— М-да… Мыши, убившие кота.
      — Говорят, Скалли, у кошки семь жизней.
      — Ой, да прекратите вы, Фрохики, свои интеллигентские штучки. Метафоры-хренафоры! Выговорились? Вам еще кофе? Или вы уже пойдете?
      — Я не пьян, Скалли. Вы думаете: вот пришел никчемный Фрохики пьяный в хлам и среди ночи морочит голову… вместо того, чтобы пойти домой и там с горя заснуть… Всё такое бессмысленное и нерациональное, но столь присущее интелям… Да! Я пьян! Но! Но, Скалли, но!.. Я не настолько пьян! Я ведь спросил: эстафета перешла к вам?
      — Ну… Если угодно, да.
      — Кому угодно?
      — Да никому не угодно, если честно.
      — А вам самой?
      — Мне — угодно.
      — Вот и мне!.. Нате! Это вырезка из «Геральд трибюн».
      — Вы в нее бутылку заворачивали, Фрохики? Или готовили вместо пипифакса?
      — Ну помялась немножко… Вам форму или вам содержание?
      — Содержание, Фрохики, содержание.
      — Тогда читайте, читайте!
      — Ну?.. В Трентон-сити найдено тело мужчины… Белый, на вид тридцать лет… Пуля в затылок… Травма, несовместимая с жизнью… Никаких следов борьбы… Почерк профессионала… Убитый опознан как некий Кеннет Суннер, известный в анархистских кругах под прозвищем Вонючка…
      — Мы в «Одиноком стрелке» звали его Башковитым.
      — Фрохики?
      — Да, Скалли, да. Тот самый хакер, влезший в директорию Министерства обороны и скачавший те самые икс-файлы…
      — От одного приятеля-анархиста…
      — Что?
      — Я спрашивала Молдера, откуда у него дискета. Он ответил: от одного приятеля-анархиста.
      — Вот видите!
      — Погодите, Фрохики! Не мешайте!.. Так-так… Адата? Каким числом датировано? Здесь только вырезка…
      — Восемнадцатое апреля. Вчера. Уже позавчера.
      — Да, но это… убийство было совершено уже после гибели Молдера…
      — Вот видите!.. Скалли, а вы… вы уверены в гибели Молдера? Может, все-таки…
      — Не может, не может. Уверена. К сожалению… Нет, но… срань господня! Неужели они настолько глупы?!
      — Кто?
      — Кое-кто, Фрохики. Они. Т-твари!.. Когда твари испуганы, они очень агрессивны.
 
      Резервация племени навахо Нью-Мексико
      Смерть есть смерть. После нее нет ничего.
      Но и жизнь есть жизнь. И она продолжается.
      Всюду жизнь, так сказать. И в резервации племени навахо — тоже.
      Пришлые бледнолицые ушли. Больше не возвращались.
      Юный змеелов Эрик по-прежнему промышляет гремучками. Но к заброшенному карьеру — больше ни ногой. Дед Алберт строго-настрого наказал: туда — ни ногой больше! Собственно, там и делать нечего. Прах и пепел. И гремучки оттуда ушли. Тем более тогда незачем Эрику туда…
      А не очень-то и хотелось! Более того, очень не хотелось!
      И ладно! Пустыня большая — от горизонта до горизонта. И даже больше, если с неба посмотреть. Но люди не летают, как птицы…
      Зато птицы летают. Стервятник — птица. Летает. Парит, зависает, кружит. Стаей.
      Стервятник — птица большая и сильная, но трусливая. Она не убивает свою добычу. За нее добычу убивают другие. Когда стервятники кружат над пустыней, значит, они ждут когда живое станет мертвым. А дождавшись, спланируют на землю и раздерут на куски это самое живое, ставшее мертвым. А значит…
      …А это значит, что пока там — живое. Там — в районе заброшенного карьера. Судя по стае стервятников, парящих в ожидании…
      Святые-здешние! Хоть иди к деду-дене на поклон: мол, нельзя ли все-таки съездить полюбопытствовать?
      — Нельзя! А что такое вдруг?
      — Да стервятники…
      — Где?
      — Как раз над…
      — М-м… Точно!.. Тогда — все равно нельзя. Но вместе со мной можно. Выдержит твой мустанг нас двоих, Эрик?
      — Должен. Не Боливар, чай!
      — А троих?
      — А кто еще с нами туда?
      — Туда — никто. Оттуда — может быть.
      — А кто?
      — Тот, над кем кружат птицы, Эрик.
      …А кружат они над нагромождением камней, в котором угадывается кисть руки. Безвольная, безжизненная. Нет, судя по осторожным стервятникам, обладатель этой руки скорее жив чем мертв… или скорее мертв чем жив… В общем, на грани…
      Пустыня не прощает слабости. Она способна убить человека меньше чем за день. Чтобы выжить, человек должен иметь дубленую шкуру, человек должен знать, где добыть воду, человек должен найти себе укрытие от солнца.
      Да-а, человек… у тебя дубленая шкура! И укрытие ты нашел знатное — нора не нора, а подземная пещерка. Но как ты в ней очутился, человек? Где ты мог добыть воду, человек? И почему рядом с тобой, человек, в пещерке оказался странный череп, высохшая мумия? Короче: да… но как?!
      И ведь с того дня, как пришлые бледнолицые на железной птице спалили засыпанный вагон, трижды вставало и садилось солнце! И ведь от спаленного вагона до пещерки — более тысячи шагов! И ведь в момент поджигания вагона человек был внутри, не мог он сквозь стены пройти, а потом и сквозь песок и камень на тысячу шагов! И ведь воды в обозримом пространстве красной пустыни — ни-ни, ни капли.
      Так не бывает, человек! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
      Э-э, Алберт Хостин, дед-дене! Никогда не говори никогда! Вот он я, белый человек из ФБР.
      Да… но как?!
      А я знаю?! Упал, потерял сознание. Очнулся — здесь.
      Ладно, белый человек из ФБР, не хочешь отвечать — молчи, сам не знаешь — молчи.
      Ты и молчишь. Потому что насчет «очнулся» — это еще как сказать. Еще не очнулся, белый человек. А то и уже не очнешься, если Алберт Хостин не совершит чудо.
      Чудо не чудо, но, как съязвил бы дед-дене: «Моя умеет управляться с вилкой и ложкой.
      Моя знает, что такое пипифакс и как им пользоваться. Еще моя знаком с кодом нава-хо… А еще моя просвещен в исцеляющем ритуале под названием Путь Благословенных»…
      Путь Благословенных — это такой путь…
      Древняя традиция племени навахо-дене…
      Складываешь четыре дубовые жерди, как для вигвама.
      Покрываешь их толстым-толстым слоем трав… нет, не всяких, а только вот этих и этих… и рвать травы надо только в час рассвета…
      Внутрь «вигвама» укладываешь белого человека на лежбище из тех же трав.
      Воскуряешь благовония… нет, не те, что дымились у Мистера Никотина, и не марихуану, и не анашу, а только вот эти и эти… и воскурять благовония надо только в час заката.
      И затягиваешь долгие, нескончаемые песни-молитвы… нет, не в такой последовательности, а в сякой… и ни в коем случае не перепутать.
      И тогда святые-здешние явятся на зов. Лишь они, святые-здешние, способны вернуть к жизни белого человека из ФБР.
      …Вот таким вот путем. Все путем, белый человек!
      Дед-дене Алберт Хостин, когда он был в возрасте внука Эрика, видел, как его дед-дене совершал ритуал Путь Благословенных, и видел, какие живительные чудеса сотворяются при этом…
      С точки зрения современной медицины, подобный ритуал — жалкое шаманство невежественного народца. Ну и лечись у современных медиков, белый человек! Встань и иди — к доктору в белом халате. Что, никак не встать? То-то! А вот после ритуала, может быть, встанешь. Есть многое на свете, бледнолицый, что и не снилось вашим мудрецам!
      …Другое дело, хочешь ли ты, белый человек, встать и идти? Сохранилась ли в тебе жажда жизни?
      И ведь нет, святые-здешние! Не желает его дух исцеления его тела. Его дух, видите ли, желает воссоединиться с духом своего отца! Его дух, видите ли, не желает возвращения в мир живых. Его дух, видите ли, слишком устал — до полного равнодушия, покоя сердце просит.
      Н-ну, знаешь ли! Если борьба между жизнью и смертью будет длиться бесконечно, тело в конце концов сдастся. И святые здешние не снизойдут до тебя, белый человек! Вернее, не вознесут тебя к себе!.. Тебе это надо, белый человек? Ах, на-адо?!
      А вот Алберту Хостину не надо, понимаешь! Исцеляться он, упрямец, не хочет, понимаешь! Дискредитирует тем самым универсальный Путь Благословенных, понимаешь!
      А н-ну, подъе-о-ом!!! Не можешь — научим, не хочешь — заставим!
      — Dey-dey-yetit-twoy-mati-syani-ahsuwu-sikim-kyo-pyah-ohlu-dey-dey-gyot
      —wyar-yan-syan-ohrash…
      Россказни счастливцев, перенесших клиническую смерть и вернувшихся обратно, — верить ли им? Нового в историях про то, как человек скончался, а после с того света вернулся, ничего нет. Даже если те счастливцы — люди творческие, с фантазией, с богатым воображением, со склонностью к преувеличениям… И те долдонят одно и то же, по сути, одно и то же. С вариациями. Вот, например, более чем знаменитый художник рассказывал:
      Как вылетела его душа из тела, взмыла к потолку и начала наблюдать за происходящим в палате: медперсонал забегал — доктора, профессора, медицинская сестра! Душа его немного понаблюдала за их работай, плюнула на все и полетела к БОГУ В РАЙ!
      И все-то ей стало сразу хорошо!
      Музыка звучит, тоннель по сторонам проносится, а впереди, совсем рядом — свет! Тот самый долгожданный свет в конце туннеля! Чуть-чуть до вечного блаженства оставалось, но душа его не удержалась и стала по сторонам смотреть, заинтересовалась, что да как. В смысле художественного оформления интерьера потустороннего мира, в частности — тоннеля. Как-никак художник! Смотрит, своды заштукатурены, а по ним узор в технике сграффито пущен, это когда по сырой штукатурке ножом вырезают, пока она не схватилась. Весь свод звездами шестиконечными изрезан, но так халтурно, кривое все, неровное, словно левой ногой работали!
      — Да, что же вы наделали! — думает душа. — Кто же такую похабень выполнил, руки бы ему оторвать!
      И вдруг голос чей-то, наверное Господа самого:
      — Ну, ты и дрянь, парень! Специалист хренов! Мы к тебе, как к человеку, а ты критиковать! Раз умный такой, и катись обратно к такой-то матери!
      Так художник заново и родился. Верно, не подошел для лучшей жизни…
      …Но современные медики с пеной у рта доказывают, что никакой загробной жизни, души нет и туннеля тоже нет. Просто когда человек умирает, кровоснабжение мозга нарушается и начинаются галлюцинации…
      Агент Молдер, доведись ему выкарабкаться из небытия, сказал бы: «Не так все было!»
      Не так, да. Никаких тоннелей, никаких сверхъестественных скоростей.
      Лежишь обнажен и недвижим — на чем-то травянистом, жестком, но приятном, стегу-ще-ласкающем. Дым. Или пар. Будь агент Молдер когда-нибудь в «бане по-черному», столь популярной в варварской России, он сказал бы: «Вот-вот! Так было!»
      Но — не гнетущий жар, а щадящее тепло.
      И над головой — не закопченный деревянный потолок, а звездное небо.
      И в звездном небе — то ли северное сияние, как на Аляске, то ли огромные бессловесные мерцающие силуэты.
      Вы кто?!
      Мы — бессловесные, потому догадайся с двух раз.
      Северное сияние?
      Эти… святые-здешние, что ли?
      Бессловесны. Однако — сдержанный, полный достоинства кивок.
      И что? Так и будем молчать и глазки строить?
      Они, святые-здешние, снизошли до тебя, доходяга… вернее, вознесли до себя, доходяга, не за тем, чтобы языком трепать. Они тут как бы… эманация. Слово такое — то есть как бы они здесь, но их нет. Они своей этой самой эманацией накликают людей, к мнению которых ты, белый человек, прислушивался при жизни — как их жизни, так и своей. Ты этих людей послушай, белый человек, — может, они тебя убедят все-таки вернуться в бренный мир из поднебесья.
      Какие-такие люди? Где люди?
      Да вот же, вот! Видишь?
      Не ви… Вижу! Сквозь сомкнутые веки, но вижу!
      — Здравствуй, агент Молдер!
      — Здравствуй, источник. Здравствуй, Бездонная Глотка.
      — Я уже не здравствую, агент Молдер. Я здесь, и значит, я уже не здравствую.
      — А я?
      — Ты пока здесь, а я уже.
      — Значит, вот почему ты не явился ко мне полгода назад и… и вот недавно.
      — Поэтому, поэтому.
      — А кто тебя… отправил сюда?
      — Крайчек.
      — Когда?!
      — Разве здесь и сейчас это важно? Агент Молдер, право слово, ты не меняешься, даже находясь на грани жизни и смерти. Проти-ивный!
      — А что тогда важно?
      — О! Сейчас услышишь. Внимай!.. Впервые мне пришло в голову, что время отсутствует, когда я от него полностью зависел. Оно отмеряло лично мою жизнь. Я отходил в вечную ночь, поглощающую цели и деяния, гасящую страсти и волю… Друг мой, я пришел к тебе со скучной и потусторонней ясностью мертвеца — не чтобы порицать тебя, но почувствовать огонь, который все еще теплится в тебе, и непомерную тяжесть, которая все еще лежит на твоих плечах, которую ты носил и носишь. Если ты ищешь только правды, если это все, что тебе нужно, то скажу тебе: не бывает суждения без правды. Суждение без правды — огромная зияющая пустота. Не заглядывай в пропасть и не позволяй пропасти заглядывать в тебя. Иначе поглотит. Пробудись ото сна, ибо он рождает чудовищ. Цени драгоценное время, не утеряй его…
      Бред какой-то! Невнятный! Будто сурдоперевод гнусавого халтурщика с пиратской копии какого-нибудь сериала типа «Икс-файлы», вброшенной Мистером Никотином и Ко для окончательного запудривания мозгов массовому обывателю!
      Да? Ты так считаешь, агент Молдер? А как тебе такая картинка — сквозь туман, сквозь дымку… Нет, не наяву! Здесь нет яви. Но тебе самому решать, агент Молдер, — чудовища ли это, рожденные спящим разумом? Или… воспоминания о будущем? Или… предвиденье прошлого?
      И не дымка-туман это. Чад это.
      И ядовитое облако — испускаемое скинутой внутрь, в вагон, капсулой.
      И захлопывающийся люк.
      И трафаретная маркировка на капсуле: «Осторожно! Цианид!».
      И толпа предсмертно верещащих существ.
      И среди верещащих существ — Скалли! Скалли?! Ты?! Брови, что ли выщипала?! А, нет! В резиновой защитной маске. Но сквозь стекла смотровых очков — глаза! Ее глаза! Расширенные от ужаса неминуемого конца. Скалли, ты?! Как ты туда попала?! Что ты там дела…
      И — тишина. Мертвая.
      …Ну и, агент Молдер? Не захотелось обратно? Хотя бы для того, чтобы… Как говаривал тебе один анархист: «Когда вы узнаете, что эти сволочи построили, то сами поймете — ломать всегда лучше, чем строить! Уничтожать! Уничтожать, срань господня!» Он бы мог повторить эти слова здесь и сейчас, но он немножко задерживается. Да-да, агент Молдер, ваш приятель-анархист тоже… того самого. Вернее, его… того самого. Догадываетесь, кто и по какому поводу? Он бы вам подсказал, если не догадываетесь, но, срань господня, застрял где-то на полпути. Анархист, что с него взять!
      Зато! Зато, агент Молдер, смотрите, кто здесь еще!
      — Папа!!!
      Здравствуй, сын. Не думал, что мы с тобой встретимся так скоро.
      — Папа! Прежде всего — кто тебя убил, пап?!
      — Разве здесь и сейчас это важно?
      — Мне — да.
      — А мне — нет.
      — А мне — да!
      — Ты абсолютно не изменился, мальчик мой… Ну, хорошо-хорошо, если ты настаиваешь… Твой бывший напарник. Крайчек.
      — Я знал! Я не мог догадаться! Я так и знал!
      — Ну и что, сын? Впрочем, я рад, что ты воспрянул духом… Да-а, не думал, что придется уговаривать вернуться к жизни человека, которому я и даровал жизнь изначально. Ложь, окружавшая тебя, отравляла мою душу. И ты попал сюда из-за нее. Ложь, которая, как я думал, навечно похоронит правду. Я не мог жить с этой ложью. Но ты — живи. Я прошу!.. Вот я стою перед тобой, и мне стыдно. Стыдно, что я сделал тот выбор давным-давно, когда ты был еще мальчишкой. Ты моя память, Фокс. Моя память живет в тебе. Если ты умрешь сейчас, вместе с тобой умрет правда. И только ложь переживет нас с тобой.
      Опять, черт побери, нечто сурдопереводное! Может тут хоть кто-то выражаться попроще?!
      — Папа! Какой выбор?! Скажи наконец! Ты не успел тогда… и сейчас речи твои смутны… Погоди! Саманта, моя сестра… Она тоже здесь?
      — Нет.
      — Значит, она жива?!
      — Значит, ее здесь нет. И более ничего не значит… Фокс, послушай! Меня бы в твоих глазах уничтожила правда, которую, как я считал, тебе знать было не нужно. Но меня больше нет. И это та самая правда, которую ты обретешь, если решишь отправиться дальше. Открой глаза, сын. Открой…
      И он открыл. И увидел уже не сквозь сомкнутые веки — звезды и полосы. Далекие холодные звезды в черном небе. И мерцающие тающие полосы то ли северного сияния, то ли уходящих святых-здешних.
      Святые-здешние сделали свое дело, святые-здешние могут раствориться…
 
      Штаб-квартира ФБР Вашингтон, округ Колумбия 20 апреля, утро
      — Сначала мы пройдем через металлоде-тектор. Убедительная просьба, заранее вынуть из потайных карманов пистолеты, помповые ружья, гранатометы и тому подобные средства самозащиты. Здесь они вам не понадобятся. Здесь вы под защитой Федерального Бюро Расследования… Шутка! О, нет, не по поводу защиты ФБР, а по поводу оружия… Затем экскурсия по мемориальному зданию Гувера, построенному в 1974 году на месте первоначального штаба ФБР… Вы также увидите список «крепких орешков», список «Десяти наиболее разыскиваемых». Если кто-то из вас опознает среди «крепких орешков» своих родственников, мы будем рады. Вознаграждение за опознание — пятьдесят тысяч долларов… Шутка! О, нет, не по поводу вознаграждения, но по поводу ваших родственников… За полвека существования списка в нем фигурировали имена 458 преступников. Из них 429 были схвачены. Самый «заслуженный» в списке, несомненно, Дональд Юджин Уэбб, специалист по ограблению ювелирных магазинов. В мае 1981 года застрелил шефа полиции в Пенсильвании. С тех пор в бегах и до сих пор не схвачен… Кроме того, в списке небезызвестный международный террорист Усама Бен Ладен. Кроме того, Эрик Рудольф, на совести которого шесть бомбовых терактов, включая взрыв на Олимпийских играх в Атланте и взрыв клиники в Бирмингеме в отместку за то, что там делают аборты. Кроме того, Августин Васкес-Мендоза, убивший в 1994 году тайного агента ФБР, внедренного в наркокартель. Кроме того, русский мафиозо Всеслав Берковский, мелкий мошенник и рэкетир по масштабам России, объявивший себя настоящим автором бестселлеров Джона Гришэма, Сидни Шелдона и Мартина Круз-Смита, и присваивающий себе их гонорары за все многомиллионные тиражи в России… Ну да вы все увидите сами. Если возникнут вопросы, задавайте. С удовольствием постараюсь ответить на каждый…
      Дожили! Страна победившей демократии! Экскурсии по ФБР! И ведь ни у кого из экскурсантов даже толком документы не смотрят, с картотекой не сверяются! Прошел метал лодетектор — гуляй на все четыре, задавай вопросы! Дожили!
      Впрочем, для бывшего агента ФБР Дэйны Скалли это нынче на руку. Присоседилась к экскурсии и — она в родных пенатах, ставших неродными. Теплой ее изблевало ФБР из уст своих…
      Ну тогда — с экскурсией. Страсть как хочется поглазеть на мемориал Гувера, на список «крепких орешков»… Век бы всего этого не видеть! Намозолили за годы и годы беспорочной службы!.. О-о, мисс Скалли, пожалуй, подредактировала бы список «Десяти наиболее разыскиваемых»! О-о, мисс Скалли внесла бы туда кое-кого более «заслуженного», чем всяческие международные террористы и российские «пирожки ни с чем»! Да хоть и некоего Мистера Никотина! Как же его, паразита прокуренного, зовут-то?! Мистер Никотин и Мистер Никотин…
      Ладно! Лиха беда начало. Сначала — металл одетектор.
      А он вдруг ка-ак запищит!
      Не пищать!
      Пищит…
      — О, агент Скалли! — Лиловый негр не подает пальто, как и не принимает пальто у посетителей. Он на страже. Он впускает и выпускает посетителей. Или не впускает и не выпускает. Слава богу, Дэйна, по старой памяти, для сторожевого негра еще не посетитель, а по-прежнему агент. До низов пока не дошло, что ее турнули. Слава богу! — Вы сегодня через центральный вход, не через служебный?
      Дернула плечиком. Почему бы и нет? Скалли, гуляющая сама по себе. И пусть у лилового негра даже подозрения не мелькнет, что она теперь — Скалли на раскаленной крыше. Поджимайся — лапки-то жжет…
      А металлодетектор пищит, сволочь неугомонная!
      — У вас с собой оружие, агент Скалли?
      — Нет. Сожалею, но нет.
      — Сожалею, но придется вас проверить.
      — Конечно-конечно.
      Проверил — более чутким ручным датчиком, проведя по бокам, по спине, по… в общем, облазил. Больше для проформы, но служба есть служба.
      Пищит!
      Да ну его!
      — Порядок, сержант?
      — Черт те что! Да ну его!.. Я как-то забыл булавку в пальто, так эта машинка чуть не рехнулась. Проходите, агент Скалли, проходите.
      Прошла.
      Что же вам понадобилось, частное лицо Дэйна Скалли, в стенах государственного учреждения?
      Да так… Повидаться кое с кем.
      С кем?
      Да с Железн… с мистером Скиннером.
      А вы знаете, у него прием по личным вопросам строго по пятницам, строго с тринадцати до четырнадцати. Не могли бы вы подойти в пятницу? В любое удобное для вас время — с тринадцати до четырнадцати?
      Прихожу на работу я в пятницу, посылаю начальство я в задницу! А сегодня четверг. После дождика. Он, мистер Скиннер, меня примет.
      Уверены?
      Мы предварительно созвонились.
      Ну-ну.
      Что ну-ну?! Пальцы гну!.. Примет, срань господня!
      А и принял! Один на один. — Скалли? Рад вас видеть!
      — Сомневаюсь.
      — Не сомневайтесь. Это очевидно.
      — Видите ли, Уолтер, с недавних пор я сомневаюсь буквально в самых очевидных вещах.
      — Опустим… Итак, вы хотели со мной встретиться по вопросу, касающемуся расследования?
      — Да, сэр. Мне попалась на глаза газетная публикация. «Геральд Трибюн». В Трентон-сити обнаружен труп. Пуля в затылок. У меня есть основания полагать, что это дело рук тех же или того же, кто виновен в смерти агента Молдера.
      — Могу я ознакомиться с публикацией?
      — Пожалуйста.
      — Спасибо… Черт, ничего не вижу. Старею, Скалли, старею. Очки? Где-то здесь были мои очки.
      — Вот ваши очки, сэр. На столе.
      — Спасибо.
      — Пожалуйста… Может, вам зачитать вслух,сэр?
      — Спасибо, я сам.
      — Пожалуйста…
      — Угу. Угу… Так… Ага… Ну и?
      — Дата смерти хакера Вонючки — и дата смерти профессора Вильяма Молдера. Профессор убит раньше. У вас в деле есть данные баллистической лаборатории. Мне бы хотелось сравнить…
      — Считаете, что оба убиты из одного и того же оружия?
      — Мне бы хотелось сравнить.
      — И?
      — Мы один на один, сэр?
      — Ска-алли!
      — Мало ли!
      — Ска-алли!
      — Хорошо… И тогда станет ясно… не только мне… что агент Молдер не причастен к убийству своего отца. И тогда мы можем найти того, кто на самом деле убил его… Их…
      — Вас отстранили от расследования, не так ли?
      — Я подумала, что все-таки могу быть чем-нибудь полезна.
      — Лишь бы не вредна. Боюсь, что не можете. Упомянутое вами дело находится под юрисдикцией полиции Трентона. Данные баллистической экспертизы переданы им.
      — Вы не хотите даже проверить?
      — Мисс Скалли, должным ли образом оцениваете всю ответственность…
      — Свою — да!
      — …всю ответственность моей позиции в должности помощника директора ФБР?
      — Я просто пыталась помочь вашему расследованию, сэр. Вашему объективному расследованию, сэр.
      — А мне сдается, что у вас желание повысить свои шансы для возвращения на должность.
      — Нет. Просто хочу найти ответ.
      — Я тоже хочу найти ответ. Только вопросы у нас разные!.. Вот скажите, Скалли, я что, буду вынужден подписывать ордер на обыск вашей квартиры?!
      — Зачем?
      — Чтобы найти эту п-п… простите… дискету!
      — У меня ее нет.
      — Нет?
      — Нет. Я же пока жива. В отличие от своего напарника.
      — Поправьте меня, если я ошибусь. Не намекаете ли вы, что эта п-п… простите… дискета стала причиной смерти агента Молдера?
      — Вполне допускаю.
      — Допущения — личное дело каждого! Вы способны принести мне «дымящийся пистолет», Скалли? Ради бога! Где он?!
      — Пока не знаю, сэр, но…
      — Никаких «но»! Найдете — приносите. Но лучше не ищите… Самодеятельность ваша мне уже вот где! Не ищите! Иначе я буду вынужден попросить вас отправиться домой и никуда оттуда не выходить, пока мы не закончим расследование.
      — Вынужден? И кто вас вынуждает, сэр? Кто способен оказывать давление на такую важную шишку, как помощник директора ФБР?
      — Не хватайте меня за язык! Никто не способен оказывать на меня давление! А вынуждаете меня вы, Скалли! Своим неподобающим поведением.
      — Вот как? И в чем оно выражается?
      — Во всем!
      — Это все, сэр?
      — Да, это все.
      Что ж, Винни, знаешь, чем грозит тебе прозвище Железный, если оно справедливо?
      Могу заржаветь, если ты, Скалли, обрушишь на меня потоки слез. Да?
      Нет. Можешь расплавиться, Винни, под моим испепеляющим взглядом.
      Ой-ой-ой, только не надо, не надо!
      Да-а, Винни, не железный ты, не плавишься. Но и не заржавеешь! Не дождешься от Скалли.
      — Стареете, Винни, стареете!
      — Что-о-о?!
      А ничего. Так, напоследок, через плечо.
      И дверью — хлоп!!!
      А ведь не один на один они беседовали, Уолтер Скиннер и Дэйна Скалли…
      Стоило двери шумно захлопнуться за Скалли, как бесшумно отворилась другая дверь — за спиной помощника директора ФБР. У помощника директора, конечно, кабинет не такой обширный, как у самого директора, но задняя комната, конечно, предусмотрена. По статусу. Ну там отдохнуть от трудов праведных на кушетке, бокальчик принять… Оральный секс, опять же, стал модным среди высшего руководства… На то и задняя комната. И дверь в нее закрывается плотно-плотно. Даже сигаретный дым не просачивается…
      …и это правильно! Иначе агент Скалли непременно унюхала бы — не одни они с Железным Винни в кабинете. Чутье у агента Скалли — о-о… Кошка на двух ногах! И когти у нее — о-о… Держитесь подальше, Мистер Никотин.
      Он и держится. Он и объявился, лишь когда агент Скалли наверняка ушла.
      — Ты спросил про дискету, Скиннер?
      — Ты же слышал. Спросил.
      — Я плохо слышал. У тебя отличная звукоизоляция.
      — Ну, извини.
      — И что она?
      — У нее нет ее.
      — Она так говорит.
      — Да, она так и говорит.
      — Оч-чень плохо. Это оч-чень плохо. Для всех нас, Скиннер, для всех…
      — Сначала мы пройдем через металлоде-тектор. Убедительная просьба, заранее вынуть из потайных карманов пистолеты, помповые ружья, гранатометы и тому подобные средства самозащиты. Здесь вы под защитой Федерального Бюро Расследования… Если возникнут вопросы, задавайте. С удовольствием постараюсь ответить на каждый…
      Конвейер, срань господня! Экскурсия одна за другой.
      Вы все туда — она оттуда.
      И вот что она, Дэйна Скалли, вам скажет, любопытные: не верьте гиду! На вопросы, возникшие у вас, любопытные, никто в этих стенах не ответит, тем более с удовольствием. Напротив, с удовольствием будут надувать щеки, игнорируя ваши вопросы, даже если ответы на них очевидны… И насчет никчемности средств самозащиты в этих стенах — тоже вранье. Тут впору проносить с собой в потайном кармане что-нибудь поэффективней помпового ружья или гранатомета. Маленькую атомную бомбочку! И взорвать, к чертовой матери, все это Бюро, якобы стоящее на защите! Разрушить до основанья, а затем…
      Скалли тряхнула головой, отгоняя наваждение-искушение, и чуть ли не с зубовным скрежетом преобразовала мимику на лице — от свирепости умозрительного предвкушения к непроницаемой холодной деловитости. Абсолютно лишне выдавать свои эмоции лилово-негритянской охране на выходе.
      Выйдем из этих отвратительных стен! Выйдем и из этих отвратительных стен!
      — До свиданья, сержант.
      — Уже уходите? Быстро вы…
      — Да гранаты у меня оказались не той системы, сержант.
      — Гранаты?
      — Хотела взорвать тут все, к чертовой матери, — не получилось.
      — Ха-ха! Приходите завтра! Но заранее уточните, какие гранаты подойдут. Мой вам совет, лучше всего — маленькая атомная бомбочка. Ха-ха!
      — Вы милый, сержант.
      — Рад был вас повидать, агент Скалли.
      — Аналогично, сержант… Простите, можно я еще разок пройду через металлодетектор? Со стороны входа. Знаете, мысль возникла, хочу кое-что уточнить.
      — Сколько угодно! Пока с ног не повалитесь!
      Прошла — пищит.
      Шаг вперед, два шага назад — пищит.
      А снова и опять? Пищит…
      — Эта штука чувствительней, чем зубной нерв, агент Скалли.
      — Вижу. Вот что, сержант, проверьте-ка меня еще раз ручным датчиком, если не трудно.
      — Легко!
      Ну, проверил… Пищит! И нарастает писк где-то в области плеча-лопатки.
      Что там у вас, мисс? Клеймо-лилия, ха-ха?!
      — Ожерелье, колье?
      — Нет, сержант. Сегодня — нет.
      — Ну не знаю…
      — Да я сама не знаю… А кто знает?! Доктор!
      Доктор всегда все знает. Он пациентов насквозь видит. Потому что рентгенолог. Работа у него такая — насквозь видеть.
      Вообще-то судмедэксперт из лаборатории ФБР чаще видит насквозь, не прибегая к рентгену. Он чаще имеет дело с трупами. Мертвые сраму не имут, Потому вспарывай им брюшную полость, вскрывай грудную клетку, трепанируй череп — и смотри насквозь. На здоровье!
      Но с живыми приходится быть поделикатней.
      Н-ну, что у нас болит, что беспокоит?
      Да знаете, доктор, не болит, не беспокоит, но… пищит. Вот тут…
      Допустят агента Скалли в лабораторию к судмедэксперту? По старой-то памяти! Или ее того-самого… успели, что называется, открепить? С них, со жмотов мелочных, станется! Без выходного пособия вышвырнуть, еще и от лаборатории открепить…
      Нет, пока нет. По счастью, до судмедэкспертов пока не добралась весть: агент Скалли со вчерашнего дня просто мисс Скалли.
      — Снимите блузку, агент Скалли. Не стесняйтесь. Я какой-никакой, но все-таки доктор… Встаньте сюда. Задержите дыхание… Готово!.. Снимок будет готов через минуту… Хотите кофе?
      — Спасибо, нет.
      — А я, с вашего позволения…
      — Разумеется, коллега, разумеется!
      — Простите, коллега…
      — Агент Скалли?
      — Минута истекла. Вы сказали, снимок будет готов через минуту.