Меня нередко обвиняют в каких-то нелепых предубеждениях против городка под названием Красный Кугуар. И все это на том лишь основании, что у меня имеется стойкая привычка никогда не проезжать через это местечко, даже если порой приходится делать крюк миль эдак в пятьдесят. С негодованием отвергаю столь гнусную клевету! В очередной раз огибая Красный Кугуар по окольной дороге, я испытываю по отношению к этой проклятой дыре ничуть не больше предубеждений, чем волк к капканам, в одном из которых ему как-то раз довелось прищемить себе лапу.

Мне больно вспоминать об испытаниях, выпавших мне на долю в том логове порока и беззакония. Первый и последний раз я попал в этот городок случайно, ничего о нем не зная. И влип. Я оказался там чужаком, слепым ягненком, которого захотели остричь дважды.

А если кое-кто из торопливых стригалей едва не отхватил себе пальцы собственными ножницами, так кто ж в этом виноват, как не они сами? И если я избегаю Красного Кугуара, словно чумы, то такие чувства во многом взаимны, ибо тамошние жители с не меньшим энтузиазмом избегают любых, даже самых мимолетных, встреч со мной. Вплоть до того, что, случайно столкнувшись со мною где-нибудь на дороге, они тут же выпрыгивают из фургонов и бросаются врассыпную.

Повторяю, попал я в этот городок совершенно случайно. Как раз перед этим я перегонял скот в Юту и возвращался на Медвежью Речку с пятьюдесятью баксами в кармане — случайно завалявшимися остатками моего заработка после одной не слишком удачной игры в покер.

Заметив впереди проселок, ответвлявшийся от главной дороги, я без труда узнал в нем поворот на Красный Кугуар. Да только тогда это не произвело на меня ни малейшего впечатления.

Не успел я миновать развилку, как услышал бешеный топот копыт, и из-за изгиба главной дороги вся в пене вылетела закусившая удила лошадь. На ней сидела девушка, то и дело оглядывавшаяся назад. Проходя поворот, лошадь вдруг споткнулась, потом грохнулась на колени, а девушка кубарем вылетела из седла.

В мгновение ока я спрыгнул с Капитана Кидда, едва успев подхватить под уздцы уже поднимавшуюся на ноги лошадь. Потом помог подняться девушке. Она, вся дрожа, вдруг упала мне на грудь и взмолилась:

— Не дай им схватить меня!

— Кому им? — осведомился я, одной рукой почтительно приподнимая шляпу, а другой неторопливо вытаскивая из кобуры свой сорок пятый.

— За мной гонится банда головорезов! — задыхаясь пролепетала девушка. — Они преследуют меня вот уже больше пяти миль! Умоляю, помешай им схватить меня!

— Не волнуйтесь, леди. Они смогут добраться до вас лишь через мой бездыханный труп, — заверил я.

Девушка бросила на меня взгляд, заставивший мое сердце сладко затрепыхаться. У нее были черные вьющиеся волосы, большущие, светящиеся невинностью серые глаза… И вообще, она была самой красивой из всех девушек, которых мне довелось встречать с тех пор, как сдох один мой знакомый старый енот.

— О, благодарю вас! — прошептала девушка, потупив глаза. — Едва увидев вас издали, я сразу же поняла, что вы — истинный джентльмен! Не поможете ли мне сесть на лошадь?

— А вы уверены, что ничего себе не повредили, когда падали? — спросил я.

Она ответила, что нет, не повредила, и я подсадил ее в седло. Девушка взяла поводья в руки и опять нервно оглянулась через плечо.

— Помешайте им! — вновь взмолилась она. — А я поспешу дальше.

— Но в том нет абсолютно никакой нужды, — сказал я. — Подождите чуток, пока с этими подлецами не будет покончено, а потом я с удовольствием провожу вас до дома.

Вдали послышался топот копыт. Девушка испуганно вздрогнула.

— О нет! Это невозможно! — воскликнула она. — Они не должны меня увидеть!

— А мне бы очень хотелось вас повидать, — заметил я. — Где вы живете?

— В Красном Кугуаре, — ответила она. — Меня зовут Сью Притчарт. Заглядывайте, когда будете в наших краях.

— Непременно загляну, — пообещал я.

Девушка зарделась, наградила меня ослепительной улыбкой и, пустив лошадь вскачь по направлению к Красному Кугуару, вскоре скрылась из виду.

А я без промедления взялся за дело. Мое лассо сплетено из ремней, вырезанных из сыромятных воловьих шкур. Оно гораздо толще, длиннее, да к тому же куда прочнее, чем обычная риата. Каков человек, такова и веревка — как любил говаривать один мой знакомый шериф. В общем, я быстро натянул этот аркан поперек дороги, футах в трех от земли, после чего мы с Капитаном Киддом благоразумно спрятались в кустах.

Почти тут же из-за поворота вереницей выметнулись шесть всадников на взмыленных лошадях. Первая лошадь кубарем полетела через натянутый канат, остальные так и посыпались следом. Стыдно, но мне до сих пор приятно вспоминать, какая славная получилась на дороге куча мала! Я даже глазом моргнуть не успел, как в дорожной пыли уже барахтался и катался ужасно уморительный клубок из лягающихся лошадей и парней, ругавшихся на чем свет стоит.

Я выбрал именно этот момент, чтобы спокойно выехать из-за кустов и направить на них мои револьверы.

— Попридержите языки, пока они не отсохли от столь гнусных выражений, — потребовал я. — Вставайте, и чтобы руки держать вверх!

Они повиновались. Впрочем, без особого восторга. Кое-кого из них здорово помяли лошади, а один, перелетевший через своего скакуна, приземлился головой прямехонько на здоровенный булыжник, отчего стал изъясняться уж больно туманно.

— Какого черта ты устроил нам тут эту западню? — запальчиво спросил высокий молокосос с длинными соломенного цвета баками на щеках.

— Заткнись! — сурово приказал я. — Люди, преследующие беззащитную девушку, словно какая-нибудь свора диких индейцев, не могут быть удостоены беседы с приличным джентльменом!

— А, так вот оно в чем дело! — воскликнул он. — Тогда понятно! Позволь объяснить тебе…

— Не позволю! — гаркнул я. — Сказано тебе — заткнись! — И дабы подчеркнуть всю серьезность своих намерений, я тут же отстрелил ему самый кончик левого уса. — Я не собираюсь устраивать всякие растабары с погаными койотами, преследующими женщин! Если б такое случилось в тех краях, откуда я родом, ваши скелеты наверняка послужили бы отличными украшениями для рождественских елок!

— Не можешь же ты… — начал было другой парень, но уже умудренный опытом Соломенные Бачки скверно выругался и лично велел тому заткнуться.

— Это же один из людей Риджуэя, не видишь, что ли? — прорычал он. — На сей раз его взяла. Но придет и наш черед! А до тех пор попридержи язык!

— Отличный совет, — заметил я. — Теперь расстегните оружейные пояса и повесьте их на луки своих седел. Да не забудьте держать руки подальше от пушек, пока делаете то, что ведено! А на все ваши угрозы я плевать хотел!

Они сделали, как было ведено, а я пару раз выстрелил прямо под ноги ихним лошадкам — животные впали в панику и вихрем умчались туда, откуда совсем недавно прискакали. Прямо язык не поворачивается повторить все те кошмарные ругательства, что принялся изрыгать Соломенные Бачки. А его приятели старательно ему вторили.

— Поберегли бы лучше дыхание, — посоветовал я. — Ведь вам предстоит проделать немалый путь, прежде чем удастся отловить своих кляч!

— Я перегрызу тебе глотку! Я тебе сердце вырву! — неистовствовал Соломенные Бачки. — Я живьем сдеру с тебя скальп, даже если мне придется выслеживать тебя до самого Судного Дня! Ты даже представить себе не можешь, кому ты встал поперек дороги, чертов кретин!

— Я уже сказал: плевать я хотел на всю вашу толпу! — фыркнул я в ответ. — Проваливай, дурень!

Парни медленно побрели по дороге вслед за своими лошадьми. Тогда я выстрелил им пару раз под ноги, чтоб пошевеливались, и они почти мгновенно исчезли из виду, оставив мне на память медленно расплывающееся в воздухе голубоватое облачко жутких богохульств. А я повернул коня и направился в сторону Красного Кугуара.

Я рассчитывал перехватить мисс Притчарт по дороге, пока она еще не добралась до дому, но ее лошадь взяла резвый старт и, по-видимому, все время двигалась приличным аллюром. При мысли об этой девушке мое сердце сразу начинало колотиться как безумное. Даже ребра заныли! Разумеется, то была любовь с первого взгляда.

Одним словом, проехал я по проселку уже мили три, когда услышал где-то впереди беспорядочную пальбу. Несколькими минутами позже я уткнулся в развилку дороги и остановился, гадая, какой из двух проселков ведет в Красный Кугуар. Покуда я чесал в затылке, раздумывая, в какую сторону податься, раздался топот копыт и довольно скоро в клубах пыли показались двое. Они пришпоривали вовсю, низко пригибаясь к холкам лошадей, будто ожидали, что по ним будут стрелять сзади. Когда они подскакали ближе, я заметил какие-то бляхи на ихних куртках и несколько пулевых пробоин в ихних шляпах.

— Не подскажете ли, какая дорога ведет в Красный Кугуар? — вежливо спросил я.

— Вот эта, — ответил тот, что постарше, ткнув пальцем через плечо в ту сторону, откуда они прискакали. — Но если вы действительно туда собрались, я бы посоветовал вам сперва хорошенько подумать. Взвесьте все, молодой человек; взвесьте и как следует пораскиньте мозгами. Ведь как бы там ни было, а жизнь все-таки прекрасна!

— О чем это вы? — недоуменно спросил я. — И за кем это вы гонитесь?

— Гонимся?! Черта лысого! — ответил он, протирая рукавом свою бляху. Только тут я увидел, что это была звезда шерифа. — За нами гонятся! В городе опять объявился Буйвол Риджуэй!

— Никогда о таком не слышал, — пробормотал я.

— О! — сказал шериф. — Тогда вам следует знать, что Буйвол любит пришлых чужаков ничуть не больше чем слуг закона. А как он любит слуг закона, вы можете судить сами!

— Здесь — свободная страна! — негодующе фыркнул я. — И я побоюсь въезжать в город из-за того, что какой-то там Буйвол или кто угодно другой чего-то там такое любит или не любит, не раньше чем в преисподней нарастет такая гора льда, с которой дьявол сможет кататься на санках. Я намерен нанести визит некой юной леди, мисс Притчарт. Если она вам известна, не подскажете ли, где ее найти?

Они переглянулись, затем как-то странно посмотрели на меня, после чего шериф ответил:

— Ах вот, значит, оно как. Что ж, пожалуйста. Она живет в самом последнем доме к северу от лавки, на левой стороне улицы.

— Нам пора! — немного нервно напомнил помощник шерифа. — Возможно, за нами еще гонятся!

Они оба разом пришпорили лошадей, но я еще успел услышать обрывок их разговора.

— Думаешь, парень — один из них? — спросил помощник шерифа.

— Если нет, то он просто дубина стоеросовая, каких свет не видывал, — ответил шериф. — Наверно, с Луны свалился, раз решил приударить за Сью Притчарт…

Дальнейшего расслышать мне не удалось. Интересно, о каком таком парне они толковали, спрашивал я себя, но, въехав на главную улицу Красного Кугуара, я выкинул из головы все эти мысли.

Я очутился на самой южной оконечности городка, который выглядел в точности так же, как выглядят все поселки в предгорьях. Единственная вихляющая из стороны в сторону улица; охотничьи собаки, дремлющие прямо в пыли, заполнившей глубокую колею, пробитую колесами фургонов; единственная лавка, где торгуют всем сразу, да пара салунов.

Заприметив несколько лошадей у коновязи неподалеку от салуна под названием «Бар Большого Мака», я повернул в ту сторону. На улице никого не было, хотя из салуна доносился шум. Похоже, там изрядно веселились. Я был весь в пыли; вдобавок меня томила жажда. Вот почему я подумал, что, прежде чем отправляться на поиски мисс Притчарт, мне следует заглянуть в салун, дабы привести себя в порядок и пропустить глоток-другой. Подумав так, я напоил Капитана Кидда, привязал его к дереву (я всегда так поступаю, потому как, если привязать Кэпа к общей коновязи, то он может залягать насмерть всех имевших несчастье оказаться поблизости с ним лошадок) и зашел в салун.

Внутри никого не было, кроме какого-то невзрачного плешивца с седоватыми бакенбардами, протиравшего стойку бара тряпкой сомнительной чистоты. Привлекший мое внимание шум слышался из соседнего помещения. Судя по звукам, там находился кегельбан, в котором развлекались несколько джентльменов.

Я тщательно выколотил шляпой пыль из штанов (ведь опрятность — одно из моих врожденных качеств) и заказал виски. Пока я смаковал жиденький напиток, который даже в спиртовке-то едва ли бы стал гореть, малый за стойкой поинтересовался:

— Ты кто будешь, парень? Приятель Буйвола Риджуэя?

— Никогда такого в глаза не видывал, — честно признался я.

— Тогда тебе лучше сматывать удочки из нашего городка. Причем так быстро, как сумеешь. Правда, самого Буйвола здесь нету — он совсем недавно выехал прогуляться со своими дружками, — но зато там, в кегельбане, сейчас играет Джефф Миддлтон, а Джефф — тоже весьма отчаянный парень.

Я начал было втолковывать бармену, что Джефф Миддлтон меня совершенно не интересует, но тут из кегельбана раздался такой дружный вопль, будто кто-то первым же ударом вышиб десятку либо там случилось еще какое-нибудь, не менее знаменательное событие. Дверь из кегельбана с треском отворилась; в бар, жизнерадостно крича и похлопывая друг друга по спинам, ввалились шестеро парней.

— А ну, выставляй свое пойло, Маккей! — вопили они. — Джефф платит! Он только что вынес Тома Гаррисона всухую, шесть раз кряду!

Парни гурьбой подвалили к стойке, и один из них попытался отпихнуть меня в сторону. Разумеется это ему не удалось. Такое не удавалось никому с тех самых пор, как я немного подрос. Бедолага аж зашипел от боли — здорово расшиб себе локоть. Похоже, это его немного обидело, поскольку он повернулся ко мне и злобно спросил:

— Ты в своем уме? Какого черта ты тут делаешь?

— Да вот, хотел спокойно допить стаканчик кукурузного сока, — холодно ответил я.

Тут уж они все повернулись в мою сторону, а их руки сами собой потянулись к пистолетам. Крутые ребята. Или уж очень старались выглядеть такими. А особенно крутым старался выглядеть тот, кого они называли Миддлтоном.

— Кто ты таков и откуда свалился? — повелительно спросил он.

— Не твое собачье дело, — ответствовал я как можно обходительней. Как это принято у нас, на добром старом Юге.

Парень весь как-то глупо оскалился и принялся судорожно хвататься за кобуру.

— Никак ты нарываешься на ссору?! — прохрипел он.

Я краем глаза заметил, как старик Маккей шустро нырнул за полку с пивными бочками.

— Не имею дурной привычки начинать ссоры, — доброжелательно ответил я. — Наоборот, всегда стремлюсь как можно скорее их заканчивать. И вообще, в чем дело? Я зашел в салун, чтобы тихо-мирно пропустить глоток-другой, а тут вы, койоты, врываетесь с безумными воплями. Чисто детишки, которым первый раз в жизни удалось кеглю сшибить!

— Никак ты сомневаешься в моем таланте?! — взвизгнул парень так, будто его оса в задницу ужалила. — Небось, думаешь, что сможешь у меня выиграть?

— Пока что я еще не встречал такого игрока, который мне хотя бы в подметки годился, — с присущей мне скромностью не стал спорить я.

— Ну хорошо же! — заорал он, скрежеща зубами. — Идем в кегельбан, и я покажу тебе, что такое настоящая игра! Слышишь ты, грязный горный гризли!

— Слышу, слышу, — успокоил я его, поднимаясь с табурета.

— Эй, постойте! — вдруг пискнул Маккей, чуть высунув голову из-за пивных бочек. — Поосторожнее, Джефф! Кажется, я узнал этого парня!..

— А мне плевать, кто он такой! — продолжал бушевать Миддлтон. — Он нанес мне смертельное оскорбление! Так ты идешь, чучело, или уже в штаны наложил?!

— Эй ты! Полегче с оскорблениями! — грозно заревел я, решительно направляясь к кегельбану. — Я не из тех, у кого можно долго размахивать под носом красной тряпкой!

Произнося эти слова на ходу, я обернулся, поэтому дверь, ведущую в кегельбан, толкнул не глядя. До сих пор не могу понять: либо она оказалась совсем хлипкая, либо я случайно толкнул ее чуть сильнее, чем надо.

Короче говоря, дверь почему-то с треском слетела с петель. Парни тоже немного удивились, а Маккей отчаянно заверещал что-то неразборчивое. Но я уже вошел в кегельбан, выбрал себе шар и пару раз пренебрежительно подбросил его на ладони.

— Так. Здесь — пятьдесят баксов, — заявил я, выудив из кармана свои зелененькие и помахав ими в воздухе. — Ставим по полсотни каждый, по пятерке на игру. Идет?

Что он там ответил, я не понял. Похоже, он просто издал звук, похожий на рычание голодного волка, стащившего бифштекс. Но поскольку парень сперва взвел курок револьвера, а затем отслюнявил десять пятидолларовых банкнот, я решил, что он согласен.

Малый оказался ужасно азартным; чем дольше мы играли, тем сильнее он нервничал. Когда я выиграл пять игр всухую и забрал себе четвертак из полусотни Миддлтона, жилы у него на шее вздулись так, что я даже начал за него беспокоиться.

— Теперь опять твоя очередь, — сказал я, а он вдруг отшвырнул шар в сторону и заявил:

— Мне не нравится твои манеры! Я выхожу из игры и снимаю свою ставку. Хватит! Ты больше не получишь от меня ни доллара, будь ты проклят!

— Это еще что такое, ты, дешевка! — в гневе взревел я. — А мне-то сперва показалось, что ты — истинный спортсмен, хотя и конокрад!

— Я не ослышался?! — завопил он. — Ты назвал меня конокрадом?!

— Ладно, ладно, только успокойся, — поспешно извинился я. — Я оговорился. Прости. Не конокрад, а коровий вор, если уж ты так чертовски чувствителен к словам.

Тут парень почему-то напрочь потерял голову — взял и навскидку выпалил в меня из своего револьвера. Он бы подстрелил меня как куропатку, не сомневаюсь, если б за мгновение до того, как он спустил курок, ему в голову не угодил мой кегельный шар. Пуля снайпера ушла в потолок, а его друзья принялись довольно шумно демонстрировать мне свое неодобрение, швыряя в меня кегли и беспорядочно паля из пистолетов. Это так взбудоражило мои нервы, что я почти утратил над собой контроль. Однако колоссальным усилием воли я сумел-таки сдержаться, взял двоих самых оголтелых забияк за шиворот и начал легонько постукивать их головами друг об друга, пока парни слегка не расслабились. Тем бы дело и кончилось, без всякого лишнего насилия, но оставшиеся трое почему-то все время настаивали, чтобы я принял их ужимки всерьез. Хотел бы я увидеть человека, который мог бы остаться совершенно невозмутимым, когда три осатаневших конокрада колотят его по голове кеглями да вдобавок то и дело тычут в него своими здоровенными охотничьими ножиками!

Но, клянусь, у меня и в мыслях не было разбивать ту огромную люстру! Я просто случайно задел ее креслом, когда мне пришлось утихомирить одного из забияк. И уж вовсе никакой моей вины нету в том, что какой-то из этих дурней залил кровью весь кегельбан. Аккуратней надо быть, аккуратней! Ведь я всего лишь сломал ему нос да вышиб кулаком штук семь зубов. А что до той рухнувшей стены, то здесь вообще остается только развести руками. Что же это, черт побери, за стена такая, которая рушится, когда сквозь нее пролетает совсем малюсенький, плюгавый человечишко! И вообще, сперва мне казалось, что я выбросил того парня в окно, а потом я случайно подошел поближе и заметил, что это вовсе не окно, а дырка, которую он пробил в той ужасно хлипкой стенке. Кроме того, эта дурацкая пальба! Что же я мог поделать, если эти варвары палили не переставая, пока не превратили крышу кегельбана в решето? Я-то ведь даже ни разу курка не взвел! В общем, никакой особой вины я до сих пор за собой не чувствую.

Когда поднятая пыль слегка осела, я огляделся, чтобы проверить, все ли наконец в порядке, и сделал это как раз вовремя. А иначе я бы никак не успел схватить за дуло тот здоровенный дробовик, из которого старина Маккей собирался выпалить в меня через дверной проем.

— Стыдись! — укоризненно сказал я. — В твоем-то возрасте! Вон уж и бакенбарды совсем седые, а собрался выстрелить в спину беззащитному мирному страннику!

— Скотина! — рыдал Маккей, обильно поливая слезами вышеупомянутые бакенбарды. — Во что ты превратил мой чудесный кегельбан! Теперь я — конченый человек! Я вложил в этот храм спорта все свои сбережения, а что с ним стало?! Нет, ты только посмотри!

— Вот черт! — сказал я. — Хотя я тут совершенно ни при чем, но ты надрываешь мне сердце! Не могу спокойно смотреть, как страдает такой честный старик! Вот семьдесят пять баксов, больше у меня просто нету. Держи!

— Этого мало, — заскулил он, однако сцапал наличные тем же неуловимым движением, каким зимородок ныряет за мелкой рыбешкой. — Этого совсем мало!

— Ладно тебе, — проворчал я. — Сейчас пойду соберу остальное с тех койотов.

— Не вздумай! — Старик задрожал. — Тогда они меня прикончат, как только ты уедешь отсюда!

— Ну, не знаю, — сказал я. — Люблю, чтобы все было честь по чести. Хочешь, отработаю? Если смогу.

Он взглянул на меня довольно-таки пристально и сказал:

— Раз так, проходи в бар.

Но тут я заметил, что трое парней почти очухались. Я строго прикрикнул на них и велел им перетащить всех остальных к поилке для лошадей и там поливать водой, пока они тоже не придут в себя. Слегка пошатываясь, парни принялись выполнять мое указание. Они двигались так, словно у них все еще немного кружилась голова. Маккей вскользь заметил, что Миддлтон, похоже, вообще вышел из строя на день-другой. Не вижу ничего странного, ответил ему я. Самое обычное дело для человека, об голову которого только что раскололся надвое пятнадцатифунтовый шар из кегельбана.

Затем я вслед за Маккеем прошел в бар.

— Всерьез ли ты говорил, что намерен отработать должок? — приступил к разговору старик, наливая нам обоим по стаканчику.

— А как же, — ответил я. — Я всегда плачу свои долги. Как за хорошее, так и за плохое.

— Ведь ты — Брекенридж Элкинс, так?

— Так, — не стал спорить я.

— Я тебя признал, еще когда те олухи только начали к тебе приставать. Правда, в салуне были далеко не все. Ведь в город нагрянула целая банда; они попросту вышвырнули отсюда шерифа вместе с помощником. Сам Буйвол не стал здесь долго ошиваться. Он повидался со своей девчонкой, а потом снова подался с четырьмя парнями в холмы. Еще человек восемь, не считая тех, с которыми ты уже разделался, слоняются где-то неподалеку. Сейчас не могу точно сказать где.

— Пускай слоняются! — великодушно разрешил я. — А что, они все — преступники?

— А как же еще! Местным стражам закона и порядка никак не управиться с такой оравой. Тем более что многие местные так или иначе давно сделались соучастниками бандитов и всегда предупреждают их, когда к городку стягиваются дополнительные полицейские силы. Обычно вся шайка болтается недалеко отсюда, в холмах, но в Красный Кугуар они наведываются регулярно. Впрочем, черт с ними. Я просто обрисовал тебе обстановку, чтобы ты особо не расслаблялся. — Маккей перевел дыхание и продолжил: — А теперь вот о чем я хочу тебя попросить. С месяц назад, когда я возвращался в Красный Кугуар с холмов, где мне улыбнулась удача, — я намыл там добрую порцию золотого песка, — меня остановили и ограбили. Но не люди Риджуэя, а самый страшный убийца в здешних местах, волк-одиночка по прозвищу Трехпалый Клементс. У него в холмах есть собственное логово, до того укромное, что никто даже приблизительно не знает, где оно находится. — Старик немного помолчал, потом заговорил снова: — Конечно, тут помог чистый случай, но совсем недавно мне удалось кое-что разнюхать. Трехпалый Клементс послал весточку с одним парнем, что пасет овец в холмах. А пастух надрался в моем салуне вдребезги и проболтался. Так я узнал, что мое золото все еще у разбойника, но тот собирается ускользнуть, как только ему удастся присоединиться к банде головорезов из Томагавка. Как раз им-то пастух и вез весточку. От шерифа мне помощи ждать не приходится, ведь здешние бандюги его под конец запугали. Так вот, хорошо бы, ты поднялся в холмы и вернул мое золото. Конечно, ежели ты опасаешься Клементса…

— Кто тут сказал, что меня можно напугать? — вспылил я. — Рассказывай, как добраться до логова старого волка, и считай, что я уже в дороге!

Глаза Маккея как-то странно блеснули, и он быстро отвел взгляд.

— Ты хороший парень, — сказал он. — Добрый. И умный. Уж я-то сразу это сообразил. Значит, так. Сперва поедешь по тропе, ведущей на северо-запад к Чертову каньону. Дальше — дуй прямиком по каньону, пока не увидишь поворот в пятое ущелье по правой руке. По дну ущелья тоже идет тропа. Будешь двигаться по ней, пока у левой стены не заметишь большой белый дуб. В этом месте выбирайся из ущелья и двигайся прямо на запад, вверх по склону. Вскоре увидишь здоровенный каменный столб; его ни с чем не спутаешь: он торчит прямо из еловой рощицы, напоминая эдакую огромную каминную трубу. Прямо в подножии этого столба — пещера, а в ней — логово Трехпалого Клементса. Но помни, он тертый старый волк, самый страшный убийца в здешних…

— А вот этого мне повторять не надо, — перебил я. — Считай, дело уже сделано.

Успокоив несчастного старика, я опрокинул еще стаканчик, взгромоздился на Капитана Кидда и потрусил к выезду из города.

Однако, проезжая мимо последнего домика по левой стороне, я вдруг вспомнил о Сью Притчарт и, поколебавшись немного, решил: Трехпалый ждал долго, пускай потерпит еще маленько, а я тем временем засвидетельствую юной леди свое почтение. Наверно, она уже заждалась моего визита и теперь нервничает оттого, что я куда-то запропастился. Натянув поводья, я остановился прямо у крыльца и окликнул Сью. Кто-то сразу выглянул в окно; одновременно оттуда выглянуло и дуло здоровенного карабина. Но у кого повернется язык упрекнуть мирных людей за простую предусмотрительность, если их городок битком набит ребятами Риджуэя?

— Ох, это вы! — послышался нежный женский голос; затем дверь широко распахнулась, на крыльце показалась Сью Притчарт и сказала: — Слезайте же с вашего зверя и входите! Вам удалось прикончить кого-нибудь из тех мошенников?

— К несчастью, я от рождения слишком мягкосердечен, — пришлось признаться мне. — Я всего лишь попросил их прогуляться обратно пешком. Прямо не знаю, как сказать, до чего мне жаль, что сейчас у меня нет времени, чтобы заглянуть к вам на огонек! Видите ли, мне надо срочно съездить в горы, повидаться там с Трехпалым Клементсом. Но если вам не слишком неприятно мое общество, то попозже с удовольствием загляну к вам на часок. На обратном пути.

— С Трехпалым Клементсом? — переспросила Сью странно изменившимся голосом. — А разве вы знаете, где его можно найти?

— Маккей мне объяснил, — ответил я. — Старый разбойник украл у честного старика мешочек золота. Вот, еду забирать его обратно.

Сью вдруг вполголоса произнесла несколько коротких слов, которые я наверняка расслышал неправильно, ибо юной леди подобные слова, несомненно, не могли быть известны.

— Ну зайдите же, — принялась упрашивать она. — У вас хватит времени на все. Зайдете, выпьете глоток-другой кукурузного сока, потом чуть-чуть поболтаем. Вся моя родня ушла в гости, и мне немного одиноко. Входите же!

По правде говоря, я не умею долго сопротивляться, если меня о чем-нибудь просит хорошенькая девушка. Поэтому я привязал Капитана Кидда к большому пню, на первый взгляд показавшемуся мне достаточно прочным, и вошел в дом. Сью сразу поднесла мне бутыль, в которой оказалось вполне приемлемое пойло. Сама-то она пить отказалась, объяснив, что кукурузный сок ей не очень нравится.

Мы сидели, разговаривали, и я прямо-таки ощущал, как с каждым словом усиливается наша взаимная привязанность.

Некоторые люди полагают, что, когда Брекенридж Элкинс сталкивается с женщинами, ему тут же изменяют остатки здравого смысла. А мой двоюродный брат, Медведь Бакнер, так тот просто трубит об этом на каждом углу. В общем-то, не спорю. Но торжественно заявляю и клянусь, что это моя единственная слабость! Если ее вообще можно считать таковой. Ибо, по моему глубокому убеждению, это единственная слабость, приличествующая каждому настоящему мужчине!

Зато Сью Притчарт оказалась одной из самых разумных девушек, когда-либо попадавшихся на моем жизненном пути. Она была не из тех ветрениц, которых парни легко обводят вокруг пальца при помощи какого-нибудь банджо или там гитары. Мы не спеша обсудили, как правильно устраивать западню на медведя, какой длины должен быть ствол по-настоящему хорошего дробовика и массу других столь же полезных, а главное — имеющих самое непосредственное отношение к реальной жизни вещей. Затем я рассказал ей пару случившихся со мной историй, выбирая, конечно же, самые забавные и безобидные. Она очень смеялась, но глаза у нее отчего-то расширились и стали почти как блюдца. Наконец мы вернулись к тому, с чего начался разговор.

— Расскажи мне про Трехпалого, Брек, — стала упрашивать Сью. — Ведь прежде я не встречала никого, кто бы знал, где находится его логово.

Отчего ж не рассказать?

Я поведал ей всю историю Маккея. Сью проявила самый живой интерес. Мне даже пришлось несколько раз повторить, как добраться до Каминной Трубы. Затем она почему-то спросила, не приходилось ли мне встречаться в Красном Кугуаре с нехорошими людьми. Я мимоходом упомянул Джо Миддлтона, подтвердил, что да, приходилось, и добавил, что шестеро таких плохих парней уже восстанавливают свое пошатнувшееся здоровье, пролеживая бока на соломенных тюфяках во дворе позади городской лавки.

Сью почему-то изумилась и даже чуть-чуть испугалась. Вскоре она вежливо попросила у меня извинения: ей послышалось, что ее зовет женщина из соседнего дома. Я-то ничего такого не слыхал, но сказал, что да, конечно, иди. Сью вышла через заднюю дверь и трижды пронзительно свистнула. А я продолжал сидеть, еще пару раз приложился к бутыли и размышлял о том, что эта девушка, вне всякого сомнения, подходит мне как нельзя лучше.

Однако отсутствие Сью затягивалось. Я прошел к заднему окну, выглянул наружу. Сью стояла у изгороди кораля и разговаривала с двумя парнями. Как раз когда я выглянул, один из них вскочил на чалого коня с сильно подрезанным хвостом и погнал его на север. С места в карьер. Другой парень вместе со Сью зашел в дом.

— Это мой кузен, Джек Монтгомери, — по всей форме представила парня Сью. — Ему очень хочется поехать с тобой. Джек, поклонись дяде! Парню пятнадцать, он еще совсем мальчик и так любит получать новые впечатления!

В жизни не видал, чтоб желторотые юнцы выглядели так круто. Я и взрослых-то таких почти не встречал! К тому же Джек почему-то казался раза в два старше, чем был на самом деле. Ну да Бог с ним. Может, у парня какое горе.

— Хорошо, — сказал я. — Но нам давно пора ехать.

— Будьте осторожны, мальчики, — попросила нас Сью. — Приглядывайте там, в горах, друг за другом. И ты, Брекенридж! И особенно ты, Джек!

— Не волнуйся, — успокоил я девушку. — Я пригляжу за Джеком, а Трехпалому Волку Клементсу причиню не больше вреда, чем будет необходимо.

Мы добрались до Чертова каньона примерно через час, а потом мили три ехали по его дну, пока не увидели ответвляющееся направо ущелье, о котором рассказывал Маккей. Вдруг Джек Монтгомери резко натянул поводья, указывая вниз, на маленький бочажок, мимо которого мы проезжали, и завопил:

— Смотрите туда, дядя! Там, у самого края воды, золотая россыпь!

— Ни хрена не вижу, — честно признался я.

— Слезайте с коня! — настаивал он, шустро спрыгнув со своей клячи. — Я-то ведь его ясно вижу! Толстый такой слой, будто масло намазано вдоль самого края воды!

Что делать. Я спешился, нагнулся над бочажком, едва не окунув туда нос, но так ничего и не разглядел. Тут меня чем-то стукнуло сзади по голове. Да так, что даже шляпа в сторону отлетела. Я оглянулся и увидел, что Джек Монтгомери держит в руках и тупо разглядывает сильно погнутый ствол винчестера. Приклад карабина, разбитый в мелкие щепки, валялся у меня под ногами. Парень явно был чем-то сильно обеспокоен: глаза у него сделались ужасно круглыми, а волосы встали дыбом.

— Ты что, неважно себя чувствуешь? — участливо спросил я. — И потом, зачем ты меня стукнул?

— Нет, ты не человек! — вдруг пролепетал он, отшвырнул в сторону согнутый в дугу ствол и выхватил револьвер. Пришлось мне отнимать у мальца любимую игрушку.

— Да что же с тобой такое стряслось? — удивился я. — Рехнулся, что ли? Бедный мальчик!

Вместо ответа он вдруг повернулся и бросился бежать по каньону, завывая, словно душа грешника на адской сковороде. Я решил, что бедняга действительно свихнулся, — такое иногда случается с пастухами-овцеводами. Пришлось догонять. Парень отбивался, царапался, кусался и шипел, что твоя пантера.

— Прекрати! — Я погрозил ему пальцем. — Я твой друг. Я обещал твоей кузине проследить, чтобы ты остался цел и невредим. Это мой долг!

— Какая там на хрен кузина! — вдруг почти спокойно сказал он, сопроводив свои слова безобразным богохульством. — Она мне такая же кузина, как и тебе.

— Бедный ребенок! — тяжело вздохнув, повторил я, переворачивая парня на живот и шаря рукой по его пояснице в поисках лассо. — У тебя что-то с головой. Ты страдаешь от галлюцинаций. Я знавал одного пастуха, который вел себя в точности, как ты сейчас. Только ему казалось, что он — Король Бизонов.

— Что ты делаешь?! — завопил Джек с новой силой, когда я принялся вязать ему руки за спиной его же собственной риатой.

— Не надо волноваться, малыш, — успокаивал я. — Ничего страшного я не делаю. Просто не могу допустить, чтобы ты один скитался по горам в таком плачевном состоянии. Найду где-нибудь неподалеку уютное, безопасное гнездышко и устрою тебя там до тех пор, пока не вернусь из логова Трехпалого. А потом отвезу тебя в Красный Кугуар, и мы со Сью отправим тебя в тихий, спокойный пансион… Одним словом, в самую лучшую психушку!

— Да чтоб ты лопнул! — снова взвизгнул и задергался Джек. — Я такой же нормальный, как ты! Нет! Я в тысячу раз нормальнее! Потому что ни один человек с нормально устроенными мозгами не сможет вести себя как ни в чем не бывало, если об его голову только что вдребезги разнесли приклад тяжелого карабина!

С этими словами он попытался лягнуть меня ногой между глаз, чем еще раз продемонстрировал очевидные признаки того явления, которое один доктор как-то раз при мне называл шибко учеными словами: «деградация и распад личности». Это было поистине печальное зрелище! Особенно если учесть, что бедняга Джек приходился двоюродным братом мисс Сью Притчарт, а значит, ему буквально на днях предстояло стать и моим родственником. Парень никак не мог успокоиться: дергался и кричал.

Я до сих пор иногда краснею, вспоминая кое-какие его выражения.

Но я решил не обращать внимания на этот горячечный бред. Я не раз слышал, что лучший способ поладить с сумасшедшими — всячески им потакать. Мне не хотелось оставлять мальчика на земле — опасался, что его могут загрызть волки. Поэтому я спеленал парня и приладил в развилке большого дерева, где до него не смогли бы добраться никакие хищники. А коня Джека я привязал прямо у бочажка, чтобы лошадка могла попастись и испить водицы.

— Послушай! — умолял меня Джек, покуда я залезал на широкую спину Капитана Кидда. — Я прошу у тебя прощения! Пятки буду тебе лизать! Только сними меня отсюда и развяжи! Я расколюсь, как на духу! Я расскажу тебе все, что знаю!

— Не принимай случившееся слишком близко к сердцу, малыш! — еще раз попытался утешить его я. — Я скоро вернусь.

В ответ он лишь грязно выругался.

А потом у него вдруг пошла изо рта пена.

Жалостливо вздохнув, я свернул в ущелье. Язык не поворачивается повторить то, что мне пришлось выслушать, пока до меня не перестали доноситься истошные вопли несчастного пацана. Через милю, или около того, мы с Кэпом добрались до большого дуба с белым стволом. Оттуда мы стали взбираться наискосок по склону, и вскоре посреди еловой рощицы показался каменный столб. Он в самом деле сильно смахивал на трубу камина. Тут я тихонько соскользнул со спины моего конька, приготовил револьверы, зажал в зубах нож и начал крадучись пробираться сквозь густые заросли, пока не увидел прямо перед собой широко разинутый зев пещеры. Правда, перед самым входом в пещеру я увидел еще кое-что.

Там лежал человек, а голова его буквально плавала в луже крови.

Я подошел, осторожно перевернул беднягу и обнаружил, что чудак еще дышит. Скальп, местами сильно рассеченный, чудом держался на черепе, но никаких серьезных вмятин на кости мне обнаружить не удалось. Это был долговязый, лысоватый и довольно-таки траченный молью малый с заметной проседью в рыжих бакенбардах; на левой руке у него было всего три пальца. Рядом с ним на земле валялся распоротый тюк, содержимое которого было разбросано по всей поляне. Вьючного мула поблизости не наблюдалось, наверное, животное испугалось и куда-то сбежало. Еще на поляне виднелось множество вмятин от лошадиных подков, уходивших от Каминной Трубы прямо на запад. Неподалеку из-под земли бил родник; я набрал полную шляпу воды, выплеснул ее бедолаге на лицо, а затем попытался влить немного в рот, да только ничего у меня не получилось.

Пока я поливал его водой сверху, малый вроде как начинал слегка дергаться и стонать, но стоило мне попытаться хоть чуть-чуть влить ему в глотку, как он инстинктивно стискивал зубы, а челюсти у него оказались куда как посильнее бульдожьих. Дулом револьвера их было никак не разжать.

Но тут я заметил в пещере здоровенную бутыль, вытащил ее на свет Божий и немедленно откупорил. Поразительное дело! Едва хлопнула пробка, как лежавшее передо мной тело вдруг открыло рот и конвульсивным движением протянуло руку в мою сторону.

Я быстро воспользовался удобным моментом и влил в широко распахнувшуюся пасть что-то около пинты этого пойла. Старик открыл глаза и принялся дико озираться по сторонам, пока не наткнулся взглядом на вспоротый тюк. Тут он принялся яростно выдирать свои бакенбарды, дико завывая при этом:

— О Боже! Они добрались до моего мешочка с золотым песком! Много недель я скрывался здесь, и вот, как раз в тот самый момент, когда я уже совсем собрался слинять, они все же меня накрыли!

— Кто?! — грозно спросил я.

— Буйвол Риджуэй со всей своей шайкой! — пронзительно выкрикнул старик. — А все моя проклятая доверчивость! Услышав ржание лошадей, я почему-то решил, что сюда едут мои друзья, люди, согласившиеся помочь мне вывезти отсюда мое золото. Дальше могу припомнить лишь то, как бандюги Риджуэя, все одновременно, выскочили из кустов и тут же принялись молотить по моей бедной голове рукоятками своих ужасных кольтов. О Боже! Я конченый человек!

— Тьфу, пропасть! — вымолвил я с чувством. Эти мальчики Риджуэя начинали действовать мне на нервы.

Подложив под голову завывавшего, словно волк на луну, Трехпалого Клементса тюк, я оставил его посреди поляны оплакивать тяжкую утрату, а сам вскочил на Капитана Кидда и, не разбирая дороги, ринулся на запад, благо злобные придурки оставили за собой такой след, по которому любой грудной младенец с Медвежьей Речки запросто смог бы пройти с завязанными глазами.

Миль эдак пять мне пришлось ломиться через такие чащобы и буреломы, каких я сроду не встречал вдали от Гумбольта, а затем в просвете между деревьями на широкой горной террасе я увидел самый настоящий дом, прилепившийся задней стеной к крутому обрыву. Из крыши дома торчала большая труба. До захода солнца оставалось уже не так много времени, поэтому из трубы валили клубы сизого дыма.

Вот она, берлога Риджуэя!

Я ринулся сквозь чащобу дальше, в спешке совершенно упустив из виду, что даже такие дурни вполне могли оставить кого-нибудь на стреме. Вот до какой степени им удалось вывести меня из себя! И точно, один парень там был, но я приближался так быстро, что он промазал по мне из своего здоровенного охотничьего ружья. Перезаряжать его он почему-то не стал, а вместо этого отшвырнул дробовик в сторону и вихрем помчался к дому, выкрикивая на бегу:

— Эй, там! Задвигайте все засовы! Сюда ломится самый здоровенный жлоб во всем мире! Он на каком-то взбесившемся слоне, которого я издали чуть не спутал с конем!

Они-таки успели забаррикадировать двери и окна. А когда я на всем скаку вылетел из-за деревьев, они открыли по мне через оставленные амбразуры бешеный огонь картечью из двуствольных обрезов. Если б из винчестеров, я бы и ухом не повел. Но даже мне бывает трудновато преодолеть природную застенчивость, когда шесть мерзавцев, почти в упор, начинают поливать меня крупной картечью из двенадцати стволов сразу! Поэтому я заставил разошедшегося Капитана Кидда сдать назад, укрылся за толстенным деревом и уже оттуда открыл ответный огонь из своих револьверов. Как завопили эти мерзкие типы, когда щепки, отколотые от оконных рам моими пулями, посыпались дождем и начали втыкаться в ихние гнусные физиономии! Эти истошные вопли до сих пор звучат музыкой в моих ушах!

Чуть поодаль от дома, в корале, нервно ржали шесть лошадей. Каково же было мое удивление, когда среди них я заприметил того самого чалого с коротко обрезанным хвостом, что принадлежал парню, который совсем недавно на моих глазах разговаривал со Сью Притчарт и с Джеком Монтгомери. Неужели проклятым преступникам удалось захватить беднягу в заложники, подумал я.

Однако достичь чего-либо существенного, продолжая стрелять по амбразурам, было трудновато. Солнце опускалось все ниже, а меня все сильнее разбирала ярость. Наконец я принял решение взять вражеские укрепления одной лихой атакой. И хрен с ней, с ихней дерьмовой картечью! Я решительно спрыгнул с коня и… тут же взвыл от адской боли, неудачно ударившись о здоровенный булыжник большим пальцем левой ноги. А когда мне случается сильно удариться обо что-нибудь большим пальцем левой ноги, я всегда прихожу в ужасное бешенство! Вот почему я позволил себе произнести вслух несколько довольно крепких выражений. Судя по радостным воплям бандюг, они-то решили, что я наконец схлопотал пару свинцовых примочек.

Как раз в этот момент на меня снизошло вдохновение. Из каменной трубы дома валили густые клубы дыма, и я сообразил, что в плите, на которой негодяи готовили ужин, скорее всего, разведен сильный огонь. А дверь-то в доме, насколько я успел заприметить, была только одна! Поэтому я поднял с земли камушек, размером с небольшого поросенка, и швырнул его прямо в трубу.

Если какой-нибудь мальчишка на Медвежьей Речке не сумеет с первого раза сбить белку со стофутовой сосны, растущей на другой стороне речки, все его просто засмеют. Так что я никак не мог промахнуться. Камень угодил точно в центр трубы, она покачнулась, треснула и рассыпалась на отдельные кирпичи, большая часть которых обрушилась внутрь, прямо в очаг; увидев разлетевшиеся во все стороны искры, я просто не мог прийти к другому выводу. Я так думаю, угли у них там рассыпались по всему полу, а кирпичи настолько плотно закупорили дымоход, что дым, не найдя никакого другого выхода, повалил внутрь. Так или иначе, но струйки дыма начали кучерявиться сквозь окна, щели и ихние поганые амбразуры. Люди Риджуэя прекратили пальбу и принялись орать друг на друга.

— Пол горит! — завопил кто-то из них. — Вылей туда это ведро воды!

— Стой, дурья башка! — почти сразу же взвизгнул другой. — Это не вода! Это самогон!

Но его вполне разумное предупреждение слегка запоздало. Я услышал всплеск, а затем в доме заревело пламя, высовывая из окон свои длинные языки. Парни внутри завопили куда громче, чем до того.

— Выпустите меня! — истошно заорал кто-то. — Дым мне глаза выел! Сейчас задохнусь насмерть!

Я ринулся к дому сквозь густые заросли, оказавшись у двери как раз вовремя: она распахнулась настежь и наружу вывалился пошатывающийся тип, слепой что твоя летучая мышь. Он ругался на чем свет стоит, беспорядочно паля из пушки во все стороны. Я испугался, что, пребывая в таком неистовстве, он может нечаянно повредить самому себе. Поэтому, отобрав у парня дробовик, я слегка загнул дуло пушки об его голову, с одной стороны немного успокоив бедолагу, а с другой — лишив его всякой возможности застрелиться. Каково же было мое удивление, когда я признал в нем того парня, что скакал на короткохвостом чалом жеребце! Ничего себе, подумал я. Вот Сью-то удивится, когда узнает, что ее друг оказался разбойником!

Затем я зашел в дом. Там скопилось столько дыму и пороховых газов, что даже человек с таким орлиным взором, как у меня, ничего не сумел бы толком разглядеть. Стены и крыша полыхали вовсю, а эти ослепшие от дыма идиоты бессмысленно торкались туда-сюда, пытаясь найти дверь. На моих глазах один из них так ударился головой о стену, что свалился без чувств. Я подобрал его и выбросил наружу. Но когда я взял за шкирку другого, чтобы помочь ему выбраться из дома, он вдруг взвизгнул и неожиданно проткнул в моей любимой куртке дырку охотничьим ножиком. Я был настолько уязвлен такой черной неблагодарностью, что, выкидывая парня на спасительный для него свежий воздух, может быть, слегка перестарался. Как выяснилось позже, он расколол головой большущую колоду для рубки мяса. Но откуда ж мне было знать, что она там стоит?

Покрутив головой, я с трудом обнаружил в едком дыму еще троих. Бедняги отчаянно сражались друг с другом, полагая, что дерутся со мной. Не успел я прийти к ним на помощь, как рухнувшее сверху пылающее стропило повергло двоих из этой троицы в глубокую задумчивость. Вдобавок от полыхнувшего языка пламени на них загорелась одежда, а у меня затрещали волосы. И пока я тушил степной пожар, грозивший спалить дотла мой скальп, единственный уцелевший головорез прошмыгнул мимо меня в дверь, забыв в моей левой руке свою тлеющую рубашку.

Ну да ладно.

Я вытащил оставшихся двоих наружу и принялся топтать их ногами. Ведь надо же было как-то сбить с них огонь! Мерзавцы вопили так, будто я вознамерился переломать им все кости, а не спасал ихнюю никчемную жизнь.

— Прекратите шуметь! — прикрикнул я. — И немедленно признавайтесь, где золото Трехпалого Волка!

— Оно у Риджуэя, — прохрипел один из бандитов. — Оно у него!

Я строго спросил у всех присутствующих, кто из них Риджуэй, а они принялись хором клясться, что никто, и тогда я вспомнил про того малого, который оставил мне на память свою прожженную рубашку. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что он успел вывести из кораля неоседланного чалого и уже взгромоздился на него, чтобы дать деру.

— Стоять! — грозно проревел я во всю сипу своих легких, а я очень редко когда так поступаю.

Со всех окрестных акаций на землю посыпались стручки, высокая сочная трава тихо полегла на землю, а лошадь дико заржала, взвилась на дыбы, выскочила из-под Риджуэя и в мгновение ока исчезла где-то за горизонтом. Не успел мерзавец пару раз перевернуться, грохнувшись об землю, как остальные лошади разнесли вдребезги изгородь кораля и устремились вслед за чалым. Кажется, три или четыре из них промчались прямо по Риджуэю прежде, чем тот успел убраться с дороги.

Однако он довольно бодро вскочил на ноги и устремился прочь от дома, сильно пошатываясь, но тем не менее удерживая вполне приличную скорость. Конечно, мне ничего не стоило его подстрелить, но я опасался, что золото может быть припрятано где-нибудь в укромном месте, а если я случайно промахнусь и убью негодяя, то вряд ли он сумеет мне потом толком рассказать, где это место находится. Поэтому, размахивая над головой лассо, я пустился за ним следом на своих двоих, так как предполагал, что в попытке уйти от погони подлец попытается нырнуть в густые заросли, где Капитану Кидду будет не развернуться. Но когда Риджуэй понял, что я его нагоняю, он метнулся в сторону и с ловкостью обезьяны принялся карабкаться вверх по крутому горному склону.

И все-таки я не отставал. Вот почему, едва одолев половину подъема, он занял оборону на скальном выступе, спрятавшись за старым высохшим деревом, и принялся оттуда палить в меня напропалую. Я укрылся от пуль за большим валуном футах в семидесяти пяти ниже по склону, взывая оттуда к разуму Риджуэя и умоляя его сдаться на милость победителя. Как подобает истинному джентльмену.

И что же? В ответ раздались лишь новые выстрелы, вперемешку с клеветой и гнусными наветами в адрес моих уважаемых предков. Причем одна из пуль, неудачно отскочив от валуна, оставила на моей шее здоровенную вмятину.

Это до такой степени обидело меня, что я вытащил свои револьверы и открыл ответный огонь. Но дерево оказалось слишком толстым, чтобы перешибить его какой-то жалкой полусотней выстрелов, а солнце уже почти совсем село. Если не управиться до темноты, подумал я, то мошенник, чего доброго, как-нибудь изловчится и ускользнет от меня.

Ну ладно. Я поднялся во весь рост и, не обращая никакого внимания на жакан, который подлец сразу же всадил мне в плечо, метнул лассо, хорошенько раскрутив его над головой. Не припомню, говорил ли я, что всегда пользуюсь только девяностофутовыми арканами; меня чертовски раздражают те коротенькие, тонюсенькие веревочки, что в ходу у большинства ковбоев.

Значит, метнул я лассо, уложив его точно на верхушку дерева, затянул петлю покрепче, потверже уперся ногами в скалу и выдернул поганую сухостоину вместе с корнями. Да только эти корни так глубоко проникли в трещины, что вместе с ними вывернулась наружу большая часть скального выступа и начался оползень. Я всегда отличался понятливостью, а потому довольно быстро сообразил, что прямо на меня, набирая по дороге скорость и силу, катится не какая-то там груда мусора, на которой съезжает вниз вцепившийся в дерево и гнусно вопящий Риджуэй, а многотонная лавина.

Лавина громыхала, словно разразившаяся в горах ужасная гроза, но жуткие вопли Риджуэя легко перекрывали грохот катящихся камней. Разумеется, я тут же выскочил из-за валуна, прикинув так, что, когда лавина натолкнется на меня и, разделившись, начнет обтекать с двух сторон, мне удастся улучить момент, чтобы схватить подлеца за шиворот и выудить его из этого каменного фарша.

Но, к несчастью, я сперва споткнулся и упал, а потом эта поганая вязанка хвороста, это чертово дерево заехало мне прямо по уху. Придя в себя, я сразу сообразил, что путешествую к подножию горы вместе с деревом, Риджуэем и остатками лавины. Такого унижения я давно не испытывал.

Насколько мне помнится, тогда я был просто счастлив, что мисс Сью Притчарт не видит всего этого безобразия. Полагаю, мало кто сумел бы сохранить достоинство, кувыркаясь вместе с кустами, деревьями, мусором и грязью в такой дьявольской каменной мельнице. Кроме того, я уже тогда начал подозревать, что та чертова сухая коряга вырвала из моих штанов здоровенный клок, отчего я окончательно пал духом. Впрочем, человек, позволивший себе утратить самообладание, ничего иного и не заслуживает! Я припомнил последствия еще двух-трех случаев, когда обстоятельства вынудили меня действовать в полную силу, после чего дал себе твердый зарок впредь ничего подобного не допускать.

Для молодого, свободного от всяких обязательств парня оседлать пустяковую лавину, особенно не заботясь о том, куда какие обломки летят, совершенно нормальный поступок. Другое дело, когда речь идет о таком солидном человеке, как я, который считал себя уже практически женатым. В таких случаях прежде, чем залезать в пекло, следует сперва себе там соломки подстелить. Настоящий мужчина перво-наперво обязан думать о своей жене и детях!

Мы прибыли к подножию горы в виде перемешанной на славу груды мусора и битого камня. Мне пришлось стряхнуть с себя тонны полторы булыжников прежде, чем я смог встать и протереть глаза, чтобы посмотреть, где же спрятался этот подлый Риджуэй. Почти сразу я заприметил одинокий сапог, сиротливо торчавший из-под кучи какого-то хлама. Наклонившись, я взял малого за лодыжку и выдернул его на свет Божий. Надо сказать, выглядел он в точности как только что освежеванный кролик. На нем почти не осталось одежды, если не считать сапог и ремня с лохмотьями вместо кобуры. Но под ремнем я углядел толстый денежный пояс из бычьей кожи.

Ну вот.

Только я стащил с Риджуэя этот пояс, как он вдруг сея, очумело поглядел вокруг и слабо простонал:

— Кто вы такие, разрази вас всех гром?

— Брекенридж Элкинс с Медвежьей Речке, — по всей форме представился я.

— Ага. А то мне показалось, что тут собралось все мужское население штата Невада, — мотая головой, болезненно морщась и стараясь собрать в кучку разбегающиеся глаза, сообщил он. — Ты меня совсем сбил с толку. И что ты намерен делать дальше?

— Думаю, придется сдать тебя и всю твою банду шерифу, — честно ответил я. — Правда, я и сам не особо люблю иметь дело с блюстителями закона, ведь у нас, на Медвежьей Речке, ничего такого нету, но такие подлые койоты, как вы, вряд ли заслуживают лучшего.

— И ты еще смеешь толковать о законе! — вдруг запальчиво воскликнул Риджуэй. — Да чтоб ты лопнул! Говорить такое после того, как сам сговорился с Барсуком Маккеем ограбить старика Клементса! А ведь я всего лишь сделал то же самое, на какой-то час опередив тебя!

— Что ты несешь?! — вскинулся я. — Это Волк Клементс ограбил старину Маккея, отнял у бедняги вот этот самый золотой песок! — Я встряхнул пояс.

— Ха! Ограбил! Скажешь тоже. Черта, лысого он его ограбил! — вдруг захихикал Риджуэй. — Барсук — самый хитрый из всех негодяев, когда-либо появлявшихся на свет! Да только у него кишка тонка самому кого-нибудь ограбить. Вот он тебя и поспал. Если хочешь знать, Клементс — обычный честный старатель из тех, которые своим горбом берут. Старый недотепа кучу времени угрохал, намывая это золото в горах, а потом затаился на несколько недель в той норе, боялся оттуда нос высунуть. Знал, что мы его выслеживаем!

— Маккей использовал меня, чтобы ограбить честного трудягу! — воскликнул я, словно громом пораженный. — Не может быть!

— Однако именно так он и поступил! — злорадно заявил Риджуэй.

Я был настолько ошеломлен неслыханным предательством, что на какое-то время оказался совершенно парализованным. Воспользовавшись моим минутным замешательством, Риджуэй внезапно судорожно рванулся в сторону, скатился с кучи камней в густые заросли и в мгновение ока исчез.

Не успел еще стихнуть треск сокрушаемых им кустов, как послышался топот множества копыт. Я оглянулся как раз вовремя, чтобы быстро приближавшаяся кучка всадников не успела застать меня врасплох. Среди них был Трехпалый Клементс, а в остальных я сразу признал парней, которым помешал догнать Сью Притчарт, встав у них на пути у поворота на Красный Кугуар.

Я потянулся к своим револьверам, но старик Клементс вдруг завопил:

— Остановись! Это наши друзья!

После чего он быстро подъехал ко мне, вынул кожаный пояс с золотым песком из моей ослабевшей вялой руки и победно взмахнул им в воздухе, демонстрируя остальным.

— Вот видите! — возбужденно вскричал старик. — Разве я не говорил вам, что он вел себя, как друг?! Разве я вам не говорил, что он помчался сюда, чтобы разделаться с этой бандой?! И он сумел-таки вернуть мне золото, а разве не говорил я вам, что так оно и будет?!

Клементс вдруг схватил меня за руку и в припадке энтузиазма принялся трясти ее так, что едва не оторвал, приговаривая:

— Я посылал за этими людьми в Томагавк, чтобы они помогли мне вывезти отсюда мое золото. Они добрались до моей пещеры почти сразу после того, как ты умчался. Правда, сперва они почему-то были настроены против тебя, но…

— Но теперь это не так! — закончил за старика Соломенные Бачки. Только сейчас я разглядел у него на груди бляху помощника шерифа.

Парень спешился и, в свою очередь, принялся энергично трясти мою уже полуоторванную Трехпалым руку.

— Ты же просто не знал, что мы — специальный отряд полиции, — приговаривал он, не выпуская мою руку. — А я только потом сообразил, насколько скверно выглядит со стороны, когда шестеро мужчин гонятся за одной женщиной. Но в тот раз мы решили, что ты закоренелый преступник. Мы были вне себя от бешенства, когда нам удалось наконец поймать своих лошадей и вернуться в Красный Кугуар. Мы жаждали твоей крови! Но когда мы обнаружили на задворках лавки шестерых полупарализованных бандитов, я призадумался! А потом мы добрались до пещеры Клементса, где узнали, что ты умчался по следу Риджуэя, но перед тем потратил немало времени, чтобы позаботиться о несчастном израненном старике. После этого ты и вовсе предстал в ином свете. Но все же меня не оставляла мысль, что у тебя есть собственные резоны насчет этого золота. Разумеется, теперь-то я вижу, насколько в тебе ошибался! Приношу мои самые искренние извинения! Послушай-ка, а куда подевался Риджуэй?

— Удрал, — мрачно ответил я.

— Не бери в голову! — жизнерадостно воскликнул бывший Трехпалый Волк Клементс, вновь принимаясь мурыжить мою руку. — Ведь Кирби со своими ребятами уже посадил в городскую тюрьму Джеффа Миддлтона, а с ним в придачу еще пятерых мерзавцев. Жаль только, что этому старому лицемеру, Маккею, удалось сбежать из города, но зато мы обнаружили еще шестерых людей Риджуэя, связанных по рукам и ногам у риджуэевского дома, а точнее — у того места, где он стоял, пока ты не спалил его дотла. Боже, ведь там была целая банда головорезов, а остался от нее один сплошной синяк! Похоже, драка была ужасная! Но ты тоже выглядишь так, словно летал верхом на торнадо. Поехали с нами и с нашими арестантами в Томагавк, прошу тебя. Я накуплю тебе новой одежды. Столько, сколько пожелаешь. А потом отпразднуем эту славную победу!

— Мне надо вернуться за мальчишкой. Я оставил его в развилке дерева внизу, в ущелье, — мрачно ответил я. — За Джеком Монтгомери. У него крыша съехала или что-то вроде того. Совсем спятил, бедняга.

Они дружелюбно рассмеялись, затем Кирби сказал:

— Твоему чувству юмора остается только позавидовать, Элкинс. Мы обнаружили эту пташку, как только свернули в ущелье, и прихватили с собой.

Теперь он валяется связанный на поляне вместе со всеми остальными. Ну и ушлый же ты парень, однако! Сумел так одурачить старого лиса Маккея, что он сам тебе на блюдечке выложил, где прячется Клементс. А потом обвел вокруг пальца всю банду Риджуэя, заставив их поверить, что ты собрался ограбить Трехпалого! Жаль, ты не знал, что мы служим закону, иначе мы бы могли действовать вместе. Но все равно, стоит мне подумать о том, насколько Маккей был уверен, что ему удалось обманом втянуть тебя в грязное дело, что это именно он обвел тебя вокруг пальца, а не наоборот, что на самом-то деле ты искал способ, как выручить Клементса, а заодно разделаться с бандой Риджуэя, и меня сразу разбирает смех. Вот умора! Ха! Ха! Ха!

— Но я вовсе не хотел… — Я говорил сбивчиво, потому как от речей Кирби у меня слегка закружилась голова.

— Правда, одну ошибку ты все же совершил, — отсмеявшись, сказал Кирби. — Не стоило никому говорить о том, где прячется Клементс.

— Но я никому и не говорил! — вскинулся я. — Кроме мисс Сью Притчарт!

— Боже, какое великое множество хороших людей пало жертвой женских хитростей! — сочувственно промолвил Кирби. — Монтгомери рассказал нам все. Едва ты открыл ей свой секрет, как она тут же выскользнула из дома, свистнула ребят Риджуэя, а затем послала одного из них с весточкой к Буйволу. Другому же — это как раз и был Монтгомери — Сью велела отправляться с тобой, чтобы он избавился от тебя где-нибудь по дороге. Когда мы добрались до Красного Кугуара, она сразу сбежала в холмы. Готов биться об заклад, что они с Риджуэем заранее договорились о встрече в горах и теперь вместе пустились в бега. Но твоей вины я тут не вижу. Откуда ж тебе было знать, что Сью Притчарт — девушка Буйвола Риджуэя!

Вот оно, женское вероломство!

— Приведите мне моего коня! — Я был потрясен до глубины души и говорил срывающимся голосом. — В меня стреляли и попадали, меня резали и жгли, я ехал с горы на лавине, я сам был лавиной — и моя трепетная любовь была растоптана! Вы видите перед собой опаленную огнем, ободранную как липка, истекающую кровью жертву подлого женского предательства. Судьба опять сдала мне джокера. Мои чувства оплеваны, мое сердце разбито, и из моих порванных штанов торчит наружу голая задница. Прочь с дороги! Я еду.

— Куда? — спросили они хором, благоговейно расступаясь.

— Куда угодно! — взревел я, словно раненый медведь. — Хоть к черту на рога! Лишь бы это место находилось как можно дальше от Красного Кугуара!