16

— Не говори, пока с тобой не заговорят, — учил ее Халид.

— Не поднимай глаза на мужчин, — вторила ему Михрима.

— А дышать мне можно? — спросила Эстер, устав от их наставлений.

— Не давай воли своим чувствам, — перечислял дальше Халид.

— Следи за своими манерами. Уважай старших и не обзывай женщин ведьмами, — добавила Михрима.

Эстер была готова разрыдаться и забиться в истерике. Мать и сын обращались с ней как с малым ребенком. Оба они крутились возле нее, сыпали указаниями, вколачивали в голову правила и прописные истины, и так уже пять дней с короткими перерывами на еду и сон.

Если она взбунтуется, Халид не разрешит ей сопровождать их в султанский дворец Топкапи, а Эстер уже не могла выносить слишком затянувшегося заключения в доме Михримы. Вместо того, чтобы слушать и запоминать наставления двух ретивых учителей и выказывать трепетное желание усвоить ценные знания, она в нервной растерянности потирала свою забинтованную руку.

— Не трогай повязку, — приказал Халид, шлепнув ее по здоровой руке. — Касаться забинтованных частей тела — верх неприличия.

— Неприлично! — Темперамент Эстер вырвался наружу. — Меня уже тошнит от этого слова!

— Не повышай голос, когда говоришь при мне, иначе смерть покажется тебе избавлением, — предупредил Халид.

— А что ты со мной сделаешь? Удавишь, утопишь, посадишь на кол? А сначала будешь пытать на дыбе?

Присутствующая здесь же Тинна тихо хихикнула. Михрима метнула осуждающий взгляд в ее сторону. Она опасалась дурного влияния невестки на свою младшую дочь, а еще больше боялась, что Эстер плохим поведением уронит достоинство их всех в глазах султана и его близких.

— Ты хочешь сопровождать нас? — спросил жену Халид, настроенный весьма решительно.

— Да.

— Тогда слушайся меня или останешься дома. Принц повернулся к Омару, который держал наготове фериду, предназначенную для Эстер. За его спиной Эстер ухитрилась показать мужу язык, чем привела Тинну в восторг. Халид резко повернулся и с подозрением взглянул на жену.

Две недели минуло с того злосчастного происшествия на базаре. По-прежнему твердая как кремень в своих убеждениях, Михрима все же несколько мягче стала обращаться с невесткой и делала меньше злобных выпадов против сына. Тинна навещала комнату больной ежедневно и, как могла, развлекала ее. А по ночам Халид ласками ублажал страждущую.

Время, как лучший лекарь, исцеляло рану Эстер, но душа ее жаждала воли, воздуха и солнечного света.

Прогулки по саду уже не удовлетворяли ее. Сад казался ей тесным, каким и был на самом деле.

Узнав, что Эстер спасла жизнь его тетушке, принц Мурад настоял, чтобы Халид представил свою жену обитателям Топкапи. Его мать, сестра и супруга, а также другие женщины султанского гарема были заинтригованы рассказами о бесстрашной англичанке.

— Не поднимай вуаль до того, как войдем внутрь дворца, — сказал Халид, закрепляя на ней плотную фериду.

— И не высовывай носа сквозь занавески в носилках, — предупредила Михрима. — Я знаю, что ты делала это, когда нас несли на базар.

— Что-нибудь еще прикажете или это все? — раздраженно спросила Эстер.

— Не влезай ни на какие деревья, — добавила Тинна. Эстер рассмеялась. Тинна присоединилась к ней. Михрима осуждающе поджала губы. Изувеченная шрамом щека Халида стала подергиваться от нервного тика.

Эстер же мысленно улыбнулась. До чего же смешны их хлопоты и тревоги. Они принимают ее за невежественную дикарку, а ведь она кузина самой королевы Елизаветы Английской.

Халид на великолепном черном жеребце возглавлял кортеж, медленно тянущийся по узким, заполненным толпой улочкам к морскому порту. Вооруженные всадники отгораживали от любопытных и возможных злоумышленников трое носилок, в. которых устроились закутанные в темную ткань женщины. Кони шли вплотную, так, что ноздри одного чуть не упирались в круп другого. Лишь только мышь рискнула бы проскочить сквозь такую преграду. Меры, предпринятые для охраны знатных путешественниц, превосходили самое пылкое воображение.

Достигнув залива, Халид высадил своих дам из носилок и препроводил их на борт императорской весельной барки, которая снялась с якоря и отправилась вниз по Босфору ко дворцу Топкапи.

Прямо с берега начиналась лестница, ведущая во дворец. Ага-кизлар приветствовал их и провел мимо шеренги свирепого вида султанских янычар. Чтобы попасть в гарем, им пришлось пройти через громадный каретный сарай, двойные ворота которого были выложены перламутром. Такая же дверь вела и в сам гарем. За нею чуть ли не полчища евнухов несли свою нелегкую службу.

Эстер благословляла свою вуаль, позволявшую ей много разглядеть, оставаясь невидимой. Зачем здесь такое немыслимое количество стражей? Опасаются ли они вторжения извне, или нападения тех, кто заперт внутри?

Проникнуть в Топкапи или убежать оттуда казалось невозможным.

Ага-кизлар провел гостей через уютный дворик с фонтаном, который могли посещать только кадин — избранницы султана. Он расстался с ними в апартаментах Нур-Бану.

Приемная гостиная первой жены султана — баскадин — поразила Эстер роскошью убранства: резные потолочные балки, драгоценные ковры на полу и на стенах, разноцветная мозаика, невероятных размеров и красоты бронзовая жаровня, окошки в медной оправе, выходящие в личный садик хозяйки.

На подушках вокруг низкого столика полулежали две женщины и приятной наружности молодой человек. Завидев гостей, старшая из женщин — мать Мурада — расцвела улыбкой.

— Рада принять у себя родственников моего супруга.

Когда ее взгляд уперся в Эстер, Нур-Бану спросила у Халида:

— Это она?

— Да, к несчастью, — ответила за сына Михрима, не удержавшись и выпустив свое осиное жало.

Эстер, вздрогнув, повернулась к свекрови и обожгла ее мстительным взглядом.

Халид чуть подтолкнул Эстер вперед и сказал:

— Я представляю тебе, султанша, свою супругу Эстер. Знакомься, Эстер. Перед тобой Нур-Бану, а этот красавец с такой же рыжей гривой, как у тебя, мой кузен и друг, принц Мурад.

— Давайте поглядим на ее личико, — предложил Мурад.

С помощью мужа Эстер избавилась от черного покрова.

— Мы не впервые встречаемся, — улыбнулся Мурад. — Я любовался тобой на аукционе.

Огорченная тем, что наследный принц был свидетелем ее позора, Эстер густо покраснела и уставилась в пол.

— Скромность добавляет изюминку твоей красоте, — с одобрением произнес Мурад и представил темноволосую женщину, сидящую возле султанши: — Моя кадин Сафия.

Эстер вежливо кивнула и шепнула Халиду:

— Что значит кадин?

Мурад, видимо, обладал острым слухом, ибо тотчас пояснил:

— Сафия — мать моего старшего сына.

— Племянник! — возвысила голос Нур-Бану. — Твой Дикий Цветок совсем не соответствует описанию, которым ты нас заинтриговал.

Михрима не удержалась от смешка. Халид нахмурился. Эстер растерялась.

— Давайте сядем и познакомимся как следует, — предложил Халид, нарушая внезапно возникшую паузу.

— За исключением Эстер мы все здесь давно знакомы, — сказала Нур-Бану. — Что ж, пожалуйста, милости просим, присаживайтесь.

Они опустились на пышные подушки, окружающие стол. Стоящая поблизости раскаленная жаровня отгоняла прочь осенний сырой холодок. Нур-Бану позвонила в маленький колокольчик, и несколько рабынь внесли подносы с виноградом, пирожными, пирожками, печеньем и неизменными кубками с розовой водой.

— Где Шаша? — спросила Тинна.

— Неизвестно, где носит ветер мою сестренку, — ответил Мурад, но тут некое подобие смерча в женском обличье влетело в комнату. Появившаяся девушка, примерно одних лет с Тинной, обладала копной каштановых волос, разметавшихся при движении, голубыми глазками, розовыми щечками и миниатюрным носиком.

— Должно быть, это она! — выпалила Шаша, уставившись на Эстер.

Чувствуя себя на редкость стесненно, Эстер сосредоточила все свое внимание на блюде с виноградом. Ее супруг осмелился преподавать ей хорошие манеры, а сам привел ее в компанию наглых, грубых неучей. Вероятно, от нее одной в этом обществе требуется соблюдать правила приличия.

— Эстер, знакомься. Это сестра Мурада Шаша, — попытался Халид официально представить их друг другу.

— Что за чудные пламенные волосы, — сказала Шаша. — Они похожи на закат. Нравится тебе быть замужем за Султанским Псом? — спросила девушка, усаживаясь между Эстер и Михримой.

— Будь повежливей и не задавай глупых вопросов! — одернула Нур-Бану слишком разговорчивую дочь.

— Расскажи, как ты спасала тетушке жизнь, — перекинулась Шаша на другую тему. — Покажи свою руку.

Эстер убрала за спину забинтованную руку и пожала плечами:

— Рассказывать особенно нечего.

— Ну, пожалуйста, развлеки нас этой историей, — настойчиво потребовала Сафия.

— Эстер сопровождала мою мать и Тинну на базар. — Халид взял на себя роль рассказчика. — Увидев мерзавца, прорвавшегося через кольцо охранников, она загородила собой мою мать и отвела смертельный удар.

— Эстер — самая храбрая женщина на свете, — вмешалась Тинна. — Единственно, чего она боится, так это высоких деревьев.

— Я знаю об этом, — усмехнулся Мурад, — но с удовольствием послушаю еще.

— Эстер забралась на дерево, чтобы сорвать персик, — продолжила Тинна. — Но, взглянув вниз с большой высоты, испугалась и отказалась слезть обратно. Ей бы так и пришлось жить на дереве, если бы не появился Халид и не спас ее.

Все, кроме Эстер, рассмеялись. Михрима решила внести свою лепту во всеобщее веселье.

— Свинина, оказывается, любимая еда этой христианки. Халид разрешил ей кушать свинину, но только по пятницам.

Опять все дружно посмеялись по поводу странностей Эстер. Она все больше краснела и выдерживала титаническую борьбу с собой, чтобы не обнаружить при них свой истинный темперамент.

— Почему ты все молчишь? — осведомился Мурад. — Из скромности? Или у тебя язык присох к гортани? Эстер заметила, что супруг ее предупреждающе нахмурился. Изображая застенчивость, она вновь опустила глаза.

— Я изучаю ваши обычаи, но пока допускаю много промахов. Муж учит меня держать рот плотно закрытым.

— А еще чему учит тебя муж? — съехидничал Мурад.

— Не поднимать глаз на мужчину, — тут Эстер на мгновение нарушила правила и посмотрела Мураду в лицо. Затем снова спрятала взгляд. — Не терять контроль над собой. Не называть кого-либо ведьмой или чертом и не чесаться при людях.

— Ты забыла еще «не лазить на деревья», — добавила Тинна.

На этот раз Халид не присоединился к общему веселью. Пустая болтовня начала раздражать его. Мурад, заметив, что кузен помрачнел, попробовал расшевелить его.

— Грифон на твоей груди необычен. Дна существа в одном.

— Жена подарила мне этого грифона.

— Разве жены делают подарки мужьям? У нас так не принято, — удивились женщины.

— Видимо, твоя жена питает к тебе особо горячие чувства, — сделал вывод Мурад.

— Мои чувства к мужу стали бы еще горячее, если б он позвал за священником, — необдуманно выпалила Эстер. — Без этого наш брак не считается законным.

— Помолчи! — зарычал на нее Халид.

— Не пугай ее, — вмешалась Сафия, вспомнив свое тяжкое перевоплощение из венецианской благородной девицы в наложницу мусульманского принца. — Она на удивление правдива и вносит свежую струю в здешний затхлый воздух, пропитанный ложью. Отбросить веру, в которой рождена, и упасть сразу же в объятия аллаха нелегко. Я знаю это по себе.

— Нам о многом пришлось переговорить, прежде чем ты стала моей невесткой, — согласилась Нур-Бану и поднялась с подушек. — Мы покажем Эстер наши владения, пока вы будете встречаться с султаном.

— Пойдем, кузина, — сказала Шаша, неосторожно дернув поврежденную руку Эстер и даже не извинившись. — В саду можно поиграть.

Шаша и Тинна буквально вытолкнули Эстер за дверь. Нур-Бану, Михрима и Сафия последовали за ними, но более размеренным шагом.

Обсаженный кедрами и кипарисами султанский сад представлял собой истинное совершенство и, вероятно, уменьшенную копию того сада, что расположен на Небесах. Воздух был напоен ароматом роз, жасмина и вербены. Дорожки вели к крошечным водоемам, где резвились экзотические рыбки. Ажурные беседки манили тенью. Журчали, навевая покой, бесчисленные фонтаны.

— Зачем здесь столько фонтанов? — поинтересовалась Эстер.

Тинна и Шаша озадаченно посмотрели друг на друга и пожали плечами. Фонтаны здесь были всегда, и девушки не задавались вопросом, для чего они нужны.

— Журчание воды способствует интимным беседам. Шум воды не позволяет подслушать то, что не предназначено для чужих ушей, — пояснила Нур-Бану.

Издалека доносились громкие возгласы и женский смех.

— Пойдем туда! — Шаша не могла устоять на месте. — Там играют в «Стамбульских кавалеров».

Они выбрались на расчищенную от деревьев и кустарника поляну. Под наблюдением нескольких евнухов десять юных женщин наслаждались прелестью утра. Девять из них были облачены в белые муслиновые шаровары, яркие туники, шелковые накидки, обуты в бархатные туфельки без каблуков. Головы венчали шапочки из золотой парчи.

Но именно десятая женщина сразу же привлекла бы к себе внимание любого зрителя. Одетая в мужское платье, она подвела себе углем брови и нарисовала над верхней губой усики. Эта женщина в накинутом на плечи меховом плаще овчиной наизнанку сидела задом наперед на ослике. Одной рукой она сжимала хвост этого животного, в другой держала гирлянду из головок чеснока.

Кто-то подхлестнул ослика, тот засеменил, а женщина потеряла равновесие и, весьма грубо ругаясь и одновременно смеясь, сползла на бок осла. Она попыталась сесть ровно, но чем громче она смеялась и нещадно ругала бедное животное, тем безуспешнее были ее попытки. Вскоре она вообще слетела с ослика на землю.

— Я тоже хочу попробовать! — взмолилась Эстер.

— Но твоя рука! — возразила Тинна.

— Я обойдусь одной рукой, — убеждала всех Эстер, которой не терпелось испытать себя.

Нур-Бану вопросительно посмотрела на Михриму, и та кивнула в знак согласия.

— Дайте Эстер попытать счастья, — распорядилась султанская бас-кадин.

Эстер сменила плащ на вывернутую наизнанку овчину.

— Готова поспорить с кем угодно, что ты удержишься на этом глупом ослике хоть целую вечность, — заявила Шаша, рисуя Эстер углем ужасающие брови и усы.

Один из евнухов помог ей сесть на осла. Она левой рукой схватилась за ослиный хвост, а на раненую правую руку повесила бусы из головок чеснока. Кто-то толкнул ослика ногой. Ослик смешно взбрыкнул, вызвав у всех приступ веселья. Эстер сильно тряхнуло, но она усидела. Она сама не могла не рассмеяться, представив себя в таком нелепом наряде с нарисованными усами, сидящей задом наперед на осле.

Между тем животное решило проявить характер и, выбрав себе цель, пустилось рысцой по одной из садовых дорожек. Евнухи пустились вдогонку, чтобы вернуть его на поляну и направить по заранее определенному кругу, но ослик был быстр, а главное, упрям. Неизвестно, в какие дали он унес бы Эстер, если б сильная рука не ухватила его за поводья.

Ослик резко остановился, взрыхлив копытцами землю, а Эстер грозило неминуемое падение, но те же сильные мужские руки подхватили ее на лету и поставили на ноги.

— Ты соображаешь, что делаешь? — потребовал у нее ответа прекрасно знакомый ей и явно разгневанный голос.

Гаремные красавицы, гонявшиеся за ослом, вмиг бросились врассыпную, заслышав грозный рык зверя.

— Я снова собираюсь сбежать, — насмешливо объявила Эстер, ничуть не испугавшись. — Мог бы и догадаться! Я хорошо придумала? В таком виде меня никто бы не узнал, и я успела бы удрать далеко.

По мере того, как она несла эту чушь, изувеченная щека Халида начала подергиваться в нервном тике.

Присутствующий при этой сцене Мурад забавлялся от души, наблюдая за супругами. Какое славное развлечение доставили ему кузен и его жена. Зато следившие за происходящим издали особы слабого пола пришли в ужас. Чтобы женщина так неуважительно вела себя с мужчиной — такого не было в веках. И не просто с мужчиной, а с самим Псом Султана!

У Халида вместо слов из горла вырвалось лишь глухое рычание.

— Сожалею, что огорчила тебя, — сказала Эстер, на всякий случай отступив от него на пару шагов. — Твоя мать позволила мне принять участие в игре.

Теперь искаженное гневом лицо Халида было обращено к матери.

— Как ты могла допустить подобное?

— «Стамбульский кавалер» — вполне безобидная игра, — ответила Михрима.

— Безобидная? А что, если она носит во чреве моего ребенка и свалилась бы с осла?

— Я этого не учла, — не очень искренне повинилась Михрима.

— Твоего ребенка? — переспросила Эстер. Мысль о том, что она может стать матерью, как-то не приходила ей в голову.

Халид посмотрел на нее осуждающе.

— Рождение детей — это естественный результат близости между мужем и женой Мурад позволил себе вмешаться:

— Любая из этих гурий, — он указал на столпившихся неподалеку женщин, — возможно, уже получила свою долю семени от моего отца-султана, однако он не препятствует их развлечениям.

— При всем моем уважении к гарему султана, ни одна из этих красавиц не является моей супругой. К тому же у султана уже есть два сына.

Мурад кивнул.

— Согласен. — Он обратился к гаремным красавицам: — Подберите какую-нибудь другую игру на то время, пока супруга принца Халида пробудет среди вас.

— Может, догонялки в воде? — предложила Шаша.

— Нет, — сказали Халид и Эстер одновременно.

— Из-за твоей руки? — спросила Шаша.

— Нет, моя жена боится воды. Она не умеет плавать.

Эстер смущенно опустила глаза.

— А если в прятки?

— Или в позы?

Между красавицами разгорелся оживленный спор, который властно прекратила Нур-Бану:

— Я считаю, что нашим гостям следует посетить бани, прежде чем мы угостим их обедом.

Возражений не последовало. Вереница женщин потянулась из сада обратно во дворец. Шествие замыкали Нур-Бану и Михрима. Матерей сопровождали Мурад и Халид.

— Ваша беседа с султаном завершилась? — спросила Нур-Бану у сына.

Мурад покачал головой.

— Она продолжится после его возвращения из покоев Линдар.

Нур-Бану обратилась к Халиду:

— Не беспокойся о своем Диком Цветке. Мы позаботимся о ней.

Гаремные бани в Топкапи нельзя было сравнить ни с чем, что Эстер видела раньше. Построенные целиком из белоснежного мрамора, они освещались через верхние окна в потолке, терявшиеся среди колонн, от высоты которых захватывало дух. Пол и стены до уровня человеческого роста были выложены мозаикой. Бронзовые барельефы обрамляли отверстия, из которых струился горячий воздух, насыщенный благовониями.

В воздухе клубился пар, а все помещение было заполнено различными звуками, размноженными эхом, — звонкими всплесками, обрывками разговоров, взрывами беспечного смеха. Прекрасные нагие женщины в компании не менее красивых своих рабынь нежились в банях. Рабыни все же прикрывали себя тонкой тканью, но от влаги она становилась почти прозрачной и облепляла тела, лишь подчеркивая выпуклые сладострастные формы.

Нагота не мешала красавицам свободно двигаться среди бассейнов и скамей, затевать веселую возню, освежать себя напитками или вести серьезные беседы.

Эстер никогда не видела столько обнаженных тел, такого количества открытых взгляду женских грудей, бедер, ягодиц. Когда девочка-рабыня потянулась к ней, чтобы помочь снять тяжелый банный халат, Эстер прижала его к груди и отослала девочку прочь.

— Да расстанься ты с ним, — раздраженно сказала Михрима. — Те ведешь себя нелепо.

— Нет, — отказалась Эстер. От стыда ее бросило в жар, когда она увидела Михриму полностью обнаженной.

Нур-Бану мягко улыбнулась и объяснила тоном наставительным, но добрым, будто разговаривая с несмышленым ребенком:

— Мы все здесь одинаковы, так что тебе нечего стесняться. Ты не откроешь взгляду ничего такого, чем бы я ни обладала.

Смирившись, Эстер сбросила халат.

Михрима оглядела ее с ног до головы и фыркнула:

— Сомневаюсь, что ты носишь в своем чреве ребенка Халида.

Эстер побагровела, но прежде чем она открыла рот для подходящего ответа, Тинна и Шаша увлекли ее к скамьям, где рабыни принялись натирать их пропитанными мыльной пеной губками. Шаша, из которой веселая болтовня извергалась потоком, избавила Эстер от непосильной задачи вести вежливый разговор среди всех этих обнаженных тел. Вскоре она нашла себе удобное место на краю бассейна, где в благоухающей воде нежились Тинна и Шаша. Сафия, пристроившись рядом, принялась растолковывать новой подруге то, на что Эстер смотрела с некоторым удивлением.

— Вон те женщины, обводящие углем глаза, оберегают себя от сглаза. А рядом с ними женщины моют волосы яичными желтками.

— Не разбазаривание ли это даров аллаха? — спросила Эстер, повторяя сказанные ей когда-то слова мужа.

— Нет, — отрицательно покачала головой Сафия. — Все, что содержится в яйце, идет в дело. Яичный белок наносят на лицо, чтобы исчезали морщинки.

У Эстер пробудился интерес.

— Значит, можно съедать только желток, а белок использовать для других целей?

— Да.

— И это не грех?

— Конечно, нет.

— А чем занимаются вон те женщины?

— Они отбеливают себе кожу жасминовой пастой.

— А можно этой пастой вывести веснушки?

— Принцу Халиду не нравятся твои веснушки? — улыбаясь, спросила Сафия.

Эстер независимо пожала плечами:

— Я не собираюсь угождать ему.

— Тогда кому? — Сафия поглядела на нее с любопытством.

— Я сама желаю избавиться от веснушек. Думаешь, паста поможет?

— Вряд ли, но попытаться стоит. Может быть, если пользоваться ею постоянно, они поблекнут.

После парной Нур-Бану и Михрима провели своих подопечных через анфиладу комнат с нагретыми стенами и полом, где женщин накрепко растерли суровыми полотенцами, избавили от лишних волосков на теле и сделали массаж. Затем они отправились в теладариум — зал отдыха. Расшитые жемчугом занавеси украшали стены, пол устилали персидские ковры, низкие кушетки и пышные горы подушек на них манили прилечь и расслабиться.

Закутанные в нагретые халаты женщины отдыхали там около часа, затем оделись. Нур-Бану повела их в главную гостиную гарема, где им должны были подать обед. Будучи султанской бас-кадин, она имела собственные роскошные апартаменты и обеденный зал для приема гостей, но сегодня решила устроить трапезу в общей зале, чтобы удовлетворить любопытство многочисленных одалисок — султанских наложниц, горящих желанием увидеть жену грозного Халид-бека.

На стол были выставлены непременный жареный барашек, пилав, овощной салат с оливковым маслом и нежные жареные баклажаны. Вместо обычной розовой воды предлагалась буза — довольно крепкий шипучий напиток с дольками лимона. Кушанья подавали на серебряных подносах, а каждой гостье поднесли расшитую шелковую салфетку, продетую в кольцо, сделанное из перламутра.

С обычным своим вожделением к еде Эстер потянулась за баклажаном, но немного гарнира упало на ее белую повязку. Она собралась было снять ее здоровой рукой, но вспомнила запрещение использовать левую руку для чего-либо, кроме «грязной» работы.

Эстер огляделась. Даже молодое поколение применяло в еде только три пальца правой руки. Они брали пищу тремя пальцами с приятной глазу грацией, поглощали ее деликатно, без жадности. Все их движения выдавали сноровку, достигнутую многолетним воспитанием. Кончики их пальцев мелькали над тарелками, будто в изящном танце.

— Если ты ешь, как подобает, только кончики твоих пальцев касаются пищи, — сказала Михрима.

Эстер покраснела до ушей. Она кое-как ухватила баклажан забинтованной правой рукой.

— Ешь побольше баклажанов, и у тебя скорее округлится живот, — подзадорила ее Сафия.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Эстер.

— Это кушанье необычное. Оно не только насыщает, но и частенько снится тем, кто его ел. Все за столом весело переглянулись.

— Когда женщине снится баклажан, это значит, что она уже наверняка носит ребенка, — пояснила бас-кадин.

Эстер подавилась баклажаном, будто жгучим перцем, и, кашляя, выронила изо рта кусочек на стол. Она постаралась незаметно для всех быстро прикрыть его забинтованной ладонью и решила больше ни к чему не притрагиваться за этим столом. Ей приходилось нелегко. Сначала став рабыней принца, а вскоре его женой, Эстер ощутила, что жизнь ее летит куда-то вскачь в слишком стремительном даже для ее деятельной натуры темпе. По логике следующим этапом будет материнство. Хотя она думала об этом не без удовольствия, но сомневалась, способна ли она вырастить ребенка как положено. Она, конечно, будет любить его беззаветно, но все же готова ли она дать жизнь новому существу?

Рабыни обносили гостей серебряными кувшинами и тазиками для омовения рук. Полотенца, которыми гости вытирали руки, были обшиты по краям золотыми нитями.

— Мама, расскажи нам легенду о лакированном шкафчике, — попросила Шаша.

— В старые времена жил великий, но жестокий султан, — начала Нур-Бану. — Узнав, что одна из его любимых наложниц путается с красивым юношей, султан задумал устроить любовникам западню. Беспутная наложница и ее любовник, застигнутые в разгар самых жарких объятий, попытались спастись бегством через лабиринт коридоров в гареме.