ПРОЛОГ

Англия, Уорвикшир, 1804 год

Десятилетняя Изабель Монтгомери выскочила из спальни и стремглав понеслась вниз, не обращая внимания на крики сводных сестер. Лобелия и Рут хотели отнять у нее флейту и плащ и теперь, когда им это не удалось, грозились пожаловаться маме.

— Жадина, жадина! — кричала ей вдогонку Лобелия. — Все про тебя маме расскажем!

— А вы — крысы! — бросила в ответ Изабель, не останавливаясь.

Сбежав по лестнице на кухню, она распахнула дверь черного хода и выбежала в сад. На дорожке около домашней часовни она остановилась и закуталась в плащ: стоял апрель, и, несмотря на яркое солнце, погода была еще холодной.

Холодно было и на сердце у девочки. Ни безоблачное небо, ни яркие цветы, которые в изобилии росли в саду, не радовали ее: ведь сегодня утром похоронили ее отца. Бедный, милый папочка! Еще так недавно он был совершенно здоров и радовался жизни вместе со всеми — но неожиданно заболел и вот теперь лежит здесь, рядом с матерью Изабель.

Майлз, ее старший брат, уехал сразу после похорон — он должен был вернуться в университет. Теперь Изабель осталась совсем одна…

Она поднесла к красным от слез глазам золотой медальон, с которым не расставалась. В нем был миниатюрный портрет матери; Изабель видела ее лишь во сне: бедняжка умерла при родах. Все детство Изабель прошло рядом с Дельфинией и ее отвратительными дочками, Лобелией и Рут.

Изабель бережно опустила медальон за вырез платья. Как ей хотелось уйти от мачехи и сестер, чтобы где-нибудь в одиночестве оплакать смерть отца! Солнце уже склонялось к закату, но Изабель не собиралась возвращаться домой. Сразу за парком Арден-Холла начинался густой лес. Девочка подумала, что лучше уж заблудиться в ночном лесу, чем идти сейчас ужинать с мачехой и сестрами! Выйдя за ограду, Изабель направилась по лесной тропинке к реке.

По обеим сторонам тропинки пышно цвела сирень, и воздух был наполнен ее тонким ароматом; из травы выглядывали ландыши, маргаритки и гвоздики, и Изабель вспомнила, как дома кухарка говорила ей: «Весной, когда цветут все цветы, в лесу можно встретить добрых фей!» Девочка покачала головой: она давно не верила в сказки.

Внезапно до нее донесся чарующий, едва слышный звук — как будто где-то далеко кто-то играл на флейте. Мелодия долетала от реки, и Изабель пошла быстрее. С каждым ее шагом звуки флейты становились все яснее и громче; девочке казалось, что музыка, которую играл невидимый музыкант, звучит в ее сердце: так точно отражала она чувства Изабель.

Она добежала до берега, и ее глазам предстала странная картина: на пеньке около самой воды сидела немолодая, бедно одетая женщина и играла на флейте. Увидев Изабель, женщина перестала играть и пристально посмотрела на нее.

Девочке стало не по себе, и она невольно отступила на шаг назад.

— Как тебя зовут? — улыбнувшись, спросила у Изабель эта странная женщина.

— Изабель Монтгомери.

Над рекой сгущался туман. Девочка подумала, что ей пора возвращаться домой, ведь если она придет слишком поздно, Дельфиния рассердится…

— Ну, что же ты, Изабель? Садись, — пригласила незнакомка. В ее мягком голосе было столько доброты, что у Изабель пропали все сомнения и страхи. Она подошла ближе и села прямо на землю, у ног своей собеседницы.

— Я живу в Арден-Холле, — сказала она, не дожидаясь вопросов.

— Разве Монтгомери живут в Арден-Холле? — удивилась женщина.

— Это имение моей покойной матушки, — ответила Изабель и добавила: — Она вышла замуж за Адама Монтгомери, моего отца… Сегодня его похоронили.

— Так ты осталась совсем одна, бедное дитя? — Незнакомка взяла Изабель за руку, и на несколько мгновений воцарилось молчание. Потом женщина представилась: — Меня зовут Гизела.

— А мою бедную мать звали Элизабет, — сказала Изабель.

— Ты, верно, ее очень любила…

— Я никогда ее не видела, — прошептала Изабель и, сняв с шеи медальон, передала его Гизеле.

Та раскрыла его и склонилась над миниатюрным изображением. Через несколько секунд она вернула девочке медальон со словами:

— Ты очень на нее похожа. У тебя такие же светлые волосы и такие же синие глаза…

— Спасибо. Мне очень приятно слышать, что я похожа на мать, — поблагодарила Изабель.

— Так что же привело тебя в мой лес, кроме тоски по отцу, Белли?

— Как вы узнали? Меня так сокращенно зовет брат! — спросила изумленная девочка.

— Разделенное горе становится вполовину легче… — Гизела, казалось, не услышала вопроса. — Я много раз помогала людям.

Тут женщина внезапно остановилась и продолжала уже другим, обыденным голосом:

— Я очень долго сидела здесь и замерзла. Ты не одолжишь мне свой плащ?

Без тени сомнения Изабель сняла плащ и накинула его на плечи Гизелы.

— Возьмите его себе, — предложила девочка. — Помогать нуждающимся — наш христианский долг, а я хочу заслужить место в раю… Тогда я наконец увижу свою маму и снова встречусь с отцом…

— Дитя мое, — сказала Гизела, закутываясь в плащ, — расскажи мне обо всех своих горестях.

— Лобелия и Рут, это мои сводные сестры, пытались отобрать у меня флейту. Но флейта и медальон — единственное, что осталось у меня от матери: кухарка рассказывала, что мама играла на ней, и ее музыка напоминала соловьиную песнь… А Дельфиния, моя мачеха, сразу после похорон отца выгнала миссис Джунипер — будто бы за то, что она выпила холодный чай, только я не верю: разве пить холодный чай — это преступление?! Нет, на самом деле причина в том, что Джунипер любила меня больше всех и ненавидела этих противных девчонок!

— Но кто такая Джунипер?

— Моя няня. А мой брат Майлз сразу после похорон вернулся в университет. Надеюсь, хоть с ним сейчас все хорошо…

— Я уверена в этом. Ты можешь быть спокойна за брата.

— Так мы друзья? — спросила Изабель. В ее голосе впервые за долгое время звучала радость. — У меня еще никогда не было друзей… Честно говоря, мне совсем не хочется возвращаться! А можно мне жить у вас до приезда Майлза?

— Майлз приедет не скоро — кто же будет следить за всем, если тебя не будет в доме? — Изабель пожала плечами, и Гизела продолжила: — Скажи мне, Изабель, какое твое самое заветное желание? Что бы ты хотела больше всего на свете?

— Я хотела бы, чтобы меня кто-нибудь любил, — ответила Изабель. В ее фиалково-синих глазах сквозили тоска и одиночество, столь странные для такой маленькой девочки…

— Послушай меня, дитя мое. — Гизела взяла ее за руку. — Не спрашивай сейчас, откуда я это знаю; но все, что я скажу, — правда. Однажды явится темноволосый принц. Он спасет тебя, но для этого ты должна сейчас вернуться домой.

— Спасет? От чего? — недоуменно спросила Изабель.

— Невежливо задавать взрослым столько вопросов, — наставительно произнесла Гизела. — Помни: ты станешь для него самой красивой девушкой на земле, и он скажет тебе: «Твои глаза прекраснее фиалок на снегу!»

Изабель недоверчиво взглянула на Гизелу: даже в свои десять лет она знала, что будущее предсказать невозможно.

— Ты не веришь мне? Хочешь увидеть его прямо сейчас?

Изабель кивнула и широко улыбнулась.

— Идем, — коротко сказала Гизела, вставая.

Изабель тоже поднялась, и они подошли к реке. У самой воды Гизела опустилась на колени.

— Смотри в воду, малышка, и она явит тебе будущее…

Сначала Изабель не увидела в воде ничего, кроме своего отражения и отражения деревьев, но постепенно на речной глади проступил ясный образ. Красивый юноша — лет, наверное, двадцати — словно внимательно вглядывался в лицо Изабель. И волосы его, и глаза были черны, как безлунное ночное небо.

— Кто это? — Изабель не отрывала взгляда от воды. — Он принц далекой страны?

— Дитя мое, в стране сердца нет иностранцев. — Гизела опустила ладонь в воду, и изображение исчезло в маленьком водовороте. — Но тебе уже давно пора домой…

— Но мы еще увидимся? Как мне вас найти?

— Я сама найду тебя, — пообещала Гизела.

Изабель огляделась вокруг: сгустились сумерки, и ей стало страшно идти одной по лесу.

— Просто иди вдоль белых берез, — сказала Гизела, словно прочтя ее мысли. Она показала девочке тропинку; там, где росли светлые деревья, еще секунду назад была лишь темнота…

— Я так хочу снова встретиться с вами! — воскликнула Изабель и, подчинившись внезапному порыву, вдруг крепко поцеловала Гизелу в морщинистую щеку.

— Я обещаю, что теперь буду часто навещать тебя, — улыбнулась та.

Идя по тропинке меж берез, Изабель чувствовала себя совершенно счастливой. Наконец у нее появился друг, которому можно доверить все свои переживания…

Изабель шла все быстрее и быстрее и, запыхавшись, вбежала в дом через черный ход. Она проскользнула в кухню, по лестнице для слуг поднялась на второй этаж и, никем не замеченная, вошла в свою комнату. Девочка в изумлении остановилась: на кровати лежал ее плащ, подбитый мехом, — тот самый, что она отдала Гизеле!

Про себя Изабель горячо поблагодарила господа; на губах ее сияла счастливая улыбка.

— Гизела — мой ангел-хранитель… — прошептала она.

1

Лондон, ноябрь, 1811 год

Тридцатилетний Джон Сен-Жермен, пятый герцог Эйвон, десятый маркиз Грефтон, двенадцатый граф Килчерн, вольготно откинулся на спинку кресла. Он сидел с братьями Россом и Джейми в Уайте-клубе на Сент-Джеймс-стрит. Рядом с Джейми сидел его друг, Майлз Монтгомери; Майлз все время внимательно смотрел в лицо Джейми.

— Какая чушь, — проговорил Джон, обводя глазами лица собеседников и останавливая взгляд на Джейми. — Не могу поверить, что это и есть то «важное дело», ради которого я так рано покинул Шотландию!

— Такая возможность предоставляется раз в жизни. Разве можно упустить ее? — горячо возразил Джейми. — Если мы вложим деньги в это предприятие, то заработаем целое состояние.

— Состояние… Я и так богат, — напомнил младшему брату Джон, проводя рукой по густым черным волосам. На лице Джейми явственно читалось разочарование, и Джон смягчился. — Как ты вообще можешь быть уверен, что эта сделка окажется прибыльной? — спросил он.

— Ваша светлость, — вступил в разговор Майлз Монтгомери, — Николас де Джуэл, племянник моей мачехи, много говорил мне об этом. Его сведения исходят от хорошо информированного человека — представителя американской компании «Бэринг бразерз» в Англии.

— И сколько же вложил сам де Джуэл? — поинтересовался Джон.

Майлз Монтгомери замялся:

— Николас в настоящее время находится в стесненных финансовых обстоятельствах… Я пообещал ему долю за информацию — из своей прибыли.

— Мы с Майлзом собираемся лично отправиться в Нью-Йорк, — прибавил Джейми, к которому явно возвращалась надежда. — Я обещаю, мы не допустим никаких неприятных неожиданностей!

— Англия и Соединенные Штаты сейчас находятся в напряженных отношениях, и надеяться на улучшение не приходится. Что вы будете делать, если начнется война?

Джейми пожал плечами:

— Задержимся в Нью-Йорке несколько дольше, наверное…

— А что ты думаешь обо всем этом? — спросил Джон, переведя взгляд на своего среднего брата, двадцатипятилетнего Росса.

— Я не знаю, насколько успешной окажется сделка, — заговорил Росс, — но в любом случае речь идет не о той сумме, которая может нас разорить. Так что я за то, чтобы дать Джейми деньги.

Джон пристально вгляделся во взволнованное, полное надежды лицо своего младшего брата. В свои двадцать три года Джейми Сен-Жермен все еще оставался младшим, любимцем семьи. Он до сих пор не проявлял особенной склонности ни к чему, кроме разве что светской жизни. Но пора и ему наконец повзрослеть. Это деловое предприятие вполне может стать для него началом новой, самостоятельной жизни.

— Добрый вечер, ваша светлость, — произнес чей-то резкий голос.

Все четверо одновременно оглянулись. Около них стоял высокий блондин; он смотрел на братьев с откровенным недружелюбием.

— А, это вы, Гримсби, — Джон слегка склонил голову.

— Какая трогательная семейная картина, просто сердце радуется, — заметил Гримсби, разглядывая братьев Сен-Жермен. — А с вами, кажется, мы незнакомы? — прибавил он, обращаясь к Майлзу.

— Это Майлз Монтгомери, граф Стратфорд, — представил Джон молодого человека. — Майлз, познакомьтесь: это Уильям Гримсби, граф Рэйпен.

Майлз Монтгомери поднялся, пожал Гримсби руку и вновь опустился в кресло. Гримсби усмехнулся:

— Рад с вами познакомиться, милорд… Позвольте дать вам дружеский совет: если у вас есть сестра, держитесь вместе с ней подальше от Сен-Жерменов!

С этими словами Уильям Гримсби развернулся и ушел.

Майлз Монтгомери в явном смущении повернулся к остальным.

— Что… О чем это он?

— Я был женат на его покойной сестре, — коротко ответил Джон.

Росс пробормотал что-то вроде: «Жаль, что это не он сам отошел в лучший мир».

— Ты просто злишься на него за то, что наша компания понесла из-за него убытки, — улыбнулся брату Джон.

— Да как ты можешь оставаться спокойным?! — взорвался Росс. — Этот человек только и жаждет нас разорить!

Джон пожал плечами.

— Уильям тяжело переживает смерть сестры…

— Ленора умерла пять лет тому назад! — напомнил брату Росс.

— Давай оставим это. — Джон бросил быстрый взгляд на Монтгомери, прислушивающегося к их разговору, а потом снова обернулся к Джей-ми. — Я дам тебе необходимую сумму, — сказал он, — но с условием: ты отправишься на Бермуды на одном из моих кораблей, а оттуда поплывешь в Нью-Йорк на судне какой-нибудь нейтральной страны. Договорились?

Монтгомери едва заметно кивнул Джейми, и тот обратился к Джону:

— Брат, есть еще одно дело…

«Неужели будут какие-то трудности?» — с неудовольствием подумал Джон. Изогнув черную бровь, он взглянул на своего брата, потом перевел взгляд на Майлза.

— Объясни ему сам, — сказал другу Джейми.

— Милорд, у меня есть к вам одна просьба, — начал Майлз Монтгомери. — Я боюсь, что моя мачеха не станет должным образом заботиться о моей сестре, пока меня не будет…

Он неуверенно замолчал. Потом, словно собравшись с силами, откашлялся и закончил:

— Я прошу, чтобы вы стали опекуном Иза-бель — только на время моего…

— Нет, — прервал его Джон.

— Ваша светлость, я очень прошу вас. Иза-бель — разумная, добрая девушка. — Майлз, казалось, не смутился отказом. — Она не доставит вам никаких неприятностей. Она необыкновенно привлекательна — у нее прекрасные светлые волосы и…

— Терпеть не могу блондинок, — опять прервал его Джон. — Лет в сорок я собираюсь жениться на какой-нибудь жгучей брюнетке.

Росс расхохотался, чем заслужил неодобрительный взгляд от своего старшего брата.

— Изабель — высокообразованная молодая леди, — вставил Джейми.

— Неужели? Блондинка с голубыми глазами? — протянул Джон; каждое его слово буквально сочилось сарказмом.

— Скорее фиалковыми, милорд, — поправил его Майлз.

— Прошу прощения?..

— Глаза у Изабель скорее фиалкового оттенка…

Росс Сен-Жермен хихикнул. Его от души развлекал этот разговор.

Снова бросив на брата уничижительный взгляд, Джон поинтересовался:

— И в какой же области леди так хорошо образована? В рукоделии? В игре на фортепьяно?

— Изабель играет на флейте, — сказал Майлз.

— И великолепно играет! — горячо прибавил Джейми.

— Ну, игра на флейте — это еще не все, что нужно в наше время, — заметил Росс.

На этот раз младший брат осуждающе взглянул на него.

— Она, должно быть, особенно сведуща в вопросах нарядов и сплетен, — предположил Джон. — Все юные леди обладают талантами в этой области.

— Изабель одевается очень просто, — отрицательно покачал головой Майлз. — И она никогда не сплетничает.

— Покажите мне женщину, которая не любит сплетничать, — и, я вас уверяю, она окажется глухонемой! — захохотал Джон. — Скажите же мне, друг мой, какими еще талантами обладает ваша сестра?

— Помимо игры на флейте, — сказал Майлз, — Изабель превосходно разбирается в денежных делах.

— Денежных? — Брови Джона поползли вверх. — Что вы имеете в виду?

— Изабель ведет все дела дома. Разумеется, я ежеквартально проверяю ее бухгалтерские книги и нахожу ее работу превосходной.

— Вы позволяете женщине вести финансовые дела имения?!

Майлз кивнул.

— Ваша сестра, бесспорно, интереснейшая леди, — медленно сказал Джон. — Но я не могу исполнить вашу просьбу.

Майлз повернулся к Джейми:

— Я просто не могу оставить Изабель с Дельфинией…

Джейми умоляюще взглянул на Росса, словно призывая его на помощь.

Росс пожал плечами.

— Хорошо, — неожиданно сдался Джон, которому, несмотря ни на что, было неприятно огорчать брата. — Я стану опекуном вашей сестры и возьму на себя ведение дел в вашей семье.

— Благодарю вас, милорд! — Майлз взглянул на Джейми и продолжил: — Я осмелюсь просить вас еще об одном одолжении…

— Монтгомери, не испытывайте судьбу! — предостерег Джон.

— Первого мая Изабель исполнится восемнадцать лет. — Майлз обезоруживающе улыбнулся. — Если я не вернусь к этому дню, прошу вас, ваша светлость, не соглашайтесь на ее брак с Николасом де Джуэлом! Изабель презирает его. Женитесь на ней сами, милорд, если пожелаете, а если нет — обеспечьте ей дебют в свете.

— Хорошо, я откажу де Джуэлу, если он будет просить ее руки. Но должен сказать, что я нажил не лучшую репутацию… Как бы из-за моего вмешательства в дела вашей семьи не пострадала и репутация Изабель Монтгомери!

— А по-моему, позаботиться о юной девушке — это самое благородное дело! — сказал Росс.

Джон с осуждением взглянул на брата. Ну почему Росс никогда не может воздержаться от насмешки?..

— Матушка всегда говорила, что хотела бы иметь дочь, — не унимался Росс. — Они с тетей Эстер будут простр счастливы взять на себя заботу о первом выходе в свет твоей подопечной!

— Остается только составить необходимые документы, — сказал Джон, обращаясь к Майлзу. — Жду вас в своем доме завтра вечером. А теперь прошу меня извинить: у меня назначена встреча.

Джон встал с кресла и направился к выходу.

— Пошел к любовнице, — донесся до него громкий шепот Майлза.

— К какой именно? — уточнил Росс.

— Я однажды видел его с какой-то брюнеткой, — сказал Майлз. — Актриса, кажется.

— Джон оставил Лизетту Дюпре несколько месяцев назад…

Продолжения беседы Джон не услышал: дверь за ним захлопнулась. В холле в кресле у окна сидел завсегдатай клуба, Бо Бруммел, известный в Лондоне светский щеголь и повеса. Бруммел пожелал Джону приятного вечера; они раскланялись, и Джон вышел на улицу.

Стояла уже глубокая ночь. Луны не было; город, казалось, потонул в густом промозглом тумане. Уличные фонари светили тускло, и вокруг почти ничего не было видно…

Экипаж Джона ждал его на другой стороне улицы. Проклиная себя за то, что согласился стать опекуном какой-то юной девицы, Джон направился через дорогу.

Вдруг какая-то карета выскочила из-за угла и на огромной скорости понеслась прямо на него. «Берегитесь!» — услышал Джон крик своего кучера.

Не раздумывая, Джон рванулся в сторону и упал наземь. Карета прогрохотала почти над ним и умчалась — так же быстро, как и появилась. Джону даже не удалось ее рассмотреть.

Он поднялся. К нему подбежал кучер.

— С вами все в порядке, ваша светлость? — обеспокоенно спросил вн.

— Да, Галлахер, спасибо. Но мне придется вернуться домой и переодеться, — ответил Джон. Он положил руку на плечо кучеру. — Спасибо, что предупредил меня.

— Не за что, ваша светлость, — ответил тот и добавил, усмехнувшись: — К тому же, если с вашей светлостью что-то случится, я потеряю работу!

— Я восхищен твоей практичностью, — сказал Джон и улыбнулся. Галлахер распахнул перед ним двери, и он сел в карету. — Не могу понять, как тому вознице удалось не заметить меня?

— Но он вас прекрасно видел, ваша светлость! — ответил Галлахер, трогаясь с места. — Мне показалось, что он ехал прямо на вас…

Джон откинулся на спинку сиденья и погрузился в размышления. Да нет, чепуха: кому он мог настолько помешать, чтобы от него хотели избавиться? Лишь один человек мог желать его смерти: Уильям Гримсби. Но он никогда не пойдет на убийство! «Просто досадная случайность», — пробормотал Джон, когда они подъехали к его роскошному особняку на Парк-лейн.

Арден-Холл, декабрь, 1811 год

— О господи… — пробормотала Изабель Монтгомери. Она откинула назад длинные белокурые волосы, отложила перо и, сжав в пальцах золотой медальон, уставилась на длинную колонку цифр в домашнем гроссбухе. — Не хотят они сходиться, — пожаловалась она. — Может, ты разбираешься в математике?

Изабель бросила взгляд на пожилую женщину, сидевшую в кресле у очага в противоположном углу кабинета. На Гизеле был тот же самый поношенный плащ, что и семь лет назад. В отличие от Изабель, которая из маленькой девочки превратилась в красивую семнадцатилетнюю девушку, Гизела нисколько не изменилась.

— Нет, со счетом у меня плоховато, — ответила она.

Изабель чувствовала, как в ней нарастает раздражение. Присутствие Гизелы иногда казалось ей наказанием, а не благословением; впрочем, она крепко любила женщину — ведь других друзей у нее не было…

— Я-то думала, что посланцы небес знают абсолютно все, — заметила Изабель.

— Выходит, ты ошибалась, — ответила Гизела.

Судя по взгляду, брошенному ею на подопечную, она знала все мысли девушки.

— Тебе будет намного приятнее, если ты сама разберешься с этим.

— У меня слишком мало времени, — возразила девушка.

— И какие же у тебя срочные дела?

Изабель с тоской посмотрела в окно; лучи послеполуденного солнца проникали в комнату, словно звали ее на волю, подальше от навевающих тоску пыльных бухгалтерских книг.

— Я хотела посидеть в саду и поиграть на флейте, — ответила она. — Неужели ты не можешь мне помочь с этими цифрами? Ну хотя бы сегодня, один разок?

— Ты уже говорила это раньше, — покачала головой Гизела. — И мой ответ не изменился. Сделай это сама. Ты же знаешь, страдания — благо для души.

— Но я заслужила хотя бы немного удовольствия, — раздраженно возразила Изабель.

— Дитя мое, терпение — великая добродетель, — отвечала ей Гизела, не обратив внимания на гневную вспышку подопечной.

— Вера, надежда, милосердие, умеренность, справедливость, благоразумие и стойкость — вот семь добродетелей, — перечислила Изабель и, приподняв бровь, взглянула на свою покровительницу. — Терпение среди них не числится. Как так может быть, что ангелу-хранителю неизвестны семь добродетелей?

— Ну, купи мне индульгенцию, — пожав плечами, ответствовала Гизела. — Я могу перечислить семь смертных грехов. Хочешь?

— Нет уж, благодарю…

— Вот ты где!

При звуке этого голоса Изабель резко обернулась. К столу прошествовала ее мачеха с какой-то бумагой в руке. Изабель годами училась сдерживать свои чувства, и только это удержало ее от гримасы недовольства при виде непрошеной гостьи. Девушка бессознательно коснулась золотого медальона, хранившего миниатюрный портрет матери: это всегда успокаивало ее.

— Я получила прекрасные известия! — воскликнула Дельфиния Монтгомери, размахивая письмом.

— Должно быть, кто-то умер в мучениях…

Изабель хихикнула и бросила короткий взгляд на Гизелу, подумав о том, что та, должно быть, права.

— Над чем ты смеешься? — несколько смутившись, спросила Дельфиния. — И почему, когда я говорю с тобой, ты смотришь в сторону? Надеюсь, ты не собираешься снова начать разговаривать сама с собой?

Изабель мысленно выругала себя: она едва не попалась снова. Гизела была настолько реальна, что девушка часто забывала, что другие ее не видят и не слышат, — а это создавало ей массу проблем.

— Нет, я… я просто задумалась о своем. — Изабель заставила себя улыбнуться, и лицо ее мачехи прояснилось. — И что же за прекрасная новость?

— Наш дорогой Николас навестит нас по дороге в Лондон, — ответила Дельфиния.

— Проклятие! — выругалась Гизела.

— Мягко сказано, — пробормотала Изабель.

— Что — мягко сказано? — поинтересовалась Дельфиния. — Изабель, ты что, больна?

— Нет, просто немного устала…

— Послушай моего совета, — снова заговорила Дельфиния. — Думай о Николасе как о человеке, который, возможно, станет твоим мужем. Ты же знаешь, лучшей партии, чем мой племянник, нельзя и пожелать.

— Я пока что не испытываю желания выходить замуж за кого бы то ни было, — ответила Изабель, стараясь удержаться от гримасы отвращения: Николас де Джуэл всегда напоминал ей злобного хорька. — Прости, но я еще не закончила с этими счетами.

Дельфиния поняла намек и направилась было к дверям, но задержалась на пороге.

— Кстати, о счетах: как-то так вышло, что я уже потратила свое месячное содержание, — с просительной улыбкой проговорила она. — Не могла бы я…

— Нет, — отрезала Изабель, жестко взглянула на мачеху и прибавила: — Если сегодня я дам тебе денег — завтра ты потребуешь еще больше. Пора бы уж научиться экономить и разумно расходовать деньги!

— Послушайте, юная леди!..

— Я не собираюсь тебя слушать, — прервала ее Изабель. — Если твое месячное содержание кажется тебе недостаточным, попроси Майлза его увеличить.

— Именно это я и сделаю, — заявила Дельфиния и, выйдя из комнаты, захлопнула за собой дверь.

— Почему ты всегда ее оскорбляешь? — спросила Гизела.

— Это она меня оскорбляет!

— От того, что ты будешь давать ей иногда немного денег, твой брат не разорится, верно ведь?

— Дельфинии должно с лихвой хватать ее содержания, — решительно заявила девушка. — Только, похоже, у моей мачехи карманы дырявые.

— Помни, дитя мое, — проговорила Гизела, — блаженны щедрые, ибо и к ним щедры

будут…

Глаза Изабель округлились в удивлении.

— Ты что, решила переписать по-своему Новый завет?

— Что ты этим хочешь сказать?

— В Писании сказано: «Блаженны милостивые, ибо помилованы будут».

— Прошу прощения, я ошиблась.

— Что это за ангел, который не помнит слов Писания? — поинтересовалась Изабель.

Гизела не успела ответить: дверь распахнулась, и снова Изабель с трудом удержалась от недовольной гримасы. Вошли ее сводные сестры.

Ей оставалось только надеяться, что они вслед за мачехой не станут клянчить денег. Гизела хихикнула, и Изабель сурово взглянула на нее.

— Не надо так на меня смотреть, дитя мое, — упрекнула ее старуха. — Если бы ты дала Дельфинии то, что она просила, то смогла бы избежать этого визита.

«Как я не люблю, когда все время твердят: „Я же тебе говорила“!» — подумала Изабель.

— Но ты сама именно так всегда и говоришь, — парировала Гизела.

— Неправда! — вслух ответила Изабель.

— Изабель опять говорит сама с собой, — шепнула девятнадцатилетняя Рут своей сестре.

— Она просто сумасшедшая, — так же шепотом ответила двадцатилетняя Лобелия. — Боже, кто захочет взять в жены сестру ненормальной?

— По крайней мере мы с ней не кровная родня, — заметила Рут.

Изабель гневно выпрямилась и замерла. Она все прекрасно слышала, и эти слова вывели ее из себя. За прошедшие десять лет она могла бы и привыкнуть к оскорблениям — и все же сводные сестры Изабель по-прежнему находили способы уязвить ее. Впрочем, упрекать их в том, что они считали ее сумасшедшей, Изабель не могла: оказалось, что иметь ангела-хранителя вовсе не так прекрасно, как она когда-то думала.

— Что вам нужно? — обратилась она к сестрам.

— Денег, — без предисловий заявила Рут и тут же вскрикнула: сестра больно ущипнула ее.

— У меня нет для вас денег, — заявила Изабель. — Можете идти и развлекаться дальше.

— Милая сестрица, — заискивающе заговорила Лобелия, — нам нужны новые платья для весеннего сезона в Лондоне.

— Да и тебе тоже нужно прилично одеться, — прибавила Рут. — Ты чудовищно отстала от моды!

Изабель оглядела сестер: Лобелия и Рут были одеты в муслиновые платья до щиколоток с квадратными вырезами и длинными широкими рукавами. Лифы платьев были отделаны кружевами и вышивкой. Она перевела взгляд на свою собственную одежду — полотняную, собранную у шеи блузу и фиолетовую шерстяную юбку. По сравнению со своими сестрами, разодетыми как великосветские модницы, Изабель казалась простой крестьянкой.

— Вы правы, — снова взглянув на сестер, проговорила девушка. — Я одеваюсь старомодно. А теперь прошу меня простить, у меня много дел…

— Тебе скоро восемнадцать, ты должна будешь выйти в свет, — напомнила ей Лобелия и прибавила с наигранной веселостью: — Нам троим нужен новый гардероб — тогда у нас отбоя от женихов не будет!

Изабель пристально посмотрела на Лобелию, потом на Рут; казалось, обе девицы как-то сжались, съежились под ее взглядом. Ей не нравилось плохо думать о людях, однако же ее сводные сестры обладали самой заурядной внешностью. Да, какие бы у них ни были модные наряды, найти себе мужей Лобелии и Рут будет совсем не легко…

— Нехорошие мысли. Однако ж я их вполне разделяю, — заметила Гизела со своего места у камина.

— Отправляйтесь в Лондон, если вам так хочется, — проговорила Изабель. Ей очень хотелось ответить Гизеле, но она сдержалась. — Только придется вам ограничиться прошлогодними нарядами.

— Это произвол! Просто невыносимо! — топнула ногой Лобелия. — Это нечестно! Состояние принадлежит не тебе, а твоему брату!

Рут закивала, соглашаясь со словами сестры.

— Тогда напишите Майлзу и попросите у него денег на новый гардероб, — ответила Изабель. — Мне он не давал распоряжений обеспечивать вас каждый год платьями и побрякушками.

— Так мы и сделаем, — отрезала Лобелия. — Я не собираюсь умереть старой девой, как ты… Пойдем, сестра.

— Какая жалость, что у тебя веснушки, — с притворным сочувствием бросила через плечо Руг. — Знаешь, мужчинам веснушки не нравятся…

Дверь за ними захлопнулась.

Изабель с озабоченным видом повернулась к Гизеле:

— Меня очень портят эти веснушки?

— Какие веснушки?