кровожадное намерение, но если так пойдет и дальше, где гарантия, что настроение их не изменится вновь? Разве можно чувствовать себя в безопасности, живя среди них?

– Я просто женщина, – сказала Роберта, поднимаясь на ноги. – Но, возможно, сам господь помог мне спасти Гэвина. – Она поплотнее завернула мокрого озябшего мальчика в одеяло и сказала, улыбнувшись ему: – Скоро ты согреешься. Папа сейчас отнесет тебя домой.

Она благодарно улыбнулась Гэбби, которая накинула ей на плечи шерстяную шаль, и слегка отжала свои мокрые волосы.

– Я возьму Гэвина с собой в охотничий домик, – сказал Гордон Коре.

– Нет, он останется со мной, – запротестовала та.

Гордон хотел было заспорить, но тут вмешался Дункан.

– Гэвин побоится спать в одном доме с ведьмой, – угрюмо сказал он.

Услышав это, Роберта содрогнулась и тут же инстинктивно прикрыла родимое пятно правой рукой. Ну вот! Только что была для них ангелом, и опять…

– Леди Роберта не ведьма, – сказал Гордон мальчику.

Дункан упрямо набычился:

– Но так мама говорит.

– Не нужно об этом сейчас, – сказала Роберта, дотронувшись до руки мужа, когда тот гневно обернулся к Коре. – Что сделано, то сделано. Гэвину и в самом деле до выздоровления лучше побыть с матерью. – А заметив, как нервно дернулся мускул на его щеке, добавила: – Ну, пожалуйста, Горди.

Гордон посмотрел на дрожащего сына у себя на руках и, помедлив, кивнул:

– Хорошо, я приду к тебе в охотничий домик, как только отнесу Гэвина в хижину Коры.

Кора взяла своего младенца, сидевшего на руках у одной из женщин, и, бросив на Роберту угрюмый взгляд, пошла вперед по тропинке. Гордон с Гэвином на руках отправился вслед за ней.

– Эта стерва даже не поблагодарила вас, – проворчала Гэбби, обращаясь к своей госпоже. – Мы с Дьюи проводим вас домой.

– Спасибо, но я сама найду дорогу, – сказала Роберта. – Мне лучше сейчас побыть одной.

Поплотнее закутавшись в шаль, она прошла сквозь гомонящую толпу Кэмпбелов, предупредительно расступившихся перед ней. Но не успела отдалиться и на десять шагов, как знакомый детский голосок окликнул ее.

– Леди Роб! – крикнул Дункан, догоняя ее.

– Что, Дункан?

– Спасибо вам, что спасли моего брата.

Роберта улыбнулась:

– Я не могла иначе.

– И еще… – Мальчик смущенно уставился на свои босые ноги. – Мне очень жаль, что я заставил вас плакать.

Роберта почувствовала, как в груди ее вновь затеплилась надежда. Она протянула руку и, приподняв его голову за подбородок, подождала, пока он встретится с ней взглядом.

– Все это в прошлом и уже забыто, – заверила она его.

Мальчик с облегчением улыбнулся ей.

– А теперь, – добавила она, – беги поскорей домой и помоги маме ухаживать за Гэвином.

Дункан кивнул и, повернувшись, побежал через долину вслед за родителями.

Когда Роберта переступила порог охотничьего домика, навстречу ей с радостным лаем кинулся Смучес. Она сбросила на пол намокшую шаль, схватила щенка на руки и чмокнула его. Потом сняла мокрую одежду и надела на голое тело одну из рубашек мужа. От рубашки пахло горным вереском, и этот приятный аромат немного успокоил ее.

Чувствуя полное изнеможение, Роберта быстро забралась в постель. Но едва она накрылась одеялом, как страшная мысль о том, что всего каких-нибудь полчаса назад Гэвин мог утонуть, накатила на нее, словно снежная лавина. Что, если бы звездный рубин не потемнел? Что, если бы она не добежала вовремя? Что, если бы она не смогла откачать его?

Пусть все кончилось благополучно, но сама мысль о случившемся приводила ее в ужас. Как ни старалась она расслабиться и выкинуть все из головы, ей это не удавалось. Нервы были натянуты до предела, голова болела и кружилась.

Внезапно дверь домика распахнулась, и Гордон с улыбкой появился на пороге, показывая ей рыбу в деревянном ведре, которую наловил сегодня утром.

– Ты встанешь, чтобы почистить ее? – спросил он.

Роберта перевела взгляд с его улыбающегося лица на мертвую рыбу, до половины заполнившую ведро, и вдруг, прикрыв рот ладонью, вскочила с постели и бросилась за дверь. Оказавшись на улице, она упала на колени, и ее тут же вырвало, в то время как подоспевший муж мягко придерживал ее за плечи. Когда спазмы прекратились, она тяжело привалилась к его ногам.

– Должен ли я это понимать, как «нет»? – шутливо спросил Гордон, гладя ее по голове.

Роберта выдавила притворную улыбку.

– Не надо так шутить, милорд. Мне что-то сегодня не до рыбы.

Гордон взял ее на руки и, внеся в комнату, ласково уложил в постель. Натянув на нее одеяло, он пошел и тут же выставил ведро с рыбой за дверь.

Потом скинул башмаки и улегся с ней рядом.

– Ну как, лучше? – спросил он, обнимая ее.

– Да, но все эти волнения в сочетании с запахом рыбы доконали меня, – ответила Роберта. – А как Гэвин?

– Здорово напуган, но жив и здоров. А скажи-ка мне, ангел, как ты узнала, что он в беде и бросилась спасать его?

– Я увидела, что мой звездный рубин потемнел, – объяснила Роберта. – И вдруг я представила себе Гэвина…

– Я имел в виду, откуда ты знала, как оживить его? – прервал Гордон. – Я думал, что ты даже не умеешь плавать.

– Я тебе говорила, что умею, – ответила она. – Но просто я боюсь глубины.

– А как ты узнала, что нужно делать, чтобы его откачать?

– Хорошо, я расскажу. Но только обещай, что не будешь жалеть меня.

Гордон удивленно посмотрел на нее, промолчал и лишь согласно кивнул головой.

– Однажды, когда я была еще девочкой, я убежала со двора через заднюю калитку и пошла к берегу озера Лох-Эйв, – начала Роберта, стараясь не смотреть ему в глаза. – Я слышала, как другие дети играют на берегу, и хотела к ним присоединиться. Но когда я приблизилась, они… они… – Голос ее пресекся при этом мучительном воспоминании, – они закричали, что я чудовище, и отбежали в сторону от меня.

Гордон почувствовал, как у него сжалось сердце. Как могли эти Макартуры быть такими глупыми и жестокими? Неужели их тупые головы не могли понять, что ребенок тут ни при чем? С каким удовольствием он бы отомстил им за то зло, что они ей причинили. Когда он станет герцогом Арджилом, он…

– Только не жалей меня, – прошептала Роберта, касаясь рукой его щеки и заглядывая в глаза.

– Я вовсе не жалею тебя, – заверил ее Гордон.

Но Роберта заметила тень сострадания в его глазах и, хоть и знала, что он говорит неправду, все же была благодарна ему. Она бросила на него понимающий взгляд и продолжала:

– Крестьянская девочка стояла на самом краешке крутого берега. В паническом страхе попятившись от меня, она вдруг сорвалась и упала в воду. К счастью, отец уже отправился искать меня и подоспел как раз вовремя. Он кинулся в воду и вытащил девочку на берег. Сначала он сдавил ей ребра, заставив вылиться попавшую в легкие воду, а затем, перевернув на спину, стал дышать ей в рот. Так он и оживил ее.

– Значит, дети Макартуров никогда не играли с тобой? – спросил он, ласково поглаживая ее по спине.

– Я никогда больше не подходила к озеру, – сказала Роберта. И с горькой усмешкой добавила: – Однажды я взяла и потребовала у отца, чтобы он приказал детям играть со мной.

– И что он на это ответил?

Роберта печально покачала головой:

– Отец сказал, что не может силой заставить детей играть со мной, потому что весь клан сильнее, чем один его глава.

Горечь за нее и нежность к этому ангелу, что был сейчас в его объятиях, смешались в груди у Гордона. Он провел губами по ее виску и сказал:

– Значит, в детстве ты дружила только с кухаркой, которая и научила тебя печь эти замечательные лепешки.

– И еще готовить «молоко старой Мойры», – уточнила она.

– Прости меня, любовь моя, – с глубоким чувством прошептал Гордон.

– За что?

– За то, что я не прислал тебе куклу, как обещал.

– Я простила тебя еще много лет назад, – ответила она.

Гордон опустил голову и приник к ее губам в горячем долгом поцелуе. Ему хотелось как можно быстрее изгнать из памяти Роберты мучительные воспоминания детства, и вскоре ему это удалось. А еще через час они уже мирно спали в обнимку, пресыщенные любовью, и видели хорошие сны.

Наутро Гордон проснулся рано и встал, чтобы разжечь огонь в очаге. Бесшумно одевшись, он присел на край постели – ему хотелось посмотреть на свою спящую жену.

Улыбка появилась на его губах, когда он провел пальцем по ее гладкой шелковистой щеке. Его жена была так же очаровательна во сне, как и днем, когда не спала. Она была прекрасна, и он любил ее.

«Черт побери, когда же я успел так влюбиться?» – подумал вдруг он. Любовь – это удел женщин и дураков, ведь так он всегда считал. А поскольку женщиной он не был, то, стало быть, сделался дураком.

Гордон и теперь не сомневался, что признаться Роберте в своей любви было бы величайшей ошибкой. При дворе он видел много мужчин, попавших в рабство к женщинам, которых они любили. Когда оба они покроются морщинами, поседеют и сделаются дряхлыми стариками, он, возможно, скажет ей, что любил ее всю жизнь. Но сейчас…

Наклонившись, Гордон приложился в легком поцелуе к ее полураскрытым губам. Ресницы ее дрогнули, а руки сразу обвились вокруг его шеи. Он слегка хмыкнул у ее губ.

– Доброе утро, – поздоровался он. – Час еще ранний, но у меня неотложное дело. Ты встанешь, чтобы испечь свои знаменитые лепешки, пока меня не будет?

Роберта сонно улыбнулась и кивнула:

– Ваше желание – закон для меня, милорд.

– Хотелось бы верить, – пошутил он. – И приоденься – я вернусь не один.

– Ас кем? – спросила Роберта, испытующе глядя на него.

– Это сюрприз. – И, еще раз поцеловав ее на прощание, Гордон вышел из охотничьего домика.

Напевая песенку, он пошел по тропинке, ведущей в Глен-Эрей. Эти дни, что он проводил на летних пастбищах, оказались на редкость богатыми всякими событиями. Тут Роберта стала его женой на самом деле, а не только формально, но тут же он едва не потерял ее. А вчера произошел этот несчастный случай с его младшим сыном, которого не было бы на свете, если бы Роберта не подоспела вовремя.

И ко всему прочему, он влюбился.

При этой ошеломляющей мысли Гордон улыбнулся. Осознав, что идет и ухмыляется в одиночестве как идиот, он вернул своему лицу строгое и непроницаемое выражение. Иначе какой-нибудь случайный прохожий решит, что он свихнулся.

Но некоторые события вышли из-под его контроля, и, как будущий герцог Арджил и глава клана, он должен проявить свою власть. Его жена оказалась в сложной ситуации и, несомненно, нуждалась в его защите. Кора настроила против нее детей, и его долгом было исправить это.

Без стука он ввалился в одну из хижин и ухмыльнулся при виде того, что предстало его взору. Застигнутая врасплох любовная парочка на кровати быстро натянула на себя одеяло. Гэбби взвизгнула от замешательства, а Дьюи громко расхохотался.

– Ах, вы тоже играете иногда в Адама и Еву, – пошутил Гордон. – Ну что ж, я подожду на улице, если вы еще не наигрались. И учти, Дьюи, что ты не вернешься в свое гнездышко до завтра.

Когда спустя несколько минут Дьюи появился в дверях, Гордон решительно зашагал к следующей хижине.

– Отвези Кору и ее младшего ребенка назад в Инверэри, – приказал он слуге. – Проведешь там ночь, а когда поедешь обратно, прихвати с собой бабушку Бидди.

– Бабушку Бидди? – отозвался Дьюи. – Она не захочет подниматься в горы.

– Скажи, что Роберта заболела, – прервал его Гордон. – Скажи, что ей нелегко самой приехать в Инверэри.

Дьюи понимающе кивнул.

Дойдя до хижины Коры, Гордон без стука вошел внутрь. Слегка толкнув спящую Кору в плечо, чтобы разбудить, он сказал:

– Собирай свои пожитки. Я отсылаю тебя назад в Инверэри. А ребята останутся со мной.

– Я не хочу, чтобы эта ведьма была рядом с моими сыновьями, – завелась та. – Я никуда не поеду.

Гордон невольно сжал кулаки, борясь с неодолимым желанием ударить ее.

– Меня не интересует, хочешь ты или нет, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – И если ты когда-нибудь еще назовешь мою жену ведьмой, я велю Фергусу выпороть тебя кнутом и выгоню вон из Арджила.

Кора поджала губы, но благоразумно промолчала и быстро собрала свои вещи. Потом подошла к соломенному тюфяку, на котором спали Дункан и Гэвин. Мягко потеребив того и другого, чтобы разбудить, она улыбнулась их сонным личикам и поцеловала каждого в щеку.

– Фергус просит меня вернуться в Инверэри, – сказала она. – А ваш отец возьмет вас с собой в охотничий домик, так что вы не останетесь без присмотра.

Потом она взяла на руки своего младшего, а Дункан и Гэвин поцеловали сводного братца. Бросив на Гордона хмурый взгляд, Кора вышла за дверь.

Оставшись наедине с отцом, мальчики выжидательно поглядели на него.

– Я хочу поговорить с вами о леди Роб, – сказал Гордон, присаживаясь к ним на тюфяк. – Но только пообещайте, что не расскажете ей о нашем разговоре. Я могу вам доверять?

– Мне можешь, – с готовностью сказал Дункан. – А вот Гэвин не умеет хранить тайны.

– Сумею, – пообещал малыш. – Ради леди Роб я бы и не то сделал.

– У леди Роберты было очень одинокое детство. Дети в клане Макартуров боялись пятна на ее руке и отказывались с ней играть, обижая ее этим, – сказал сыновьям Гордон. – А недавно она заболела и сейчас не очень хорошо себя чувствует.

– Но она не умрет, нет? – спросил Дункан.

– Нет, скоро приедет бабушка Бидди и полечит ее, – ответил Гордон. – Но я хочу быть уверен, что мои сыновья будут относиться к леди Роб хорошо. Она очень любит вас обоих, и было бы просто стыдно отвечать ей на это неблагодарностью. Могу я положиться на вас?

– На меня можешь, – заверил Дункан.

– И на меня тоже, – подхватил Гэвин.

– Тогда пошли. – Гордон встал с тюфяка и добавил: – Роберта готовит нам замечательные лепешки. Дьюи говорит, что они даже вкуснее, чем у бабушки Бидди. Но надо поспешить, а то Смучес, пожалуй, слопает все, и нам ничего не достанется.

Роберта схватила деревянную лопатку и сняла с противня последние лепешки. Осторожно, боясь уронить, она положила их на доску и прикрыла льняным полотенцем, чтобы они оставались теплыми и мягкими до прихода мужа.

Куда отправился Гордон? Наверное, просто повидать Гэвина и узнать, как он себя чувствует, решила она.

He успела она отойти от очага, как позади нее со скрипом открылась дверь. Обернувшись, она застыла в изумлении: вслед за мужем в домик вошли его сыновья. Смучес первым пришел в себя. С радостным лаем щенок бросился к мальчикам и начал прыгать вокруг них.

– Смотри, кто со мной пришел, – как ни в чем не бывало проговорил Гордон, ставя на стол кувшин молока.

Улыбнувшись, Роберта сделала шаг навстречу мальчикам.

– Вот и замечательно. Садитесь за стол и помогите нам управиться с этими лепешками, – пригласила она.

– Я один могу съесть их целую гору, – сказал Дункан, опуская на пол свой мешок с вещами.

– И я тоже, – подхватил Гэвин, стараясь ни в чем не отставать от брата.

– Так вы готовы? – спросил Гордон. А когда они кивнули, он повернулся к Роберте и широким жестом показал на открытую дверь: – Мы дарим тебе солнечный свет…

– Вот эти цветы, – сказал Дункан, протягивая ей свежесобранный букет из лютиков и ромашек.

– И наши приветливые улыбки, – добавил Гэвин.

Роберта весело засмеялась.

– Благодарю вас, милорды. Не могу сказать, что из этих трех вещей для меня дороже. – Она налила воды в кувшин и поставила туда цветы. – Тащите табуретки, – приказала она. – А кто хочет «молока старой Мойры»?

– Я, – отозвался Дункан.

– И я тоже, – сказал Гэвин.

– И, конечно, я, – добавил Гордон.

Роберта выложила на стол лепешки и разлила по кружкам молоко. Гордон сел на один стул, она на другой, а ребята уселись на табуретки. У нее было такое ощущение, что здесь, в горах, они все – одна семья. Теплое чувство сопричастности и родства охватило ее.

– Эти лепешки не хуже, чем у бабушки Бидди, – сказал Дункан.

– Даже лучше, чем у нее, – поправил брата Гэвин.

– Ты неисправимый льстец, – сказала Роберта малышу.

– А что это такое? – спросил тот.

– Это такой любезный человек, который всегда говорит дамам то, что они желают услышать, – пояснила она.

– Так, значит, он лжет? – спросил Дункан.

– Ну, иногда говорить правду не очень любезно, – возразила Роберта.

Ребята вопросительно посмотрели на отца. Гордон пожал плечами и кивнул, показывая, что, в общем-то, он с этим согласен.

– А мы останемся с вами на все лето? – поинтересовался Гэвин.

Тут уже Роберта бросила на мужа вопросительный взгляд.

– А как же Кора?

– Фергус хочет, чтобы она вернулась в Инверэри, – уклончиво сказал тот. – Наверное, соскучился по ней и малышу.

– А вы что, не хотите, чтобы мы жили у вас? – спросил Гэвин.

– Господи боже, ну конечно, хочу, – ответила Роберта. – Представляю, сколько проказ мы вчетвером тут устроим.

Гордон указал на Смучеса и поправил:

– Ты хотела сказать – впятером.

– Ты прав, – с улыбкой сказала Роберта. – Конечно же, впятером.

После завтрака Гордон с Дунканом отправились рыбачить, а Гэвин предпочел остаться дома. Роберта вышла вместе с ним из домика и уселась под раскидистой березой, в то время как Смучес принялся шнырять по ближайшим кустам.

– Скажите, а когда можно говорить неправду? – спросил вдруг Гэвин, глядя на нее пронзительными серыми глазами, так похожими на отцовские.

– Лучше бы, конечно, всегда говорить только правду, – пряча улыбку, сказала Роберта. – Однако бывают разные случаи. Плохая ложь всегда во зло, а добрая ложь иногда помогает не огорчить или не рассердить любимого человека. Поэтому плохая ложь причиняет боль, а добрая ложь предотвращает ее.

– Я понял, о чем вы, – сказал Гэвин. – Если дедушка спросит, выучил ли я уроки, я должен ответить «да», даже если не выучил. Ведь дедушка старый, и мы не должны его огорчать.

– Пожалуй. – Роберта нагнулась и сорвала цветок одуванчика. – Закрой глаза. Я хочу посмотреть, любишь ли ты масло.

– А как вы это сделаете? – спросил малыш.

– Если я приложу этот цветок к твоему подбородку и на нем отразится желтое, значит, ты любишь масло, – сказала Роберта.

Гэвин тут же закрыл глаза и приподнял подбородок.

– О, я вижу ты просто обожаешь свежее масло, – засмеялась она.

Гзвин хихикнул.

– А дайте-ка я попробую.

Роберта протянула ему одуванчик, закрыла глаза и тоже приподняла подбородок. Его голос прозвучал очень близко от нее, когда малыш произнес:

– Вы тоже любите масло.

Она открыла глаза и увидела, как он расплылся той же неотразимой улыбкой, какой отличался его отец. Потом неожиданно взял ее за левую руку и поцеловал родинку.

– Я люблю вас, леди Роб, – пробормотал он при этом. Слезы навернулись у нее на глаза, и она смахнула их кончиками пальцев.

– Я тоже люблю тебя.

– Тогда почему у вас слезы на глазах?

– Это от радости, милый, – ответила она. – Женщины плачут, и когда они счастливы.

Гэвин бросился в ее объятия, и она крепко прижала мальчика к себе. Как бы она хотела, чтобы и его отец сказал ей эти же самые слова. Боже правый, ведь случилось то, чего она боялась больше всего, с чем боролась много месяцев. Она влюбилась в Гордона Кэмпбела.

В ту ночь Роберта узнала, что значит быть замужем и с детьми. Ребятишкам Гордон постелил на полу, и она накрыла их одеялом. Смучес тут же залез туда и устроился между ними на ночь.

Потушив свет, Роберта разделась и забралась в постель, уютно устроившись рядом с мужем. Лежа в его объятиях, она чувствовала себя спокойно и удобно, а когда Гордон потянулся к ней и накрыл ей рот сладким поцелуем, обвила его шею руками и еще теснее прижалась к нему.

– Леди Роб, – раздалось вдруг в темноте.

– Что тебе, Гэвин?

– А мы и завтра утром будем есть лепешки?

– Если хочешь.

– Я хочу.

– И я тоже, – подхватил Дункан.

– Ну что ж, ладно, – сказала она. – Но учтите, если я не высплюсь, то буду слишком усталая, чтобы готовить для вас.

На некоторое время воцарилась тишина.

Немного выждав, Гордон снова придвинулся ближе и бесшумно поцеловал ее. Роберта скользнула языком ему в рот, и поцелуй стал испепеляюще страстным. Пальцы Гордона прошлись по ее обнаженным ногам, и у нее перехватило дыхание, когда он стал гладить ее между бедер.

Стараясь не шуметь, Гордон накрыл ее тело, и Роберта впустила его внутрь себя. Но кровать предательски заскрипела, когда они начали двигаться в такт, охваченные нарастающей волной сладострастия.

– Что вы делаете? – громко спросил Гэвин в темноте.

Гордон с Робертой замерли.

– Они делают тебе сестренку, – громким шепотом сказал Дункан. – Молчи, если не понимаешь.

– Спасибо, – крикнул Гэвин.

Гордон и Роберта не знали, то ли смеяться, то ли досадовать. Смирившись с неизбежным, Гордон скатился с жены и прижал ее к своему боку.

– Спокойной ночи, ангел, – шепнул он.

– Спокойной ночи, муженек.

– Бабушка Бидди приехала! – закричал Гэвин, бросаясь навстречу старушке, вылезавшей из повозки.

Торопливо выйдя из конюшни, где он чистил лошадей, Гордон с облегчением увидел ее рядом с Дьюи и Гэбби.

Он надеялся, что большой опыт Бидди поможет ему выяснить наконец, что за хворь приключилась с его женой. Как раз сейчас Роберта лежала в постели: у нее кружилась голова и ее тошнило.

– Слава богу, что ты здесь, – сказал Гордон, помогая старушке пройти к дому. – Роберте нездоровится, и я хочу, чтобы ты присмотрела за ней.

– Ну и поездка! – пожаловалась Бидди. – Все мои старые кости растрясли. Бок ломит, рука болит. Меня саму теперь надо лечить.

Дункан и Гэвин засмеялись. Гордон тоже спрятал улыбку, и только Гэбби проявила заботу о ней.

– Пойдем, отдохни сначала немного, – сказала она, беря бабушку за руку.

– На том свете отдохну, – отрезала Бидди, хлопнув ее по руке. – Возьми в повозке бараний рубец с потрохами и отнеси в дом. А ты, – повернулась она к Гордону, – подожди здесь.

Гордон наклонил голову к Дьюи и шепнул:

– Она что, собирается этим лечить мою жену?

Дьюи в ответ только пожал плечами.

Прошло пять минут, потом десять, пятнадцать. Прошел час, а из охотничьего домика никто не выходил.

Гордон неотрывно смотрел на закрытую дверь, с каждой минутой тревожась все больше. Господи, что же они делают там так долго? Роберта, должно быть, ужасно больна. Что будет, если он потеряет ее? От этой мысли в душе у него все оборвалось. Привыкнув видеть Роберту всегда рядом, он не представлял уже себе жизни без нее.

– Леди Роберта умирает? – спросил Дункан, почувствовав волнение отца.

Гордон посмотрел на мальчика и грустно вздохнул.

– Нет, сынок, – сказал он наконец. – Все будет хорошо, раз бабушка Бидди приехала.

– А это добрая ложь или плохая? – спросил Гэвин.

Озадаченный, Гордон повернулся к младшему сыну.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Леди Роберта сказала мне, что…

В этот момент дверь домика открылась, и на пороге с сердитым видом показалась бабушка Бидди. Вслед за ней появилась и Гэбби.

Приготовившись к самому худшему, Гордон сделал шаг вперед и спросил:

– Ну как?

– Да тебя надо отшлепать, глупого, за то, что заставил меня тащить свои старые кости сюда в горы, – заворчала на него Бидди. – Твой отец был прав: у тебя здравого смысла не больше, чем у осла.

– Что с Робертой? – требовательно наступал на нее Гордон.

– Ничем она не больна, дурачок, – проворчала старушка. – Жди прибавления в семействе.

– Ты имеешь в виду… она что, беременна? – спросил Гордон.

Дункан и Гэвин вскрикнули от восторга и запрыгали. Дьюи захохотал, а Гэбби ухмыльнулась, увидев ошеломленное выражение лица Гордона.

– Бидди, милая, я люблю тебя! – вскричал Гордон, обнимая старушку. Он звонко чмокнул ее в губы и бросился в домик.

Когда он вошел, Роберта в одной рубашке сидела на краю постели. Она робко, застенчиво улыбнулась:

– Бидди уже сказала тебе?

Гордон кивнул и сел с ней рядом.

– Почему же ты мне сама не сказала? – спросил он. – Я ведь с ума сходил от беспокойства.

– Ты?

Гордон улыбнулся и, обняв ее за плечи, притянул к себе.

– Конечно, я беспокоился, – прошептал он, проводя губами по ее виску.

– Я и сама не догадывалась, – призналась Роберта, опуская глаза. – Я думала, что это какая-то болезнь.

Очень мягко Гордон повернул ее голову к себе и подождал, пока она поднимет на него зеленые глаза. Потом поцеловал ее и прошептал:

– Спасибо тебе, ангел.

Роберта улыбнулась в ответ, но на душе ее было тревожно, и тревога эта проступала на лице. Простого «спасибо» теперь, когда она носит его ребенка под сердцем, ей было недостаточно. Ей отчаянно хотелось услышать от него другое: три простых и магических слова: «Я люблю тебя».

Но разве могла она быть уверенной в этом? Разочарования преследовали ее всю жизнь. Так почему же тут должно быть иначе? Наверное, она должна быть ему благодарной уже за то, что он не лжет ей. Это было бы хуже всего!

Июнь принес теплую сухую погоду, без ветра и облаков. Летние утра были наполнены птичьими голосами, полдни – сверкающим солнечным светом, а тихие вечера – огоньками светлячков в долине. В лесу зацвели венерин башмачок и омела, обвивающаяся вокруг дубов.

Минул день летнего солнцестояния.

С наступлением июля пришли сильные грозы. К середине августа в долине зацвел золотарник, возвещая первые приметы осени. Крики синих соек сменили сладкоголосое пение зябликов и соловьев, которые куда-то исчезли. Когда же полная луна засияла на ночном небе, все Кэмпбелы стали считать дни летнего выпаса, которые им осталось еще провести в долине.

В одно солнечное августовское утро Роберта сидела с Гэвином на пороге охотничьего домика. Хотя малыша и позвали купаться вместе с отцом и старшим братом, Гэвин предпочел остаться с Робертой, упорно отказываясь даже близко подходить к воде.

– А давайте играть в ухаживание, – предложил он.

– А как это? – спросила Роберта.

Гэвин вскочил на ноги и склонился в галантном поклоне перед ней. Потом с застенчивой улыбкой спросил:

– Миледи, вы потанцуете со мной?

– Почту за честь, – ответила Роберта, вставая со ступеньки. Она присела в реверансе перед мальчиком, и они начали танцевать павану, которой она его научила.

– А у меня нет партнера, – пожаловалась, выходя на крыльцо, Гэбби. – Что же мне делать?

Гэвин перестал танцевать и с улыбкой посмотрел на нее.

– Лорд Смучес свободен и сможет потанцевать с вами, – сказал он, указав на песика.

Гэбби подхватила Смучеса на руки, и они закружились по двору.

– Ах, лорд Смучес, какой вы изумительный танцор! – громко воскликнула она, отчего Роберта и Гэвин покатились со смеху. – Вы очень легки на лапу.

– В честь чего такое веселье? – спросил Гордон, подходя к ним.

– Мы танцуем на королевском балу, – ответила мужу Роберта.

– А лорд Смучес мой партнер, – вставила Гэбби.

– А если я буду ревновать? – спросил Дьюи.

– Я тоже хочу танцевать, – заявил Дункан.

– Нужно собрать вещи, сегодня мы отправляемся в Инверэри, – прервал веселье Гордон.

Роберта остановилась и только тут увидела, что вслед за мужем во двор вошел Мунго Маккинон, закутанный в черный плащ и в шляпе с траурным крепом.

– Вся Шотландия знает о смерти королевы, – проговорил Мунго, бросив на Роберту злой взгляд.

– Яков вызывает нас в Эдинбург, – пояснил Гордон. – Мы должны присутствовать на заупокойной службе. Дьюи и Гэбби поедут с нами.

– А ваш-то братец увез Изабель Дебре прямо с ее свадьбы, – с явным злорадством сказал Мунго Роберте. – Король разъярен его поступком. Он может объявить вашего брата вне закона.

Роберта побледнела как полотно и, как часто с ней бывало в минуту волнения, начала яростно тереть свое родимое пятно. Обратив к мужу обеспокоенный взгляд, она переспросила:

– Даб вне закона?

– Не торопись с этим, – сказал ей Гордон. – Возможно, девица Дебре сама хотела сбежать с Дабом. В таком случае он просто спас ее, а не похитил. – И, взглянув на Мунго и Дьюи, добавил: – Пошли, ребята, выпьем по стаканчику виски.

Нервничая, Роберта смотрела, как они входят в домик.

Как могут они так спокойно говорить о том, что Даб, возможно, объявлен вне закона? И в самом ли деле он похитил Изабель? Так за кого, в таком случае, Изабель собирались выдать замуж?.. Пока она, Роберта, проводила лето тут в горах, жизнь без нее продолжалась.

– Леди Роб, давайте снова играть в ухаживания, – попросил Гэвин, прервав ее мысли.

– Думаю, хватит, дорогой, – ответила она и, заметив явное разочарование на лице мальчика, добавила: – Ты мне понадобишься в Инверэри, чтобы ухаживать за Смучесом. Ты сделаешь это ради меня?

Гэвин улыбнулся и с готовностью кивнул:

– Миледи, я буду ухаживать за лордом Смучесом всю свою жизнь.

– Тогда пойдем собирать вещи, – предложила Роберта.

Она взяла Гэвина за руку и повернулась, чтобы последовать за мужчинами в дом, но перед этим взгляд ее упал на звездный рубин. Камень стал темнее, чем голубиная кровь.

Как странно, подумала она. Едва рядом с ней появляется Мунго Маккинон, как рубин предупреждает ее об опасности. Ну что ж, сейчас она носит ребенка в своем чреве и должна сделать все, чтобы обезопасить его.

Возможно, пришло время сорвать с ноги ее кинжал «последнее средство».

15

Боже правый, как примут ее при дворе Стюартов? В волнении Роберта потерла «дьявольский цветок», глядя из окна своей комнаты во дворце Холируд. Приехав в Эдинбург накануне вечером, она еще не встречалась ни с кем из придворных, и все же нервная дрожь сотрясала ее.

Гордон был доверенным короля и своим человеком при дворе, но это не упрощало, а только усложняло дело. Что нужно для того, чтобы соответствовать высокому положению мужа, особенно когда придворные придирчиво начнут выискивать в ней недостатки? Ведь это дьявольское пятно на руке не скроешь, и неизвестно, как его воспримут тут.

Тревога и неуверенность охватили ее. Захотелось вдруг снова оказаться подальше отсюда, в горах или еще где-нибудь, но только не здесь, при дворе. Неужели еще прошлой осенью она была беззаботной девушкой, флиртующей с Генри Талботом в усадьбе Деверо? Казалось, с тех пор прошла вечность.

Да, с тех пор много воды утекло, многое переменилось в ее жизни. А самое главное – то, что в начале февраля она станет матерью. Если, конечно, до этого с ней ничего не случится.

– А в этом сундуке перчатки, которые вы просили, – сказала Гэбби в другом конце комнаты. – Боже, да их тут целая дюжина!

Роберта с облегчением закрыла глаза и вознесла благодарственную молитву. Тетушка не забыла упаковать те перчатки без пальцев, что Гордон когда-то подарил ей, а дядя переслал ее веши в особняк Кэмпбелов в Эдинбурге.

Предстать перед двором с этим уродливым пятном на руке было выше ее сил. А что, если, увидев ее «дьявольский цветок», королевские придворные начнут креститься всякий раз, когда она будет проходить мимо? До нее уже дошли слухи, что король Яков очень суеверен и подвержен всяческим предрассудкам. Говорили даже, что он верит в ведьм.

Заметив, что грудь порывисто вздымается, Роберта заставила себя сделать несколько глубоких успокаивающих вдохов. Излишние волнения могут повредить ее будущему ребенку, и, стремясь выбросить все тревожные мысли из головы, она принялась разглядывать пейзаж за окном.

Отсюда, из дворца, открывался замечательный вид на парк Холируд и красивые газоны, простирающиеся до Эдинбургского замка. Был тихий и ясный день ранней осени. Яркое солнце освещало землю, а голубые небеса смыкались вдали с горизонтом.

На севере осень наступает рано. Была еще только середина сентября, а дубы, березы и вязы уже оделись в золотой наряд; только сосны, пихты и ели оставались зелеными. В Лондоне лето, должно быть, только перевалило за середину, а здесь, в Эдинбурге, осень уже входила в свои права. Глядя в окно на увядание пышной природы, Роберта испытала острую щемящую тоску.

– Какое платье вы наденете? – спросила ее Гэбби.

– Из черной с золотом парчи с черной шалью, – ответила Роберта, оглянувшись через плечо. – И не забудь черные перчатки.

Она снова устремила взгляд в окно, стараясь призвать на помощь всю свою храбрость, которая так необходима была сейчас, чтобы сопровождать мужа на заупокойную службу по казненной королеве. Служба была назначена ровно на двенадцать, и она знала, что Гордон будет очень раздосадован, если найдет ее еще не готовой.

И тут Роберта увидела его. Его рослый вороной конь скакал красивым галопом, и даже на расстоянии было видно, как легко и непринужденно Гордон держится в седле. Улыбка коснулась ее губ, она невольно залюбовалась его мужественным и благородным обликом.

С другого конца лужайки навстречу ему скакала какая-то женщина в амазонке. Ветер трепал роскошные рыжие волосы, каскадом падающие ей на спину; наряд ее был безукоризненным.

Гордон резко осадил коня и заговорил с дамой. Купы деревьев скрывали их от взоров гуляющих по парку людей, но из окна Роберте все было видно.

Интересно, подумала она, что это за рыжеволосая амазонка на лихом скакуне? Наверное, жена какого-нибудь вельможи.

Склонившись в седле, Гордон взял руку женщины и поднес к губам. Женщина засмеялась и убрала руку. Грациозным движением она соскочила с лошади, и Гордон не замедлил спешиться тоже.

Теперь они стояли лицом к лицу, и вдруг женщина бросилась в его объятия. Она обвила его шею руками и страстно поцеловала.

Увидев это, Роберта схватилась за живот, словно пытаясь защитить неродившееся дитя. Она не хотела больше видеть, что происходило с этими двумя, но ноги точно приросли к полу. Не в силах отойти от окна, Роберта чувствовала, как весь мир рушится вокруг нее.

Гордон!.. Ее дорогой Горди!.. Не успел очутиться в Эдинбурге – и вот!.. Ловелас, чего другого можно от него ожидать?

– Что вы там увидели? – спросила Гэбби, становясь рядом с ней. – Черт подери, да это же наш Горди там с этой… Миледи, вас может продуть от окна. Одевайтесь скорее, а то опоздаете в церковь. И не обращайте внимания на такие пустяки. Наверное, какая-нибудь старая приятельница или… или…

– Или кое-кто еще, – закончила Роберта.

Гордость заставила ее выпрямиться и вздернуть подбородок. Ради ребенка она постарается сохранять спокойствие, а потом потребует у него объяснений. Смахнув со щеки слезу, Роберта постаралась не давать воли чувствам и попросила у бога силы для этого.

Сняв домашнее платье, она прошла через комнату и порылась в своем сундуке. Достала подвязку с черными кожаными ножнами и закрепила ее на ноге. А в ножны зложила свой кинжал «последнее средство».

– Зачем вам понадобился этот кинжал? – спросила Гэбби.

– Тетя Келли говорила мне, что при дворе хороших людей с каждым днем становится все меньше, а вот врагов – все больше, – с мрачноватым видом ответила Ро-эерта. – Так что мое «последнее средство» не помешает.

– На всякий случай мы с Дьюи будем сидеть вместе с другими слугами в задней части церкви. Если я понадоблюсь, окликните меня – я буду все время наготове.

Гзбби помогла ей надеть черное с золотом парчовое платье и зашла сзади, чтобы застегнуть пуговицы на спине.

– Ну и дела, – хмыкнула она при этом. – Платье на вас едва сходится. Пора мне, видно, отпускать швы на всех остальных.

Роберта надела свое заветное ожерелье и, нахмурясь, посмотрела на звездный рубин. Магический, камень, как потемнел в тот день, когда рядом с ней появился Мунго Маккинон, таким и оставался с тех пор. Вид этого камня, постоянно напоминающего о грозящей опасности, заставлял ее дрожать. Роберта почти физически ощущала, как зло притаилось в одном из темных уголков дворца Холируд, чтобы наброситься на нее при первой возможности.

Натянув черные перчатки без пальцев, Роберта почувствовала себя гораздо лучше. Как всегда, спрятав свое дьявольское пятно от взоров посторонних людей, она обрела некоторую уверенность. Едва она накинула на плечи черную шаль, как открылась дверь.

– Ну что, ты готова? – спросил Гордон, с улыбкой идя ей навстречу. – А я уже побывал на Хай-стрит.

Несмотря на обиду, снедавшую ее, Роберта невольно залюбовалась своим мужем. Одетый в шотландский костюм традиционных для Кэмпбелов цветов, Гордон выглядел красивым и мужественным, и было понятно, почему женщин так тянуло к нему. Но ведь он сам настаивал на их браке, он увез ее из Англии и потому не имел права так легкомысленно вести себя.

– Нам, женщинам, надо больше времени, – сказала она с фальшивой улыбкой.

– Зато и результат превзошел ожидания, – сказал Гордон, целуя ее. – Ты выглядишь божественно.

Роберта пристально посмотрела в его пронзительные серые глаза и без всяких преамбул спросила:

– Кто эта женщина?

Гордон перевел взгляд на Гэбби и сказал:

– Дьюи ждет тебя в коридоре.

Едва служанка вышла, он повернулся к жене и одарил ее одной из своих неотразимых улыбок.

Просто неприлично для мужчины быть таким красивым, подумала Роберта, пытаясь противостоять его обаянию.

– Кто эта женщина, – повторила она, и это прозвучало даже более сердито и сварливо, чем бы ей хотелось.

– Какая женщина? – переспросил Гордон, удивленно подняв брови в ответ на ее тон.

Роберта тоже подняла брови, передразнивая его.

– Та женщина, которую ты целовал.

– Это не я ее целовал, – возразил Гордон. – А она меня.

– Какая разница, черт побери? – вскричала Роберта, раздраженная той легкостью, с которой он изворачивался и лгал.

– Если бы ты понаблюдала за нами минутой дольше, – сказал Гордон, и глаза его весело блеснули, – ты бы увидела, что я ее отстранил.

Роберта вспыхнула от замешательства и уставилась в пол. Если он сказал правду, она была просто дурой.

– Так кто же она? – спросила Роберта уже более спокойно.

– Леди Керр, кузина Мунго, которая недавно овдовела, – ответил Гордон. – Она моя хорошая приятельница.

– И эта леди Керр решила возобновить с тобой дружбу? – Заметив сама отчетливо прозвучавший в ее голосе ревнивый сарказм, Роберта отвернулась от мужа и пршла к окну. – Так ли уж мне необходимо присутствовать на этой поминальной службе? – спросила она.

– А в чем проблема, ангел? – Голос мужа раздался рядом, за ее спиной.

Роберта медленно повернулась и сказала, уткнувшись взглядом ему в грудь:

– Я никогда не бывала при дворе и не знаю, как вести себя. К тому же… К тому же я не люблю сборище незнакомых людей. Я боюсь, а вдруг сделаю что-нибудь не так?

Гордон взял ее за подбородок и подождал, пока она поднимет на него глаза.

– Будь сама собой, – сказал он. – И все будет хорошо, ты всем понравишься.

– А что, если нет? – с явной тревогой в голосе спросила она. – Что, если я не смогу поладить с ними?

«Что, если они заметят проклятое пятно на моей руке?» – это соображение осталось невысказанным.

– Черт возьми, дорогая! – хмыкнул Гордон. – Не паникуй заранее… Кстати, у меня есть для тебя подарок.

– С чего это вдруг?

– С того, что ты моя обожаемая жена и будущая мать наследника Инверэри.

«Но вовсе не потому, что он любит меня», – отметила Роберта.

Гордон извлек из кармана массивную золотую брошь в форме сердца и приколол к ее шали. Такие броши по обычаю дарили друг другу обрученные. Впоследствии они прикалывали ее к одеялу своего ребенка как оберег.

– Я сначала хотел, как водится, купить серебряную, – сказал Гордон, коснувшись поцелуем ее губ, – но потом решил, что это слишком холодный металл для такой горячей женщины, как ты.

Когда он достал вторую золотую брошь, Роберта смущенно спросила:

– А зачем ты купил две?

– Ты должна приколоть мне такую же, – ответил он.

Взяв из его руки брошь, Роберта застенчиво улыбнулась и приколола ее к рубашке Гордона, на самое видное место. Потом встала на цыпочки и поцеловала его в губы.

– Мне нравятся твои поцелуи, они возбуждают, – сказал Гордон. – Но, к несчастью, мы опаздываем к заупокойной мессе. Ты готова?

Роберта сунула руку под черную шаль и вытащила заветное ожерелье наружу. Расположив его поверх шали, она сказала:

– Не хочу быть застигнутой врасплох. Вот теперь я готова.

Покинув свои апартаменты, по многочисленным запутанным коридорам они прошли к узкой каменной лестнице. Спустившись на три этажа, вышли наружу и оказались на сияющем солнце. Оглянувшись на дворец, Роберта невольно подумала, как же она найдет дорогу обратно в свою комнату.

– Есть интересная легенда, связанная с этим местом, – сказал Гордон, поворачивая с ней направо.

– Какая? – спросила Роберта, хотя в данный момент ей было совсем не до сказок. Ее главной заботой было, как прожить следующие несколько часов.

– В день Святого креста, – начал Гордон, – король Дэвид Первый охотился в этих местах и отстал от своих спутников. Лошадь сбросила его, и тут появился огромный олень, готовый разорвать его рогами. Неожиданно их окутало облако тумана, а из него протянулась рука, держащая крест. Король схватился за крест – и олень исчез. Тогда Дэвид дал обет построить монастырь на том месте, где случилось это чудо. А позднее появился и дворец .

– Да, очень интересная легенда, – рассеянно произнесла Роберта.

Гордон искоса взглянул на нее и с улыбкой сказал:

– Оглянись-ка назад, ангел. Видишь там вдали Эдинбургский замок? – А когда она кивнула, продолжал: – Легенда гласит, что существует подземный ход, который ведет туда из дворца Холируд. В связи с этим есть еще одна история… Ну, а теперь ты готова показаться на людях?

Роберта взглянула на мужа и прочла нежную заботливость в его серых глазах. Он был так добр, он пытался отвлечь ее от тревожных мыслей и рассеять беспокойство. Роберта мягко дотронулась до его плеча.

– Спасибо тебе, Горди.

– Не стоит благодарности, миледи, – ответил Гордон точно таким же тоном, как и его младший сын.

– Ты напоминаешь мне Гэвина.

– Можно считать это за комплимент.

Расположенное рядом с дворцом Холирудское аббатство было обнесено целым лабиринтом железных оград, столь же запутанных, как и шотландская политика. Аббатство являлось местом захоронения шотландских королей и сохранило остатки былого величия.

Проходя в ворота, Роберта невольно схватилась за руку мужа и почувствовала, как Гордон ободряюще сжал ее пальцы.

В переполненной шотландской знатью церкви был полумрак: свет проникал лишь сквозь узкие витражные окна. В дальнем конце прохода множество свечей освещало украшенный затейливой резьбой алтарь, создавая ощущение мерцающего костра.

Идя по центральному проходу рядом с мужем, Роберта внутренне поеживалась от любопытных, испытующих, а то и просто сверлящих взглядов, направленных на нее со всех сторон. Хорошо хоть ее родимое пятно было скрыто перчаткой.

На полпути она заметила Мунго Маккинона, сидящего слева от прохода рядом с рыжеволосой женщиной. К ее облегчению, Гордон не остановился, а прошел дальше. У Роберты не было ни малейшего желания сидеть рядом с Мунго, а уж тем более рядом с женщиной, которая только что целовала ее мужа.

Пройдя три четверти прохода, Гордон подвел жену к деревянной скамье. Усадив ее, сел с краю.

Заметив, что муж кивнул какому-то человеку справа от нее, Роберта повернулась и тоже слегка улыбнулась ему.

– Так это и есть твоя женушка? – спросил Гордона пожилой джентльмен.

Роберта смущенно оглянулась на мужа, а тот по-свойски улыбнулся.

– Познакомься, дядюшка Джордж. Роберта Макартур, моя жена, – сказал он. – Граф Хантли – старший брат моей покойной матери.

– Очень рада познакомиться с вами, – сказала Роберта.

Граф Хантли приветливо кивнул ей и посмотрел на племянника.

– Твоя жена прекрасна, как ангел, – сказал он. – Надеюсь, она не заставит себя долго упрашивать и сделает твоего отца дедом.

– Об этом мы с ней уже позаботились, – ответил Гордон. – Наследник Инверэри скоро появится на свет.

Роберта вспыхнула от замешательства и досады. Она бросила на мужа свирепый взгляд и гордо вздернула носик. Ну и устроит же она ему выволочку, когда они вернутся к себе!

Мужчины хмыкнули, взглянув на нее.

– Она, кажется, к тому же застенчива, – заметил граф. – Завидую твоему счастью, Горди. А то ты мог бы угодить в сети одной из этих эдинбургских красоток.

– Я сам не верю своему счастью, – ответил Гордон, поднося к губам руку жены.

Роберта искоса улыбнулась ему и хотела что-то сказать, но тут часы пробили полдень, и в церкви появился король. Она встала, как и все, когда его величество король медленно прошествовал по проходу в направлении алтаря.

Облаченный во все королевские регалии, рыжеволосый, с печально потупленным взглядом, Яков VI медленно шел в окружении своих придворных. Когда он проходил мимо их скамьи, Роберта склонила голову. Однако любопытство взяло верх, и она исподтишка взглянула на него. К ее удивлению, король шел совсем не по-королевски. Он еле волочил ноги, и ей показалось, что в уголках рта у него блестели слюни.

– Я не видела в церкви наших отцов, – прошептала Роберта, садясь, когда уселся и король.

Гордон пожал плечами:

– Ты просто не заметила их в этой толпе.

Заупокойная служба по усопшей шотландской королеве была еще в самом начале, когда неожиданно до ушей Роберты дошел странный металлический лязг, доносившийся с паперти. Недоумевая, что это такое, она вопросительно посмотрела на мужа. Но такое же недоуменное выражение его лица показало, что он и сам не понимает, что происходит.

Этот скрежет и сердитые, протестующие голоса привлекли всеобщее внимание. А еще через мгновение в церковь вошли трое мужчин в полном вооружении и встали в конце прохода. Роберта в тревоге взглянула на Гордона, а потом на короля, который поднялся со своего почетного места и стоял, глядя на то, что предстало его взору.

А тем временем трое рыцарей былых времен выступили вперед. Их латам и щитам было по крайней мере лет сто. Медленно, с мрачной решимостью на лицах, они двинулись к алтарю. Каждый их шаг сопровождался звуком металла по металлу. Длинные мечи в ножнах волочились по полу.

– Боже мой! – тихо воскликнула Роберта, узнав в рыцарях своего и Гордона отцов. – Что они затевают?

– Не думал, что наши отцы способны сотворить такую глупость, – сухо сказал Гордон, и мрачная улыбка пробежала по его губам.

– Они затащили с собой даже дядю Перси, – простонала Роберта. – Гордон, сделай что-нибудь!

– Успокойся, – прошептал он. – Я не могу помешать им выставить себя дураками.

– Во имя всего святого, – воззвал король Яков, и слюни стали заметнее в углах его рта. – Кэмпбел и Макартур, что означает ваше вторжение сюда? Наш двор в глубоком трауре по моей покойной матери, королеве.

Герцог Арджил прошел еще на пять шагов вперед. Он изо всех сил пытался склониться в глубоком поклоне, но тяжелые доспехи мешали ему. Вместо этого он лишь почтительно склонил голову перед молодым монархом.

– Полное вооружение – вот самое подходящее траурное одеяние по нашей казненной королеве, – произнес герцог Магнус достаточно громким голосом, так, чтобы его слышали все.

По толпе пополз шепоток. Роберта заметила, как несколько немолодых шотландских вельмож кивнули головами в знак согласия с ее свекром.

– Черт побери, мне предстоит сегодня непростой разговор, – прошептал Гордон и недовольно сдвинул брови.

С ужасом Роберта увидела, как ее отец, Йен Макартур, тоже выступил вперед и, встав рядом с Кэмпбелом, воззвал:

– Настоящей заупокойной по нашей убитой королеве должно стать объявление войны.

– Я согласен, – добавил Перси Макартур, делая шаг вперед и становясь рядом с братом.

– Раны господни! – вскричал король Яков, скривившись от ярости, и слюни брызнули у него изо рта – Арестуйте этих мятежников!

– Не двигайся с места, – приказал Гордон Po6ерте и быстро пошел по проходу прямо к королю. За ним поспешил его дядя, граф Хантли.

Приблизившись к монарху, Гордон опустился на одно колено и спросил:

– Ваше величество, угодно вам выслушать меня?

Король Яков кивнул, видя перед собой своего лучшего партнера по гольфу и товарища по охоте.

– Это минутное недоразумение, – сказал Гордон, бросив неодобрительный взгляд на трех пожилых воителей. – Наши ветераны просто вспомнили свою молодость и решили показать, как они выглядели в прежних битвах.

– Я отрекусь от тебя, – проворчал герцог Магнус сыну.

– А я заберу свою дочь и расторгну ваш брак, – добавил Йен Макартур.

– Эти старые воины лично знали нашу покойную королеву. Они почитали даже землю, по которой она ступала, – продолжал Гордон, не обращая внимания на их слова. – Глубокие переживания в связи с ее смертью лишили этих людей душевного равновесия. Но поспешность, как вы сами всегда говорите, плохой советчик в государственных делах. Не могли бы мы перейти куда-нибудь в более уединенное место, чтобы спокойно все обсудить и беспристрастно во всем разобраться?

Несколько долгих мучительных секунд король Яков холодно смотрел на Гордона и наконец неохотно кивнул.

– Мы продолжим службу завтра, – объявил король.

И в сопровождении Гордона прошествовал по проходу к выходу из церкви. Трое горцев в скрежещущих доспехах вместе с графом Хантли последовали за ним.

Взбудораженная, взволнованная всем увиденным, шотландская знать тут же пустилась в пересуды. Медленно, по двое, по трое они вставали с мест и выходили наружу.

Сложив руки на коленях, Роберта застыла на своем месте. Никто не заговаривал с ней, но она ловила украдкой бросаемые на нее любопытные взгляды.

Что происходит сейчас там, в личных апартаментах короля? – терзалась она. Неужели ее отца и свекра арестуют? Что, если ее неродившийся ребенок никогда не увидит своих дедов? И что делать ей сейчас? Ждать здесь мужа или уйти вместе с остальными?

Помедлив еще немного, Роберта поднялась со скамьи и последовала за последними придворными к выходу. Выйдя наружу, она сощурилась от яркого солнца и глубоко, с облегчением вздохнула. После тесноты и мрака церкви сочетание солнечного света и свежего воздуха оживило ее.

Пройдя по желтеющей лужайке, Роберта направилась к росшим чуть поодаль старым дубам. В толпе высыпавших из церкви придворных она чувствовала себя неуютно. Все здесь знали Гордона и видели, как она пришла в церковь вместе с ним, но никто и не подумал подойти к ней. Неужели она обречена всегда и везде оставаться отверженной? Может, ей самой следовало представиться им?

Нет, конечно, нет. Роберта знала, что без мужа у нее на это не хватит решительности. Если бы только она знала, как вернуться отсюда назад в свои комнаты, то непременно направилась бы туда.

В ожидании мужа Роберта прислонилась к одному из дубов и не отрываясь смотрела на здание аббатства. Уголком глаза она заметила двух молодых женщин, направившихся в ее сторону. Роберта гордо выпрямилась, но продолжала внимательно изучать шпили и купола аббатства.

– Леди Кэмпбел? – улыбаясь, спросила одна из дам, стройная брюнетка.

– Да.

– Я леди Элиот. А это, – показала она на свою спутницу, – леди Армстронг.

Пышная блондинка улыбнулась и кивнула ей.

– Мне очень приятно познакомиться с вами, – проговорила Роберта, но что-то в их любезных улыбках насторожило ее. Похоже, эти женщины совсем не были такими простыми и искренними, какими желали казаться.

– А мы очень рады познакомиться с женой Гордона, – сказала леди Армстронг.

– Значит, вы лично знаете моего мужа? – спросила Роберта.

– И очень хорошо, – сказала леди Элиот.

– Очень близко, – добавила леди Армстронг, бросив выразительный взгляд на свою подругу.

Роберта заметила этот безмолвный обмен взглядами и поняла, что одна из них или обе они спали с ее мужем. Решив храбро встретить этот вызов, Роберта гордо вздернула нос и одарила обеих ослепительной улыбкой.

– Друзья моего мужа – мои друзья, – проговорила она.

– Зовите меня Кэтрин, – сказала леди Элиот.

– А меня Джин, – добавила блондинка.

– Дорогая, а что это за необычные перчатки вы носите? – спросила леди Элиот.

– Такова последняя мода при дворе Тюдоров, – сообщила им Роберта, словно эти две искушенные светские дамы перед ней были всего лишь деревенскими молочницами. Она надеялась, что господь простит ей эту ложь. – Все женщины при английском дворе носят такие. Я провела в Лондоне целый год, в гостях у моего дяди, графа Басилдона.

Эти небрежно оброненные слова удивили обеих красоток.

– Басилдон, этот царь Мидас, ваш дядя? – заинтересованно спросила леди Элиот.

– О, слава о нем дошла и сюда, в Шотландию, – подхватила леди Армстронг.

– Мой дорогой дядя Ричард столь же добр, сколь богат и влиятелен, – произнесла Роберта все с той же улыбкой на лице. Ей совсем не свойственна была заносчивость, но сейчас надо было произвести нужное впечатление.

– Ох, дорогая, тут назревают неприятности, – сказала леди Элиот, кивнув направо.

Роберта посмотрела туда. К ним приближались Мунго Маккинон, а вместе с ним та самая рыжеволосая женщина.

– Добрый день, – приветствовал их Мунго и тут же обратился к Роберте: – Позвольте познакомить вас с моей кузиной леди Керр.

Роберта взглянула на ярко-рыжую красавицу и выдавила из себя притворную улыбку.

– Рада с вами познакомиться, – проговорила она.

– И мне очень приятно встретиться с женой Горди, – ответила та, откровенно оглядывая Роберту с головы до пят.

Роберта понимала, что эта особа старается выискать у нее какие-то недостатки. Когда взгляд красотки опустился на ее располневшую талию, она положила руку на живот и объявила:

– Боюсь, от вашего внимательного взгляда не укрылся мой маленький секрет. Я ношу наследника Инверэри.

Улыбка леди Керр тут же растаяла.

– В таком случае, примите мои поздравления.

Роберта кивнула, довольная, что ей удалось сбить спесь с этой особы.

– Я уверена, что мы еще подружимся с вами, – протянула леди Керр, приходя в себя после только что услышанного известия. – Зовите меня просто Ливи.

Роберта похолодела, но постаралась сохранить бесстрастное выражение лица.

– Вы сказали «Ливи»? – переспросила она.

– Да. А что вы находите в этом странного?

Но прежде чем Роберта успела ответить, кто-то сзади окликнул ее:

– Леди Кэмпбел, вы ли это?

Роберта обернулась и оказалась лицом к лицу с графом Босуэлом. Высокий и статный, Фрэнсис Хепберн-Стюарт был все тот же, с каштановыми волосами, небесно-голубыми глазами и неограниченным запасом обаяния.

– Рад видеть, что вы уже совсем оправились после вашего долгого путешествия из Англии, – сказал граф, прикладываясь к ее руке в перчатке. – Вы привезли ко двору своего забавного английского песика?

Роберта улыбнулась и, покачав головой, сказала:

– Нет, мы оставили Смучеса в Инверэри.

– Жаль, а то бы мы и его представили королю, – пошутил граф и сказал, предлагая ей руку: – Пожалуйста, прогуляйтесь со мной, возобновим наше знакомство.

– С большим удовольствием, милорд, – ответила Роберта, подавая ему руку.

Отведя ее подальше от остальных, Босуэл прошептал:

– Мне показалось, что вас надо увести от этих дам. Вам, кажется, было не по себе?

– Вы очень проницательны, милорд, – ответила Роберта, заставив его улыбнуться. – И я перед вами в долгу за ваше своевременное вмешательство.

– Ловлю вас на слове, – сказал он. – А как течет ваша супружеская жизнь?

– Я ожидаю наследника Инверэри, – ответила она.

– В таком случае очень рад за вас, – улыбнулся ей граф. – А знаете, дорогая, когда я познакомился с вами у себя в Хермитедже, я уже тогда сильно сомневался в том, что вы приживетесь здесь, при дворе.

– А почему?

– Вы показались мне слишком хрупким созданием.

Роберта искоса взглянула на него.

– Милорд, я ношу при себе кинжал, который у нас называют «последнее средство», и если вы чем-нибудь заденете это «хрупкое создание», вам придется познакомиться с ним.

Босуэл откинул голову назад и громко расхохотался. Потом остановился и повернулся к ней лицом.

– Рад это слышать, ведь вам потребуется немало мужества, чтобы защититься от этих придворных хищниц, – серьезно сказал он. – Ну а теперь, надеюсь, вы расскажете мне, почему вы бросились с кинжалом на королевского министра.

– Нет, сначала расскажите мне, где мой брат, – возразила Роберта.

– Дабу пришлось спасаться бегством, когда он увел девицу Дебре, – сказал граф. – Я думаю, он скрывается где-то в Хайленде.

– Так, значит, он все-таки похитил ее! – вырвалось у Роберты.

– Ну, Даб думал, что похищает ее, – уточнил граф, – но сама леди утверждает, что он спас ее от нежелательного брака.

– Это уже легче, – с улыбкой сказала Роберта. – Так вот, к вашему сведению, я бросилась с кинжалом на Уол-сингема потому, что подслушала, как он говорил о казни королевы Марии. Мы должны были держать это в тайне из страха, что он бросит в Тауэр моего дядю.

– Гордон Кэмпбел выбрал себе жену что надо, – сделал ей комплимент Босуэл. – Мужественную и решительную.

– Милорд, как вы думаете, мой отец и свекор не попадут в опалу из-за того, что они сделали сегодня? – без предисловий спросила Роберта.

Босуэл задумчиво покачал головой.

– Яков благоволит Гордону и, конечно же, выслушает его доводы, – осторожно сказал он. – Но вы выглядите немного усталой. Почему бы вам не вернуться в свои комнаты и там подождать возвращения мужа?

– Я не знаю дороги, – призналась Роберта и тут же почувствовала, как щеки ее заливаются румянцем. Босуэл улыбнулся:

– Все, что вам нужно, – это попросить одного из пажей проводить вас туда.

Чувствуя, что допустила довольно глупую ошибку, Роберта смущенно улыбнулась в ответ и сказала:

– Благодарю вас, милорд, я так и сделаю.

Едва оказавшись у себя, она без сил повалилась на кровать. Ее снедала тревога за отца. Но и другая, не менее тревожная мысль сверлила мозг.

Леди Керр была любовницей Гордона и хотела возобновить с ним любовную связь. Роберта знала это так же верно, как собственное имя.

Ну а сам Гордон? Чего хотел он? Вот, что тревожило ее больше всего.

16

Черт побери, королевские слюни – это дурной знак, подумал Гордон.

Оставшись с Яковом наедине в его королевских покоях, он понимал, что сейчас потребуется вся его ловкость и хитрость, чтобы уговорить его величество проявить милосердие по отношению к отцу и тестю.

Гордон взял со стола два хрустальных кубка и, одарив сердито расхаживающего по кабинету короля невинной улыбкой, поставил их на пол. Потом наклонился к королевской сумке для гольфа и достал две короткие клюшки и несколько мячей.

– Мы могли бы немного размяться, пока обсуждаем этот сложный вопрос, – сказал он, протягивая одну из клюшек королю.

Напряжение спало, и медленная улыбка, прогоняя раздраженное выражение, расползлась по бледному лицу короля. Ничто на свете не успокаивало его лучше, чем охота и гольф.

Взяв клюшку, он подождал, пока Гордон установит на полу мяч, и замахнулся, стараясь загнать его в кубок. На лице короля расползлась довольная ухмылка, когда мяч попал точно в цель.

– Твоя родня, что, намерена ввязаться в войну с Англией? – сварливо спросил Яков, глядя, как его друг устанавливает на полу свой мяч.

Гордон искоса посмотрел на молодого монарха, потом взмахнул клюшкой и тоже попал в цель.

– Мой отец и эти двое всего-навсего старые вояки, живущие воспоминаниями о прошлом, – возразил он. – Ослепленные жаждой мести, они не понимают, что значит для вас добиться вожделенной цели – стать преемником Елизаветы. Ведь эта старая дева не вечна, в конце концов.

– Вот это удар – тот, что ты сделал только что! – похвалил его король.

– Благодарю вас, государь. – Гордон почтительно поставил перед королем другой мяч.

– Я любящий сын, – сказал Яков и прицелился клюшкой. – Первым моим побуждением после известия о смерти матери было объявить войну. Ведь Елизавета могла бы просто отослать ее домой, а не казнить.

«Яков предал свою мать, – вспомнил Гордон слова жены. – Англия предлагала вернуть ее в Шотландию, но сын отказал ей в убежище, не желая делить с ней корону». Легким ударом король загнал мяч в кубок и добавил:

– Война не сможет воскресить ее, но уничтожит для меня всякую возможность стать преемником Елизаветы. В конце концов, я думаю, что лучшей памятью о ней будет то, что ее единственный сын наследует ту самую корону, которой она так домогалась.

– В этом пункте я полностью с вами согласен, – сказал Гордон, в свою очередь попав мячом в кубок.

– Вот именно поэтому твоих мятежных родственников и надо наказать за подстрекательство к войне.

– При всем уважении к вашему величеству, в этом пункте я с вами не могу согласиться, – сказал Гордон, сохраняя очень почтительный тон. – Мой отец и его родственники не заслуживают слишком уж строгого отношения. Кроме того, шурин Макартура – граф Басилдон, один из самых влиятельных людей в Англии, не говоря уж о том, что и самый богатый… Не хотите ли сделать небольшую ставку на эту игру?

Яков кивнул:

– Один золотой?

Гордон улыбнулся и бросил на стол золотую монету. Потом поставил мяч на пол перед королем.

Яков старательно прицелился и загнал мяч в кубок. Гордон тоже попал в свою цель.

– Очень хороший удар, – похвалил его король. – Ты играешь все лучше.

– Я играю все лучше, потому что учусь у самого лучшего игрока – у вас, – вкрадчиво сказал Гордон.

Яков улыбнулся, явно довольный лестью, и попал следующим мячом в кубок. Гордон сделал то же самое.

– Как я уже говорил, Басилдон на вашей стороне и рад, что вы станете преемником Елизаветы, – продолжал Гордон. – У него какая-то сверхъестественная способность набивать золотом свои и чужие сундуки. Черт возьми, все, к чему ни прикоснется этот человек, тотчас превращается в золото.

Услышав это, вечно нуждающийся в деньгах Яков просиял. Гордон кинул на стол еще одну монету и поставил перед королем другой мяч. Украдкой взглянув на него, он с облегчением заметил, что королевской слюны поубавилось.

– Расскажи мне о нем, – приказал Яков, загоняя в кубок еще один мяч.

– Моя жена – племянница Басилдона, – продолжал Гордон, ставя на пол перед собой новый мяч. – Я гостил в его доме, когда был в Англии. Много раз за время моего пребывания там Басилдон говорил мне о том времени, когда вы наследуете трон вслед за Елизаветой. Но если вы подвергнете опале его шотландских родственников, не знаю, поддержит ли он вас. Он пользуется значительным влиянием на Елизавету. Вероятно, вам следовало бы проявить те благородные качества, за которые вас прославляют.

Давая королю время обдумать его слова, Гордон тщательно прицелился и ударил по мячу. Он скрыл довольную улыбку, когда мяч в самый последний момент отклонился вправо и не попал в цель.

– Ага! Я выиграл! – воскликнул Яков. Он сгреб золотые монеты и сел, облокотившись о стол. – Так на какие мои благородные качества ты намекаешь?

– На терпение и милосердие, ваше величество. – Гордон взглянул на короля и с облегчением увидел, что углы рта почти сухие.

– Очень хорошо, друг мой, – сказал Яков. – Но Кэмпбел и Макартур должны повиниться в своем проступке – и сейчас, и потом, прилюдно, на поминальной службе. Завтра прибудет посол от Елизаветы. Из-за твоих родственников мне придется заставить его прождать лишний день.

– Ну и что? – Гордон удивленно поднял брови. – Вы только покажете этим, что держите под контролем ситуацию. Вам нет нужды проявлять к Елизавете особое внимание именно сейчас. Пусть она корчится на своем троне после того, что натворила, отправив на плаху Марию Стюарт. – Гордон взял еще один мяч и спросил: – Вы дадите мне возможность отыграться, ваше величество?

Довольный выигрышем, король Яков ухмыльнулся:

– Сыграем завтра после заупокойной службы. А вечером, за ужином, можешь представить мне свою жену.

– Ваше величество, почту за честь, – склонив голову, ответил Гордон. – А сейчас я пойду и притащу сюда этих старых вояк.

Выйдя в коридор, он застал там ожидавших его отца и родственников, уже снявших старые доспехи. Вместе с ними был и граф Хантли.

Прежде чем заговорить, Гордон с тяжелым вздохом достал из кармана носовой платок и демонстративно принялся вытирать пот со лба. Наконец, бросив на них недовольный взгляд, он сказал:

– Мне пришлось выдержать из-за вас очень тяжелый разговор с королем. А теперь пойдем вымаливать прощение.

– Я никогда ни перед кем не унижался, даже перед королями, – заявил герцог Магнус.

– Я тоже, – сказал Макартур.

– И я, – добавил Перси.

Граф Хантли хмыкнул и скрестил руки на груди. В раздражении Гордон потер ладонью подбородок и, вздохнув, покачал головой.

– Моя жена готовится произвести на свет наследника Инверэри, – сказал он, смерив их холодным взглядом. – Вы что, собираетесь лишить его будущего из-за своего никому не нужного гонора?

Все трое почувствовали, что и впрямь слишком далеко зашли. Арест, опала – этим не вернешь королеву Марию с того света, а карьера Гордона и будущее его сына будут погублены.

Этот довод решил все дело. Один за другим, все трое согласно кивнули, и Гордон повел их в королевские апартаменты. Граф Хантли последовал за ними.

– Хантли, а ты что тут делаешь? – спросил, завидев его, король Яков.

– С вашего разрешения, ваше величество, я бы хотел остаться, – низко склонившись перед королем, проговорил тот. – Не каждый же день выдается возможность посмотреть, как мой зять, известный своей гордыней Кэмпбел, признает свои ошибки.

– Ну что ж, оставайся, – ухмыльнулся король. – Полюбуемся этим зрелищем вместе.

Словно по команде, трое старых вояк одновременно преклонили колени.

– Я очень сожалею, что нарушил торжественность королевской церемонии, – первым произнес герцог Магнус.

– И я тоже, – сказал Йен.

– И я, – добавил Перси.

– Вы готовы извиниться публично? – спросил король.

Все трое кивнули. Но Гордон заметил отвращение в их глазах.

Король Яков удовлетворенно улыбнулся:

– Тогда вставайте. Вы прощены.

Герцог Магнус и Перси поднялись, но Йен Макартур остался стоять на коленях. Когда король удивленно посмотрел на него, тот сказал:

– Я хотел бы просить ваше величество о смягчении участи моего старшего сына, объявленного вне закона.

– Он похитил англичанку, – веско заметил король.

– Это не так, ваше величество. Даб спас ее от насильственного брака, – возразил Йен. – Кроме того, недавно я получил сведения, что мой сын загладил свой проступок, женившись на этой девушке.

– Ну, это отчасти меняет дело, – проговорил Яков довольно уклончиво и неопределенно. Казалось, он не знал, как ему в этом случае поступить.

– Смешанные браки, ваше величество, были бы весьма кстати сейчас, – вставил Гордон, пользуясь этой заминкой. – Браки между шотландской и английской знатью будут способствовать объединению двух стран под вашим будущим руководством.

– Что ж, отличная мысль, – согласился король Яков. – Я поговорю об этом с посланцем Елизаветы, и, возможно, она возьмет обратно свой официальный протест. А теперь все свободны.

Четверо пожилых мужчин поклонились королю и, пятясь, вышли из комнаты. Гордон двинулся было вслед за ними, но король окликнул его:

– Горди, не забудь о нашей завтрашней партии в гольф.

– Государь, я уже считаю часы до нее, – сказал Гордон, вызвав улыбку у молодого монарха. – Надеюсь, завтра мне больше повезет, и я смогу отыграть свои золотые.

– Пока живу – надеюсь, – ответил ему латинской поговоркой Яков.

Гордон склонил голову и исчез за дверью. Оказавшись в коридоре, он смерил отца и тестя хмурым взглядом и, не сказав ни слова, зашагал по коридору.

Решив, что жена, должно быть, ждет его возле церкви, Гордон направился туда. Но, пересекая лужайку, отделяющую дворец от монастыря, он услышал, как кто-то окликает его. Это были граф Босуэл, Мунго Маккинон и Лавиния Керр.

– Горди, а мы встретили твою жену, – словно бы мимоходом обронила Лавиния. – Когда мы виделись с тобой этим утром, ты ни словом не упомянул, что она ждет ребенка.

Черт побери, подумал Гордон, обратив к ней ледяной взгляд. Час от часу не легче. Сначала король вознамерился арестовать его родственников, а теперь вот бывшая любовница познакомилась с его женой. Можно себе представить, что за разговор произошел между ними!

Отвернувшись отЛавинии, он бросил укоризненный взгляд на Мунго, но тот как ни в чем не бывало пожал плечами.

– Как прошла аудиенция у Якова? – спросил Босуэл.

– Все кончилось хорошо, – ответил Гордон. – Но извините, жена ждет меня в аббатстве.

– Ее там нет, – сообщил ему Босуэл.

Гордон удивленно поднял брови.

– Леди Роберта пожелала удалиться к себе, – сказал граф. – И я проводил ее во дворец.

– Благодарю вас, милорд.

И, не прибавив больше ни слова. Гордон отправился обратно. Подойдя к своим апартаментам, он остановился у входа в раздумье. В каком настроении найдет он свою жену? Знакомство с Лавинией Керр едва ли ее обрадовало. Впервые в жизни он пожалел, что раньше заводил интрижки с придворными красотками, вроде Лавинии. Но что сделано, то сделано. Не в его силах изменить прошлое, а значит, надо иметь дело с настоящим, каким бы оно ни было.

Войдя, он увидел, что Роберта сидит у окна спиной к двери и, казалось, поглощена своим рукоделием. Но она услышала, что он вернулся, – это было видно по едва заметному движению плеч.

Гордон улыбнулся про себя. Значит, она готова к баталии. Ну что ж, никогда его жена не бывала так очаровательна, как в те минуты, когда сердилась.

Бесшумно пройдя через комнату, он приподнял сзади ее пышные волосы и слегка поцеловал в шею.

– Я неравнодушен к твоим черным локонам, – хрипловато-чувственным голосом проговорил он.

– А к чему ты был неравнодушен прежде? – спросила Роберта тоном более холодным, чем хайлендская пурга. – К локонам блондинок, брюнеток или рыжих?

– Не понимаю тебя, ангел. – Гордон прислонился к простенку между окон и скрестил руки на груди. – Объяснись.

Подняв горящий негодованием взгляд, Роберта посмотрела ему прямо в глаза.

– Я познакомилась с леди Элиот, леди Армстронг и леди Керр.

Это было хуже, чем он ожидал. Искушенный в придворных интригах, Гордон знал, что самая лучшая защита – это нападение. Он твердо посмотрел на жену и спокойным голосом произнес:

– Ну и что?

– Ты и теперь будешь утверждать, что экономку особняка Кэмпбелов зовут Лавинией?

Гордон криво ухмыльнулся и подмигнул ей:

– Нет, не буду, ангел. Я кругом виноват.

– Ты мне лгал! – вскричала она.

– Перестань, – поморщился Гордон. – Если бы ты знала, как я устал. Я провел битый час, целуя королевскую задницу, лишь бы наших отцов не бросили в тюрьму.

Роберта опустила взгляд на свое вязанье. Ее мысли было очень легко прочесть. По тому, как она закусила нижнюю губу, Гордон понял: сердясь на него, жена все же чувствует себя виноватой, что не подумала сначала об их отцах. Теперь уже он сам вполне мог позволить себе великодушие.

– Успокойся, ангел, – сказал он. – Наши старики вне опасности. Мне удалось поладить с Яковом. – Он встал перед ней на одно колено и, глядя прямо в глаза, поклялся: – Все эти красотки вроде тех, которых ты сегодня видела, – мое прошлое. А ты – мое настоящее и мое будущее. Отныне будет так, как написано на наших кольцах: «Ты, и никто другой».

– Я видела, что сегодня утром ты целовал Лавинию Керр.

– Я не целовал Ливи. Это она поцеловала меня при встрече, – настаивал Гордон. И, взглянув в окно, вдруг сменил тему: – Давай отправимся на Хай-стрит? Я знаю одну симпатичную таверну, где можно пообедать и чего-нибудь выпить.

– Ты пытаешься загладить вину? – капризно подняв черные брови, спросила Роберта. – Меня такими штучками не купишь.

Гордон покачал головой, одарив ее своей неотразимой улыбкой:

– Я пытаюсь обольстить тебя, ангел.

Это вызвало некое подобие улыбки и на ее губах – Гордон понял, что гроза миновала.

– А ты что, вяжешь Смучесу новую попонку?

Роберта отрицательно покачала головой и протянула ему свое рукоделие.

– Это одеяло для нашего сына.

– Гм, я совсем не против. Но Гэвин заказал нам именно сестренку, – напомнил он. – Ну а теперь – на Хай-стрит, дорогая?

Через полчаса они уже выехали со двора королевской конюшни. Искоса поглядывая на Гордона, Роберта чувствовала, что больше не может сердиться на него. Он был красив, по-мужски обаятелен и на несколько лет старше ее. А поскольку они поженились совсем юными, как он мог оставаться верен своей девочке-жене в ожидании, пока она подрастет?

Повернув на юг, они проехали по Кэннонгейту, и по пути Гордон показывал ей достопримечательности города. Справа, окруженный садами и обширными службами, располагался особняк Кэмпбелов. Чуть дальше возвышалась Кэннонгейтская тюрьма, где томились узники, а позади нее дом Джона Нокса и собор Святого Джайлза.

Менее чем в миле виднелся Эдинбургский замок. Внимание Роберты привлекло возведенное рядом с ним какое-то бесформенное деревянное сооружение.

– Что это такое? – указала она на сооружение, резко остановив коня.

Гордон не ответил. Роберта повернулась в седле и посмотрела на мужа. Лицо ее было мрачным.

– Что это? – повторила она.

– Эшафот, где палач душит и сжигает тех, кто обвинен в колдовстве, – нехотя ответил он.

Роберта заметно побледнела. Она взглянула на свою левую руку, прикрытую перчаткой для верховой езды, но даже не подумала посмотреть на ожерелье – в последние дни ее звездный рубин постоянно оставался темным. У нее было предчувствие грозной опасности, которая подстерегает ее в Эдинбурге.

В одном из модных магазинов Гордон отобрал для Роберты несколько нарядных платьев и велел прислать их во дворец Холируд. В ювелирной лавке он купил ей серьги с изумрудами, а на Лоун-маркет Роберта присмотрела ткани и кружево на приданое их малышу.

– Ты проголодалась? – спросил Гордон, когда они покончили с покупками.

– Ужасно! Умираю с голода.

Гордон свернул на Принсес-стрит и, зайдя в таверну Макдоналдс, они подкрепились там вареными мидиями и морскими гребешками, приправленными травами, а также ячменными лепешками с медом и ореховым пирогом.

– А теперь расскажи, что произошло между тобой и королем, – попросила Роберта.

– Благодаря моему лизоблюдству наши отцы сравнительно легко отделались, – сказал ей Гордон. – Они извинились перед Яковом и должны будут завтра на службе извиниться публично.

– Я поверить не могу, что отец на это согласился, – сказала Роберта. – Он всегда поносил Якова за то пренебрежение, с каким король относился к унизительному положению своей матери.

Гордон пожал плечами.

– Я и не говорил, что им понравилась эта идея. Но у них не было выбора: либо публичное извинение, либо тюрьма.

– Боюсь, что мне не очень-то понравится при дворе, – заметила Роберта. – Здесь человека на каждом шагу подстерегает опасность.

– Не забивай этим свою хорошенькую головку, – сказал Гордон, прикасаясь к ее руке. – Скоро мы с тобой вернемся в Инверэри. В конце концов, Яков не поставит мне в вину, что я хочу, чтобы мой наследник появился на свет в Арджиле.

Это заметно улучшило настроение Роберты.

– Король не упоминал о моем брате?

– Твой отец говорит, что Даб женился на ИзабельДебре.

– От Босуэла я узнала, что Даб и Изабель скрываются в Хайленде, – сказала Роберта. – Изабель – моя лучшая подруга, а теперь еще и родственница, невестка. Надеюсь, король простит Даба и вернет его в Эдинбург.

– Дай мне несколько дней – и я улажу это, – заверил ее Гордон. – Кстати, завтра вечером мы ужинаем с королем.

– Боже мой, – трагическим шепотом вскричала Роберта, – а мне и надеть-то нечего!

Гордон хмыкнул:

– Все вы женщины таковы. Чуть что, сразу начинаете охать, что вам нечего надеть. Мы, мужчины, проще относимся к таким вещам. Почему бы и вам не быть такими же практичными?

Роберта удивленно раскрыла глаза.

– Ты и в самом деле хочешь, чтобы я была похожа на тебя? – спросила она.

– Ангел, ты совершенство, будь всегда такая, какая есть, – ответил он, наклонившись и целуя ее в щеку.

Покончив с едой. Гордон достал из кармана и бросил на стол несколько монет. Потом встал и помог подняться Роберте.

– Мы банкроты? – спросила она.

– Нет, но сделать свою жену счастливой обходится гораздо дороже, чем я думал, – шутливо сказал он.

Пройдя сквозь заполненную народом таверну к выходу, Гордон потянулся к двери, но та неожиданно распахнулась, и они оказались лицом к лицу с Мунго Маккиноном и Лавинией Керр.

– Горди! Вот так встреча! А я и не знал, что ты тоже тут, – приветствовал его Мунго.

– Добрый вечер, Горди, – с улыбкой произнесла Лавиния. – Как приятно, леди Роберта, встретиться с вами вновь.

Гордон сдержанно кивнул им. За него ответила жена.

– Добрый вечер, Ливи, – сказала она, и в ее устах это имя прозвучало как оскорбление.

– Какие чудесные изумруды у тебя в ушах, – сказала Лавиния, делая вид, что не замечает ее тона.

– Это подарок мужа. Они мне очень нравятся. – Роберта дотронулась до серег. – У Горди изумительный вкус. Эти изумруды так подходят к моему обручальному кольцу.

– Да, он знает толк в драгоценностях. – И Лавиния провела рукой по сапфировому ожерелью, которое прекрасно гармонировало с ее синими глазами.

Роберта едва не задохнулась от злости, но лишь смерила сластолюбивую красотку холодным взглядом. Нет, ей никогда не победить в словесной дуэли со стервой, стоящей перед ней. Ну еще бы, ведь эта змея годами тренировалась при дворе.

– Мунго, завтра я играю в гольф с его величеством, – прерывая неловкое молчание, сказал Гордон. – Не хочешь после мессы присоединиться к нам?

– Хорошо, я приду. – А мы только что были на Лоун-маркет, и я накупила там кружев самых разных цветов, – одарив Роберту сладкой улыбкой, сказала Лавиния. – Поскольку эти необычные перчатки, что на вас, в такой моде при английском дворе, я собираюсь завести себе к каждому платью подходящую по цвету пару.

Роберта поняла, что Лавиния что-то заподозрила. Черт бы побрал этого Мунго за его длинный язык! Теперь Лавиния попытается узнать, что скрывается под перчатками. Если Мунго уже не выболтал ей про это.

– Извините, но нам пора, – попрощался Гордон. А выйдя с женой на улицу, спросил: – О чем вы говорили? Роберта была явно расстроена.

– Я только что едва не попала в западню со своей ложью, – призналась она.

– Ангелы не лгут, – с улыбкой сказал Гордон.

– Ну, а я солгала.

– О чем?

Роберта стыдливо опустила глаза и призналась:

– Я сказала леди Армстронг и леди Элиот, что мои перчатки без пальцев – это самая последняя мода при дворе Тюдоров.

Гордон громко расхохотался. Потом крепко обнял ер за плечи и прижал к себе.

– Это вовсе не смешно, – сказала Роберта. – Я поняла по глазам Лавинии, что она догадывается, в чем тут дело. Как мне быть, если она проболтается королю о том, что у меня на руке дьявольский знак?

Гордон притянул ее еще ближе и поцеловал в губы.

– Не тревожься о таких пустяках, – успокоил он ее.

Роберта взглянула через плечо в сторону Эдинбургского замка.

– Эшафот вовсе не кажется мне пустяком, – тихо проговорила она, и по спине ее пробежала леденящая дрожь.

– Послушай меня, ангел. – Гордон повернул ее лицом к себе. – Всякий, кто назовет тебя ведьмой, может заранее считать себя покойником. Я буду защищать и оберегать тебя всю свою жизнь.

– А почему? – спросила Роберта, ища в его глазах правду.

– Что за вопрос? – удивился Гордон. – Ты моя жена и носишь моего ребенка. Какая еще нужна причина?

Лучше бы он сказал, что любит меня, подумала Роберта. Она изобразила притворную улыбку и взяла его под руку со словами:

– Ну что ж, я спокойна за свою жизнь каждый день недели, а в воскресенье – вдвойне.

– Вот и умница, – сказал Гордон, похлопав ее по руке. Потом кивнул трактирному слуге, чтобы тот привел их лошадей.

Если б только он любил меня, подумала Роберта, не в силах выбросить из головы зловещий образ эшафота. Если б только он любил меня, и мы снова были бы в горах на летнем пастбище!

А в это время Мунго Маккинон и Лавиния Керр сидели в таверне Макдоналдс и приглушенными голосами разговаривали о супругах Инверэри.

– Я поверить не могу, что эта дикарка с гор и в самом деле в один прекрасный день станет герцогиней Арджил, – с недовольной миной сетовала Лавиния, удивленная и раздосадованная тем, что упустила такую прекрасную партию.

– Это дитя гор не такое уж ничтожество, – возразил Мунго. – Она единственная дочь Макартура и племянница графа Басилдона.

– Не могу понять, зачем она сказала, что при дворе Тюдоров в моде эти перчатки, – с жаром продолжала Лавиния, не замечая насмешливого взгляда кузена. – Она что, старается сделать из нас дураков?

Мунго покачал головой:

– У жены Горди есть веская причина прятать свою руку.

– Она изуродована? – спросила Лавиния, сразу оживившись при таком предположении.

Почувствовав злорадную нотку в ее голосе, Мунго хмыкнул:

– В некотором роде.

– Расскажи, что тебе известно.

– Роберта Макартур – зеленоглазая дочь английской колдуньи. На левой руке есть доказательство этого, – сказал Мунго, и в голосе его прозвучала откровенная ненависть.

Эти слова удивили Лавинию.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, кузен.

– Бригитта Макартур была причиной смерти моего отца и тетки, – пояснил Мунго. – И я всю жизнь дожидался момента, когда смогу отомстить.

– С чего ты это взял? – спросила Лавиния. – Ведь прошло уже двадцать лет, как твой отец погиб в горах, а тетка получила стрелу, предназначенную кому-то из Менци.

– По милости Бригитты Макартур, – с горечью в голосе сказал Мунго, – я вырос без отца. Я нашел письма, доказывающие, что именно она была виновна в его смерти.

– Как все это случилось? – поинтересовалась Лавиния. – Расскажи, я ничего об этом не знаю.

– Моя тетка Антония ненавидела Бригитту Макартур и желала ее смерти, – начал рассказывать Мунго. – Ради любимой сестры мой отец, переодевшись в одежду клана Менци, похитил Бригитту Макартур и увез далеко в горы. Он собирался утопить ее, сбросив со скалы, но эта ведьма каким-то непонятным образом ухитрилась сама утопить его… Рано или поздно, но я отомщу за это Макартурам. Когда мы были в Англии, я едва не отправил на тот свет Даба, а потом и Роберту, но, на мое несчастье, дьявол их спас.

– Граф Данридж сейчас в Эдинбурге, – заметила Лавиния. – Почему бы тебе не послать ему вызов и не покончить с этим?

– Я стремлюсь к мести, а не к самоубийству, – сухо возразил Мунго.

– Тогда почему ты не убил Бригитту Макартур? – спросила Лавиния.

– Я непременно доберусь до нее, как только она покинет стены Данриджа, – со зловещей улыбкой ответил Мунго. – Я намерен уничтожить весь этот проклятый род Макартуров, под корень извести его. А начну с их дочери. Она легкая добыча и как раз под рукой.

– Но ведь дочь не отвечает за мать, – попыталась урезонить его Лавиния.

– Да?.. А сама-то ты на чьей стороне?

Лавиния бросила на него холодный взгляд.

– На своей. А о каком доказательстве у нее на руке ты говорил?

Мунго осенил себя крестом и сказал:

– У этой ведьмы на левой руке «дьявольский цветок». Я сам его видел, когда мы ехали в Шотландию.

Лавиния разразилась смехом:

– Кузен, ты и в самом деле веришь в такую чепуху?

– Король Яков верит в магию и колдовство.

– И что из этого?

– На этом можно сыграть, – сказал Мунго. – И ты должна мне помочь. Когда завтра вечером мы будем ужинать с королем, я хочу, чтобы ты втянула эту ведьму в спор. В конце концов мы вынудим ее выставить свою руку на всеобщее обозрение. А на следующее утро ты притворишься больной, и я скажу королю, что это она, проклятая, сглазила тебя. Якову ничего другого не останется, как приговорить ее к смерти за колдовство. Этим я положу начало своей мести Макартурам, а ты выйдешь замуж за Гордона и станешь со временем герцогиней Арджил.

– Ты с ума сошел? – воскликнула Лавиния, которой отнюдь не улыбалась перспектива ввязаться в столь рискованное предприятие. – Эта женщина носит наследника Инверэри. И ты думаешь, Горди позволит тебе погубить ее?

– У Горди есть наковальня, на которой он выкует себе еще одно отродье.

Лавиния сдавленно хихикнула, но покачала головой:

– Кузен, я не буду принимать участия в убийстве ребенка.

– А я думал, что тебе нужен Кэмпбел, – парировал Мунго.

– Был нужен, – кивнула она. – Но теперь я поняла, что при дворе есть и другие, не менее привлекательные мужчины.

– Кто, например?

Она надменно улыбнулась:

– А вот это уже не твое дело.

– Ливи, помоги мне это устроить, – сказал Мунго с легкой улыбкой, хотя глаза его совсем не смеялись. – Сделай, что я прошу, или я шепну на ушко твоему отцу, чтобы он поторопился выдать тебя замуж. Я слышал, что старик Рэмси ищет себе жену.

– Эта вонючая свинья? – вскричала Лавиния. Ужасная мысль, что ей придется делить ложе с беззубым, дряблым стариком, от которого противно пахло, заставила ее пойти на попятный. – Ладно, я втяну ее в спор, но больной притворяться не стану.

– Ты только заведи с ней какую-нибудь свару, а уж я устрою все остальное.

Мунго выложил на стол несколько монет и, поднявшись, они с Лавинией направились к выходу.

– Кстати, – сказал он, – займи-ка для меня место рядом с собой завтра на заупокойной службе. Я немного запоздаю.

Лавиния остановилась и резко повернулась к нему.

– Почему? – подозрительно спросила она.

– Есть одно дельце, – ответил он.

– Какое?

Мунго слегка поднял брови и улыбнулся так зловеще, что у нее дрожь пробежала по спине.

– А это уж, моя дорогая кузина, тебя не касается.

17

-Пожалуй, я могла бы чувствовать себя счастливой, если бы только…

– Если бы что?..

Роберта подняла руку и приложила палец к губам отца, призывая его к молчанию, как он сам когда-то делал с ней в детстве. С улыбкой заглянув в его черные глаза, она взяла отца под руку.

– Пойдем немного прогуляемся, – предложила она. – И там я объясню тебе, что имею в виду.

Они вышли и двинулись по желтеющим лужайкам за ограду аббатства Холируд, туда, где, словно старые друзья, росли рядом несколько вековых дубов. Глубоко вдыхая свежий прохладный воздух, Роберта любовалась их золотой осенней листвой.

Рядом с отцом она чувствовала себя спокойно и уверенно. Хотя Йен Макартур пользовался репутацией человека горячего, а порой и неукротимого, он был всегда лучшим другом и защитником для нее. Несмотря на свои многочисленные обязанности главы клана, отец всегда находил для нее время. Роберта внутренне улыбнулась, вспоминая, как он проводил с ней долгие часы, когда она скучала в одиночестве, как они болтали, сидя она за кружкой молока, а он за кружкой сидра. Он всегда принимал ее сторону в ссорах с двумя младшими братьями, обижавшими ее, и утешал, когда она плакала оттого, что никто из детей не хотел с ней играть.

Но как бы получше это ему объяснить? Объяснить то, что и самой до конца не понятно.

– Я не жалуюсь, но мне бы хотелось, чтобы мой муж любил меня, – сказала Роберта. – Как ты любишь маму.

– Я уверен, что Горди тебя любит, – ответил отец. – Ведь ты самая хорошенькая женщина на свете.

– Папа, ты пристрастен, – с улыбкой сказала она.

– Может, и пристрастен, но говорю тебе правду, – настаивал отец.

– Горди никогда не признавался мне в любви.

Йен обнял дочь за плечи.

– Мужчинам трудно бывает признаться в глубоких чувствах. Но это не значит, что они не испытывают их. Просто они не склонны говорить о любви.

– Но зачем мужчинам скрывать свои чувства?

– На это у них бывает много причин, – ответил Йен. – Чаще всего они боятся показать женщине свою уязвимость и зависимость от них.

– Относительно Горди мне трудно в это поверить, – возразила Роберта. – Ведь он самый храбрый и доблестный из всех, кого я знаю. Кроме тебя, разумеется.

Эта дипломатическая уловка заставила отца улыбнуться. Он нежно поцеловал ее в лоб.

– Ну а как ты себя чувствуешь?

– Теперь прекрасно. Обычная утренняя тошнота уже прошла. – Роберта покраснела и опустила глаза. – Знаешь, поначалу я решила, что умираю от какой-то ужасной болезни.

Довольный ее признанием, Йен Макартур засмеялся. Он вырастил свою дочь если и не очень послушной, то все же искренней и скромной.

– А ты знаешь, я полюбила сыновей Горди, как своих, – добавила она, искоса взглянув на отца из-под густых ресниц.

– У тебя всегда было великодушное сердце, – заметил Йен, и в его черных глазах промелькнула нежность к дочери. – Я рад, что былые похождения твоего мужа не слишком беспокоят тебя.

– А почему мама не приехала в Эдинбург? – спросила Роберта, чтобы увести разговор от этих похождений.

– Я настоял, чтобы она осталась в Арджиле, – ответил Йен. – В Эдинбурге ей делать нечего. Твоя мать отнюдь не робкого десятка и всегда говорит то, что думает. А Яков Стюарт никогда не пользовался ее уважением. Она считает его бессердечным сыном, предавшим свою мать.

– Я тоже так считаю. – Роберта понизила голос почти до шепота и сказала: – Я видела королеву Марию, когда была в Англии.

– Ты? – в голосе отца прозвучал явный интерес.

Роберта кивнула:

– Я убедила дядю Ричарда взять меня с собой в Чартлей, – когда мы были в Шропшире, в то лето перед ее… – Она осеклась, не в силах вымолвить страшное слово. – О, папа! Она была так одинока. Мое сердце болело за нее. А Яков отказался предоставить ей убежище, когда Англия предложила отослать ее домой.

Едва эти слова сорвались с ее губ, Роберта тут же пожалела о них.

– Ах вот как! А я и не знал об этом, – с мрачным видом сказал отец. – И кузен Магнус тоже не знал.

Стараясь загладить свой промах, Роберта мягко коснулась его руки.

– Ничто теперь уже не вернет ее с того света.

Йен Макартур грустно улыбнулся на это замечание дочери. Она повторила те же слова, что и ее муж.

– А Даба избавят от преследований? – с явным беспокойством спросила Роберта. – Изабель – моя единственная подруга. Она счастлива с Дабом, и я не хочу, чтобы их заставили расстаться.

– Послушать тебя, – сказал Йен, ласково обняв ее, – так ты несешь все тяготы мира на своих хрупких плечах. Я запрещаю тебе думать о чем-либо, кроме своего будущего ребенка. Твой брат и его невеста живы-здоровы, и я не допущу, чтобы с ними что-то случилось, пока в моем теле теплится жизнь. Кроме того, твоя мать никогда не простит мне, если я не уберегу ее первенца.

Роберта подняла голову и взглянула на отца. Улыбка тронула уголки ее губ, и она с чувством произнесла:

– Папа, я очень люблю тебя.

– Какая трогательная картина, – заметил герцог Магнус, подходя к ним. – Так и хочется произнести похвальное слово в честь примерной дочери.

– Дочери всегда больше любят отцов, – добавил подошедший к ним Перси Макартур.

– Здравствуйте, дядя Перси, – целуя его в щеку, поздоровалась Роберта. – Как поживает тетя Марта?

– Прекрасно, – ответил тот.

Роберта поцеловала и своего свекра, говоря:

– Добрый день, ваша милость.

– Я теперь тоже твой отец, – сказал ей Магнус. – А как поживает наш будущий наследник? Или наследница, если учесть обещание, данное Гэвину.

– Растет не по дням, а по часам, – сказала Роберта, погладив рукой живот. – Гэбби говорит, что я ошибаюсь в сроках беременности.

– Гэвин будет обрадован такой новостью, – сказал герцог Магнус.

Роберта улыбнулась и собралась что-то сказать, но вдруг позади нее раздался чей-то голос.

– Привет, дорогая!

– Боже милостивый, да это Генри! – быстро обернувшись, вскричала Роберта, бросаясь в его объятия. – Что ты здесь делаешь?

– Я назначен одним из посланников Елизаветы, – ответил Генри. – Здесь и Роджер Дебре, но он сейчас уехал в город по каким-то своим делам.

– Ты сказал – Роджер Дебре? – отозвалась Роберта. – Может, лорд Роджер замолвит словечко за Даба перед королем? Ты ведь знаешь, наверное, что мой брат бежал вместе с Изабель?

– Я слышал об этом, – суховато откликнулся Генри. – Но мы обсудим это дело вместе с Роджером, когда он вернется. А этот брак с Инверэри, я вижу, заставил порозоветь твои хорошенькие щечки.

Трое старших мужчин многозначительно кашлянули, и Роберта наконец вспомнила, что они не одни. Она бросила на них смущенный извиняющийся взгляд и представила присутствующих:

– Это Генри Талбот, маркиз Ладлоу, шурин дяди Ричарда. Мы стали в Англии близкими друзьями. Генри, а это мой свекор, герцог Арджил, мой отец, графДанридж, и мой дядя, граф Уйм.

Трое знатных шотландцев кивнули маркизу Ладлоу. Все трое знали о дружбе маркиза и Роберты, но никто не упомянул об этом.

– Ты знаешь, Генри, возвращение в Хайленд вовсе не оказалось такой катастрофой, как я думала, – сказала ему Роберта. И, покраснев, добавила: – В начале февраля я жду ребенка.

Генри улыбнулся, искренне обрадовавшись за нее.

– Ну, поскольку ты не умерла с тоски, расставшись со мной, то и я поделюсь своей новостью. Я женился на твоей ирландской кузине Шерон, которая приехала этой весной погостить к Басилдонам.

– Ты женился на моей кузине? – удивленно вскричалаРоберта. Гордость ее была задета. – Значит, не успел мой след простыть, еще и пыль не улеглась на дороге, как ты женился?

Генри бросил беспомощный взгляд на троих мужчин, которые, улыбаясь, взирали на его затруднительное положение, ожидая, как он выпутается.

– Я женился не по любви, – добавил он поспешно. – Эта дама нуждалась в муже, который бы ее защитил, по политическим причинам. – Он подмигнул ей и спросил: – А как насчет обещанного поцелуя, который я так и не получил?

В ответ Роберта кокетливо улыбнулась. Он ведь женат на ее кузине? Ну что ж, она подразнит его, показав, чего он лишился. Не обращая внимания на присутствующих родственников, она обвила его руками за шею и хотела уже прильнуть к его губам в дразнящем легком поцелуе, как вдруг…

– Убери лапы от моей жены! – прозвучал рядом голос Гордона.

Роберта отстранилась от Генри и повернулась к мужу. К своему разгневанному мужу. Перекинув через плечо сумку для гольфа, тот стоял в двух шагах от них и свирепым взглядом сверлил Генри.

С приветливой улыбкой Генри повернулся лицом к своему бывшему сопернику.

– Что плохого в приветственном поцелуе между близкими друзьями? – шутливо спросил он.

– Целуйся с кобылой, на которой приехал, – резко бросил Гордон, не принимая его дружелюбный тон.

– Я прибыл на одном из кораблей моего зятя, графа Басилдона, – широко улыбаясь, возразил тот. – Это быстрее, чем на лошади.

Заметив опасный блеск в глазах мужа, Роберта быстро встала между двумя мужчинами. Она бросила умоляющий взгляд в сторону родственников, но трое горцев лишь ухмыляясь наблюдали за сценой, разворачивавшейся перед ними.

– Горди, не устраивай публичный скандал, – сказала она. – На нас же смотрят.

– Скорее уж их шокирует то, что моя беременная жена позволяет этому англичанину себя лапать.

– Полегче, парень, – предостерег его Йен Макартур. – Я понимаю, что такое чувство ревности, но не позволю унижать свою дочь.

Роберта повернула голову и удивленно посмотрела на отца. Неужели это правда? Неужели муж и вправду ревнует ее? Так ревнует, что это бросается в глаза? Нет, этого не могло быть. Ведь он еще ни разу не признался ей в любви.

– Генри теперь мой кузен, – сообщила ему Роберта.

– Как это?

– Он женился на моей ирландской кузине Шерон.

Подтверждая ее слова, Генри кивнул и в знак дружбы протянул бывшему сопернику руку. Гордон наконец немного успокоился и, пусть нехотя, но пожал ее.

– А теперь нам пора собираться к отъезду, – заговорил Йен Макартур.

– Вы сегодня покидаете Эдинбург? – обнимая отца, спросила Роберта.

– Нет, переночуем в моем особняке, – ответил герцог Магнус. – А уедем завтра утром.

– Я тоже не прочь уехать, – сказала Роберта, бросив на мужа просительный взгляд. Ей очень хотелось покинуть двор и избежать опасности, подстерегающей ее здесь.

– Яков не задержит нас надолго, – заверил ее Гордон. – Он знает, что я хочу, чтобы мой наследник родился в Инверэри.

На прощание Роберта расцеловала отца. Стоя между мужем и своим бывшим воздыхателем, она потерянно смотрела, как трое ее надежных защитников удаляются в сторону дворцовой конюшни, чтобы сесть там на своих лошадей.

– Ты привез жену в Эдинбург? – спросил Гордон у Генри.

– Нет, моя жена с трудом привыкает к супружеской жизни, – ответил тот. – Я оставил ее охладить свой темперамент в Тауэре.

– Ты заключил ее в лондонский Тауэр? – с ужасом закричала Роберта, не понимая, шутит он или всерьез.

– Ну, сначала я пытался запереть ее просто в комнате, – начал оправдываться Генри, – но она сбежала через окно. Я потратил целый день, а потом еще и ночь, разыскивая ее.

Гордон сочувственно хлопнул его по плечу:

– Да, кузен, жены иногда доставляют кучу хлопот.

Роберта открыла было рот, чтобы отругать его за такие шутки, но услышала, как кто-то зовет ее мужа. Она повернулась и увидела, что к ним приближается Мунго Маккинон. Как всегда при виде его, холодок неприязни закрался ей в душу.

– Горди, ты готов? – крикнул Мунго.

– Сегодня мы играем в гольф с королем, – сказал Гордон, обращаясь к Генри. – Присоединяйся к нам, я одолжу тебе свои клюшки.

Генри согласно кивнул.

– Это лучше, чем ждать еще один день, чтобы увидеться с ним.

– Ты хорошо играешь в гольф? – спросил Гордон.

– Никогда не играл, – ответил Генри.

Гордон ухмыльнулся.

– Вот и хорошо, тем больше шансов, что король полюбит тебя. – Затем он повернулся к жене, и выражение его лица смягчилось. – А ты что будешь делать в это время, ангел?

– Шить. Пора готовить приданое для ребенка, ткани мы уже купили, – ответила она.

– Лучше поспи, – посоветовал Гордон, наклоняясь и целуя ее. – Я не хочу, чтобы ты зевала в лицо королю сегодня вечером.

– Постараюсь не зевать, – улыбнулась Роберта. Она постояла еще, пока трое мужчин не скрылись из виду, а потом быстро пошла к себе, опасаясь, чтобы какая-нибудь из бывших любовниц мужа не перехватила ее и не испортила ей остаток дня…

– Принеси мне платье, – крикнула Роберта, привязывая к ноге свой кинжал «последнее средство».

Гэбби торопливо подошла и помогла своей госпоже надеть ярко-зеленое с золотом платье. Застегнув на спине крошечные пуговки, она сказала:

– Повернитесь-ка, леди Роб. Ох, вы посрамите своей красотой всех других дам!

– Сомневаюсь в этом, – с печальной улыбкой возразила Роберта. Потом посмотрела на свои голые руки и добавила: – Принеси мне, пожалуйста, зеленые перчатки.

– Я не могу их найти, – ответила Гэбби. – Куда вы их положили?

– В сундук.

– В вашем сундуке нет никаких перчаток.

Это странно, подумала Роберта. Она подбежала к деревянному сундуку, встала на колени и откинула крышку. На самом верху, на стопке одежды, должно было лежать несколько пар перчаток.

Запустив руку поглубже, она пошарила на дне, но извлекла только льняную сорочку. Отбросив ее прочь, Роберта занялась поисками всерьез.

Она вытаскивала из сундука белье, чулки, подвязки, и бросала все это в кучу позади себя. Потом пришел черед сорочек и ночных рубашек. Все они тоже полетели через плечо.

С каждой минутой ее все больше охватывала паника. Она была совершенно уверена, что положила свои перчатки именно на самый верх в сундуке. Куда же они запропастились? Она ведь не сможет явиться к королю, если не спрячет под перчатками родимое пятно. Может, случайно положила их в сундук мужа?

Ухватившись за эту мысль, Роберта яростно набросилась на сундук Гордона. С каждой вещью, которую она доставала из него, куча позади нее все росла.

– Миледи, что вы делаете? – изумилась Гэбби.

– Мне нужны эти перчатки, – чуть не плача, вскричала Роберта, – Черные я не могу надеть – они же не подходят к платью и только привлекут внимание к моей руке.

Вскочив на ноги, она бросилась к своим нарядам. Хватала каждое платье, бешено трясла его и тут же бросала на пол.

Это все проделки Гордона, решила Роберта. Когда он утром возвращался в эту комнату, чтобы забрать свою сумку для гольфа, то спрятал ее перчатки. Но куда?

Подбежав к кровати, она, тяжело дыша, опустилась на колени и, приподняв край покрывала, заглянула под нее.

– Принеси свечу, – приказала она горничной. – Здесь ничего не видно.

– Ты готова, ангел? – услышала она голос мужа. И, подняв голову, увидела его удивленное лицо – в комнате все было вверх дном.

– Черт побери, что случилось? – спросил он.

– Я не могу найти свои перчатки, – пожаловалась она. – Ты не знаешь, где они?

Гордон сделал Гэбби знак рукой, и та мгновенно покинула комнату.

– Встань с колен, – приказал он, подходя к жене и, словно башня, возвышаясь над ней.

– С чего ты рассердился? – удивилась Роберта. – Ведь это у меня пропали вещи.

– Наша комната выглядит так, словно по ней пронесся ураган, – сказал Гордон, мягко, но решительно поднимая ее на ноги. – Тебе не нужны эти перчатки.

– Как это не нужны? Если я их не надену, король увидит мое родимое пятно, – возразила Роберта, нервно потирая пятно пальцем. Отчаяние было и в ее голосе, и в лице.

– Не беспокойся ты об этом пятне, – убеждал ее Гордон, беря черные перчатки, которые она надевала днем. – Ты ведешь себя как калека, – сказал он, – а эти перчатки сделала своими костылями. Я сожалею, что подарил их тебе. – Он прошел через комнату и бросил перчатки в камин.

– Боже мой! – воскликнула Роберта. Ноги у нее подкосились, словно ее ударили под колени, и она упала на кровать, закрыв лицо руками.

Все кончено, в панике подумала она. Муж все равно заставит ее явиться к королю. Как только тот увидит ее дьявольское пятно, он сразу же пошлет ее на эшафот, и ребенок, которого она носит, погибнет, не родившись, вместе с ней.

– Ангел, выслушай меня. – Гордон встал перед ней на колени и взял ее за руки. – Я купил эти перчатки только для того, чтобы угодить тебе. Поверь, никто не подумает о тебе ничего плохого только из-за того, что у тебя на руке симпатичное родимое пятно.

– Но король Яков верит в…

– Яков суеверен только на словах, – прервал ее Гордон. – Ты маркиза Инверэри и скоро станешь матерью моего наследника. Яков и слова не скажет против тебя. Рядом со мной ты можешь никого не бояться – даже короля. Прими себя такой, какая ты есть, и все тоже примут тебя.

А ведь он прав. И тетя Келли когда-то говорила ей то же самое, вспомнила Роберта, и на душе у нее полегчало. Зачем страдать и мучить себя всякими страхами, когда у нее такой прекрасный, такой храбрый и заботливый муж?

– Я люблю тебя, Горди! Люблю всем сердцем! – пылко воскликнула она, бросаясь в его объятия.

Крепко обняв ее, словно оберегая и защищая, Гордон поцеловал ее черные как смоль волосы и сказал:

– Я знаю это, ангел.

Но он не сказал ей об ответной любви, невольно отметила Роберта, и сердце ее сжалось. Она носила его ребенка, а муж так и не признался ей в любви. Питает ли он хоть какое-то нежное чувство к ней? Или опасается стать слишком зависимым, как предположил отец? Если бы только она была уверена в его чувствах, может, она прожила бы и без этих слов.

Гордон приподнял ее подбородок и, улыбаясь, спросил:

– Ну как, теперь ты готова встретиться с королем? Превозмогая душевную тревогу, Роберта изобразила на лице веселую улыбку и ответила:

– Готова, как никогда.

– Вот и хорошо, ангел, – сказал Гордон и поцеловал ее в губы.

Гордон повел жену по длинному коридору в северное крыло дворца, где располагались королевские апартаменты. Они прошли мимо той части здания, где жил некогда покойный лорд Дарнлей, отец короля, и добрались наконец до зала для аудиенций. Особая лестница вела отсюда в личную приемную короля, которая сообщалась с королевской столовой.

– Это та самая комната, где убийцы оттащили Риччо от королевы Марии и зарезали его у нее на глазах, – прошептал Гордон, когда они перешагнули порог королевской приемной.

Роберта зябко передернула плечами, но ничего не сказала мужу. Все здесь дышало предательством, вероломством; оно было ощутимым, как пол под ногами. Она осенила себя крестом и спрятала руку в складках платья, прежде чем вступить в королевскую столовую. Предательство таилось тут во всех углах, но сознание того, что рядом муж и при ней ее верный кинжал «последнее средство», давало ей смелость твердо ступать, когда она шла по этой запятнанной кровью, пустой и мрачной приемной.

Простота королевской столовой удивила Роберту. Особенно в свете того, что тетка рассказывала ей о роскоши английского королевского двора. А когда она увидела тут Мунго Маккинона, Лавинию Керр и еще двух-трех бывших у нее на подозрении придворных дам вместе с их мужьями, то ее охватили досада и разочарование. Весь вечер ей суждено было встречаться лицом к лицу с героинями былых похождений своего мужа. Однако, заметив Генри Талбота вместе с Роджером Дебре, а также графа Босуэла, она несколько успокоилась. По крайней мере, у нее было здесь три союзника. Четыре, если считать и мужа.

– Сюда, ангел, – сказал Гордон, подводя ее к королю.

Удостоверившись, что левая рука спрятана, Роберта склонилась перед Яковом в низком реверансе и опустила голову.

– Встаньте, – выдержав небольшую паузу, произнес Яков.

С помощью мужа Роберта выпрямилась и подняла взгляд на короля. При виде его мокрых губ ее начало мутить, хотя почтительно-спокойное выражение ее лица не изменилось.

– Значит, вы жена Горди, – сказал король со слюнявой улыбкой.

– Да, государь, – ответила Роберта, подавляя тошноту.

– Горди мне сказал, что у вас скоро будет ребенок, – продолжал Яков. – Он хочет, чтобы его наследник родился в Инверэри.

Не зная, что на это сказать, Роберта только кивнула головой.

– Похоже, леди Роберта женщина немногословная, – заметил Яков, обращаясь к Гордону. – Меня восхищает в женщинах эта черта. Достоинство женщины в том, чтобы быть видной, а не слышной.

– Мое мнение полностью совпадает с вашим, – вкрадчиво вставил тот.

Король дружески хлопнул Гордона по плечу и громко прошептал:

– Надеюсь, ты не сказал жене, как много золота мне сегодня проиграл?

Гордон вздохнул и сокрушенно развел руками:

– Увы, государь, теперь ей об этом известно из ваших уст.

Король хихикнул:

– Ну что ж, тогда садись за ужином рядом со мной. Это спасет тебя от головомойки. А леди Роберта сядет слева от тебя.

Гордон почтительно склонил голову.

– Благодарю за честь, ваше величество.

Король Яков направился к столу, уже накрытому на пятнадцать человек. Когда он сел, все тоже заняли свои места.

Роберта почувствовала облегчение, когда рядом с ней сел Генри Талбот, а прямо напротив – Роджер Дебре. В дальнем конце стола расположились Мунго Маккинон и Лавиния Керр. Хорошо, что по крайней мере во время ужина ей не придется поддерживать с ними разговор.

Появились слуги, разнося гостям блюда. Сначала подали салат из чернослива, артишоков и огурцов с маринадом из уксуса, прованского масла и пряностей. Потом появился осетр, а за ним цыпленок, запеченный с я6локами. На десерт был тертый сыр с сахаром, пирог с айвой, марципаны и вафли с вином и пряностями.

Держа левую руку на коленях, Роберта на протяжении всего ужина молчала, позволяя общей беседе как бы обтекать вокруг нее. Сидя между Гордоном и Генри Талботом, она чувствовала себя в безопасности. Если только она не привлечет к себе ничьего особого внимания, то как-нибудь переживет этот вечер.

– Как утешительно во время нашего траура видеть рядом друзей, готовых оказать поддержку, – окидывая всех взглядом, с печальной миной сказал король.

Какой лжец и лицемер, подумала Роберта, взглянув на него. Она всегда считала, что король должен быть благороднее, чем любой другой человек в королевстве, поэтому ей неприятно было видеть и сознавать, что он подвержен тем же человеческим слабостям, что и последний простолюдин.

– Ваш зять, как я слышал, – небезызвестный граф Басилдон, – сказал король, глядя на Генри Талбота, когда ужин уже подходил к концу. – Расскажите мне об этом елизаветинском Мидасе.

– Леди Роберта – его родная племянница и больше года провела у него в доме, – ответил Генри – Возможно, она сможет рассказать вам больше, чем я, хотя я тоже был бы рад поделиться теми сведениями, которыми располагаю.

Когда рассеянный, чуть мутноватый королевский взгляд обратился к ней, Роберта беспокойно заерзала на стуле. Она слегка откашлялась и сказала:

– Государь, я почту за честь ответить на любые вопросы, касающиеся моего дяди.

– Хотелось бы побольше узнать о его деловых предприятиях, – без околичностей сказал Яков.

О деловых предприятиях? Но она ничего не знала о дядиных финансовых операциях. Король явно хотел получить какую-то полезную информацию, чтобы поправить свои денежные дела. Потеряв дар речи, Роберта взглянула на мужа с молчаливой мольбой.

– Ваше величество, моя жена ничего не смыслит в деловых вопросах, – с улыбкой сказал Гордон, склоняясь к королю. – Я даже не видел ее никогда за чтением какой-нибудь книги. Женщины предназначены для того, чтобы рожать и растить детей. – И, заметив разочарованный взгляд короля, добавил: – Однако, когда я был гостем в доме графа Басилдона, мы каждый вечер запирались в его кабинете и обсуждали с ним дела. Я даже предпринял несколько успешных банковских операции для клана Кэмпбел. – Тут он понизил голос: – Почту за честь поделиться с вами кое-какой информацией, ваше величество, но предпочел бы сделать это приватно.

Король Яков удовлетворенно кивнул:

– Что ж, Горди, твой отец проявил завидную предусмотрительность, женив тебя на племяннице графа Басилдона. Может, поиграем в шахматы и заодно поговорим о тех советах, которые дал тебе Басилдон.

– С удовольствием, государь.

Король Яков и Гордон встали из-за стола и уселись в кресла перед камином. На столике между ними поставили шахматную доску, и они принялись за игру. Рядом встали Генри Талбот и Роджер Дебре, как для того, чтобы наблюдать за игрой, так и для того, чтобы отгонять непрошеных соглядатаев, желающих набить собственные кошельки.

Чувствуя себя не в своей тарелке среди всех этих чужих для нее людей, которые хорошо знали друг друга, Роберта тщательно прикрыла левую руку складками платья и, пройдя через комнату, посмотрела в окно. В отдалении, окутанный мраком, едва просматривался Эдинбургский замок, но даже в ночной темноте ей казалось, что она видит страшный эшафот, построенный перед ним.

Сколько времени продлится шахматная партия? Роберте отчаянно хотелось как можно скорее покинуть королевскую столовую, побыстрее избавиться от присутствия короля. Даже не глядя на свой звездный рубин, она знала, что грозная опасность подстерегает ее где-то в темных закоулках этого дворца, стены которого видели так много злодейства и предательства.

– Добрый вечер.

Обернувшись на голос, Роберта изобразила на лице неискреннюю улыбку и приветствовала подошедшую:

– Добрый вечер, леди Керр.

– А где же ваши перчатки? – с саркастической улыбкой спросила Лавиния. – Я думала, что, поскольку это последняя мода при дворе Тюдоров, вы нигде не появляетесь без них.

– Сегодня вечером мне нездоровится, я ведь в положении, – сказала Роберта, боясь, что эта рыжая приставала заметит ее «дьявольский цветок». – Пожалуйста, позвольте мне побыть одной.

– Позволю, но сначала мы выясним кое-что.

– Разве с этим нельзя подождать до утра?

Лавиния топнула ногой.

– Нет, нельзя!

– Так что вы желаете мне сказать? – спросила Роберта, злясь не только на эту женщину, но и на собственного мужа, чье прошлое доставляло ей столько беспокойства.

– Знаете ли вы, что разлучили двух любящих людей? – спросила Лавиния очень тихо, так, чтобы никто больше не мог услышать ее.

– Я не люблю загадок, – резко бросила Роберта. – Что вы хотите этим сказать?

– Вы ведь догадываетесь, наверное, что мы с Горди были любовниками?

Роберта оцепенела и коротко кивнула, услышав эти слова:

– Я подозревала, что между вами было что-то недозволенное… Но вы вмешиваетесь в чужие дела. Ведь он уже давно женат на мне.

– Горди женился только для того, чтобы ублажить отца, – одарив ее кошачьей улыбкой, сообщила Лавиния. – Сказать по правде, мы с Горди как раз лежали в постели, когда пришло послание забрать вас и привезти в Арджил.

Роберта вспыхнула, кровь закипела от ярости. Сколько женщин в этой комнате ждали своей очереди, чтобы вот так же побеседовать с ней о муже? Черт бы побрал Гордона Кэмпбела с его необузданной похотью и распутством, которым ей всю жизнь будут колоть глаза!

– Уходите, леди Керр, – выдавила она из себя, борясь с охватившими ее гневом и болью. Никогда в жизни не испытывала она такого унижения, никогда не думала, что придется такое испытать.

Ободренная выражением муки, появившимся на ее лице, Лавиния еще глубже вонзила кинжал:

– Горди намеревался просто забрать вас из замка Данридж и оставить навсегда в Инверэри. Он торопился вернуться в мои объятия, но ваша непоседливость нарушила эти планы.

Доведенная до отчаяния, в гневе уже не помня себя, Роберта вдруг наклонилась и быстрым движением, приподняв край юбки, выхватила из ножен свой кинжал «последнее средство». Приставив смертоносное лезвие к самому лицу красотки, она пригрозила:

– Уходи прочь, ядовитая гадина, или я покрою твое лицо такими шрамами, что ни один мужчина не захочет смотреть на тебя, не то что лечь с тобой в постель!

– На помощь!.. Она убьет меня! – взвизгнула Лавиния, отскочив на несколько шагов.

В следующий миг все присутствующие бросились к ним и окружили с возгласами удивления. Протолкавшись сквозь небольшую толпу возбужденных зрителей, Гордон требовательно спросил:

– Черт побери, что ты делаешь, Роберта? Ты вытащила кинжал в присутствии короля? Да ты с ума сошла!

Потеряв дар речи от стыда за свою ужасную выходку, Роберта только широко открытыми глазами смотрела на мужа. Почему он так кричит на нее?.. Она взглянула на Лавинию, которую, словно желая защитить, обнял за плечи Мунго Маккинон, и увидела рядом с ними истекающего слюной короля.

Гордон протянул руку и приказал:

– Отдай мне кинжал.

– Чума и дьявол тебя забери! – не выдержав, крикнула она в сторону Лавинии, передавая мужу свое «последнее средство».

– Уберите отсюда этих дерзких смутьянок! – приказал король Яков.

Не дожидаясь вторичного приказа, Гордон быстро схватил Роберту и вытолкнул ее за дверь. В полном молчании, ни слова не говоря, он потащил ее прочь по лабиринту мрачных полуосвещенных коридоров.

Едва они вошли в свою комнату, как Гордон возмущенно закричал:

– Я поверить не могу, что ты вытащила кинжал в присутствии короля! Да ты в своем уме, дорогая?

– Что, испугался за жизнь своей любовницы? – вскричала Роберта, вне себя от такого унижения. – Я знаю, что ты спал с ней! Я знаю, что у тебя были многочисленные любовные связи, но мне не доставляет удовольствия, когда эти мерзкие шлюхи постоянно пристают ко мне.

Она тяжело опустилась на край кровати и приложила руку к животу, словно пытаясь успокоить этим и защитить еще не родившегося ребенка. Глядя, как муж в раздражении меряет комнату шагами, она чувствовала, что жгучие слезы заливают ей глаза.

– Я не буду возражать против развода, Горди. Ты даже можешь использовать дьявольское пятно как причину. Я только хочу уехать отсюда. От этой придворной жизни меня просто тошнит.

– Да о чем ты толкуешь? – воскликнул Гордон, вперив в нее взгляд.

– Я не хочу такого мужа, – твердо сказала она.

– Ты в самом деле, должно быть, рехнулась! – запальчиво возразил Гордон. – Ты думаешь, я так просто позволю расстроить наш брак?

– У меня будет муж, который верен мне, или не будет никакого, – ответила Роберта, гордо распрямив плечи и глядя ему прямо в глаза. – А ты… ты будешь счастливее, если женишься на женщине, которую любишь.

Какое-то странное волнение блеснуло в его пронзительных серых глазах, и выражение лица смягчилось.

Гордон присел рядом с ней на край кровати, обнял за плечи и притянул поближе к себе.

– Я никогда не любил Лавинию Керр, – сказал он. – Я брал то, что она предлагала, не более того.

Это признание окончательно доконало Роберту. Она вдруг почувствовала себя смертельно уставшей и обессиленной.

– Мне не нравится при дворе, – устало сказала она. – Я хочу уехать.

Гордон нежно провел губами по ее виску.

– Завтра же утром, ангел, – пообещал он. – После того, как ты принесешь королю свои извинения, а я попрошу у него разрешения уехать. Если он захочет, чтобы я остался в Эдинбурге, мы переедем в особняк Кэмпбелов. Это тебе подходит?

Роберта кивнула, чувствуя себя успокоенной в его объятиях, и склонилась головой ему на грудь. Но мысли ее были невеселы. Пускай муж утверждал, что он никогда не любил Лавинию, в этом она ему верила. Но все же он не сказал и ей, что любит ее.

Роберта судорожно вздохнула. Возможно, когда-нибудь у него и разовьется какая-то привязанность к ней. А до тех пор надо сосредоточиться на ребенке, которого она носит. Опасности окружали ее повсюду, а любая опасность грозила несчастьем и ему.

Нет, черт возьми! Да она убьет любого, будь то мужчина или женщина, кто мог бы навредить ее малышу.

18

-Молодец, Ливи! Спектакль получился на славу, – с удовлетворением улыбнулся Мунго Маккинон, глядя, как его кузина сердито расхаживает взад-вперед по комнате.

– Фу!.. – фыркнула Лавиния, бросив на него раздраженный взгляд. – До сих пор поверить не могу, что эта хайлендская мышка имела дерзость броситься на меня с кинжалом.

– Похоже, Горди тоже был этим удивлен, – ответил Мунго, явно довольный, что первый акт мести, задуманной им против Макартуров, начался столь удачно. – Все вышло даже лучше, чем я планировал. Она не только сделала глупость, выхватив кинжал в присутствии короля, но и прокляла тебя при свидетелях.

– Так что мне теперь делать? – спросила Лавиния, бросив на него косой взгляд.

– Утром я шепну королю на ушко о ее «дьявольском цветке», а потом обвиню в колдовстве. – Мунго потянулся и схватил Лавинию за руку, заставив остановиться. – Кузина, у меня уже голова кружится от твоих хождений туда-сюда, – сказал он и мягко усадил ее на стул. – Посиди немного, а я сейчас принесу вина.

Когда она согласно кивнула, Мунго направился к небольшому столику в углу. О да, подумал он, улыбаясь про себя чрезвычайно довольный, что события развиваются так хорошо. Похоже, что пришел его черед на удачу.

Оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что кузина не наблюдает за ним, он быстро вынул из внутреннего кармана стеклянный флакончик. Аптекарь клялся, что этого количества пережженной хинной коры будет достаточно, чтобы вызвать у человека рвоту и колики. Болезнь будет не смертельной, но тошнота и боли в животе продлятся несколько дней.

Без всяких угрызений совести Мунго высыпал порошок из хинной коры в бокал и долил вином. Наполнив и второй бокал, он снова вернулся к камину и протянул Лавинии бокал с отравленным вином.

– За твое искусство притворяться, – сказал он, подняв бокал.

– Я вовсе не притворялась, – сказала Лавиния и пригубила вино. – Я в самом деле презираю эту мышь.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – кивнул Мунго, садясь рядом в кресло и вытягивая ноги.

В следующие полчаса они мирно попивали вино и болтали о пустяках. Мунго не спускал глаз с кузины, наблюдая за ее медленно бледнеющим лицом и ожидая, когда начнется недомогание.

Внезапно Лавиния схватилась за живот, словно ей стало плохо.

– Кузен, мне что-то нехорошо, – сдавленно проговорила она. – Будь добр, позови мою камеристку.

Изо всех сил сдерживая ликование, Мунго тут же вскочил на ноги.

– О, конечно, позову. И сейчас же приведу к тебе королевского лекаря.

Когда он проходил мимо, она схватила его за руку и с тревогой спросила:

– Послушай, а ты не думаешь, что эта Макартур и в самом деле ведьма?

– Не знаю, – пожав плечами, ответил Мунго. – Но я уверен, что лекарь короля поможет тебе.

А в противоположном крыле дворца, отделенном от комнаты Лавинии лабиринтом узких темных коридоров, в своей комнате, перед камином, сидел в кресле Гордон Кэмпбел. Он сидел, боясь пошевелиться. Роберта, уже одетая в ночную рубашку и халат, уютно устроилась у него на коленях, положив голову ему на плечо. Совершенно измученная, она задремала, пока они говорили о будущем ребенке, и Гордону было жаль ее будить, чтобы отнести в постель.

Он взглянул на мирное выражение ее лица. Его жена действительно была ангелом, несмотря на то, что обладала совсем не ангельской привычкой выхватывать по любому поводу и в самые неподходящие моменты кинжал. Хайлендский ангел с бесовским характером. Вот кем, в сущности, она была. Но, несмотря на долгие годы печали и одиночества, у Роберты было щедрое сердце и способность любить, которой хватило бы на десяток других женщин.

Без всякого сомнения, ни одна другая женщина на свете не приняла бы его внебрачных детей – Дункана и Гэвина – так просто и безоговорочно, как она. Гордон знал, что она мучается из-за того, что он ни разу не сказал ей о своей любви, и он решил, что должен наконец это сделать. Даже если после этого она и попытается управлять им, используя его нежные чувства к ней.

Роберта приняла его незаконнорожденных детей, она призналась ему в любви, она носит в своем чреве его ребенка, и он обязан сказать ей те слова, которые она так жаждет услышать…

«Я люблю тебя».

Бум! Бум! Бум!.. – раздался тяжелый стук в дверь. Роберта мгновенно проснулась и бросила на мужа испуганный взгляд. Гордон пожал плечами и покачал головой.

Снова раздался настойчивый стук в дверь.

– Открывай, Инверэри, – приказал чей-то голос. – По приказу его величества, я требую, чтобы ты открыл дверь.

– Одну минуту, – отозвался Гордон, помогая Роберте встать с его колен.

– Неужели меня арестуют за то, что я обнажила кинжал в присутствии короля? – спросила она, нервно потирая родимое пятно на руке.

Гордон поцеловал ее в лоб и успокоил:

– Ты думаешь, я позволю Якову так поступить с моей женой?

В ответ она неуверенно улыбнулась и покачала головой.

Гордон пересек комнату, отпер дверь и резко распахнул ее. В коридоре стояли пять человек из личной охраны короля.

– Чего вы хотите? – требовательно спросил он.

– Мы должны проводить вас и вашу жену к королю, – был ответ.

Гордон оглянулся на Роберту, потом снова посмотрел на офицера.

– Моя жена уже переоделась ко сну, – сказал он. – Вы можете подождать, пока она наденет платье?

– Нет, – твердо ответил офицер. – Она должна явиться немедленно.

– Я приведу ее, – коротко кивнув, сказал Гордон. Поворачиваясь к жене, он мысленно пожалел, что они покинули Арджил.

– Не торопись, – сказал он, заметив ее бледное лицо и закутывая ее плечи шалью. – Временами Яков любит устраивать драматические сцены. Эту привычку он унаследовал от матери. Ты веришь, что я защищу тебя и договорюсь с ним?

Роберта только кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Обняв ее за плечи, словно защищая от всего света, Гордон повел жену к двери. Он чувствовал, как она вся дрожит от страха, и проклял себя за то, что взял ее с собой в Эдинбург. Если бы только он знал тогда, какие опасности подстерегают их в Холируде! Ну что ж, сделанного уже не вернешь. А задним умом все крепки.

Как только они вошли в покои короля, Гордон сразу почувствовал, что опасения его были не напрасны. Все, кто присутствовал на ужине, за исключением Лавинии Керр, снова собрались в этой комнате. Рядом с королем стоял Мунго Маккинон.

Гордон украдкой бросил вопросительный взгляд на графа Босуэла, и тот едва заметно поморщился, показывая этим, что дела плохи. Переведя взгляд на английских посланников, Талбота и Дебре, Гордон увидел, что у них тоже был расстроенный вид.

Чувствуя, как все внутри у него напряглось от беспокойства, он все же ободряюще сжал руку жене. Вместе они направились к возвышению, на котором стоял король, но Яков остановил их.

– Оставайтесь там, – приказал он, делая предостерегающий жест рукой.

Гордон мгновенно остановился. Заметив тонкую нитку слюны, вытекающую из королевского рта, он почтительно спросил:

– Ваше величество выслушает меня?

– Нет, – холодно и резко бросил кврянь – Маккинон, выйди вперед и повтори свое обвинение.

Мунго сделал несколько шагов, остановился в двух-трех футах от Гордона и Роберты. Они слегка отпрянули от него. В первый раз Гордон заметил неприкрытую ненависть, с которой его друг смотрел на Роберту.

– Горди, я весьма сожалею об этом, – начал Мунго, бросив на него холодный и строгий взгляд. – Но проклятие твоей жены поразило Ливи. Она от этого проклятия заболела… Сейчас собственный лекарь его величества лечит ее.

– Не говори чепухи! – отрезал Гордон, не в силах поверить в то, что услышал. Он перевел взгляд на короля, чтобы выступить в защиту жены.

Но в это мгновение Мунго протянул руку и схватил Роберту за запястье. Она вскрикнула и попыталась освободиться.

– Роберта Макартур – ведьма! Она носит на руке дьявольскую отметину! – закричал Мунго, подняв ее руку так, чтобы видно было всем.

Все в комнате, за исключением Босуэла и английских посланников, попятились от этого неприятного зрелища. Словно боясь заразиться ужасной болезнью, многие из них, и мужчины, и женщины, быстро перекрестились.

– Черт побери, да я убью тебя! – зарычал Гордон, бросаясь на Мунго. Он повалил его на пол и вне себя от ярости схватил за горло, пытаясь задушить.

– Прекратите! – заорал Яков, брызгая слюной. – Остановитесь, я вам говорю!..

Но Гордон словно не слышал королевского приказа, с яростными проклятиями сжимая горло извивающегося на полу Маккинона.

В конце концов потребовались усилия трех мухчив, чтобы спасти от него Мунго. Босуэл, Талбот и Дебре с трудом оттащили разъяренного Гордона от его бывшего друга.

– Ты ничем не сможешь помочь своей жене, если тебя бросят в тюрьму за убийство, – прошептал ему на ухо Босуэл.

Это предостережение графа тут же отрезвило Гордона и заставило успокоиться. Он расправится с Мунго позднее; от его мести тому ни за что не уйти. В конце концов месть такое блюдо, которое лучше употреблять холодным.

– Маккинон, ты в самом деле считаешь, что жена Кэмпбела – ведьма? – спросил король Яков.

– Да, – задыхаясь после удушья, ответил тот.

– Я не верю, чтобы Басилдон, этот Мидас английской королевы, держал в своем доме ведьму целый год, – раздался вдруг голос графа Босуэла, тут же привлекший внимание его царственного родственника.

– Да, Роберта – любимая племянница графа Басилдона, – подхватил в тон ему Генри Талбот.

– Еще бы! Он относится к Роберте так же, как к шестерым своим дочерям, – добавил Роджер Дебре.

– У Басилдона шесть дочерей? – с явным удивлением переспросил Яков.

Граф Босуэл заставил себя громко рассмеяться.

– Этот Басилдон, кажется, умеет не только набивать королевские сундуки, но так же шустро делать и детей. – Все в комнате заулыбались, сбрасывая возникшее напряжение, а он добавил: – Граф, видимо, успевает это делать, не снимая башмаков.

Невольно развеселившись от этой грубоватой шутки, король Яков перевел взгляд на Роберту, которая стояла посреди комнаты, вся дрожа. Холодная подозрительность понемногу исчезла с его лица.

– Роберта Макартур – дочь английской ведьмы! – с негодованием закричал Мунго. – У нее на левой руке доказательства этого. Ее мать была причиной смерти моего отца.

– Это ложь! – выкрикнула Роберта, впервые открыв рот и заговорив.

– У меня есть доказательства, и я требую возмездия! – воззвал Мунго, не обращая внимания на ее слова.

– Это ты сейчас получишь. – Гордон размахнулся и изо всей силы ударил кулаком доносчика по лицу, свалив его одним ударом на пол. У Мунго из носа хлынула кровь.

– Хватит! – закричал король, обрызгав слюной всех стоящих вблизи, но никто из почтительности даже не шевельнулся, чтобы вытереться.

Яков перевел взгляд с Мунго и Гордона на Роберту, обдумывая, что же ему предпринять. Наконец, снова посмотрев на Мунго, он сказал:

– Ладно, Маккинон, ты прав. Воздаяние, которое ты получишь, будет в звонкой монете. Назови свою цену, и Горди заплатит ее. – Он не добавил «а иначе…», но что будет в ином случае, поняли все.

– Пятьдесят тысяч золотых, – всхлипнул Мунго, прикладывая к носу платок. – А если он не выплатит мне их, вы приговорите эту ведьму к смерти.

– Я подумаю над этим. – Король Яков снова взглянул на Гордона и сказал: – У тебя есть шесть недель, начиная с этой ночи, чтобы раздобыть золото. А до тех пор вы оба, и Мунго и ты, удаляетесь от двора. Вам обоим запрещается появляться здесь. Но твоя жена останется как заложница. И на этом кончим разговор.

– Нет! – вскричала Роберта и тут же потеряла сознание.

Гордон подхватил ее прежде, чем она ударилась об пол, и удержал на руках.

– Ну, Маккинон, ты – ходячий мертвец, – пробормотал он тихим голосом. – Этого я тебе никогда не прощу!

– Он грозится убить меня! – протестующе закричал Мунго.

– Учти, Горди, – пригрозил король, явно взбешенный его поведением, – если Маккинон умрет, я обвиню твою жену в колдовстве и отправлю ее на эшафот. Ты меня понял?

– Я могу гарантировать его безопасность, – склонив голову, ответил Гордон. – Но только в течение этих шести недель.

И не дожидаясь разрешения короля удалиться, он повернулся и с Робертой на руках покинул залу. Граф Босуэл бросил на своего царственного кузена долгий, полный презрения взгляд, и вышел вслед за ним. Тем же путем двинулись и Генри Талбот с Роджером Дебре.

С отъездом Гордона Роберта оказалась совсем одна. Эти осенние дни с самого рассвета и до самого вечера были сумрачными и дождливыми, словно небо горевало вместе с ней. Совершенно упавшая духом, первую неделю своего заключения Роберта провела, то заливаясь слезами, то впадая в глубокий полуобморочный сон без сновидений. Хотя Генри Талбот и пытался несколько раз получить разрешение повидаться с ней, ему в этом было отказано, и Роберта не видела никого, кроме Гэбби, которая оставалась все эти дни рядом с ней. Роберта отказывалась от пищи, выпивая только чашку бульона каждый вечер, и чахла на глазах.

Но со следующей недели она изредка начала вставать с постели. Роберта проводила долгие часы, сидя перед камином и уныло глядя на мерцающие языки пламени. Она перестала даже шить приданое для малыша. Зачем готовить все это для ребенка, которому не суждено появиться на свет? Найти пятьдесят тысяч золотых для Гордона непосильная задача. Кто станет разоряться ради женщины, которая взята под стражу, с которой не хочет иметь дело ни один добропорядочный христианин?

В течение всей третьей недели она тешила себя мыслью устроить побег, но не знала, как это организовать. Охраняли ее в Холируде на совесть; да и пусть ей даже и удалось бы бежать, в таком случае и она, и Гордон навсегда бы остались изгнанниками. Кто захотел бы ссориться из-за них с королем?

На двадцать первый вечер своего заключения Роберта печально сидела в кресле возле камина и рассматривала свой «дьявольский цветок». Кожа на ее левой руке не отличалась от правой. Как же могло такое невинное с виду пятнышко принести ей столько несчастий? Темный нежный цветок ставил под угрозу ее собственную жизнь и жизнь ее неродившегося ребенка. Но ведь зло коренится в сердце человека, а не на запястье левой руки. Если только…

Роберта искоса взглянула на Гэбби, которая сидела в соседнем кресле и вязала одеяльце для малыша, упрямо надеясь, что все кончится хорошо.

– Как ты думаешь, а может, я и в самом деле ведьма, при помощи магии проникшая в среду людей? – спросила она служанку.

Гэбби резко вскинула голову и недоверчиво уставилась на нее.

– А что, вполне может быть, – продолжала Роберта. – Представь, что феи похитили настоящую дочь Макартуров и подкинули на их место меня. Что ты об этом думаешь?

Гэбби хмыкнула:

– Я думаю, что вы рассуждаете сейчас глупее, чем мой Дьюи.

– Нет, это возможно, – настаивала Роберта, раздраженная ее вольностью.

– Фей и ведьм не существует, – покачав головой, сказала Гэбби.

– Откуда ты это знаешь?

– Бабушка Бидди так говорит. – Гэбби понизила голос и добавила: – Но на свете есть духи и привидения, и если бы бабушка увидела, как вы похудели, она убила бы меня и сделала одним из них.

– Не хочу я есть, – вздохнула Роберта, понимая, что начинается надоевший ей ежевечерний спор о том, что ей надо покушать.

– Если вы заболеете, пока находитесь на моем попечении, и бабушка Бидди меня за это убьет, клянусь, я буду возвращаться и преследовать вас в виде страшного привидения, – пригрозила Гэбби то ли в шутку, то ли всерьез.

Эти ее слова заставили Роберту улыбнуться:

– Ну ладно, принеси мне тарелку супа.

– И кусочек хлеба с маслом?

Роберта неохотно кивнула.

Гэбби живо вскочила с кресла и, положив вязанье ей на колени, приказала:

– А вы продолжайте, пока я не вернусь.

Роберта посмотрела на вязанье и положила руку на живот. Ее прекрасному дитя никогда не пригодится та одежда и одеялко, которые они приготовили для него. А что будет делать Гордон, когда она и их ребенок, оба будут мертвы? Найдет ли себе другую жену? Или будет горевать и постарается отомстить за их смерть?

Дверь комнаты скрипнула и тут же тихо затворилась. За спиной Роберта услышала, как задвинули засов.

– Поставь поднос на стол, – сказала она не оглядываясь. – Я поем позднее.

– Нет, поешь сейчас, ангел, или уже не поужинаешь вообще.

При звуке хрипловатого голоса мужа, в котором она не могла ошибиться, Роберта вскочила с кресла. А повернувшись к двери, замерла, открыв от изумления рот.

У порога возвышалась фигура женщины огромного роста. Длинноволосая, одетая в клетчатую юбку и широкую темную накидку, женщина поставила поднос с ужином на ближний столик.

– Что такое? – растерянно спросила Роберта. – Что здесь происхо…

В это время женщина сбросила с плеч накидку и сорвала с головы лохматый парик.

– Не узнаешь? – расплывшись в знакомой неотразимой улыбке, спросил возникший перед ней Гордон.

Со сдавленным радостным криком Роберта бросилась в его объятия. А Гордон схватил ее и прижал к своему сильному мускулистому телу. Он опустил голову, нашел ее губы и прижался к ним в упоительном, переворачивающем душу поцелуе… который перешел в другой… А потом в третий…

Когда он наконец отнял свои губы, Роберта обвила его шею руками и приникла головой к его твердой груди.

– Нарушать королевский запрет опасно, – сказала она. – Тебе нельзя находиться здесь.

– Я не мог больше ни минуты оставаться вдали от тебя. – Гордон поднял ее лицо и заглянул в глаза. – Я люблю тебя всей душой своей и всем сердцем!

Услышав это, Роберта разразилась слезами. Она склонила голову и спрятала лицо у него на груди.

– Я думал, что мое признание в любви сделает тебя счастливой, – проговорил Гордон, ласково поглаживая ее по плечу.

– Я… я счастлива.

– Тогда почему же ты плачешь?

Роберта подняла на него залитые слезами глаза.

– Потому что ты меня любишь.

Это заставило Гордона улыбнуться:

– Ты бы еще горше заплакала, если бы узнала, что я испытал, чтобы добраться до тебя.

– Расскажи, – немного успокаиваясь, сказала она.

– Как видишь, я переоделся женщиной, – сказал Гордон, и в голосе его проскользнуло явное отвращение. – А затем Талбот настоял, чтобы я сыграл роль его эдинбургской любовницы.

– Значит, Генри помог тебе?

– Еще бы, черт побери! Но я терпеть не могу, когда меня лапают мужские руки, – хмуро добавил он.

Тут уже Роберта в свою очередь улыбнулась.

– Вот и умница, – сказал Гордон, вытирая слезы у нее с лица. И продолжал: – Талбот вернется за мной не раньше, чем через два часа. Гэбби сказала мне, что ты ничего не ешь. Может, ты сначала поужинаешь?

Роберта покачала головой. И, прямо глядя на него, произнесла:

– Я хочу, чтобы ты любил меня.

Гордон расплылся в своей неотразимой улыбке.

– Не в силах отказать вам, миледи.

Торопливо они сорвали с себя всю одежду прямо там же, где стояли. Обнаженный, Гордон прижал ее нежное тело к себе и поцеловал так, словно никогда не отпустит, вкладывая всю свою любовь и всю страсть в этот единственный, упоительный поцелуй. Долгие мгновения они стояли так, обнявшись, отбрасывая на стену одну длинную тень.

Наконец Гордон поднял ее на руки и осторожно уложил на постель. Но прежде чем самому присоединиться к ней, он помедлил, окинув ее восхищенным взглядом.

Затем со стоном, в котором смешались волнение и желание, он опустился перед ней на колени. Медленно провел ладонями по ее бедрам и поцеловал верх вздувшегося живота.

– А малыш растет, – хрипло пробормотал он.

– Да, – одним вздохом ответила она.

Переведя взгляд с ее порозовевшего от чувственного возбуждения лица на набухшие груди с темными увеличенными сосками – доказательством того, что его семя росло внутри ее, – Гордон с наслаждением провел взглядом по изгибам ее бедер и округлившемуся животу.

Наклонившись, он скользнул языком между ее бедрами и услышал, как она судорожно вздохнула от непередаваемого острого ощущения, пронзившего ее. Обхватив руками ее ягодицы, он крепко сжал их, в то время как язык его заставлял Роберту корчиться от горячего сладостного желания.

Дойдя до исступления, она закричала и отчаянно вцепилась в него – волна за волной трепещущего наслаждения подхватили ее и понесли в какой-то чувственный рай.

Когда она затихла, Гордон встал и перенес ее к краю кровати. Он устроился между ее бедер, вложив всего себя в эту страсть, и застонал, ощущая, как ее горячие влажные спазмы ласкали его. Стремясь растянуть наслаждение, он снова и снова овладевал ею, дразня и утонченно лаская. Она вновь задрожала от непереносимого блаженства и обеими руками вцепилась в него. Тогда, перехватив покрепче ее бедра, он вновь толкнулся глубоко в ее трепещущую мягкую плоть.

Смешав свои стоны, они вместе взорвались, улетая в какие-то неземные дали, а когда все кончилось, долго лежали тихо, возвращаясь на землю из рая.

Обретя снова силы, чтобы встать, Гордон положил ее вдоль кровати, лег рядом и обнял. Роберта вздохнула от удовлетворения и попросила без всяких предисловий:

– Скажи мне снова, Горди…

– Я люблю тебя!.. – прошептал он, проводя губами по ее виску. – Я люблю тебя больше жизни.

– И я люблю тебя. – Она запустила руку в его густые волнистые волосы. – А давно ты меня полюбил?

– Я думаю, с самого первого дня.

– Вечером у дяди Ричарда?

– Нет, ангел. С того дня, когда ты попросила меня убить чудовище у тебя под кроватью, заявив, что иначе не согласишься стать моей женой.

Роберта недоверчиво улыбнулась ему:

– Ты обманываешь меня, Горди.

– Нет, правда, черт побери, – горячо запротестовал он. И тут же спросил: – А ты когда полюбила меня?

– В тот же день, там, в отцовском замке, когда ты встал на колени передо мной и поцеловал мое родимое пятно.

– Ты этого не говорила мне, когда я приехал за тобой в Англию, – удивился Гордон, поднимая брови.

– Мама научила меня, что леди всегда должна изображать неприступность, – возразила, невинно улыбаясь, Роберта. – И я запомнила этот совет.

Гордон весело хмыкнул. Он погладил ее нежную гибкую спину и обхватил руками ягодицы.

– Никогда бы не подумал, что у ангелов такая очаровательная попка.

Роберта приподнялась и приникла своими губами к его подавшимся навстречу губам. Поцелуй был нежным и обещающим и мог бы длиться целую вечность, но тут раздался легкий стук в дверь.

Она повернула голову, прислушиваясь, и сказала:

– Это Генри, наверное, пришел за тобой.

– Еще рано, – прошептал Гордон. – Спроси, кто там.

– Кто там? – крикнула Роберта.

– Лавиния Керр, – раздался ответ. – Мне нужно срочно с вами поговорить.

Роберта тревожно взглянула на мужа. А когда Гордон кивнул, она крикнула:

– Подождите минуту.

– Брось на кровать мою одежду и башмаки, – прошептал Гордон. – Мы задернем полог, и она не догадается, что ты не одна.

Проявив в одну минуту больше энергии, чем за три предыдущие недели, Роберта соскочила с постели, собрала одежду, башмаки, парик, разбросанные по полу мужем, и кинула все это на постель. Когда он задернул полог, она быстро надела ночную рубашку, а поверх нее халат и поспешила к двери.

Открыв дверь, она вперила свой взгляд в рыжеволосую красавицу и спросила с холодной вежливостью:

– Чем могу быть вам полезна, леди Керр?

– Мне нужно с тобой поговорить.

Роберта удивленно подняла брови:

– О чем же это?

– Пожалуйста, я очень нуждаюсь в твоей помощи, – простонала Лавиния. Лицо ее было тревожным и озабоченным. – Можно мне войти?

Роберта на долю секунды заколебалась, но потом сделала шаг в сторону и распахнула дверь пошире, пропуская Лавинию. Та не замедлила проскользнуть внутрь.

Обе женщины уселись перед камином. Роберта ждала, пока гостья заговорит, с беспокойством думая: лишь бы Генрих Талбот не явился, пока Лавиния здесь.

– Я очень сожалею о твоих неприятностях, – начала неуверенно та. – Это все Мунго виноват. Он заставил меня затеять с тобой спор в тот вечер и украл твои перчатки, пока мы все были на поминальной службе в церкви.

Роберта с удивлением уставилась на нее.

– Мунго хотел, чтобы тебя обвинили в колдовстве, когда я притворно заболею, – пояснила Лавиния. – Я отказалась притворяться больной, но потом вдруг действительно заболела. Но ведь не ты накликала на меня болезнь, правда?

Эти слова переполнили чашу терпения Роберты.

– Я наслушалась достаточно, – коротко сказала она. – Прошу вас уйти, леди Керр.

– Прости меня! – взмолилась та, простирая к ней руки. – Я по твоему лицу вижу, что ты не виновата. Должно быть, сам Мунго подсыпал мне что-то в вино. Он ненавидит весь ваш клан Макартуров и всю свою жизнь только и ждал случая, чтобы отомстить.

– Почему он винит мою мать в смерти своего отца? – спросила Роберта.

– Много лет назад его отец похитил твою мать, – ответила Лавиния. – Но бог, видно, наказал его за это, и он утонул, переправляясь с ней через озеро. Макартуры так никогда и не узнали, что это был Маккинон, потому что похититель был в одежде клана Менци. В то же время твой отец враждовал с Менци из-за земли, и все решили, что твою мать увез кто-то из Менци.

Роберта откинулась к спинке кресла и устало закрыла глаза. Теперь она знала, кто пытался столкнуть ее в львиную яму в королевском зверинце в Лондоне, кто покушался на жизнь ее брата в Хэмптон-Корте.

– Если ты в самом деле сожалеешь об этом, – сказала она, пристально глядя на Лавинию, – ты должна пойти и рассказать обо всем королю.

– Я не могу этого сделать, – испугалась Лавиния. – Мунго пригрозил, что убьет меня. К тому же Яков не станет слушать меня, после того… – тут она заколебалась, – после того, как он видел твой знак.

– Тогда зачем ты рассказываешь все это мне? – спросила Роберта.

– Мне нужна твоя помощь, – призналась Лавиния. – Опасаясь постоянных угроз Мунго, я решила стать любовницей короля. Но мне никак не удается привлечь к себе внимание Якова. Я хочу, чтобы ты дала мне приворотное зелье.

Роберта разразилась смехом.

– Я же не колдунья, Ливи, и не умею готовить приворотное зелье.

Лавиния заметно упала духом.

– Я понимаю, почему ты не хочешь мне помочь. Несмотря на все зло, которое та ей причинила, Роберта не могла остаться безучастной к переживаниям Лавинии. Признание в любви, которое ей самой сделал сегодня муж, смягчило ее сердце. Ей было уже трудно не сочувствовать чужому горю.

– Я не могу приготовить тебе приворотное зелье, – сказала она, – но могу рассказать, что помогло мне завоевать Горди.

– Что? – встрепенулась Лавиния.

– Ты должна накормить короля хлебцем из заговоренного ячменя, – ответила Роберта и тут же представила, как муж молча трясется от смеха за пологом кровати.

– Я не понимаю.

– Этот хлебец еще называют пирожком Афродиты, – объяснила Роберта. – Ты замесишь маленький кусочек теста, приложишь его у себя между ног, а потом испечешь его. Накорми им Якова, и он с тебя глаз не будет сводить.

– Я должна… – Лавиния зарделась и опустила глаза. – Я должна сделать так, чтобы мои любовные соки пропитали это тесто?

Роберта изо всех сил сдерживала смех.

– Конечно, это не повредит, а может, даже и лучше поможет делу.

– Большое спасибо тебе, – вставая с кресла, с благодарной улыбкой сказала Лавиния. – Вот почему тебе удалось отбить у меня Гордона. Я так и думала, тебе что-то помогло. Я в долгу у тебя, Роберта, и обязательно пошлю Гордону столько золота, сколько смогу уделить для твоего выкупа.

– Любая монета не будет лишней, – сухо сказала Роберта. Она проводила гостью и заперла за ней дверь. Затем подошла к кровати и, отдернув полог, спросила:

– Ну как, ты слышал?

Гордон расхохотался, но тут же помрачнел.

– Я убью этого подонка Маккинона!

– Не делай глупостей, – сказала Роберта, бросаясь в его объятия. И, поцеловав, спросила: – Ты сможешь собрать столько золота?

– С этим не торопись, ангел. – Гордон в ответ поцеловал ее в губы. – Могу только обещать тебе, что ровно через три недели, начиная с сегодняшней ночи, ты будешь спать в особняке Кэмпбел в одной постели со мной. А на следующее утро мы уже будем вместе скакать по дороге, ведущей в Арджил.

Роберта протянула левую руку с родимым пятном и погладила его по щеке.

– Горди?..

Уловив в ее голосе просительную нотку, Гордон тут же поцеловал ей ладонь и поклялся:

– Я люблю тебя, ангел. И всегда буду любить. Помнишь, как написано на наших обручальных кольцах: «Ты, и никто другой»!

Их губы встретились в нежном упоительном поцелуе.

И тут раздался новый стук в дверь.

– Это Генри, – сказал приглушенный голос за дверью. – Откройте.

– Одну минуту, – откликнулась Роберта.

Гордон быстро поцеловал ее напоследок и встал с постели.

– Иди впусти его, пока я одеваюсь.

Роберта зашлепала босыми ногами к двери и впустила Генри. Потом заперла за ним дверь.

Генри подмигнул, склоняясь над ее рукой:

– Я вижу, что супружеский визит пошел тебе на пользу, дорогая. Твои щеки цветут, как розы.

– Спасибо тебе за помощь, – сказала Роберта. А румянец ее стал еще ярче от смущения.

– Я сделал это с радостью, – ответил он. – Ну, почти с радостью. Итак, ты уже готов, Инверэри?

Роберта поглядела на мужа и едва удержалась от смеха. Поверх штанов и рубашки Гордон напялил юбку и накидку, а лохматый длинноволосый парик довершил его сходство с какой-то нескладной и долговязой трактирной служанкой.

– Боже милостивый, Инверэри, ты самая уродливая женщина, которую я когда-либо видел, – критически оглядев его, заметил Генри. – Если меня увидят с тобой, моя репутация погибла навеки. Попробуй, докажи потом, что у меня есть хоть какой-то вкус.

На прощанье Роберта бросилась в объятия мужа.

– А я думаю, что ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видела, – сказала она.

– Спасибо тебе, любовь моя. – Гордон наклонился и поцеловал ее в губы.

– Гм, гм, – деликатно хмыкнул Генри.

Гордон взглянул на него:

– Хорошо, Ладлоу. Я иду. Только не лапай меня, пока мы выходим.

– Боже мой, Инверэри, да идти, просто обнимая тебя за талию, и то величайшая жертва с моей стороны, – не задумываясь, отпарировал тот.

Гордон еще раз торопливо поцеловал Роберту:

– Позаботься о нашем ребенке, ангел. Увидимся через три недели.

И с этими словами он исчез.

Заперев за ними дверь, Роберта плотно сомкнула веки, пытаясь сдержать слезы. Тугой комок подступил к горлу, и она тщетно пыталась проглотить его.

Гордон любил ее. Это главное. И теперь она найдет в себе силы, чтобы перенести то, что принесут ей следующие три недели.

19

«Я люблю тебя. Я люблю тебя больше жизни». Эти магические слова и в самом деле оживили Роберту; они дали ей внутренние силы, чтобы вынести еще целых три недели одиночества и тревожного ожидания своей участи. И вот пришел тот последний день, когда золото должно было решить ее судьбу.

Вечером, на сорок второй день ее плена, Роберта стояла между двумя офицерами королевской стражи перед возвышением в зале для королевских аудиенций. Все придворные Якова Стюарта собрались тут и переговаривались приглушенными голосами, гадая, что им предстоит увидеть: или жену Кэмпбела осудят как ведьму, или она обретет свободу.

В первом ряду гудящей толпы стояла Лавиния Керр. Неподалеку от нее держались вместе граф Босуэл, Генри Талбот и Роджер Дебре. А слева возле помоста, на противоположном его конце Мунго Маккинон ждал обещанного золота. Король Яков, с мокрым от слюны ртом, сидел на возвышении на своем почетном месте.

Хотя гордость вынуждала Роберту сохранять видимое спокойствие, каждый нерв ее был до предела напряжен, и все в ней трепетало от ужаса. Едва держась на ослабевших ногах, она молила бога только об одном: чтобы ей хватило сил не упасть сейчас в обморок.

«А где же Гордон? – билось у нее в мозгу. – Будет ли она сегодня ночью спать с ним в особняке Кэмпбел, как он обещал? Или толпа придворных набросится на нее, словно стая голодных волков и поволочет к странному эшафоту, что высится перед Эдинбургским замком?»

Пробило шесть, и тут же в дверях замка появился Гордон. С видом серьезным и даже мрачным, он подождал, пока наступит тишина, все взгляды устремятся на него, и выступил вперед.

Схватившись руками за свой уже заметно округлившийся живот, Роберта покачнулась на подгибающихся ногах. По лицу мужа она поняла, что ему не удалось собрать нужную сумму.

В нарушение всех правил придворного этикета, не обращая внимания на короля, Гордон подошел и остановился перед Робертой. Уж не в последний ли раз он обратил к ней свою улыбку и поднес ее руку к губам?

– Миледи, ваш защитник с вами, – прошептал он хрипловатым голосом, и эти слова, впервые услышанные ею когда-то от Гэвина, придали Роберте мужества.

Не в силах от сжимающего душу страха вымолвить хоть слово, она только обратила к нему дрожащую улыбку и кивнула, показывая, что полагается на него.

Отойдя от нее, Гордон сделал шаг к королю и склонился в поклоне.

– Государь, я пришел забрать свою жену, – заявил он.

– Если хватит золота, – возразил король Яков. – Достаточно ли его у тебя, чтобы освободить ее?

Высокомерно выпрямившись, как настоящий герцог Арджил, Гордон бросил на Мунго Маккинона презрительный взгляд и самоуверенно кивнул королю.

– Вы хотите, чтобы я принес его сюда, государь?

– Конечно, – ответил Яков.

Гордон оглянулся через плечо и кивнул Дьюи, который, в свою очередь, сделал знак кому-то в коридоре. Тут же в залу вошли семеро воинов клана Кэмпбел, одетых в боевые доспехи и несущие на плечах тяжелые мешки. Подойдя к возвышению, они выстроились в ряд, и первый из них высыпал перед королем из мешка гору золотых монет. Толпа придворных шумно выдохнула от изумления.

– Десять тысяч золотых от моего отца, герцога Арджила, и от меня, – объявил Гордон.

Второй кэмпбеловский воин выступил вперед и высыпал к ногам короля второй мешок золота.

– Десять тысяч золотых от Йена Макартура, графа Данриджа, – сказал Гордон.

Боже милостивый, она в жизни не видала столько золота! Роберта посмотрела на короля, чьи глаза были прикованы к сверкающей куче монет, и тут же перевела взгляд на Маккинона. В его глазах она увидела тот же жадный блеск.

И тут она поняла поразительный замысел мужа. Гордон хочет раздразнить короля Якова золотом, обещанным Мунго. В этом случае, Маккинон потеряет все золото, а заодно и влиятельного союзника в лице короля. Это будет ему местью за предательство друга.

По мере того как пятеро воинов друг за другом выступали вперед и у ног короля высыпали золото из мешков, Гордон объявлял, кто делал этот вклад:

– Пять тысяч золотых от Перси Макартура, графа Уйма… Пять тысяч золотых от Джорджа Гордона, графа Хантли… Пять тысяч золотых от Фрэнсиса Хепберна-Стюарта, графа Босуэла… Пять тысяч золотых от Генри Талбота, маркиза Ладлоу… Пять тысяч золотых от лорда Роджера Дебре, наследника графа Идена…

– Тут не хватает еще пяти тысяч, – заявил Мунго, чей взгляд был жадно прикован к сверкающей груде золота. – По вашим собственным словам, государь, эту женщину придется судить за колдовство.

Роберта зашаталась. Неужели ее поволокут на эшафот из-за каких-то недостающих пяти тысяч золотых? О, милосердный господь не мог быть так жесток к ней!

Вперившись взглядом в короля, Роберта заметила, как неуверенность появилась на его лице, и королевская слюна стала пузыриться еще сильнее. Цена была установлена в пятьдесят тысяч золотых, и король не мог отступиться от своего слова.

– Государь, имею честь представить еще одного человека, который готов внести выкуп за освобождение моей жены, – объявил Гордон, привлекая к себе всеобщее внимание. Он кивнул Дьюи, который открыл дверь в коридор и почтительно поклонился, пропуская кого-то.

Одетый во все черное, словно сам сатана, явившийся из ада, в зал для королевских аудиенций вступил высокий, крепко сложенный человек с гладко зачесанными темными волосами. Он чуть выждал для максимального эффекта, а потом шагнул вперед с самоуверенным и властным видом.

– Дядя Ричард! – воскликнула Роберта, пораженная появлением того, кого она совершенно не ожидала увидеть.

Толпа зрителей возбужденно зашепталась:

– Это граф Басилдон.

– Мидас Елизаветы.

– Влиятельный английский министр и богач.

– Говорят, от его прикосновения все превращается в золото…

Подойдя к возвышению, граф Басилдон бросил на Роберту полный любви и нежности ободряющий взгляд. Потом посмотрел на короля Якова и слегка поклонился ему.

– Ваше величество, позвольте представить вам Ричарда Деверо, графа Басилдона, – сказал Гордон.

– Добро пожаловать в Шотландию, милорд, – с широкой улыбкой приветствовал графа Яков. – Как поживает моя дорогая кузина Елизавета?

– Королева здорова и посылает горячий привет своему ближайшему родственнику, – ответил Ричард тоном придворного. – А я в свою очередь глубоко польщен предоставившейся мне честью познакомиться с шотландским монархом.

Король Яков довольно ухмыльнулся. Слова «ближайшему родственнику» прозвучали весьма многообещающе в плане наследования престола.

– И я рад познакомиться с финансовым гением, преумножившим английскую казну.

Ричард слегка наклонил голову на этот комплимент и сказал:

– Ваше величество, могу я приблизиться и быть выслушанным вами?

Король Яков кивнул.

Роберта заметила, как ее дядя бросил на Мунго Маккинона презрительный, уничтожающий взгляд, от которого тот сразу съежился, и, обойдя кучу золотых монет, с любезной улыбкой приблизился к королю.

– Ваше величество, когда известие о том, что случилось с моей любимой племянницей, дошло до меня в Лондоне, я подумал вот о чем, – заговорил он звучным голосом, достигавшим самых дальних уголков зала. – Роберта, вероятно, стала жертвой ужасной судебной ошибки. Моя племянница не ведьма, и родимое пятно у нее на руке ни о чем не свидетельствует. Поэтому я тут же решил, что должен сам немедленно отправиться в Шотландию и помочь исправить эту чудовищную ошибку. Но что больше всего огорчило меня, так это тот факт, что за ее свободу необходимо заплатить пятьдесят тысяч золотых.

– Разумеется, это огромная сумма, – согласился Яков.

– Да, именно пятьдесят тысяч! – вскричал Мунго. – Вы установили эту цену, так и должно оставаться.

– Ваше величество, позвольте мне прояснить, что я имею в виду, – сказал Ричард, не шевельнув бровью. – Та невероятно низкая цена, которая была назначена за ее свободу, огорчила меня больше всего. Моя любимая племянница стоит, как мне кажется, значительно больше. Выкуп за нее должен быть установлен по крайней мере в сто тысяч золотых. И просить меньше просто оскорбительно!

Услышав это, Роберта, как и все, кто находился в зале, удивленно выдохнула. Боже правый, дядя Ричард приехал, чтобы выручить ее или чтобы увидеть, как ее казнят? Она посмотрела на мужа, которого, казалось, очень забавляло происходящее, и у нее закружилась голова.

– Я настаиваю на том, чтобы за мою любимую племянницу установили справедливую цену, – решительно добавил дядя Ричард.

Роберта поглядела на него и вдруг поняла, что за игру он ведет. Это был подкуп, это была замаскированная взятка, конечно же. Дядя Ричард подкупал короля Якова, чтобы добиться для нее свободы до конца ее дней. Она увидела, как дядя поднял руку, и по этому знаку в дальнем конце зала появилось еще семеро воинов. Они прошествовали вперед и, один за другим, опорожнили еще семь мешков с золотом у ног короля.

– Пятьдесят пять тысяч золотых от графа Басилдона! – объявил Гордон и подмигнул ей.

Роберта уже готова была броситься в его объятия, но стояла словно прикованная к месту. Свободна она или нет? Она взглянула на короля в ожидании ответа.

– Вы, должно быть, разорились ради любимой племянницы? – с недоверчивостью в голосе спросил король Яков.

– Разорился? – Граф Басилдон удивленно поднял брови и улыбнулся королю. – Ваше величество, для меня это сущие пустяки.

Сгоравший от нетерпения Мунго Маккинон уже не в силах был сдерживать свою алчность. Не дожидаясь королевского разрешения, он двинулся вперед, чтобы вступить во владение этим золотом.

Роберта увидела, как ее дядя склонился к королю и прошептал ему что-то на ухо. На лице Якова появилась довольная улыбка.

– Постой, Маккинон, – приказал король. – Ты установил за жизни своего отца и тетки цену в пятьдесят тысяч золотых.

Мунго кивнул, но взгляд его устремился к графу Басилдону. Казалось, он напрягся, приготовившись к чему-то неожиданному.

– А теперь скажи мне вот что, Мунго, – с любезной улыбкой продолжал король. – Если бы ты устанавливал цену за свою собственную жизнь… хватило бы ста тысяч золотых? Стоит ли твоя жизнь таких денег?

Мунго кивнул:

– Да, государь.

Король Яков повернулся к Гордону и приказал:

– Иди сюда, Инверэри. – А когда Гордон подошел, продолжал: – Достань свой кинжал и встань на колени.

Словно зная заранее, что произойдет, Гордон улыбнулся и с готовностью вытащил свой кинжал. Потом встал на колени перед королем.

– Я требую, чтобы ты поклялся на своем кинжале, самой торжественной клятвой в Хайленде, что никогда не будешь мстить Мунго Маккинону за прошлые проступки, – приказал король Яков.

Держа высоко свой кинжал, Гордон без колебаний произнес:

– Клянусь своим кинжалом и всем, что есть святого на земле, что не буду мстить Мунго Маккинону за его былые преступления.

– Маккинон, ты можешь быть спокоен за свою жизнь, – с улыбкой сказал Яков. – Я выкупил ее у Кэмпбела. И я забираю это золото за то, что спас тебя от его гнева.

Мунго побледнел и зашатался. Он открыл было рот, чтобы протестовать, но передумал и снова плотно сжал губы. Он проиграл и знал это. Почтительно кивнув королю, он повернулся и без единого слова вышел из зала.

Роберта едва могла держать себя в руках. Ей не терпелось броситься в объятия мужа. И Гордон чувствовал то же самое, ибо взгляд его, обращенный к жене, был полон надежды и обещания. Но ни тот, ни другая не шевельнулись, опасаясь разгневать короля.

– Милорд, приглашаю вас провести в Шотландии несколько дней, – говорил король Яков ее дяде. – У меня есть к вам несколько вопросов финансового характера.

Граф Басилдон улыбнулся:

– Ваше величество, я почту за честь дать вам любой совет, который смогу. – Тут граф повернулся к Гордону, и внимание короля тоже обратилось на него.

– Ну, Инверэри, – сказал король Яков, – ты забираешь ее домой или нет? Меня вовсе не радует перспектива, что твоя жена разродится прямо здесь, в моем аудиенц-зале.

При этих словах Роберта вскрикнула от радости и, буквально пролетев расстояние, отделяющее ее от мужа, кинулась в его объятия. Губы их встретились в жадном, горячем поцелуе. Казалось, весь мир исчез, кроме них двоих. Только громкие, насмешливо-одобрительные аплодисменты придворных вернули их к реальности.

Отняв свои губы, Гордон посмотрел на нее и вдруг удивленно произнес:

– Взгляни-ка на свое ожерелье, ангел.

Роберта опустила глаза вниз: ее звездный рубин, который уже много недель подряд был темнее, чем голубиная кровь, теперь снова обрел свой ярко-красный цвет.

Она подняла взгляд на мужа и сказала:

– Тетя Келли была права. Я думаю, что опасность, угрожавшая мне, исчезла за этой дверью несколько минут назад.

– Я люблю тебя, ангел, – сказал Гордон и, не в силах сдержаться, снова поцеловал ее зовущие губы.

– И я люблю тебя, – ответила Роберта.

Не обращая внимания на толпу придворных, все еще наблюдающих за ними, она схватила руку мужа и приложила к своему животу, который слегка зашевелился в этот момент от движений ребенка. И с сияющими глазами, в которых, казалось, отразилась ее душа, прошептала:

– Увези нас домой, Горди. Увези нас в Хайленд, в родные края.

Гордон кивнул и поднес ее руки к губам. Сначала поцеловал правую руку, а потом,

устремив свой взгляд на нежный цветок Афродиты, темнеющий на ее левой, приложился поцелуем и к нему.

– Миледи, я весь в вашем распоряжении. Ваше желание для меня закон.

С этими словами он подхватил Роберту на руки и вынес из аудиенц-зала.

Малыш появился на свет восьмого февраля, в первую годовщину со дня смерти Марии Стюарт, в такую ужасную хайлендскую пургу, какой не помнили даже старики. Гордон назвал сына Хантером , в честь того памятного лета в охотничьем домике, когда он сделал Роберту своей женой.

А вслед за тем появилась и она, их маленькая дочка. Совершенно неожиданно, через четверть часа после брата, который оказался проворней ее. И Роберта назвала свою дочь Марией в память о казненной шотландской королеве Марии Стюарт.

А на другое утро, когда все волнения, связанные с появлением на свет новых наследников Инверэри, были уже позади, мать и отец остались одни в своей комнате. Прислонившись к спинке своей кровати, Роберта баюкала дочь на руках, в то время как Гордон, сидя рядом с ней, прижимал к груди сына.

Когда раздался стук в дверь, Гордон взглянул на жену и спросил:

– Ты готова принять посетителей, ангел?

Роберта кивнула.

– Надеюсь, Гэвину понравится его сестренка.

– Входите, – позвал Гордон.

Дверь медленно открылась. И тут же мальчишеский голос приказал:

– Назад, Смучес!

Но Смучес не послушался и первым влетел в комнату. Вслед за ним вбежали Гэвин и Дункан. Затем вошел герцог и, подхватив собаку на руки, улыбнулся, глядя на гордых родителей.

С жадностью мальчики принялись разглядывать своих крохотных брата и сестру.

– Он такой маленький, – разочарованно сказал Дункан, стоя рядом с отцом.

– А она вся сморщенная, – трагическим шепотом проговорил Гэвин.

– Все младенцы маленькие и сморщенные, – успокоил их дед. – Как только они подрастут, кожа разгладится.

– А я никогда не был таким маленьким, – заявил Дункан.

– Я тоже, – поддакнул Гэвин.

– Вы готовы, ребята? – серьезно посмотрев на них, спросил герцог Магнус.

Мальчики кивнули и встали на колени перед отцом, держащим на руках их маленького брата. Герцог вынул из ножен кинжал с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, и передал его старшему внуку.

Дункан взял кинжал и, подняв его высоко вверх, произнес торжественным тоном:

– Всем святым и этим родовым кинжалом Кэмпбелов я клянусь в нерушимой верности Хантеру Кэмпбелу, будущему господину Инверэри и Арджила.

Потом Гэвин взял из рук брата кинжал, поднял его вверх и… забыл свою речь. Он растерянно оглянулся на Роберту, она кивком подбодрила его, и тогда он произнес:

– И я тоже.

– Спасибо вам, сыновья, – сказал Гордон. – Я горжусь вами.

– Это было прекрасно, – подхватила Роберта.

– Я научу Хантера, как совершать набеги на другие кланы, – заявил Дункан.

– А я научу Марию танцевать, – с улыбкой сказал Гэвин.

– Ну а теперь пора за уроки, – вмешался герцог Магнус. – Вы сможете повидать ваших братика и сестричку завтра утром.

Гордон взглянул на Роберту, и она кивком ответила на его безмолвный вопрос.

– Дункан, мы с леди Робертой хотели бы, чтобы ты стал крестным отцом Хантеру, – сказал он сыну.

– Я согласен, – ответил Дункан, надувшись от гордости.

– Гэвин, подойди сюда, – позвала Роберта. А когда мальчик подошел к постели, спросила: – Тебе нравится твоя сестренка?

Гэвин кивнул. Он коснулся пальцем крошечной ладони малышки и, почувствовав, как та своей слабенькой ручкой вдруг ухватила его за палец, ласково улыбнулся ей.

– Ты бы хотел стать крестным отцом Марии? – спросила Роберта.

– Я буду защищать ее всю свою жизнь, – пообещал Гэвин, и его серые глаза, так похожие на отцовские, заблестели от волнения.

– А ты убьешь чудовище, если оно появится у нее под кроватью? – спросил Гордон.

Гэвин торжественно кивнул и, приблизившись к сестре, прошептал:

– Миледи, ваш защитник с вами.

Герцог Магнус повел внуков к двери, но в последний момент Гэвин снова подбежал к кровати.

– Я люблю вас, леди Роб, – сказал мальчик, целуя ее в щеку. – Спасибо вам за сестренку.

– Милый, – со слезами на глазах отвечала Роберта. – Я тоже люблю тебя.

Гэвин снова поцеловал ее в щеку и громким шепотом спросил:

– Как вы думаете, кроме братьев, Мария захочет себе и сестренку?

Гордон весело хмыкнул, и жена укоризненно взглянула на него. А повернувшись к мальчику, она сказала:

– Возможно, Мария и захочет сестренку. Но мы спросим ее об этом, когда она немного подрастет.

Как только отец и сыновья вышли, Гордон встал и бережно уложил Хантера в колыбельку. Потом взял Марию из рук матери и уложил рядом в другую колыбель.

Вернувшись к постели, он заключил жену в объятия и нежно поцеловал. А когда она удовлетворенно вздохнула, прижал ее голову к своей груди.

– Спасибо тебе за сына и за дочь.

– Пожалуйста, милорд. – Роберта улыбнулась, глядя в его потеплевшие серые глаза, но тут ей самой на глаза навернулись нежданные слезы. – И тебе спасибо, что подарил мне дом, где мне действительно хорошо.

– Хочешь, я опять повторю те слова? – тихо спросил Гордон.

– Да, ты ведь обещал говорить мне их каждый день всю нашу жизнь.

– Я люблю тебя больше жизни, мой нежный ангел, – прошептал Гордон голосом, хриплым от волнения. – Только тебя! Навсегда!..

– Я тоже люблю тебя, Горди, – отозвалась вслед за ним Роберта, и губы их встретились в нежном поцелуе. – И всегда буду любить. «Ты один, и никто другой».