Глава 7

В кострище горел огонь.

Языки пламени отбрасывали причудливые блики на стены большой мрачной комнаты без окон. Темные струи дыма тянулись к круглому зазубренному отверстию в потолке.

На досках вокруг кострища сидели люди, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. Их тени четко вырисовывались на грубо отесанных каменных стенах.

Их было шестеро. Худые обнаженные тела напряжены, длинные, мокрые от пота волосы поблескивали в свете костра. Они не отрывали глаз от огня. Языки пламени чуть заметно колебались от дуновения ветерка, но мужчины его словно не замечали.

Над костром на металлической решетке в маленьком закопченном котелке булькала, не поднимая пара, бесцветная жидкость.

Седьмой мужчина, как велит ритуал, сидел чуть поодаль, на стуле, вытесанном из красного матового камня. Он тоже был гол, только голову украшала расшитая драгоценными камнями повязка. Камни — каждый размером с ноготь — не повторяли друг друга. В правой руке мужчина держал позвоночник змеи, в левой — черный конский хвост, завязанный на конце узлом и переплетенный голубой, красной и желтой лентой. Его черные глаза смотрели в никуда.

Наконец один из сидящих вокруг костра пошевелился: его грудь поднялась и опустилась в беззвучном вздохе. Взяв из рук соседа, сидящего слева, глиняный черпак, он окунул его в котелок и с трудом поднялся на худые старческие ноги. Сказал слово огню. Слово туманному ночному небу, видневшемуся сквозь дыру в потолке. Потом поднес черпак к мужчине на стуле, пробормотал заклинание и вылил кипящую жидкость ему на голову.

Тот не шелохнулся.

Вода потекла по волосам, плечам, спине и груди.

А он так и не шелохнулся.

Лишь дрогнул конский хвост, но сжимавшая его рука осталась неподвижной.

Старик возвратился в круг, сел и, приняв позу, снова замер.

Стало тихо, лишь потрескивал огонь.

Одинокий человек, затерянный среди безмолвия.

Он стоял в кругу разбросанных костей — койота, горного льва, лошади, быка, барана, змеи.

Он смотрел, как над Сангре-Вьенто-Меса поднимается струйками дым, и потом, поднявшись метров на тридцать, они стекаются в один темный столб, восходящий прямо к луне.

Луна в клубе дыма казалась изумрудной.

Человек улыбнулся невеселой улыбкой.

Он распахнул руки, как будто маня дым к себе.

Дым стоял на месте.

Ничего, он подождет.

Дым всегда приходил к нему — придет и теперь.

А после сегодняшней ночи, когда выжившие из ума старцы сделают свое дело, он заставит его подчиниться своей воле.

Нужно только верить…

Донна перевернулась во сне и застонала так громко, что проснулась. Она моргнула, прогоняя страшный сон, и, окончательно проснувшись, спустила ноги с кровати. Отбросив с лица волосы, Донна вдохнула ртом прохладный ночной воздух и зябко передернула плечами.

В доме было тихо.

И у соседей тоже.

Через щели в шторах в комнату проникал лунный свет, в его луче плясали пылинки.

Донна зевнула и встала с кровати. Кошмар рассеялся, но она знала: это тот самый жуткий сон, что преследует ее вот уже третью неделю.

Ей снилось, будто она идет по пустыне, босая, в одной длинной тенниске. Ноги мерзнут от остывшего за ночь песка. В лицо дует ветер. Полнолуние, а луна такая огромная, словно вот-вот столкнется с землей. И звезд не сосчитать…

Ветер дует ей в лицо, а за спиной слышны чьи-то шаги, но стоит ей обернуться — никого, только ночь да ее тень.

А за спиной что-то шипит.

Подбирается к ней и царапает.

Она чувствует, что больше не выдержит, и усилием воли заставляет себя проснуться: если не проснешься, то просто умрешь от страха.

Донна не верила в приметы, но не могла не удивляться постоянству этого страшного сна.

Она сонно побрела на кухню, открыла холодильник и подумала, не выпить ли пива. Хотя, пожалуй, поздновато (или рановато?). А, один черт! Если она сейчас выпьет, то уже не уснет и встанет ни свет ни заря, кляня себя и гадая, хватит ли сил целый день таскать ноги после нескольких часов сна.

Решительно захлопнув дверцу холодильника, Донна зевнула и направилась к задней двери.

Двор у нее был небольшой. Как и все остальные участки, расположенные вдоль боковой дороги, с торца его замыкала выкрашенная под цвет земли бетонная стена. Ветвистые тополя скрывали соседние дома, и даже днем увидеть их можно было только стоя прямо у стены.

Внезапно Донна почувствовала себя страшно одинокой.

Никого рядом.

Она отрезана от всего мира, и помочь ей некому.

Она запаниковала и никак не могла взять себя в руки.

Бегание из комнаты в комнату ничуть не помогло: из окна гостиной тоже ничего не видно — только розовые клумбы. Надо было гробить столько сил и времени, чтобы сделать из них живую изгородь — теперь за ними не видно ни дороги, ни поля.

Да она в западне!

Вскрикнув, Донна помчалась к двери, распахнула ее и, выскочив на крыльцо, чуть не спустилась во двор, но бетон обжег холодом босые ноги, а холодный ветер приклеил тенниску к груди.

«Хватит! Завтра же утром перееду в город!» — решила Донна.

«Каждый раз после кошмара даю себе этот обет», — тут же невольно усмехнулась она.

Нечего сказать, крутая девчонка! Такая крутая, что раскисла из-за какого-то бредового сна.

Рассмеявшись, она вернулась в дом, и ей показалось, что она слышит за спиной знакомое шипение…

Дым поднялся, свернулся кольцом и проглотил изумрудную луну.

Майк Остранд был слегка навеселе.

Черт, какое там слегка — пьян в стельку: не различал даже приборной доски, не говоря уж о шоссе.

Сноп света от фар то расплывался, то принимал четкие очертания. Дорога качалась из стороны в сторону, а вместе с ней и машина то и дело пересекала осевую линию.

Впрочем, уже так поздно, что это не имеет никакого значения.

Дорога из Санта-Фе, не считая отдельных горок и пригорков, ровная на всем пути до Берналильо, да и дальше, за Альбукерке: знай топчи себе железку и держись покрепче за руль. Не впервой!

Майк икнул, рыгнул и, почувствовав кислый привкус во рту, скривился и потряс головой.

По радио передавали Вилли Нельсона.

Майк протер глаза и взглянул в зеркало заднего вида. Ни черта не видать — темнотища!

И впереди темнотища.

Спидометр перевалил за сто.

«Если повезет, к двум буду дома, а в два десять засну, разумеется, если доберусь до спальни. Или в два ноль пять, если не дотяну и свалюсь на кушетку в холле…»

Он рассмеялся, вернее, хохотнул и, почув— , ствовав, что вот-вот зевнет, опустил оконное стекло. Он хоть и пьян, но соображает: пусть лучше продует голову, чем вырубиться и очнуться в кювете.

Из окна потянуло свежей ночной прохладой. Ровно и уверенно гудел мотор.

— Ну прямо как я! — заявил Майк, обращаясь к дороге. — Уверен в себе, прочно стою на ногах.

Он опять хохотнул и еще раз рыгнул.

Хороший был вечер. Нет, просто замечательный! Эти недоумки из Санта-Фе, которые полагают, что лучше других разбираются в современной живописи, решили, что он — новое слово в искусстве. «Живые коллажи» — вот как они назвали его картины, а его самого окрестили Гением Пустыни.

— Бог ты мой! Смех, да и только! — завопил он во всю глотку.

Лет десять подряд Майк безуспешно пытался продать свои картины, которые не нравились даже ему самому, а в один прекрасный день взял кактус, разрезал его пополам, приклеил к холсту, добавил несколько птичьих косточек и пару бусинок, придумал соответствующее бредовое название и шутки ради повез на север.

И им понравилось.

Да еще как понравилось!

Он-то сотворил сей «шедевр» в издевку, а они чуть не передрались: все горели желанием его купить.

По салону, трепля белокурые волосы Майка и холодя голову, гулял ветер.

Через пять лет, вернее, через двадцать пять «полотен», состряпанных в состоянии жесточайшего подпития, на его банковском счете образовалась кругленькая сумма. Он купил себе новый домик, менял каждый год машину, не говоря уже о женщинах, которые выстраивались в очередь — лишь бы прикоснуться к величию Гения…

Тошнота, да и только!

Однако его умственные способности слава не повредила.

Мода приходит и уходит, и он отлично понимал, что следующий сезон может стать для него последним. Поэтому сейчас надо лечь на дно, поработать еще над дюжиной нетленок и вовремя удалиться на покой. Чтобы избежать печальной участи многих неудачников, которые, пережив свой звездный час, пристают ко всем подряд где-нибудь в баре с рассказами о былом величии и пьют на халяву пиво.

Спидометр перевалил за сто двадцать.

Разболелась голова.

В животе булькала кислятина.

Тыльной стороной ладони Майк отер лицо и заметил что-то справа, прямо за кромкой света фары.

Нахмурившись, он уставился в ту сторону и вскрикнул от неожиданности, когда машина, словно следуя за его взглядом, выскочила на обочину. Майк судорожно вывернул руль, его накренило в сторону осевой линии, потом откинуло назад. Вместо тормоза он нажал на газ, правые шины соскочили с асфальта и вгрызлись в песчаную обочину, и у Майка из горла вырвался немой крик.

Машину здорово тряхнуло.

Майк замер — выходить из заноса или не выходить? — ив ужасе смотрел, как стремительно летят на него кусты и глубокий кювет. Но вдруг в последний момент они как будто сами собой увернулись, а автомобиль вновь оказался на тверди дороги.

По лицу Майка градом катился пот.

Он почувствовал, что у него вот-вот лопнет мочевой пузырь.

Левая рука дрожала так, что пришлось зажать ее коленями.

— Господи! — прошептал он. — Спаси и помилуй!

«Все, сорок километров, — поклялся он. — Пусть буду дома только к утру, но больше сорока в час ни за что не поеду!»

Хотя он и не протрезвел окончательно, в голове здорово прояснилось.

А стрелка спидометра подошла к восьмидесяти.

Глядя, как она медленно ползет вверх, Майк решил, что все обойдется. Девяносто — в самый раз. И домой приедет пораньше — нечего болтаться ночью посреди пустыни.

Он судорожно сглотнул, глубоко вздохнул и выключил радио: сейчас ему никак нельзя отвлекаться. Надо сосредоточиться на дороге — сейчас не до музыки…

И тут он опять увидел это.

Что-то двигалось по ту сторону кювета, неотступно следуя за автомобилем. Но этого, не может быть! Господи, да у него скорость за сто, так быстро может двигаться только другой автомобиль.

Прищурившись, Майк посмотрел в ту сторону, машину повело, он отвернулся и облизнул губы.

Там ничего нет!

Боже мой, да там и быть ничего не может! Это фары, только и всего: свет фар, бегущий вдоль кустов можжевельника, сосен и придорожных камней. Да мало ли что еще! Просто его глаза поймали отраженный свет фар, а он под воздействием алкоголя принял его за преследователя.

Вот и все.

Хоть бы луна светила поярче!

«К черту все картины, — решил он, проехав еще километр, — хватит, пора завязывать». Денег у него предостаточно, дом он выкупил, какого черта еще надо?

Вдруг что-то ударило в левую дверцу, и машина отскочила в сторону.

Майк закричал и увидел, как расплываются на руле его руки и дорога из черной превратилась в серую, а потом опять стала черной. Машину снова ударило, и, истошно завопив, Майк бросил взгляд в окно: что еще за пьяный кретин хочет столкнуть его с дороги?!

Никого!

А когда он перевел взгляд на дорогу, было слишком поздно.

Дороги больше не было.

Майк закрыл лицо руками, зажмурился и закричал.

Ничего не загорелось и не взорвалось.

Майк Остранд висел вниз головой на ремне безопасности и слушал, как тарахтит мотор и в открытое окно дует ветер.

И еще что-то шипит. «Наверное, все еще крутятся колеса», — подумал он.

Через несколько секунд что-то непонятное проникло в окно и коснулось его руки. Майк потерял сознание.

Глава 8

Гостиница «Ла Моска» расположилась между Рио-Гранде и высокой саманной стеной, отгораживающей ее от шоссе. В центральном двухэтажном корпусе размещались бюро администратора, просторный зал ожидания с маленьким фонтаном в центре и ресторан, в который при большом желании могли втиснуться человек сто. По обе стороны центрального корпуса, в тени тополей и рябин, стояли восемь крытых черепицей коттеджей. Посреди дворика росла старая дикая маслина, огромный ствол которой опоясывала деревянная скамейка.

Скалли сидела в тени под маслиной, прямо напротив входной арки с вычурными чугунными воротами, которые, как утверждал хозяин гостиницы, запираются ровно в полночь. Прикрыв глаза, она пальцем стерла со лба капельку пота.

— Ну что, полегчало? — спросил Рэд Гарсон.

— Пока не очень.

День не задался с самого утра: она проспала и, примчавшись сломя голову в аэропорт, узнала, что рейс задерживается. На час. Потом еще на два.

Когда же они наконец-то взлетели, Скалли включила свой переносной компьютер, чтобы вместе с Малдером ознакомиться с материалами дела поподробнее.

Но не тут-то было.

До самого Далласа их мучила болтанка, что отнюдь не располагало к чтению с экрана компьютера. Большую часть пути Скалли стоически — хотя и с переменным успехом — боролась со сном. Из-за грозового шторма над Техасом им пришлось отклониться от курса, они потеряли еще один час и опоздали на пересадку.

— Дурной знак! — мрачно прокомментировал Малдер. — Нас преследует злой рок.

Когда они приземлились в Альбукерке, Скалли и сама начала верить в дурные приметы, а когда Рэд Гарсон помчал их на своем джипе на север, в сторону Берналильо, она даЛа себе зарок остаток дней ходить пешком.

Рэд осторожно кашлянул, чтобы привлечь ее внимание.

Скалли открыла глаза и слабо улыбнулась.

Рэд, как и описывал его Малдер, был высокий, подтянутый мужчина средних лет. Судя по морщинистому лицу и рукам, он немало времени проводил в горах и пустыне. Непонятно только, почему его так прозвали: волосы у него были белокурые note 6, глаза темно-голубые; левое ухо без мочки (ее откусил, как поведал ей Рэд, во время драки один тип, проводивший большую часть жизни по тюрьмам).

Совсем не типичный агент ФБР.

Когда он улыбался, у него шевелились только губы; зубы никогда не показывались.

— Думаете, он спит? — спросил Рэд, указывая пальцем за спину. .

— Вряд ли.

Мимо гостиницы протарахтел пикап и, оставив за собой шлейф черного дыма, скрылся. -Дана? Скалли кивнула, давая понять, что слушает.

— А почему он зовет вас Скалли? У вас ведь есть имя.

— Ему можно, — просто, не вдаваясь в подробности, ответила она. Разве вот так сразу объяснишь, что Малдер ее самый лучший друг, а не просто напарник. Они могут полностью положиться друг на друга в случае опасности или помочь друг другу, когда дело не сдвигается с мертвой точки. И дело не только в том, что у них совершенно разные стили работы, и именно поэтому — к удивлению многих — они отлично дополняют друг друга.

Это трудно объяснить словами, но Скалли твердо знала: что бы ни случилось, Малдер, когда он ей нужен, всегда окажется рядом. Просто будет рядом — и все.

Она услышала за спиной шаги и, усмехнувшись, объявила:

— А вот и он.

Гарсон удивленно оглянулся и увидел Малдера, бредущего по дорожке, выложенной каменными плитами. Без привычного костюма он выглядел весьма странно. На плече висела джинсовая куртка, скрывавшая кобуру на левом боку.

Вид у него был совершенно измотанный.

— Ну и жара! — выдохнул он, плюхнувшись на скамейку рядом со Скалли.

— На дворе июль, Малдер, — заметил Гарсон. — И это Нью-Мексико. А ты чего ждал?

— Жара мне и дома осточертела. У меня в квартире как в духовке. — Малдер пригладил волосы и потряс головой, словно разгоняя сон.

— Не всем здесь нравится, — ответил Гарсон таким тоном, что стало ясно: раз они не влюбились в эти места с первого взгляда, они просто полоумные. — И имей в виду, Малдер, по сравнению с Вашингтоном Нью-Мексико километра на полтора выше над уровнем моря. Здесь более разреженный воздух. Нужно время, чтобы привыкнуть. Если ты и дальше намерен бегать и палить во все стороны, то просто свалишься с копыт.

— А это еще что такое? — Малдер со стоном поднялся и направился к воротам.

— Малдер, у нас нет времени… — пыталась остановить его Скалли.

Он повернулся и, ухмыльнувшись, указал на маленький пылевой столб, лениво круживший над дорогой.

— Я видел такие штуки в детстве. Только из опавших листьев. — Он подошел поближе — столб был не выше колена. — Ну-ка попробуем в него войти. — Он придвинул ногу чуть ближе и, наверное, сломал какой-то невидимый барьер: пылевой вихрь распался. Малдер провел кончиком ботинка по тому месту, где он только что кружил.

Скалли, явно ослабевшая от перепада высоты, немного помолчав, попросила:

— Поди сюда, Малдер. У нас и в самом деле нет времени. — Она взглянула на часы: начало пятого. — Доктору Риос звонить уже поздно. Может… Пэт? Пэт Дэвен. Она в состоянии поговорить с нами?

Малдер вернулся к скамейке, а Гарсон, кивнув в сторону Скалли, полюбопытствовал:

— А она всегда такая шустрая?

— Убиты три человека, Рэд. Вряд ли они умерли от разреженного воздуха, — парировала Скалли.

Рэд кивнул, принимая упрек и не обижаясь.

— Дэвены живут километрах в полутора отсюда. Когда все прояснится, они собираются вернуться в Чикаго. Я вас к ним отвезу, но сразу предупреждаю: на радушный прием не рассчитывайте.

Рэд оказался прав.

Как только Курт Дэвен открыл дверь, Скалли почувствовала его враждебность. Гарсон представил их друг другу, Курт нахмурился, попросил подождать и закрыл, вернее, захлопнул дверь трейлера.

Малдер махнул головой в сторону поросшего тополями берега (до него было метров сорок — пятьдесят) и спросил:

— Там?

— Да. Только там, куда ты смотришь, крутой спуск. А это случилось чуть правее.

Прикрыв ладонью глаза от палящего солнца, Скалли попыталась представить себе, как тут все выглядит ночью, когда на небе луна и звезды. Свет из окон трейлера не поможет: слишком далеко, да и других домов, кроме остова недостроенного коттеджа прямо за трейлером, поблизости не видно. Скалли заметила только деревянные столбики с флажками, размечавшие участки земли под застройку. Ближайший трейлер стоял метрах в пятидесяти.

Дверь открылась.

Мужчины посторонились, пропуская на ступени из шлакобетона женщину — небольшого роста, худощавую, со светлыми растрепанными волосами, потерянным лицом и пустыми, словно невидящими глазами.

— Она не хочет говорить с вами, господин Гарсон, — произнесла она печально и в то же время гневно.

Как можно вежливее Рэд ответил, что все понимает, и извинился за вторжение.

— Но ведь я пришел не один, миссис Дэ-вен. Люди приехали из Вашингтона. — Он прокашлялся и заглянул в распахнутую дверь. — Эксперты по таким преступлениям. Если кто и может поймать этого…

— Никто не может! — оборвала его женщина. — Прошло уже две недели, а его так никто и не поймал.

Чтобы обратить на себя внимание, Скалли подняла руку:

— Миссис Дэвен?

— Что? — не сразу отозвалась та. Скалли старалась говорить как можно мягче:

— Миссис Дэвен, я не стану вас обманывать и делать вид, будто понимаю, что чувствуете вы и ваша дочь. Но агенту Малдеру и мне довелось задержать немало преступников. Обещаю: мы доведем это дело до конца. Мы не всесильны, но дело до конца доводим.

Мэри Дэвен сложила руки на животе и прищурилась.

— Так вы его поймаете?

— Нет, — тихо, но твердо ответил Малдер. — Мы обещаем вам, что доведем дело до конца. А если вы не хотите, чтобы мы тревожили вас и ваших близких, то можете не беспокоиться.

Часто моргая, миссис Дэвен посмотрела на деревья, потом перевела немигающий взгляд на агентов и чуть слышно произнесла:

— Только не ходите с ней туда. Если вы ее туда отведете, я и ее потеряю.

Скалли с готовностью согласилась, а когда Малдер попросил Гарсона показать ему место преступления, промолчала. Прошло столько времени — вряд ли там можно найти что-то стоящее: Гарсон со своими людьми и местная полиция и так все основательно прочесали. Правда, у Малдера талант: он и на пустом месте что-нибудь да откопает. И как ему только удается!

— Агент Скалли?

Бледная, болезненно-худая, Пэт Дэвен как две капли воды походила на мать: даже взгляд у нее был такой же затравленный. На правой щеке и виске еще виднелись следы кровоподтеков. Глаза за стеклами очков казались бездонными.

Они сели на пластиковые стулья, выставленные прямо на солнцепеке. Предложения выпить чего-нибудь освежающего не последовало.

Девушка сидела опустив глаза на сложенные на коленях руки. После длинной паузы Скалли подалась вперед и негромко спросила: