– Да сгинет зло! - возбужденно завопил первый фанатик, с детской радостью поджигая факел и опуская его с костер под ногами Иньярры.
      – Аминь, - насмешливо отозвалась та, полуисчезнувшая в едком дыме. Розовый цветок пламени целовал её ноги, облизывая полы плаща.
      "Безумие!" - билось в голове Тилори. - "Этого просто не может быть!!!"
      Костер под её ногами уже полыхал во всей гамме от винного рубина и до нежной голубизны неба на рассвете. Огонь взбирался по лодыжкам, обнимал шелковый плащ, поднимался до волос и… сушил не сжигая…
      – Asden mifol injirno, - размеренно выплетала ведьма, запрокинув голову, чтобы уберечь глаза и горло от едкого дыма. - Deart itrenti lignos!
      Заклинание, как песня, мягким элем заливало душу, наполняя тело невесомой легкостью. Костры медленно прогорали, высушив одежду и волосы девушек. Рассеивался дым, обнажая лица жестких палачей…
      – Да святятся не сгоревшие в очистительном пламени, - пронесся над поляной шепот вставших на одно колено… Фреля, Галирада, Корвина и остальных…
      – Гвыздбр фрахк лажгрыматзз!!! - вдруг от души выругалась Тилорь, враз осознав всю силу и смысл тех непонятных слов, что щедро рассыпала Иньярра, когда их обеих притащили на поляну. Не эту, другую. Ту, что, кажется, была целый век назад…
      Ведьма обвела вновь собравшуюся в полном составе - тринадцать - компанию довольным взглядом, тщетно пытаясь прогнать с губ довольную - или самодовольную? - улыбку. Впрочем, ей простительно: ведь, как ни крути, а это всё устроила она.
      – ПЕРЕХЛЁСТ!!!!! - взвился ввысь сильный, страшный голос Сказительницы. Небо отозвалось грохотом и молнией.
      – Перехлёст! - воскликнули тринадцать голосов, тринадцать серебристых голубков устремились в небо с вскинутых к звездам рук.
      – Перехлёст! - радостно загремело по всему лесу. Мириады серебряных искр - голубей - пронзили темноту, рассеиваясь блестящими разводами, взрываясь сполохами нестерпимого света. Казалось, само небо раскололось на множество сверкающих осколков и осыпалось на головы празднующих. Празднующих самый лучший праздник в жизни Тилори.
      Летний Перехлёст.
      Дрожащие пальцы, выбивающие нелепую дробь по кубку с горячим глинтвейном, сваренном парнями. Рваные ниточки строк, изломанные струнным воем слова и рифмы… Слезы. Торопливо смахиваемые с глаз, чтобы мир не растворялся перед глазами. Тревожно замершее время, застывшее в безумной пляске сбившегося дыхания.
      И МУЗЫКА. Терпкая, горькая, страстная, безумная, бесконечная, сильная, жестокая. Мучительно медленно разливающая тягучее пламя яда в груди. Резким росчерком стали бьющая по глазам. Щедро посыпающая свежие раны горстями горькой соли. Осторожно ласкающая душу в нежных ладонях. Опасно и небрежно ранящая обнаженные нервы тонкими лезвиями струн. Равнодушно струящаяся густой янтарной смолой на еловый ковер неосторожно раскрывшейся души. Взвился над пыльной дорогой мой конь: Меж городами по весям. Кто-то кричит, что в любви жизни соль, Кто-то вином лишь и весел. Я же, шальная, лечу всё вперед, Хоть чашу с жгучей отравой Смерть мне к руке левой несет, Жизнь - эликсир к правой.
      …Смерть мне к руке левой несет,
      Жизнь эликсир - к правой.
      Это было совсем не то, что в начале. Если Леда - студентка-Сказительница - терпеливо выводила ноту за нотой, старательно вытягивая верхние и послушно продлевая нижние, то Иньярра, должно быть, удивленно приподняла бы брови, услышав загадочное: "Минорный лад исполнения". Она не думала ни о нотах, ни о гитаре, отпустив на волю голос и летающие по струнам пальцы. Она пела душой, срывая голос и выплетая строками невероятный, сказочный, суровый и завораживающий своей точеной завершенностью мир. В этом пении было всё.
      Огонь, бьющийся запертой в клетке птицей в висках. Холодеющие запястья, устало звенящие дешевыми браслетами. Юбка, путающаяся цветастым шелком в ногах, волосы, жаркой волной расплескавшиеся по спине и плечам. Срывающийся голос, безуспешно сдерживающий глухие рыдания. Открытое окно в зиму, мороз, ледяной змейкой струящийся по полу, заползающий внутрь, яростно шипящий, разбиваясь о волны безумного огня и расходясь вихрями узорчатых созвездий.
      Ложь? Истина? Любовь? Ненависть? Жизнь? Смерть? Пусть мне размочат седые дожди Душу, пусть сердце забьётся. Вы не кричите мне вслед: "Подожди!" - Видите: конь с узды рвется. Кто вы такие, и я вам на что? Наши обиды так стары… В левой руке сжато перо, Повод коня - в правой.
      …В левой руке сжато перо,
      Повод коня - в правой.
      Тилорь сидела, оглушенная и пораженная. Не словами, нет - бывают стихи и получше. Тем, КАК пелись эти слова. Тем, как может человек вообще выдержать такой безумный накал энергии и внутреннего напряжения - и не умереть, разорвавшись на тысячу сверкающих искр. Тем, что такое поется за просто так: просто ради праздника. Без бесконечных репетиций и подготовок. Без нервов и истерик перед выходом на сцену.
      Бездна бессвязных образов закружилась в одурманенной голове…
      Гитарный плач и вплетенный золотой нитью голос. Мир. Вселенная. ВСЁ.
      Бессвязные обрывки слов, фраз, строк - своих, чужих - какая разница?! Смех, слезы, горечь, счастье…
      Дробь, упрямо выбиваемая до смерти уставшими ступнями, ведьминская пляска перед окном, раскрытым в холодное жестокое небо. Дикий хохот, заглушающий неистовые молитвы.
      И ужасающееся: "Сумасшедшая!" - со священным благоговением расходящееся испуганным шепотком во все стороны… Вдаль разбегаются ветки пути: Дальние чудные страны. Ты моей песней души не буди - Пусть подживут сердца раны. Ну а как срок - мой билет на покой - Мятый, истрепанный, рваный - Ты мне протянешь левой рукой, Я подпишу - правой.
      …Ты мне протянешь левой рукой,
      Я подпишу - правой…
      Резкий срыв струны - и нежный, убаюкивающий перезвон напоследок…
      Резко откинувшись назад, Тилорь блаженно прикрыла глаза, словно боясь расплескать подаренное чудо, не сберечь безумные воспоминания об этой ночи, которая, должно быть, через неделю станет казаться попросту бредом. Самым настоящим. И не зря.
      – Ты мне открой великий секрет, подруга, - негромко перешептывались рядом. - Сколько энергии ты вбухала в этот Перехлёст, а? Одно знание магического языка не-магами чего стоит! Да и всё остальное тоже…
      "А ведь и вправду, - отрешенно согласилась Тилорь. - Это нам всё так запросто и весело, а вот тому, кто всё это готовил, натягивал заклинания и вкладывал силу…"
      – А вот и не открою я тебе этот великий секрет, - со смешком отозвалась Иньярра. Тилорь тут же широко распахнула глаза и изумленно глянула на ту, что вообще решилась заговорить с ведьмой после… ТОГО. Невысокая девушка с пшеничными волосами и непривычными при таком раскладе карими глазами насмешливо поглядывала на Иньярру.
      – Зачем тебе, Тай? - продолжала та. - Чем меньше знаешь о компонентах - тем проще пить зелье!
      Собеседница невольно хихикнула и отвернулась.
      Небо медленно светлело, распуская по темному полотнищу золотистые стежки, распускающиеся пышными бутонами ярких солнечных лучей. Иньярра тихонько перешептывалась с подсевшими с двух сторон Фрелем и Галирадом, Таирна с Ильянтой неодобрительно поглядывали на это трио, остальные отрешенно допивали остывший глинтвейн, задумавшись каждый о своем.
      – Иньярра, - вдруг неожиданно для самой себя позвала Тилорь.
      – Что? - тут же откликнулась ведьма.
      – А как другие праздновали Перехлёст? Мы же не одни здесь были, наверное…
      – Да уж, - хохотнул Корвин. - Тут народ развлекался как мог. Танцевали. Через костер прыгали. Гадали. Ну и надирались, конечно!
      – Думаю, этой ночью в Храме ночевали только Таррэ и Гридъяр, - с невольной улыбкой подтвердила ведьма.
      Прыгать через костер? Пить? Гадать? В Перехлест?!
      После того магического, завораживающего обряда, что устроила для них Иньярра - начиная с запрета говорить обычным человеческим языком и заканчивая тем последним безумным реазом - подобные способы празднования казались Тилори сущим кощунством! Очевидно, мысли настолько ясно отразились на её лице, что Корвин расхохотался:
      – Да уж, Тилорь! Тебе просто безумно повезло с Верховной, - восторженный взгляд в сторону ведьмы напоролся только на насмешливо-довольную ухмылку. - После любого Перехлёста с Иньяррой остается либо повеситься, либо всеми правдами и неправдами напроситься ещё на одно приглашение, либо самому заделаться Верховным. Потому что ТАКОГО для тебя больше не сумеет устроить никто и никогда. Тут талант нужен. Ведьминский и буйно-хулиганский.
      Смущенные мысли Тилори (а она-то, дурочка, ещё сомневалась: идти - не идти) прервал треск ломаемых веток и впервые за эту ночь на поляну вышел неприятный сюрприз. Таррэ, невесть как сумевшая её отыскать.
      – Тилорь?!! Ты здесь?!! - укоризненный взгляд василиска был нечем в сравнении с мечущими молнии глазами Таррэ. - Ты что, с ума сошла?! Сидеть на земле, пить вино, да ещё в компании каких-то… даже слов подобрать не могу!
      – И слава Хранящим. Тогда у вас ещё есть шансы уйти отсюда целой и невредимой, - спокойным властным голосом прервала поток словоблудия Иньярра.
      – Ты что, забыла, как тяжело тебе досталось это место в Гильдии?! - продолжала чародейка. - Хочешь опять зависнуть где-нибудь в Версаре или Окейне - и там тухнуть всю жизнь?! Думаешь, начальство будет довольно твоим поведением?!
      Иньярра медленно, давая прочувствовать всю подоплеку этого действия, поднялась на ноги. Откинула назад голову, волосы черным вихрем рассыпались по плечам. Черные глаза неподвижно смотрели в лицо скандалистке.
      – Замолчи, женщина, - коротко и хлестко осадил крикливую чародейку Фрель, неподвижной тенью вырастая рядом с ведьмой.
      – С какой это стати? Кто ты такой, чтобы мне указывать?! - взъерепенилась та.
      – Или мы заставим тебя замолчать, - коротко и емко добавил Галирад, становясь неподкупным стражем у другого плеча ведьмы и как бы невзначай кладя руку на меч в ножнах, притороченный к поясу.
      – Ты оскорбила мою гостью, - медленно и тихо проговорила Иньярра, не спуская магнетического взгляда с Таррэ. - Извинись и уходи.
      – Да что вы говорите, дорогая моя Хранящая! Это не ваше дело, кого я оскорбила! Я и вам скажу, не сомневайтесь! Вы что, упиваетесь своей важностью?! Единственная и незаменимая!!! Осадите коней, бесценная вы наша, иначе уедете не в ту степь!!! Слишком много гонора и слишком много заносчивости, а на деле-то вы кто? Тьфу! Плюнуть - и растереть! Что это за Хранящая, которая не только всячески поощряет ночные попойки студентов, но и принимает в них активное участие?! Вы думаете, Храм вами очень доволен? Или директор Храма? Или наставники? Ваш Храм станет самым захудалым на Древе, сюда будут сбывать производственный брак, тех, кого самим учить не хочется, уж попомните мои слова!!!
      – Стойте! - осадила ведьма готовых кинуться на чародейку мужчин. Фрель и Галирад, удивленно переглянувшись, послушно застыли, не сводя горящих взоров с Таррэ. Остальные студенты угрюмо остановили руки, с пальцев которых уже готово было сорваться боевое заклятье. - Уходи, женщина. - Слоги падали медленно и размеренно, как песок, сыплющийся сквозь узкое горлышко клепсидры. - Я спускаю тебе твои слова только потому, что сегодня ты моя гостья. Но если когда-нибудь встретишься мне на пути - не рассчитывай на снисходительность. Магических дуэлей ещё никто не отменял!
      – Так отменят! - раздраженно зашипела поверженная чародейка, пятясь назад под тринадцатью гневными и презрительными взглядами. - Этот проект ещё только в разработке, но исключительно ради вас, Хранящая, я дам ему максимально быстрый ход, уж будьте уверены!
      – Уходи.

* * *

      Отличный выдался денек. Теплый, но не жаркий. Озорное солнышко то пускает свои лучики прямо в глаза, то кокетливо прячется за облачко. В самый раз для первого летнего дня. В такие бы дни играть свадьбы, гулять выпускные балы и отмечать золотые юбилеи.
      Кони неторопливо рысили по ровной дороге к ближайшей перемычке пространства, к вечеру маги должны были уже оказаться в Гильдии. Завернув поводья на луку седла, Тилорь устало позевывала в седле - бессонная ночь давала о себе знать.
      – Нет, я всё-таки не понимаю, какая муха тебя укусила! - в который раз выговаривала она Таррэ. - Ты как теперь вообще по трактам ходить будешь? По Веткам? Она же тебе практически вызов бросила!!! Отсроченный, правда…
      – Да брось ты, - досадливо морщилась Таррэ. - Она будет сидеть в своем Храме - Хранящая же, какая бы ни была. А я едва ли сюда ещё раз загляну. Незачем.
      "Сейчас, будет она сидеть!" - мрачно подумала Тилорь. Но вслух высказывать свои сомнения не стала.
      Праздник Иньярра этому инциденту испортить не дала: спросила страшным голосом:
      – Ну, и у кого это здесь испортилось в Перехлёст настроение?!!! - и, потянувшись к гитаре, исполнила ещё одну из своих невероятных песен.
      А потом были безумные танцы у костра, дикий ведьминский хохот над лесом, внеплановое спасение падающей чародейки - та подвыпила и полезла со всей дури на метлу - и долгое, бесконечно долгое ожидание нежно-розового рассвета, выплывшего из ниоткуда прямо на лежащих на спине и уставившихся в небо магов…
      Иньярра не вспоминала о безобразной сцене, да и другим не давала. Но Тилорь чувствовала, что так просто она этого не оставит. Да и прощальная фраза:
      – Вы всегда можете рассчитывать на гостеприимство моего Храма, - относилась исключительно к Тилори и Гридъяру.
      Кстати, последний ничуть не удивился ни Перехлёсту, ни тому, что Тилорь его отмечала со студентами. "Видно, и сам не безгрешен в свое время был!" - со смешком подумала расшалившаяся за ночь чародейка. Разве что попросил в следующий раз сначала написать отчет, а потом уже гулять до утра. Впрочем, отчет они с ребятами тоже написали. Под неумолчный хохот и постоянные причитания Хранящей:
      – Да вы что! Вы ещё напишите, что тут попросту рай на земле! Если они не поверят и решат перепроверить, то второй комиссии я уже попросту не выдержу!!!
      Или:
      – Ах, так?!! "Рассадник богомерзких знаний"?! Ну я вам это припомню!!!
      Конь вдруг споткнулся о камень и чуть не завалился на бок, подмяв под себя всадницу. Тилорь, с трудом выровняв нравную животину, вдруг неожиданно сама для себя обернулась ещё раз взглянуть на оставшийся за спиной Храм.
      Тот медленно и торжественно поднимался над землей, оставляя внизу суету, людские обиды и глупые ссоры. На балконе седьмого этажа за низким парапетом неподвижно стояла тонкая фигурка в широкополом шелковом плаще. Ветер шаловливо трепал мягкие черные пряди длинных распущенных волос.
      – Я тебя видела такой разной, - тихонько прошептала в адрес силуэта Тилорь. Ведьма, словно почувствовав её взгляд, подняла тонкую руку в прощальном жесте и выпустила в небо того самого, памятного серебристого голубка. Тилорь, грустно улыбнувшись, выпустила такого же в ответ. - А так и не поняла…
      – Arlet injor fijasta… - тихонько ткнулся в виски далекий сказительский голос.

* * *

      – Фрель, она права.
      – В чем, интересно? - удивленный пират даже на минутку оторвался от вертела, на котором они с Галирадом вот уже полчаса добросовестно пытались запечь окорок. Окорок не соглашался, сгорая с одной стороны и не прожариваясь с другой.
      Я задумчиво пожевала прицепившуюся в рукаву соломинку.
      – В том, что наставники, мягко говоря, не счастливы лицезреть в Храме такую Хранящую. Не являю я собой с их точки зрения доброго примера для студентов. Скорее разлагающий фактор какой-то.
      – Тебе-то что за дело? - нахмурился Галирад. - Они тебе что, говорили об этом?
      Я горько усмехнулась. Куда уж там! Кто посмеет в лицо оскорбить Хранящую?
      – Чтобы оповестить о чем-то ведьму необязательно говорить ей это. Мы очень тонко чувствуем ауры и настроения. Ходить по коридорам, то и дело натыкаясь на брезгливо-презрительные энергетические поля при показных улыбочках на лицах, не слишком приятно, смею заверить.
      – Верю, - вздохнул Фрель. - И что же теперь тебе, горемычной, делать?
      – Да чтоб я знала! - я в сердцах грохнула кулаком по подоконнику.
      – По-моему, мы уже это обсуждали, - веско напомнил Галирад, глядя на меня в упор.
      – Что обсуждали? - торопливо вклинился Фрель, боясь потерять нить разговора.
      Я раздосадованно вздохнула:
      – Галирад раз за разом предлагает мне сбежать из собственного Храма.
      – Ну и что? Отличная идея! Решение сразу всех проблем! - Фрель непонимающе нахмурился. - Я что-то не могу разобраться, тебя что, совесть…
      – Да какая, к лешему, совесть! - перебила я. - Ты до сих пор веришь сказкам, что она у меня есть?! Я просто понятия не имею, как это сделать, если перемычка на Путь для меня с Вехрады заблокирована.
      – Пробить блок?
      – Слишком большая энергопотеря, магия не успеет рассеяться, и за мной тут же вышлют погоню. А мне нужна фора хотя бы в один день.
      Фрель вдруг как-то искоса глянул на меня:
      – Иньярра, а ты не знаешь, зачем на пиратские корабли нанимают магов?
      – Нет.
      – И я нет. Но, думаю, мне представился отличный шанс узнать. Вдруг понравится?
      – Ты предлагаешь…
      – Нет, Иньярра, я не предлагаю. Я нанимаю.
      Торжественную сцену трех скрестившихся заговорщических взглядов испортил окорок. Измучившись над огнем, он заполыхал и опрокинул вертел, грохнувшись прямо в камин.
      – Ну что ж теперь… Нанятый маг должен быть голодным, - философски рассудила я, ободряюще потрепав расстроенных мужчин по плечам. 21.04.2006г.-03.08.2006г.
      Цве?тень - последний месяц весны.
      Вид опасной кровожадной неразумной нежити.
      Мягко говоря, не комплимент. Честно - НИКОГДА не называйте так ведьму, если не хотите очнуться счастливым калекой…
      1 четвероугольная сажень = 4,552 квадратных метра Преданья старины глубокой "…Дорогой Вампа, вы умеете так любезно исправлять свои ошибки, что хочется поблагодарить вас за то, что вы их совершили" ("Граф Монте-Кристо", А. Дюма).
      Багрово-черная ночь раскрыла свои смоляные крылья, спрятав нас в благословенной темноте от встречных кораблей, часовых на стенах портов и - хвала Хранящим! - от патрульных крейсеров. Таинственный диск луны, припорошенный дымкой мрака, почти не давал света, теряясь в клочковатой вате быстро плывущих облаков и уступая по яркости мелькающим в разрывах туч звездам.
      Напряженно щуря кошачьи глаза, то и дело подсвечивая себе магией, я осторожно вела Лирту меж прибрежных утесов в тщетных поисках более или менее удобной бухты, чтобы причалить хотя бы на час, пока не рассеется совсем уж непроглядная темь и пираты со своим человеческим зрением не смогут снова вывести сбившийся корабль на нужный курс.
      Чуть покрапывавший, негромко шуршавший в темноте дождик быстро набирал силу, хлеща упругими холодными жесткими струями по моему лицу и рукам. "Полетела тушь к лешему!" - досадливо подумала я, накидывая на голову глубокий капюшон, но отлично понимая, что это меня уже не спасет. Ледяные струйки, стекая с намокших волос, неприятно скользили по спине, приклеивая тонкий лен рубашки к холодной коже.
      Скалы, бесшумно нависавшие над моим левым плечом, наконец-то чуть расступились, подарив Лирте небольшой, но довольно глубокий залив, которым я и не преминула воспользоваться, с облегчением причалив и коротко кивнув пиратам, тут же с готовностью бросившим тяжелый якорь. Плащ противно лип к плечам, не спасая уже ни от холода, ни от дождя.
      – Риль, идемте! - хрипло позвал пират, брезгливо стряхивая с рук размокшую грязь. - Что за дрянная ночка выдалась!
      – Идемте, идемте! - поддержал его второй. - К лешему, кому это надо - стоять у штурвала под дождем и ветром, тем паче, что и торопиться-то нам некуда. Идемте, промокните же!
      – Куда? - отозвалась я, зябко передергивая плечами и тщетно пытаясь спрятать замерзшие кисти рук в широкие рукава плаща. Без толку: холодный мокрый черный шелк прилип к запястьям, не давая ни тепла, ни его иллюзии. - Тьфу, что за ночь! И это Вязень!
      – В трюм, - пояснил Туор, недовольно глядя на первого пирата, уже исчезнувшего в светлом проеме, ненадолго вспыхнувшем за распахнутой дверью. Укоризненно покачал косматой мокрой головой с откинутым за плечи капюшоном. - Даже дамы не дождался, что за воспитание!!
      Я тихонько рассмеялась: уж чего-чего, а воспитания от пиратов в принципе никогда ждать не приходилось. Хотя попадались, конечно, приятные исключения.
      – Бросьте, Туор! К чему ему меня ждать, если я даже, признаться, не помню его имени? К тому же, в трюм я всё равно не пойду.
      – Ну, зачем вы так, госпожа Иньярра! - искренне огорчился великан.
      – Опять госпожа?! - возмутилась я. - Сколько можно просить?!!!
      Пираты за неделю моего пребывания на корабле поделились на два мнения и типа отношения. Одни добродушно-уважительно называли меня по имени, как я просила, но не могли удержаться от неизменного - и весьма раздражающего меня - "госпожа". Вторые же ограничивались холодно-вежливым "риль", сохраняя невозмутимый нейтралитет.
      – Мы вам рому нальем, - соблазнял флибустьер, виновато посверкивая в темноте темно-карими глазами.
      – Я и без того-то буйная, а что после рома будет?! - шутливо отозвалась я. - Нет, Туор, вы идите, а я лучше к капитану зайду. Что-то он нынче весь день в каюте сидит. Заболел, что ли?
      – Если бы, - тяжело вздохнул Туор. Но от объяснений воздержался и, кивнув на прощание, направился в трюм. Я лезть человеку в душу не стала. Захочет - сам скажет. Или - сама пойму.
      – Ну и погода! - я возмущенно тряхнула распущенными волосами, и сорвавшиеся с них капли воды звездочками расплескались по полу и стенам.
      В каюте Фреля, как всегда, было тепло и сухо. Мой брезгливо снятый двумя пальцами плащ уютно устроился на спинке кресла, пресные холодные капли, стекая со скользкого шелка, мерно плюхали на пол. Льняная рубашка, разумеется, тоже промокла, но, по счастью, только на половину - ибо снять её я бы не рискнула. Довольно и того, что про наши с Фрелем вечные вечерние посиделки и без того ходят сплетни одна другой хуже. Стоило бы капитану только намекнуть на то, что это ему не по нраву, - и слухи улеглись бы так же быстро, как вспорхнули заговорщическим шепотом под лишнюю кружку рома. Но пирату до этого и дела не было.
      К моему бесцеремонному вторжению, нарушившему безмолвный ночной покой, Фрель отнесся с неизменным философским равнодушием. "Женщина - это существо капризное, непостоянное, не понимающее само себя и напрямую зависящее от своих то и дело сбивающихся гормональных циклов", - без труда читалось в его покорных, усталых глазах.
      – Полотенце на полке возьми, - только и сказал пират, подпирая голову ладонью и закидывая ноги на изголовье. Кровать привычно страдальчески скрипнула.
      – А сама бы я не догадалась! - фыркнула я, торопливо отжимая волосы и наощупь пытаясь стереть особо жуткие разводы растекшейся по всему лицу черной туши. Видимо, безуспешно, ибо на отнятом от вытертого лица полотенце остались темные пятна явно косметического происхождения.
      – Я всё ещё наивно верую, что, и, догадавшись, ты бы не взяла его без моего разрешения, - отшутился пират.
      – Верно, - послушно подтвердила я. И, вдоволь налюбовавшись вытянувшимся от удивления лицом Фреля, пояснила: - Верно, что наивно.
      – Ааа.
      Кое-как приведя себя в порядок, я по-хозяйски плюхнулась в кресло, закинула ноги на подлокотник. Растерла замерзшие кисти рук, демонстративно размяла пальцы и пронзительно уставилась на пирата. В усталых, воспаленных от бессонницы глазах плескалась бесприютная человеческая тоска, тонкие морщинки на лбу обозначились четче и горше.
      – Что-то стряслось?
      – Нет, - он несколько натянуто улыбнулся. Поднялся и налил мне чашку чернаса, подал вместе с сушкой. Я, кивнув в знак благодарности, отпила глоток.- С чего ты взяла?
      Я с сомнением побултыхала в чашке рубиновый напиток, подумав, подогрела заклинанием.
      – Да просто вид у тебя… Как у Фауста перед визитом Мефистофеля.
      – Что-что?
      – Не что-что, а кто-кто, - с улыбкой поправила я.
      – Ну и кто это такие? - пират, подумав, отцепил от пояса фляжку с каким-то пойлом и душевно отхлебнул. Впрочем, ни сосредоточенности взгляда, ни отрешенности мыслей хмель не уменьшил. А жаль.
      – Ты когда-нибудь был на Миденме? - я залпом допила чернас и уютно, по-кошачьи свернулась клубочком в широком кресле.
      – Нет.
      – Молодец, продолжай в том же духе. Преотвратная Ветка. Магии и колдовства там нет в принципе - не рождаются ни маги, ни скитальцы, ни даже Слышащие… Но - вот странность! - именно на этой Ветке жили многие - и очень многие поэты и писатели, чьи произведения считаются классикой на всем Древе.
      – Почему?
      – Да чтоб я знала! Но если проверить список обязательного чтива для Сказительского факультета, то никак не меньше четверти произведений будут иметь Миденмовское происхождение.
      Черные брови взлетели двумя крыльями вспугнутой птицы.
      – Так ты училась на Сказительском факультете?
      Я недовольно поморщилась:
      – Я училась на мага-воина. Неужели непохоже?
      Фрель задумался. Припомнил серебряный меч, небрежно брошенный сейчас на кровать в моей каюте, наши с Галирадом тренировки…
      – Похоже. Но после Перехлёста я готов бы был поклясться…
      – А я и не отрицаю, что Сказительница, - перебила я. - Но чтобы петь реазы совсем необязательно убивать десяток лет на изучение ямбов, хореев и прочей ерунды. Достаточно родиться ведьмой.
      – Какая малость! - съязвил Фрель.
      – Не ёрничай.
      – Хорошо, - подозрительно легко согласился пират. - Так какая же, все-таки связь между мной и этим… Ваусом?
      – Фаустом, - машинально поправила я. Сощурилась на поблескивавший в слабом свете трех свечей кинжал у пояса Фреля, лениво потянулась, грустно покосилась на опустевшую чашку из под чернаса и, прикинув, что больше заняться всё равно нечем, пустилась в пространный рассказ о метаниях, нравственных исканиях и бесконечных страданиях Фауста на фоне корыстолюбивых стараний неутомимого и хитрого на выдумки Мефистофеля.
      К полуночи свечи прогорели, потухли, замененные моими наскоро сляпанными шэритами, зависшими над столом. Я увлеклась, рассказывала то в лицах, страстно цитируя, то полуотрешенно уставившись в одну точку, под ленивый перебор гитарных струн. Фрель напряженно подался вперед, ловя каждое следующее слово и щедро вознаграждая меня горячим чернасом, приправленным несколькими темными каплями из его фляжки. На вид она была точь-в-точь такой, как у остальных пиратов, но вот даже мысленно сравнивать содержимое было попросту кощунственно.
      Контракт, легкомысленно подписанный кровью, отвергнутая девушка, деньги, власть - всё летело к концу час за часом, легко скользя под быстро порхающими над грифом пальцами и не срывающимся от постоянного потока чернаса голосом. И вот оно - оно! - "остановись, мгновенье, ты прекрасно!"…
      – И он его убил??? - Фрель, словно разом сбросив оцепенение между сном и явью, разумом и бредом, хищно ощерился и напряженно подался вперед.
      – Да, - я грустно приласкала в последний раз струны и отложила гитару. - Как и было сказано в контракте.
      – Вот и славно! - зло расхохотался пират. - Вот и чудно!
      Я недоуменно глянула на сбрендившего приятеля:
      – Что славно?
      Но тот только горько смеялся, не отвечая. Я неодобрительно покачала головой и протянула ему свою чашку с чернасом. Флибустьер покорно отхлебнул, брезгливо скривился и с поспешным кивком благодарности вернул мне чашку, не оценив сомнительной прелести её содержимого.
      – Славно, что хоть одна книга на этом Древе не оканчивается счастливыми сентиментальными соплями, - чуть погодя пояснил он. - А то уже порядком надоели детские сказочки, которыми кормят нас подкупленные очередным правителем писатели - дескать, всё у нас хорошо и замечательно! А Сказители и менестрели с готовностью пересказывают их ночами, ленясь придумать что-нибудь свое или хотя бы художественно обработать чужое…
      Я обиженно фыркнула, тряхнув черной гривой, и надменно скрестила руки на груди. Уж после такого-то договаривать, что бессмертную душу Мефистофель так и не получил, явно не стоило.
      – Я тебе подборку Шекспира, пожалуй, достану. Или Альфинду. У этих любое произведение гарантированно оканчивается горой трупов. Количество варьируется в зависимости от начального числа персонажей. Как минимум трети к финалу автор стандартно недосчитывается, - я раздраженно затягивала кулиски на широких рукавах светло-зеленой льняной рубашки. - Или что-нибудь из натурреализма - в свое время это направление безбожно процветало сразу на десяти Ветках - с красочным описанием процесса пожирания сырого человеческого мяса или чего-нибудь ещё столь же чудесного, милого и способствующего развитию светлой гармоничной личности…
      – Не кипятись, - перебил пират. - Чего ты от меня ждала? Что обрыдаюсь, выдирая клочья волос на голове?
      Я полночи потратила на последовательное изнасилование собственной памяти, с боем выдирая из неё повороты сюжета и цитаты, коих никогда, казалось, и не помнила, саму себя довела гитарой чуть не до слез, заново переживая судьбу потерявшего смысл жизни человека, а этот бездушный пень даже и не проникся!!!
      – От тебя дождешься, пожалуй, - огрызнулась я. - Мог бы хоть промолчать. Или ты ждал, что я осчастливлюсь обвинением в плагиате?
      – Я пират, Иньярра, - безапелляционно отрезал Фрель. - Человек, не считающийся ни с одним людским законом. Плюющий с высокой колокольни на всё и вся, и в том числе - на такт и деликатность. Меня мало волнует, что приятно тебе слышать, а чего - нет. И дурак тот, кто посмеет меня в этом обвинить!
      Флибустьер раздраженно содрал со спинки кровати свой плащ и, хлопнув легкой дверью, вышел в ледяной ночной дождь.