- Ваша собака? - переспросила дама. - Надеюсь, она хорошо воспитана и не обидит моих сокровищ?
      - Тузик? Обидит? Что вы, никогда в жизни! Тузик, поздоровайся с тетей!
      Тузик был хорошо воспитанным псом и умел держаться в обществе.
      Вежливо, хотя и без особой охоты (незнакомка ему не слишком приглянулась) он подбежал к ней и принялся тявкать, прыгать ей на грудь, ласкаться.
      - Боже, какой несносный барбос! - отмахивалась дама. - Не люблю таких нежностей! Смотрите, какие у него грязные лапы. Кристинка, ты когда-нибудь купаешь своих собак?
      Тузик был умный пес и сразу почувствовал, что приезжая дама тоже не испытывает к нему симпатии. Он отскочил в сторону. Хотел было сказать: "Милая дама, я сам купаюсь - лишь бы была вода! Никогда не был неряхой, не беспокойтесь!", но, подумав, промолчал и побежал к Рыжему, который наконец решился показаться на платформе.
      "Видал? - шепнул он ему. - Милая дама, нечего сказать! А знаешь, что в этих корзинках?"
      "Ну?"
      "Собаки!"
      "Собаки?" - ахнул Рыжий.
      "Да, собаки. И должен я тебе сказать, что в жизни еще не видел собаки, которая бы так пахла, как они. Что будет, если они покажутся на рынке? Срамота!"
      "И все будут знать, что они из нашего дома!" - помертвел Рыжик.
      "Как мы знакомым на глаза покажемся?"
      "Да ты гляди, гляди!" - завопил Рыжий и даже чихнул от изумления, а глаза у него сделались большие, как плошки.
      Да и каждый бы удивился, не только собака. Приезжая дама вынула из корзинки Сандика. На нем была попонка, вроде фрака, в зеленую и красную клетку!
      "Стыд и позор! - решительно заявил Тузик. - Идем отсюда!"
      Оба помчались без оглядки.
      Глава четвертая
      Вернувшись на рынок, друзья застали общество в полном сборе. Куцый остановил игру. Старательно обнюхал обоих, вежливо осведомился: "Как пообедали? Что слышно нового?" Рыжик уже открыл пасть и хотел что-то ляпнуть о приезжих, но Тузик немедленно осадил его: "Молчи! Успеем еще осрамиться!"
      "Поиграем?" - сказал он Куцему. И согласился на первую же игру, которую Куцый предложил, хотя это было против его правил.
      Прошло некоторое время. Игра была в разгаре. Вдруг Рыжий - он совершенно не умел терпеть голода - остановил Тузика:
      "Тузик, довольно баловаться! Пошли ужинать!"
      Тузик смерил его взглядом. Поморщился: "Ты что? Не знаешь, что, когда гости, ужин всегда опаздывает? Можешь сколько угодно скулить - не получишь ни крошки!"
      "О господи!" - простонал Рыжик в ответ. Он и не подумал о том, какие невзгоды принесли с собой непрошеные гости. Но Тузик не мог ошибаться. Тузик знал жизнь, знал и тетку Катерину...
      Спешить домой было незачем. Друзья пытались продолжать развлекаться. Но какая игра на пустой желудок! Рыжий бегал все тише, лаял неохотно, вяло. Наконец он крикнул Тузику: "Будь что будет, а я иду домой!" И помчался. Тузик - за ним.
      Влетели во двор. Рыжий опрометью понесся прямо на кухню. Заперто!
      "Что же это такое!" - крикнул он в полном отчаянии.
      "Гости, вот что! - проворчал Тузик. - Да, начнутся у нас теперь фокусы-покусы! Я уже ученый! Научишься и ты".
      "Фокусы? Какие там еще фокусы? Не буду я учиться фокусам!" - капризничал Рыжий.
      Надо вам знать, что Рыжик был ужасно неспособным, даже, откровенно говоря, тупым учеником. А вернее - лентяем. Ничему не желал он учиться. Даже самым простым вещам.
      В углу за буфетом у нас была собачья школа. Все наши псы по очереди ходили туда. И почти все охотно учились.
      Были среди них даже и выдающиеся ученые. Тузик, например, умел не только служить и ходить на задних лапах. Стоило лишь сказать "Тузик, танцуй!" и засвистать какой-нибудь мотив, как он подымался, становился в позицию и отплясывал такой собачий краковяк, что приятно было смотреть.
      Умел он еще подавать лапу, по приказу открывать дверь, прыгая на задвижку. Словом, это был действительно ученый пес. Пес-артист.
      Еще он умел умываться. Надо было только упрекнуть его:
      - Тузик, фу, какие у тебя грязные ушки!
      И Тузик тут же садился на задние лапки, а передними протирал себе уши. С таким пылом, что казалось - он вот-вот их оторвет.
      Умел он и речи произносить. Причем публично. Делал такие доклады, что мое почтение!
      Во время обеда или ужина Тузик обычно сидел на кресле, возле стола и не спускал взгляда со скатерти. Время от времени заглядывал нам в глаза, ожидая приказа:
      - Ну, Тузик, скажи нам речь!
      Тогда он вскакивал, опирался передними лапками на стол и начинал тявкать с серьезным видом, словно что-то рассказывал. Кто-нибудь говорил:
      - Неужели так было, Тузик? Подумать только! Бедный песик!
      Сочувствие воодушевляло Тузика. Речь его становилась все жалобнее.
      Правда, он немедленно обрывал рассказ, когда получал чтонибудь съестное.
      Схватив подачку, он бежал в угол, где лежала газета. Это была собачья скатерть. Все наши собаки ели в комнате только на скатерти.
      Вот какие светила науки ходили по нашему дому! А Рыжий? Рыжий был сущим выродком. Ходил и он, правда, в школу, в угол за буфетом. Но это было не ученье, а мученье!
      До хрипоты можно было ему повторять: "Служи, служи", показывать, как надо ходить на задних лапах, соблазняя его колбасой, которую он обожал. Толку не было никакого.
      Рыжик делал вид, что никак не может устоять в углу. Как колода валился на пол.
      И всегда ухитрялся упасть поближе к колбасе, чтобы ее можно было ненароком схватить зубами.
      Крися с ним мучилась, и я с ним бился, и даже тетка Катерина, которая пыталась убедить его и добрым словом и розгой. И все зря: Рыжик не поддавался. "Напрасно беспокоитесь! - говорил он нам. - Не на того напали! Раньше вам надоест, чем мне!"
      И одолел. В конце концов мы сдались. Никто уже не пытался сделать из Рыжика ученую собаку. Остался он на всю жизнь неучем. Обычной дворняжкой, которая даже служить не умеет.
      Теперь вам понятно, почему при одном упоминании о фокусах Рыжик расстроился не на шутку. И расплакался.
      Тузик с презрением слушал его сетования. А Рыжий все скулил. Наконец Тузик не выдержал:
      "Рыжий, молчи! Влетит тебе от тетки, смотри!" - предупредил он. Он как в воду смотрел!
      Дверь кухни открылась. Рыжий проскользнул туда. И в ту же секунду раздался жалобный визг, мелькнула рука тетки Катерины, и Рыжий полетел по воздуху на середину двора. "Ой, ой, ой!" - рыдал Рыжик.
      "Вот видишь! - проворчал Тузик. - Не говорил я, что будут фокусы? Вот тебе и первый фокус!"
      Рыжик, немного придя в себя после падения, отправился на поиски пищи.
      Первым делом вылизал дочиста свою миску, отчаянно ею громыхая.
      Увы, там почти ничего не было: жалкая морковь и петрушка. Обычно он и смотреть на них не хотел и вытаскивал их из похлебки, с отвращением придерживая кончиками зубов.
      Съел. Они только раздразнили аппетит.
      Пес решил заглянуть в миску Тузика. Но едва он сунул в нее нос, как Тузик вскочил и рявкнул:
      "Ты куда полез? Воровать?"
      И ухватил преступника за шиворот.
      "Тузинька, прости! - взвизгнул Рыжик. - Там же ничего нет!"
      Тузик отпустил Рыжего. Заглянул в свою миску. Там действительно ничего не было. Для порядка, однако, вылизал миску дочиста. И тявкнул:
      "Знаешь, как говорят приличные собаки? "Что не доем, то досплю!"
      Что оставалось делать бедным псинам? Пошли спать. Улеглись они, однако, так, чтобы даже во сне не терять из виду кухонную дверь. И улицу тоже.
      Проспали они порядочно. Неожиданно Тузик поднял голову и насторожил уши. Рыжик тихонько спросил его: "Что там?"
      "Тихо! - шепнул Тузик. - В кусты!"
      Собаки залезли под куст жасмина. "Ничего не вижу!" - пожаловался Рыжик. "Вот тяпну тебя, тогда увидишь! Гляди!" Но улице не спеша, осторожно бежал Лорд-бульдог. В зубах он что-то нес. Какую-то большую вещь. Пес беспокойно оглядывался по сторонам. Смотрел, не следит ли кто за ним.
      "Вперед! - скомандовал Тузик. - Только ни гугу!" Друзья выбежали на улицу и, прячась под забором, поспешили за бульдогом.
      Бульдог добежал до конца улицы и повернул направо. Там, сразу за домами, начиналось вспаханное поле.
      Лорд еще раз оглянулся. Не заметил ничего подозрительного. Быстро выкопал в мягкой земле яму, бросил туда то, что принес, снова осмотрелся и тщательно засыпал яму землей.
      Закончив работу, оглянулся кругом еще раз. Как раз в эту минуту Рыжий вылез из-под забора. Тузик тут же кинулся на него. Оба клубком покатились по земле.
      Лорд искоса кровавыми глазами поглядел на собак. Собирался уже броситься на них, но потом передумал.
      "Грызутся? Ну и хорошо! Они не видели, где я закопал свое добро", подумал он и спокойно побежал назад.
      Едва только Лорд скрылся из виду, как Тузик отпустил Рыжего.
      "Еще не так получишь, если не будешь слушаться! - строго сказал он. - А теперь пошли!"
      Собаки подбежали к тому месту, где копал яму Лорд. Тузик немедленно выкопал клад.
      "Печенка! Целая печенка!" - захлебнулся он от восторга.
      Это действительно была бычья печенка, которую Лорд где-то раздобыл. Для бульдога, большого и сильного, эта ноша была пустяком. Но Тузик и Рыжик немало попотели, пока дотащили свою добычу в наш сад.
      Тут они спокойно сели рядком и принялись за еду.
      Ели, ели и ели. Остаток зарыли. И пошли спать в конуру.
      Когда тетка Катерина налила им супу в миски, они уже видели десятый сон. Тузик едва соизволил приоткрыть глаза. Но Рыжик не утерпел: вскочил и подбежал к своей миске.
      Зато и привередничал он за едой! Выбрал из миски мясо, кашу едва удостоил своим вниманием, а на морковку, петрушку и картошку даже не посмотрел.
      Глава пятая
      Тем временем в доме происходили необыкновенные события. Хозяйка Сандика и Микадо... назовем ее панной Агатой, ладно? Собакам же оставим их настоящие имена.
      Микадо назывался так потому, что, как утверждала его хозяйка, он был японской породы. А как вы знаете, микадо - это титул японского императора.
      А Сандик получил такое имя за то, что панна Агата приобрела его в воскресенье. Так как он якобы был английской породы, и притом очень редкой, то и назывался он по-английски - Санди, что значит воскресенье. (Пишется это совершенно иначе, но произносится приблизительно так.)
      Странное имя, правда? Но раз у Робинзона мог быть свой Пятница, то и у панны Агаты могло быть свое Воскресенье.
      Словом, как бы то ни было, гости у наших собак были, как видите, не простые, а породистые. Собачьи аристократы!
      Не такие дворняги, как Тузик и Рыжий, которые вроде обещали когда-то стать фоксами, но, едва немного подросли, оказались чистокровными шавками.
      Итак, оба эти перла - Микадо и Сандик - были в своих корзинках погружены на бричку. Всю дорогу панна Агата дрожала от беспокойства, как бы езда по тряской мостовой не повредила ее сокровищам. Ехать пришлось еле-еле, словно мы везли треснутые горшки.
      Едва бричка остановилась у ворот - начались новые треволнения. Легко ли Микадик привыкнет к новой квартире? Понрапятся ли Сандику котлетки из печенки?
      Можете себе представить, как обрадовалась тетка Катерина, когда узнала, что английскому франту надо три раза в день жарить рубленые котлетки на свежем масле и из свежайшей телячьей печенки! Огонь пробежал по ее лицу. Я видел, что на языке у нее вертится какое-то неосторожное слово. А тетка была весьма остра на язык, особенно когда злилась.
      Едва удалось мне ее умиротворить. Но к собачонкам она не желала и притронуться.
      Крися вынула дорогих гостей из брички и внесла их прямо в корзиночках в дом. Она было хотела поместить их на кухне.
      Панна Агата, возмущенная до глубины души, вырвала у нее корзинки из рук.
      - Санди только что после простуды. Он не выносит сквозняков! Его надо устроить в теплом месте! - закричала она.
      И началась беготня по всему дому в поисках комфортабельного помещения для Сандика. Наконец его поместили под столом в столовой. Микадо со своей корзинкой отправился за шкаф, поближе к печке. Почему?
      Вероятно, потому, что он происходил из жарких стран. Хотя, правду говоря, на дворе было лето, солнце палило нещадно, а значит, было достаточно тепло даже для японского аристократа. Зато печь была холодная, как ледник.
      Сандик, едва его уложили на место, поднялся со своей подушки, громко зевнул, сморщился, словно у него был во рту лимон, и презрительно обвел все вокруг своими вытаращенными глазами.
      "Мне тут вовсе не нравится! Что это за дом? Что за люди? Ходят и ходят! А бедная больная собака не знает покоя!" - жаловался он.
      Но, видимо, все же решил ближе познакомиться с нашим домом - вылез из корзины. Боже, какие длинные были у этой собачонки ноги! Казалось, что он стоит на ходулях. На ходу он так высоко поднимал ноги, словно из грязи их вытаскивал. Весь он был какой-то изломанный, нескладный... И злой! По глазам видно было, что он с большим удовольствием укусил бы каждого из нас в отдельности и всех вместе своими желтыми зубами.
      Может, этот Сандик и был там каким-то особенно породистым, но красотой он не отличался, это факт.
      Он обошел своей нескладной трусцой всю столовую, заглянул даже в коридор, который вел в кухню.
      И там наткнулся прямо на кошку Имку, которая, соскочив со шкафа, шла на прогулку.
      При виде пса во фраке кошка остолбенела. Сначала она припала к земле, потом вдруг как выгнется дугой, как фыркнет, как закричит: "Прочь, прочь, прочь!" И хлоп по морде - раз, два! Он заскулил, запищал, завизжал н кинулся к своей хозяйке. Скандал!
      - Как можно держать в доме такую бешеную тварь! Мой Санднк такой нервный. О, как у него сердечко бьется! Искалечила его эта бешеная кошка! А может, она и вправду бешеная?
      Тут уж тетка Катерина не выдержала:
      - Может, ваш пес и нервный, но чтобы наша кошка была бешеная или сумасшедшая - прошу прощения!
      И ушла в кухню, с треском захлопнув за собой дверь. Несмотря на это, не желая быть негостеприимной, тетка все же выставила Имку во двор и заперла дверь на замок.
      Потому-то собаки и не могли попасть в кухню. Сандик в утешение получил котлетку. Он был так снисходителен, что съел ее. А котлета была, увы, хотя и рубленая, но из обычной телятины: вечером печенки достать не удалось. Микадо... О, Микадо был совсем иной. Он не капризничал, не ломался.
      Вышел из корзинки, обошел и старательно обнюхал все углы в доме. Делал он это не спеша, тщательно. Осмотрел всех нас по очереди.
      Если бы не то, что он был такой маленький, меньше нашего Тузика - то есть не доставал мне даже и до колена, - можно было бы сказать, что он смотрел на нас свысока.
      "Что вы за публика?" - спрашивал он взглядом. Крися попробовала его погладить. Песик оскалил зубки.
      "Прошу без фамильярностей!"-коротко сообщил он.
      -Микадик, золотко, душечка!-пыталась умилостивить его панна Агата.
      Она взяла пса на руки. Микадо, однако, явно не любил нежностей. Он вырвался из рук хозяйки и вскочил на кресло. Посмотрел на нас с таким высокомерным видом, что без палки и не подходи!
      - Вы видите, видите? Какой царственный вид, какое величие! Микадо, настоящий микадо! - восторгалась панна Агата поведением японской собачки, которая действительно восседала на кресле словно на золотом троне.
      Во время обеда Сандик - скажу это сразу и без обиняков - был невыносим, поистине невыносим. В жизни не видал такой надоедливой собачонки!
      Он забрался к Крисе на колени. Но вовсе не затем, чтобы лежать там спокойно. Он пытался оттуда вскочить на стол.
      Не хватало нам еще, чтобы собаки гуляли по скатерти между тарелками! У нас этого не водилось!
      Крися крепко держала сокровище панны Агаты. Санди бесился: как это ему осмеливаются противоречить? Он ворчал, фыркал, визжал, норовил укусить Крисю за руку.
      Надо признать, что злился он так забавно, был такой смешной в своем раздражении, что хотелось еще немного подразнить этого барина, который ни на минуту не переставал гневаться.
      Зато Микадо не соизволил даже оглянуться, когда накрыли на стол.
      Когда его позвали, подошел, обошел вокруг стола, присмотрелся ко всем сидевшим и наконец прыгнул на колени ко мне. Посмотрел на стол, а потом укоризненно взглянул мне в глаза:
      "Ты разве не знаешь, что я вечером пью сладкий, очень сладкий чай с булочкой?"
      Налили ему блюдечко чаю, накрошили булки. Он все съел. Ел так аккуратно, так изящно, что, пожалуй, кое-кто из людей мог бы у Микадо поучиться, как надо вести себя за столом.
      Потом тщательно облизал свою косматую мордочку и немедленно соскочил на пол.
      Залез на свое кресло и улегся, одним глазком снисходительно наблюдая за всем окружающим. Тут со двора донесся лай Рыжика. Вернее - вопль.
      Лаял он всегда так, как будто кто-то пел и одновременно икал.
      Мы с Крисей переглянулись. Оба подумали: "Что-то будет завтра!.. Как наши домашние сокровища встретят гостей?"
      Глава шестая
      На дворе у нас стояла всего одна собачья конура. Зато двухэтажная.
      Второй этаж образовался сам собой. Как-то зимой тетка Катерина устроила в конуре потолок из циновки, чтобы собакам было теплее. Но Рыжику эта идея почему-то не понравилась.
      Он до тех пор трудился, теребил зубами циновку, пока не порвал ее с одного бока. Так между оторванным потолком и крышей конуры образовался второй этаж, или чердак. Он пригодился. Вскоре на втором этаже появился жилец - Европа. Так и повелось: на первом этаже конуры спали собаки, а на чердаке - кошки. Теперь там была спальня Имки.
      С самого утра, как только тетка Катерина скрипнула дверями сеней, в собачьей будке началось движение. Первым выкатился наружу Рыжий. Его вытолкнул Тузик.
      Тузик,, как всегда, вышел из конуры не спеша. Вытянул одну заднюю лапу, потом другую. Отряхнулся. Посмотрел на Рыжего' и строго сказал: "Рыжий, проснись! Пора уже! Понял или нет?" Рыжий был соня из сонь. Он стоял перед конурой и качался как пьяный.
      "Рыжий! - крикнул на него Тузик. - Просыпайся, слышишь!"
      Рыжий открыл один глаз - мутный и сонный. Ничего не ответил. Сел на собственный хвост. Разинул пасть и начал зевать. Но как! Его так и шатало!
      Далее он отчаянно чихнул. Раз, другой. Оглянулся и вдруг кинулся в конуру. "Ты куда?" - спрашивает его Тузик. "Дай мне выспаться", - умолял Рыжинька. "Ты что, не знаешь, что тетка Катерина через минуту выйдет во двор?"
      "Все равно мне!" - пробормотал Рыжий и полез было в конуру.
      Но оттуда легкой походкой, дотягиваясь и выгибаясь, выходила Имка. У нее не было ни малейшего желания уступать дорогу Рыжему.
      "А ну не вертись под ногами, ты, соня несчастный!"- крикнула она на него.
      Рыжий, не отвечая, продолжал протискиваться в конуру. Тогда кошка раза два смазала его по заспанной морде. Рыжий завопил:
      "Да что же это такое! Что за порядки!" - и удрал под курятник.
      Надо вам знать, что Имка держала собак в строгости. Она обычно сидела где-нибудь на возвышении и поглядывала сверху на играющих щенят. Водила за ними своими янтарными глазами. Следила, как они себя ведут.
      Стоило только собачонкам чересчур разыграться, поднять крик на дворе или в комнате - беда!
      Как молния с ясного неба, обрушивалась Имка на собак.
      И получали они нахлобучку, и притом солидную, ибо кошка шутить не любила.
      Тузик и Рыжик, когда были маленькими, смертельно боялись Имки. Побаивались они ее и сейчас, хотя и подросли. Спали с ней вместе, не раз вместе играли, но относились к ней с почтением.
      Потому-то Рыжий скромненько отступил, когда кошка приказала ему убираться. Он устроился возле курятника и начал свой утренний туалет. Водил мордой по всему телу, не исключая хвоста. Яростно щелкал зубами.
      Что он делал? Легко догадаться: сражался с блохами. Как вы знаете. Рыжий боялся воды как огня, а потому война с многочисленным неприятелем была нелегкая и продолжительная.
      Открылась дверь. Показалась тетка Катерина. Она несла в миске корм для птицы.
      Тузик взглянул на нее, но не пошевелился. Зато Рыжий сорвался с места и кинулся следом. Шел за ней по пятам, задрав нос.
      "Рыжий, на место! - крикнул на него Тузик. - Как тебе не стыдно! Разве ты не знаешь, что тетка Катерина не любит, когда суют нос в куриную еду?"
      Рыжий сделал вид, что не слышит. Прячась за широкой теткиной юбкой, он проскользнул за решетку и притаился.
      Тузик молча одним глазком следил за махинациями Рыжего.
      Катерина засыпала курам корм. Положила уткам толченой картошки с отрубями. Налила воды в корытца, в поилки и ушла. Дверца за ней захлопнулась.
      "Ну, попался ты, брат! - сказал Тузик. - Интересно, как ты оттуда теперь выберешься?"
      Рыжий однако, не обратил никакого внимания на слова друга. Он набросился на утиный корм. И стал лопать картошку с отрубями, забыв обо всем на свете.
      И кто же это так уписывал утиный корм? Рыжий! Тот самый привередник, которому морковь и петрушка в супе не лезли в глотку! Тот, кто воротил нос, если ему предлагали кусок хлеба! Кашперек и Меланка стояли поодаль, поглядывая на обжору то одним, то другим глазом.
      "Меланьюшка, если не ошибаюсь, корм, который пожирает этот пес, предназначен для нас, уток", - прокрякал Кашперек.
      "Ты не ошибаешься, Кашперек, - ответила всегда согласная с мужем Меланка. - Это наш корм".
      "Кто рано встает, тому голод жить не дает! - сказал Кашперек, который очень любил утиные поговорки. - Я опасаюсь, что, если этот пес не перестанет лопать, вскоре нам нечего будет даже попробовать!"
      Меланка промолчала. Широко разинув клюв, она как зачарованная смотрела на корыто.
      "Меланьюшка, я уже напоминал тебе, что не следует так широко разевать клюв. Я как раз хотел тебе сказать, что я намерен..." - начал Кашперек и запнулся.
      Ибо Меланка, не ожидая указаний супруга, сама догадалась, что делать. Она недолго думая набросилась на еду, стараясь лишь держаться подальше от собаки. Утка так торопливо глотала корм, что едва поспевала разевать клюв, горло у нее раздулось, как тыква. Дрожа от жадности, Кашперек немедленно последовал ее примеру.
      Тут Рыжий заметил утиный маневр. "Вон отсюда, крякушки!" - рявкнул он и подскочил к Кашпереку.
      "Караул, караул, караул!" - заорал Кашперек не своим голосом и кинулся бежать.
      Меланка, на которую Рыжий бросился в свой черед, завопила еще отчаяннее и шариком покатилась по земле.
      С разгона Меланка налетела на Беляша, Беляш - на Лысуху. Лысуха отлетела от Кашперека и наскочила на Чернушку.
      Вопли, крики, шум! Но все перекрыл голос Тузика: "Рыжий, - тетка Катерина!" Увы, это было правдой.
      Привлеченная шумом, тетка Катерина выбежала на улицу. В ярости она схватила резиновый шланг для поливки огорода, отвинтила кран и пустила струю воды в курятник.
      Куры вскочили на насест. Утки спрятались в свои ящички. На месте остался только Рыжий.
      Вы, вероятно, не забыли, что Рыжий отчаянно боялся воды. Так представьте же себе, как ему было приятно, когда тетка Катерина обдала его ледяной струей...
      Он извивался вьюном, визжал, метался как ошалелый. А дверца закрыта! Тетка поливает и приговаривает:
      - Будешь лазить в курятник? Будешь уток объедать?
      "Ой, не буду, не буду!" - визжал Рыжий, стараясь ускользнуть от водяной струи.
      Наконец тетка Катерина угомонилась, завернула кран и отворила дверцу.
      Рыжий вылетел во двор. Единым духом очутился на улице и испарился.
      Тузик, проводив его презрительным взглядом, с достоинством подошел к тетке, вильнул несколько раз хвостом и сказал ей вежливо: "Вот я никогда не вхожу в курятник". И подсунул свою голову под руку Катерине, ожидая, что она его погладит.
      Но Катерина была не расположена к нежностям, а потому отпихнула собаку и ушла на кухню.
      Она забыла закрыть за собой дверь. И, улучив минуту, когда она отвернулась. Тузик осторожненько пробрался в сени. Вошел в кухню.
      Старательно вылизал там все, что можно было лизать. Заглянул в комнату. Тишина. Вошел. И сразу ему ударил в нос изумительнейший запах. "Что это такое? - подумал он. - Мясо?" Пошел на запах. В углу около буфета - там, где помещалась собачья школа, - стоял столик. Обыкновенно на этом столике не было ничего интересного. Ну чашка или там кринка из-под молока - не стоило обращать внимания. Но сегодня! Сегодня там стояла тарелка, а на этой тарелке - о чудо! - котлеты!
      Тузик глазам своим не поверил. Он тщательно обнюхал мясо, облизнулся.
      "Тузик, не тронь! - сказал он сам себе. - Тузинька, ты ведь порядочный пес. Нельзя, Тузик!"
      Он снова и снова повторял себе эти предостережения.
      Трудно понять, как это получилось, но котлета попала ему в зубы. Ей-богу, сама подвернулась! "Тузик, опомнись!" - сказал себе пес. Но котлеты уже не было.
      Вторая котлета тоже таинственным образом оказалась на полу. И как она ухитрилась? Непонятно! Ну что же - оставить ее валяться на полу? Да кому нужна такая грязная котлета? Что было делать бедному Тузику? Пришлось съесть и вторую котлету. При этом он так спешил, что чуть не подавился.
      Вылизав пол дочиста, проследовал дальше. Зашел в другую комнату. И сразу же наткнулся на Санди. Английское чудо-юдо лежало, свернувшись клубком, в корзиночке и дрожало от холода, несмотря на свой клетчатый фрак.
      Оно злыми глазами посмотрело на Тузика, который как хорошо воспитанный пес приближался к нему, приветливо оскалив зубы и дружелюбно виляя хвостом.
      "Куда лезешь, дворняга несчастная?" - злобно заворчал Сандик.
      "Ты что-то сказал?" - спросил его Тузик совершенно спокойно.
      "Я сказал, что ты дворняга! И пахнет от тебя так противно, что я сейчас чихну, если ты не уберешься! А я, да будет тебе известно, недавно перенес простуду, и чихать мне вредно!" Тузик пропустил все это мимо ушей. Он был занят кое-чем другим. Ему очень понравилась подушка, на которой лежал Сандик. И корзинка. "Неплохая постелька", - сказал он с уважением.
      "Будь уверен!" - буркнул Сандик и перевернулся, устраиваясь поудобнее на своем ложе.
      "Мягко тут, наверно", - продолжал Тузик. Но Санди не удостоил его ответом. Он закрыл глаза и притворился спящим.
      "Я тебя спрашиваю - мягкая подушка или нет?" - повторил Тузик. Санди молчал.
      Что ж делать псу, который на серьезный вопрос не получает ответа? Нужно попытаться найти ответ самому, правда? Так Тузик и поступил.
      Осторожно, полегонечку, чтобы не показаться нахалом, он поставил одну лапу на подушку. Подождал минутку. Поставил вторую. "Мягко тут лежать, очень мягко", - сказал он вежливо Сандику и оперся левой задней лапой о край корзины.
      Потом поставил правую лапу. И уселся на краю подушки, наслаждаясь тем, как тут мягко и уютно. Сандик не шевелился.
      Тогда Тузик осторожненько лег на подушку. На самый краешек, понятное дело.
      "Тебе тут достаточно места, правда?" - вежливо спросил он.
      Не получив ответа, понял, что действительно никому не мешает. Тут он улегся поудобнее. Вытянул лапы. "Убирайся отсюда!"-зарычал разъяренный Сандик.
      "Фу, какой ты жадюга! - укоризненно сказал Тузик. - Съем я твою подушку, что ли?"
      "Да мне уже лежать негде, я сейчас упаду!" - бесился Сандик.
      "Нет, нет, не падай - тебе это может повредить. Лучше сойди сам!" посоветовал Тузик и разлегся так привольно, что Санди очутился на полу.
      "Ай-ай-ай! Отняли корзинку! Спихнули меня с подушки!" - скулил англичанин.
      "Фу-у, как нехорошо жаловаться! Да не будь ты таким жадным! - выговаривал ему Тузик. - Погоди, дай мне немножко полежать. Сейчас пущу тебя".
      Но Санди не угомонился. Он долго скулил, визжал. Наконец с плачем побежал к своей хозяйке.
      Вскоре они оба появились в комнате. Впереди, не переставая скулить, бежал Санди. За ним, в шлепанцах и халате, спешила панна Агата.
      Ужасная картина предстала ее взору. Уютно свернувшись клубочком, в корзине лежал Тузик.
      - Вон! Вон отсюда! Убирайся! - налетела она на злодея, обидевшего ее сокровище.
      У Тузика была своя гордость. Он терпел, когда на него кричала тетка Катерина. Тетка Катерина -это тетка Катерина. Как никак, первое лицо в доме. Все должны ее слушаться, потому что она всех кормит.
      Но чтобы эта чужачка, неизвестно откуда взявшаяся, смела орать на хозяйского пса в его родных стенах?.
      "Нет, это уж слишком!" - твердо сказал себе Тузик. Он оскалил зубы и глухо заворчал: "Прошу не повышать голоса!"
      - Сойди с подушки! Вон отсюда, дворняга несчастная! - И панна Агата попыталась схватить Тузика за шиворот.
      "Теперь пеняй на себя!" - зарычал Тузик. И - тяп панну Агату за палец. А зубки у него были, как иголки!
      - Ах, ты кусаться! Ну погоди же! - закричала дама и побежала в свою комнату.
      "Ага! Чья взяла?"-крикнул Тузик ей вслед. И, чтобы показать, что он победил и презирает побежденного врага, снова свернулся клубком и улегся хвостом в сторону гостиной.
      Но панна Агата тут же вернулась. С зонтиком в руке. Она приближалась к Тузику, раскрыв зонтик и выставив его вперед, как копье. Песик разинул пасть, превесело улыбаясь. "Вот это потеха! - - подумал он. - Никогда я еще так не веселился!"
      И прежде чем панна Агата успела что-нибудь предпринять, Тузик вскочил, подбежал к ней, схватил зонтик за край, там где была кисточка, и ну дергать, вырывать, трепать.
      Началась борьба. В пылу сражения все завертелось. Халат панны Агаты надулся, как парус. Мазнул Тузика по носу.
      "Хватит играть с зонтиком! - решил Тузик. -Давай ловить эти крылья!"
      Он выпустил зонтик и вцепился зубами в край халата. Тут пошла настоящая карусель!
      Панна Агата, стремясь освободиться от собаки, завертелась волчком. Завертелся и Тузик.
      Он с размаху налетел на Сандика и загнал его под шкаф. Потом треснулся головой о ножную скамеечку. Скамеечка полетела, как бомба. И ударилась о столик - шаткий столик на трех тонких ножках.
      А на этом трехногом столике стояла пальма - любовь и гордость тетки Катерины.
      Столик с пальмой не придумал ничего лучшего, как покачнуться в одну сторону, потом в другую! Пальма зашаталась и грохнулась на пол! Прямо под ноги панне Агате. И наша гостья во весь рост растянулась на полу.