— Значит, в машине не он был, — сказала Скалли.
      — Ага! Будто он кого-то постороннего до нее даже дотронуться допустит. Скорее небо на землю упадет. Да и не ходит он пешком, кроме как по лесу. Друг его, этот доктор мертвых, через дом от него живет — так он и к нему на машине ездит. Нет, тут другое… да и разве только один Майлз? Хо-о… Или эти совы безумные. Ну где вы слышали, чтобы совы летали днем и на людей нападали? Не может такого быть просто от природы. А все же — было ведь.
      — Давно? — спросил Малдер.
      — Осенью. В начале ноября.
      — А на кого напала сова?
      — На меня. Вот… — он задрал рукав.
      Предплечье от локтя до запястья пересекали два грубых параллельных белых шрама. Еще несколько звездчатых шрамов усеивали кожу ближе к кисти.
      — Ого, — сказала Скалли.
      — Совершенно с вами согласен, леди. Но не верит никто. Ни одна сволочь.
      — А что еще? — спросил Малдер.
      — Еще я уверен, что жену нашего доктора мертвых убили. Но меня не слушают, потому что они тут все заодно.
      — Расскажите.
      — Иногда мне не спится. Давит. Тогда я иду гулять. В лес, в тот город, в другой… неважно куда. Как сегодня.
      — Сегодня вас давит?
      — Да. Вот здесь, — он обхватил пальцами виски. — В ту ночь я гулял по Бельфлёру. И видел — не вблизи, правда, — как из дома доктора вышел какой-то человек, явно не доктор, постоял, огляделся — и буквально исчез. В кусты нырнул, что ли… А утром жену доктора нашли мертвой. Но шериф сказал: чистой воды самоубийство…
      — Не слушайте вы его, — сказала барменша в который раз. — И ты, Хелл, поменьше болтай. И вообще — выматывайся-ка отсюда, надоел.
      — Я что, не плачу за съеденное? — повернулся старичок в ее сторону. — Или ты закрываешь заведение, цыпа? Или, может быть, я нарушаю порядок? Тогда вызови полицию…
      Барменша поджала губы и стала усиленно протирать салфеткой кофейные чашки.
      — Я им не нравлюсь, — сказал старичок. — Я им всем не нравлюсь. Это можно понять, но это чертовски трудно выносить.
 
       9 марта 1992 года
       06:50
 
      Без десяти семь «шевроле», елозя по раскисшей лесной дорожке, едва не уткнулся бампером в зад все того же устрашающего вида джипа, который теперь стоял без огней. Малдер посветил внутрь салона. Там было пусто. Скалли зябко передернулась. Стало совсем холодно, под ногами похрустывали льдинки. «И насморка не избежать, — злорадно подумала она. — Буду ходить с вот таким носом… красным, мокрым…» У нее была своя методика бороться с простудой: представлять самые яркие картины сопливого будущего. Организм пугался…
      По причине поднимающихся на востоке Орегонских гор утро в этой части побережья наступало на час позже, чем ему полагалось бы по часам. И если на шоссе как-то можно было поверить (невзирая на залепившие небо тучи модного цвета «мокрый асфальт») в скорый приход рассвета, то в лесу все оказалось по-ночному непроглядно. Скалли осмотрелась. Почему-то показалось, что это совсем другой лес. Не тот, в котором они были вечером. Может быть, это лес на другой планете…
      — Ну, веди, где ты нашла этот пепел… — сказал Малдер, и в этот миг откуда-то издалека донесся крик!
      Истошно, захлебываясь, кричала девушка.
      Нельзя было терять ни секунды.
      — Я туда, — показал Малдер, — а ты туда…
      В лесу нелегко определить направление звука.
      Скалли проломилась через колючие кусты на опушке, вытаскивая на ходу пистолет. Козел ты, доктор Немман…
      Мы, мол, с детективом Майлзом… мы такие крутые…
      Она бежала, экономя дыхание. Потому что за собственным шумным дыханием не слышно уже ничего. И никакие тренировки… не спасут…
      Лощина. Осторожнее, Старбак.
      Обломанная ветка оцарапала щеку.
      Опять эти чертовы кусты, кто их придумал…
      Скалли влетела в следующую лощинку и тут же увязла по колено. Пистолет уже мешал. Сунула в карман. Дотянулась до какого-то деревца, ухватилась, потянула. Деревце хрустнуло, но выдержало. Скалли выцарапалась вверх по склону. Тут начинались многолетние толстые деревья без подлеска. Она на миг остановилась, стараясь понять направление. Снова раздался крик. Чья-то душа вылетала с этим криком…
      Туда.
      Под ногами чавкает мягко и как-то по-особому. Наверное, этот самый «пепел». Потом, потом… Небо в просветах ветвей было почти зеленым — цвета океанской воды. А здесь темно. Ну хоть бы чуть-чуть света, чуть-чуть солнца… Снова лощинка. Ручей по дну. Скалли посветила фонарем. Если вон по тем камням — можно перепрыгнуть… Следы.
      Кто-то шел. В тяжелых ботинках. Очень быстро шел…
      Уже после дождя.
      Только что.
      Она додумывала это, перепрыгивая с камня на камень. И последнее умозаключение совпало у ее с появлением из-за дерева темного силуэта с чем-то длинным в руках. Пистолет — в кармане…
      Скалли заслонилась фонарем.
      Удар — в общем-то несильный, не в расчете убить — вышиб фонарь из руки. Приклад ружья скользнул по предплечью и обрушился на лоб.
      Было совсем не больно. Как по деревяшке. Короткая белая вспышка под черепом. Скалли остановилась, будто забыла что-то. Человек стал виден хорошо. А, детектив, как вас там.
      Детектив вдруг медленно взмыл вверх, при этом почему-то не отрываясь от земли. А сама земля встала вертикально и за неясную — а может, и чужую — вину наградила Скалли хорошей оплеухой но лицу.
      — Я говорил вам: не подходите к моему сыну…
      Кто говорит? Кто говорит? Это я. Заратустра…
      Стало темно.
      Малдер услышал сдвоенный вскрик: более далекий и уже знакомый — и близкий, короткий, оборвавшийся всхлипом.
      — Скалли?
      Молчание.
      — Скалли-и!!!
      Только общий вздох леса: ветер прошел по вершинам, стряхивая капли.
      Ну, все. Если с ней что-нибудь… если…
      Он вылетел на полянку — крошечную, три шага на три. С той стороны из тени шагнул человек. Ствол дробовика смотрел Малдеру в живот.
      — На землю, — хрипло сказал человек. Детектив Майлз, конечно. — Бросьте оружие — и мордой вниз.
      — Вы сошли с ума, — сказал Малдер. — Вы препятствуете деятельности ФБР.
      — Я вас предупреждал… — голос детектива завибрировал. — Я вам говорил: держитесь подальше…
      — Спокойно, детектив, спокойно. У вас в руках оружие. Вот, я кладу пистолет…
      — Ближе ко мне!
      — Мотель тоже вы подпалили? — спросил неожиданно Малдер.
      — Вы что, совсем идиот?! На землю!..
      — Он же ее убьет, Майлз. Он ее сейчас убьет…
      Детектив поднял голову и издал странный звук — короткий оборвавшийся вой. Потом — метнулся в темноту. Малдер бросился за ним.
      Детектив несся сквозь орешник напролом, как кабан. Малдер отставал шагов на двадцать. Поэтому, когда детектив вдруг исчез из виду, он успел притормозить. Здесь было что-то вроде гигантской, заросшей деревцами и кустарником воронки размером с футбольное поле. Края воронки почти отвесные, ближе к дну они закруглялись. Чтобы спуститься, надо было спрыгивать футов с восьми-десяти. Малдер замер, осматриваясь. В рассветных сумерках были хорошо видны двое: девушка, вытянувшаяся на земле, и голый по пояс парень, стоящий во весь рост с вытянутыми вперед и вверх руками. Он не прикасался к девушке и вообще не двигался, но Малдеру показалось, что тело девушки приподнялось над землей и стало медленно поворачиваться… А потом он услышал характерный лязг затвора дробовика.
      Детектив стоял на колене и целился в парня.
      Целился в своего сына…
      — Не-е-е-ет!!! — заорал Малдер и прыгнул вниз.
      Он успел в последний миг: дробовик оглушительно выпалил, и картечь прошла в стороне от ребят над землей, вздымая палые листья. Малдер успел еще изумиться, что здесь под ногами сухие и листья, и трава… кажется, детектив ударил его — он не понял, не заметил… Потому что все вокруг залил ослепительный белый, с ртутным отливом, свет. Свет падал сверху, но увидеть его источник было невозможно — и не потому, что он был слишком ярок (даже на солнце может посмотреть, прищурясь, терпеливый человек), а потому, что свет образовывал своего рода завесу, за которую взгляду проникать не разрешалось. Малдеру показалось, что источников света несколько, расположенных рядом — как рефлекторы в операционной лампе, — но он не поручился бы за это даже одним центом.
      И — возник звук.
      Звук пришел из каких-то глубин, из недр генетической памяти, наверное; когда ныряешь на глубину, примерно так шумит море. Но — только примерно. Потому что в этом шуме была и возвышенная музыка тихого органа, и крик пожираемой живьем птицы, и вибрация рождающейся планеты… Звук предлагал опуститься на колени — и внимать, внимать, внимать бесконечно… Малдер выпрямился. Цепляясь за него, рядом встал детектив.
      Свет напрягся. Теперь он был плотным и живым.
      В нем появились сверкающие нити. Нити выстреливали вниз и оплетали ребят. Парень — Билли — поднял девушку на руки. Повернулся. Теперь он стоял к Малдеру боком, и Малдер видел, что он не держит ее на весу, не принимает на себя ее — пусть невеликую — тяжесть, а лишь направляет, придерживает, поворачивает… Сдвинулся воздух. Медленно, будто тяжелый жернов — пошел по кругу. Быстрее, быстрее… Сухие прошлогодние листья покатились по земле, стали подпрыгивать и задерживаться в прыжке, потом — разом взмыли в воздух. Малдер почувствовал, как встают волосы на голове и задираются полы куртки. Детектив что-то кричал, но его не было слышно.
      Свет вдруг стал влажным. И все, на что он попадал, мгновенно пропитывалось им и тоже начинало влажно светиться. Кусты, деревца, летящие в медленном вихре листья, люди — все это стало казаться облитым жидкой серебряной краской. Светящиеся маслянистые капли стекали с копчиков ветвей и подхватывались вихрем, образуя сверкающие спирали. Будто кокон из липких, парящих в воздухе паутин свивался сам собой вокруг детей…
      Детектив бросился вперед. Движения его были раскоординированные и замедленные, будто он бежал под водой. Ружье он не бросил, но держал его нелепо, как мухобойку. Он удалился от Малдера шага на два и вдруг завис, продолжая перебирать ногами, но не продвигаясь ни на дюйм. Билли стал медленно поворачиваться против полета листьев и паутин. Тереса уже не лежала у него на руках, а плыла на уровне его лица, ничем не поддерживаемая. Наверное, там не было ветра: серебряные складки ее домашнего халатика висели неподвижно. Звук изменился. Теперь в нем слышался приближающийся визг множества механических пил. Они налетали со всех сторон, и Малдер с трудом подавил в себе желание немедленно зажать уши. А заодно — и закрыть глаза… Он стоял и смотрел. Летящая паутина стала густой и матово-белой на фоне все более и более ярко сверкающих людей и деревьев. Нити сплетались в какие-то узорчатые кружева, постоянно меняя рисунок, и Малдер мучительно не мог узнать возникающие и тут же пропадающие фигуры. В какой-то момент он все-таки успел охватить это взглядом: стремительно кружащаяся сфера, сотканная из контуров земных материков… это был миг, потом все смешалось. Звук пропал внезапно, будто бы втянувшись в какую-то воронку. Но наступившая тишина была еще более ужасной: не отсутствие звуков, а исчезновение, кража звуков уже из ушей, из мозга… Все светящееся набрякло, будто увеличиваясь в размерах. Движения замедлились — тем же бесчестным способом, которым упразднены были звуки. Потом немного выше ребят в пространстве появилась дыра. Будто бы все, что есть в мире, было всего-навсего проекцией на экран, и вот сейчас этот экран кто-то поджег с обратной стороны… Малдеру казалось, что он видит обугливающиеся края этой дыры, а за ней — проступает какая-то чешуйчатая темнота… дыра росла в стороны и немного вверх, пока не возник знакомый профиль соломенной шляпы, унесенной ветром… а потом чешуйчатая темнота взорвалась совсем уж ослепительным светом. Но в последний миг перед вспышкой Малдер вдруг понял, что именно он видит перед собой… Вспышка была настолько болезненна, что он сунулся на колени, обхватив ладонями лицо. Будто раскаленные гвозди вошли в глаза… а когда все прошло — прошло ненормально быстро, боль так не исчезает, обычная боль — и он снова обрел способность видеть, то, потрясенный, не догадался еще раз прокрутить в памяти тот последний мелькнувший образ — а в следующую секунду уже навсегда забыл его… Так люди забывают предутренние сны. Иногда эти сны вспоминаются вновь — сами. Сверху сыпались листья. Их было безумно много.
      Солнце выпрыгнуло в разрыв облаков сразу на половину диска. Утренний свет после этого безумного серебра казался розовым. Деревья стояли коричневые. Билли держал на руках Тересу. Руки и ноги девушки болтались безжизненно. Мальчик опустил голову, посмотрел на Тересу, огляделся. На лице его отразилось изумление.
      Он никогда не был здесь…
      Потом он увидел отца.
 
      Скалли подоспела в последний момент. Она держала в руках свой «бернаделли», готовая застрелить этого поганца детектива при первом же враждебном действии. Она еще успела заметить, как распадается хлопьями и тает в воздухе белая паутина, как пропадает слепящий свет, сменяясь ранним солнечным… Но главное, что она увидела, — это как Билли, держа девушку на руках, оглядывается по сторонам и видит отца. Детектив стоит неподвижно, расставив ноги, вытянув руки, которыми будто упирается в пропавшую стену…
      — Папа? Что ты?..
      Потом он видит себя.
      — Что я?.. что со мной?..
      Силы вдруг оставляют его, и он медленно и мягко валится на траву.
      Скалли первой оказывается около ребят. Оба дышат. Билли страшно бледен, щеки его провалились, вокруг глаз круги. Тереса, наоборот, раскраснелась, рот приоткрыт, дыхание прерывистое.
      — Где мы? — бормочет Билли бессильно.
      — Все хорошо, — шепчет Скалли, и тут подбегают Малдер и детектив.
      Детектив сразу падает на колени перед сыном, и у Скалли как-то исчезает желание немедленно застрелить его за противодействие агенту ФБР…
      Грубый Малдер переворачивает девушку на бок, откидывает полу халатика. На пояснице остались какие-то чуть заметные бледные пятна…
      — Билли, повернись!
      Билли поворачивается без слова. Его спина тоже чиста. Те же два бледных пятна — как след от нажатия пальцем. Они быстро сравниваются с цветом окружающей кожи.
      Малдер смотрит на Скалли, и та не может понять выражения его лица.
 
       Вашингтон, округ Колумбия
       12 марта 1992 года
 
      — Итак, молодой человек, ваше полное имя?.. — доктор Хейтц сделал паузу.
      — Уильям Абрахам Майлз.
      Голос Билли был глухой, будто бы доносился из-за плотного занавеса. И лицо парня еще более исхудало с тех пор, когда Скалли видела его в последний раз — то есть за три дня. А может быть, ей так казалось. Во всяком случае, оно было неподвижным и ничего не выражало.
      — Расскажите, с чего начались события? Когда они начались?
      — Двадцать первого июня восемьдесят девятого года. Наш класс, семнадцать человек, поехал в этот лес на пикник. Мы решили устроить ночной пикник в честь окончания школы. Гарри Таб не поехал, у него была ангина, а Саманту Рандольф родители накануне увезли в Европу…
      — Вы приехали в лес. Что было дальше?
      — Мы сначала просто веселились, пели песни. Пили немного, у нас только Руди Ласситер любил выпить и пошуметь, но там и он вел себя тихо. А потом появился свет…
      — Как он появился?
      — Внезапно. Будто включился прожектор — где-то над головой. И сразу же мы все оказались неподвижными. Я видел древних насекомых в янтаре. Мы были такие же.
      — И долго это продолжалось?
      — Не знаю. Там не было времени. Видимо, очень долго. Но когда все кончилось, оказалось, что прошло десять минут.
      — Почему вы решили, что на самом деле прошло гораздо больше времени?
      — Потому что нас поднимали куда-то наверх. Там было помещение. Видимо, лаборатория. Много приборов. Нам делали какие-то анализы.
      — Метки на спине, о которых говорил агент Малдер, появились у вас тогда же?
      — Да. Не только у меня. У всех нас.
      — Что было потом?
      — Потом мы вернулись по домам. Я чувствовал себя плохо. И не только я. Все наши. Мы не очень хорошо помнили, что с нами было. Потом Рэй попал в аварию. Потом — мы с Пегги…
      — Что вы делали в лесу?
      — Это очень трудно объяснить. Свет отдавал приказы. Я не контролировал свое тело.
      — Свет отдавал приказы?
      — Да. Он появлялся… я видел все будто бы со стороны. Или даже сверху. Свет забирал их одну за другой… и Рэя… простите, мне очень трудно говорить.
      — Не говори. Спи.
      Билли откинулся на спинку стула. Лицо его было совершенно измученное.
      — Исчерпывающе? — не столько спросил, сколько констатировал доктор.
      — Да, вполне… — Малдер нервно сплел и расплел пальцы.
      — И, как всегда, показания, полученные под гипнозом, не будут считаться имеющими законную силу?
      — Увы, доктор. Это так.
      — И вы все равно не собираетесь бросать это неперспективное направление?
      — Для этого пока нет никаких оснований.
      — Хм. Знаете, Малдер, я вас уважаю все больше и больше. И хочу сказать, что на мою помощь вы можете рассчитывать всегда. В любое время суток и вне зависимости от погоды.
      — Спасибо, док… — и Малдер перевел взгляд на большое настенное зеркало.
      Скалли вздрогнула. Он не мог ее видеть… но смотрел ей прямо в глаза. Прямо в глаза. Зеркало было полупрозрачным. Позади него скрывалась комната для тех, кто хотел незаметно присутствовать при допросе…
      — Думаю, достаточно, — сказал Скиннер, заместитель Директора Бюро. — Идемте, господа…
      Первым вышел тот всегда молчащий высокий пожилой человек, которого Скалли уже не могла вообразить иначе, как с дымящейся «Морли» во рту. За ним Скиннер, за Скиннером Блевинс… Скалли осталась последней — самая младшая по званию. «Кто же он такой, этот старший, вышедший первым?» — подумала она.
      Скалли еще раз посмотрела на Малдера, словно извиняясь взглядом за то, что она здесь, а он там, по ту сторону зеркала…
 
      — Мы изучили ваш доклад, — глядя куда-то мимо, сказал Блевинс. — Он оставляет странное впечатление. Вы пытаетесь оправдать явный провал специального агента Малдера, ссылаясь на ничем не подтвержденные обстоятельства. Ни одной настоящей улики. Все вещественные доказательства либо выкрадены, либо погибли в огне — и ни одного подозреваемого ни в краже, ни в поджоге…
      Он замолчал, и Скалли показалось, что он предлагает ей оправдаться устно.
      — Кража трупа из морга и поджог мотеля расследуются полицией штата, — сказала Скалли, не добавив, однако: «У всех подозреваемых железное алиби. Пожар начался от брошенной в окно бутылки с бензином. На осколках бутылки отпечатки пальцев, которых в полицейской картотеке нет. Тупик».
      — Да-да, — с неопределенной интонацией откликнулся Блевинс. — И все же такая высокая степень недоказанных заявлений…
      — Вот, — сказала Скалли, доставая из кармана и вручая Блевинсу стеклянный пузырек с артефактом. — Металлический предмет, извлеченный из гайморовой пазухи исчезнувшего трупа мальчика. Уцелел, потому что я машинально сунула его в карман…
      Блевинс с некоторой оторопью принял пузырек. Заместитель директора Скиннер наклонился, и они вместе стали рассматривать небольшую металлическую деталь.
      — Это приложение к докладу, — сказала Скалли.
      — Это очень ценное приложение к докладу… — протянул Скиннер. — Спасибо, агент Скалли. Вы можете идти.
      Она чувствовала себя отвратительно. Более чем отвратительно.
      «Будто изнасилованная», — подумала она и удивилась, почему ей пришло в голову именно это сравнение. В коридоре высокий человек с «Морли» в тонких губах прошел навстречу ей, не взглянув в ее сторону. Скалли выждала две секунды и обернулась. Он вошел в дверь кабинета Скиннера. Открыв ее резким толчком.
 
      Два часа спустя он же шел по полутемному холодному хранилищу, расположенному под четвертым подъездом Пентагона. Девятьсот девятнадцатый шкаф… четвертый ящик с шифром JYU23/707SQUATTER.
      Открыл. Достал простую картонную коробку с перегородками. В коробке стояли семь стеклянных пузырьков с одинаковыми серыми металлическими полосками длиной один и восемь десятых дюйма, шириной четыре десятых дюйма, сложной формы, напоминающей прорезь в лезвии безопасной бритвы… Он поставил туда же восьмой пузырек. В коробке осталось еще много места.