Глава 4

Заместитель директора Вальтер Скиннер сидел за столом, сложив руки на коленях, и глядел в потолок. Наконец он опустил глаза и мрачно воззрился на раскрытую папку с делом. Покачал головой, снял очки в металлической оправе и потер переносицу.

Малдер молчал. Сидевшая рядом Скалли сохраняла невозмутимый вид.

Заседание шло пока не самым благоприятным образом.

Шеф был не в духе: затерялась расшифровка записей полугодовых телефонных разговоров главаря питсбургской мафии. Когда Малдер вошел в кабинет, Скиннер изливал свой гнев на секретаршу и провинившихся агентов. Зная его необузданный нрав, Малдер вместо приветствия кивнул и благоразумно ретировался в приемную.

Потом он нарушил этикет, позволив себе сесть без приглашения. А когда появился весь красный от возбуждения Скиннер, Малдер недостаточно шустро вскочил со стула, за что босс одарил его таким взглядом, от которого скисло бы и парное молоко.

И пошло-поехало! Даже появление Скалли не улучшило настроения шефа: долго и нудно он разглагольствовал на тему преступной безответственности некоторых сотрудников.

Малдер внимал ему без комментариев.

Слава Богу, на этот раз гнев босса направлен на кого-то другого (неплохо для разнообразия): Малдеру частенько приходилось выступать в качестве объекта воспитания.

Как правило, яблоком раздора служили дела под грифом «Икс».

Согласно положению об обеспечении правопорядка, спектр деятельности ФБР охватывал расследование самых разнообразных федеральных преступлений: похищений, вымогательств, политических убийств, ограблений банков. Кроме того, агенты ФБР имели право расследовать и местные дела — либо по просьбе местных властей, либо в тех случаях, когда дело затрагивает федеральные интересы и представляет угрозу национальной безопасности.

Но иной раз встречаются такие дела, которые не подпадают ни под одну из категорий.

Дела настолько странные и необъяснимые, что не поддаются ни здравому смыслу, ни логике — словно в них не обошлось без вмешательства внеземных цивилизаций.

Дела под грифом «Икс».

Их обычно поручали Малдеру, который свято верил, что в любом деле, независимо от грифа, истина не всегда столь очевидна, как представляется на первый взгляд. А зачастую и не столь желанна и лицеприятна.

Но она всегда есть — нужно ее только найти.

И предъявить миру.

А какой ценой — не суть важно.

Скиннер положил руку на папку.

— Малдер… — Он запнулся и отодвинул очки. — Малдер, вы что, всерьез полагаете, что убийца пишет на телах жертв свое имя?

По его тону Малдер догадался, что босс озабочен чем-то другим.

— На мой взгляд, это очевидно, сэр. Остается только правильно расшифровать символы.

Скиннер молча посмотрел на него и устало выдохнул:

— Допустим.

Переглянувшись со Скалли, Малдер убедился в верности своей дОгадки. Более того, он понял, что умудрился в очередной раз наступить кое-кому на любимую мозоль.

Малдер не раз говорил Скалли, что танцор из него хреновый.

Впрочем, есть масса вещей, которые волнуют его куда больше, чем внутренняя политика ФБР. Учитывая действующих лиц, ему следовало бы догадаться, что с точки зрения стратегии было бы куда лучше, если Ньюхаус и Бурнелл пришли к решению самостоятельно. Надо было лишь направить их в нужную сторону, а не решать все за них.

Ну и нетрудно догадаться, опять же с учетом действующих лиц: кто-то из них (скорее всего Бурнелл), надо думать, пожаловался боссу, что Малдер хочет умыкнуть у них дело, а значит, и лавры.

— Сэр, — обратилась к шефу Скалли. Тот перевел на нее взгляд.

— Насколько я понимаю, мы весьма ограничены во времени. Судя по регулярности предыдущих преступлений, убийца нанесет очередной удар недели через две. А может, и того раньше. Поэтому в данный момент любая подсказка, любая версия, которую агент Малдер выдвигает, несмотря на груз собственных дел, должна восприниматься не как грубое вмешательство, а как неоценимая помощь.

Малдер едва заметно кивнул, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не рассмеяться.

— Кроме того, я полагаю, что для Малдера, — вкрадчивым тоном продолжила Скалли (Скиннер опять надел очки), — дело это слишком очевидно, а значит, и неинтересно.

Скиннер не мигая посмотрел на Малдера:

— В этом я с вами полностью согласен, агент Скалли.

Малдер никак не мог понять выражение его лица. Ведь именно Скиннер по приказу свыше закрыл дела под грифом «Икс»: начальству не нравилось, что Малдер слишком много знает. Но именно Скиннер приказал вновь открыть дела под грифом «Икс». А сделать это ему наверняка было нелегко.

Что-то здесь нечисто.

Скиннер ему не враг, но и не союзник. Он как тень. Знать бы еще чья.

— Прошу прощения, сэр, но могу я узнать, в чем моя вина? — тщательно подбирая слова, спросил Малдер. — В том, что я, когда ко мне обратились, предложил помощь?

— Никто вас ни в чем не обвиняет, агент Малдер, — устало возразил Скиннер. Он опять потер переносицу, но снимать очки не стал. — Да, я вас вызвал, и, надеюсь, разговор останется между нами. Но в следующий раз будьте так любезны, избавьте меня от лишних неприятностей и нежелательных звонков. Ну хотя бы для разнообразия дайте возможность кому-нибудь другому выдвинуть свою версию. А вы, как удачно сформулировала агент Скалли, ему только подскажите.

Все это было сказано без намека на улыбку.

И в том же духе воспринято присутствующими.

Наконец босс захлопнул папку и кивком головы дал понять, что больше их не задерживает.

— Малдер, это греческий? — спросил он вдруг, когда они были у самой двери.

— Да, сэр, древнегреческий, — невозмутимо ответил тот, поборов желание отдать честь, и поспешил в коридор за Скалли.

Она предложила пойти в кафе выпить: ей — кофе, ему — ледяной чай.

— Знаешь, Скалли, спасибо тебе за поддержку, — сказал он по дороге, — но защита мне не нужна. Как-нибудь и сам справлюсь.

Скалли взглянула на него и вздохнула:

— Еще как нужна, Малдер!

Он недоверчиво покосился в ее сторону.

— Доверься мне, — сказала она, погладив его по руке.

До полудня Малдер успел добросовестно потрудиться, просмотрев с полдюжины новых дел, оставленных для него на столе. Оксфордский диплом, глубокое знание криминальной психологии и природный дар прослеживать логику преступления даже там, где ее как будто не было и нет, делали Малдера незаменимым при расследовании дел, зашедших в тупик.

Он ничего не имел против. Ему это даже нравилось.

Но сейчас Малдеру не давало покоя подозрение, которое, по общему признанию, не имело под собой достаточных оснований: Бурнелл и Ньюхаус подставили его сознательно. Почему? Они достаточно компетентны и определенно не глупы. Со временем они бы и сами увидели то, что увидел он. Да и вообще в Бюро навалом экспертов — и в Вашингтоне, и в академии ФБР в Квантико, — которые пришли бы к тому же выводу.

Малдер откинулся на спинку стула, вытянул ноги и посмотрел на закрытую дверь.

По щеке катилась капелька пота.

Ему вдруг пришло в голову, что это опять Они, те невидимые силы, которые он окрестил Теневым Правительством, — люди, знавшие об истине, заключенной в делах под грифом «Икс», гораздо больше, чем давали понять другим.

Нет, это не паранойя!

Не раз они пытались его скомпрометировать.

Не раз пытались убить.

И не только его, но и Скалли.

Только благодаря тому, что он сумел заручиться поддержкой определенных лиц в этой сумрачной стране теней, он по-прежнему жив и здоров.

А теперь Они снова за него взялись. Проверяют, чего он стоит. Отвлекают, надеясь, что он допустит промах в одном из порученных ему дел. А защитить его могут только Скиннер, если, конечно, захочет, и «теневые» друзья.

— Надо было сказать, что это русский! — шепнул он, обращаясь к двери.

И рассмеялся.

Дверь распахнулась. От неожиданности Малдер чуть не свалился со стула. На пороге стоял Бурнелл.

— Малдер, кто может знать древнегреческий? — с мрачным видом спросил он.

Малдер пожал плечами:

— Не знаю. Надо думать, древние греки. Бурнелл моргнул и прошел в кабинет как раз в тот момент, когда из вентиляционной отдушины потянуло наконец холодным воздухом. Он было собрался закрыть за собой дверь, но передумал и засунул руку в карман.

— Священники, вот кто! Семинаристы. Преподаватели семинарии. Проповедники. — Свободной рукой он ослабил галстук. — В общем, Малдер, люди, которые изучают Библию.

Малдер вежливо выслушал и решил, что дополнять перечень преподавателями иностранных языков, археологами и Бог еще знает кем, пожалуй, не стоит. Не говоря уже об эмигрантах, получивших образование в Греции. Или филологах, искусствоведах и лингвистах. Бурнелл явно прорабатывает новую версию, и сбивать его не следует.

— Я все думаю, — продолжал агент, постукивая пальцем по картотечному шкафу. — Ты был прав: это греческий. Как же я сам не додумался! А вот насчет имени ты ошибаешься.

Малдер не спеша выпрямил спину, подобрал ноги и поднял голову.

— Вот как? — прищурившись, спросил он.

— Когда я учился в колледже, я вступил в братскую общину.

— Я бы на твоем месте выбрал женскую.

Бурнелл посмотрел на него с таким недовольством, что Малдер не выдержал и поднял руку, давая понять, что просит прощения.

— Ну ладно. Ты был членом братства. Какое это имеет отношение к…

— Оно называлось «Альфа Хи Ро». — Бурнелл вытянул вперед правую руку: на безымянном пальце красовался массивный золотой перстень с печаткой и граненым рубином в центре. Он подошел поближе, чтобы Малдер смог как следует его разглядеть. — Видишь надпись, Малдер?

Увидев три заглавные буквы, Малдер затаил дыхание.

Бурнелл опустил руку.

— Хи Ро. Это символ Христа, Малдер! — с ликованием в голосе изрек он и возбужденно взмахнул рукой. — Вот что он вырезал: Хи Ро. — Он кивнул и хлопнул рукой по бедру. — А его жертвы вовсе не проститутки. Не все так просто! Ну а что касается того дома на ферме и самой фермы, то что-то в них есть… какая-то связь, которая религиозному фанатику могла показаться… ну я не знаю… кощунственной, что ли.

Малдер откинулся на спинку стула.

— Черт меня побери! — В его глазах читалось неподдельное восхищение.

Бурнелл улыбнулся, потер ладони и, взглянув на вентиляционную отдушину, заметил:

— Старик, здесь холодильник, да и только. У тебя полетел термостат, да? — Он подошел к двери и, взявшись за ручку, помедлил.

Малдер заметил, как у него напряглись и расслабились плечи.

— Спасибо тебе, Малдер. Кроме шуток! По правде сказать, если бы не ты, то даже и не знаю, догадался бы я, что это греческий… У меня это кольцо сто лет, а я на него ни разу даже и не посмотрел как следует. Хорошо, что пару дней назад отдал его почистить, и сегодня утром, когда надел… Понимаешь, меня как озарило! Мне даже показалось, что я вижу его в первый раз.

Бурнелл помолчал, словно собираясь сказать что-то еще, но передумал и, кивнув в знак благодарности, закрыл за собой дверь.

А Малдер еще долго сидел не шелохнувшись…

Глава 5

Сняв шляпу, шериф Чак Спэрроу промокнул рукавом лысину, после чего водрузил шляпу на место, низко опустив поля.

— Ну, что скажешь? — слабым голосом спросила стоявшая рядом женщина. (Вид у нее был такой, будто ее вот-вот вырвет.) Спэрроу молча покачал головой. У него было только два соображения: либо кому-то взбрело в голову отточить свое мастерство дубления кожи, либо здесь поработала одна из этих чертовых сект, окопавшихся в горах. В любом случае не надо быть нейрохирургом, чтобы понять — потрудились тут на славу.

Они стояли у маленькой пещеры, к западу от одинокого пологого холма, что в трех километpax от ранчо Хэтч. Перед входом лежали останки вола, кишащие муравьями и мухами.

— Что скажешь, Чак?

— Ни черта не пойму, Донна! Женщина была высокого роста, в сапогах, мешковатых джинсах и мужской рубашке большого размера, скрывавших фигуру. Короткие каштановые волосы зачесаны за уши, на правой руке массивное серебряное кольцо. Свой джип «чероки» она оставила на обочине метрах в пятидесяти, рядом с патрульной машиной шерифа.

— А ты внутрь заглянул? — спросила она, кивнув подбородком в сторону входа в пещеру.

— Да, — ответил Чак преувеличенно спокойно, — заглянул.

— Ну и что?

— Я нашел там одно только дерьмо. Если угодно, четырнадцать видов дерьма. И еще кости. Косточки, — быстро добавил он. — Ничего особенного.

— Знаешь, я где-то читала, что кости нужны для обряда. Как бы для репетиции…

Чак осмотрел склон холма и остановил взгляд на машинах.

— Давай не будем делать скоропалительных выводов, ладно? Хотя с тех пор, как я здесь работаю, я что-то не слыхал, чтобы тут водились горные львы. И потом, насколько я знаю, эти твари не имеют привычки перед приемом пищи сдирать с жертвы шкуру.

— Твои шуточки, Чак, мне ни к чему!

«Это точно, — подумал он. — А вот хорошая порка тебе бы не повредила. Чтобы не мешала людям спокойно работать».

Это уже четвертое животное, убитое за последнюю неделю. И ни единого следа, ни единого знака или хотя бы намека на то, что стало причиной их гибели. Вернее, кто и как содрал с них шкуру. Чак был почему-то уверен, что ее с них содрали заживо. Животные скорее всего погибли от болевого шока или истекли кровью.

А вот он, если сию секунду не уйдет отсюда, наверняка задохнется от смрада.

Чак повернулся, прикрыл рот рукой и зашагал к машине. Донна не спеша побрела за ним, бормоча что-то под нос и щелкая пальцами.

«Животные еще полбеды, — думал Чак, спускаясь в неглубокий ров и в два прыжка из него выбираясь. — Если бы дело было только в них, в управлении не подняли бы такой шумихи».

Погибли три человека, причем точно таким же образом. Вернее, черт его знает каким, если можно так выразиться. Каждый раз, когда в полицию поступало очередное сообщение, Спэрроу выезжал на место происшествия сам. И отнюдь не потому, что не доверял своим заместителям. За тридцать пять лет он исколесил пустыню вдоль и поперек, общался с индейцами в Санто-Доминго, Сан-Фелипе и других пуэбло note 4, изучил холмы и горы так, что ориентировался в них с закрытыми глазами. Словом, стал истинным знатоком здешних мест. Хотя сам он к этому не стремился и никто его об этом не просил, а иной раз он отдал бы на отсечение руку, лишь бы поглупеть и ничего этого не знать…

Чак просунул руку в открытое окно водителя, схватил микрофон и, набрав номер диспетчера, доложил, что нашел и где. Под недоверчивым взглядом Донны он вызвал фургон, чтобы вывезти останки, и ветеринара для осмотра, после чего швырнул микрофон на сиденье и, скрестив на груди руки, облокотился мощным торсом на дверцу автомобиля.

— Может, сходишь поговоришь с Энни? — спросила Донна. Она стояла на дороге и рисовала носком сапога бессмысленные узоры в серой пыли, толстым слоем покрывавшей асфальт.

— Зачем? — хмыкнул Чак. — Ее ранчо отсюда далеко.

— Может, это ее вол.

— Может быть, — согласился шериф, — а может, кого-то из этих, — и он указал рукой на гору, за которой была Стена Коночинов. — Тебе это не приходит в голову?

Женщина не подняла глаз, и Чак улыбнулся. Да, Донна Фолкнер не слишком любит коночинов. Они упорно отказывали ей, когда она предлагала посредничество в продаже их поделок, а как-то раз даже прогнали из резервации. В прямом смысле прогнали: они бежали за ней, крича и размахивая чем придется, словно хотели загнать ее на Сангре-Вьенто-Меса и сбросить оттуда, как сбросили триста лет назад, во время восстания в пуэбло, испанских священников и солдат.

С той лишь разницей, что испанцы к ко-ночинам больше не вернулись. Никто не знает почему.

Сейчас в качестве посредника с Донной работает Ник Ланая, и ей не приходится ходить в резервацию самой.

— А может, это сатанисты? — предположила Донна, все так же водя ногой по асфальту и засунув руки в карманы джинсов.

Спэрроу хмыкнул. Он проверил всех подозрительных: от сатанистов до придурков сектантов, которые всерьез полагают, что, отрубая головы бычкам и козам, можно усовершенствовать этот мир. Насколько ему известно, ни один из них не убивает с такой бессмысленной жестокостью ни животных, ни людей, даже не удосуживаясь потом спрятать трупы жертв. Нет, на их почерк это совсем не похоже.

Впрочем, в этом он не специалист. Чак вздохнул и подумал, что, пожалуй, пора усмирить гордыню и обратиться за помощью к экспертам. В одиночку ему не справиться. А то газетчики того и гляди начнут смешивать его с грязью.

На склоне горы сидели двое мужчин. Их свободные одежды сливались цветом с выгоревшей землей. Один из них был глубокий старик с прямыми седыми волосами, ниспадавшими на худые плечи, и резкими чертами лица. Смуглая кожа у рта и глубоко посаженных глаз испещрена морщинами. На шее ожерелье из позвоночника гремучей змеи.

Второй намного моложе, но далеко не молод. Черные, без проседи волосы собраны в хвост плетеным ремешком, украшенным золотом и бирюзой. Он сидел, согнув ноги в коленях и опустив между ними руки; длинные пальцы беспрестанно шевелились — словно тростинки на ветру.

Мужчины изредка перебрасывались фразами на смеси ломаного испанского и коночинского.

— Отец, — сказал тот, что помоложе, всем своим видом и голосом выражая почтение и печаль, — ты должен положить этому конец.

Старик покачал головой.

— Ты же знаешь, что он делает. Он погубит всех нас.

Молчание.

Молодой потянулся рукой к кустику травы, но вовремя остановился: если бы он сорвал ее, то раскровенил бы ладонь. Схватив камень, швырнул его вниз.

Там, внизу, бежала лента дороги (она выходила из ущелья и вела мимо ранчо Энни Хэтч к магистрали). За спиной высилась Сан-гре-Вьенто-Меса.

— Гибнут люди, Дуган, — обращаясь к старцу по имени, настаивал на своем молодой. — Он уже дошел до Альбукерке. — Мужчина говорил не поворачивая головы: он знал, что старик на него не смотрит. — Этого теперь не скроешь. Рано или поздно сюда явятся власти. Мы не сможем их удержать.

Старик поправил ожерелье.

— Пусть приходят, Ник. Пусть ищут. Все равно ничего не найдут.

— А если найдут? — не унимался молодой. По лицу старика скользнула тень улыбки.

— Все равно не поверят…

Донна смотрела, как, вздымая задними колесами дорожную пыль, машина шерифа рванула вперед. Она понимала, как глубоко уязвлено самолюбие Чака: ведь он до сих пор не выяснил, кто именно виновен в зверских убийствах. Донна не сомневалась, что и шериф, и городская полиция ищут не там, где надо. Напрасно они проверяют все бары в центре Альбукерке и рассылают тайных агентов по университетам — зря только теряют время.

Прищурившись, она посмотрела на небо: там, в безбрежной бледно-голубой дали, заблудилось одинокое перышко-облачко.

И «Джорнэл», и «Трибюн» уже подняли трезвон, и теперь все жаждут крови. Так что, если Спэрроу допустит оплошность, быть ему козлом отпущения.

«Впрочем, меня это не касается», — мрачно подумала она, направляясь к машине. Чак уже большой мальчик и может позаботиться о себе сам. Хотя бы потому, что никогда не замечает, когда она протягивает ему руку помощи; хотя бы потому, что считает ее странноватой; хотя бы потому, что никогда ни о чем ей не расскажет, пока она сама не пристанет к нему с ножом к горлу…

— Черт! — Донна со злостью пнула переднее колесо «чероки». — Ну и кретин!

Она села в машину и, схватившись за раскаленный руль, с шумом втянула воздух и отдернула пальцы. На соседнем сиденье валялась пара рабочих перчаток. Надев их, Донна взглянула в зеркало заднего вида, потом перевела глаза на холм и облако мух над тем, что осталось от вола. Ее замутило, и она глубоко вздохнула, чтобы подавить тошноту.

Что-то совсем на нее не похоже.

Ей приходилось видеть в пустыне и не такое, а уж тем более в городе — после драки с ножами или перестрелки. Странно, почему на этот раз она так испугалась?

Включив зажигание, Донна опять взглянула в зеркало заднего вида и чуть не закричала от ужаса.

Прямо за ней, почти у заднего бампера джипа, непонятно откуда взялся красный пикап, весь пыльный и ржавый; отблеск солнца в его ветровом стекле на миг ослепил Донну, а решетка радиатора оскалилась, словно акулья пасть.

Она приготовилась к удару, но когда в последнюю секунду грузовичок вильнул в сторону, сбросил скорость и спокойно ее обошел, Донне даже пришло в голову, что все это ей только привиделось.

Она посмотрела направо, и водитель пикапа ответил на ее взгляд.

«Господи спаси!» — подумала Донна.

Низко надвинутая серая шляпа, темные очки, длинные черные волосы, стянутые на затылке в хвост…

Леон Сиола.

Донна даже не заметила, что, пока пикап не скрылся в клубах пыли, так и не перевела дыхание. Только потом она прижалась к спинке сиденья, запрокинула голову и прикрыла глаза.

Кондиционер гнал холодный воздух прямо ей в колени. Донна передернулась, но не выключила его и даже не направила в другую сторону, а так и сидела с закрытыми глазами до тех пор, пока у нее не закружилась голова. Когда она их открыла, вокруг никого не было. Даже пыли над дорогой…

«Ну, поехали! — скомандовала себе Донна и сухо сглотнула. — Поехали домой, девочка!»

Прошло еще десять минут, прежде чем у нее перестали дрожать руки и она смогла взяться за руль. И еще десять, прежде чем до нее дошло, что она стоит на месте. Донна надавила на газ с такой силой, что из-под буксующих колес веером полетели камни. Джип рванул вперед, и Донна забыла обо всем, кроме слепящего солнца и дороги.

Скорее домой и выпить. А потом позвонить Спэрроу и сказать, что вернулся Леон Сиола.

Внутренний голос подсказывал ей, что эта новость вряд ли приведет шерифа в восторг.

Притворно охая, молодой мужчина встал, потер шею и размял занемевшие ноги. Он опять принялся за свое:

— Дуган, мы не можем этого допустить. Это сведет на нет все, чего мы добились.

Старик даже не оглянулся. Он неотрывно смотрел на поднятые вдали клубы пыли.

— Ник, мы не в силах это остановить.

— Может быть, и так, но его-то остановить мы можем!

— Но ведь точно мы не знаем.

«Да знаем, черт побери, знаем! — подумал молодой. — Мы отлично знаем, что это он, но ничего не делаем. Ничего!»

— А что, если ты ошибаешься? — тихо спросил старик.

Ник покачал головой, хотя и знал, что старик на него не смотрит.

— Ну а что мы теряем, даже если я ошибаюсь? Придут белые, посмотрят и уйдут. Оставят нас в покое. Что мы теряем, Дуган?

— Себя, — все так же тихо ответил старец.. Молодой снова покачал головой. Этот спор родился раньше, чем он сам. Одни говорят: «Давайте впустим их, мы ведь ничего не теряем. Наоборот, теперь у нас радио и телевидение». А другие: «Если мы пустим их, то потеряем самих себя».

Вот поэтому молодые и уходят, и многие так и не приходят назад.

Вдруг одним движением — таким стремительным и плавным, словно его и не было — старик поднялся, отряхнул пыль с одежды и проверил по солнцу, который час. Не говоря ни слова, он направился к вершине. Ник, отставая на шаг, последовал за ним. Когда они достигли гребня, Дуган указал на бледный призрак луны:

— Еще одна ночь, и все будет сделано. Ник промолчал, и молчание выдавало его сомнения.

— Еще одна ночь… — Старик взял его под руку: спуск в долину был крутой и скользкий. — Знаешь, чтобы это получилось, надо верить. — По его лицу опять промелькнула тень улыбки. — И, боюсь, куда сильнее, чем прежде. Но ведь вера есть…

Ника волновало совсем другое. Вера у него была: он хранил ее даже тогда, когда жил за Стеной.

Он думал об убийствах.

Вернее, о том, что они повлекут за собой.

Глава 6

Насвистывая под нос, Малдер вошел в кабинет.

День начался с роскошного, фантастического — ну прямо-таки в лучших традициях Голливуда — рассвета, обещая и дальше быть таким же великолепным. Малдер даже засомневался-, уж не сон ли это? Три дня назад в столице спала наконец жара; температура стояла почти весенняя, по ночам, умывая улицы, шли проливные дожди и дул, разгоняя смог, ветер, так что небо над городом сияло безукоризненной голубизной.

Свежая зелень листвы, яркие цветы… все так прекрасно, что даже противно.

Но он уж как-нибудь перетерпит, не полный же идиот.

В его кресле за столом сидела Скалли.

— Доброе утро! — весело приветствовал ее Малдер.

За эти дни ему удалось расколоть два дела, над которыми он корпел уже целый месяц. Причем на этот раз, для разнообразия, агенты, работавшие над ними, были искренне ему благодарны: ничье самолюбие при этом не пострадало, и в скором времени еще два мерзавца увидят небо в клеточку.

Малдера не слишком удивило, что Бет Ньюхаус в отличие от Бурнелла так и не зашла извиниться за свое поведение. Он ее с тех пор вообще не видел — еще один знак, что жизнь прекрасна. А может, он вообще ошибался насчет того, что эта парочка подставила его сознательно?

Для полного счастья ему сейчас не хватало только большого пакета семечек.

— Как дела? — спросил он, швырнув кейс на заваленный папками стол.

Скалли опустила руку под стол и метнула ему пластиковый пакет.

Малдер поймал его одной рукой: не может быть, семечки! Он улыбнулся. Еще один знак, причем добрый. Тут он засомневался:

— Ты же терпеть не можешь, когда я грызу семечки. От них мусор, а ты известная чистюля. — Он взвесил пакет на ладони. — В чем подвох?

Невинно пожав плечами, Скалли раскрыла кейс. Сегодня она была в зеленом костюме и блузке в тон с брошкой у ворота.

— Скалли, в чем подвох? — переспросил Малдер, бросая пакет на стол.

Достав папку, она помахала ею и положила себе на колени.

Малдер молча посмотрел на папку, потом на Скалли, потом на семечки… Нет, это определенно знак. Только у него нет желания выяснять, какой именно.

Заметив выражение его лица, Скалли улыбнулась:

— Да не волнуйся ты так! Может, тебе еще и понравится.

Малдер молчал.

Скалли уселась поудобнее и спросила:

— Итак, что тебе известно о массовом истреблении скота?

— Нет, Скалли, я тебя прошу, только не это!

Он подошел к рабочему креслу, плюхнулся в него и, развернувшись к ней лицом, закинул ногу на ногу, всем своим видом давая понять, что не намерен отвечать на риторический вопрос без особой на то необходимости. Похоже, она подготавливает его, настраивает на «необычный» лад.