Глаза их все еще были затуманены страстью, но неожиданное вторжение уже охладило их пыл. Халид накинул на Эстер чадру.

— Мне все же хочется домой, — услышал он ее голосок из-под плотной кисеи.

— Может, вскоре ты не будешь так тосковать. Я готовлю тебе сюрприз.

Не сюрприз волновал Эстер, а слова, сказанные Халидом о ее чувствах к нему. Она, убеждая себя в обратном, вынуждена была признать, что он прав. Она привыкла к нему, без него она ощущала бы пустоту, она нуждалась в его тепле и ласке и даже в строгом окрике. Она полюбила его.

И Девичья Башня уже не показалась ей сейчас мрачной тюрьмой или твердыней, созданной для войны, может быть, потому, что владелец этого замка стал для нее любимым человеком, мужем, опорой в жизни.

Аргус первым приветствовал их, но выражал свою собачью радость по поводу встречи с Эстер столь бурно, что едва не свалил его с ног. Халиду пришлось оттащить его. Пес языком старался проникнуть под чадру, но Эстер пригрозила ему наказанием от аллаха.

— Эта вуаль — священный покров, и нарушать его грешно даже псу.

Вслед за Аргусом настал черед Омара и Абдуллы.

— Добро пожаловать в дом, мой принц и моя принцесса!

— Проводи принцессу в спальню, Омар, — распорядился Халид.

— Пойдем, госпожа, — сказал Омар. — Помоемся, покушаем, подремлем на подушках. Абдулла вгляделся в лицо господина.

— Ты выглядишь усталым, Халид-бек.

— Ночь была длинной, а утро еще длиннее. Как мальчик?

— Лана взялась заботиться о нем. Знает ли принцесса, что ожидает ее?

— Пока нет, но я уверен, что моя жена примет малыша хорошо.

— А если она откажется?

— По этому поводу не тревожься, у Дикого Цветка нежное сердце.

— Есть ли новости о Форжере? — осторожно поинтересовался Абдулла.

— Отложим на время разговор о нем, — устало вздохнул Халид.

Вместо того чтобы направиться в прежнюю спальню, Омар повел Эстер в спальню принца. Обстановка здесь была спартанской и соответствовала облику сурового воина. Из предметов роскоши был только персидский ковер на полу. Эстер обратилась к евнуху:

— Это не моя комната.

За ее спиной появился Халид.

— Девичья Башня принадлежит мне. И все комнаты мои. Я волен распоряжаться ими. Прежняя твоя комната теперь занята.

Эстер спросила то ли в шутку, то ли всерьез:

— Ты успел поселить в ней новую пленницу?

— Пока я не распоряжусь по-иному, моя жена будет спать подле меня. Разве в Европе супруги спят раздельно?

— Священник нас не обвенчал, значит, мы не женаты.

— Ты моя жена до тех пор, пока я не разведусь с тобой.

— А я могу с тобой развестись? — с вызовом задала вопрос Эстер, скрывая охватившее ее смятение. Кроме покойного короля Генриха, в Англии еще никто не разводился. По крайней мере она об этом не слышала.

— Женщины не разводятся с мужьями. Это незаконно, — сказал Халид.

— Незаконно мое положение в твоем доме без благословения церкви!

Слушая их. Омар впал в отчаяние. Неужто они опять затеют перепалку? Как принцесса может забеременеть, если она делает все, чтобы оттолкнуть от себя принца?

И вдруг его осенило свыше. Превосходная идея! Не в силах скрыть свою радость. Омар улыбнулся до ушей.

— Над чем ты смеешься? — рявкнул на него Халид. — Неси нам обед.

— Я не голодна, — заявила Эстер.

— Голодна ты или нет, а есть будешь.

— Не буду!

Омар, окинув спорящих супругов лукавым взглядом, исчез за дверью.

— Приляг, пока он принесет еду. Ты, наверное, устала.

— Я не устала, — механически возразила Эстер.

— У тебя под глазами темные круги. И капризна ты как ребенок, у которого режутся зубки.

— Я отказываюсь спать вообще, — заявила Эстер. — Сон портит мне настроение.

Халид рассмеялся ей в лицо. Жена его — самая непредсказуемая женщина на свете. Если б таких женщин рождалось побольше, мужчины уже давно ходили бы в чадрах:

— Если кто и способен обходиться без сна, то это, конечно, ты. Тогда прогуляемся. Свежий воздух, в отличие от сна, настроение тебе не испортит.

Эстер на этот раз покорилась. Раньше она видела сад Халида только при лунном свете. Теперь же мастерство садовника поразило ее. Даже в Топкапи не было ничего подобного.

Белые, розовые, алые, золотистые, голубые, фиолетовые цветы чередовались, создавая какую-то волшебную гармонию. Только человек, обладающий видением художника, вдохновением и руками истинного творца, мог изобрести и воплотить в живой природе такие изысканные узоры.

— А где же розы? Их нет в твоем саду?

— Лишь одна роза цветет в моем сердце постоянно. А так, да будет тебе известно, поздней осенью розы не цветут.

— Как ты одарен! — воскликнула Эстер, наслаждаясь воистину чарующим смешением ароматов. — И как влюблен в свое дело.

— Садовник — человек одинокий, а я люблю одиночество.

— Но ты воин, всегда окруженный людьми, солдатами.

— Вот поэтому я нуждаюсь в мире и тишине. Халид прошел еще несколько шагов по дорожке и произнес не без гордости:

— А здесь находится моя природная аптека.

— Ты еще и лекарь?

— Скорее фармацевт. Вот это растение, похожее на папоротник, называется тысячелистник. Настой из него облегчает пищеварение.

— А что это за листья, на вид такие шелковистые? — спросила Эстер.

— Ночная красавица. Если сорвать листок и положить его под подушку, то к тебе быстро придет сон и он будет безмятежным.

— Как может простой листок усыпить человека? — недоверчиво спросила Эстер.

Халид улыбнулся, и Эстер невольно улыбнулась в ответ.

— Так приятно видеть на твоем лице улыбку, — сказал Халид. — Как будто выглянуло солнышко.

Халид склонил голову, и его теплые ищущие губы завладели ее губами. Поцелуй их был долгим и сладким.

— Ты еще не проголодалась? — спросил он лукаво.

— Кажется, я уже в состоянии что-нибудь съесть, но самую малость.

Они вернулись в комнату. Их ждал уже накрытый стол и Омар, на лице которого по-прежнему сияла глуповатая, но самодовольная ухмылка. Эстер нахмурилась, увидев украшающее стол огромное блюдо жареных баклажанов.

Эстер любила своего супруга и хотела иметь от него детей. Но как она могла произвести на свет ребенка в стране, где невинных младенцев приговаривают к смертной казни, как это произошло с сынишкой Линдар. Эстер жила бы в постоянном страхе, что султан в любой момент прикажет зашить и ее ребенка в мешок и утопить в Босфоре.

— Убери это немедленно! — крикнула Эстер евнуху. Улыбка сползла с физиономии Омара, зато мозг заработал в ускоренном темпе. Если принцесса отказывается есть баклажаны, то нужно срочно найти иной способ, чтобы она забеременела.

Озадаченный, Халид посмотрел сначала на баклажаны, потом на жену.

— Чем провинились эти бедные баклажаны?

— Из-за них женщины беременеют, — просветила мужа Эстер. — Так же как из-за твоих листков ночной красавицы люди засыпают.

«Значит, она не желает рожать мне детей?» Тысяча кинжалов вонзились в сердце Халида, но лицо оставалось бесстрастным. Как он мог ошибиться в Эстер, убедив себя, что у нее нежная душа. Она не примет Карима. Возможно, он неверно распорядился судьбой малыша. Жизнь с матерью, которая холодна к ребенку или даже ненавидит его, подчас ужаснее мгновенной смерти.

Как же ему теперь поступить? Отправить ребенка Малику? Лишить его жизни? Это немыслимо. У Халида никогда не поднимется рука на невинное дитя.

— Убери баклажаны, — распорядился Халид.

— А что принести взамен? — невесело осведомился Омар.

— Ничего. Оставь нас, — приказала Эстер. Внезапная перемена настроения Халида не укрылась от нее. Она сделала над собой усилие и придала голосу некоторую игривость: — Где же обещанный сюрприз?

— Тебе следует выспаться и успокоить нервы, прежде чем ты его увидишь.

Эстер послушно прилегла. Халид положил ей под подушку листик ночной красавицы и повернулся, чтобы уйти. Эстер удержала его.

— Пожалуйста, останься.

Халид присел на край софы. В глазах его застыла печаль. Это мучило Эстер. Она поднесла его пальцы к губам и поцеловала их один за другим.

— Я очень люблю детей, но боюсь…

— Рождение ребенка для женщины естественно. Тебе нечего бояться. Я пошлю за лучшей повитухой в Стамбул.

— Я не этого боюсь, — сказала Эстер.

— Тогда что же пугает тебя?

— Карим мертв из-за дурных поступков своей матери. А что случится с нашим ребенком, если я сделаю что-то не так? У вас столько незнакомых мне обычаев и законов.

Халид порывисто обнял ее.

— Пока во мне будет тлеть хоть искорка жизни, никто не посмеет тронуть ни тебя, ни наших детей. Разве я не клялся султану защищать тебя?

— Я верю тебе и надеюсь на тебя. — Она погладила ладонью его шрам и запечатлела поцелуй на изуродованной щеке.

Халид просветлел. Все будет хорошо. Жена его примет Карима с любовью.

— Я провел на ногах всю ночь и хотел бы отдохнуть, — сказал Халид мягко, но настойчиво укладывая ее обратно на подушки. Он лег с краю и обнял ее. Эстер уютно устроилась в его объятиях. Тепло его тела, ровное биение сердца в могучей груди, а может быть, ночная красавица быстро усыпили ее. Тогда Халид легонько поцеловал ее, осторожно поднялся с постели и неслышными шагами удалился из комнаты.

Он направился в прежнюю спальню, где Лана кормила малыша через соску.

Халид взял Карима на руки, отпустил Лану и продолжил кормление. Темные глаза мальчика, так похожие на материнские, разглядывали незнакомого мужчину, что не мешало ему при этом жадно сосать молоко.

Тронутый доверчивостью и беспомощностью маленького существа, Халид как-то отвлекся от размышлений о будущем царственного принца. Решив, что Карим уже достаточно поел, он отложил фляжку из кожи ягненка и прошелся с малышом по комнате. Зрелище могучего, закаленного в сражениях воина с крохотным младенцем на руках было впечатляющим.

— Мой сын, ты благородный принц величайшей империи в мире, — обратился Халид к малышу. — Как твой отец я буду учить тебя всему, что необходимо знать мужчине и воину. Твоя мать, которую ты скоро увидишь, это ангел любви, ниспосланный нам аллахом. Ее нежность и забота помогут нам в самых суровых испытаниях, если они выпадут на нашу с тобой долю.

С малышом на руках Халид опустился на кровать и смежил веки. Отец и сын погрузились в сон.

— Просыпайся, мой принц. — Омар слегка тронул его за плечо. Может быть, в первый раз за много лет пробуждение Халида было таким мирным и сулило столько приятных для души событий. — Принцесса помылась в бане и позавтракала, — сообщил евнух.

Халид с улыбкой спросил его:

— Как тебе мой сын?

— Хороший мальчик. Я надеюсь, что скоро у него появится много братишек, чтобы ему было, кем командовать.

Халид рассмеялся. Проснулся и Карим и стал жизнерадостно агукать.

— Положим его в колыбель? — предложил евнух. Халид покачал головой.

— Возьми колыбель и следуй за мной. Когда подойдем к моей комнате, уложишь малыша в колыбель и останешься на страже. Я войду к жене без него.

Эстер стояла у окна и всматривалась в глубь сада, где уже сгущались вечерние сумерки. Прислушиваясь к чему-то, она не сразу обернулась на шаги принца.

— Мне показалось, что где-то поблизости плачет малыш.

Халид распахнул дверь пошире, чтобы она увидела колыбель.

— Полюбуйся на моего сына.

— Твоего сына? — В изумлении Эстер уставилась на капризно расхныкавшегося младенца.

— Прости, я выразился не совсем правильно. — Халид улыбнулся. — Мне следовало сказать — нашего приемного сына.

Эстер молчала, и это встревожило Халида. Он присел на край софы и позвал жену:

— Сядь, пожалуйста.

— Я не сяду, пока ты не скажешь, чей это ребенок.

— Я говорю — садись! — В тоне Халида сквозило раздражение.

На повышенные голоса Карим немедленно откликнулся громким плачем. Эстер подошла к колыбели и взяла мальчика на руки. Омар тут же удалился со своего поста с удовлетворенной ухмылкой на физиономии.

— Смотри, что ты сделал! — упрекнула Эстер мужа. — Ты закричал и напугал малыша.

Она крепче прижала к себе младенца и пальцем нежно коснулась его бархатных щечек.

— Тихо, маленький! Тебя никто не тронет. Я не позволю нехорошему дяде пугать тебя.

Халид не мог не улыбнуться. С первого же мгновение его жена повела себя как заботливая мать, а он этого и хотел.

— Так как Михрима объявила во всеуслышание, что ты носишь ребенка, мне пришла идея, как спасти сынишку Линдар. С этого момента Карим — мой сын. Никто на свете, даже сам мальчик, не узнает, кто он на самом деле по происхождению. Разоблачение грозит смертью всем, кто причастен к этому обману, а может привести и к междоусобной войне.

Одного взгляда на Эстер было достаточно, чтобы понять, как она счастлива. Ободренный, Халид спросил:

— Сможешь ли ты любить его как собственного ребенка?

Вот она, западня, подстроенная ей, чтобы она забыла и родину, и свою семью. Эстер посмотрела сначала на него, потом на мужа.

— Означает ли, что, став его матерью, я уже никогда не попаду в Англию? — В голосе ее слышалась печаль от невозвратной потери.

— Ты что, собралась играть им? Принять его как своего сына, а потом бросить? — заорал на нее в голос Халид.

— Я никогда не оставлю свое дитя, — крикнула в ответ Эстер. — Как смеешь ты так плохо думать обо мне? Затихший было младенец вновь расплакался.

— Ты опять его напугал, — сердито произнесла Эстер и занялась мальчишкой, но остановить его крик оказалось не так-то просто. — Он, должно быть, голоден.

— Он выпил чуть не бурдюк козьего молока. — Халид потянулся за малышом, но Эстер не позволила отнять его у себя.

— Мой сын хочет быть с матерью. Сердце Халида растаяло. Все складывалось как нельзя лучше.

— Ради безопасности Кариму надо сменить имя, — сказала Эстер, укачивая младенца. — Назовем его Уолтер, как моего отца.

— Уолтер — английское имя, — возразил Халид, отдавая в распоряжение крошечного принца свой внушительного размера палец. — Кроме того, по обычаю первенца называют именем отца.

— Еще одно правило, которое нельзя нарушить? — усмехнулась Эстер.

— Не будем сейчас спорить, — предложил Халид и взглянул на умиротворенного малыша.

— Наш сын само совершенство, — лучезарно улыбнулась Эстер.

— Пусть так и будет, — решил Халид. — Сына мы назовем Кемаль Мустафа. Кемаль означает «совершенство», а Мустафа — имя моего покойного дяди, султана.

— Кемаль — это хорошо, — согласилась на удивление легко Эстер и, заметив, что беззубый ротик младенца при взгляде на нее растянулся в улыбке, сказала: — Кемалю я нравлюсь.

— А это салют в честь тебя, — усмехнулся Халид, услышав весьма громкий звук. Эстер всполошилась.

— О боже! Какая вонь!

— По нашим обычаям пеленки младенцам меняет мать.

— Я не знаю, как это делается.

— Научишься.

Халид крикнул Омара. Тот вбежал в комнату, запыхавшись.

— Принеси чистую пеленку.

Через считанные секунды Омар вручил Эстер пеленку и с сияющим лицом произнес:

— В Коране сказано: «Рай простирается у материнских ног».

— Я христианка, сколько можно повторять? — отрезала Эстер. — И перестань улыбаться, а то я подумаю, что ты смеешься надо мной.

Двое мужчин наблюдали, как Эстер разворачивала малыша и вытирала его. Чистую пеленку она подсунула под крохотную попку.

— Посмотрим на твою бедненькую ножку, — проворковала Эстер. Она наклонилась над младенцем, но отпрянула с возгласом: — Он пустил в меня струю!

Халид и Омар весело переглянулись.

Бросив на них уничтожающий взгляд, Эстер кое-как запеленала Кемаля и принялась укачивать его. Она невнятно напевала какую-то колыбельную, но малышу и этого было достаточно. Он закрыл глазки и тихонько засопел.

— Подай колыбель, — шепнул Халид евнуху. Он был более чем доволен. Эстер попалась на крючок и уже с него не сорвется. Дикий Цветок перестал быть диким, а стал истинной женщиной. Кемаль обрел мать.