17

-Пожалуй, я могла бы чувствовать себя счастливой, если бы только…

— Если бы что?..

Роберта подняла руку и приложила палец к губам отца, призывая его к молчанию, как он сам когда-то делал с ней в детстве. С улыбкой заглянув в его черные глаза, она взяла отца под руку.

— Пойдем немного прогуляемся, — предложила она. — И там я объясню тебе, что имею в виду.

Они вышли и двинулись по желтеющим лужайкам за ограду аббатства Холируд, туда, где, словно старые друзья, росли рядом несколько вековых дубов. Глубоко вдыхая свежий прохладный воздух, Роберта любовалась их золотой осенней листвой.

Рядом с отцом она чувствовала себя спокойно и уверенно. Хотя Йен Макартур пользовался репутацией человека горячего, а порой и неукротимого, он был всегда лучшим другом и защитником для нее. Несмотря на свои многочисленные обязанности главы клана, отец всегда находил для нее время. Роберта внутренне улыбнулась, вспоминая, как он проводил с ней долгие часы, когда она скучала в одиночестве, как они болтали, сидя она за кружкой молока, а он за кружкой сидра. Он всегда принимал ее сторону в ссорах с двумя младшими братьями, обижавшими ее, и утешал, когда она плакала оттого, что никто из детей не хотел с ней играть.

Но как бы получше это ему объяснить? Объяснить то, что и самой до конца не понятно.

— Я не жалуюсь, но мне бы хотелось, чтобы мой муж любил меня, — сказала Роберта. — Как ты любишь маму.

— Я уверен, что Горди тебя любит, — ответил отец. — Ведь ты самая хорошенькая женщина на свете.

— Папа, ты пристрастен, — с улыбкой сказала она.

— Может, и пристрастен, но говорю тебе правду, — настаивал отец.

— Горди никогда не признавался мне в любви.

Йен обнял дочь за плечи.

— Мужчинам трудно бывает признаться в глубоких чувствах. Но это не значит, что они не испытывают их. Просто они не склонны говорить о любви.

— Но зачем мужчинам скрывать свои чувства?

— На это у них бывает много причин, — ответил Йен. — Чаще всего они боятся показать женщине свою уязвимость и зависимость от них.

— Относительно Горди мне трудно в это поверить, — возразила Роберта. — Ведь он самый храбрый и доблестный из всех, кого я знаю. Кроме тебя, разумеется.

Эта дипломатическая уловка заставила отца улыбнуться. Он нежно поцеловал ее в лоб.

— Ну а как ты себя чувствуешь?

— Теперь прекрасно. Обычная утренняя тошнота уже прошла. — Роберта покраснела и опустила глаза. — Знаешь, поначалу я решила, что умираю от какой-то ужасной болезни.

Довольный ее признанием, Йен Макартур засмеялся. Он вырастил свою дочь если и не очень послушной, то все же искренней и скромной.

— А ты знаешь, я полюбила сыновей Горди, как своих, — добавила она, искоса взглянув на отца из-под густых ресниц.

— У тебя всегда было великодушное сердце, — заметил Йен, и в его черных глазах промелькнула нежность к дочери. — Я рад, что былые похождения твоего мужа не слишком беспокоят тебя.

— А почему мама не приехала в Эдинбург? — спросила Роберта, чтобы увести разговор от этих похождений.

— Я настоял, чтобы она осталась в Арджиле, — ответил Йен. — В Эдинбурге ей делать нечего. Твоя мать отнюдь не робкого десятка и всегда говорит то, что думает. А Яков Стюарт никогда не пользовался ее уважением. Она считает его бессердечным сыном, предавшим свою мать.

— Я тоже так считаю. — Роберта понизила голос почти до шепота и сказала: — Я видела королеву Марию, когда была в Англии.

— Ты? — в голосе отца прозвучал явный интерес.

Роберта кивнула:

— Я убедила дядю Ричарда взять меня с собой в Чартлей, — когда мы были в Шропшире, в то лето перед ее… — Она осеклась, не в силах вымолвить страшное слово. — О, папа! Она была так одинока. Мое сердце болело за нее. А Яков отказался предоставить ей убежище, когда Англия предложила отослать ее домой.

Едва эти слова сорвались с ее губ, Роберта тут же пожалела о них.

— Ах вот как! А я и не знал об этом, — с мрачным видом сказал отец. — И кузен Магнус тоже не знал.

Стараясь загладить свой промах, Роберта мягко коснулась его руки.

— Ничто теперь уже не вернет ее с того света.

Йен Макартур грустно улыбнулся на это замечание дочери. Она повторила те же слова, что и ее муж.

— А Даба избавят от преследований? — с явным беспокойством спросила Роберта. — Изабель — моя единственная подруга. Она счастлива с Дабом, и я не хочу, чтобы их заставили расстаться.

— Послушать тебя, — сказал Йен, ласково обняв ее, — так ты несешь все тяготы мира на своих хрупких плечах. Я запрещаю тебе думать о чем-либо, кроме своего будущего ребенка. Твой брат и его невеста живы-здоровы, и я не допущу, чтобы с ними что-то случилось, пока в моем теле теплится жизнь. Кроме того, твоя мать никогда не простит мне, если я не уберегу ее первенца.

Роберта подняла голову и взглянула на отца. Улыбка тронула уголки ее губ, и она с чувством произнесла:

— Папа, я очень люблю тебя.

— Какая трогательная картина, — заметил герцог Магнус, подходя к ним. — Так и хочется произнести похвальное слово в честь примерной дочери.

— Дочери всегда больше любят отцов, — добавил подошедший к ним Перси Макартур.

— Здравствуйте, дядя Перси, — целуя его в щеку, поздоровалась Роберта. — Как поживает тетя Марта?

— Прекрасно, — ответил тот.

Роберта поцеловала и своего свекра, говоря:

— Добрый день, ваша милость.

— Я теперь тоже твой отец, — сказал ей Магнус. — А как поживает наш будущий наследник? Или наследница, если учесть обещание, данное Гэвину.

— Растет не по дням, а по часам, — сказала Роберта, погладив рукой живот. — Гэбби говорит, что я ошибаюсь в сроках беременности.

— Гэвин будет обрадован такой новостью, — сказал герцог Магнус.

Роберта улыбнулась и собралась что-то сказать, но вдруг позади нее раздался чей-то голос.

— Привет, дорогая!

— Боже милостивый, да это Генри! — быстро обернувшись, вскричала Роберта, бросаясь в его объятия. — Что ты здесь делаешь?

— Я назначен одним из посланников Елизаветы, — ответил Генри. — Здесь и Роджер Дебре, но он сейчас уехал в город по каким-то своим делам.

— Ты сказал — Роджер Дебре? — отозвалась Роберта. — Может, лорд Роджер замолвит словечко за Даба перед королем? Ты ведь знаешь, наверное, что мой брат бежал вместе с Изабель?

— Я слышал об этом, — суховато откликнулся Генри. — Но мы обсудим это дело вместе с Роджером, когда он вернется. А этот брак с Инверэри, я вижу, заставил порозоветь твои хорошенькие щечки.

Трое старших мужчин многозначительно кашлянули, и Роберта наконец вспомнила, что они не одни. Она бросила на них смущенный извиняющийся взгляд и представила присутствующих:

— Это Генри Талбот, маркиз Ладлоу, шурин дяди Ричарда. Мы стали в Англии близкими друзьями. Генри, а это мой свекор, герцог Арджил, мой отец, графДанридж, и мой дядя, граф Уйм.

Трое знатных шотландцев кивнули маркизу Ладлоу. Все трое знали о дружбе маркиза и Роберты, но никто не упомянул об этом.

— Ты знаешь, Генри, возвращение в Хайленд вовсе не оказалось такой катастрофой, как я думала, — сказала ему Роберта. И, покраснев, добавила: — В начале февраля я жду ребенка.

Генри улыбнулся, искренне обрадовавшись за нее.

— Ну, поскольку ты не умерла с тоски, расставшись со мной, то и я поделюсь своей новостью. Я женился на твоей ирландской кузине Шерон, которая приехала этой весной погостить к Басилдонам.

— Ты женился на моей кузине? — удивленно вскричалаРоберта. Гордость ее была задета. — Значит, не успел мой след простыть, еще и пыль не улеглась на дороге, как ты женился?

Генри бросил беспомощный взгляд на троих мужчин, которые, улыбаясь, взирали на его затруднительное положение, ожидая, как он выпутается.

— Я женился не по любви, — добавил он поспешно. — Эта дама нуждалась в муже, который бы ее защитил, по политическим причинам. — Он подмигнул ей и спросил: — А как насчет обещанного поцелуя, который я так и не получил?

В ответ Роберта кокетливо улыбнулась. Он ведь женат на ее кузине? Ну что ж, она подразнит его, показав, чего он лишился. Не обращая внимания на присутствующих родственников, она обвила его руками за шею и хотела уже прильнуть к его губам в дразнящем легком поцелуе, как вдруг…

— Убери лапы от моей жены! — прозвучал рядом голос Гордона.

Роберта отстранилась от Генри и повернулась к мужу. К своему разгневанному мужу. Перекинув через плечо сумку для гольфа, тот стоял в двух шагах от них и свирепым взглядом сверлил Генри.

С приветливой улыбкой Генри повернулся лицом к своему бывшему сопернику.

— Что плохого в приветственном поцелуе между близкими друзьями? — шутливо спросил он.

— Целуйся с кобылой, на которой приехал, — резко бросил Гордон, не принимая его дружелюбный тон.

— Я прибыл на одном из кораблей моего зятя, графа Басилдона, — широко улыбаясь, возразил тот. — Это быстрее, чем на лошади.

Заметив опасный блеск в глазах мужа, Роберта быстро встала между двумя мужчинами. Она бросила умоляющий взгляд в сторону родственников, но трое горцев лишь ухмыляясь наблюдали за сценой, разворачивавшейся перед ними.

— Горди, не устраивай публичный скандал, — сказала она. — На нас же смотрят.

— Скорее уж их шокирует то, что моя беременная жена позволяет этому англичанину себя лапать.

— Полегче, парень, — предостерег его Йен Макартур. — Я понимаю, что такое чувство ревности, но не позволю унижать свою дочь.

Роберта повернула голову и удивленно посмотрела на отца. Неужели это правда? Неужели муж и вправду ревнует ее? Так ревнует, что это бросается в глаза? Нет, этого не могло быть. Ведь он еще ни разу не признался ей в любви.

— Генри теперь мой кузен, — сообщила ему Роберта.

— Как это?

— Он женился на моей ирландской кузине Шерон.

Подтверждая ее слова, Генри кивнул и в знак дружбы протянул бывшему сопернику руку. Гордон наконец немного успокоился и, пусть нехотя, но пожал ее.

— А теперь нам пора собираться к отъезду, — заговорил Йен Макартур.

— Вы сегодня покидаете Эдинбург? — обнимая отца, спросила Роберта.

— Нет, переночуем в моем особняке, — ответил герцог Магнус. — А уедем завтра утром.

— Я тоже не прочь уехать, — сказала Роберта, бросив на мужа просительный взгляд. Ей очень хотелось покинуть двор и избежать опасности, подстерегающей ее здесь.

— Яков не задержит нас надолго, — заверил ее Гордон. — Он знает, что я хочу, чтобы мой наследник родился в Инверэри.

На прощание Роберта расцеловала отца. Стоя между мужем и своим бывшим воздыхателем, она потерянно смотрела, как трое ее надежных защитников удаляются в сторону дворцовой конюшни, чтобы сесть там на своих лошадей.

— Ты привез жену в Эдинбург? — спросил Гордон у Генри.

— Нет, моя жена с трудом привыкает к супружеской жизни, — ответил тот. — Я оставил ее охладить свой темперамент в Тауэре.

— Ты заключил ее в лондонский Тауэр? — с ужасом закричала Роберта, не понимая, шутит он или всерьез.

— Ну, сначала я пытался запереть ее просто в комнате, — начал оправдываться Генри, — но она сбежала через окно. Я потратил целый день, а потом еще и ночь, разыскивая ее.

Гордон сочувственно хлопнул его по плечу:

— Да, кузен, жены иногда доставляют кучу хлопот.

Роберта открыла было рот, чтобы отругать его за такие шутки, но услышала, как кто-то зовет ее мужа. Она повернулась и увидела, что к ним приближается Мунго Маккинон. Как всегда при виде его, холодок неприязни закрался ей в душу.

— Горди, ты готов? — крикнул Мунго.

— Сегодня мы играем в гольф с королем, — сказал Гордон, обращаясь к Генри. — Присоединяйся к нам, я одолжу тебе свои клюшки.

Генри согласно кивнул.

— Это лучше, чем ждать еще один день, чтобы увидеться с ним.

— Ты хорошо играешь в гольф? — спросил Гордон.

— Никогда не играл, — ответил Генри.

Гордон ухмыльнулся.

— Вот и хорошо, тем больше шансов, что король полюбит тебя. — Затем он повернулся к жене, и выражение его лица смягчилось. — А ты что будешь делать в это время, ангел?

— Шить. Пора готовить приданое для ребенка, ткани мы уже купили, — ответила она.

— Лучше поспи, — посоветовал Гордон, наклоняясь и целуя ее. — Я не хочу, чтобы ты зевала в лицо королю сегодня вечером.

— Постараюсь не зевать, — улыбнулась Роберта. Она постояла еще, пока трое мужчин не скрылись из виду, а потом быстро пошла к себе, опасаясь, чтобы какая-нибудь из бывших любовниц мужа не перехватила ее и не испортила ей остаток дня…

— Принеси мне платье, — крикнула Роберта, привязывая к ноге свой кинжал «последнее средство».

Гэбби торопливо подошла и помогла своей госпоже надеть ярко-зеленое с золотом платье. Застегнув на спине крошечные пуговки, она сказала:

— Повернитесь-ка, леди Роб. Ох, вы посрамите своей красотой всех других дам!

— Сомневаюсь в этом, — с печальной улыбкой возразила Роберта. Потом посмотрела на свои голые руки и добавила: — Принеси мне, пожалуйста, зеленые перчатки.

— Я не могу их найти, — ответила Гэбби. — Куда вы их положили?

— В сундук.

— В вашем сундуке нет никаких перчаток.

Это странно, подумала Роберта. Она подбежала к деревянному сундуку, встала на колени и откинула крышку. На самом верху, на стопке одежды, должно было лежать несколько пар перчаток.

Запустив руку поглубже, она пошарила на дне, но извлекла только льняную сорочку. Отбросив ее прочь, Роберта занялась поисками всерьез.

Она вытаскивала из сундука белье, чулки, подвязки, и бросала все это в кучу позади себя. Потом пришел черед сорочек и ночных рубашек. Все они тоже полетели через плечо.

С каждой минутой ее все больше охватывала паника. Она была совершенно уверена, что положила свои перчатки именно на самый верх в сундуке. Куда же они запропастились? Она ведь не сможет явиться к королю, если не спрячет под перчатками родимое пятно. Может, случайно положила их в сундук мужа?

Ухватившись за эту мысль, Роберта яростно набросилась на сундук Гордона. С каждой вещью, которую она доставала из него, куча позади нее все росла.

— Миледи, что вы делаете? — изумилась Гэбби.

— Мне нужны эти перчатки, — чуть не плача, вскричала Роберта, — Черные я не могу надеть — они же не подходят к платью и только привлекут внимание к моей руке.

Вскочив на ноги, она бросилась к своим нарядам. Хватала каждое платье, бешено трясла его и тут же бросала на пол.

Это все проделки Гордона, решила Роберта. Когда он утром возвращался в эту комнату, чтобы забрать свою сумку для гольфа, то спрятал ее перчатки. Но куда?

Подбежав к кровати, она, тяжело дыша, опустилась на колени и, приподняв край покрывала, заглянула под нее.

— Принеси свечу, — приказала она горничной. — Здесь ничего не видно.

— Ты готова, ангел? — услышала она голос мужа. И, подняв голову, увидела его удивленное лицо — в комнате все было вверх дном.

— Черт побери, что случилось? — спросил он.

— Я не могу найти свои перчатки, — пожаловалась она. — Ты не знаешь, где они?

Гордон сделал Гэбби знак рукой, и та мгновенно покинула комнату.

— Встань с колен, — приказал он, подходя к жене и, словно башня, возвышаясь над ней.

— С чего ты рассердился? — удивилась Роберта. — Ведь это у меня пропали вещи.

— Наша комната выглядит так, словно по ней пронесся ураган, — сказал Гордон, мягко, но решительно поднимая ее на ноги. — Тебе не нужны эти перчатки.

— Как это не нужны? Если я их не надену, король увидит мое родимое пятно, — возразила Роберта, нервно потирая пятно пальцем. Отчаяние было и в ее голосе, и в лице.

— Не беспокойся ты об этом пятне, — убеждал ее Гордон, беря черные перчатки, которые она надевала днем. — Ты ведешь себя как калека, — сказал он, — а эти перчатки сделала своими костылями. Я сожалею, что подарил их тебе. — Он прошел через комнату и бросил перчатки в камин.

— Боже мой! — воскликнула Роберта. Ноги у нее подкосились, словно ее ударили под колени, и она упала на кровать, закрыв лицо руками.

Все кончено, в панике подумала она. Муж все равно заставит ее явиться к королю. Как только тот увидит ее дьявольское пятно, он сразу же пошлет ее на эшафот, и ребенок, которого она носит, погибнет, не родившись, вместе с ней.

— Ангел, выслушай меня. — Гордон встал перед ней на колени и взял ее за руки. — Я купил эти перчатки только для того, чтобы угодить тебе. Поверь, никто не подумает о тебе ничего плохого только из-за того, что у тебя на руке симпатичное родимое пятно.

— Но король Яков верит в…

— Яков суеверен только на словах, — прервал ее Гордон. — Ты маркиза Инверэри и скоро станешь матерью моего наследника. Яков и слова не скажет против тебя. Рядом со мной ты можешь никого не бояться — даже короля. Прими себя такой, какая ты есть, и все тоже примут тебя.

А ведь он прав. И тетя Келли когда-то говорила ей то же самое, вспомнила Роберта, и на душе у нее полегчало. Зачем страдать и мучить себя всякими страхами, когда у нее такой прекрасный, такой храбрый и заботливый муж?

— Я люблю тебя, Горди! Люблю всем сердцем! — пылко воскликнула она, бросаясь в его объятия.

Крепко обняв ее, словно оберегая и защищая, Гордон поцеловал ее черные как смоль волосы и сказал:

— Я знаю это, ангел.

Но он не сказал ей об ответной любви, невольно отметила Роберта, и сердце ее сжалось. Она носила его ребенка, а муж так и не признался ей в любви. Питает ли он хоть какое-то нежное чувство к ней? Или опасается стать слишком зависимым, как предположил отец? Если бы только она была уверена в его чувствах, может, она прожила бы и без этих слов.

Гордон приподнял ее подбородок и, улыбаясь, спросил:

— Ну как, теперь ты готова встретиться с королем? Превозмогая душевную тревогу, Роберта изобразила на лице веселую улыбку и ответила:

— Готова, как никогда.

— Вот и хорошо, ангел, — сказал Гордон и поцеловал ее в губы.

Гордон повел жену по длинному коридору в северное крыло дворца, где располагались королевские апартаменты. Они прошли мимо той части здания, где жил некогда покойный лорд Дарнлей, отец короля, и добрались наконец до зала для аудиенций. Особая лестница вела отсюда в личную приемную короля, которая сообщалась с королевской столовой.