О, гордыня! Куда завела она ее!

Марна завыла вновь, дико, страшно, но не было вокруг никого, кто услышал бы ее вой.

А ведь всего два дня назад она торжествовала победу… В тот самый миг, как из-под рук Ораста брызнула кровь короля – как ликовала она тогда! Заколдованный кинжал сообщил ей полную власть над телом жреца, ибо с самого начала она подозревала, что трус этот предаст ее в решающий миг, и ей придется действовать самой. Заклятье, что нерушимой нитью, без ведома Ораста, связало его душу с душой колдуньи, полностью подчинило жреца воле Марны. В руках ее оказалось совершенное оружие.

А теперь палачи могли терзать несчастного убийцу хоть целую вечность, снять с него заживо шкуру, выломать все суставы на дыбе, распять или пытать огнем – все будет тщетно. Ни единой ниточки не сможет дать он им, что вела бы к лесной колдунье или немедийцу. Ослепший и онемевший, отныне Ораст утратил все чувства, кроме способности ощущать боль.

Однако торжество ведьмы оказалось недолгим. Она видела в дыму остролиста, как убийцу схватили и уволокли прочь стражники, как унесли жрецы умирающего короля во внутренние покои храма. Видела, как говорил он с Валерием, и ей не нужно было слышать слов, чтобы знать, о чем может поведать принцу самодержец на пороге смерти. С мстительной радостью наблюдала она за ними – как вдруг…

Все произошло слишком молниеносно.

Упоенная ликованием, она совершенно упустила из вида второго принца. И опомнилась, лишь когда приведенные им стражники вторглись в покои умирающего и окружили Валерия в кольцо, обнажив мечи. Только в этот миг поняла она, что Нумедидес вознамерился обвинить своего кузена в убийстве самодержца… Но когда это сделалось ясно ей – уже ничего нельзя было поправить.

Цернуннос перехитрил ее!

Проклятый Бог-Олень, древний валузийский демон, посмеялся над ее жалкой ворожбой!

С отчаянием затравленного зверя наблюдала она, как простер к брату руки Нумедидес-убийца. Внешне то был самый невинный жест, который можно было принять за выражение гнева или даже сожаления.

Но магическим зрением Марна видела, как вырвались из пальцев принца сполохи белого пламени, и непроницаемый энергетический купол в тот же миг накрыл фигуру Валерия. Это сам Бог-Олень окружил своего пленника незримой защитой, сделав его недосягаемым для любой магии, кроме своей собственной. Так что и Марна, и любой другой колдун, будь он хоть в тысячи раз сильнее, оказались не в силах освободить принца.

Она опоздала всего на мгновение…

Молния, посланная ведьмой, разбилась о защитное поле Цернунноса, как разбивается о камень стекло.

Она видела, как вздрогнули стоявшие рядом стражники – это их задело невидимыми осколками… Валерий же ничего не почувствовал. Она была бессильна спасти его!

И тогда Марна закричала.

Но теперь волна безумия отхлынула, оставив ее ослабевшей и разбитой, точно пловца, выброшенного на берег после кораблекрушения. Вокруг простиралась мертвая пустыня, но она знала, что если хочет выжить и спасти принца, то не вправе поддаваться отчаянию. И пусть пока Бог-Олень торжествовал победу – она не сказала еще последнего слова. И если магия оказалась бессильна, оставались другие средства. И, как ни претило ей это, но настало время прибегнуть к ним.

К обычной силе и хитрости смертных.

И первый, о ком подумала лесная колдунья, был Амальрик Торский.

Дождавшись наступления ночи, она очертила на земле перед хижиной магический круг, начертала положенные знаки, надсекла себе вену и окропила их кровью. Четыре полных глотка крови нацедила в медный потир. А затем, оборачиваясь внутри круга, пустила волос по восточному ветру, галочье перо – по южному, травинку – по западному, и плюнула в сторону севера.

И, прямая, как стрела, держа в руках сосуд с кровью, приготовилась ждать.

Ожидание было недолгим. Спустя полповорота клепсидры на густо-синем небе возник темный треугольник, заслонивший луну и звезды – точно черный провал появился в небесах. Он медленно рос, пока не затмил собою все, и непроглядная мгла опустилась на амилийский лес.

Не теряя самообладания, колдунья развела руки в стороны, а затем свела их вместе, точно собирала что-то воедино, и, повинуясь приказу, необъятная тень принялась сжиматься, съеживаться, пока наконец на поляне перед колдуньей не оказалась огромная безглавая Птица с распластанными по земле крыльями.

– Мизрах! – прошипела колдунья.

Черная птица встрепенулась, и дрожь прошла по сотканному из мрака телу.

– Помнишь ли ты нас, Мизрах?

– Помню, и готов служить тебе! – раздался ответ в ее сознании. – Желает ли госпожа, чтобы я сорвал с гор ледник и вызвал наводнение, что уничтожило бы эту страну? Или повелишь мне разметать тарантийские цитадели, словно снопы соломы? Говори, чего ты хочешь от меня! Но не забудь, к моей силе ты можешь воззвать лишь трижды… Не растрачивай мою мощь понапрасну.

Не замечая скрытой в словах демона издевки, ведьма покачала головой.

– Нет, Мизрах. Слишком дорогой ценой ты заставил нас заплатить за прошлую услугу, раздвинув воды Тайбора, чтобы спасти жизнь нам и нашему сыну! С того самого дня солнечный свет стал нашим проклятием, и лишь колдовское зрение осталось у нас.

– Зато теперь тебе открыто то, что недоступно простым смертным! – захохотал демон.

– Не тебе, посланец Тьмы, судить об этом, – прошептала ведьма. – Тебе не понять, что значат глаза для человека. Ты не знаешь, каково видеть мир лишь в багряных и лиловых красках.

– Солнцерогий покарал тебя и всю твою вотчину! – прогрохотал Мизрах. – А Великий Сет даровал тебе жизнь и помешал жалкому Митре исполнить свой замысел! Будь благодарна и тому, что ты получила, Марна! Если бы не помощь Бога Ночи, то вашими бездыханными телами давно бы уже играли легкоструйные зильхи! Но говори, чего ты хочешь от меня?

– Ты можешь одолеть Бога-Оленя?

Огромные крылья из вселенской тьмы тревожно захлопали.

– Мне не под силу сразиться с одним из Древних! Знай – он необорим! Его нельзя уничтожить. Можно лишь снова погрузить в сон, повредив его телесную оболочку!

– Так сделай это, Мизрах!

– Это может сделать лишь смертный! Тот, кто не побоится Цернунноса и поразит его чистым беспримесным золотом! Бог-Олень уязвим, как и все Древние! Так Солнцерогий сумел одолеть их, когда пришел в этот мир, поправ пятой своей вотчины Древних: Валузию, Грондор и Туле!

– Но есть ли среди смертных такие воители, Мизрах?

– Что мне до смертных, Марна? – проревел посланец из Преисподних.

От рыка его упали последние листья с деревьев.

– Говори, скорее, что ты хочешь! Мне трудно находиться в вашем мире! Но помни о цене!

Ведьма невольно коснулась грубой маски, скрывавшей ее лицо.

– Да, демон, теперь мы не столь неопытны и доверчивы, как когда-то. Тому, что мы потребуем сейчас, цена – то, что плещется в этом бокале!

Марна вскинула руку, держащую потир, и кровь задымилась в нем.

– Ах-х… – полувздохнул-полузавыл демон. – Как скупа ты стала, моя красавица! И как неблагодарна. Неужто тебе не по душе личико, которым я наградил тебя? А эта маска идет к нему лучше любой вуали…

Колдунья заскрежетала зубами.

– Ты надеешься заставить нас потерять голову, Мизрах? Тебе мало нашей красоты – ты хочешь получить и душу?!

Демон лишь захохотал в ответ.

– Безумная! На что мне твоя душа, когда скоро за нее будут драться мои собратья в преисподней! Но довольно медлить – говори, что угодно тебе от меня?

Теперь пришел черед ведьмы смеяться.

– Едва ли. Едва ли ты откажешься от крови Марны. Теплой, соленой крови…

Дразня Мизраха, она протянула ему сосуд, и тут же отдернула руку:

– Нет, ты получишь ее, когда сделаешь то, что мы велели!

– И что же это?

– Ты должен отнести нас в Тарантию до рассвета. Во дворец. В башню немедийского посланника.

В тот самый миг, когда безголовая черная птица взмыла ввысь, унося на сотканных из мрака крылах слепую колдунью, Ораст Магдебский впервые открыл глаза в своей камере.

Стояла ночь, и он не сразу понял, где находится, а увидев черное небо за решеткой, посеребренной лунным светом, поразился отнюдь не этому, но вновь обретенному зрению. Еще не в силах поверить в свершившееся чудо, жрец потер глаза, но движение рук вызвало столь невыносимую боль, что он мгновенно отказался от мысли, что стал жертвой иллюзии. Он не был помешан, и ему не чудилось, что он видит.

Зрение и впрямь вернулось к нему!

Но если глаза его исцелились, возможно ли, чтобы и дар речи… Робко, не в силах до конца уверовать в случившееся, он попытался подать голос.

– А-а, – пропел он шепотом. – Ораст.

Слезы покатились у жреца из глаз. Соленые, теплые, как кровь, слезы.

Он был уверен, что колдовство проклятой ведьмы сгубило его. Помнил ужас слепоты и немоты. Помнил мучения, что пришлось претерпеть… Но теперь из всего этого осталась лишь боль, да и та казалась не столь острой, и, осторожно ощупав свое тело там, куда дотягивались пальцы, Ораст убедился, что раны его смазаны какой-то густой мазью, а на бедре наложена повязка. По тянущему ощущению в локтях и плечах Ораст догадался, что руки его были вывихнуты, должно быть, на дыбе, но кто-то умело вправил суставы. Шевелиться было невыносимо, но он знал, что поправится…

С неведомым прежде наслаждением жрец принялся озираться по сторонам. Он и не знал прежде, какое это счастье – видеть!

Но каким образом удалось ему разрушить чары лесной ведьмы? Как освободился он от заклятья?

Жрец ничего не ведал о чарах Цернунноса, которой словно крепчайшими цепями был опутан принц Валерий; не мог знать он и о том, что когда Нумедидес приходил в башню, Бог-Олень, пользуясь послушным телом своей марионетки, обволок древней валузийской мощью все узилище.

Цернуннос ревностно оберегал своих пленников..

Теперь никакая сила не могла достичь принца, а внутри камеры всякая магия теряла власть.

Ничего этого Ораст не знал, но был достаточно сведущ в колдовстве, чтобы заподозрить неладное.

Лишь сейчас он услыхал в ночной тиши едва слышное дыхание другого человека и не поверил сперва своим ушам. Должно быть, это тьма играет с ним злые шутки… Откуда тут взяться кому-то еще? Кого могли бросить в одну темницу с цареубийцей?!

И все же он слышал дыхание. Тихое. Размеренное. Дыхание мирно спящего человека, не ведающего ночных страхов и кошмаров. Сперва Ораст не решался разбудить его, но нетерпение оказалось слишком велико.

Он не мог дожидаться утра!

– Проснитесь! Прошу вас, проснитесь! – позвал он негромко.

Незнакомец очнулся мгновенно и вскочил, напряженно вглядываясь во тьму.

Ораст понял, что сосед его, скорее всего, был воином. Только они привыкли всегда быть начеку. Но в слабом свете умирающей луны черт человека было не разглядеть. Жрецу лишь показалось, что тот довольно молод, худ и утомлен.

– Не бойтесь, – прошептал он, с трудом приподнимаясь на локтях, но тут же со стоном вновь рухнул на свою подстилку. – Я лишь хотел поговорить с вами…

– Нам не о чем говорить. Убийца! – последовал неожиданный ответ, и Ораст едва нашел в себе силы прошептать:

– Неправда! Я не убивал…

Из темноты донесся короткий смешок.

– А ты еще лжец, к тому же. Я своими глазами видел тебя, негодяй, когда ты вонзил кинжал в грудь короля!

Неизбывная боль звучала в голосе человека, и Ораст невольно поразился глубине его чувств. Неужто тот так любил Вилера?

– Простите, – прошептал он, сознавая, как нелепо это звучит, но в тот миг у него не было иных слов. – Я не хотел…

– Что?!

Человек забыл об осторожности. Он вскочил и в два прыжка очутился рядом с Орастом.

Схватив его за плечи, он принялся трясти жреца, и лишь когда тот застонал от боли, неохотно разжал пальцы.

– Подлый убийца! Я задушил бы тебя собственными руками… Гнусный негодяй!

– Отпустите меня, – только и мог прохрипеть жрец. – Вы ничего не знаете… Я не убивал!

Он знал, что ничего не теряет, сказав незнакомцу правду. Только бы тот поверил ему, иначе жрецу не дожить и до утра.

Торопливо, каждый миг опасаясь, что негодующий крик или удар не даст ему закончить, он начал говорить:

– Клянусь, я не хотел убивать короля! Я был околдован. Есть магия, способная лишить человека власти над собственным телом… и я стал ее жертвой. Кинжал был зачарован, теперь я понял это! Она наложила заклятье на кинжал. А когда поняла, что я не исполню того, что она хочет, сделала это сама – моими руками! Умоляю, поверьте! Я не хотел… Это она…

Незнакомец обмяк и сник.

– Значит, мне не померещилось. А я-то надеялся, что все это наваждение, и нет никакого колдовства, а есть лишь наемный убийца. Готовый за сотню золотых посягнуть на жизнь монарха. Боги, я никогда не слыхал о столь могущественной магии! Но если ты лжешь, и ты убил государя по собственной воле – ты заплатишь за это!

Ораст горько засмеялся.

Чем он еще может заплатить за содеянное? Только жизнью? Но судя по всему, он и так ее скоро лишится. Он и сам не слышал о подобной магии – прежде. А теперь сделался ее жертвой. Но как убедить в этом другого?

– И все же ты должен мне поверить! – воскликнул он, невольно переходя на «ты». – Ведь магия ведьмы ослепила меня и лишила речи…

– Однако сейчас ты способен и видеть, и говорить, к тому же весьма бойко, – возразил незнакомец. – Однако ты все время твердишь о какой-то ведьме… Кто же она?

А не придумал ли ты ее только что? Как и всю эту сказку, годную лишь пугать детишек вечерами?

Ораст задрожал крупной дрожью. Все это время он не мог заставить себя произнести имя колдуньи. И сейчас лишь с огромным трудом выдавил:

– Эта ведьма – Марна. Амилийская колдунья.

– Что-о?! Повтори, что ты сказал!

Он был не готов к подобной реакции. Незнакомец, забыв обо всем, вновь принялся трясти его за плечи.

– Повтори, слышишь! Как ты назвал ее?

– Марна! – произнес жрец отчетливо. – Ее имя – Марна! Ведьма с кожаной маской вместо лица. Это она заколдовала меня и заставила убить короля.

В каземате повисло молчание.

Держи язык за зубами, напомнил себе Ораст. Однажды ты уже рассказал о Скрижали Изгоев кому не следовало – и к чему это привело! Нет! О тайных своих стремлениях он не скажет ни слова.

Но теперь незнакомец, похоже, наконец поверил ему.

Неуверенным шепотом он произнес:

– Марна с маской вместо лица. Возможно ли такое? Неужто это она? Она хотела убить короля – и все это время я… – Он осекся, не договорив, и замолчал, по-видимому, погрузившись в раздумья.

Ораст не тревожил его.

Разговор утомил жреца, и он чувствовал себя опустошенным и смертельно усталым. Бесконечно хотелось спать. Завтра утром, сказал он себе. Завтра будет новый день.

И, чувствуя, как слипаются его веки и сознание камнем падает в пучину забытья, он нашел в себе силы задать лишь последний вопрос:

– Но могу ли я знать, месьор, кто вы такой? И за какие преступления оказались здесь?

Ответ не замедлил себя ждать.

– Мое имя – Валерий принц Шамарский, – неохотно отозвался из темноты незнакомец. – Похоже, меня обвиняют в том, что именно я нанял тебя убить короля. И вложил тебе в руки свой собственный кинжал. Как забавно, что мы встретились здесь…

Аой.