Вашингтон, округ Колумбия
       День первый
 
      — Я не понимаю, — заметила Скалли, когда Малдер припарковал машину и выключил зажигание, — какой стороной случившееся связано с нашим проектом?
      Судя по вывеске, ограбленный магазин был ювелирным. Сигнальные огни полицейской машин и сразу двух «скорый» отражались в зеркальных витринах праздничной иллюминацией.
      — Если я раскрою тебе связь, — Малдер ухмыльнулся, — это и будет считаться подведомственным нам преступлением…
      — Ну спасибо!.. — отозвалась Скалли: шутка показалась ей несвоевременной и неуместной.
      Малдер тут же пошел на попятную:
      — Да я и сам ничего не знаю, — он пожал плечами. — Мне позвонил один парень, с которым мы когда-то работали в Отделе насильственных преступлений, и сказал, что очень хотел бы меня здесь видеть.
      Они выбрались из машины, продрались сквозь изрядную толпу репортеров и зевак, показали удостоверения полицейскому, стоящему у дверей магазина, вошли внутрь. И тут же едва не столкнулись с носилками, которые катил к выходу представитель коронерской службы. Внутри застегнутого на молнию стандартного пластикового мешка угадывалось человеческое тело. Чуть в стороне ждали своего часа еще одни носилки — видимо, ограбление закончилось двойным убийством.
      — Реджи! — Малдер устремился к высокому немолодому афроамериканцу и ткнул его кулаком в живот. — Здравствуй, Реджи!
      Тот рассмеялся:
      — Терпеть не могу, Малдер, твоих энергичных приветствий! От них потом все мышцы ноют…
      Они обнялись.
      Судя по всему, этот Реджи и был тем самым парнем, что позвонил Малдеру. Он же, похоже, командовал армией, брошенной властями на расследование преступления.
      — Наш спецагент Дана Скалли, — сказал Малдер. — А это — Реджи Фэрду!
      — Рад с вами познакомиться! — Реджи кивнул и улыбнулся. Улыбка казалась доброжелательной.
      — Я тоже, — Скалли улыбнулась в ответ. — Что здесь у вас произошло?
      Улыбка сползла с физиономии Реджи. Он снял очки, сунул во внутренний карман пиджака, потер переносицу.
      — Стрелок поработал… Прикинулся покупателем, дождался, пока продавщица наполнит его сумку, и расплатился свинцом.
      — А охранник?
      — Получил следующую пулю, — Реджи кивнул в сторону носилок с трупом. — Шустрый оказался стрелок! По всем повадкам — профессионал! — лицо его перекосила странная гримаса. — Впрочем, ребята еще работают.
      Он окинул помещение хозяйским взглядом.
      Скалли тоже огляделась.
      «Ребята» были заняты привычной суетой начавшегося расследования. Кто-то обрабатывал порошком витрину с драгоценностями — наверняка она было захватана так, что потребуется сто лет на проверку всех зафиксированных отпечатков (следов преступника среди них, как водится, не будет и в помине). Кто-то целеустремленно черкал в блокноте, время от времени задавая вопросы свидетелю. На этот раз — для разнообразия — свидетелем оказалась свидетельница, довольно смазливая заплаканная девица в форменной юбке и пиджачке с бэджем на левом лацкане. Наверное, тоже продавщица… Один тип и вовсе жевал гамбургер, запивая его кофе из бумажного стаканчика. Лишь кровавые пятна на бетонном полу, на одно из которых время от времени бросала быстрые взгляды допрашиваемая свидетельница, говорили о том, что совсем недавно здесь произошло двойное убийство.
      — Что-нибудь нашли твой ребята? — спросил Малдер.
      — Не много, — сказал Реджи. — Ну разве что… — Он взял с витрины прозрачный полиэтиленовый пакет для улик. — Вот…
      В пакете лежал бумажный лист размером с половину стандарта А1.
      — С ума сойти! — ухмыльнулся Малдер. — И что это? Неужели стрелок обронил копию своего водительского удостоверения?.. Тогда твоим ребятам здесь делать больше нечего!
      — А ты посмотри, посмотри! — лицо Реджи вновь перекосила странная гримаса. — Я тебе одно обещаю, Малдер… Ты и вправду умом тронешься, когда прочтешь!
      — Что там, Малдер?
      — Секундочку, Скалли! — Малдер взял пакет, перевернул его.
      На бумаге было написано несколько слов.
      Малдер пробежал написанное глазами, шумно и судорожно вздохнул. Теперь странная гримаса появилась и на его лице.
      Впрочем, хорошо зная своего напарника, Скалли назвала бы эту гримасу самой обыкновенной растерянностью…
      — Теперь понятно, почему я тебя вызвал? — сказал Реджи, потирая коричневую лысину.
      Малдер после долгой паузы кивнул. И, помолчав еще несколько секунд, спросил:
      — А что показывают свидетели?
      — Мужчина, — сказал Реджи все с тем же странным выражением на физиономии, — белый, примерно пять футов одиннадцать дюймов, лицо скрыто под лыжной маской…
      — Реджи, — тихо сказал Малдер, — но ведь это же и в самом деле Барнет!
      — Да, — ответил Реджи. Странная гримаса сменилась кривой ухмылкой. — Только это невозможно!
      Неясная тревога коснулась сердца Скалли.
      А двое давних приятелей пялились друг на друга до тех пор, пока Скалли не спросила:
      — Этот Барнет… Он, собственно, кто?
      — Один наш старинный общий знакомый, — сказал Фреду и пошел к своим ребятам.
      Кто такой Барнет, она узнала очень скоро. Не потребовалось даже устраивать напарнику допрос с пристрастием. Едва они двинулись к выходу из магазина, Малдер заговорил:
      — Это было мое первое дело в ФБР. Барнет грабил тогда магазины по всему Вашингтону. Стрелял с превеликим удовольствием, убил уже семерых. Под него собрали огромную команду. Реджи был моим шефом. А мне было двадцать восемь, я только что вышел из Академии. И такую отмочил штуку на суде… Реджи даже подумал, что новичок слегка спятил. Я и в самом деле вел себя, как последний дурак! — голос его дрогнул.
      — И что? — осторожно спросила Скалли, удивляясь неожиданному волнению партнера.
      — У Барнета был наводчик, служащий компании, занимающейся перевозкой денег. Этот тип водил инкассаторскую машину… — Малдер вдруг так резко остановился, что Скалли пролетела мимо. — Мы заподозрили эту связь и подсунули им меченые купюры. Придумано было весьма недурно, но Барнет обвел нас вокруг пальца. С легкостью обвел… Вот тогда и начались его послания. Примерно такие… — Малдер протянул Скалли полученный от бывшего шефа пакет с запиской.
      «ЛИС КУРЯТНИКУ — НЕ СТОРОЖ», — прочла Скалли.
      Надпись была сделана от руки, крупными буквами и, судя по всему, шариковой ручкой.
      Скалли мысленно пожала плечами и вернула пакет напарнику.
      — Вы так и не взяли его?
      — Взяли потом, но… — Малдер запнулся. — Вышло не очень чисто… В общем, при аресте погиб агент. Из-за того, что я облажался…
      Для новоиспеченного агента ФБР облажаться на первом же деле… Да, тот еще поворот судьбы! Некоторые просто-напросто ломаются. А с другой стороны, с новичка и спрос меньше… Впрочем, Малдер не из тех скакунов, что ломают себе ноги на первом же барьере. И к тому же все это случилось так давно!..
      — А с Барнетом что стало?
      — Он избежал смертной казни. По всяким юридическим формальностям… — Малдер поморщился. — Но в совокупности набежал столько сроков, что получилось триста сорок лет. Судья поклялась, что Барнет умрет в тюрьме…
      — Ты думаешь, ему удалось бежать?
      — Я думаю?.. — Малдер покачал головой. — В том-то все и дело. Он действительно умер в тюрьме. В федеральной тюрьме «Ташму»… Четыре года назад.
      Теперь его волнение стало Дане понятным. Зато непонятно было, когда он успел узнать о смерти этого своего Барнета. И потому Скалли спросила:
      — Откуда ты знаешь?
      Малдер, не ответив, направился к выходу.
      Они вновь протолкались сквозь толпу репортеров и зевак, подошли к машине. И только сев за руль и вставив ключ в замок зажигания, Малдер сказал:
      — А я специально следил за судьбой Барнета…
      «Агенты ФБР не следят за судьбой своих бывших подопечных без причины и без приказа», — подумала Скалли, застегивая ремень безопасности. Но спрашивать больше ничего не стала.
 
       Штаб-квартира ФБР
       Вашингтон, округ Колумбия
       День первый
 
      Передав записку в графологическую лабораторию, Малдер вернулся к себе, сел за стол и достал чистый лист бумаги. Надо было набросать хотя бы предварительный план расследования.
      Промаявшись с четверть часа, он понял, что результат экспертизы волнует его сейчас больше любых планов — хоть предварительных, хоть окончательных. К тому же за те несколько минут, пока он ходил в лабораторию к мисс Хендерсон, Скалли куда-то смылась. А главное, практика показала: если результат экспертизы нужен тебе срочно, немедленно садись эксперту на голову. И потому изящная головка Полы Хендерсон явно нуждается сейчас в неизящном его, Фокса Малдера, седалище.
      После этого соображения работа над планом закончилась. Малдер положил исчерканный лист бумаги в стол и отправился назад, к графологам.
      Едва он вошел, выяснилось, что его седалище осталось без работы — изящная головка Полы Хендерсон была занята. На предметном столике микроскопа распласталась знакомая бумага. Хендерсон подняла голову, молча кивнула на стул напротив себя и вновь с ноками влезла в окуляры.
      Малдер сел, пристроился ко второй паре хитрых стеклышек.
      Графолог изучала букву «F» в слове «Fox» — «лис».
      — Никак получил письмо от приятеля, Малдер? — Хендерсон всегда была жизнерадостной и смешливой девушкой. И любила, когда ей соответствовали.
      Соответствовать не хотелось, но доброе отношение эксперта к агенту стоит любых жертв.
      Малдер оторвался от микроскопа:
      — Да. Я играю с ним в гольф по воскресеньям… Ну, что скажешь?
      Хендерсон продолжала изучать записку:
      — Скажу, что ты принес свою бумагу десять минут назад…
      После таких слов пора и в самом деле садиться на голову. Или хотя бы продолжать соответствовать.
      — Хендерсон, да ты, наверное, сегодня спишь на ходу… Ведь десяти минут тебе хватает на все!
      Графолог подняла голову, с интересом глянула на Малдера, улыбнулась.
      — Ну, Малдер, ты, может, за десять минут и справился бы… Хотя кто тебя знает!.. — в ее голосе зазвучало сомнение. — Я ведь не настолько близко с тобой знакома.
      «Один — один», — подумал Малдер. Он строго посмотрел на золотую сережку в ее левом ухе. Потом не выдержал и улыбнулся:
      — Ладно, а если серьезно, Пола!.. Есть хоть предварительные выводы?
      Хендерсон вновь приникла к окулярам:
      — Есть кое-что… На первый взгляд чернила совсем свежие. Надпись сделана не более сорока восьми часов назад. Вроде бы написано правой рукой, вроде бы писал сидящий человек… Пока все.
      — Похоже ли на почерк Барнета?
      — Я бы сказала, да.
      — Но ты не уверена?
      — На девяносто пять процентов уверена. Написано… — Хендерсон замялась, подыскивая подходящее слово, — неряшливо. Но надстрочные части букв весьма характерны.
      «Вот тебе, Реджи, и невозможно! — подумал Малдер. — Все в нашей жизни возможно!.. Вот только откуда взялось это “возможно” в данном случае?»
      — А может ли надпись быть подделана под Барнета?
      — Может, конечно. — Хендерсон вновь оторвалась от микроскопа. — Но тогда это чертовски хорошая подделка.
      — Спасибо, Пола! — Малдер встал. Ему не хотелось, чтобы графолог заметила снедавшее его беспокойство. К тому же требовалось по-прежнему соответствовать. — Я у тебя в неоплатном долгу! — он бросил многозначительный взгляд на ярко раскрашенные девичьи губы. — И когда-нибудь этот долг оплачу.
      — Ой, да ладно, мистер! — в тон ответила Хендерсон. — Обещаниями женщину не накормишь!
 
       Штаб-квартира ФБР,
       Отдел насильственных преступлений
       Вашингтон, округ Колумбия
       День первый
 
      — Вот он, Барнет, — сказал Фэрду, глядя на экран телевизора. — Мы зажали его на таможенном складе, в аэропорту. И думали, что он сдастся, ведь у него не было выхода. — Фэрду крякнул. — А он выход нашел. Он попросту взял в заложники водителя.
      Появившаяся из кабины инкассаторской машины человеческая фигура (с пистолетом в правой руке) левой вытащила следом за собой еще одного человека и прикрылась им, как щитом. Ствол оружия тут же прилип к виску «щита». Агенты ФБР охватили пару полукругом, пистолеты — в положении прицельной стрельбы.
      — А где Малдер? — спросила Скалли.
      Она решила начать со сбора информации о Барнете. И для этого встретилась с Реджи Фэрду. А он начал с того, что потащил ее смотреть запись давней операции по задержанию.
      — Вон, видишь? Сзади обходит. Барнет его не замечает.
      Из-за кузова машины, из тени за спиной Барнета, выдвинулась еще одна человеческая фигура с пистолетом.
      — Для точного выстрела позиция — лучше не придумаешь, — заметила Скалли.
      — Да, — сказал Фэрду.
      Скалли продолжала смотреть на экран.
      Фигуры, занимавшие прежнюю диспозицию, были почти неподвижны. Видимо, велись переговоры — звука запись не имела. А потом начались активные действия. Вздрогнул и повалился на землю «щит». Правая рука Барнета метнулась в сторону, и тут же рухнул один из стоявших перед ним агентов.
      Фэрду остановил запись и чуть ли не крикнул:
      — Малдеру нужно было стрелять сразу!
      Скалли оторвалась от экрана и с удивлением глянула на Фэрду:
      — Но он же не мог! Ведь заложнику грозила смертельная опасность!
      Фэрду как-то сразу увял, положил на стол пульт управления, снял очки, сунул их в карман пиджака.
      — Да, заложник был в опасности, — в голосе Фэрду зазвучала откровенная усталость. Словно ему чертовски надоело доказывать недоказуемое. — Конечно же, он не мог…
      — Он действовал по инструкции, — сказала Скалли.
      — Его выстрел спас бы как минимум одну жизнь. А может, и две! — Фэрду сел в кресло, закрыл глаза и принялся массировать лысину. — Потому что этот мерзавец Барнет не начал бы палить направо и налево.
      Скалли взяла пульт и нажала кнопку «Play».
      Застывшие фигуры на экране ожили. Чуть дернулась правая рука Малдера, и Барнет, выронив оружие, скрючился в три погибели, упал на колени, схватившись левой рукой за правую.
      Скалли победоносно глянула на Фэрду:
      — Но ведь Малдер все-таки выстрелил в Барнета!..
      — Да, дважды. — Фэрду закончил сеанс самомассажа. — Он попал Барнету в руку и в плечо. Но уже после того, как тот убил заложника. И агента Стива Уоленберга. — Фэрду открыл глаза и посмотрел на экран. — Малдер так и не простил себя за это. Слышали бы вы, что он выдал на судебном заседании!
      Осуждения в голосе Фэрду не прозвучала, но Скалли тем не менее бросилась в контратаку.
      — А может, причиной этой выходки была мягкость приговора…
      Фэрду словно не слышал ее:
      — Никогда не забуду… Малдер как раз покинул свидетельское место, и тут Барнет пообещал, что когда-нибудь пришьет его. — Фэрду натужно вздохнул. — ПО правде говоря, я всегда жалел, что Малдер прострелил Барнету руку и плечо… Уж лучше бы он попал ему в затылок!
      Натужный вздох Фэрду открыл Скалли главное — бывший шеф вовсе не осуждал, как ей показалось, бывшего подчиненного. И она почувствовала к этому пожилому усталому человеку самую настоящую симпатию.
 
      Когда Скалли вернулась в отдел, напарник был уже на месте. Стоял возле работающего факса — из недр аппарата как раз выползал край какого-то документа — и выглядел не слишком радостным.
      — Ну, что сказала Хендерсон?
      — На девяносто пять процентов уверена, что почерк Барнета. — Малдер оторвал выползший из затихшего факса кусок рулона и принялся изучать его содержимое.
      — А это что за бумага, Малдер?
      — Из Федерального департамента тюрем, — Малдер стал читать вслух: — Свидетельство о смерти. Имя — Барнет Джон Ирвин. Причина смерти — острая сердечная недостаточность. Дата смерти — шестнадцатое сентября восемьдесят девятого года. Смерть засвидетельствована доктором Джозефом Ригли.
      Скалли обрадованно воскликнула:
      — Значит, ту записку под Барнета сработали!
      — Такое объяснение кажется Хендерсон маловероятным.
      Малдер отложил полученный факс в сторону и задумался.
      — Отпечатки есть?
      — Отсутствуют, — пробормотал он.
      Скалли вдруг сообразила, что именно пришло напарнику в голову:
      — Слушай, почему ты решил, что он жив? Ведь у Барнета было много времени в тюрьме. И времени, и приятелей… Может, он заранее написал записку и попросил кого-нибудь из них? Когда тот освободится…
      Малдер понимающе кивнул:
      — Месть из могилы? — и тут же замотал головой. — Записка написана не более сорока восьми часов назад. К тому же это было бы слишком!
      — Но он же обещал, что убьет тебя… А как он мог сдержать обещание иным способом!
      Малдер удивленно вскинул глаза, и Скалли поспешила объяснить:
      — Я только что поговорила с агентом Фэрду…
      — Он показал тебе видеозапись, где мы берем Барнета? — в голосе Малдера прозвучала что-то, похожее на боль.
      Скалли подошла к нему, положила руку на плечо:
      — Малдер! Ты тогда поступил абсолютно верно. Ни на что другое ты не имел права.
      — Да неужели!? — Малдер стряхнул ее руку. — А тебе известно, моя дорогая, что у Стива Уоленберга осталось двое детей? А тебе известно, что один из его парней сейчас лучший игрок в футбольной команде? — голос Малдера поднимался и натягивался, как струна. — А тебе известно, радость моя, что, нажми я на курок двумя секундами раньше, Уоленберг сегодня пошел бы на стадион болеть за своего сына! — Малдер так хватил кулаком по крышке стола, что подпрыгнул факс. — Но он лежит на кладбище, а какой-то… труп смердящий грабит магазины, убивает людей и оставляет мне идиотские послания! — Малдер еще раз хватил кулаком по столу, смерил Скалли ненавидящим взглядом и выскочил за дверь.
      А Скалли, вздохнув, прочитала копию свидетельства о смерти Джона Барнета. И принялась обдумывать ситуацию.
      Ситуация сложной ей не представлялась. Малдер, судя по всему, считает, что Барнет каким-то образом остался в живых. Федеральный департамент тюрем считает, что он мертв. Значит, надо определить, кто из них прав.
      Этим она и занялась.
 
       Школьный стадион Александрия,
       штат Вирджиния
       День первый
       Два часа спустя
 
      Малдер сидел на трибуне и смотрел на поле стадиона.
      Уоленберг-младший, получив от партнера мяч, сделал рывок по правому краю. Его вовсю пытались остановить; соперники в азарте висли на нем гроздьями, но парень неуловимыми движениями освобождался от цепких на вид захватов. Еще пара резких торможений, пара уходов в сторону, и красивым нырком он приземлил мяч в зачетном поле.
      Тренер, крепкий, внушительных габаритов мужчина, дал свисток и крикнул:
      — Неплохо, Уоленберг! Молодец!
      Партнеры хлопали парня по шлему, дружески тыкали кулаками под ребра.
      Тренер снова свистнул:
      — А теперь давайте-ка проведем еще одну атаку! По варианту «Б», с переходом Уоленберга на левый край…
      Футболисты побежали на исходные позиции.
      Малдер встал, отряхнул плащ, спустился с трибуны на беговую дорожку.
      День был пасмурным, но на сердце у Малдера посветлело, стало тепло.
      Он вспомнил, как приехал сюда в первый раз. Ему казалось, он умрет от стыда либо сердце разорвется от жалости к этому пацану.
      Однако Уоленберг-младший так азартно боролся с соперниками, подбадривал себя и партнеров столь воинственными воплями, что сразу становилось понятно: если и нужно этому парню что-либо от жизни, то уж никак не стыд и жалость со стороны человека, повинного в смерти отца. А потом Малдер понял и еще одно — какую бы ошибку ты не совершил в жизни, он, жизнь, продолжается. Улетают в прошлое дни, месяцы, годы, и свои ошибки становятся всего лишь фактом твоей личной биографии…
      И все-таки время от времени он приезжал сюда; подобный брошенной женщине, сидел одиноко на самом верху; смотрел на сражающихся парней. Неверное, в этом было что-то от мазохизма, но он предпочитал думать, что таким образом отдает некий долг человеку, которому давно уже ничего ни от кого не требуется.
      Малдер прошел вдоль трибуны к выходу со стадиона.
      Немногочисленные группки взрослых и детей — наверное родители и друзья игроков — азартно болели за своих. Громче всех кричал молодой парень, сидевший в первом ряду. На голове его красовалось бейсболка с надписью «Вашингтон кэпитэлз», и, судя по всему, он переживал за младшего брата.
      «Нет, все-таки жизнь продолжается, — подумал Малдер. — А вместе с нею продолжается и работа. И если Барнет жив — а он, что бы там ни говорил Реджи, по-видимому, жив, — то пришло время отдавать старые долги, долги, которые выражаются не в сидении на трибуне…»
      Покинув стадион, он направился к машине.
      И ощутил, как в беззащитную спину уперся чужой, свинцово-тяжелый, остро ненавидящий взгляд.
      Он резко обернулся, быстро осмотрелся.
      Чепуха! Никому он тут был неинтересен, никто в его сторону и головы не повернул.
      Он подошел к машине. И застыл.
      На водительском сиденье лежал бумажный пакет. А дверца оказалась незапертой, хотя он точно ее запирал.
      Тепло на душе превратилось в антарктический лед. Малдер зачем-то потрогал зеркало заднего вида, беспомощно оглянулся. На него никто не обращал ни малейшего внимания.
      Тогда он осторожно открыл дверцу, взял пакет, надорвал бумагу.
      В пакете лежала небольшая стопка фотографий.
      На верхней — крупным планом он сам, Малдер. Вид пришибленный, будто ему наступили на хвост… Следующая — он и Скалли перед ювелирным магазином. Потом — Скалли одна, крупно. Серьезная, как всегда. Это вам не Хендерсон!.. А вот спецагенты Дана Скалли и Фокс Малдер входят в Штаб-квартиру ФБР.
      Последним в стопке оказался лист бумаги в половину формата А1. А на бумаге слова…
      «ЗАГНАННЫЙ ЛИС РАНО
      ИЛИ ПОЗДНО СДОХНЕТ».
      Малдер вновь закрутил головой. На него по-прежнему никто не смотрел.
      Антарктический лед переплавился в жгучую африканскую ярость.
      — Ничего, сукин ты сын, я до тебя доберусь!!!
      Жгучую африканскую ярость заметили. Недоуменно оглянулись, возмущенно фыркнули, легкомысленно ухмыльнулись, растерянно пожали плечами.
      Но Малдеру было плевать. Главное, чтобы услышал тот, кто умудрился чуть ли не под носом федерального агента залезть в его, федерала, машину. А он, тот, услышал! В этом Малдер был абсолютно уверен. Как и в том, что бомбы в машине нет. Подкладывая бомбы, не посылают записок. Записки — оружие не против тела, против психики.
      Жгучая африканская ярость улеглась, обернулась холодной американской решимостью.
      «Что бы там не говорил Реджи, — подумал Малдер, включая зажигание, — Барнет жив! И пусть он крутится как черт на сковородке, я все равно до него доберусь! Долги надо отдавать…»
 
       Штаб-квартира ФБР
       Вашингтон, округ Колумбия
       День первый
       Конец рабочего дня
 
      Едва Малдер вернулся в Штаб-квартиру ФБР, к нему в гости пожаловал Реджи Фэрду. Малдер без слов положил перед ним новую посылку.
      Реджи сел за стол, поворошил фотографии, прочитал записку. И сказал устало:
      — Я думал над этим делом… И по-прежнему считаю, что ты поссорился с собственной головой!
      Доказывать что-либо, похоже, ему было бессмысленно: он для себя уже все решил. Но не доказывать — значило согласиться с его решением.
      — Барнет заявил тогда, что пришьет меня. Ты же там был, на суде!
      Реджи все так же устало махнул рукой:
      — Барнет давно мертв…
      — Похоже, что нет!
      — Перестань, гроб в стакане! За свою жизнь он угрожал не одному тебе. Но не все приняли его угрозы всерьез…
      — Это Барнет, Реджи!
      Реджи бросил фотографии на стол и встал:
      — Да с чего ты взял?!
      Это был еще тот вопрос. И ответа на него у Малдера не имелось. Но Реджи можно было не врать.
      Впрочем, сам Реджи, по-видимому, считал свой вопрос чисто риторическим. Во всяком случае, он уже открывал дверь в коридор.
      — Не знаю! — сказал Малдер его сутулой спине. — Я просто чувствую, и все!
      Реджи на мгновение замер, потом медленно закрыл дверь. Снял очки, положил в карман, прикрыл на секундочку глаза, потер пальцами виски.
      «Сейчас он мне врежет, — подумал Малдер. — Как в старые добрые времена…»
      — Послушай! — Реджи смотрел на него с прищуром. — Я не верил всей этой болтовне о Призраке Малдере, я думал, это просто разговоры…
      — А теперь что думаешь?
      Реджи на вопрос не ответил.
      — Помнишь, в тот день… — медленно сказал он. — Ты пришел тогда ко мне… На тебя, гроб в стакане, было жалко смотреть… А потом я убедился, что ты мыслишь по-прежнему — на три хода вперед. Это было просто минутная слабость, все так и посчитали…
      «Он решил, что я зациклился на чувстве вины, — подумал Малдер. — Когда-то отчасти так оно и было. Иначе я бы не стал допытываться, на каком стадионе играет сын Уоленберга. Да, так оно и было… Но теперь-то все иначе! Я просто печенкой чувствую, что за этими записками стоит живойБарнет».
      — Реджи, я уже слышал от тебя эту песню!
      Глаза Реджи сделались маленькими и злыми.
      — А может, стоит послушать ее еще раз! Ты слишком многих настроил против себя. Тебе предсказывали блестящее будущее. А потом стали говорить совсем другое… Что ты, гроб в стакане, со своими комплексами, сделался пятым колесом в телеге…
      — Что? — удивился Малдер. — И многие так думали?
      — Возможно — многие, возможно — нет, — глаза Реджи потеплели. — Я не подсчитывал! Дело прошлое… Но не стоит видеть в каждом расстриге Сатану!
      «А может, я и вправду ищу черта в райских кущах, — подумал Малдер. — Где его не может быть по определению… Ну что ж, значит, я буду искать до тех пор, пока не обнаружу доказательства, что там одни только ангелы».
      Хлопнула дверь, вошла Скалли с папкой в руках.
      — Извините, если помешала! — Она вытащила из папки и положила перед Малдером бумагу. — Только что пришел факс. Завещание Джона Барнета. Родственников у него нет. Все, что у Барнета было, он завещал другому заключенному. Имя его — Джо Крендолл. Свое тело Барнет велел кремировать и развеять пепел над водами реки Делавэр. Завещание было принято к исполнению через полгода после его смерти. А вот этот документ, — она выложила на стол еще одну бумагу, — подтверждает, что пепел Джона Барнета был развеян над водами реки Делавэр одним из сотрудников тюремного крематория.
      Глянув на партнера, она пожала плечами с самым виноватым видом.
      Реджи отобрал у Малдера бумаги, прочитал и обрадованно воскликнул:
      — Ну вот! Я же говорил, Малдер, что у тебя от этих дурацких записок крыша едет.
      Он протянул документы Малдеру, однако тот их не взял. Эти документы не были доказательствами отсутствия черной кошки. Эти документы были всего лишь раствором, укреплявшим стену неверия, которую медленно но верно возводили вокруг спецагента Малдера его самые близкие друзья. Ему же требовались бумаги, способные сыграть роль динамита. Или хотя бы — стенобитного орудия. А таковых, увы, не имелось…
      — Ладно!.. — сказал он и повернулся к Скалли. — Я только что получил еще одну дурацкую записку. Так что не буду вам мешать. Продолжайте изучать ваши факсы!
 
      Оператор загрузила файл с имеющейся в архиве фотографией Барнета, и Малдер впился глазами в хорошо знакомую физиономию. Сколько раз за последние пять лет он видел во сне эту мразь, сколько раз стрелял ему в затылок!
      «Если б сон стал явью! Уж на этот раз я бы и думать забыл про все эти инструкции. Инструкции создаются людьми, которым по гроб жизни не придется или пользоваться. А когда их придерживаются дураки, в этот самый гроб ложатся невинные…!
      Рядом кашлянули, и Малдер оторвался от дисплея. Оператор вопросительно смотрела на не к месту задумавшегося спецагента.
      — Сейчас он должен быть старше, — сказал Малдер. — И, вполне вероятно, прибавил в весе…
      Девушка опустила пальцы на клавиатуру:
      — Намного старше?
      — Около пяти лет.
      Лицо на дисплее начало меняться. Рельефнее прорезались морщины, под глазами набрякли мешки, квадратный подбородок слегка округлился, высокий лоб открылся еще больше, волосы на макушке поредели, выдавая будущую плешь.
      Оператор пробовала совмещать различные варианты трансформаций, и возникающие физиономии порой не имели между собой ничего общего. Кроме глаз. Глаза, как известно, с возрастом практически не меняются. Разве лишь количество уменьшается, если очень уж не повезет.
      — Кроме того, у него могут быть усы или борода, — добавил Малдер. — Или усы вкупе с бородой. А возможно, он теперь носит парик… В общем, надо учитывать любые изменения внешности.
      Лицо на дисплее продолжало меняться. Подчиняясь клавиатуре и компьютерной программе, у Барнета отросла борода — то метелкой, то лопатой, а то и вовсе аккуратной эспаньолкой. Украсившие верхнюю губу усы тоже жили полной жизнью. Лысина на макушке покрылась буйной порослью, потом макушка стала похожа на кегельный шар.
      Но Малдер уже не замечал всех этих трансформаций — он видел сейчас лица с дисплея таким, каким оно было в тот самый день, на суде…
 
       Вашингтон, округ Колумбия
       Пять лет назад
 
      — Давайте вернемся назад, — сказала прокурор. — Скажите, агент Малдер, у вас действительно сложилось впечатление, что Джон Барнет получал удовольствие от своих преступлений? Что он оставлял свои записки с целью поиздеваться над вами?
      Прокурор во время опроса свидетелей любила прохаживаться туда-сюда. Возможно, она демонстрировала публике безупречно сшитую черную костюмную пару с красной блузкой, а может, ходьба помогала ей придумывать наиболее острые вопросы — кто их знает, этих прокуроров в юбках, что у них на уме!.. Малдера, во всяком случае, ее непрерывное мотание только отвлекало.
      — Да, по-моему, Барнету очень нравилось дразнить нас, — сказал он, придвинув поближе микрофон и сосредоточившись на лице сидящего в первом ряду Реджи. — Оставляя нам записки, он получал удовольствие, словно играл в некую увлекательную игру.
      — Расскажите, пожалуйста, суду, что же случилось в тот день, когда вы задержали его.
      Малдер повернулся к прокурору — постоянно отворачиваться от нее было бы, по крайней мере, невежливо.
      — Мы устроили засаду на таможенном складе, в аэропорту. Ты знали, что Барнет получает информацию от одного из сотрудников компании, осуществляющей перевозку денег. Он платил информатору наличными. Все это мы знали… Но нам и в голову не могло прийти, что, когда инкассаторская машина прибудет за деньгами, Барнет окажется внутри нее. Под видом охранника… Поэтому ему и удалось захватить водителя в заложники.
      — Иными словами, — сказала прокурор, останавливаясь перед Малдером, — он взял в заложники собственного сообщника?
      — Да, мэм.
      — Что же случилось потом?
      — Мы блокировали Барнета и предложили ему освободить заложника и бросить оружие.
      Прокурор вновь отправилась в свой бесконечный поход:
      — Скажите, агент Малдер, где в тот момент находились лично вы?
      — Я находился за спиной у Барнета.
      — И у вас имелась возможность сделать прицеленный выстрел?
      — Да, мэм.
      Прокурор опять остановилась:
      — Но вы стрелять не стали. Почему?
      — Да, я не стал стрелять. Потому что не в правилах ФБР ставить под угрозу жизнь заложника. Ведь я не мог быть уверен, что убью его наповал. В случае же, если бы я его только ранил, он бы вполне успел выстрелить в заложника. И я думал… — Малдер вдруг заволновался. — В конце концов, Барнету некуда было деваться. И я думал, он сдастся.
      — Что же произошло на самом деле?
      — А на самом деле… — Малдер глянул на подсудимого и чуть не поперхнулся: тот презрительно улыбался, поигрывая цепочкой наручников. — Джон Барнет выстрелом в висок убил своего заложника и тот же выстрелил в агента Уоленберга. Он попал ему прямо в лицо…
      — Благодарю вас, агент Малдер, — быстро сказал прокурор. — У меня больше нет вопросов.
      Малдер продолжал смотреть на Барнета.
      А тот продолжал улыбаться. Потом взял в руки стакан с водой и сделал неторопливый глоток. Словно сидел за стойкой бара, словно не о нем секунду назад и говорили.
      И тут на Малдера нашло.
      — Барнет пристрелил Стива Уоленберга запросто и с удовольствием! — сказал он в микрофон, по-прежнему глядя на обвиняемого.
      Сразу вскочил адвокат:
      — Ваша честь, я возражаю!
      — Возражение принимается, — сказала судья. — Свидетель, я лишаю вас слова!
      Но Малдер ее не слышал. Он видел презрительную улыбку на лице обвиняемого, и эта улыбка действовала на него, как красная тряпка на быка.
      — Стив Уоленберг был человек… У него было жена и двое маленьких детей, а ты…
      Судья стукнула молотком:
      — Свидетель! Пройдите на свое место! Немедленно!!!
      —Ты убил его не колеблясь, как паршивую собаку! — голос Малдера задрожал от ненависти. — И потому сам должен сдохнуть как собака, сукин сын!!!
      Адвокат взвился, словно его ужалила в задницу оса:
      — Ваша честь, остановите его!
      В зале поднялся шум. Кто-то крикнул:
      — Правильно! Собаке собачья смерть!
      Присяжные переглядывались между собой.
      Судья принялась колотить молотком так, будто из стола перед ней вылез трехдюймовый гвоздь, представляющий непосредственную угрозу для ее жизни.
      — Свидетель! Если вы не прекратите, я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду! — Потом она повернулась к публике: — А если присутствующие не успокоятся, я прикажу очистить зал!
      Стук молотка и крики привели Малдера в чувство. Он тряхнул головой, отодвинул микрофон и спустился со свидетельского места.
      Барнет смотрел на него все с той же презрительной улыбкой.
      Малдер прошел мимо, сел радом с Реджи.
      — Ты что, с ума сошел? — сказал Реджи. — Что ты себе позволяешь?
      Малдер не ответил — он смотрел на Барнета.
      А тот, обернувшись, по-прежнему не сводил с него глаз. Потом негромко — между ними было не более шести футов — сказал:
      — Я пришью тебя, малыш!
      Барнет произнес эти слова спокойно, даже доброжелательно — словно поблагодарил друга за неоценимую помощь. Или пригласил его на ленч…
      Но в сердце Малдера хлынула морозная волна страха. Потому что за спокойствием и доброжелательностью (как за единственной аляповатой декорацией — нищета захудалого провинциального театрика) пряталась самая настоящая, бесконечная и откровенная ненависть…
 
      Деликатное покашливание оператора прервало воспоминания Малдер. Девушка вновь смотрела на него вопросительно. А с дисплея пялился очередной вариант Барнетовой физиономии.
      — Мне нужны распечатки всех возможных трансформаций.
      Малдер встал.
      — Хорошо, — сказала оператор.
      Открылась дверь, в лабораторию вошла Скалли. Она была заметно взволнована.
      — Я тут факс получила. Из федеральной тюрьмы «Ташму»…
      — Ну и?.. — вскрикнул Малдер. — Они что-нибудь обнаружили?
      — Нет, просто мне вдруг пришло в голову… Ведь Джон Барнет умер от сердечного приступа, верно? Во всяком случае, так утверждает свидетельство о смерти. Я попросила ох переслать факсом его медицинскую карту. — Скалли заглянула в бумагу. — Оказывается, Барнета поместили в тюремный госпиталь с диагнозом «Инфекция правой кисти»! Никаких упоминаний об осложнениях с сердцем. — Она протянула бумагу Малдеру. — Более того, шестью месяцами ранее, после очередного планового медобследования, ему поставили печать «Абсолютно здоров»!
      У Малдера от предчувствия успеха заколотилось сердце. А Скалли смотрела на него. Нет, это еще не был взгляд типа «ты был прав, а я не верила!» Но Малдер понял, что хотя бы один кирпич в возводимой вокруг стене ему расшатать удалось.
 
       Федеральная тюрьма «Ташму»,
       штат Пенсильвания
       День второй
 
      На следующее утро они отправились в федеральную тюрьму «Ташму».
      К счастью, тюрьма располагалась не на Диком Западе, а совсем рядом, в штате Пенсильвания. И потому, добираясь до нее из Вашингтона, можно было вполне обойтись без заказа билетов на самолет.
      Тюрьма впечатляла. Отсюда вряд ли можно было удрать без помощи со стороны. Да и в этом случае в качестве помощи пришлось бы использовать полк «зеленых беретов» при поддержке танков и артиллерии.
      Охранники, открывая и закрывая замки, передавали столичных гостей по отработанной цепочке, пока последний — медбрат тюремного госпиталя — не привел их в помещение, своей белизной чрезвычайно напоминающее больничную палату. Лишь решетки на окнах говорили о том, что в палате этой лечат заключенных.
      — Крэндолл, к тебе пришли! — сказал медбрат человеку, сидевшему в инвалидной коляске спиной к двери.
      — Ко мне никто никогда не приходит! — Энергичным движением рук Крэндолл развернул коляску.
      Это был средних лет мужчина, обладатель серых глаз, крючковатого носа, небольших усов, короткой бородки и свойственной многим инвалидам глубокой безысходности во взгляде. Впрочем, едва он заметил Скалли, как глубокая безысходность мгновенно сменилась пристальным плотским интересом изголодавшегося самца.
      Медбрат вышел, и Малдер тут же вцепился в обитателя палаты мертвой хваткой:
      — Вы помните Джона Барнета?
      Крэндолл с явным сожалением оторвался от созерцания неожиданной гостьи:
      — Еще как помню.
      — Вы хорошо его знали?
      — На атасе я у него не стоял, — Крэндолл фыркнул. — И штаны перед ним не расстегивал… Так, шапочные знакомые…
      — Но в завещании он назвал вас своим единственным наследником, — заметила Скалли. — Вероятно, слова «шапочные знакомые» надо бы заменить словом «друзья»?
      Крэндолл вновь вернулся к созерцанию дамских прелестей, шумно сглотнул слюну и лишь через несколько секунд ответил:
      — Нет, мэм. Это мы уже тут с ним стямались, на живодерне.
      — Вам известно, что Барнет умер от сердечного приступа? — сказал Малдер. — Здесь, в госпитале, в восемьдесят девятом году…
      — Как это умер!? — воскликнул он ошалело. — Что ты мне шьешь?
      — Так написано в свидетельстве о смерти.
      — Он жив. И никакого сердечного приступа не было, болт мне в задницу.
      — Почему вы так считаете?
      Крэндолл вновь повернулся к Скалли, но на этот раз в его взгляде не было и намека на похоть.
      — Когда я видел Джонни в последний раз, он был совсем рядом, — голос Крэндолла дрогнул. — Живодер только что отхряпал ему больную граблю… правую…
      — Какой живодер? — быстро спросил Малдер. — Доктор Ригли?
      — Да-да, доктор Ригли. Он сказал, будто Джонни копыта откинул. — Крэндолл заволновался еще больше, у него даже руки затряслись, будто в отходняке. — Но я знал, что он баки забивает! Он на меня крысой посмотрел, когда я спросил!
      — Но почему вы решили, что Барнет не умер?
 
       Федеральная тюрьма «Ташму»,
       штат Пенсильвания
       Четыре года назад
 
      Крендолла разбудили среди ночи дикие вопли. Он тяжело перевернулся на другой бок — мясники ничего не могли сделать с его больными ногами — и попытался заснуть. Однако вопли продолжались, и Крэндолл понял, что под такую музыку компанию подушке не составишь.
      Пришлось перебраться в стоящую возле койки коляску и отправиться на поиски музыканта. Хорошо еще, его, Крэндолла, палату давно уже на ночь не запирали — что от безногого ждать!..
      Крэндолл выкатился в коридор и тут же наткнулся на открытую дверь в палате Джонни Барнета.
      Палата была пуста.
      Джонни попал на живодерню пару дней назад, и Крэндолл сразу проникся к нему симпатией. В конце концов, разве важно, что новый знакомый по масти явно мокрушник? Хвороба всех уравнивает, а Джонни, по всему видно, не косил — у него и в самом деле разболелась правая грабля. К тому же он не кроил из себя неприступного. А скольких он там пришил, это были его личные с дядей Сэмом дела и ничьи больше. Да и к Крэндоллу он относился неплохо…
      Вопли продолжались, и Крэндолл покатил вдоль коридора. Ему показалось, что кричит Джонни, а Джонни не стал бы орать зря. Раз кричит — значит, ему и в самом деле несладко.
      Потом вопли стихли, но Крэндолл уже засек дверь, из-за которой они только что неслись. Подкатил, повернул ручку. И увидел Очкарика, мясника, которого при обращении положено звать доктором Ригли.
      Очкарик, одетый в забрызганный кровью зеленый халат, словно паук над мухой, нависал над мясницким столом, а на столе лежало наполовину укрытое простыней человеческое тело. Жмурик… Крэндолл узнал бы жмурика, даже если бы застывшее лицо его не было повернуто в сторону двери. Да, это был Джонни, это его разгрымзанные неподвижные гляделки пялились сейчас сквозь Крэндолла.
      — Что ты делаешь с Барнетом?! — крикнул Крэндолл. И натолкнулся на стальной взгляд Очкарика — тот поднял голову.
      — Не понял…
      — Я спрашиваю, что ты делаешь с Джонни, болт тебе в грызло? — Крэндолл подкатился ближе к мясницкому столу.
      Очкарик выпрямился, повернулся к нему всем своим паучьим телом:
      — Возвращайся в палату! Вы уже ничем не можете помочь своему другу.
      — Почему?
      — Потому что Джон Барнет умер!
      — Но я слышал, как он орал…
      И тут Крэндолла чуть не стошнило: он увидел на белом подносе возле Джонни окровавленную человеческую граблю, отхваченную по локоть, с растопыренными побелевшими пальцами.
      Между тем Очкарик вцепился в свое мясницкое перо, узкое, острое и блестящее.
      — Я сказал, Джон Барнет мертв! Ты меня хорошо понял? — Очкарик сделал несколько стремительных шагов и махнул пером перед физиономией Крэндолла. — Давай, Крэндолл, проваливай! Тебе здесь нечего делать. Ясно?!
      То, что здесь нечего делать, Крэндоллу было ясно. Он ведь не мясник!.. Вот только почему это Очкарик кромсает Джонни в одиночку? Где его свора?
      Морда Очкарика все больше смахивала на крысиную. И Крэндолл понял, что пора уносить ноги. Откатился на полметра назад. Мясник тут же шагнул следом, по-прежнему держа перо наизготовку.
      Сила солому ломит, дело известное… Крэндолл, вздохнув, бросил последний взгляд на Джонни. Экая корешу непруха вышла — перед коповскими пушками не согнулся, а концы отдал на мясницком столе от какой-то дрянной болячки!
      И тут он увидел, как неподвижные гляделки Джонни ожили, медленно закрылись и снова открылись. Джонни моргнул, болт ему в задницу. Раз, и другой, и третий… Нет, рано ты, мясник, хавало вонючее, хоронишь Джонни! Джонни еще тебя перепрыгает!..
      Но Очкарик уже оттеснил незваного гостя в коридор. Дверь закрылась. Щелкнул замок.
      Крэндолл развернул коляску и покатил в свою палату. Ему было не по себе: он знал, что никогда уже не забудет увиденное в стенах мясницкой — вопли кореша, отхваченная по локоть окровавленная грабля. И неожиданно ожившие мертвые гляделки…
 
       Штаб-квартира ФБР
       Вашингтон, округ Колумбия
       День второй
 
      Когда они вернулись в Штаб-квартиру, Малдер достал из сейфа «зиг зауэр 226».
      — Что ты собираешься делать? — Скалли посмотрела на него с удивлением.
      Малдер зарядил пистолет и начал пристраивать под левой мышкой кобуру.
      — Могу сказать тебе, что я не собираюсьделать! Сидеть и ждать, пока Барнет еще кого-нибудь убьет и пришлет мне очередную любовную записку!
      — Ты хочешь сказать, призрак Барнета?
      Малдер фыркнул:
      — Вот уж не думал, Скалли, что ты веришь в призраков…
      Зазвонил телефон. Скалли сняла трубку:
      — Алло. Да, минутку… — повернулась к Малдеру. — Это тебя…
      Тот застегнул последнюю застежку, поправил кобуру и подошел к телефону:
      — Малдер слушает…
      — Фокс Малдер?
      Голос звучал вкрадчиво и размеренно, и Малдер сразу узнал его.
      — Это ты, Барнет?
      Он включил магнитофон и показал Скалли рукой на дверь.
      Скалли все поняла, сказал громким шепотом:
      — Попробую засечь… — и стрелой вылетела за дверь.
      — Похоже, ты удивлен… — голос в трубке по-прежнему был вкрадчивым и размеренным.
      — А разве мне запрещено удивляться?
      На той стороне телефонной линии усмехнулись:
      — Удивляться не запрещено никому. А вот как насчет записи телефонных переговоров? Особенно если собеседник не давал на это разрешения… Ведь закон таков?
      Донесся новый смешок.
      — С того, что ты был бы не против разнюхать, откуда звонит Джон Барнет. И тебя обрадовало бы лишь одно известие — что он звонит с того света… Или я не прав?
      Надо было дать Скалли как можно больше времени. И Малдер сказал:
      — Касается ли тебя закон, еще неизвестно… В каком ты штате?
      — В том же, что и ты. — В трубке опять усмехнулись. — Мы стояли в одной очереди за кофе сегодня утром. А вчера в одном магазине. Ювелирном…
      Сердца Малдера коснулась холодная лапа. Как вчера, на стадионе…
      — По-моему, ты врешь!
      Теперь в трубке откровенно расхохотались.
      — Малыш, я всегда и везде рядом с тобой, — вкрадчивость сменилась жестокостью. — Запомни — всегда и везде. Ты — мой, малыш!
      Надо было тянуть время.
      — А почему это я должен верить, что ты действительно Барнет?
      — Ты ведь помнишь мои слова! — голос стал еще более жестким. — В зале суда… Неужели ты усомнился в моем обещании?
      Надо было тянуть время.
      — Не помню. А что ты обещал мне в зале суда?
      Короткая пауза, смешок.
      — По-моему, ты тянешь время, рассчитывая засечь мой номер… — новый смешок. — У тебя ничего не получится!
      — Я не верю тебе, — сказал Малдер. — Джон Барнет давным-давно мертв!
      — Мертв ты, Малдер!
      Еще чуть-чуть, и Скалли успеет. Но разговор близился к концу. Дьявол, почему мне раньше не пришло в голову, что он позвонит! Ведь это же Барнет!
      — Ну хорошо, — сказал Малдер. — И тем не менее мне нужны доказательства, что ты тот, за кого себя выдаешь.
      — Ах, доказательства тебе нужны?! — Барнет вновь расхохотался. И отчеканил, будто гвозди забил: — Да ради Бога!..
      «Дьявол, еще бы хоть десять секунд, — Подумал Малдер. — Хоть пять!..»
      В ухо полетели короткие гудки.
      — Барнет! — потерянно крикнул Малдер. — Ты меня слышишь?
      Десяти секунд не было. Не было и пяти. Были одни короткие гудки. Гудки в трубке. Гудки в комнате. Гудки — во всем мире…
      В дверь влетела запыхавшаяся Скалли. Глаза круглые, рыжие волосы растрепаны.
      — Малдер, мы не успели!..
      Малдер вздохнул и положил трубку:
      — Он знал, что мы попытаемся его засечь, и вовремя прервал разговор.
      Скалли опустилась на стул:
      — Это действительно был Барнет?
      Малдер выключил запись, отмотал пленку назад.
      — Джон Барнет родом из Нью-Хэмпшира. У него очень характерный выговор. — Малдер включил воспроизведение. — Вот, послушай!
      — Ну хорошо, — донеслось из магнитофона. — И тем не менее мне нужны доказательства, что ты тот, за кого себя выдаешь…
      Скалли узнала голос своего партнера. А потом послышался издевательский смех. И новый голос:
      — Ах, доказательства тебе нужны?! Да ради Бога!
      Малдер выключил магнитофон и вновь взялся за пистолет.
      — Интересно, — сказала Скалли. — Что он имел в виду?
      — Не знаю. — Малдер сунул пистолет в кобуру. — Но звонил мне Джон Барнет! Теперь я в этом уверен!
      Возражений у Скалли не нашлось.
 
       Квартира Реджи Фэрду
       Германтаун, штат Мэриленд
       День второй
       22:45
 
      — Я пришью тебя, малыш! — сказал Барнет Малдеру, и Реджи увидел, как сквозь приятную улыбку этакого рубахи-парня неумолимо проступает волчий оскал.
      А потом физиономия у Барнета начала покрываться серой шерстью, вытягиваться. Обнажились клыки. Реджи схватился за пистолет и обнаружил, что пистолет позабыт на работе. Волк распахнул пасть. А на столе у судьи зазвонил телефон.
      И Реджи проснулся.
      Настольная лампа неярко освещала прикроватную тумбочку. За окном было еще темно. На груди у Реджи угнездилась раскрытая книжка, на носу очки. А на душе — мимолетный страх и давно уже ставшая привычной пустота.
      Вновь грянул телефон.
      — Тьфу, гроб в стакане! Приснится же такое! — Реджи переложил книжку на подушку, повернулся на бок и снял трубку. — Слушаю!
      — Реджи! Это Малдер.
      Реджи снова выругался, на этот раз — мысленно.
      — Малдер, что тебе надо? Звонишь посреди ночи…
      — Сейчас всего десять сорок пять, Реджи!
      — Да? — Реджи глянул на часы. — Ну все равно! Я уже спал…
      — Подожди, Реджи! Не похоже, чтобы Барнет был мертв!
      Реджи вздохнул:
      — Ну что ты ко мне пристал?!
      Голос Малдера сверлил ухо:
      — Он мне позвонил сегодня. А до этого мы побывали в тюрьме «Ташму». И заключенный по имени Крэндолл… Это тот самый, кого Барнет назвал своим наследником… Так вот, этот Крэндолл клянется, что видел Барнета живым в ту ночь, когда он якобы умер.
      Реджи переложил книжку на тумбочку и сел:
      — Знаешь, Малдер… Шел бы ты домой, гроб в стакане, отдохнул немного. И другим бы дал отдохнуть. Ей-богу, я жалею, что позвонил тебе вчера из ювелирного магазина…
      — Реджи, да послушай ты!.. Есть, правда, одна странность в показаниях Крэндолла.
      — Да? — Реджи снова вздохнул. — Ну и какая же?
      — Записка, оставленная в ювелирном магазине, была написана правшой…
      — Ну и что?
      — Крэндолл заявил, будто видел, как Барнету ампутировали правую руку…
      Реджи начал подбирать слова, чтобы суметь Малдера и отшить и не обидеть, но тут ему показалось, что в спальне он не один. Справа мелькнула какая-то тень, послышался шорох. Реджи, похолодев, вскочил и начал поворачивать голову.
      Это движение и стало причиной его гибели — с чужой помощью голова повернулась дальше, чем следовало. Последнее, что увидел Реджи в своей жизни, была рука, мелькнувшая перед его лицом. Кажется, она была желтого цвета, в черных пятнышках. И кажется, на ней было всего четыре паль…
      Хрустнули позвонки. Больше он ничего не видел и не слышал.
      Тело сползло с кровати на пол. Вновь раздался хруст — это подвернулись под чужой каблук осиротевшие очки. На недвижную грудь Реджи Ферду лег лист бумаги в половину формата А1. чмокнула защелка замка в прихожей. И наступила почти мертвая тишина. Лишь за окном чуть слышно посвистывал ветер, да из валяющейся на кровати телефонной трубки раздавалось гнусавое кваканье:
      — Эй, Реджи, ты слышишь меня? Что случилось?… Что происходит? Ответь, Реджи! Ты слышишь меня? Что там у тебя происходит?… Ответь, Реджи! Реджи!!!
      Трубка квакала еще секунд десять — до тех пор, пока до Малдера наконец не дошло, что Реджи ему не ответит.
 
      Скалли приехала к дому агента Реджи Фэрду около полуночи. По той суете, которая царила вокруг и внутри дома, ей стразу стало ясно, что произошло непоправимое. Окружающие были очень злы и очень неприветливы — как всегда, когда убивают своего. Наверное, каждый представлял себя на месте убитого.
      Малдера она отыскала в спальне — там, где произошло убийство. Он не был зол и неприветлив. Он вообще не былтут — потому что стоял столбом, молчал и смотрел в зеркало, висевшее над лишенным косметики косметическим столиком. Вряд ли он кого-либо там видел…
      Работавшие на месте преступления эксперты его не трогали.
      — Я надеюсь, ребята, вы были очень внимательны, — сказала Скалли, чтобы хоть что-то сказать. — Любая нитка может оказаться важной уликой. — Она чувствовала себя ужасно глупо, но Малдера надо было вывести из ступора. — Если ничего не нашли, пройдите еще раз… Послушай, Малдер!
      Малдер не шевельнулся. Он по-прежнему смотрел в зеркало. Но голос его ожил:
      — У него жена умерла от рака шесть лет назад. Он не любил вспоминать об этом. В последнее время он над чем-то работал. Все обещал рассказать мне, но так и не рассказал. А теперь уже и не расскажет. По-моему, Реджи был единственным в Конторе, с кем я мог поделиться. Если что-то не ладилось…
      Он несомненно преувеличивал, но Скалли не стала его поправлять.
      — Малдер! — Она вздохнула. — Мне очень жаль!..
      — Я вот что подумал… — напарник по-прежнему не слышал ее. — Все бы сложилось совсем иначе, если бы я тогда пристрелил Барнета…
      — Малдер! А почему ты решил, что здесь побывал Барнет? Мы ведь до сих пор ни в чем не уверены…
      Малдер повернулся и молча показал на косметический столик.
      Скалли подошла.
      На столике лежала записка. «ПОХОРОНЫ ОПЛАЧЕНЫ. СНАЧАЛА — ДЛЯ ДРУЗЕЙ ЛИСА, ПОТОМ И ДЛЯ НЕГО САМОГО».
      И Скалли поняла, что, сказав слово «мы», она имела в виду лишь себя. Да и в этой части — соврала.
 
       Штаб-квартира ФБР
       Вашингтон, округ Колумбия
       День второй
       Утро
 
      — Чернила свежие, немного смазаны, — сказала Хендерсон, глядя в микроскоп. — Не буду хвастать, Малдер, но я редко ошибаюсь… Записка наверняка написана правой рукой. Я в этом практически уверена. Видишь — характерное изменение нажима у нисходящих штрихов…
      Сегодня соответствовать не требовалось, потому что Хендерсон не прикалывалась. Впрочем, сегодня мог прикалываться только тот, у кого крыша поехала. Или совесть в круиз ушла…
      Малдер пристроился ко второй паре окуляров. В поле зрения красовалась хорошо знакомое слово «Fox».
      — А что ты еще заметила?.. Кстати, слушай… Не могло ли быть так, что у того, кто это написал, вместо руки — протез?
      Хендерсон покрутила ручку предметного стола.
      Текст поехал в сторону, и в поле зрения появилось слово «friends».
      «Друзья, — подумал Малдер. — Сначала друзья Лиса. Похороны оплачены в первую очередь для друзей. Как Реджи мог впустить к себе убийцу? Или он и не впускал никого… И как можно свернуть шею агенту ФБР, не имея правой руки? Что это должен быть за протез? Разве лишь рука киборга, какими переполнены многочисленные голливудские поделки…»
      — Думаю, это написано мужчиной, — сказала Хендерсон. — Почерк достаточно легкий, беглый… Судя по изменению нажима на переломе штрихов, у этого мужчины очень ловкие пальцы… От протеза такой ловкости и за миллион лет не добьешься.
      Малдер оторвался от микроскопа:
      — Понятно. Как полагаешь, первые две записки написал этот же человек?
      — Несомненно, — Хендерсон подняла на него глаза, полные печали. — Ты думаешь, это он убил агента Фэрду?
      — Думаю, он. Хотя и не представляю — каким образом! Свернуть Реджи шею в его собственной спальне — это… — Малдер замолк.
      Хендерсон покивала. Глаза ее затуманились.
      — Знаешь, что мне пришло в голову?.. — она вновь уткнулась в микроскоп. — Обрати внимание: ни на одной записке нет отпечатков пальцев. А если бы у этого типа была надета перчатка, характер штрихов был бы немного другим… Поразмысли-ка над этим противоречием…
 
      Едва он переступил порог родного кабинета, Скалли тряхнула волосами:
      — Малдер! Я тебя обыскалась! Послушай-ка, что я обнаружила, — она кивнула на лежащую перед нею бумагу. — По данным Американской медицинской ассоциации, доктор Ригли, подписавший свидетельство о смерти Барнета в тюрьме «Ташму», с семьдесят девятого года врачом не считается.
      Малдер сел напротив:
      — Что ты имеешь в виду?
      — Он был исключен из членов Ассоциации без права на восстановление, — с торжеством заявила Скалли, — после того как власти штата Мэриленд лишили его гранта за вопиющие нарушения врачебной этики.
      — Где ты это раскопала?
      — В ежемесячнике Национального института здоровья.
      Малдер задумался.
      Скалли ждала, зная заранее, какой следующий вопрос задаст напарник.
      — Что за исследования вел этот Ригли? — спросил он наконец.
      Вопрос был тот самый, ожидаемый. Поэтому Скалли ответила мгновенно:
      — Этот Ригли проводил эксперименты над детьми, страдающими болезнью под названием «прогерия».
      — И где это было?
      — В самом Национальном институте здоровья. В Бетезде. От Вашингтона — два шага!
      — Позвони-ка в этот институт, — сказал Малдер, — сообщи о нашем приезде. — Он вдруг улыбнулся. — По-моему, я уже месяц не интересовался собственным здоровьем. Да и тебе бы не мешало провериться…
 
       Национальный институт здоровья
       День третий
 
      В национальном институте здоровья Малдера и Скалли провели в кабинет некоего доктора Энгера.
      Это был совершенно лысый мужчина лет пятидесяти пяти, с большими вислыми усами и в очках со старомодной роговой оправой.
      К приезду гостей из ФБР он подготовился основательно — на столе стоял не менее старомодный, чем очки доктора, кинопроектор, а на стене висел древний белый экран.
      После взаимных приветствий и обмена любезностями Скалли устроилась за столом и достала блокнот. Доктор зашторил окно, погасил свет, зажег для Скалли маленькую настольную лампу и включил аппарат. Раздавшийся стрекот напомнил Малдеру детство — у них дома были кинокамера и проектор.
      На экране появилась совершенно плоская, коротко остриженная морщинистая женщина в белом балахоне, совсем маленького роста — не выше ста сорока сантиметров — и абсолютно седая. Этакая дожившая до преклонного возраста карлица из цирка…
      — Эта пациентка — восьмилетняя девочка, — сказал доктор Энгер. — У нее последняя стадия прогерии.
      Малдер с удивлением глянул на него:
      — Судя по внешнему виду, она родилась, как минимум, в начале века…
      Скалли поправила настольную лампу и сделала в своем блокноте какую-то пометку.
      — По всему миру зарегистрировано не более ста случаев этого заболевания, — продолжал доктор Энгер. — Оно встречается крайне редко…
      — Болезнь неизлечима? — быстро спросила Скалли.
      — Да, неизлечима, — доктор развел руками. — Некоторым больным, правда, удается дожить до раннего отрочества, но большинство погибает в возрасте семи-восьми лет.
      Малдер покачал головой и вновь посмотрел на девочку-старушку:
      — От чего же они умирают?
      — Клиническая картина — смерть от сердечно-сосудистых заболеваний. Но на самом деле это бедное дитя умирает от самой обыкновенной старости…
      Маленькая старушка на экране подбежала к мужчине в очках и белом халате, вытащила у него из кармана большую конфету в яркой обертке, развернула и целиком засунула в рот. Морщинистое лицо засияло бесконечным и неподдельным счастьем.
      Мужчина погладил старушку по седой головке и посмотрел прямо в камеру.
      — Это и есть Ригли? — спросил Малдер.
      — Да, в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. — Доктор Энгер снял очки и отвернулся от экрана. — Джозеф Ригли полагал, что найдет возможность замедлить процесс старения у таких больных. Поначалу его лабораторные исследования обещали немало, но потом он совсем отбился от рук… — голос Энгера стал жестким. — Он хотел начать эксперименты над людьми.
      — А почему ему не позволили? — Малдер отвернулся от экрана.
      Скалли продолжала писать в своем блокноте.
      Энгер вдруг заволновался, пробежался по кабинету, пересек луч проектора — по экрану прошла тень.
      — Потому что ему нельзя было позволять. Все было слишком гипотетично, слишком… опасно то есть… — Энгер замахал рукой. — Поймите вы! Я знал Джо Ригли. Он плевал на этих детей, он относился к ним не лучше, чем к лабораторным крысам. Прогрессия — ужасная болезнь, а он рассматривал ее как прекрасную возможность… он именно так и говорил: «Прекрасная возможность!»… разгадать секреты старости. И когда ему не разрешили продолжать эксперименты, он пришел в неописуемую ярость. Он словно тронулся от злобы! Знаете, как его звали за глаза?
      — Как?
      — Доктор Менгеле!
      — Каким же все-таки образом Ригли потерял диплом врача? — спросила Скалли.
      — А он стал проводить эксперименты над людьми без разрешения. С согласия пациента… — Энгер сжал кулаки. — Когда все это выплыло на свет божий, грант у Ригли отобрали и подали на него в суд от имени городской ассоциации врачей.
      Скалли захлопнула блокнот:
      — Боюсь, ваш бывший коллега исчез с лица земли!
      Доктор Энгер посмотрел на свои сжатые кулаки и помотал головой.
      — Возможно, вы правы. — Он сел за стол. — Хотя долгое время ходили упорные слухи… Будто бы он отправился в Южную Америку. С целью продолжать свои эксперименты.
      Малдер подошел к экрану вплотную.
      Изображение двигалось теперь прямо по нему — доктор Джозеф Ригли, взяв маленькую старушку за сморщенную ручонку, вел ее к открытой двери. Сделав несколько шагов, он вновь оглянулся на камеру и улыбнулся.
 
      Всю дорогу до Штаб-квартиры ФБР напарник был молчалив и задумчив. Он вовремя тормозил на перекрестках и вовремя добавлял газу, но было хорошо видно, что мысли его пребывают вдали от дорожной обстановки.
      Наконец Скалли не выдержала:
      — Брось, Малдер! Молодость не возвращается!
      Он посмотрел на нее как на помешанную:
      — Очевидно, Ригли отыскал способ возвратить ее…
      — Чушь! — Скалли пожала плечами. — Полная чушь!
      — А вдруг все-таки отыскал! — Малдер вновь бросил на нее быстрый взгляд. — И ему нужны были подопытные. Одним из них стал Джон Барнет.
      — Малдер! Это же из области научной фантастики!
      Напарник усмехнулся:
      — То же самое ты бы сказал двадцать лет назад о методах генной инженерии и о клонировании. Или, к примеру, о компьютерных играх и искусственном разуме. А вдруг с помощью Ригли наш друг Барнет отыскал для себя идеальный метод маскировки — молодость!
      В чем-то он был прав. А если и не был, то для того, чтобы опровергнуть его, требовалось разобраться с этим доктором Ригли подробнее.
      Малдер снов замолк. Но когда машина подъехала к зданию Штаб-квартиры, сказал:
      — Я не могу потребовать для тебя охрану на основании того, что ты сейчас имеем. Поэтому у меня к тебе большая просьба, — голос его сделался требовательным, — не открывай дверь незнакомым людям и не выпускай из рук оружие.
      И вот тут Скалли впервые за эти дни стало по-настоящему страшно.
 
       Штаб-квартира ФБР
       Вашингтон, округ Колумбия
       День второй
 
      — А можно запустить программу в обратную сторону?
      Малдер вновь сидел перед экраном компьютера. С дисплея на него смотрело знакомое лицо Барнета, то самое — без усов, бороды и лысины.
      — Можно, — сказала оператор.
      — Тогда давайте вернем его к более юному возрасту. Скажем, лет на десять назад…
      Девушка посмотрела на него с удивлением, но пальцы ее послушно запрыгали по клавишам.
      Физиономия на дисплее сделалась более худощавой, морщины уменьшились, волосы стали гуще.
      — Теперь еще на пять…
      Морщины совсем пропали.
      Малдер, склонив голову, внимательно наблюдал за трансформацией.
      — Неужели у вас нет его фотографий в ранних возрастах? — изумилась оператор.
      — Нет, — сказал Малдер. — Этот тип очень не любил фотографироваться. Фотографироваться ему было — все равно что отрезать руку, — он прищурил левый глаз. — А добавьте-ка ему опять фунтов двадцать. Только теперь это должны быть двадцать фунтов здоровья и молодости.
      Лица на дисплее неотвратимо менялось. Но сейчас оно становилось для Малдера более незнакомым, чем то, на лежащих перед ним многочисленных распечатках. Что в них необычного? Ничего!.. Барнет лысый, Барнет бородатый, Барнет в парике — юная прическа, но предательские морщины и мешки под глазами… Найти такого Барнета для ФБР проблемы не представляло.
      Нового Барнета, двадцатипятилетнего, Контора тоже нашла бы без особых проблем. Нужно лишь немного времени и соответствующая армия агентов… Вот только никто не даст гарантии, что Барнет похож на свою компьютерную версию.
 
       Квартира Даны Скалли
       Аннаполис, штат Мэриленд
       День третий
       Поздний вечер
 
      Работа над информацией, полученной в Национальном институте здоровья, заняла немало времени, и Скалли порадовалась, что укатила работать домой. В Штаб-квартире она бы точно ничего не успела.
      Закончив читать последний файл, она оторвалась от дисплея и потянулась так, что хрустнули косточки в плечевых суставах.
      Оказывается, уже настала ночь. В доме было темно, но Скалли не стала включать свет. Лишь поставила на стол подсвечник и зажгла свечи. При живом свете думается гораздо лучше. Чем при всяких там люстрах, настольных лампах и прочих бра…
      Интересно, чем сейчас занимается Малдер?.. Хотя чем бы он ни занимался, он ждет ее резюме. А резюме для Малдера окажется не слишком утешительным. Впрочем, здесь от нее ничего не зависит — она не рождает новой информации, она лишь систематизирует уже имеющуюся…
      Скалли еще раз потянулась, села за стол.
      Защелкали клавиши, буквы стали складываться в слова, слова — в строчки.
      «Выводы, сделанные Ригли, когда он еще работал официально, говорят, что старение живых организмов — на самом деле всего лишь генетическая болезнь. Ее можно вылечить и даже обратить вспять с помощью изменения химической структуры некоторых генов. Однако в источниках нет никаких данных о том, что работа Ригли принесла практические результаты и что его теории имеют под собой хоть какую-то почву».
      Скалли остановилась, перечитала текст. Нормально, даже редактировать не придется.
      И тут ей показалось, что она в доме не одна. Где-то родился некий звук. То ли щелчок, то ли шорох… Родился и сразу же умер. И непонятно, был он вообще или…
      Она прислушалась.
      Тихо шелестел вентилятор в компьютере, потрескивали свечи да время от времени подавал свой негромкий голос винчестер, когда текстовый процессор совершал автосохранение. Никого в доме не было. Кроме нее, Скалли, да ее мыслей…
      Пальцы вновь опустились на клавиатуру:
      «В ежемесячниках НИЗ утверждается, что выводы доктора Ригли о подобной генетической перестройке в лучшем случае могут рассматриваться как научная гипотеза и до получения первых практических результатов еще очень и очень далеко».
      Где-то родился новый звук. А потом еще один.
      Скалли прислушалась, растерянно оглянулась.
      Пистолет лежал ярдах в восьми, на диване.
      Скалли мысленно чертыхнулась. Ведь предупреждал же ее Малдер! Видит бог, предупреждал!.. Пока эти ярды преодолеешь, не то что выстрелить, горло перерезать можно. И не одному человеку!
      Она тихохонько встала со стула, не отводя глаз от двери, сделала шажок в сторону дивана.
      Никто в нее не выстрелил. Горло тоже было цело. Да еще как цело — чтобы сдержать рвущееся наружу дыхание, потребовалось сглотнуть, и это получилось запросто.
      Еще один шажок, второй, третий… Бочком, Старбак, бочком…
      Скалли медленно, словно боясь спугнуть пистолет, наклонилась. Пальцы левой руки коснулись кобуры.
      Так… Сдержать дыхание… Поднять кобуру, прижать к груди… Правой вытащить «вальтер»… Положить кобуру назад… Дослать патрон в патронник… Снять с предохранителя…
      Знакомые тактильные ощущения и звуки сразу сделали ее выше обычных пяти футов трех дюймов. Выше и сильнее. Теперь мы еще посмотрим — кто кого!..
      Скалли выставила перед собой оружие — палец на спусковой крючок! — и сделала шаг к дверям в коридор. Подкралась, выглянула.
      Вроде бы коридор пуст. Постояла, слушая звенящую тишину. Ближе всего — двери в спальню. Что ж, Старбак, туда мы и направимся.
      Шаг, другой, третий…
      Свет уличного фонаря в окне спальни рассеивал мрак. В зеркале над косметическим столиком был виден недоступный прямому взгляду угол. Ни души. Но ощущение «чужой в доме» усилилось. Остается угол слева от двери, там, где шкаф с постельным бельем…
      Быстрый шаг в дверь, не шаг даже, нырок, пригнувшись, с одновременным разворотом влево. И облегченный вздох — никого!..
      Так, теперь кухня.
      Честно говоря, если и прятаться, то на кухне. Там ведь — запасной выход. И — нет уличного фонаря в окне… Моя бы воля, я бы на эту кухню сто лет не заходила!.. Моя бы воля, я и дверь бы туда замуровала!..
      Мягкий кошачий шажок. Теперь другой.
      Ой, как темно!.. А выключатель внутри, слева от двери. Включать левой рукой неудобно. Завтра же найму электрика. Пусть перенесет выключатель в коридор… Да, это тебе не физика. И не медицинские статьи! На кухне явно кто-то есть, затаился под столом, ждет своего часа…
      Скалли присела на полусогнутых, готовясь к новому нырку.
      И тут постучали в парадную дверь. Негромко так постучались, чуть ил не поскреблись.
      Скалли, ежесекундно оглядываясь, двинулась в прихожую. Все так же, по-кошачьи, пистолет перед лицом.
      Стук повторился, сделался настойчивее. Так стучат друзья и любовники.
      Скалли подкралась к двери:
      — Кто там?
      — Доктор Джозеф Ригли.
      Скалли сняла дверную цепочку, повернула ручку замка, распахнула дверь и сунула ствол под нос стоящему перед дверью человеку.
      Тот ошарашенно застыл. А потом медленно-медленно поднял руки.
      Все тем же кошачьим шагом Скалли обошла его по кругу. Ткнула стволом в спину:
      — Вперед! И не делайте резких движений!
      Поглощенные необычной процедурой знакомства, ни Скалли, ни ее ночной гость не услышали, как на кухне, во мраке, тихонько щелкнул замок запасного выхода.
 
       Квартира Даны Скалли
       Аннаполис, штат Мэриленд
       День третий
       Сорок минут спустя
 
      — Если вы действительно Джозеф Ригли, — сказал Малдер, — где вы пропадали последние пять лет?
      Он сидел в кресле напротив Ригли — нога на ногу — и пытался при вести в порядок дыхание. Скалли с неизменным блокнотом занимала кресло возле стола, на котором в подсвечнике стояли три свечи. Сейчас они были погашены, в комнате горела люстра, и в ее свете Скалли показалось, что доктор Ригли выглядит несколько моложе себя самого, снятого на ту самую пленку из Национального института здоровья. Вот только глаза под круглыми — а-ля Джон Леннон — очками казались какими-то… припорошенными пылью, что ли?
      — Сначала я проводил свои исследования в Мексике, а последние три года — в Центральной Америке. В Белизе, если быть точным.
      — А Барнет?
      Лицо Ригли тронула тухлая улыбка.
      — Джон Барнет — единственный мой пациент, выживший в ходе экспериментов… Где он, я не знаю.
      — Ну хорошо, — сказал Малдер. — Так чем же мы обязаны вашему визиту?
      — Видите ли, мой цветущий вид весьма обманчив, — улыбка погасла. — На самом деле я умираю. Мне осталось не больше месяца. У меня редкое заболевание сердечно-сосудистой системы.
      — Какое заболевание? — быстро спросила Скалли. — То, от которого гибнут дети при прогерии?
      Тусклые глаза глянули на нее.
      — Да, очень похожее. Побочный эффект моих экспериментов… Исследовав генетические изменения при развитии прогерии, я смог повернуть вспять процесс старения. В то время как болезнь его ускоряла… Но я и мои пациенты стали генетически предрасположены к самой прогерии. Прямо как те семи-восьмилетние дети.
      «У него глаза мертвеца», — поняла вдруг Скалли.
      — А как же Барнет? — спросил Малдер.
      — Джон Барнет… — Ригли вновь улыбнулся и сложил руки на груди. — Если бы не моя крайняя неприязнь к нему, я бы назвал работу с ним своей главной и единственной победой. Увы, победа эта оказалась пирровой!.. — Ригли обиженно фыркнул. — Я фальсифицировал его смерть, я увез его с собой, чтобы продолжать эксперименты. Я вернул ему молодость, а он ограбил меня.
      — А почему вы удивляетесь? — сказал Малдер. — Он грабил всегда и всех… Значит, он, в отличие от вас, не умирает?
      — Нет. Только глаза. Они по неизвестной причине не отреагировали на генную терапию. А в остальном с ним полный порядок. Он переживет всех нас. Если не нарвется на пулю…
      Скалли закрыла блокнот:
      — Как же вам такое удалось?
      Голос Ригли наполнился самодовольством, которое, впрочем, тут же угасло:
      — В случае с Барнетом я изменил условия эксперимента. Видите ли, исследуя клетки больных прогерией, я наткнулся на нечто необычное. В этих клетках имеются гены, ответственные за продуцирование миелина…
      — Который, в свою очередь, нарушает процесс точного воспроизводства отмирающих клеток? — сказала Скалли.
      Лицо Ригли сделалось удивленным.
      — Вы неплохо разбираетесь в теории… Да, вы правы. В организме ребенка миелин практически отсутствует. Исследуя процесс старения, я вдруг обнаружил, что могу управлять выделением миелина и поворачивать процесс вспять… Ведь именно миелин препятствует возможности. Скажем, отрастить себе новую руку, если вашу отрезали.
      — Вы сумели отрастить Барнету новую руку? — быстро спросил Малдер.
      — Не совсем… — голос Ригли чуть дрогнул. — Рука эта не была человеческой… Я не смог добиться того, чтобы клетки человека делились так, как требовалось.
      У Скалли заколотилось сердце. Будто она опять ходила по темной квартире с «вальтером» в руках…
      — Я боюсь об этом спрашивать, но… Чья же в таком случае рука выросла у Джона Барнета?
      — В Лондоне в свое время провели успешный эксперимент. Из ампутированной лапы саламандры извлекли то, что мы называем клеточным морфогеном, и пересадили его на спину. В результате удалось вырастить еще одну конечность. Правда, получалась это только на саламандрах.
      — До Джона Барнета?.. — Малдер сидел, потирая челюсть, и Скалли поняла, что ему тоже не по себе.
      — Да, — сказал Ригли.
      — Невероятно! — Скалли со вздохом откинулась на спинку кресла.
      — Мои работы дорого мне стоили. — Ригли выпрямился, закинул ногу на ногу. — Я — изгой среди врачей. Меня называли доктором Менгеле, Франкенштейном… Правда, мне на эти разговоры было плевать!…
      — Конечно! Ведь вы знали, что, окажись ваша теория правильной… — Скалли не договорила.
      — Тот, кто владеет секретом молодости — владеет всем миром! — Ригли вновь улыбался. — Едва Ассоциация запретила мои эксперименты, у меня тут же нашлись спонсоры и новое место работы. Одним из главных спонсоров было правительство США.
      — Неужели дядя Сэм финансировал ваши исследования?! — воскликнул Малдер.
      Ригли пожал плечами:
      — Вы удивитесь еще больше, дружище, когда узнаете, насколько высоко по административной лестнице вскарабкался этот маленький секретик!
      — Что ж, в таком случае я не спрашиваю, как вы нашли ее… — Малдер кивнул на Скалли.
      — Да, это было не очень трудно. У меня в Вашингтоне есть друзья, способные и на более серьезную помощь. И они весьма заинтересованы в успешных поисках Барнета. Заинтересован в них и я… Вот вам и ответ на вопрос, почему я здесь оказался.
 
      Когда Ригли ушел, Малдер подпер щеку кулаком и погрузился в долгие размышления.
      Скалли отправилась на нестрашную теперь кухню, сварила две чашки кофе. Одну поставила перед Малдером:
      — Пей!
      Тот оторвался от размышлений, взял в руки чашку, благодарно кивнул.
      — Ладно, — сказал он. — Расклад ясен. Наши друзья тоже ищут Барнета. И похоже, они решили использовать меня в качестве приманки. — Он отхлебнул из чашки. — Ну что ж, будем иметь это в виду.
      Малдер казался спокойным, но Скалли увидела, как затвердели его скулы.
 
       Бар «У Молли»
       Вашингтон, Второй округ
       День четвертый
       Утро
 
      Малдер сидел в баре. Перед ним стояли две нетронутые кружки с пивом.
      Бездонная Глотка опаздывал уже на пять минут, но Малдер знал, что будет ждать его хоть до скончания века.
      Это был контакт, о котором в Конторе не знал никто. Контакт существовал уже два года и периодически приносил Малдеру кое-какую полезную для дела информацию. За это, правда, приходилось рассчитываться подобной же информацией, но бесплатным сыр бывает, как известно, только в мышеловке…
      Открылась стеклянная дверь, в баре появился пожилой мужчина, в плаще, но без шляпы. Он огляделся по сторонам, заметил Малдера. Подошел, молча кивнул, сел.
      Малдер подвинул к нему кружку с пивом.
      — Я догадываюсь, почему вы захотели со мной встретиться. — Бездонная Глотка поднял кружку и сделал изрядный глоток. — Послушайте, что я скажу вам. Я не испытываю гордости за принятое наверху решение, но… — он пожал плечами. — В общем, нравится вам или нет, а Джон Барнет жив!
      — Жаль, агент Фэрду не может порадоваться факту вместе с нами, — с горечью сказал Малдер.
      Его собеседник снова пожал плечами, сделал еще один изрядный глоток:
      — Правительству известно, что Барнет в стране. Вы ведь знаете, что Барнет украл у доктора Ригли все материалы?..
      — Да, Ригли сказал мне это.
      Бездонная Глотка покивал:
      — А вот чего Ригли не мог вам сказать, так это того, что правительство ведет переговоры с целью выкупить у Барнета украденные документы.
      — В самом деле?! — Малдер с трудом сдержался. Чтобы не хряснуть кулаком по столу. — И что он за них просит?
      — Много-много денег, личную неприкосновенность, безопасный выезд из страны…
      Малдер взял в руки кружку, но пить не стал:
      — И он получит то, что запросил?
      Информатор в очередной раз пожал плечами:
      — Так ведь все козыри на руках у него!
      — Его засекли?
      — Нет, он очень осторожен. Свои предложения присылает по почте. А потом звонит из автомата и получает ответы. Разговор продолжает недолго, чтобы мы не успели применить аппаратуру…
      Малдер стиснул кулаки и сказал самым благожелательным тоном:
      — А ваше начальство понимает, что тип, с которым ведутся переговоры, — убийца?!
      На этот раз его собеседник не ограничился пожатием плеч — он развел руками:
      — Информация, которой он располагает, способна изменить ход развития человечества. Так что, кем бы он ни был, особого выбора у нас нет…
      Малдер отодвинул нетронутую кружку и встал:
      — Я найду выбор!
      — Ищите!
      Малдер ушел. А Бездонная Глотка улыбнулся ему вслед и принялся допивать пиво.
      «Сначала ты найди самого Барнета, — подумал он. — А уж с выбором мы как-нибудь разберемся…»
 
       Квартира Даны Скалли
       Аннаполис, штат Мэриленд
       День четвертый
       Утро
 
      Приняв горячий душ, Скалли прибавила холодной воды и некоторое время постояла, с удовольствием ощущая упругой коже секущие струи. Приятные секунды, но увы, долго так стоять времени нет. Женщина и на работу должна приходить, как на свидание, — благоухающая и свежая. И хотя сегодня ей после долгих ночных бдений разрешено опоздать, слишком наглеть не стоит. Работу спецагента Даны Скалли все равно никто другой не сделает…
      Скалли выключила воду, взялась за полотенце. И услышала телефонный звонок.
      Как положено, через несколько секунд отозвался автоответчик:
      — Привет. Это Дана Скалли. Оставьте, пожалуйста, свое сообщение после сигнала.
      Скалли вытиралась.
      Пискнул сигнал. Но сообщения не последовало. Вместо этого вдруг включилась перемотка кассеты.
      Скалли продолжала вытираться.
      Автоответчик жил своей собственной, абсолютно самостоятельной и не зависящей от нее жизнью.
      Лента немного промоталась, включилось воспроизведение.
      — Здравствую, Дана. Это мама. Я просто хотела узнать, как у тебя дела. Позвони, когда сможешь. Все, дорогая. Пока… — Автоответчик пискнул. — Привет, Дана. Это Кэтти. Надеюсь, ты зайдешь ко мне перед выступлением? Начало в восемь, в концертном зале имени Дженни Тейлор.
      Автоответчик снова пискнул. Но дальше послышалось сплошное шипение чистой кассеты, и вскоре он, щелкнув, затих.
      Скалли отбросила полотенце и глянула в зеркало над косметическим столиком. Из зеркала на нее смотрела рыжеволосая, абсолютно голая женщина. Очень испуганная.
      Скалли схватила белье и принялась одеваться. Но и одевшись, она по-прежнему чувствовала себя абсолютно голой.
 
       Штаб-квартира ФБР
       Вашингтон, округ Колумбия
       День четвертый
 
      Малдер сидел за столом и перебирал распечатки, изготовленные компьютерным центром. С распечаток на него смотрели различные трансформации молодого Барнета.
      — Привет!
      Малдер поднял глаза. В кабинет вошла Скалли с какой-то коробкой в руках.
      — Привет!.. Что это ты притащила?
      — Мой домашний автоответчик, — сказала Скалли. — По крайней мере, до нынешнего утра это было моимавтоответчиком.
      — Не понял, — удивился Малдер. — Зачем он нам?
      Скалли поставила коробку на свой стол, села.
      — Я обнаружила сегодня утром, что кто-то набрал мой личный код и прослушивает дистанционно звонки. А вчера ночью перед приходом доктора Ригли мне показалось, что кто-то есть в моей квартире. Но когда Ригли постучал в дверь, я подумала, что мне просто показалось. Что я услышала его шаги…
      Малдер почувствовал, как у него обмякли ноги. Если бы он не сидел сейчас, то, наверное, пошатнулся бы.
      — Что ты такое говоришь, Скалли! — Он потер руками лицо. — Тебе нельзя больше ночевать дома!
      Скалли кивнула:
      — Да, я уже носила аппарат в лабораторию. На нем появился отпечаток указательного пальца левой руки Джона Барнета…
      Зазвонил телефон.
      Скалли продолжала сидеть. Малдер встал, на негнущихся ногах подошел, снял трубку.
      — Малдер слушает…
      В трубке раскатисто прохрипели. И наступила тишина.
      — Барнет! Это ты?
      Скалли продолжала сидеть.
      — Я, Малдер, я! — произнес знакомый вкрадчиво-размеренный голос. — Кому тут еще быть!
      Мышцы ног налились новой силой, рука стиснула трубку так, что, окажись та живой, завопила бы от нестерпимой боли.
      — А чего ты хрипишь? Повесился, что, в телефонной будке? Так ведь я снимать не поеду!
      — Это ты скоро будешь хрипеть… Кстати, у тебя появился новый друг… Доктор Джозеф Ригли… Не советую привязываться к нему слишком сильно… Он скоро умрет… Как и остальные твои друзья.
      — Остальные мои друзья… — повторил, как попугай, Малдер.
      — Один за другим, один за другим…
      В Малдере вспыхнула ярость:
      — Черта с два! Ты не настолько крут!
      Барнет расхохотался:
      — Ты хочешь, чтобы я доказал тебе это еще раз? А впрочем, неважно… Скоро придет и твой черед.
      — Черта с два, Барнет! У тебя не будет такой возможности!
      — Ты так считаешь? — Барнет опять захохотал, и на этот раз смех звучал откровенно издевательски. — И кто же меня остановит? Малыш, мы с тобой живем в свободной стране! Ну ладно, я позвонил просто так, отметиться. А пока — до встречи!
      Зазвучали короткие гудки.
      Малдер повесил трубку, постоял, размышляя.
      — Скалли! Что Барнет узнал из твоего автоответчика?
      — М-м… — Скалли прищурилась. — Что мама звонила просто так… И что у меня встреча с подругой перед ее сегодняшним концертом.
      — Где это?
      — В концертном зале имени Дженни Тейлор, — сказала Скалли. И добавила: — Так что у нас появляется шанс. Если в качестве приманки использовать вместо тебя — меня!
      — В концертном зале имени Дженни Тейлор, — словно эхо, повторил Малдер.
      И вдруг обнаружил, что на этот раз он забыл включить магнитофон.
 
       Концертный зал
       Вашингтон, округ Колумбия
       День четвертый
       Вечер
 
      Они прибыли в концертный зал имени Дженни Тейлор за два часа до начала концерта. Два десятка агентов — силы были задействованы немалые. Сквозь такую сеть и комар не проскочит. Знать бы еще, как он, этот комар, будет выглядеть!..
      Увы, но здесь Малдер агентам помочь ничем не мог. И откровенно признался в этом на инструктаже.
      — Никаких преимуществ перед преступником у нас с вами нет, — сказал он. — Мы даже не знаем, как сейчас выглядит Джон Барнет. — Он раздал агентам план концертного зала и компьютерные распечатки с лицами молодых людей. — Это возможные варианты его нынешней внешности. Вглядитесь внимательно в эти физиономии… Запомните их! Обращайте внимание на глаза…
      «Легко сказать, обращайте внимание на глаза, — подумал он. — А чем они будут отличаться от глаз всех остальных людей?»
      — В общем, главная надежда на ваши интуицию и опыт, — продолжал он. — Следите за поведением людей, фиксируйте отклонения, смотрите, не оттопыриваются ли у кого карманы, нет ли под мышкой кобуры.
      — Здесь уесть основных входов-выходов, — добавила Скалли. — И запасной, за сценой. На каждый вход надо поставить по человеку. Остальные пусть работают в толпе.
      Агенты глянули на план концертного зала, распределились по дверям.
      — Мы знаем одно, — сказал Малдер, завершая инструктаж. — Если Барнет явится, он станет охотиться за Скалли. Поэтому, где бы она ни была, вы не должны терять ее из виду… По возможности постарайтесь обойтись без огневых контактов. Чтобы не пострадали посторонние люди… К тому же мы должны взять его живым. Все, скоро начнут впускать зрителей. По местам!
      Агенты разошлись.
      Малдер повернулся к Скалли:
      — Ну, как настроение?
      Скалли попыталась улыбнуться:
      — Первый раз в жизни играю роль приманки!
      Улыбка погасла, на лицо пала беспомощность.
      Малдер в свою очередь улыбнулся, ободряюще подмигнул:
      — Будем надеяться, и в последний. Не волнуйся! Я уже несколько дней в этой роли, и есть у меня предчувствие, что все пойдет как надо.
      Он дождался от нее новой улыбки и, еще раз подмигнув, отправился проводить рекогносцировку будущего поля битвы.
 
       Концертный зал
       Вашингтон, округ Колумбия
       День четвертый
       19:20
 
      Очередной инспекторский обход Малдер завершил за кулисами. Тут все было тихо-спокойно, и он отправился на сцену.
      Кэтти, подруга Скалли, виновница торжества, симпатичная стройная девица лет двадцати пяти, с гривой пшеничных волос, одетая в темно-синее платье до пят, все еще терзала свою виолончель. Однако репетиция заканчивалась, потому что аккомпаниатора на сцене уже не было, а над раскрытым чревом рояля склонился настройщик. Здесь же, на полу, лежал распахнутый чемоданчик с инструментами.
      Проходя мимо, Малдер на всякий случай заглянул в чемоданчик, окинул взглядом затянутую в джинсовый костюм худощавую фигуру и успокоился. Если у парня что и оттопыривалось, то только там, где у мужчин оттопыривается в компании с хорошенькими женщинами. Впрочем, настройщик стоял к Малдеру спиной… Как бы то ни было, а пистолет ему спрятать было негде.
      Малдер спустился по ступеньками в зал, прошел между рядами и вышел в фойе.
      Публики прибавилась. Мужчины и женщины в вечерних нарядах неторопливо разгуливали туда-сюда, пили прохладительное и горячительное. Знакомые приветствовали друг друга, незнакомые оценивали наряды.
      Скалли стояла неподалеку от дверей в зал, подальше от входов-выходов, с бокалом вина в руке. Даже в костюмной паре она не выглядела тут белой вороной, но вечернее платье с открытыми плечами, наверное, подошло бы ей больше… Лицо Скалли было спокойным, а по сторонам она оглядывалась явно не в поисках убийцы. В общем, молодец девочка!
      Малдер подмигнул ей, переглянулся с крутившимися рядом тремя агентами и отправился дальше.
      Но не сделал он и десяти шагов, как женский вопль: «У него же пистолет!!!» — заставил его обернуться.
      Скалли находилась на прежнем месте, с благодарностью смотрела напарнику вслед. А в раскрытых дверях зала стоял давешний настройщик.
      Джинсовая курточка его было расстегнута, правая рука в белой перчатке рвала из-за пояса пистолет.
      «Началось», — подумал Малдер. И, расталкивая публику, ринулся к настройщику.
      Помешать ему он, конечно, не успел.
      Грянул гром. Скалли отбросила назад, на кого-то из зрителей.
      — Все на пол! — закричал Малдер. Выдернул из кобуры свой «зиг зауэр».
      Липовый настройщик, захлопнув за собой двери, скрылся в зрительном зале.
      Малдер глянул на ближайшего агента:
      — Посмотри, что с ней!
      А сам кинулся за настройщиком. Успел подумать: «Где-то я уже видел этого парня…»
      И вспомнил: «На стадионе. Болельщик из первого ряда…»
      Липовый настройщик уже взбегал по ступенькам на сцену.
      «Теперь не уйдет», — подумал Малдер.
      Свободные агенты следом за ним валили в зал. А стоящие на входах-выходах готовились к схватке.
      — Назад, свиньи!
      Этот голос был Малдеру хорошо знаком.
      Жалобным плачем прогудела отлетевшая в сторону виолончель, истошно завопила Кэтти. Настройщик схватил ее за пшеничную гриву, одним коротким движением намотал на левую руку хвост волос, прикрылся девичьим телом, коснулся пистолетом виска заложницы.
      — Я пришью ее! Назад!
      Агенты сзади напирали. Малдер остановился, раскинул руки:
      — Стоп, ребята! Стоп!
      Агенты замерли.
      Малдер сделал шажок, поднял «зиг зауэр» на уровень глаз.
      Кэтти уже не кричала, только всхлипывала и дрожала всем телом.
      — Даже и не думай об этом! — Барнет дернул пистолетом возле виска Кэтти.
      Малдер продолжал целиться:
      — Отпусти ее! И брось оружие! Тебе некуда деваться!
      Фоксу вдруг пришло в голову, что все это уже было. И он помнил, как все кончилась.
      Похоже, вспомнил о том и Барнет. Он еще крепче прижал к себе дрожащее тело виолончелистки.
      — А ты стреляй, Малдер, выстрелить нетрудно! Твой ход, чего ты испугался? — Барнет усмехнулся. — Ах, это же не по правилам ФБР. Так?
      Малдер опустил пистолет и вновь поднял его. Вздохнул: «Прощай, вечная молодость».
      — Я ведь нужен вам живым, ведь только я один знаю, где результаты исследований, — Барнет расхохотался. — Бедный Малдер! Я вот сейчас возьму и пристрелю ее! А ты всю жизнь будешь считать себя виноватым!
      — Заткнись Барнет! — Малдер опять опустил и опять поднял оружие.
      «Вся беда в том, что я буду считать себя виноватым в любом случае, — подумал он. — Но долги надо отдавать…»
      — Ну так что, Малдер? — Барнет продолжал веселиться. — Стрелять или не стрелять? Совсем как в старые добрые временя, помнишь?!
      «Совсем как в старые добрые времена», — повторил Малдер. И нажал спусковой крючок.
      Хлопнул выстрел.
      Барнет замолк на вдохе. Пистолет выпал из его руки. Барнет захрипел и повалился. Вновь завопила Кэтти — на этот раз от боли; опустилась на колени: падая, липовый настройщик едва не снял с нее скальп.
      Малдер поднялся на сцену, освободил из плена пшеничные волосы, посмотрел в лицо Барнету. И только сейчас понял, что у того — глаза старика, усталые, всезнающие и мутные.
      Когда Скалли пришла в себя, ей прямо в лицо светила из стены громадная хрустальная люстра. Каким-то непостижимым образом он устойчиво держалась в горизонтальном положении. Потом люстра отодвинулась, стена переместилась, сделалась потолком, и Скалли ощутила, что лежит на спине.
      — Вызовите «скорую»! — донесся голос Малдера.
      Скалли чуть повернула голову. Малдер стоял перед нею на коленях. Вокруг сгрудились какие-то люди. Некоторые лица были знакомы.
      — «Скорую»! «Скорую», быстро! — зазвучали знакомые и незнакомые голоса.
      Скалли подняла руку, коснулась лица.
      Жуткая боль пронзила ее сердце, и Скалли подумала, что сейчас потеряет сознание.
      Сознание, однако, осталось с нею.
      Тогда Скалли расстегнула две пуговицы на блузке, просунула руку и коснулась своей левой груди. Болело здесь, однако знакомого упругого холмика она не ощущала. Там была какая-то твердая поверхность с горячей вмятиной в том месте, где раньше был сосок.
      «Бронежилет», — сообразила вдруг Скалли. И все вспомнила.
      — Все в порядке, Скалли! — Малдер улыбнулся. — «Скорая» уже едет. — Он оглянулся по сторонам. — Отойдите все! — И вновь улыбнулся Скалли. — Как ты? Постарайся не двигаться…
      Скалли поняла, что осталась жива. Выволокла руку из-под блузки, потянулась к напарнику.
      Новая волна боли в области сердца загнала ее в небытие.
 
       Окружной госпиталь
       Вашингтон, округ Колумбия
       День четвертый
 
      Ребра оказались целы, и Скалли настояла, чтобы врач, обработав ушиб, немедленно отпустил ее на свободу.
      Грудь с левой стороны превратилась в сплошной кровоподтек, и, конечно, в таком состоянии стоило бы отправиться в постель, но Дана отправилась искать Малдера. Тот, оставляя напарницу у врача, сказал, что будет в отделении реанимации. Там Скалли его и нашла.
      — Как ты себя чувствуешь? — Малдер мягко пожал ее руку.
      — Не очень… — Скалли поморщилась. — Как будто мне ломом дали по ребрам…
      Малдер покивал:
      — Зато ты осталась жива.
      За огромным смотровым стеклом разворачивалась борьба за спасение того, кто едва не отправил Скалли на тот свет. Вокруг операционного стола суетились врачи и сестры. Тело на столе было опутано сетью из проводов и разноцветных трубочек. Тут же, в операционной, присутствовал некий человек в штатском.
      — Как он? — спросила Скалли. И содрогнулась: врач, заслонявший торс лежащего, передвинулся в сторону, и стала видна правая рука раненого.
      Рука была без перчатки. И не была человеческой — четырехпалая, желтого цвета, в черных пятнышках.
      — Ему пытаются спасти жизнь сразу три спеца, — сказал Малдер. — А вон тот тип в ужасном костюме… скорее всего цэрэушник… пытается добиться от него хоть слова…
      Скалли мельком глянула на «типа в ужасном костюме». Дядька как дядька, вполне симпатичный. И даже знакомый. Только на этот раз без сигареты, даже странно.
      — Как Барнет сумел пронести пистолет? — Скалли вновь посмотрела ан правую руку раненого.
      — В чемоданчике с инструментами. Там было двойное дно. Настоящему настройщику он свернул шею, подкараулил в туалете, труп спрятал в кабинке. Рисковал, конечно. Но он никогда не боялся риска. Потому ему все и удавалось.
      Не-а, не цэрэушник. Цэрэушник в кабинет к нашему начальству без спросу не вламывается. И дверь ногой не открывает. А то его самого — ногой… Кто же он такой, этот курильщик?
      Скалли отвела глаза от лапы саламандры:
      — Барнет в сознании?
      — Да. Но молчит.
      — Малдер, — сказала она, подбирая слова, — я знаю… ты поступил… не по инструкции…
      Напарник повернулся к ней, ухмыльнулся:
      — Много ты знаешь об инструкциях!
      В динамике раздавался ритмичный писк отсчитывающих пульс и кровяное давление медицинских приборов. И неслись голоса:
      — Ну же, Барнет, держись!
      — Где материалы?
      — Ну, держись же!
      — Мы теряем его!
      — Где материалы, Барнет?!
      — Держись же ты, черт тебя дери! Давай!
      Четырехпалая лапа вдруг сжалась в кулак, потом полуразжалась. Да так и застыла.
      Писк сделался постоянным. Зазвенели звонки. На дисплеях медицинской аппаратуры потянулись сплошные прямые линии.
      «Тип в ужасном костюме» обреченно махнул рукой и направился к выходу из операционной.
      — Все кончено, — сказала Скалли.
      — Да. — Малдер отвернулся от смотрового стекла. — Этот монстр унес свою тайну в могилу.
      Они покинули госпиталь, вышли на улицу.
      Стояла тихая пасмурная ночь. Освещенное огнями гигантского города небо висела прямо над головой. Болела грудь. Зато можно было не бояться незваных гостей…
      Малдер помог Скалли сесть в машину. Сел сам, включил зажигание.
      — Слушай, Малдер, он не из ЦРУ.
      — Кто?
      — Этот тип. Я его видела. Он курит без остановки. И дверь к нашему начальству ногой открывает.
      Малдер вдумчиво помолчал. Потом выжал сцепление:
      — Я отвезу тебя домой.
      — Хорошо, спасибо! — Скалли сделала попытку улыбнуться. Но сумела только поморщиться. — Как думаешь, где они, все эти материалы?
      Малдер пожал плечами:
      — Кто знает… Если Барнет не уничтожил их, они могут быть где угодно, — и вдруг крякнул. — Какая жестокая ирония судьбы, правда? Результаты великого научного открытия, способного осчастливить все человечество, где-то зарыты в землю. Или валяются в каком-нибудь вонючем подвале. И состарятся вместе с нами.
      — Но если он не уничтожил их, то когда-нибудь их все равно найдут…
      — Да. И когда это произойдет, Барнет снова попытается отомстить нам за все. Теперь уже из настоящей могилы, — Малдер опять ухмыльнулся. И уже серьезно продолжил: — Во всяком случае, мне почему-то кажется, что о Джоне Барнете мы еще услышим…