— Они хотят повесить Даллас на тебя, агент Малдер. — Тон его не был обличительным. Скорее он говорил примирительно, даже печально — как доверенный слуга семейства, приносящий известие о чьей-то кончине. — Но ты ничего не мог сделать. Никто не смог бы ничего сделать, чтобы предотвратить этот взрыв… Потому что истина заключается в том, о чем ты никогда бы не подумал. Никогда бы даже не заподозрил такого.
      Малдер смотрел на него с искаженным от гнева лицом. Он вырвался и сошел на тротуар, но Куртцвайль упорно шел за ним.
      — И в чем же она, эта истина? — грозно спросил Малдер.
      Куртцвайль догнал его и пошел рядом.
      — Специальный агент Дариуш Микод вообще не пытался и не собирался пытаться обезвредить бомбу.
      Малдер остановился и, покачиваясь, постоял на бордюре. Л'Энфант Плаза была пуста. Только промытые дождем улицы и пустые газетные автоматы. Невдалеке вырисовывались уродливые контуры правительственных зданий, и несколько желтых такси с надеждой на клиентов катили по авеню Конституции. Малдер с отвращением посмотрел по сторонам, обернулся к Куртцвайлю и недоверчиво сказал:
      — Ну да, он просто дал ей взорваться.
      Куртцвайль подергал себя за воротник плаща.
      — Какой вопрос ты должен был задать себе в первую очередь? На какой вопрос никто из вас даже не попытался найти ответ? Это же элементарно. Почему именно это здание? Почему не федеральное?
      Малдер поморщился, как от боли.
      — Федеральное здание слишком хорошо охраняется…
      — Нет. — Голос Куртцвайля зазвучал с большей настойчивостью, поскольку Малдер уже шагнул на проезжую часть и поднял руку, чтобы остановить такси. — Они заложили бомбу в другое здание, потому что в нем тоже были федеральные конторы. У Федерального Агентства по Контролю Чрезвычайных Ситуаций там был временный карантинный штаб. Как раз в этих комнатах и были найдены тела. Но именно этого…
      Подъехало такси. Куртцвайль обошел лужу и встал рядом с Малдером.
      — …ты не знал. И ты бы никогда не догадался это проверить.
      Малдер уже открыл дверцу машины и нагнулся, чтобы залезть внутрь. Куртцвайль пристально глядел на него — не с сочувствием, а настойчиво, почти с вызовом.
      — Эти люди уже были мертвы.
      Малдер мигнул.
      — До того, как бомба взорвалась?
      — Об этом я тебе и толкую.
      Малдер посмотрел на него и покачал головой:
      — Микод двадцать два года в Бюро, он ветеран и…
      — Микод был человеком, для которого верность превыше всего. Люди, которым он был предан, знали, что делают. Они взорвали это здание в Далласе, чтобы кое-что скрыть Возможно, они даже сами до конца не представляли себе, что именно.
      Куртцвайль прислонился к борту такси и выжидающе посмотрел на Малдера. Тот медленно покачал головой, но теперь уже не с недоверием, а как человек, который не торопится дать ответ на загадку.
      — Вы хотите сказать, что они сровняли с землей целое здание, чтобы скрыть трупы троих пожарников?
      Куртцвайль торжествующе ударил кулаком по кузову машины — наконец-то он услышал правильный ответ!
      — И еще — одного маленького мальчика. Советую тебе навестить морг, в который перевезли тела жертв. Может быть, после этого тебе что-нибудь станет ясно.
      Малдер молча сел в машину и хлопнул дверью. Посмотрев на водителя, он сказал:
      — Отвезите меня на Арлингтон. — Потом высунулся из окна и смерил Куртцвайля сердитым взглядом. — Я думаю, все это чушь, — сказал он.
      — Да неужели? — спокойно спросил Куртцвайль. Он похлопал по крыше такси и отошел подальше. Пока машина не скрылась из виду, он так и стоял, глядя ей вслед. — Неужели ты и вправду так думаешь, агент Малдер? — повторил он в задумчивости.
      А Малдер, сидя в такси, наклонился вперед и хмуро сказал:
      — Я передумал. Поехали в Джорджтаун.
      Дана Скалли лежала в постели, уставясь в потолок невидящим взглядом. Несмотря на усталость, она никак не могла уснуть; по правде говоря, она ничего не могла делать, только лежать и бесконечно прокручивать в памяти события последних двух дней: взрыв в Далласе и его разрушительные последствия, бесконечное совещание, после которого ее карьера в Федеральном Бюро Расследований так бесславно завершилась. За окном слышался шум дождя, который в обычное время действовал на нее успокаивающе, но сегодня ночью казался ей просто еще одним выговором, еще одним напоминанием о том, что оценка, которую ей выставило Бюро и — что еще хуже — которую она выставила себе сама, очень невысока.
      Да и о Малдере можно сказать то же самое. При мысли о напарнике Скалли вздохнула и закрыла глаза, борясь с отчаянием, которое было так сильно, что даже слезы не шли. Об этом было просто невыносимо думать…
      Не лезь ты в это дело, говорил ей внутренний голос, пытаясь направить ее мысли на что-нибудь другое. Но Скалли только закусила губу.
      Я все равно уже по уши увязла в этом деле, подумала она.
      Дождь барабанил в стены ее квартиры, ветер стучал ветвями деревьев по крыше, а потом она услышала какой-то новый звук. Она резко села на постели, вытянулась в струнку и прислушалась.
      Кто-то стучался в дверь. Скалли взглянула на часы. 3:17. Накинув купальный халат, она поспешила в гостиную. У двери остановилась, услышав, что тот, кто стоял с другой стороны, затих, но тут стук возобновился с новой силой. Скалли посмотрела в глазок и со вздохом облегчения, к которому примешивалось раздражение, сняла дверную цепочку, отперла замок и распахнула дверь.
      На крыльце стоял Малдер, промокший и взъерошенный. Несмотря на беспорядок в одежде и поздний час, выглядел он на удивление деловито.
      — Я тебя разбудил?
      Скалли покачала головой:
      — Нет.
      — Почему нет? — Малдер уже просочился в квартиру. Когда он прошел мимо нее, она уловила сильный кисло-сладкий аромат текилы и слабый запах застоявшегося сигаретного дыма, какой в конце рабочего дня образуется во всех барах. — Сейчас три часа ночи…
      Она закрыла дверь и посмотрела на него с подозрением.
      — Ты пьян, Малдер?
      — Я был пьян приблизительно двадцать минут назад.
      Скалли сложила на груди руки и окинула напарника холодным взглядом.
      — Интересно, сколько же минут назад тебе пришла в голову блестящая мысль приехать сюда?
      Малдер посмотрел на нее непонимающе,
      — Это ты о чем, Скалли?
      — Просто подумала, что ты, вероятно, напился и решил приехать ко мне, чтобы отговорить меня бросать работу в ФБР.
      — Так вот чего бы тебе хотелось?
      Скалли прикрыла глаза и прислонилась к стене, вспоминая, как пятнадцать минут назад, час назад она думала именно об этом. Через мгновение она открыла глаза и вздохнула.
      — Иди домой, Малдер. Время позднее.
      Он покачал головой, и в глазах его зажегся огонекбезумия. Этот взгляд был слишком хорошо знаком Скалли и обычно служил верным признаком того, что ее ждут опасности.
      Малдер наклонился, взял ветровку, которая все еще валялась на кушетке, куда она ее бросила вчера вечером, и протянул Скалли:
      — Одевайся.
      — Малдер, что ты делаешь?
      — Ты, главное, одевайся, — сказал он. Огонек безумия в его глазах стал еще ярче, но это не помогло ему скрыть усмешку, легкий намек на то, что он готовит что-то серьезное. — Я по дороге объясню.
 
       Блэквуд, штат Техас
 
      Ночной ветерок неутомимо гулял по прерии. Через некоторое время ветер усилился, как будто погода начала портиться. Однако вскоре выяснилось, что этот новый ветер имел искусственное происхождение.
      Над пустынным полем, заросшим шалфеем, показались два черных вертолета без опознавательных знаков, летящие рискованно низко над землей.
      Они с гудением пронеслись к своей цели: нескольким большим, зловеще сияющим куполам, которые казались отражением на земле луны, висящей над прерией. Мертвый, зеленоватый свет. Свет, не сулящий ничего хорошего. Предвещающий мрачные загадки.
      Всего лишь в нескольких сотнях ярдов от куполов мерцали огни самого обычного жилого района, белые и желтые, а там, где были включены телевизоры, — синие. Но на участке работ, которые велись сейчас на том месте, где несколько дней назад, ползая на коленях, копались в красноватой земле четыре мальчика, не было ничего обычного.
      Там, где раньше был пустырь, теперь белели купола геодезических палаток, разбитых вплотную, почти на каждом клочке земли. Их окружали длинные белые грузовики без надписей на кузове и множество других анонимных транспортных средств: легковые автомобили, фургоны, пикапы. Между ними сновали фигуры в черных мундирах. Мрачная униформа этих людей резко контрастировала с белыми защитными костюмами ученых, которые то и дело входили и выходили из главной палатки.
      Жужжание переросло в гул, и два вертолета, сделав вираж, медленно опустились на землю. Пропеллеры подняли жуткий ветер; палатки раздувались, и казалось, вот-вот слетят с распорок и устремятся призраками в черное небо. Страшный знойный блеск главного купола отразило на черном боку одного вертолета. Люди в черной военной форме сделали знак пилоту, дверца вертолета распахнулась, и на землю неспешно, почти непринужденно спустился человек, закрывая от пыли и слепящего света глаза. Он инстинктивно пригнулся, проходя под лопастями винта, и направился в сторону грузовиков, которые обеспечивали палаткам временную защиту от порывов сильного ветра, поднятого вертолетами. Оказавшись под их прикрытием, он встал спиной к вертолетам, гулу, огромной, сверхъестественно сияющей палатке и закурил сигарету. Красноватый огонек тускло замерцал в ночи. Человек затянулся дымом и молча уставился прямо перед собой.
      — Сэр? — окликнули его сзади.
      Человек с сигаретой поспешно убрал зажигалку, сделал еще одну глубокую затяжку и только тогда повернулся лицом к тому, кто его позвал. Человек в военной форме сказал ему:
      — Доктор Брауншвейг ждет вас в главной палатке базы.
      Человек с сигаретой, прищурившись, рассматривал его некоторое время, и выражение его обветренного лица было холодным, почти скучающим; но все же через некоторое время он кивнул и молча последовал за военным. У входа в главную палатку человек в форме показал на большую белую фигуру в защитном спецкостюме.
      — Доктор Смит проводит вас дальше, — сказал он и удалился.
      — Прошу сюда, сэр. — Из-за маски на лице голос человека казался неестественно гулким и басовитым. Он придержал пластиковый полог, и Человек с сигаретой поднырнул под него.
      Внутри палатка представляла собой лабиринт бесцветных пластиковых шлангов и трубок, прозрачных виниловых стен и непрозрачных барьеров, отделяющих одну рабочую комнату от другой. Между всем этим, во временных кабинетах и пластиковых переулках, перед безупречно чистыми стальными столами стояли или сидели мужчины и женщины. На некоторых были спецкостюмы и хирургические маски; у всех был увлеченный, почти мечтательный вид людей, занятых делом, на подготовку к которому они потратили всю свою жизнь. Столы были уставлены пробирками, перегонными кубами, плавильными тиглями, а также более обиходными инструментами: молотками, зубилами, ситами и цедилками — всеми причиндалами археологической науки. В целом все это напоминало нечто среднее между раскопками, которые ведутся с применением новейших технологий, и анатомическим театром.
      Или модернизированную скотобойню. Повсюду стояли огромные холодильные установки, соединенные пучками электрических проводов. Купол вибрировал от их гудения, и воздух был пропитан сладковатым запахом, который они источали.
      Человек с сигаретой молча и быстро прошел мимо всего этого, едва удостоив взглядом картину поголовной активной работы, и наконец оказался у входа в самую важную комнату главной палатки. Здесь он взял у своего проводника громоздкий белый костюм и маску, быстро надел их и рукой в перчатке отвел в сторону последнюю виниловую преграду.
      Внутри оказалось небольшое неразгороженное помещение, набитое холодильными установками. Там было холодно — настолько холодно, что изо рта у Человека с сигаретой при каждом выдохе вырывалось облачко пара, даже притом, что он был в маске. При свете галогенных ламп сверкало несколько металлических столов с пластиковым покрытием. В самом центре комнаты участок земли был закрыт прозрачным пластиком, словно крышкой люка: толщина этой крышки была около двенадцати дюймов, ее прозрачную поверхность пересекали крест-накрест две тяжелые стальные скобы. Стенки лаза были укреплены с помощью вставленной в землю металлической трубы вроде кульверта, через которую мог пролезть человек. Именно вход в эту трубу и прикрывал тяжелый прозрачный люк. И именно из нее наверх, в комнату, вылез доктор Брауншвейг в защитном костюме и в громоздком шлеме. Он сдвинул в сторону прозрачную пластиковую крышку и вышел из трубы. Человек с сигаретой приблизился к нему.
      — Вы хотели мне что-то показать.
      Доктор Брауншвейг кивнул. Даже маска не могла скрыть ни взволнованного выражения его лица, ни нервной резкости голоса.
      — Да.
      Он указал на люк, на лесенку, ведущую в глубь земли. Человек с сигаретой полез в дыру и начал неуклюже — поскольку не привык к громоздкому костюму — спускаться по лестнице. Доктор Брауншвейг, подождав, пока он спустится на несколько ступенек, полез за ним.
      Они оказались в пещере, в холодном зале, освещенном множеством галогенных ламп и ламп дневного света.
      — Мы снова создали здесь низкую температуру, чтобы можно было контролировать развитие, — объяснил доктор. — А такого развития мы никогда прежде не встречали…
      Человек с сигаретой встал рядом с ним и, отдышавшись, спросил:
      — Чем это вызвано?
      — Я полагаю — жарой. Совпадением по времени двух факторов: вторжения хозяина — пожарника — и атмосферными условиями, в результате которых температура его тела поднялась выше 98,6 градуса по Фаренгейту.
      Он сделал знак своему спутнику следовать за ним и повел его в самый конец пещеры. Два портативных буровых станка на полу бесшумно опускали и поднимали сверла, напоминая жутковатых скачущих лошадей. За станками с потолка свисали шторки из тонкого пластика, образуя сияющую зловещим блеском драпировку, подсвеченную изнутри холодным голубым светом. Доктор Брауншвейг, слегка помедлив в нерешительности, отдернул пластиковую занавеску.
      — Здесь…
      В мерцающем голубом свете их взорам предстал то ли операционный, то ли прозекторский стол на колесиках, покрытый вездесущим пластиком. От других, тех, которые Человек с сигаретой уже видел, этот стол отличался только одним: на нем лежало обнаженное тело. Оно принадлежало мужчине, и все было оплетено тончайшими трубочками, шнурами и проводами, которые вели к целой батарее мониторов, выстроенных вдоль стены. Слышался приглушенный гул аппаратов, регистрирующих признаки жизни, ритмичный пульс и вздох респираторов, мерный стук вентилятора, управляющего биением его сердца.
      Человек с сигаретой спокойно взглянул в глаза нынешнему обитателю тела.
      — Этот человек все еще жив, — заметил он осмотрев лежащее перед ним тело. Кожа была почти прозрачной — просвечивающее серое желе из тканей и мускульных волокон. Сквозь нее отчетливо виднелись вены и капилляры, слегка пульсирующие синие и темно-красные нити, паутинообразные на руках и ногах, а на шее — толстые, словно веревки. — Этот человек все еще жив…
      Доктор Брауншвейг пожал плечами:
      — Технически и биологически. Но он уже никогда не поправится.
      Человек с сигаретой удрученно покачал головой.
      — Как же это так?
      — Развивающийся организм использует его жизненную энергию, переваривая кость и ткань. Мы только замедлили этот процесс. — Он потянулся и, схватив стержень вращающейся лампы, направил свет прямо на грудную клетку пожарника. Под ровной губчатой плоскостью его груди что-то шевелилось.
      Человек с сигаретой поморщился.
      Тело пожарника на столе вибрировало. Казалось, по нему проходила рябь; блестящая прозрачная кожа колыхалась подобно тому, как трясется медуза, выброшенная прибоем на берег. Грудь мерно вздымалась, словно внутри что-то двигалось и распрямлялось. При ближайшем рассмотрении можно было увидеть то бесформенное и темное, что вторглось в некогда человеческий организм.
      И вдруг темнота внутри тела мигнула.Всего один раз, очень медленно, и превратилась в глаз — миндалевидный, осторожный.
      Человек с сигаретой пристально глядел на него, и мозг его лихорадочно работал, пытаясь осмыслить все возможности того, что он видел перед собой, все последствия…
      — Вы хотите, чтобы мы его тоже уничтожили? — спросил доктор Брауншвейг. — Пока оно не созрело?
      Человек с сигаретой помедлил с ответом.
      — Нет, — сказал он наконец. — Нет… Мы должны испытать на нем вакцину.
      — А если это не даст результатов?
      — Сожжем его. Как остальных.
      Доктор Брауншвейг нахмурился:
      — Семья этого человека захочет, чтобы его тело было погребено по всем правилам и покоилось с миром на местном кладбище.
      Человек с сигаретой только отмахнулся.
      —Ну а вы скажете им, что он погиб, пытаясь спасти жизнь маленького мальчика. Что он умер как герой, так же как и двое других пожарников.
      — И какова причина смерти?
      — Кажется, они съели нашу историю о вирусе Ханта. — Человек с сигаретой поджал губы и задумчиво посмотрел на тело, словно пытаясь разглядеть сквозь полупрозрачные ткани того человека, который некогда жил в нем.
      — Вы лично проследите, чтобы семьям погибших была оказана материальная помощь. И не забудьте о пожертвованиях в пользу городской общины.
      Несколько мгновений Человек с сигаретой продолжал пристально глядеть на пожарника и наконец сказал:
      — Может быть, ограничиться маленьким памятником на обочине? — Он повернулся и, не проронив больше ни слова, стал подниматься по лестнице обратно в палатку. Гулкие шаги в гулкой тишине.
 
       Военно-морской госпиталь
       Бетезда, штат Мэриленд
 
      Внутри пахло так же, как в любой другой больнице, — дезинфекцией и лимонной эссенцией, пропитанными спиртом тампонами и кондиционированным воздухом. Но те немногие люди, мимо которых проходили Малдер и Скалли, были одеты в морскую форму, носили необычные усы, да и темная жующая фигура в конце коридора оказалась не медсестрой, а совсем молоденьким пареньком в форме. Он читал “Вашингтон пост” и при звуке шагов двух агентов поднял, голову, бодрый, словно было вовсе не полчетвертого утра.
      — Ваши документы и куда вы идете? — спросил он.
      Они предъявили свои значки агентов фбр
      — Нам в морг, — объяснил Малдер.
      Охранник покачал головой:
      — В настоящее время вход в морг запрещен всем, кроме уполномоченных медицинских работников.
      Малдер окинул его холодным взглядом.
      — Чей приказ?
      — Генерала Макадди.
      Малдер ничуть не смутился.
      — Дело в том, что как раз генерал Макадди потребовал, чтобы мы приехали. Нас в три часа ночи подняли с постели и велели срочно прибыть сюда.
      — Мне об этом ничего не известно, — нахмурился молодой охранник, заглянув в список допущенных лиц у себя на столе.
      — Хорошо, тогда позвоните генералу Макадди и пусть он вам подтвердит это лично, — нетерпеливо сказал Малдер и посмотрел в глубь коридора.
      — Я не знаю его номера.
      — На коммутаторе знают. Попросите, и вас соединят с генералом.
      Скалли стояла рядом с Малдером, нервно уставясь в пространство. Охранник покусал губы, бросил взгляд на часы, поднял трубку телефона и начал пролистывать огромный справочник. Малдер изобразил на лице обиду и недоверие.
      — Вы не знаете номера коммутатора?
      — Я звоню своему офицеру…
      Малдер резко наклонился над столом и нажал на рычаг телефона.
      — Слушай, сынок, у нас нет времени здесь торчать, пока ты демонстрируешь свое невежество в области субординации. Приказ поступил непосредственно от генерала Макадди. Звони ему.А пока ты получаешь подтверждение, мы займемся делом.
      Малдер, не оглядываясь, махнул Скалли и первым двинулся вперед по коридору. Молодой охранник со свежим личиком снова нерешительно снял трубку.
      — Может быть, вы пока пойдете, а я позвоню и все выясню? — крикнул он им вдогонку.
      Малдер отрывисто кивнул. — Спасибо.
      Они быстро прошли через холл и расслабились только тогда, когда свернули в другой не так хорошо освещенный коридор.
      — Почему в морг вдруг запрещено входить приказом генерала?
      — Полагаю, здесь мы все узнаем, — ответила Скалли, указывая на дверь в морг.
      Внутри их встретил шквал холодного воздуха и кислый запах формальдегида и дезинфекции. В холодном помещении зловещим строем стояли прозекторские столы, на каждом из которых знакомым альпийским пейзажем лежало тело, накрытое белой простыней. Скалли быстро прошла по одному ряду, потом по второму, читая, что написано на жетонах и покачивающихся на веревках карточках, пока не нашла тело, ради которого они сюда пришли.
      — Это один из тех пожарников, которые погибли в Далласе? — спросила она своего напарника, убирая веревки, которыми неподвижное тело было привязано к столу.
      Малдер кивнул:
      — Во всяком случае, так написано на жетоне.
      — И что ты хочешь выяснить?
      — Причину смерти.
      Скалли бросила на него страдальческий взгляд.
      — Это я могу тебе сказать даже не глядя на труп. “Отказ внутренних органов вследствие близости к эпицентру взрыва”. Проще говоря, его убило взрывной волной и обломками. — Она скинула веревки и взяла в руки отчет о вскрытии, который лежал на столе рядом с трупом. — Вскрытие уже было, Малдер, — терпеливо объяснила она. — Ты сам видишь, что тело одето для захоронения.
      Не обращая внимания на ее слова, Малдер подошел и снял с трупа простыню. Прежде всего они увидели, что покойник по-прежнему одет в форму пожарника. Один рукав был пуст и лежал вдоль туловища, а в области груди под формой ничего не было, поскольку ткань попросту покоилась непосредственно на поверхности стола.
      — Разве это соответствует тому описанию, которое ты мне только что зачитала, Скалли? — тихо спросил Малдер.
      Его напарница обошла стол и встала рядом.
      — О Господи! Что с ним такое… — Она достала из кармана пару латексных перчаток и поспешно надела на руки. Потом наклонилась и одним пальцем осторожно потыкала в грудь мертвеца. — Его ткани… Это просто студень какой-то… — Она медленно ощупала лицо покойника, шею и все тело, аккуратно расстегнув на нем форму. — Такое впечатление, что нарушена клеточная структура. Все тело — один сплошной отек.
      Она опять ощупала труп, ища ожоги, царапины или какие-нибудь другие свидетельства того, что человек погиб при взрыве. Потом распахнула на мертвеце рубашку и покачала головой.
      — Малдер, труп не вскрывали. Я не вижу типичного Y-образного разреза. Его никто не исследовал.
      Малдер поднял в руке отчет о вскрытии и потряс им перед лицом Скалли.
      — Ты хочешь сказать, что в этом отчете указана фальшивая причина смерти? Что этот человек не погиб от взрывной волны и не был убит обломками?
      Скалли на шаг отошла от стола.
      — Что именно его убило, я не знаю. И не уверена, что кто-нибудь вообще в состоянии ответить на этот вопрос.
      — Нужно перевезти его в лабораторию. Хотелось бы, чтобы ты детально исследовала этот труп, Скалли, — решительно проговорил Малдер.
      Скалли посмотрела на тело, потом — на Малдера. Поразмыслив минуту, она кивнула. Вдвоем они выкатили стол из холодильника и через вращающиеся двери протолкнули его в патологоанатомическую лабораторию. Малдер подкатил стол к лампами придвинул к стене. Скалли включила свет и обвела взглядом знакомое оборудование: ланцеты, камеры для хранения проб, сверкающие зажимы и аккуратные стопки свежевыстиранных простыней и коробок с латексными перчатками, хирургическими масками и резиновыми фартуками. К ее услугам было все необходимое. Наконец она подошла к столу, рядом с которым ждал Малдер.
      — Знаешь, этого человека вообще не было в здании, когда взорвалась бомба. Он умер раньше, — сказала она.
      Малдер бросил на нее уклончивый взгляд:
      — Это мне уже сообщили.
      — Ты говоришь, что взрыв служил прикрытием. Чему?
      — Не знаю. Но подозреваю, что до чего бы ты ни докопалась, это нельзя будет запрограммировать, классифицировать или свести к удобной формуле.
      Скалли ждала, что он даст какие-нибудь объяснения или хотя бы извинится, но не дождалась. Тогда она вздохнула, покачала головой и, теребя хирургическую перчатку на руке, сказала:
      — Малдер, все это требует времени, а с минуты на минуту охранник может выяснить, что мы не имеем никакого права здесь находиться. — Она на мгновение прикрыла глаза, потом снова открыла их и добавила: — Я серьезно нарушаю медицинскую этику.
      Малдер повернулся к столу и указал на труп.
      — Нас обвинили в смерти этих людей, Скалли. Я хочу знать, отчего умер этот пожарник. А тебе разве не интересно?
      Она посмотрела на него, потом снова на труп. Слова Малдера повисли в воздухе между ними — нечто среднее между вызовом и просьбой.
      Наконец Скалли повернулась к столику с инструментами, на котором были разложены простерилизованные скальпели, ножницы, пинцеты и зажимы. Не говоря ни слова, она начала выбирать те инструменты, которые ей были необходимы для работы.
 
       Дюпон-Серкл
       Вашингтон, округ Колумбия
 
      Коннектикут авеню была почти пуста, когда Малдер перешел дорогу и поднялся на противоположный тротуар, обогнув груду пластиковых пакетов с мусором, выставленных у бордюра. Такси, которое доставило его сюда, отъехав, влилось в тонкий ручеек транспорта, состоящий из мусороуборочного грузовика, еще одного такси и полицейской патрульной машины. Малдер не обратил на последнюю особого внимания, пока, пойдя по Эр-стрит, не увидел, как к одному из кирпичных одноквартирных домов, стоящих сплошной стеной, подъехали еще два полицейских автомобиля. Он посмотрел на листочек с адресом, который держал в руке, и прибавил шагу.
      Безотрадный серый свет падал на ступени крыльца; дверь была открыта. У входа Малдер на мгновение остановился в нерешительности покачал головой и шагнул внутрь.
      Это была типичная квартира на Дюпон-Серкл, где люди за большие деньги покупают себе тесную конуру, чтобы потом всю жизнь гордиться тем, что живут в престижном районе; так было и в этом случае. Один угол жилой комнаты занимала незастеленная низкая кровать; в маленькой кухне кисли остатки завтрака. В гостиной несколько полицейских служащих просматривали ряды видеокассет на черной пластмассовой подставке, шарили по ящикам стола и перебирали компьютерные дискеты. В комнате, которая изначально была задумана как спальня, был устроен небольшой кабинет. Там полицейский детектив пролистывал подшивку медицинских журналов. Тень Малдера упала на страницу, и детектив поднял голову.
      — Это квартира доктора Куртцвайля? — спросил Малдер.
      Детектив подозрительно сощурился.
      — У вас к нему какое-то дело?
      — Я его ищу, — уклончиво ответил Малдер.
      — Для чего вы его ищете?
      Малдер достал свое удостоверение и в раскрытом виде показал детективу. Тот взглянул на документ, потом обернулся и крикнул своим коллегам, которые обшаривали соседнюю комнату:
      — Эй! Фэбээровцы, оказывается, тоже его ищут. — Он снова повернулся к Малдеру: — Хорошенькими делами он занимался, а? Малдер слегка нахмурил бровь.
      — Какими это?
      — Продавал по компьютеру фотографии голых детишек.
      Малдер кивнул, стараясь не показать своего удивления. Он прошел в кабинет и пробежался взглядом по книжным полкам. На всех запыленных корешках значилось одно и то же имя, вытисненное крупными золотыми буквами:
      ДОКТОР ЭЛВИН КУРТЦВАЙЛЬ
      Малдер встал рядом с детективом и снял одну книгу с полки. Она оказалась на удивление легкой для своего объема — по меньшей мере пятьсот страниц — и была напечатана на дешевой бумаге, которая уже начала желтеть. Малдер пролистал ее, а потом посмотрел заглавие:
      ЧЕТЫРЕ ВСАДНИКА ЗАГОВОРА МИРОВОГО ГОСПОДСТВА
      Детектив тронул Малдера за локоть:
      — Вы ищете его по какому-то другому поводу?
      — Да. — Малдер поставил книгу на место и, прищурившись, посмотрел прямо в глаза детективу. — Мне было назначено прийти на обследование.
      Детектив и другие полицейские уставились на Малдера с явным отвращением. Малдер улыбнулся, и они внезапно расхохотались.
      — Хотите, мы позвоним, когда найдем Куртцвайля?
      Но Малдер уже шел к двери.
      — Нет. Не стоит беспокоиться.
      Небо окрасилось привычными мертвенно-бледными предрассветными красками; грязновато-желтые огни окон и голубоватая дымка выхлопных газов казались синяками на физиономии города. Малдер вышел из дома, надеясь, что ему не составит труда поймать такси, и тут увидел в тени долговязую фигуру. Человек украдкой махнул ему рукой. Малдер огляделся по сторонам, потом всмотрелся в того, кто подавал ему знаки. Это был Куртцвайль; он прятался в узком промежутке между двумя домами. Увидев, что Малдер его заметил он кивнул и, отступив назад, исчез в темноте. Малдер поспешил за ним.
      Он нашел Куртцвайля в темном переулке, пропахшем мочой и тухлым пивом. Под ногами хрустели битые бутылки и смятые пивные банки — Дюпон-Серкл повернулась к Малдеру далеко не лучшей своей стороной. Впрочем, задворки везде одинаковы.
      Куртцвайль жался к кирпичной стене и отчаянно тряс головой:
      — Видал, что творится? — с вызовом сказал он. — Рыцари плаща и кинжала… Кто-то пронюхал, что мы с тобой говорили.
      Малдер пожал плечами:
      — Если верить копам, дело не в этом.
      — А в чем же на этот раз? Опять детское порно? Или сексуальные посягательства на пациентов? — Куртцвайль сплюнул. — У меня уже в трех штатах отбирали лицензию.
      Малдер кивнул:
      — Вас хотят дискредитировать — интересно почему?
      — Почему? — Куртцвайль запрокинул голову и посмотрел на бледное небо. — Потому что я опасный человек! Потому что я слишком много знаю…
      — Вы имеете в виду — насчет конца света и прочей апокалиптической ахинеи, о которой вы пишете?
      В глазах Куртцвайля вспыхнула искорка.
      — Ты знаком с моим работами? — с надеждой спросил он.