РОБЕРТ ГОВАРД
      "Письма, часть 1"
      (Перевод с англ. Т. Темкиной, 1998)
      Начиная с этого тома ["Воин Снегов", прим. Gray Owl], мы представляем вниманию читателей самую полную подборку писем Роберта И. Говарда, написанных им в период с 1923 по 1936 год.
      До августа 1930 года Роберт Говард поддерживал переписку только со своими знакомыми из Техаса; к началу 1933 года он в основном писал собратьям по перу, публиковавшим свои произведения в журнале "Сверхъестественные истории".
      Сведения о техасцах, с кем поддерживал переписку Говард, являются довольно отрывочными. Среди известных нам лиц Тевис Клайд Смит, Хэролд Прис, Труэтт Винсон, Бут Муни и Герберт Клатт. К сожалению, сохранились письма только к Смиту и Прису.
      В начале 20-х гг. в школе Кросс Плэйнс не существовало одиннадцатого класса. Осенью 1922 года Говард отправился в высшую школу Браунвуда, чтобы закончить образование.
      Одним из его друзей по школе был Труэтт Винсон (1905 - 1983). Именно Винсон, принимавший активное участие в работе над газетой общества Одиноких Скаутов, вольно или невольно стал инициатором знакомства Говарда со Смитом, Клаттом, Присом и Муни. После окончания школы Винсон стал работать счетоводом в компании "Уокер-Смит", занимавшейся оптовой торговлей бакалейными товарами в Браунвуде; какое-то время он пытался заниматься пересылкой книг по почте. Как и Хэролд Прис, Винсон поддерживал идеи социалистического учения, что было характерно для либерально настроенных граждан того времени; они считали мессией Норман Томас, а также мучеников за идею - Сакко и Ванцетти. Вероятно, Говард начал переписываться с Винсоном после возвращения в Кросс Плэйнс в середине 1923 года. Судя по письмам Винсона к Говарду, в этой переписке отсутствует то паясничанье, которое иногда ощущалось в его переписке со Смитом.
      Пока Говард учился в браунвудской высшей школе, Винсон познакомил его с девятиклассником по имени Тевис Клайд Смит (1908 - 1984). Смит, мечтающий заниматься литературной деятельностью, издавал журнал Одиноких Скаутов "Журнал обо всем на свете", и вскоре они вместе с Говардом стали работать над серией рассказов для этого журнала; однако вскоре работа над журналом, а также их совместная деятельность внезапно прекратились. Переписка Говарда со Смитом началась, когда он вернулся в Кросс Плэйнс в конце школьного года; она продолжится вплоть до 1933 года, хотя уже в 1932 году они лишь изредка обменивались письмами.
      Несмотря на то, что Смит был, несомненно, самым близким его другом, письма Говарда к нему - часто лишь короткие заметки, во многих случаях перегруженные стихами, пародиями и набросками. В нескольких письмах мы вообще ничего, кроме них, не обнаруживаем. Я думаю, подобная особенность может быть объяснена тем, что Говард и Смит часто виделись друг с другом. Кроме того, Говард трижды на довольно долгий срок останавливался в Браунвуде, и в переписке, следовательно, не было необходимости: осенью 1924 года, когда он учился на курсах в коммерческой школе Говард Пэйн, с осени 1926 года до мая 1927 года, когда он учился на курсах для бухгалтеров в том же учебном заведении, и во второй половине 1929 года, когда он проживал на Мелвуд Авеню, 816, по причинам, которым мы пока не нашли удовлетворительного объяснения.
      Хотя Говард и прочил Смиту успех на литературном поприще, тому так и не удалось зарабатывать на жизнь писательским трудом, и, в конце концов, после окончания колледжа, он стал работать на "Уокер-Смит". Он сам издал несколько книг об истории своего родного края, несколько художественных произведений и несколько сборников стихов ("Пограничье", "Картонный Бог", "Видения в небесах"); в 1971 году Дональд Грант опубликовал "Алые Клинки Черного Китая" - сборник произведений, написанных совместно с Говардом.
      О Герберте Клатте (1907 - 1928) имеются лишь туманные и отрывочные сведения, ибо он прожил всего лишь двадцать один год на ферме, принадлежавшей его семье в Эйлмане, близ Гамильтона, штат Техас. Принимавший деятельное участие в издании журналов Одиноких Скаутов, он стал писать передовые статьи для журнала Труэтта Винсона "Тореадор" (лозунг редакции: "Мы здесь, чтобы убить быка!"). Вскоре на странице, где значились имена редакторов журнала и сведения о нем, появилось еще одно имя - Роберта Говарда. Переписка Клатта с Говардом началась в начале 1925 года, приблизительно в то же самое время, когда Говард издавал - если напечатанный рассказ тиражом в три экземпляра можно считать изданием - "Хук справа". Незадолго до того, как его внезапно поразила неизлечимая болезнь, Клатт начал преподавать в церковном училище в Эйлмане.
      В конце августа 1927 года, когда у Труэтта Винсона начались недельные каникулы, Говард решил поехать вместе с ним в Сан-Антонио; во время поездки они также побывали в Остине, чтобы встретиться там с Хэролдом Присом (род. 1906), одним из приятелей Винсона по обществу Одиноких Скаутов. В конце 1920-х гг. Прис работал на полставки в редакции адресной книги по Техасу и некоторым районам Среднего Запада. В дальнейшем он стал преуспевающим писателем, среди его произведений можно назвать "Долгоносую шайку" и "Человека Одинокой Звезды".
      Много лет спустя Винсон напишет воспоминания о своем давнем приятеле и друге по переписке, озаглавленные "Последний кельт".
      Одним из знакомых Приса по обществу Одиноких Скаутов был не по летам талантливый юноша из Декатура, штат Техас, по имени Бут Муни (1912 - 1977). Говард был одним из членов-основателей списка подписчиков на журнал "Хунта" (о котором будет говориться впоследствии), и поэтому он и Муни познакомились примерно в марте 1928 года, и переписка не прекращалась в течение всего времени, пока существовал журнал. Муни в 1950-х гг. стал близким другом и автором биографии Линдона Б. Джонсона, а также написал несколько книг ("Свои люди", "Рузвельт и Рэйберн: политическое Единство").
      "Хунта" заслуживает нескольких отдельных слов, ибо Говард и все его друзья по переписке из Техаса публиковали свои произведения в этом альманахе. Даже Клатт, несмотря на то, что он умер один или два месяца спустя после выхода этого журнала, принял участие в создании первого выпуска. Возможно, что идея создания "Хунты" принадлежала Буту Муни, который был первым его редактором; он временно прекратил работу над журналом весной 1929 года, когда стал студентом баптистского колледжа в Декатуре, ссылаясь на нехватку времени. Сестра Хэролда Приса, Линор, возглавила журнал начиная с июньского выпуска 1929 года и занималась редакторской деятельностью вплоть до выхода последнего выпуска (апрель или май 1930 года), а потом прекратила из-за "отсутствия заинтересованности со стороны подписчиков". Тираж "Хунты" сократился до одного экземпляра каждого выпуска и распространялся среди подписчиков, число которых редко превышало двенадцать. Поэтому остается удивляться тому факту, что некоторые его выпуски все же сохранились.
      Вероятно, не было ни одной ясной причины, по которой переписка Говарда со своими техасскими друзьями сошла на нет. Я подозреваю, что одним из факторов выступила Великая Депрессия, когда для многих людей чрезвычайно насущной стала потребность зарабатывать на жизнь. Кроме того, к 1930 году Говард из начинающего писателя, сражающегося за публикацию хотя бы одного рассказа, превратился в автора, регулярно отсылающего свои произведения в "Сверхъестественные истории". Неудивительно, что для него стала крайне заманчивой перспектива переписываться со своими собратьями по перу. Появление июньского выпуска "Сверхъестественных историй" за 1930 год, в котором был опубликован рассказ Лавкрафта "Крысы в стенах", было первым в цепочке событий, которые подвели Говарда к периоду "Сверхъестественных историй".
      Письмо с замечаниями, которое Говард отправил редактору журнала, Фарнсуорту Райту, было передано Лавкрафту, который ответил на него 20 июня 1930 года. Завязавшаяся переписка, вне всякого сомнения, занимала весьма важное место в жизни Говарда; она состояла из четырех сотен печатных листов.
      Лавкрафт, ставший первым американским автором, пишущим фантастические рассказы в XX веке, не нуждается в представлении. Читатели, заинтересованные в эпистолярном творчестве Лавкрафта, могут найти его письма к Говарду в "Избранных письмах".
      * * *
      Тевису Клайду Смиту,
      24 августа 1923 года
      Салям, сагиб Клайд!
      Я уже почти было собрался ехать в Браунвуд, как вдруг наступила холодная, дождливая погода, и я отказался от своего намерения. Кроме того, я не знал, дома ты или нет, потому что еще не получил твое письмо.
      Поэтому, если все будет складываться благоприятным образом, я надеюсь приехать прежде, чем начнутся занятия в школе.
      Я рад, что ты придерживаешься именно такой точки зрения по Восточному вопросу. У большинства людей при слове "Восток" на ум приходит Новая Англия, и они считают меня круглым болваном. Даже тот парень, который издает газету [С. М. Буэтт, редактор журнала "Кросс Плэйнс ревью"], говорит, что не может печатать длинные статьи, "но будет рад опубликовать короткие".
      Клянусь Чингисханом, разве мне удастся сказать многое в "короткой статье"?
      Что касается рукопашного боя, я предпочел бы драться с европейцами или с кем угодно еще, кроме жителей Востока. Однако, как правило, они - плохие стрелки. В войне с Азией следует использовать морской флот.
      За исключением японцев и пиратов из Китая и Малайзии, жители Востока никудышные мореплаватели.
      Я пытаюсь получить работу на почте, хотя сомневаюсь, что мне удастся это сделать [Говард начал работать на почте в Кросс Плэйнс осенью 1925 года, а затем работал в течение очень недолгого времени. Этот эпизод вскользь и с большой долей вымысла упоминается в его автобиографическом романе "Пост-Оукс и Сэнд-Рафс"].
      Что касается девчонок, то по соседству со мной живут пять девушек, и я - единственный парень, за исключением брата самой хорошенькой из них.
      Одна из них живет в доме напротив, другая - в соседнем доме, а все остальные тоже достаточно близко Они милые и очень симпатичные.
      Я живу здесь уже четыре года, и до сих пор ни одна девушка не обратила на меня внимания. И, как мне представляется, это положение вряд ли переменится.
      Единственный, кто мог распространять эти сплетни о девушках, - Орин Уильямс. Может быть, он какой-нибудь родственник Труэтта?
      Однако я вовсе не женоненавистник. Я с глубочайшим уважением отношусь к прекрасному полу.
      Просто обычно я предпочитаю другие развлечения. Я не из тех, кто бегает за юбками.
      Но оставим разговоры о девчонках, давай лучше вернемся к чему-нибудь более важному. Например, к восточному вопросу.
      Если бы на нас напала армия неприятеля, каким образом мы могли бы обороняться?
      Мы слишком полагаемся на нашу армию и флот. В Азии нерегулярные войска, и сами граждане представляют для нападающей армии такую же опасность, как и регулярная армия. Но нам следует помнить, что каждый житель Востока - это армия, состоящая из одного человека.
      Что мы знаем о боевых действиях на Востоке? Если на полк нападет татарская орда, фанатичные гази или размахивающие мечами монголы, какие распоряжения будут отдавать офицеры? В девяти случаях из десяти, это будет команда "сомкнуть ряды и начать штыковую атаку". И было уже много примеров тому, как человек, вооруженный винтовкой со штыком не в силах тягаться с тем, у кого в руках меч. Кроме тех случаев, когда он использует ее по прямому назначению, а не в качестве колющего оружия.
      Преимущество меча уже было доказано в сражениях под Баннокберном, под Севастополем и под Кабулом.
      Если сталь должна встретиться со сталью, то люди должны быть одинаково вооружены. Длинные копья и короткие мечи против длинных мечей. Если ты не веришь этому; почитай хроники сражений между Римом и Македонией.
      Ты когда-нибудь читал о викингах? Огромные, громкоголосые, желтоволосые великаны. Бойцы, в упоении размахивающие мечами. Украшенные крыльями и рогами шлемы, огромные сабли. Неистовые, бесстрашные и неуязвимые скандинавские воины. И все же, если бы на мечах сражались скандинавские викинги и монголы (или татары, тунгусы, или гуркхи), я бы поставил на жителей Востока.
      Я говорю совершенно серьезно.
      Ты знаешь женщину, из-за которой пала Британия? Вортигерн, король бриттов, женился на Ровене - кажется, сестре или кузине Хенгиста, возглавлявшего ютов. Кстати, сам Хенгист был не ютом, а датчанином, по крайней мере, я так слышал. А Хорса, я думаю, был ютом.
      Итак, когда Вортигерн бросил свои обученные римской тактике войска против завоевателей, Ровена умолила короля взять ее с собой и предоставить ютам больше послаблений. И, в конце концов, бриттов оттеснили в Уэльс и Шотландию.
      Об этом говорит история. Но она умалчивает о том, что кузен Вортигерна, Утер, сверг Вортигерна и Ровену с трона, сам захватил его и оттеснил варваров к Северному морю. Но Утер был убит в сражении с ютами.
      Я знаю, потому что тогда я был воином в армии Вортигерна. Армия была недовольна королем, и, если бы Утер поднял мятеж, больше половины войска стало бы на его сторону. Поэтому именно женщина способствовала завоеванию Британии.
      В истории нигде не упоминается о том, что Аскалон и Газа однажды пошли войной против Гата. Но это было так, и в этой войне происходили жестокие, кровопролитные сражения, набеги, битвы и осады по всей Палестине, ибо маленькие городки вставали на сторону то одной, то другой клики. И в разгаре гражданской войны свирепые башаниты с севера напали на Палестину. И если бы не Гаалек, советник короля Гата, Моага, Палестина могла бы пасть.
      Гаалек вырвал победу в тот момент, когда поражение, казалось, было неизбежным. Ибо он играл на струнах человеческой души, как музыкант играет на лютне, и воспользовавшись властью денег и враждой между племенами, превратил людей Моаба в своих союзников. И воины Гата сражались бок о бок с дикими племенами моавитян, изгнав башанитов из Палестины, а Аскалон и Газа пали под их натиском. И Гаалек своей мудростью усмирил ярость Моага, и ни один город не пострадал.
      Ибо Ноат, царек из Газы, хотел превратить Гат в руины и образовать на его месте свое собственное царство, и когда он был убит в сражении, города мечтали о прекращении войны.
      Все это происходило на туманной заре истории, прежде чем в Ханаан пришли израильтяне, когда египетское царство начало вытеснять и завоевывать племена, живущие вдоль берегов Нила.
      И Атлантида, и древний Аккад были тогда империями
      Я тогда был ремесленником в Гаге Позже я оставил свое занятие и стал возницей в армии Гага. Газа была очень богатым городом, но не таким богатым, как Аскалон, ибо тогда Аскалон был знаменитым портовым городом, и в его гавань заходили торговые суда из Зоана, Сидона, Тира и Киттима, который люди называют Кипром, а также суда с Крита, Атлантиды и Эллады, из Тарсиса и Фив.
      В Газе было меньше сокровищ, но сражения были кровопролитными, ибо Газа всегда славилась своими отважными воинами.
      После того как мы перелезли через городские стены, на улицах начались бои и многие воины Гата были убиты женщинами.
      Гаалек с трудом добился того, чтобы женщин не вывозили из города и чтобы моавитяне не стремились захватить как можно больше награбленного добра. Они принадлежали к другой вере и могли бы разграбить храм Дагона, если бы Гаалек им это позволил.
      Но Гаалеку во всем сопутствовала удача, и Палестина снова стала царством.
      Но разве ты найдешь имя Гаалека на страницах истории? Нет. История тех древних времен была написана врагами филистимлян - израильтянами.
      Многие историки недоумевают, почему филистимляне были столь могущественным племенем, - ведь они были родом из Финикии - совсем небольшого государства. Я могу сказать тебе, почему. Когда первые филистимляне пришли из Финикии, чтобы поселиться в Ханаане, в этом государстве проживало очень много других племен. Эти аборигены были настоящими великанами. Финикийцы женились на их женщинах и поработили обитателей этих мест. Две расы смешались. На всем, кроме огромного роста, сказалось влияние финикийской крови. Древняя ханаанская кровь дала финикийцам телосложение и искусство ведения войн. Вот так низкорослые ремесленники стали расой могущественных воинов, во всем остальном оставаясь финикийцами.
      Я знаю это, ибо в те незапамятные времена я был филистимлянином.
      Кроме шуток. В скором времени я постараюсь приехать в Браунвуд.
      Напиши мне как можно быстрее.
      Кули Али Хан
      * * *
      Тевису Клайду Смиту,
      9 сентября 1923 года
      Сагиб Клайд!
      Прежде всего я должен извиниться за то, что не написал тебе раньше. Но у меня было много дел; я садился за работу рано утром и заканчивал только поздней ночью.
      Я прохожу от пяти до пятнадцати миль в день, я не преувеличиваю собираю одежду и отношу ее в прачечную, а когда не занимаюсь этим, то стираю и чищу ее [Говард работал в магазине готового платья, который принимал вещи в чистку]. Не слишком приятно, но пока меня устраивает. Я работаю за комиссионное вознаграждение и в месяц зарабатываю не меньше сорока долларов, а иногда и больше.
      Мне предлагали работу на хлопкоочистительном заводе за пятьдесят долларов в месяц, но я вряд ли соглашусь, потому что эта работа не стоит тех дополнительных десяти долларов и, кроме того, мне пришлось бы работать допоздна и получать деньги только в конце месяца, в то время как сейчас я получаю их каждую субботу.
      Как школа? К. С. Бойлс собирается в Говард Пэйн, он помощник редактора в тамошней газете. Он просил меня написать что-нибудь для них [К. С Бойлс (1905 - ????) стал редактором университетского журнала "Желтый пиджак" и позже писал вестерны под псевдонимом Уилла С. Брауна. Единственные сохранившиеся рассказы Говарда, опубликованные в этом журнале, были написаны им в течение 1926-27 учебного года].
      Надеюсь, что в этом году мне удастся заработать немного денег. Возможно, эта работа лишь на короткий период, но ведь есть еще хлопковые поля и прочие места.
      Хорошо бы ты приехал навестить меня. Я не уверен, смогу ли я тебя принять так же хорошо, как ты, но я, во всяком случае, мог бы попытаться.
      Если у тебя есть тяга к исследованиям, здесь найдется несколько местечек, которые могут заинтересовать тебя. И потом, у нас много чудных мест, где можно искупаться.
      Если бы тебе захотелось посмотреть на борьбу, то здесь можно найти две или три дюжины людей, которые с радостью согласились бы оказать тебе такую услугу. (Большинство местных жителей не похожи на меня - тихого и спокойного человека.)
      Возможно, тебе захочется побыть в обществе представительниц прекрасного пола; если да, то твое желание может быть в какой-то мере выполнено. (Переступать эту меру я бы никому не посоветовал).
      По крайней мере, если ты приедешь ко мне, я сделаю все возможное, чтобы развлечь тебя. Я очень надеюсь, что ты приедешь.
      Иногда случается нечто необычное, хотя и не всегда приятное.
      Я мог упомянуть двух молодых леди, которые подрались на главной улице города, или начальника полицейского участка, выгнавшего убийцу индейских кровей и человека, подозреваемого в краже машины, из города, или бесконечные магазинные кражи, но я думаю, ты мне не поверишь.
      Как бы то ни было, лучше бы ты приехал и сам взглянул на все это.
      Пиши как можно скорее
      Р. Г.
      * * *
      Тевису Клайду Смиту,
      16 июля 1925 года
      Салям, сагиб!
      Эй там, милорд! Черт, я надеюсь, что ты приедешь. Все уже готово. Пять галлонов [Возможно, имеется в виду домашнее пиво].
      Тебе удалось передать мое письмо Экле? [Клайд Смит встречался с Эклой Лэксон, на которой и женился в 1927 году (их брак скоро распался)]
      Если достанешь машину, ты сможешь не торопясь доехать к нам за два часа. Я предполагаю, что у тебя в семь свидание, но ты можешь выехать отсюда в пять и спокойно вернуться в назначенное время.
      Если приедешь, у тебя будет возможность посмотреть на город, охваченный нефтяной лихорадкой, потому что, как я уже говорил тебе, в округе нашли нефть примерно на четыреста баррелей, и все помешались на этом. Каждая большая компания в Техасе имеет здесь своих представителей, и договора переходят из рук в руки так часто, что начинает кружится голова. Эти ребята ждут не дождутся, чтобы я написал о том, как у них продвигаются дела; они буквально дерутся за печатную машинку [В это время Говард работал стенографом и писал заметки о нефтяном промысле для нескольких газет Техаса и Оклахомы].
      Как ты уже мог догадаться, я печатаю это письмо на новой пишущей машинке.
      Напиши, когда у тебя будет время.
      Р. Г.
      * * *
      Тевису Клайду Смиту,
      26 агуста 1925 года
      Салям!
      Я все время думаю. Что представляет собой действительность и что такое иллюзия? Никто не может утверждать, будто мы мыслим абстрактно, но совершаем конкретные действия, ибо в таком случае мы низводим сами себя до уровня машин, не способных думать. Когда в чьей-нибудь голове рождаются мысли, приобретают ли они сразу какую-то невидимую, неосязаемую, но конкретную форму? И рождаются ли они вообще? Или они просто проникают в наш мозг снаружи? Быть может, человек - это не более чем сосуд для неоформившихся, но тем не менее реально существующих мыслей? Может, на самом деле мы вовсе не размышляем и не контролируем свои действия при помощи мыслей, а, наоборот, нас контролирует какая-то сила извне? Индусы, как тебе известно, считают, что ни одна вещь не имеет своего начала. Они утверждают, что мысли - это символы, свидетельствующие о прошлых жизнях, о космических скитаниях души, которые на некоторое время располагаются у нас в голове. Значит, мысли - это либо порождение нашего ума, либо вещество, появившееся ниоткуда, существующее вечно, либо проявления высшей, непостижимой силы извне? Что, если мы просто марионетки, пляшущие на нитях Судьбы?
      Поставь перед собой этот вопрос и ответь на него честно: какую часть твоей жизни ты можешь назвать ясной и понятной, незатуманенной иллюзиями и сомнениями? Можешь ли ты с полным основанием утверждать "Это одно, а это другое; это правда, а это - ложь; вот конкретный факт, а вот просто игра воображения; это непонятно, а это - ясно?"
      Если так, то существует ли что-нибудь невозможное? Я сильно сомневаюсь в этом. Возможно, тренировка ума - это всего лишь попытка подготовить его к влиянию извне; укрепляя свой разум, мы все более попадаем в ту или иную зависимость.
      Подсознание имеет на нас гораздо большее влияние, чем мы можем себе представить. Оно полно загадок, обманчиво и туманно, но все же обладает невероятным могуществом.
      Его контролирует наше сознание, но и оно, в свою очередь, находится под влиянием подсознания. Подсознание - это та часть разума, которую нельзя уничтожить, хранилище забытых мыслей и образов.
      Возьми, к примеру, двух детей. Попытайся настроить их друг против друга.
      Разумеется, они начинают драться, царапаясь и таская друг друга за волосы. Почему? Почему они не никогда не начнут честную драку кулаками? Разве один вид драки не менее естественен, чем другой?
      Нет. Драка на кулаках - это изобретение человека. Наши древнейшие предшественники никогда не дрались кулаками. Подсознание приказывало им, и они повиновались.
      В нас гораздо сильнее первобытные инстинкты. Самые яркие впечатления, надолго западающие в память, ребенок испытывает в раннем детстве. Впечатления, заложенные в нас еще с древнейших времен, сопутствуют нам всю жизнь.
      Я участвую в боксерском поединке. Мой противник наносит удар правой рукой. Я парирую удар левой и наношу ответный удар правой. Почему же мои инстинкты не подсказали мне, как действовать более успешно? Более того, почему инстинкты не подсказали моему противнику нанести удар левой рукой, что, несомненно, более правильно? Искусство борьбы совершенствовалось гораздо раньше, чем бокс. В прошлой жизни я, должно быть, был спокойным, начитанным человеком. А теперешние великие борцы в своих прошлых жизнях, без всякого сомнения, были воинами.
      В какое-нибудь другое время, находясь в ином теле, я тоже стану бойцом. И именно сейчас я закладываю основу для этого превращения. То, чего некоторые достигают благодаря подсознательным инстинктам, я добиваюсь упорным трудом и занятиями. Я механически делаю "нырок в сторону", защищаюсь, наношу удары, парирую их и веду бой; кто-то скажет, что это получается у меня инстинктивно, но это совсем не так. В этом случае действуют скорее мои тренированные мускулы, а не мой разум - они не могут действовать одновременно. Но приобретенные рефлексы, ставшие одним целым с разумом в этой жизни, просуществуют еще многие века. И, возможно, через тысячу лет я, облаченный совсем в другой наряд, услышу одобрительный гул толпы, выкрикивающей мое имя - имя нового чемпиона.
      Напиши мне, как только у тебя будет время.
      X.
      * * *
      Тевису Клайду Смиту,
      28 августа 1925 года
      Салям!
      Я снова думал над этим вопросом. Ты когда-нибудь задумывался о том, что, возможно, мы окружены вещами, которые выходят далеко за пределы нашего сознания?
      Мы знаем, что существуют звуки, которых мы не слышим; они либо слишком высокие, либо слишком низкие по сравнению с обычными шумами. Есть крошечные существа, которых мы не можем разглядеть невооруженным взглядом. Но раз встречаются вещи, которые мы не можем распознать по той причине, что они либо слишком высоки или слишком низки, слишком малы или слишком велики, слишком тихи или слишком громки, то почему не может быть таких, которые мы не можем распознать из-за того, что не можем ощутить их - они невидимы и неслышимы для наших чувств. Наши чувства обманчивы. Мы не можем посмотреть на предмет и утверждать, что мы видим его таким, какой он есть на самом деле, или услышать звуки музыки или какой-либо другой звук и быть уверенными в том, что мы улавливаем его подлинный тембр. В действительности это удается нам крайне редко.
      Существуют ли мысли настолько высокие, настолько величественные, что они недоступны нашему уму? Если бы ощущения человека находились в гармонии со Вселенной, он был бы ее властелином.
      Но перед нами возникает главное препятствие - наше тело. Мое тело кажется мне просто досадной помехой; оно напоминает мне нелепую повозку, в которую впряжены кони желания - душа. Я чувствую, что без тела я мог бы оттолкнуться от земли и подняться к тем недостижимым, темно-синим вершинам исполнения желаний и разгадки тайн, но из-за неуклюжего и совершенно бесполезного тела я могу поймать лишь краткие мгновения счастья в скучных и однообразных просторах нашей земной действительности. Хотя у моего мерзкого тела может быть и какое-то свое предназначение. Возможно, абстрактное желание должно принять конкретные очертания, прежде чем будет сделан шаг к исполнению желаний и познанию истины.
      В моей душе, если таковая у меня имеется, борются идеалист и материалист. Чем больше я узнаю, тем меньше я знаю; чем лучше мне удается формулировать собственные мысли, тем меньше мне хочется это делать. В любой вещи наличествует масса правдивого и ложного. Иногда мне кажется, что все вокруг - порождение какой-то чудовищной шутки, и достижения человека, и его знания, приобретаемые им постепенно, ценой невероятных усилий на протяжении веков, - это всего лишь колеблющаяся дымка над песками Времени, песками, которые однажды поглотят меня. Значит ли это, что мой облик изменится, что нынешняя форма уступит место более легкой и прекрасной, или все сведется к тому, что пыль смешается с пылью? Я не могу дать ответа на этот вопрос.
      Напиши, если будет время.
      X.
      * * *
      Тевису Клайду Смиту,
      сентябрь 1927 года
      Салям!
      Только что получил твое письмо и отвечу на него, как только будет время. Да здравствует производство мыла [Смит получил работу - он ездил по западному Техасу и Оклахоме, рекламируя мыло "Камэй"] - будем приземленными материалистами, хотя гак никто никогда не говорил.
      Мы с Труэтгом совершили короткую увеселительную поездку в Сан-Антонио. Мы провели там чудесную неделю и умудрились не дойти до состояния, когда один ждет, пока другой не ляжет спать - в целях собственной безопасности.
      Я снова в Кросс Плэйнс, пока не занимаюсь ничем особенным, но скоро собираюсь приняться за дело. Я до сих пор ненавижу это проклятое место, но иногда мне даже нравится бывать здесь. Последний раз, когда я был в Браунвуде, этот город очень сильно действовал мне на нервы. Вчерашний вечер я провел самым чудесным образом, впервые за долгое время. В Кросс Плэйнс прошло собрание Американского Легиона (прокричим им трижды ура, черт бы их побрал) и матч по борьбе с отборочными соревнованиями по боксу. Участвовали Малыш Дула из Браунвуда и Дик Бауэре, крепкий парень из Брекенриджа. Парень из Брекенриджа оказался сильным противником, и некоторое время матч обещал быть достаточно интересным, однако я был на стороне Малыша. Во время матча Дуле сильно досталось, и зрители стали выкрикивать язвительные замечания в адрес Бауэрса, стоило ему только выйти на ринг. Теперь я не высмеиваю боксеров, но когда ребята из Брекенриджа стали отпускать шуточки насчет Дулы, я ответил им парой остроумных фраз, и обе команды болельщиков стали обмениваться любезностями, какие можно услышать разве что в каком-нибудь великосветском салоне. Особенно когда Барре ударил Дулу, когда была дана команда "Брейк!"; и один из болельщиков, рядом с которым я сидел, поднялся и потребовал у рефери, чтобы тот вышвырнул Бауэрса с ринга. Какой-то из болельщиков Брекенриджа ответил ему, что это забота самого Дулы, и я принял его замечание на свой счет, чтобы уверить его в том, что Дула может великолепно справиться с вышеупомянутой задачей, и все стали отпускать замечания по поводу манер, обычаев, внешности и моральных устоев жителей Брекенриджа вообще и той компании, которая присутствовала на матче в частности. Весь цвет молодежи Брекенриджа сидел прямо перед нами; несколько раз они пытались подняться с мест, но у них ничего не вышло. Я был самым мирным в команде болельщиков и думаю, вряд ли был похож на завсегдатая фешенебельных гостиных, потому что на мне была довольно простая одежда, под глазом красовался великолепный черно-синий фингал, а щека была ободрана в результате драки на этом же стадионе несколько дней назад.
      Во время поездки я купил несколько книг, среди них "Баллада о Белом Коне" Г. К. Честертона [Первый раз был опубликован в 1911 году, 9-е издание - в 1927 году]. Читал ее когда-нибудь? Она просто великолепна.