Пресвитера Фэнли за глаза звали «стариканом Рэйги». Впрочем, с таким же успехом могли звать и в открытую. Святой отец и сам знал, что похож на недавнего президента, и это его ничуть не смущало. Пресвитеру Рейган казался симпатичным малым — таким, по его мнению, и должен был быть настоящий президент Америки. К тому же Рейган — республиканец. Республиканец — значит, человек. Потому что демократы — это ли не бесы в людском обличий?
      — Наш старикан такой же хитрый и изворотливый сукин сын, как и тот, — говаривал старый безбожник Джо Маньяни. Но кто его слушает? Дикция у Джо еще хуже репутации…
      Пресвитер всегда одевается безупречно. Ведь он знает, что его проповеди в первую очередь — действа. А в таком случае не обойтись без режиссера, костюмера и декоратора.
      Именно потому на отце Фэнли всегда чистая белая сорочка, дорогой галстук и нарядный голубой орнат. Именно потому за спиной пресвитера алый занавес с золоченым крестом посередине. И когда пастор читает проповедь, кажется, что он вещает с распятья, что это воистину сам Христос глаголет устами своего служителя, что отцу Фэнли открыто Слово Божие…
      Аминь.
      Вот и сейчас святой отец воздевает руки к потолку и в глубокой скорби смотрит на свой приход. А зал на сто шестьдесят мест внимает ему.
      — Царство Антихриста нисходит на землю, — говорит отец Фэнли, и в глазах священника блестят слезы. — Истинная вера, завещанная нам Господом нашим Иисусом, больше не находит приюта в сердцах человеческих. В сердцах наших с вами, братья и сестры!
      Голова пастора скорбно никнет.
      — Многие люди в наше время прикрылись одеждами цинизма и броней науки, — льется хорошо поставленный теплый бас — Они требуют доказательства всему, что видят их глаза. Они усомнились в самом существовании Господнем!
      Многие прихожане в ужасе крестятся. «Это ж как же можно быть таким отступником»! — думают они. А пастор продолжает:
      — Как-то ко мне пришла одна девочка из Пенсильвании. Ее одолевало сомнение. «Святой отец, — обратился ко мне этот усомнившийся ребенок, — мой брат сказал, что вовсе не Моисей разделил Красное море. А сделали это ветры и сильное океанское течение»… Пресвитер развел руками: мол, о чем еще здесь можно говорить?
      — Она спрашивала меня: «Святой отец, правда ли на свете есть чудеса, или все истории Библии — это просто выдумки и сказки?».
      Фэнли грустно покачал головой.
      — Вы видите, — сказал он прихожанам, — в наше время перестают верить даже дети… А сбившиеся с истинного пути и попавшие в объятья сатаны все смелее проповедуют ложь, прикрывая ее словами о научном познании.
      Он выдержал паузу.
      — Но я уверил девочку, что чудеса существуют. Я сказал ей: «Чудеса, дитя мое, это то, что не должно истолковываться и оправдываться как-то рационально». Ведь тот, кто истинно верует в Господа нашего, свидетельствует о чудесах его без всяких сомнений. Ибо сомнение сеет отец греха сатана.
      Отец Фэнли поднял вверх руки и сжал кулаки. Глаза его были закрыты и из них катились слезы.
      А по пальцам вдруг побежала кровь.
      — Кровь моя течет, как испытание веры вашей, — громогласно возвестил он. — Откройте свои души, и только тогда вы сможете постигнуть ни с чем несравнимое величие нашего всемогущего Господа.
      Голос отца Фэнли с каждым словом набирал силу, становился все громче и почти переходил на крик.
      Среди прихожан слышались возгласы удивления. Кто-то из пришедших впервые падал на колени. Двое детей — брат и сестра лет семи-восьми — сидели, открыв рот.
      И только маленький полноватый человечек с большими залысинами, одетый в дорогой серый костюм, смотрел на пастора спокойно и даже почти скучающе.
      Малькольм Фэнли вдохнул и выдохнул сладковатый воздух своей «кельи». «Что-то устал сегодня», — подумал он, расстегивая верхнюю пуговицу сорочки. Пастор через голову стащил галстук и повесил его на спинку стула, а затем прошел к зеркалу.
      Зеркало отразило святого отца понурым мужчиной с крашеными волосами и подведенными бровями. Хорошо еще, что оно не тестирует на запах изо рта… Фэнли вздохнул и принялся стирать грим мокрой тряпочкой.
      Он уже полностью оттер левую половину лица, когда, тихо скрипнув, слегка приоткрылась дверь.
      — Входите, — крикнул пастор. — Не заперто.
      Дверь снова скрипнула, и в зеркале отца Фэнли отразился маленький человечек, до этого скучавший на проповеди.
      — Ваши слова произвели на меня очень большое впечатление, — с порога сказал посетитель, глядя на священника влажными улыбающимися глазами. — И мне подумалось, что я не могу не сказать вам об этом.
      — Спасибо, — несколько удивленно произнес пастор, — я и не ожидал, что моя скромная проповедь способна…
      — Я только хотел сказать, — перебил его посетитель, — что некоторые люди действительно веруют.
      — Ну что ж, это хорошо, — кивнул Фэн-ли, вежливо улыбаясь, — мне это действительно нравится. Приятно знать, что я затронул душу хотя бы одного человека.
      — О, — человечек возвел глаза к небу, — вы повлияли не на одного человека, а на мно-. гих, очень на многих… но особенно на меня.
      Он вдруг быстрыми шагами пересек комнату и резко крутанул к себе стул отца Фэн-ли. Святой отец еще не успел понять, что происходит, а пальцы маленького человечка впились в его горло.
      — Боже мой, нет! — задыхаясь, прохрипел пастор.

      Скалли склонилась над трупом святого отца.
      — У него ожоги на шее, — сказала она, приподнимая подбородок мертвого священника. — Ткань обуглена и оплавлена. Вообще-то полиция предполагает, что его задушили, но в таком случае я не знаю, как объяснить большую потерю крови.
      И Скалли показала на красную лужу возле тела пастора.
      Молдер выглянул у нее из-за плеча, рассматривая распластавшегося священника.
      — А местный приход говорит, что святой отец Фэнли пускал кровь из рук, — он помедлил и усмехнулся. — Прямо как на распятии.
      — То есть они видели стигматы? — уточнила Скалли.
      — Да, знак, который господь дарует лишь избранным.
      Скалли пристально всмотрелась в ладонь священника, а потом даже поводила по ней пальцем.
      — Но я не вижу никаких ран у него на ладонях, — сказала она.
      Молдер хмыкнул. Он опустился перед трупом и сунул палец в лужицу крови около тела. Скали с удивлением уставилась на напарника, а тот неожиданно подмигнул ей и отправил палец в рот.
      — Мне кажется, в нашем случае веры было слишком много, — пробуя кровь на вкус сказал он. — Впрочем, как и сахара: его тоже здесь с излишком…
      Скалли по-прежнему смотрела на Молдера с удивлением.
      — И что ты делаешь? — поинтересовалась она. — Это можно узнать?
      Молдер ей опять подмигнул.
      — Пью кровь, — честно признался он. -г Я вообще но натуре вампир. Ты разве не замечала? Каждую ночь в полнолуние… да что там скрываться, чихал я на полнолуние! Так вот, каждую ночь я превращаюсь, — он на секунду задумался. — В Бегемота. И ядовитым раздвоенным языком душу служителей разных культов…
      — А все-таки как же с кровью? — напомнила Скалли. — Или ты еще и кровососущий Бегемот?
      — Ну естественно, кровососущий. Ты разве видела других?
      Скалли не нашла что ответить.
      — Только вот кровь у нашего святого отца не настоящая, — продолжал Молдер. — Как истинный ценитель, это я могу утверждать с полной уверенностью.
      Он расстегнул две пуговицы на сорочке пастора и принялся разглядывать пакетик, закрепленный на поясе отца Фэнли.
      — Этот кетчуп на мой вкус не только слишком сладок, но и кровь-то напоминает недостаточно. Взгляни, Скалли.
      Пластиковый брикет кетчупа, очевидно, надорвался от падения отца Фэнли и теперь истекал своим кровавым содержимым. Кстати, действительно слишком темным для цвета «Blood».
      — Как и все остальные, — сказал Молдер, качая головой.
      — Какие остальные?
      — Я видел досье на несколько международных религиозных убийств за последние три года. Во всех случаях убиты были так называемые «стигматики»… Между прочим, они тоже оказались поддельными, как и наш святой отец.
      Молдер поднялся и бросил взгляд на часы. Скалли кивнула.
      — Согласно нескольким религиозным учениям на базе христианства, — сказала она, набрасывая на плечи плащ. — Двенадцать стигматиков мира живут во все времена и представляют двенадцать апостолов Христа. Они являются их посланниками и, если хочешь, проекциями…
      — Угу, и сюжетными заместителями, — скептически заметил Молдер. — Все это шито белыми нитками. Слишком много бывает подражателей. Взять хоть тех же одиннадцать убитых, например.
      — Одиннадцать? — переспросила Скалли. — Тебе эта цифра ни о чем не говорит?
      Молдер пожал плечами.
      — Я же говорю, все шито белыми нитками.
      — А кто и почему их убивал, ты в курсе?
      — Ну, версий не так много. Первая: убийца — религиозный фанатик, разоблачающий церковных деятелей с рвением идиота. Вторая: он — психопат, который ненавидит церковь до того, что готов убивать.
      — Да, — задумчиво протянула Скалли, — он определенно обижен на церковь…
      Они направились к выходу, и Молдер последний раз бросил взгляд на тело пастора.
      — Главное, — сказал он, — сейчас в том, что, если я хоть что-то понимаю, убийца уже начал поиск жертвы номер двенадцать. И кто ею станет, нам нужно понять как можно быстрее.

      Начальная школа Риджвей Лавленд, Огайо
      Школу Риджвей построили всего пять лет назад, и можно было с уверенностью сказать, что это самое молодое здание в Лав ленде. Да и, пожалуй, одно из самых крупных. Городок-то крошечный, всего четырнадцать тысяч жителей. Здесь когда новая семья домик построит — событие. А тут — новая школа. Правда, Кевин не помнит, как именно тогда праздновали открытие. Но весело было — это точно. Отец водил его к новенькой трехэтажной постройке и спрашивал:
      — Нравится, Кев?
      А Кевин согласно мотал головой и изумленно рассматривал блестящую крышу школы. Она ему нравилась больше всего. Отец смеялся, взлохмачивал Кевину волосы и за руки тащил к крыльцу. Кевин почему-то очень боялся этого крыльца и изо всех сил упирался. Удавалось ли отцу его на это крыльцо затащить, Кевин отчетливо не помнил. Может, и удавалось, а может, отец, как всегда смеясь, прекращал борьбу с сыном перед первой ступенькой. Потом он вел Кевина домой, обязательно спрашивая:
      — Хочешь учиться в этой школе? А Кевин опять согласно кивал…
      Через год он впервые пришел в Риджвей как ученик. Это было интересно — ощущать, что то, чем ты восхищался раньше, теперь занимает постоянное место в жизни. В школе Кевину нравилось. В ту пору ему вообще нравилось все, кроме шпината и несоленых гренок.
      А потом ушел отец… И все изменилось навсегда.
      Миссис Енхайм начала урок минут на пять раньше положенного. Она пересекла кабинет вдоль доски и остановилась у окна.
      — Сегодня мы повторим деление, — сказала она, заложив руки в карманы своего длинного коричневого пиджака. Пиджак ей очень не шел. Это было видно и невооруженным глазом. Однако подруга миссис Енхайм — Мария Салаке — уверяла, будто бы коричневый скрывает излишнюю полноту. А в это очень хотелось верить. Ведь миссис Енхайм было уже даже не сорок, а похудеть так и не удалось.
      Помимо пиджака Салли Енхайм носила все цветастое: платья, блузы, шляпки, — отдавая предпочтение желтым и мутно-зеленым оттенкам. И конечно же, туфли на высоком каблуке. Ведь высокий каблук придает ей стройность и тоже, что ни говори, отвлекает от недостатков фигуры,..
      Миссис Енхайм — крашеная брюнетка, а Кевину не нравятся крашеные брюнетки. Кевину вообще не нравятся женщины. За исключением мамы, конечно. К тому же миссис Енхайм — толстая и визгливая. И волосы ее больше похожи на парик. Стив Линти даже врал, что это и есть парик. Только кто верит Стиви? Хоть и не проверишь, а все равно, в классе знают, что он — трепло, каких мало…
      И зачем миссис Енхайм сегодня опять заявилась раньше, чем нужно. Что ей дома не сидится?
      Когда учительница отвернулась и стала царапать мелом по доске, Кевин достал пле-вательную трубочку. Конечно, в саму миссис Енхайм он плевать не станет — зачем создавать лишние проблемы? А вот рыжей Милли с третьей парты точно достанется. Эта веснушчатая любимица учителей последнее время совсем задрала нос. А Кевин не любит, когда девчонки задирают нос.
      Он оторвал краешек тетрадного листа и сосредоточенно его сжевал. Пулька будет что надо! А рыжая Милли, ничего не подозревая, пишет. Ну, сейчас она удивится…
      Бумажный шарик щелкнул о распущенные волосы Милли и отскочил куда-то под парты. Кевин спрятал трубочку и сделал вид, что с огромным увлечением слушает миссис Енхайм.
      Милли прореагировала мгновенно. Развернувшись, она безошибочно определила своего обидчика.
      — Урод! — прошипела она, скорчив злобную физиономию. — Ну, ты еще пожалеешь об этом!
      Милли отвернулась, но инцидент не остался за кадром для миссис Енхайм. Покачав головой, она подошла к парте Кевина.
      — Кевин Крайдер, — сказала учительница, глядя в голубые глаза нарушителя спокойствия, — наверное, за последние двадцать четыре часа мы стали Давидами копперфильдами в математике. Выйдите к доске и откройте нам свои таланты в области деления чисел.
      Десятилетний мальчик поднял на учительницу взгляд и, вздохнув, отправился к доске. Светлые волосы до плеч, джинсовый костюм, ямочки на щеках — все это Кевин Крайдер. Кевин Крайдер, который вовсе не Дэвид Копперфильд, и поэтому на доску он смотрит задумчиво. А то и вообще враждебно.
      — Кевин, ты не знаешь, как рисуется знак деления? — ехидно поинтересовалась миссис Енхайм. — Может быть, ты нуждаешься в помощи?
      По классу слышатся смешки. На первых партах робкие, а к последним — переходящие в ржание. Как же Кевин не любит этот стадный смех! Его друзья — и те покатываются. От обиды он даже сжал кулаки.
      Миссис Енхайм посмотрела на него снисходительно.
      — Давай поделим 11 на 179. Если это для вас, Кевин Крайдер, не кажется слишком сложным.
      Опять смех. Дурацкий смех.
      Кевин начертил перпендикулярные перекладины знака деления. Начал вписывать числа. Пусть они не смеются — он знает, как разделить 11 на 179. Вот только что-то мел в руке становится непослушным. И ладони опять горят. Почему же так больно?
      Кевин скривился и уронил мел.
      — Это с чего вдруг… — начала было миссис Енхайм, но осеклась.
      Десятилетний мальчик смотрел на свои ладони, а с ладоней текла кровь. Ее капельки падали на брюки и ботинки Кевина, на пол и на упавший кусочек мела.
      — О боже мой… — прошептала миссис Енхайм.

      — Это, в общем-то, и все… — закончила мисс Расси.
      Молдер кивнул.
      — Спасибо, что так быстро связались с нами.
      Чернокожая директриса развела руками и голливудски улыбнулась.
      — Что же мне еще было делать?
      — Мне говорили, что с мальчиком уже происходил подобный инцидент, — сказала молчавшая, до этого Скалли.
      — Да, — подтвердила мисс Расси, — в прошлом году Кевин пришел в школу с сильным кровотечением. Естественно, мы подумали, что его избивают родители…
      — Это подтвердилось?
      — Вроде бы да. Отца Кевина арестовали, а мальчика передали под опеку матери, — мисс Расси помедлила. — Позже мистера Крайдера поместили в психиатрическую лечебницу.
      Молдер и Скалли переглянулись.
      — А что произошло? — нахмурившись, спросил Молдер.
      Директриса вздохнула.
      — Ну, выйдя из тюрьмы, он заперся с сыном в своем доме, угрожал полиции, кричал, что защитит сына… и что Кевин — сын божий.
      Скалли заглянула в приоткрытую дверь медпункта.
      Маленькая чистенькая комнатка с парой столиков и развешанными по стенам стеклянными шкафами. На полках — пузырьки, таблетки и прочая медицинская атрибутика. Кевин сидит на белом пластиковом стуле, и молоденькая медсестра обрабатывает ранки на его ладонях.
      Скалли зашла и остановилась рядом с сестрой.
      — Как у него дела? — спросила она.
      — Сейчас в порядке.
      Мальчик поднял абсолютно голубые глаза.
      — Привет, Кевин, — улыбнулась Скалли, — меня зовут Дэйна. Ты позволишь поговорить с тобой минуты две?
      — Мне придется вернуться в приют?
      — Пока не знаю. Мы хотим выяснить, что же с тобой случилось. Ты можешь мне сказать, откуда у тебя эти раны на руках?
      — Нет, — Кевин помотал головой и отвернулся.
      — Нет — не знаю или нет — не могу?
      — А вы хотите, чтобы я сказал, будто со мной так поступил папа?
      От такой постановки вопроса Скалли несколько растерялась.
      — Нет, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты сказал правду.
      Кевин вздохнул.
      — Мне не настолько хорошо, чтобы я говорил правду.
      «У мальчика действительно нездоровый вид», — подумала Скалли. Она дотронулась до лба Кевина — лоб был горячий.
      — У него, по-моему, лихорадка, — сказала Скалли, поворачиваясь к сестре. — Вы ему температуру мерили?
      Сестра удивленно распахнула глаза.
      — Вообще-то нет, ведь… — она чуть-чуть замешкалась. — Сейчас померяю.
      И она дала Кевину градусник.
      — Кевин, ты очень храбрый мальчик, — глядя ему в глаза, сказала Скалли. — Тебе совершенно нечего бояться.
      Кевин кивнул.
      Энни Крайдер появилась неожиданно для всех. Она просто вылетела из какой-то двери и чуть не сбила с ног мисс Расси.
      — Где Кевин, у него все в порядке? — с ходу закричала она
      — У него все прекрасно, — поспешила ее заверить директриса, — сейчас сестра меняет ему повязки.
      Энни заглянула в медпункт и увидела, что Кевин спокойно сидит за столом, а с ним беседует какая-то женщина. Миссис Крайдер закрыла глаза.
      — О боже, — прошептала она, — а я думала, что все уже кончено.
      — Миссис Крайдер, — вступил в разговор Молдер, — меня зовут Фокс Молдер. ФБР.
      — ФБР? — прищурилась Энни. — Кто вызывал сюда ФБР?
      — Мы приехали, потому что есть причины полагать, что Кевину грозит опасность. Таких, как Кевин, кто-то избрал мишенью…
      Молдер неожиданно напоролся на негодующий взгляд.
      — Что значит «таких, как Кевин»?
      — Ну, людей, у которых возникают раны, которые можно назвать стигматами.
      Ртуть в градуснике Кевина ползла все быстрее. К высшей отметке она добралась рывком, точно бывалый спринтер. После этого кончик градусника немного подумал над своей судьбой, а затем с треском отделился от корпуса, взяв курс на один из стеклянных шкафов.
      — Это еще что такое? — Скаллю выхватила градусник у мальчика.
      — Я ничего не делал, — заверещал Кевин. — Он сам сломался.
      Подскочившая сестра уставилась на сломавшийся термометр.
      — Ничего не понимаю. Брак, наверное…
      — При чем здесь стигматы? Может, он просто поранился, играя с другими детьми, — пожала плечами Энни.
      — Может быть, — не стал спорить Молдер. — Всему можно найти объяснение, но мне кажется, что сейчас лучше всего отдать мальчика в приют… Пока мы не разберемся.
      — Неужели вы подумали, будто это я резала руки Кевину?
      — Мы не знаем, — спокойно сказала мисс Расси. — Но нам нужно время, чтобы понять, в чем тут дело.
      — Я его и пальцем не тронула. Я не могу причинить зло своему собственному ребенку. Вы слышите?!
      Миссис Крайдер.с ненавистью посмотрела на ФБРовца и директрису.
      — Мне уже приходилось бороться против тех, кто хотел развалить мою семью. И я говорю: сын — мой. Точка.
      Миссис Крайдер резко повернулась на каблуках и, не оборачиваясь, пошла к выходу.
      — Обожаю свою работу, — глядя ей вслед, саркастически заметила мисс Расси. — Ну, я, пожалуй, тоже пойду.
      Она кивнула Молдеру и нырнула в один из боковых проходов коридора.
      Молдер задумчиво почесал переносицу и направился к медпункту. Впрочем, дойти до него он не успел — из дверей вынырнула Скалли.
      — Можем идти, — сказала Дэйна. — По крайней мере, здесь уже нет ничего интересного.
      — Идем так идем.
      На небе собирались тучи. Если верить прогнозу погоды, то вот-вот пойдет дождь… И так вторую неделю.
      — И что ты думаешь про руки Кевина? — спросила Скалли, зябко ежась.
      — Мне кажется, ребенок сам себя ранит. Его отца посадили за решетку, а он хочет, чтобы его вернули.
      — В таком случае, надо побеседовать с отцом. Он говорил, что Кевина нужно защищать, может быть, скажет, и от кого…

      Если бы муниципалитет проводил конкурс на самое убогое городское здание, психиатрическая лечебница Бришби почти наверняка бы его выиграла. Деревянное двухэтажное здание без окон, казалось, готовится развалиться от очередного порыва ветра. Молдер отметил, что и доски пригнаны не особенно хорошо.
      — На месте администрации я бы опасался, что пациенты утекут через щели, — сказал он, ступая на крыльцо.
      Внутри лечебница, как ни странно, выглядела лучше, и если бы не обилие решеток, ее можно было бы принять за частный дом семьи среднего достатка. Полная дама с горделивым выражением на лице проводила агентов в комнату для свиданий и тут же удалилась, отчаянно виляя бедрами. Молдер так и не понял, какую должность она здесь занимает.
      — Захочет ли говорить с нами мистер Крайдер? — сказала раздумывающая над чем-то своим Скалли.
      Молдер пожал плечами.
      Мистер Саймон Крайдер говорить пожелал.
      Когда его ввели, Скалли подумала, что, видя этого человека за железными прутьями, она скорее представляет его политическим узником какого-нибудь диктаторского режима, чем душевнобольным. А Молдер подумал, что Крайдер напоминает ему актера Харрисона Форда.
      Лет около сорока. Высокий шатен. Резко очерченное лицо. Открытый лоб, спокойные карие глаза, уверенные движения. Говорил мистер Крайдер ровно, взвешивая каждое слово.
      — У него снова идет кровь, правда? — спросил он вместо приветствия.
      — Да, — ответила несколько озадаченная Скалли, — но откуда вы знаете?
      Крайдер посмотрел на нее, как показалось Скалли, оценивающе. Он даже прищурился, отчего около глаз обозначились маленькие, но. достаточно глубокие морщинки.
      — Верные христиане знают, — уронил он наконец.
      — Хм, — сказал на это Молдер, — Мистер Крайдер, мы к вам вот по какому поводу. Вы утверждали, что Кевину грозит опасность. Не могли бы вы объяснить, откуда такая уверенность?
      Саймон поводил пальцем по прутьям решетки.
      — Воистину только когда гром небесный заглушает речь пастыря, люди хотят ее слышать…
      Он грустно посмотрел на Молдера.
      — Ребенку грозила опасность задолго до того, как я начал это утверждать, — сказал Крайдер, полуприкрыв глаза. — За ним уже давно наблюдали… А во мне недостало веры почувствовать беду раньше.,. — он развел руками. — Теперь я наказан за свои грехи.
      — Хм, — снова сказал Молдер. — Вы говорите, что за мальчиком следили. Кто это был, вы не знаете?
      — Темные силы, — ответил «Харрисон Форд».
      «Конечно, — подумал Молдер, — находиться в этих стенах и не задумываться о темных силах просто противоестественно. Мог бы и раньше догадаться».
      — Да-да, именно темные силы, я утверждаю это даже несмотря на вашу скептическую улыбку, — сказал Крайдер Молдеру. — Вы просто еще многого не знаете, молодой человек. Они начали охоту на моего сына. И их проводником станет очень богатый и влиятельный человек.
      — У него есть какие-нибудь приметы? — спросила Скалли.
      — Приметы? — задумчиво протянул Крайдер. — Я точно знаю, что он придет с юга.
      — И чего же хотят темные силы вместе с влиятельным человеком с юга? — поинтересовался Молдер, уже понявший, что идея получить хоть какую-то информацию накрылась медным тазом. К тому же еще со школы он питал неприязнь к историям про борьбу светлых и темных сил. Очень уж их любил святой отец Мак-Милан…
      — Они жаждут получить контроль над всеми душами, — объяснил Крайдер. — Вы должны понять, что идет великая война между добром и злом.
      — Армагеддон сегодня, — подала голос Скалли.
      Молдер сдержал вздох. А Крайдер продолжал:
      — Но Бог обязательно найдет кого-нибудь достаточно сильного, чтобы остановить это… и принести себя в жертву.
      — И он выбрал вас, — подытожил Молдер.
      — Нет, я лишь жалкий посланник. Но… — Крайдер покачал головой, — я как вещая Кассандра, которой никто не хочет верить…
      — Нам все понятно, — кивнул Молдер. — Спасибо за сотрудничество.
      Он обернулся к Скалли, которая то ли что-то писала, то ли рисовала в блокноте. Молдеру показалось, что при этом она разглядывает не столько Крайдера, сколько стену за его спиной.
      — Пойдем, Скалли, — сказал он ей и направился к выходу. Скалли кивнула, спрятала блокнот и последовала за напарником.
      — Вам придется пройти полный круг, чтобы добраться до истины, — вслед им сказал Саймон Крайдер.
      — Простите, — обернулся Молдер. — Вы сказали «полный круг»? Что вы имеете в виду?
      Душевнобольной посмотрел в глаза агенту ФБР.
      — Узнаете, — сказал он. Скалли вздрогнула.

      Детский приют Линли
      Луна за окном была большой и бледной. Когда на нее набегало легкое облачко, она принимала совсем уж нездоровый вид, становясь похожей на…
      — Лицо покойника, — заунывно протянул Кевин.
      Завернувшись в одеяло, он сидел на своей кровати и с довольной улыбкой посматривал на остальных. В спальне было темно, но Кевин и так знал, что зубы толстого База отстукивают чечетку, а Джек Симе от страха зажмуривается. Близнецы Ластингсы с открытыми ртами ждут продолжения, и их одинаковые карие глаза широко открыты. А малыш Лютер уже давно укрылся с головой, но все равно ловит каждое его слово…
      — Они бежали по длинному темному коридору, — змеиным шепотом продолжал Кевин, — но все двери были закрыты. Они слышали жуткий скрип, который становился все громче и громче…
      Кевин выдержал паузу.
      — Мама, — тихо сказал Джек и зажмурился еще сильнее.
      — Скоро им крышка, — доверительно сообщил Кевин, раскачиваясь на кровати.
      Кровать тихо заскрипела.
      — Кровавые ноги зомби волочатся по их следу. Шаг за шагом…
      — А как он выглядит? — спросил изо всех сил храбрящийся Норман Ластингс.
      — Ты действительно хочешь это знать? — передразнивая его испуганный шепот, осведомился Кевин.
      Утвердительного ответа не последовало. Кевин Крайдер помолчал с полминуты, а потом, тяжело роняя слова, произнес:
      — Он похож на дьявола.
      В этот момент Базу показалось, что луна заглянула в окно, злобно улыбаясь. А может, это вовсе не луна? Захотелось заорать благим матом.
      — Он похож на дьявола, — с расстановкой повторил Кевин. — Его пальцы — как вилки. Когти у него из мертвой стали. Ими он рвет молодое мясо… Но главное — он лысый. Вы знаете, почему он лысый?
      — Нет, — сказал кто-то из близнецов. Кевин победно хмыкнул.
      — Он лысый, потому что его волосы сгорели в аду.
      Входная дверь в спальню резко распахнулась, и в комнату ударил яркий свет из коридора. Баз все-таки заорал.
      В дверном проеме стоял человек, и этот человек был абсолютно лысым. Его ужасные выкаченные глаза кого-то искали.
      Следом за Базом заорали все, кроме Кевина и малыша Лютера. Тот тоже открыл рот, но так и остался сидеть тихо, с ужасом глядя на приближающегося монстра. Осталь— ные прыснули по углам, Джек Симе отчаянно заколотил в окно.
      Лысый зомби шаг за шагом приближался к застывшему Кевину. Подойдя почти вплотную, он пристально посмотрел на мальчика. Лапой с когтями из мертвой стали он цапнул ладонь Кевина и поднес ее к глазам.
      На бинтах расплывалось кровавое пятно.

      Портрет получался канонический. Голова яйцом, глаза навыкате, то ли изрезанное, то ли морщинистое лицо. Одет в черное. Короче, такой типаж злодея эксплуатирует добрая половина производителей комиксов.
      — Итак, у него были острые уши, — сказал Молдер, заглядывая через плечо художника.
      — Угу, — подтвердил Баз.
      — А какого цвета волосы: темные, светлые? Все дети посмотрели на Молдера с ужасом.
      — У него нет волос, — прошептал Джек Симе.
      — Да-да, — подтвердил Ник Ластингс. — Потому что они сгорели в аду.
      Молдер улыбнулся.
      — А какого он был роста, с меня или выше?
      Норман Ластингс с сомнением оглядел Молдера.
      — Выше, гораздо выше.
      — Он был похож на каменного тролля, — подсказал Лютер.
      — Ты-то откуда знаешь? — взвился Джек Симе. — Вообще все время под одеялом сидел.
      — Я под одеялом сидел?! — оскорбился Лютер. — Да ты сам…
      — Спокойно, — остановил их Молдер. — Большое спасибо, джентльмены. Все, что рассказано вами, очень поможет в поимке кровавого мутанта…
      Молдер поймал взгляд полицейского сержанта и покачал головой. Сержант только пожал плечами.
      — Зомби, — поправил Джек, — Кевин говорил, что это зомби.
      — Все равно поможет, — уверил его подошедший сержант…
      Скалли склонилось над кроватью Кевина. Обычная казенная кровать с казенным бельем. Но…
      На простыне четкий отпечаток ладони. И вроде бы ничего необычного, дети все-таки, мало ли что они могут сделать. Вот только отпечаток этот сделан кровью…
      Из-за двери послышалось:
      — Немедленно пропустите меня! Кто я? Я — Энни Крайдер, и здесь мой сын!
      В комнату влетела мать Кевина. С ужасом глядя на снующих по спальне полицейских, она выдохнула:
      — Что случилось с Кевином?
      Скалли оторвалась от изучения простыни.
      — Он был похищен из этой комнаты, — сказала она. — И остальные дети видели это. Мы сейчас получаем описание похитившего его человека…
      — Вы должны были его защитить, — закрыв глаза, тихо произнесла Энни Крайдер, — Вы же уверяли, что он будет в безопасности.
      Она медленно опустилась на пол и схватилась за лицо руками.
      — Извините, миссис Крайдер, мы делаем все, что можем, — понуро произнес вынырнувший из-за спины Скалли Молдер. — Извините.