Откуда же мне было знать, что он просто пытается спрятаться под стойкой бара? Я-то думал, у него там заначена пушка. Но стоило мне сообразить, как в действительности обстоит дело, и я тут же отшвырнул дрын в сторону и начал поливать рассеченную, но, к счастью, не расколотую тыкву Эмерсона колодезной водичкой. Так что очень скоро он захлопал глазами, сел и принялся, дико озираясь вокруг, трясти головой, с которой капали кровь и вода.

— Что тут стряслось? — наконец прохрипел он.

— Да ничего особенного, — заверил я, отбив горлышко у случайно уцелевшей бутылки с виски. — Просто я ищу одного джентльмена, по имени Джабез Грейнджер.

Именно в этот момент городской шериф принялся палить в меня через заднюю дверь. Первая пуля оставила на моей шее приличную вмятину, а следующей он наверняка уложил бы меня на месте, если б я тут же не вышиб выстрелом пистолет из его руки. Тогда шериф бросился бежать по проулку. Я догнал его как раз, когда он оглянулся, чтобы посмотреть, далеко ли я отстал. Испуганно дернувшись, парень споткнулся и полетел кувырком через ящик с мусором.

— Я слуга закона! — завывал он, пытаясь дотянуться до охотничьего ножа и одновременно высвободить шею из-под моего сапога. — Ты напал на слугу закона!

— Разве? — проворчал я. Выбивая ногой нож из его руки, я чисто случайно чиркнул шпорой по заросшей густыми бакенбардами щеке. — А по-моему, слуга закона, который сперва допустил, чтобы в его родном городе у несчастного старика отняли шкуры, а потом еще и смеялся бедняге в лицо, вовсе не заслуживает такого звания. Давай-ка сюда свою звезду! Я тебя разжаловал. Теперь ты — частное лицо.

Затем я подвесил бывшего шерифа за пояс кожаных штанов на конец ближайшего куриного насеста и направился назад к бару, не обращая ни малейшего внимания на доносившиеся с насеста отчаянные богохульства. Входить в бар через заднюю дверь мне не хотелось, поскольку там мог притаиться Джо Эмерсон и подстрелить меня при входе как куропатку. Поэтому я обогнул салун, чтобы войти в него с другой стороны и буквально врезался в целую толпу браконьеров, которых поганец бармен вызвал со скачек. Они как раз засовывали Быка Крохана в лошадиную поилку, чтобы смыть с него кровь. Все они отчаянно вопили и ругались одновременно, причем были так увлечены этим занятием, что не сразу меня заметили.

— Неужели мы потерпим такие издевательства в собственном логове от какого-то вонючего скотаря? — ревел бык. — Прочешите весь город! Он наверняка прячется где-то на задворках, или я не я! Мы повесим его прямо перед дверями «Алмаза», а скальп нацепим на длинный шест как последнее предупреждение всему ихнему племени! Пусть только попадется мне на глаза!..

— Для этого вам, дуралеям, надо всего лишь обернуться, — холодно заметил я.

Они и обернулись. Причем так поспешно, что уронили Крохана обратно в поилку. Они таращились на меня, разинув рты, а между тем Крохан, кряхтя, вылез из корыта. Отфыркавшись и отплевавшись, он завопил:

— Чего ждете, олухи? Хватайте его!

Вот видите? Именно из-за дурацких прихотей этого чудака, а совсем не по моей вине вышло так, что у троих браконьеров оказались проломлены головы! Пока остальные падали, спотыкаясь о друзей-приятелей, я повернулся, зашел в салун и вытащил на свет Божий пару своих шестизарядных, с помощью которых мог легко бросить вызов целому миру, а не то что какой-то жалкой кучке шкуродеров.

Они сразу бросились врассыпную, попрятались за кормушками, поилками, верандами, заборами. Вот тут-то неожиданно вышел вперед тот чудак в цилиндре и заявил:

— Джентльмены! Постарайтесь избежать кровопролития в стенах нашего города! Как мэр этого поистине замечательного города имею честь сообщить вам, что…

Я уже никогда не узнаю, какую честь он хотел сообщить и кому, поскольку именно в этот момент Крохан схватил бедолагу за грудки и отшвырнул в сторону. Мэр пробил своей умной головой забор, затих на грядке с кабачками и смирно лежал, пока все не кончилось. Какие-то добрые люди откачали его несколько часов спустя.

А браконьеры принялись поливать меня огнем из своих винтовок пятидесятого калибра. Эмерсон, прятавшийся за каменным простенком, время от времени выкрикивал какую-то забавную чепуху насчет дырок от пуль в стенах и крыше салуна. Вскоре разлетелась вдребезги большая вывеска над входом, а следом за ней зеркальная стенка позади стойки. Та же судьба постигла все бутылки на всех полках и все висячие светильники. Как подумаешь, сколько бед можно понаделать в любом салуне, имея в запасе всего пару ведер патронов, — прямо оторопь берет!

Крупнокалиберные пули запросто пробивали стены бара. Если б я не передвигался все время с места на место, меня бы уж давно разнесло в клочья. Но и так одежда на мне оказалась прострелена в нескольких местах, а три или четыре пули оставили глубокие вмятины прямо в моей шкуре. Все же, прыгая с места на место, я имел кое-какое преимущество: браконьерам удавалось увидеть меня только мельком, да и стреляли они почти вслепую, поскольку мои пули ложились так близко к цели, что парни не могли себе позволить высунуться из укрытия достаточно надолго, чтобы как следует прицелиться.

Тут у меня стали подходить к концу патроны. Так что я выждал момент и рванул из салуна в проулок. Как раз когда один из шкуродеров пытался прокрасться внутрь через заднюю дверь. Я слышал, парень до сих пор злится на меня из-за своих зубов. Хотел бы я знать, как можно получить честный удар ногой по зубам, и притом не потерять ни одного из них. Если тот малый знает — пусть меня научит!

В общем, перепрыгнул я через его корчившееся тело и дал деру по проулку, подстрелив по дороге не то трех, не то четырех браконьеров. Правда, и сам схлопотал пулю в многострадальную левую ногу. Шкуродеры притаились за заборами по обе стороны проулка, хотя разве может какая-то там доска остановить мою пулю сорок пятого калибра? Они тоже усердно палили в меня, но немного недооценили мою скорость. Вы даже представить себе не можете, насколько быстро я способен двигаться, когда в меня стреляют! В общем, не успели они сообразить, что к чему, как я уже проскочил весь проулок. Пробегая мимо коновязи, где храпел, сверкал глазами и грыз удила рвавшийся в бой Капитан Кидд, я выхватил из чересседельной сумки свой винчестер 45—90 и рванул через улицу. Тут меня заметили браконьеры, все еще усердно решетившие переднюю дверь «Алмаза». Как раз тогда мне отстрелили обе шпоры, но я успел-таки нырнуть в универсальный магазин Эмерсона. Едва завидев меня, продавцы и клерки с визгом бросились к задним дверям.

Да, кстати. Ведь надо еще упомянуть болвана-браконьера, что пытался реквизировать Капитана Кидда. Сразу скажу, уж тут я вовсе ни при чем. Сейчас они распускают повсюду слухи, будто я специально тренировал свою лошадку перебрасывать встречных шкуродеров через забор, а потом прыгать на них сверху всеми четырьмя копытами сразу. Подлая ложь! Мне такое даже в голову не могло прийти. Кэп Кидд додумался до этого сам! А тот идиот, который пытался присвоить моего конька, пусть вообще спасибо скажет, если сумеет встать на костыли месяцев через десять.

Ну вот. Теперь я оказался на той же стороне улицы, что и браконьеры. Когда я начал стрелять в них через окна, им пришлось перебежать улицу и укрыться в дансинг-холле, который находился как раз напротив эмерсоновского магазина. Оттуда-то они и принялись палить в меня с новой силой; с новой силой заорал свои глупости и Джо Эмерсон, ведь дансинг-холл тоже принадлежал ему. Кроме Эмерсона, в городе не осталось ни одного жителя: все они давным-давно смылись в окрестные холмы, уступив место боевых действий враждующим армиям.

А я заставил окна магазина бочками с солеными огурчиками, поверх которых навалил множество свиных окороков и рулонов веселенького ситчика. Воздвигнутые мной баррикады оказались такими прочными, что их не могли пробить даже крупнокалиберные пули из карабинов для охоты на бизонов. В магазине имелся целый арсенал кольтов, винчестеров и патронов к ним, а также целое море виски, а потому мне не составляло никакого труда удерживать мой неприступный форт хоть до самого Судного Дня.

Постепенно шкуродеры сообразили, что их пальба не приносит мне никакого вреда. Довольно скоро я услышал бычий рев Крохана:

— Эй! Тащите-ка сюда пушку, которую солдаты привезли в город для защиты от апачей! Она до сих пор торчит позади ратуши. Поставите ее напротив дверей. Мы выкурим гада из его форта, будь я проклят!

— Вы вдребезги расквасите мой магазин! — взвыл Эмерсон.

— Если не заткнешься, я вдребезги расквашу твою физиономию! — гаркнул Крохан. — Парни! Вперед!

Браконьеры продолжали палить в меня, но я в долгу не оставался. Если судить по леденящим кровь воплям, то и дело долетавшим с той стороны улицы, мне удалось-таки подстрелить парочку-другую этих безмозглых идиотов. Потом до меня донесся настоящий взрыв проклятий. Я сообразил, что подлецы все же притащили пушку, но, когда она застряла в задних дверях дансинг-холла, невзначай придавили ее колесом кого-то из своих. Пока они разбирались с этим делом, стрельба совсем стихла и в наступившей оглушительной тишине мне послышался слабый шорох у задних дверей магазина.

В задней части здания окон не было, поэтому бандиты не могли обстреливать меня с той стороны. Подкравшись к двери, я тихонько выглянул наружу и увидел малого, деловито бежавшего вдоль стены магазина. В руках у него были канистра с керосином и спички. Паразит щедро лил керосин в пересохшую канаву водостока, всерьез готовясь поджечь мой форт!

Я уже собирался подстрелить этого умника, как кролика, но вдруг узнал в нем Джабеза, дядюшку Юдит Грейнджер. Положив винчестер на пол, я бесшумно открыл дверь и прыгнул прямо на него, но пошляк с писком увернулся и пустился удирать прямо по канаве. Тут опять началась пальба, только я уже не обращал на нее никакого внимания, ведь я просто не мог позволить дядюшке Джабезу снова ускользнуть. Прежде чем мне удалось настичь его, пришлось пробежать по канаве ярдов сто. Пистолет я у него из руки вышиб, но он успел ухватить с земли здоровенный булыжник и колотил меня по голове до тех пор, пока у меня окончательно не лопнуло терпение.

Однако мне вовсе не хотелось ненароком изувечить Джабеза, ведь как-никак он был дядюшкой Юдит. Поэтому я просто пнул его в брюхо, швырнул на землю, уселся сверху и сказал:

— Дико извиняюсь за то, что огрел тебя тогда канделябром, чтоб ты лопнул! Принимаешь ли ты мои искренние извинения, вислобрюхий конокрад?

— Никогда! — ответил он запальчиво. — Грейнджеры никогда не прощают обид!

Пришлось взять дядюшку за уши и шарахнуть несколько раз лбом об выпавший из его же руки булыжник. Наконец он прошелестел:

— Дерьмо собачье! Прекрати сейчас же! Так и быть, принимаю твои искренние извинения!

— Прекрасно, — сказал я, поднимаясь и отряхивая слегка запылившиеся штаны. — Но помни: если ты когда-нибудь отречешься от своих слов, я сперва натяну твою гнилую шкуру на армейский барабан и только потом…

Именно в этот момент универсальный магазин Эмерсона со страшным грохотом взлетел на воздух.

— Что за черт?! — взвизгнул дядюшка Джабез и, пошатываясь, поднялся на ноги…

…Как раз тогда когда с небес посыпались куски окороков вперемешку с деревянными обломками, увитыми веселым ситцевым серпантином.

— Ox! — сказал я, огорченно хлопнув себя ладонью по лбу. — Моя вина! Наверно, шальная пуля угодила в бочонок с порохом. Ведь собирался же я убрать эти бочки в подвал, от греха подальше, да вот увидел тебя, засуетился и забыл. Послушай…

Но дядюшка Джабез уже снова лежал в дорожной пыли, поверженный и молчаливый. Позже он, по слухам, обвинял меня в том, что я огрел его сзади осью от фургона. Вранье! Ничего подобного я не делал! Это была всего-навсего потолочная балка. Если б старый дурак был повнимательней, он бы тоже успел нырнуть в канаву, как это делают все нормальные люди, — такие, как я, например, — когда на них падает крыша магазина. Теперь разгуливал бы без этой ужасно уродливой вмятины в черепе.

Я выкарабкался из канавы. Передо мной дымились руины универсального магазина, а из дверей дансинг-холла с радостными криками и молодецким уханьем высыпала вся чертова толпа шкуродеров. Чуть поодаль Джо Эмерсон вырывал с собственного темени последние пучки волос, заунывно воя, словно страдающая несварением желудка гиена. Парня можно было понять, ведь его салун превратился в ажурную летнюю беседку, а магазин — в груду никчемных развалин.

Но на его причитания никто не обращал внимания. Браконьеры осторожно приближались к останкам магазина, а я, никем не замеченный, перебежал улицу в другом направлении и свернул в проулок позади салуна. По этому проулку я быстренько добрался до задних дверей дансинг-холла, где с удовлетворением обнаружил застрявшую в дверях пушку.

Отсюда был хорошо слышен рев Быка Крохана:

— Разгребайте мусор, парни! Останки Элкинса должны быть где-то там, если только он не растворился в воздухе! Вот тут…

Трр-рахх! Послышался треск ломающихся досок, а потом кто-то заорал:

— Эй вы там! Крохан провалился в какой-то колодец!

И тут заунывный вой Эмерсона перешел в истошный визг:

— О черт! Не вздумайте соваться туда, вашу мать! Не смейте…

Мне это все надоело. Я оторвал кусок стены вместе с дверным косяком, слегка высвободил колеса пушки, перекатил ее к передним дверям дансинг-холла и выглянул наружу. Вся толпа болванов-шкуродеров стояла спиной к дансинг-холлу, причем большинство согнулось в три погибели, заглядывая в какую-то дыру и тщетно стараясь выудить из нее свалившегося туда Крохана. Изрыгаемые Быком проклятья звучали слегка приглушенно. Джо Эмерсон бочком-бочком приближался к месту событий. Малого тянуло к яме как магнитом.

Проверив пушку, я обнаружил, что кретины набили ее гвоздями, булавками, медными пуговицами, ковровыми кнопками и тому подобным хламом. Но место там еще оставалось, и я щедро сыпанул туда полведра крышек от пивных бутылок. Просто так, для ровного счета. А затем поджег фитиль. Пушка плюнула огнем со звуком, подобным удару грома. Отдача отбросила меня назад ровно на семнадцать с половиной футов. Вы бы только слышали дружный вопль штук сорока шкуродеров, когда на ихние задницы обрушился смерч раскаленного металлического хлама. Нет, это было бесподобно!

Правда, к моему глубокому огорчению, никого из них не убило. Не то заряд оказался слишком тяжелым, не то эти жмоты засыпали в пушку маловато пороху, но моя картечь только посбивала их с ног да располосовала им всем штаны на задницах. Но вот уж с улицы шкуродеров смело чисто твоей метлой! Смело и поставило на уши как раз в ту канаву, где я совсем недавно приносил свои искренние извинения дядюшке Джабезу. Смело всех, кроме Быка Крохана. Его ноги, насколько я мог различить, так и остались торчать из развалин.

Не успели эти жалкие недоумки пошевелить той самой мозговой извилиной, что была у них одна на всех, как я уже оказался рядом с канавой и принялся охаживать их деревянной колонной — подпоркой, которую я, пробегая мимо, с корнем выдрал на веранде салуна. Некоторые негодяи сумели-таки выбраться из канавы и теперь, не вставая с карачек, с ужасным воем рванули прямиком в пустыню. Позже мне говорили, что они так и не останавливались, пока не добежали до Финт-сити, причем по дороге наткнулись на большущий отряд апачей, вышедших на тропу войны, и до судорог перепугали несчастных индейцев.

Потом я пошел туда, где из мусора торчали ноги Крохана, взял парня за лодыжки и выдернул на свет Божий.

Яма, в которую он провалился, больше всего походила на подвал-тайник, раньше надежно упрятанный под полом магазина. Крохан что-то такое усердно бормотал, но в речах его не было никакого смысла. Вдобавок стоило мне от отойти него хоть на секунду, как он тут же снова валился в яму головой вниз.

Не скрывая разочарования, я оттащил его за ноги в сторону, чтобы получить возможность заглянуть в подвал. Мне было дико интересно: что же такое хитрец Эмерсон так усердно прятал от посторонних глаз?

Так вот: подвал оказался битком набит бизоньими шкурами, увязанными в аккуратные тюки! Эмерсон, все еще околачивавшийся поблизости, попытался было дать деру, но я успел схватить его за шкирку. Выудив свободной рукой из подвала один из тюков, я развернул его. На шкуре стояло клеймо в виде красного кружка с буквой «А» в самой середке.

— Ага! — сказал я Эмерсону и, совершенно непроизвольно, расквасил ему нос. — Значит, старика Хопкинса ограбил именно ты! А потом не постеснялся выколотить из него ту закладную! Ну! Где стариковы упряжка и фургон? Говори!

— Я спрятал их в моей платной конюшне, — простонал Эмерсон.

— Пойди запряги лошадей в фургон, потом приведешь их сюда, — сказал я. — Попытаешься смыться — из-под земли выну и заживо сниму с тебя скальп!

Я пошел напоить Капитана Кидда, а вернувшись обратно, увидел, что Эмерсон уже тут как тут, с упряжкой и фургоном. Ну я и велел ему грузить в фургон шкуры.

— На мне места живого нет, — захныкал он, — я не могу грузить шкуры.

— Это полезное упражнение, — заверил я, — оно поможет тебе быстро восстановить здоровье! — Для пущей убедительности я дал ему такого пинка под зад, что он едва из штанов не выскочил. Эмерсон взвыл от боли и немедленно приступил к погрузке.

Тут как раз пришел в себя Крохан. Он застонал, сел и дико уставился на меня.

— Кажется, ко мне вернулась память, — прохрипел он. — Ага, вспомнил! Мы тут собирались вышвырнуть из города Брекенриджа Элкинса! Привет, парень!

С этими словами он встал, довольно уверенно доковылял до опустевшего подвала и, снова свалившись туда вниз головой, задрыгал ногами, взвизгивая от приступов истерического хохота.

У меня от ужаса даже волосы на голове зашевелились.

— Фургон нагружен! — задыхаясь, отрапортовал Эмерсон. — Забирай его и проваливай поскорее, чтоб тебя черти разорвали!

— Ладно. Но пусть случившееся послужит тебе хорошим уроком! — наставительно сказал я, оставив без внимания явный недостаток дружелюбия в его тоне. — И заруби себе на носу: честность в делах — лучшая политика!

В подтверждение своих слов я еще раз двинул ему по сопатке, добавил спицей от колеса по голове, после чего взобрался на козлы, щелкнул кнутом, и мы двинулись в сторону Ягуарьего Ключа.

Едва одолев половину пути до Ягуарьего Ключа, мулы старика Хопкинса окончательно выбились из сил. Старику со старухой пришлось устраивать привал. Тут-то мы с Кэпом их и догнали. В жизни не видывал, чтобы люди так радовались, когда я вручил им фургон, упряжку, шкуры и закладную. Оба они плакали, старая леди целовала меня, а старик так стиснул в объятиях — откуда только силы взялись! — что я уж и не чаял вырваться из них живым. Когда каким-то чудом мне это все-таки удалось, я снова взгромоздился на Капитана Кидда и поспешил дальше — ведь мне еще предстояло умножить свои капиталы, чтобы вытащить из тюряги Ром-Бабу.

Я добрался до Ягуарьего Ключа на рассвете и сразу же направился к домику Юдит. Мне не терпелось сообщить ей, что мы с дядюшкой Джабезом и взаправду стали самыми лучшими друзьями. Тетушка Генриетта метлой выколачивала ковер на веранде. Вид у нее был слегка безумный. Когда я подошел поближе, она как-то странновато посмотрела на меня и сказала:

— Привет, Брекенридж! Что у тебя с лицом?

— А, — отмахнулся я, — так, пустяки. Немного поспорил с бизоньими браконьерами там, в Кордове. Они обчистили одного старого джентльмена и его леди. Украли бизоньи шкуры, не говоря уж о лошадях и фургоне. Я решил заглянуть в Кордову, чтобы посмотреть, нельзя ли как-то помочь делу. Эти волосатоухие шкуродеры сперва не поверили мне, что шкуры придется вернуть. Пришлось немного задержаться, чтобы убедить их впредь никогда не совершать дурных поступков. Заодно я нашел время и место извиниться перед дядюшкой Юдит, хоть мне и пришлось для этого гнаться за старым жуликом отсюда до все той же самой Кордовы. А где сама Юдит?

— Сбежала! — рявкнула тетушка Генриетта, с такой силой стукнув по полу метлой, что у той сломалась ручка. — Она потащила кучу пирожков и лепешек в тюрягу твоему болвану дружку и с первого же взгляда втюрилась в него по уши. Когда она вернулась оттуда, то заняла у меня денег уплатить за него штраф — мне-то она сказала, что хочет купить новое платье, чтобы еще больше понравиться в нем тебе, Элкинс! Вероломная вертихвостка! Кабы я знала для чего ей деньги, черта лысого она бы их получила! Кой-чего другого она бы получила, лежа вниз лицом на моем колене! Но она взяла деньги, выкупила твоего приятеля из кутузки…

— И что же случилось потом? — едва сдерживая бешенство, спросил я.

— Она все же оставила мне записку. — Тетушка Генриетта неожиданно всхлипнула и так ударила метлой по ковру, что тот тихо распался на шесть кусков сразу. — Говорит, боялась, что если не выйдет замуж за кого попало, то я заставлю ее выйти замуж за тебя. Еще она написала, что отправила тебя гоняться за Джабезом нарочно. А затем, дескать, она познакомилась с этим, как его там, с Ром-Бабой и… — Тетушка опять всхлипнула. При ее габаритах это выглядело устрашающе. — Да, из песни слова не выкинешь: они переспали! Потом обвенчались, а теперь вот едут в Денвер, чтобы провести там медовый месяц… Эй, Брекенридж! Ты часом не заболел?

— Да! — прохрипел я. — Заболел. Еще как заболел! Мне встала поперек горла человеческая неблагодарность! И это после всего, что я сделал для Ром-Бабы! Нет, ей-богу, вот уж урок для меня на всю жизнь! Клянусь, что впредь я и пальцем не пошевелю, чтобы побыстрее вытащить из тюряги очередного такого вот козла!