4

«Скучает по молоку старой Мойры… Скачет на лошади по-мужски… носит под юбкой кинжал, привязанный к ноге…»

Его жена несомненно рождена в Хайленде, настоящая Макартур. Гордон знал это так же верно, как то, что он стоит сейчас у окна в кабинете графа Басилдона и смотрит на Темзу.

Он перевел взгляд с окутанной туманом реки на заходящее вдали солнце и задумался: а чего же она хочет? В самом ли деле эта отнюдь не застенчивая особа, на которой он формально женат, хочет быть английской леди потому, что любит этого английского маркиза? Или есть что-то еще, что побуждает ее так пренебрежительно говорить о своей родной земле? Рано или поздно он узнает ответ на этот вопрос. Время работает на него. Его невесте некуда бежать. Кроме как в его объятия.

Гордон отвернулся от окна. От резкого движения нижний край его пледа слегка завернулся. Он сел в кресло перед камином и вытянул ноги.

Что скажет его строптивая жена, когда увидит, что он в шотландском костюме? При этой мысли маркиз невольно улыбнулся. Едва ли придется долго ждать, чтобы узнать это, ведь он велел Дженингсу направить Роберту сюда, в кабинет. Но почему же ее еще нет? Наверное, прихорашивается без конца перед зеркалом, чтобы убедиться, что выглядит достаточно привлекательной для него.

Совершенно расслабившись от тепла камина. Гордон зевнул и сладко потянулся. Можно и подремать несколько минут. Он закрыл глаза и уже было задремал, но тут услышал какие-то приглушенные детские голоса.

— Вот он, — сказал один голос.

— Смотри, он носит юбку, — добавил другой.

— Он же шотландец. Это его национальный костюм, — последовало объяснение.

Гордон проснулся, но не открывал глаз, притворясь будто спит. Голоса принадлежали юным девочкам, и он подумал, что неплохо бы выведать у них кое-какие сведения, касающиеся Роберты. В конце концов, дети известны своей искренностью и прямотой, да и знают зачастую больше, чем кажется взрослым.

— У него коленки голые.

— Да, я вижу.

Не в силах сдержаться, Гордон осторожно приоткрыл глаза, и из-под опущенных ресниц стал рассматривать двух девочек, стоящих перед ним.

— У него ямочки на них, — заметила младшая, подойдя поближе. — Как ты думаешь, дядя Йен тоже носит юбку?

— Наверное, да, — ответила старшая девочка. — Они все так одеваются в Шотландии.

— А у нашего папы тоже такие коленки? — спросила третья девочка, стоявшая позади его кресла.

Словно звон множества серебряных колокольчиков, нежный смех девочек разнесся по кабинету. Не пытаясь больше притворяться спящим, Гордон открыл глаза и выпрямился. Он оглянулся вокруг и увидел пять черноволосых и синеглазых ангелочков, окруживших его кресло.

— Меня зовут Блайт, — сказала старшая, которой на вид было лет десять.

— А я Блис, — добавила восьмилетняя.

— Самма и Отма стоят справа, — сказала Блайт. — А слева Аврора.

— Самма и Отма — близнецы, — пояснила Блис.

— Он и сам видит, что они близнецы, — одернула Блайт сестру.

Шестилетняя Аврора подошла поближе и с лукавой детской улыбкой спросила:

— А как зовут шотландца, который любит муравьев?

— Дядя! — закричали Самма и Огма.

Гордон разразился смехом:

— Я полагаю, вы дочери графа?

Пять черноволосых головок кивнули согласно.

— Вы любите нашу кузину Роберту? — напрямик спросила Блайт.

Прежде чем он успел ответить, Блис сказала:

— Дядя Генри тоже любит ее.

— Дядя Генри пытался поцеловать Роберту, — заявила Аврора. — Но она ему не позволила.

— Тш-ш, сестра, — шикнула на нее Блайт.

— Если Генри женится на Роберте, она будет нашей тетей, — выпалила Блис.

Аврора захихикала.

— Как же может кузина быть тетей?

Совершенно очарованный этими девчушками, Гордон переводил взгляд с одной на другую. Огорошенный лавиной их вопросов и комментариев, он не мог вставить ни единого слова в их разговор. Как удается графу разобраться в этом щебечущем хоре?

— Если Роберта выйдет замуж за Генри, я выйду замуж за вас, — пообещала Аврора, рассмешив этим двух старших сестер.

— Спасибо тебе, крошка, — с улыбкой ответил Гордон. — А скажи-ка мне, почему ты хочешь выйти замуж за человека, которого совсем не знаешь?

— Потому что у тебя дымчато-серые глаза. Как туман, — добавила шестилетняя кроха.

— Как туман? — озадаченно переспросил он.

— А мы любим туман, — хором сказали три старших девочки.

Гордон ухмыльнулся:

— Мне всегда казалось, что маленьким девочкам больше нравятся синее небо, ласковый ветерок, теплое солнце и нежные цветы.

— Низкий туман позволяет видеть за горизонтом, — объяснила Блайт.

— Это шутка? — спросил Гордон.

Десятилетняя девочка бросила на него двусмысленную улыбку и ответила:

— А что, мы любим шутить.

— Скажите-ка мне, крошки, — склонился к ним Гордон, — если я буду ухаживать за вашей кузиной, вы дадите мне возможность побыть с ней наедине?

— А сколько вы заплатите за это? — спросила Блис.

— Что-что? — переспросил он удивленно. — Так вы хотите за это получить плату?

— Ну да, — ничуть не смутившись, прощебетала Блис. — Итак, милорд, сколько вы можете заплатить за то, что мы не станем вам мешать и будем помогать?

Гордон еще более удивленно поднял брови:

— Назови свою цену, малютка.

— Две золотые монеты в день на каждую из нас.

— По одной монете, — сбил цену он.

— Хорошо, милорд, сделка заключена, — сказала Блис с самой приятной улыбкой. — Платить будете в конце каждого дня. Мы ничего не делаем в кредит, так что даже и не просите.

Гордон долгим взглядом уставился на восьмилетнюю девочку, а потом согласно кивнул. Слава богу, что не Блис была его нареченной, и он заранее пожалел того, кому она достанется в жены.

— А куда вы денете монеты, которые получите от меня? — спросил он, оглядев всех пятерых.

— Отдадим их папе, — хором ответили девочки.

Гордон откинул назад голову и громко расхохотался. Дети, у которых заводятся деньги, обычно тратят их на всякие безделушки, а этот английский царь Мидас, и без того несметно богатый, умудрился еще и дочек таких себе произвести, которые мал мала меньше, а уже добывают для него деньги. Просто восхитительно!

— В котором часу у вас подают ужин? — спросил он.

— В шесть, — ответила Блайт.

— Я дам каждой из вас по шиллингу, если вы скажете Роберте, что я жду ее в кабинете.

— Это очень странно, — заметила Блис. — Ведь Роберта сама послала нас сюда, чтобы сказать вам, что она не спустится к ужину. Она увидится с вами утром.

— Черт бы ее побрал. — Гордон вскочил с кресла и пошел к двери. Но, переступив порог и словно припомнив что-то, повернулся к ним и спросил:

— Где комната Роберты?

Блис улыбнулась так нежно, как только могла.

— Эти сведения тоже стоят денег, милорд.

— Сколько?

— Еще один золотой. — А когда он согласно кивнул, добавила: — На каждую из нас.

— Одно удовольствие вести с вами дело, миледи, — проворчал Гордон, принимая и это условие.

— Как и с вами, милорд, — отпарировала Блис. — Комната Роберты наверху, налево по коридору вторая дверь.

Подойдя налево по коридору ко второй двери, Гордон на мгновение замешкался. Плутовская мальчишеская ухмылка скользнула по его губам, и, не постучав, он открыл дверь, шагнув в спальню своей жены. Несмотря на полумрак комнаты, он тут же увидел ее, и его ухмылка превратилась в восторженную улыбку.

Роберта сидела на подоконнике прямо напротив двери и смотрела на ранние зимние сумерки. Ее легкий шелковый халат подчеркивал все соблазнительные изгибы фигуры, особенно мягкую округлость бедер.

Черт побери, а у моей жены хорошенькая попка, подумал Гордон, стоя посреди комнаты. Он окинул оценивающим взглядом ее обтянутые шелком бедра.

— Ну как, Блайт? — не оборачиваясь, спросила она. — Что сказал маркиз, когда ты передала ему, что я увижусь с ним только утром?

— Он сказал: «Черт бы ее побрал!»

Роберта резко обернулась, возмущенная тем, что Гордон осмелился войти в ее спальню без разрешения. Она стянула покрепче шелковый халат на груди, и это сделало приятные округлости еще соблазнительней.

— Что ты тут делаешь? — сердитым шепотом спросила она.

— От меня отделаться не так-то легко, ангел, — ответил Гордон. — Я пришел проводить тебя на ужин.

— Уходи отсюда, пока никто тебя не видел.

— А почему я должен об этом беспокоиться?

— Я об этом беспокоюсь, — сказала Роберта. — Неприлично джентльмену являться в спальню к леди.

Гордон лишь криво усмехнулся на это и скрестил руки на груди.

— А мужу тоже неприлично зайти в комнату к своей жене?

— Ты же поклялся дяде Ричарду…

— Но ты мне тоже кое-что обещала, — напомнил он ей. — Нельзя сказать, что ты ведешь себя доброжелательно.

— Я обещала лишь не проявлять враждебность, — огрызнулась Роберта. Она опустила взгляд вниз и вдруг удивленно вскинула брови, разглядев в полумраке, во что он одет.

На нем был традиционный шотландский наряд в черную и зеленую клетку — цвета клана Кэмпбелов. Юбка в крупную складку была стянута на талии черным кожаным ремнем, а длинный плед, перекинутый через плечо, закреплен на плече литой золотой пряжкой с изумрудами. Кроме юбки, на нем была белая шелковая рубашка.

— Ты надел…

— Юбку? — подсказал Гордон, шагнув к ней с гордым видом. — То же самое сказали и твои юные кузины.

Инстинктивно Роберта поплотнее запахнула халат и пожалела, что она в неглиже. Этот наряд из тонкого полупрозрачного шелка совершенно не защищал ее от нескромных мужских взглядов, делая очень уязвимой.

— Ты нарочно напялил это, чтобы досадить мне, — раздраженным тоном сказала она. — Или с другой целью? Чтобы напомнить, что у нас с тобой одно происхождение?

— Перестань, киска. Ты вышла замуж за меня, а не за мою одежду.

— Не разговаривай со мной таким снисходительным тоном, — предупредила его Роберта, слезая с подоконника на пол. — Или эта киска задаст тебе жару.

— Я все пытаюсь угодить, быть тебе приятным, дорогая, — сказал Гордон, поднимая руки, словно сдаваясь. — Я мечтаю провести с тобой этот вечер. Я пришел проводить тебя на ужин и не уйду отсюда без тебя.

— Ну ладно, — неохотно согласилась она. — Только выйди за дверь и подожди, пока я оденусь.

— Я не желаю больше видеть тебя неизвестно в чем, — сказал Гордон, уже шагая через комнату по направлению к ее гардеробной. — Я сам выберу для тебя платье.

Хотя его оскорбительная заносчивость разозлила ее, Роберта промолчала и воспользовалась этой возможностью, чтобы посмотреть на свой рубин. Камень сиял таким же ровным и безмятежным цветом, как всегда. Неужели маркиз не представлял никакой опасности для нее? Этот проклятый рубин не менял цвет! А может, тетя Келли ошиблась, и он не волшебный?

— Ты снова проверяешь свои прелести?

Роберта резко вскинула голову. Щеки ее вспыхнули от замешательства, а изумрудные глаза сверкнули гневом.

— Надень вот это, — сказал маркиз, протягивая ей зеленое шелковое платье.

— Чтобы мое платье подходило по цвету к твоей зеленой юбке?

— Нет, ангел. Зеленое оттеняет твои прекрасные глаза.

Она почувствовала смятение и трепет при этих словах, а гнев ее куда-то испарился.

— Я спущусь через несколько минут, — сказала Роберта, опуская взгляд.

— Я подожду.

— Тогда жди внизу, пока я переодеваюсь.

Гордон поднял брови и насмешливо сказал:

— Что за церемонии между мужем и женой? Кроме того, если я выйду в коридор, ты запрешься от меня и просидишь тут весь вечер.

— Ты мне не доверяешь? — спросила Роберта.

— Твое поведение не располагает к доверию, — ответил Гордон. — Но я обещаю, что не буду подглядывать.

— Ну, ты-то тоже не слишком внушаешь доверие, — парировала она.

— Тише, ангел. — Но он не сделал никакого движения, чтобы уйти.

Роберта отвернулась и, проклиная про себя это хайлендское упрямство, прошествовала через комнату к ширме. Роберта сказала маркизу правду: она действительно не верила, что он не будет подглядывать. Скинув халат и бросив его рядом на пол, она шагнула в свое изумрудное платье и быстро натянула его на себя. Сначала она застегнула две верхние пуговицы, а потом две нижние — прямо на талии. А дальше дело приняло серьезный оборот. Верхние и нижние пуговицы застегнуть было сравнительно легко, но до остальных она дотянуться не могла.

Роберта изворачивалась и так и эдак, но лишь вспотела и раскраснелась от этих усилий. О господи, почему взрослые женщины не способны сами одеться?

— Черт побери! Ну сколько же это будет продолжаться, — ворчала она, борясь со своим неподатливым платьем.

— Ты что-то сказала? — отозвался маркиз.

С ярко пламенеющими щеками Роберта высунулась из-за ширмы.

— Я говорю, ты не мог бы…

Жадный блеск сверкнул в его понимающих глазах. Он быстро подошел к ней и сказал:

— Тогда повернись.

Роберта испытывала самое сильное смущение за все время их знакомства. Просить его помощи в таком интимном деле было унизительно для нее, и девушка молча повернулась к нему спиной.

Выказав немалую ловкость и умение как мужчина, которому не раз приходилось застегивать женские платья, Гордон за несколько секунд справился с делом. Он приблизился вплотную к ней и, приложив губы к ее уху, прошептал:

— Готово, ангел.

Волна утонченного наслаждения пробежала у нее по спине. Стремясь избавиться от его опасной близости, Роберта повернулась, едва не уткнувшись ему в грудь, и сказала:

— Благодарю вас за помощь, милорд.

— Мне самому это доставило удовольствие, поверьте.

С этими словами он галантным жестом предложил ей руку, и Роберта осмелилась наконец поднять на него глаза. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Гордон вопросительно поднял брови, и она неохотно взяла его под руку. Вместе они вышли из спальни и зашагали по коридору к лестнице.

Роберта вздохнула с облегчением, когда ей удалось сесть за большим столом слева от Гордона, что позволяло легко прятать проклятое пятно от его испытующего взгляда. За столом уже сидели дядя Ричард, тетя Келли, Самма, Отма и Блайт. Аврора и Блис сели слева от Роберты.

За ужином граф Ричард и Гордон почти беспрерывно говорили о делах, политике, шотландском и английском троне. Такое пренебрежение к ней нисколько не беспокоило Роберту. Невнимание маркиза давало ей возможность незаметно рассматривать его.

Когда он потянулся за бокалом вина, Роберта обратила внимание на его руки. С длинными и сильными пальцами, они, казалось, играючи могли справиться с тяжелым шотландским палашом. Его пальцы коснулись ножки бокала так же мягко, как только что пуговиц ее платья.

Роберта медленно подняла взгляд. Он держался высокомерно, хотя и чуть расслабленно. Профиль словно высечен из камня. Каштановые волосы слегка ниспадали на шею.

Боже правый! У этого человека даже уши были красивой формы. Она быстро отвела глаза, заметив, что Гордон поворачивается к ней. Неужели он почувствовал на себе ее взгляд? Он потянулся рукой к ее рукам, лежащим на коленях, наклонившись ближе, прошептал ей на ухо:

— Может, погуляем по саду, прежде чем идти спать?

— Хорошо, — неуверенно ответила она.

Она любила бархатную темноту ночи, потому что та скрывала все изъяны. К тому же девушка чувствовала себя в достаточной степени защищенной — ведь пятеро ее юных кузин, разумеется, будут сопровождать их.

Роберта посмотрела вдоль длинного стола в сторону Блайт и спросила:

— А вы пойдете с нами?

Блайт, Самма и Отма улыбнулись ей, но отрицательно покачали головами. Это удивило Роберту. Обычно ей с трудом удавалось отделаться от них, когда хотелось побыть одной. Она мысленно чертыхнулась в их адрес и повернулась, чтобы пригласить с собой Блис. Но тут заметила, что восьмилетняя Блис усиленно подмигивает маркизу. Недоумевая, Роберта посмотрела на маркиза, но тот, казалось, ничего не замечал.

Снова повернувшись к кузине, Роберта начала:

— А ты не могла бы…

Но Блис только зевнула и деланно потянулась.

— Я та-ак устала, — сказала она.

Роберта посмотрела на Аврору, но, словно предупреждая ее вопрос, Блис озабоченно пробормотала:

— Бедняжка Аврора очень утомилась, и нам придется на руках нести ее в постель.

Гордон хрипло рассмеялся и сказал:

— Раньше я не понимал, до чего же забавными могут быть маленькие девочки. Надеюсь, у нас их будет достаточно, чтобы наполнить ими замок Инверэри. — Тут он поднялся и, коснувшись плеча Роберты, добавил: — Ну что, пойдем прогуляемся по саду?

Обеспокоенная, Роберта кивнула и со вздохом поднялась из-за стола. Теперь, когда она уже согласилась на прогулку, отказаться, не оскорбив его, было невозможно. Пока они шли с маркизом через большой зал, Роберта украдкой оглянулась через плечо. Ее кузины сидели за столом и улыбались так, словно были посвящены в какую-то тайну. Когда же она задержалась в дверях и бросила на них особенно долгий и многозначительный взгляд, все пятеро тут же принялись громко потягиваться и зевать, изображая усталость.

Но им ни на миг не удалось ввести ее в заблуждение. Ну как же, так она и поверила им! Она еще наведается в их спальню, как только вернется с этой прогулки. Чтобы держать маркиза от себя подальше, ей нужна была их помощь. И если понадобится, она готова даже заплатить своим кузинам, лишь бы они не оставляли их наедине и следовали за ней и маркизом по пятам.

Выйдя в сад, Роберта глубоко вздохнула, любуясь красотой ночи. Молодой месяц в окружении сотен сверкающих звезд висел прямо над головой на черном бархатном небе. Вечерний туман, словно льнущий к ней любовник, покрывал Темзу и, свиваясь, наползал на ближайший берег. Ароматный дымок из прибрежных домов смешивался с морозным воздухом.

Гордон и Роберта двинулись через лужайку к реке.

Под покровом темноты Роберта не прятала свою левую руку в карман.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Гордон, заметив усмешку, скользнувшую по ее губам. Роберта искоса взглянула на него.

— Англичане называют такую погоду зимой, — ответила она.

— По сравнению с нашей хайлендской стужей это почти что лето, — отозвался Гордон. — Посмотри-ка, дорогая, какой восхитительный месяц и звезды на небе? Но они не так красивы, как ты.

— Странно, что такой завзятый волокита сравнивает меня со столь недосягаемым предметом, как месяц, — сказала она.

— Это удивительное время года, — заметил Гордон, проигнорировав колкость. — Оно символизирует юность в лоне старости и старость в юности.

— Жизнь в смерти и смерть в жизни, — тихим голосом добавила Роберта.

— Да, дорогая, это и конец и начало годового круга, — сказал Гордон. — В древнем календаре есть так называемый Пустой день. Это двадцать третий день декабря, самый короткий день в году, когда могут произойти и происходят чудеса.

— Да ты еще и язычник! — удивилась она.

— Я люблю читать книги. А что означает твое «еще»?

— Вдобавок к тому, что ты хайлендский дикарь, — схитрила Роберта. Она знала, что ее тетка верит в старые поверья, но оказывается, что и он… А вдруг этот маркиз знаком с какой-то языческой магией?

Со своей неотразимой мальчишеской ухмылкой Гордон повернулся к ней:

— А ты очень сообразительна, дорогая.

— Тебе это нравится в женщинах?

— Нет, не очень, — поддразнил он. — Но каждый из нас должен нести свой крест в этой жизни. Так и я постепенно привыкну к твоему острому язычку.

— Очень забавно, милорд, — сказала Роберта, вздернув свой носик. Ей очень хотелось придумать какой-нибудь повод, чтобы наброситься с колкостями на него, но ее обычная сообразительность на сей раз не помогла, и в голову ничего не приходило.

Когда они подошли ближе к Темзе, нежные хлопья тумана превратились в густые стелющиеся слои. Туман обволакивал их ноги и поднимался выше к плечам.

— Я не вижу своих ног, — сказала Роберта. — Если мы пойдем дальше, то совсем исчезнем в нем.

Без всякого предупреждения Гордон обнял ее правой рукой и притянул ближе к себе.

— Я не знаю никого, с кем бы я охотнее исчез, — сказал он хриплым голосом.

— Благодарю, милорд, — иронически ответила она, — но бьюсь об заклад, что те же самые слова вы говорите всем женщинам.

Гордон просто проигнорировал ее колкий комментарий. Вместо этого он спросил:

— Итак, чем ты занималась все это время?

— Все десять лет? — переспросила она. — Ну, я росла и много путешествовала по Англии.

— Так-так, — кивнул он. — А кстати, расскажи мне о той кукле, ангел.

— Зачем тебе это нужно?

— Хотелось бы знать, в каком преступлении ты обвиняешь меня.

— Ты не понял. Ты уже признан виновным, — с дразнящей игривостью в голосе засмеялась Роберта. — В тот день, когда ты приехал в замок Данридж…

— Ты имеешь в виду тот день, когда мы поженились? — прервал Гордон.

Роберте не понравилось это уточнение, но она не стала возражать ему.

— …Ты обещал прислать мне новую куклу, как только вернешься домой. Пообещал, но так и не прислал.

— Мне было в то время пятнадцать лет, и я был порядочный шалопай. — Гордон замолчал и мягко повернул ее лицом к себе. — Ты простишь меня, дорогая?

— Я давно простила тебя. — Роберта высвободилась из его рук и снова уставилась на реку.

— Тогда почему же ты сердишься на меня? — спросил Гордон, становясь перед ней.

— Я ни разу не сказала, что сержусь, — ответила она, упрямо глядя вперед. — Дело в другом: я люблю Генри Талбота и хочу остаться в Англии.

Это признание в любви к другому мужчине рассердило Гордона.

— Давай не будем говорить о других, — суровым голосом сказал он.

— Ты можешь говорить о других женщинах, если хочешь, — возразила Роберта, искоса бросив взгляд на него. — Меня это совершенно не волнует.

— Ты пытаешься меня разозлить? — спросил Гордон, в его голосе слышалось недоверие.

Роберта мило улыбнулась ему и с невинным видом сказала:

— Меня вовсе не заботит, что ты… Не подходи слишком близко к воде.

Гордон продолжал идти и остановился только возле низенькой бровки, отделяющей набережную от воды.

— Ты слышишь меня? — в панике закричала Роберта. — Отойди подальше от воды!

Гордон повернулся и сделал несколько шагов в ее сторону. Даже в темноте видно было, какая тревога исказила ее черты.

— В чем дело, ангел?

— Я… я не люблю воду.

— Ее просто не надо бояться. Разве ты не умеешь плавать? — спросил Гордон. — Трудно в это поверить, ведь озеро Лох-Эйв омывает стены замка Данридж.

Роберта опустила голову, стараясь не встречаться с ним взглядом. При одном только упоминании этого озера волна непрошеных воспоминаний нахлынула на нее. Мысленным взором она увидела снова мертвенно-белое лицо дочери фермера. Увидела своего отца, неистово пытающегося привести в чувство девочку. И уже знакомые шепотки: «Проклятая ведьма… Чудовище озера Лох-Эйв…»

— Что-то не так? — спросил Гордон, взяв своей сильной рукой ее за локоть и повернув к себе.

— Я… я вспомнила об одной подружке, которая едва не утонула однажды, — ответила Роберта. — С того дня мне делается страшно, как только я приближаюсь к воде. А этот туман, скрывающий берег реки, действует мне на нервы.

— Тогда давай сядем на скамью под теми деревьями, и пусть туман лишь окутывает наши ноги, — предложил Гордон.