РОБЕРТ ГОВАРД
      "Клинки братства"
      "Соломон Кейн - 4"
      (Перевод с англ Ильи Рошаля, 1998)
      Соломон Кейн, бесстрашный защитник слабых и обездоленных - один из наиболее ярких и интересных героев, вышедших из-под пера Роберта Говарда. Суровый пуританин, вооруженный острой шпагой и не знающими промаха пистолетами, в одиночку встает на пути предвечного Зла, вырвавшегося из самого сердца ада.
      1
      Клинки сшиблись с оглушительным стальным лязгом, высекая друг из друга искры. Поверх несущего смерть остро отточенного металла так же сыпали искрами две пары глаз: нагло поблескивающие черные и яростно горящие синие. Дыхание дерущихся мужчин с хрипом вырывалось сквозь стиснутые зубы.
      Каблуки черных сапог вырывали куски почвы с травой, впиваясь в землю: выпад, отскок, снова выпад, атака, уход...
      Черноглазый дуэлянт провел комбинацию "ин кварте", завершив ее стремительным ударом. Так могла бы ужалить кобра, но синеглазый юноша, внешне не прикладывая особых усилий, изящно отвел рапиру мощным поворотом запястья. Его рука даже не дрогнула, можно было подумать, что она обладает крепостью стали. Юноша, небрежно сменив позицию, подобно удару молнии обрушил рапиру на противника.
      - Довольно, джентльмены!..
      Клинки замерли в воздухе, и, предостерегающе подняв руку в перчатке, между противниками встал дородный мужчина. На нем была надета видная шляпа с широкой тульей, а вторая рука (тоже облаченная в перчатку) лежала на эфесе разукрашенной самоцветами рапиры.
      - Довольно! - повторил он. - Властью, предоставленной мне, объявляю поединок законченным. Ваше дело улажено, честь восстановлена! Примиритесь, господа, клинки в ножны! Сэр Джордж ранен!
      Черноглазый - а это и был сэр Джордж - недовольным движением убрал левую руку, с пальцев которой капала кровь, за спину.
      - Отойдите прочь! - рявкнул он властно. И, изрыгнув хулу небесам, добавил: - Тоже мне рана! Пустая царапина! Я отказываюсь считать, что наши разногласия улажены. Это бой насмерть!..
      - Верно, сэр Руперт, нам лучше продолжить. - Тихий и спокойный голос победителя не смог бы обмануть внимательного наблюдателя - молодой человек кипел от ярости, его синие глаза блестели, как лед. - Примирить нас сможет лишь смерть!
      - Вы, молодые петушки, извольте-ка вложить свои рапиры в ножны! громогласно изрек сэр Руперт. - Я, по праву мирового судьи и в присутствии свидетелей, объявляю поединок законченным! Господин лекарь, сейчас же займитесь раной сэра Джорджа. Джек Холлинстер, не заставляй меня повторять дважды, убери оружие с глаз моих долой! Я - Руперт Д'Арси, и не допущу смертоубийства в своем округе!
      Молодой Холлинстер не стал препираться с темпераментным мировым судьей. Он ничего не ответил, но и клинок в ножны не убрал. Похлопывая лезвием по сапогам, юноша из-под насупленных бровей обвел всех присутствующих враждебным взглядом. Сэр Джордж тоже не торопился расставаться с рапирой до тех пор, пока к нему не подскочил один из его секундантов и не принялся что-то настойчиво шептать ему в ухо. Неприязненно поморщившись, сэр Джордж наконец покорился. Уступая секунданту, черноглазый мужчина нехотя передал ему рапиру и отдался заботам лекаря.
      Дуэль происходила на самом краю унылой вересковой пустоши. Как раз в том месте, где гладкая, как стол, равнина переходила в песчаные дюны. За полоской пляжа, поросшего редкой чахлой травой и заваленного выбеленными обломками плавника, пенилось стылое море. Водная гладь была девственно пуста, за исключением одинокого белого паруса, в паре кабельтовых от берега. По ту сторону пустоши виднелись неказистые грязноватые домики маленькой деревушки, какие в изобилии были разбросаны по всему побережью.
      Вычурные камзолы собравшихся в этот неурочный час людей, а тем более накал обуревавших их страстей являли собой разительный контраст с навевавшим смертную тоску унылым пейзажем. Низкое осеннее солнце вспыхивало искрами на полированных клинках, наполняло жизнью самоцветы на рукоятях оружия, сверкало в серебряных пряжках камзолов и на золотом шитье залихватски заломленной шляпы сэра Руперта.
      Секунданты сэра Джорджа помогали ему облачаться в камзол, в то время как секундант его противника, которого сэр Руперт называл Джеком Холлинстером, - молодой человек крепкого телосложения в домотканой одежде напрасно убеждал юношу сделать то же самое. Но Джек, гнев которого не нашел выхода, отказывался внимать голосу разума. Наконец, грубо оттолкнув своего секунданта, он сделал несколько стремительных шагов вдогонку успевшему отойти сэру Джорджу и, потрясая клинком, крикнул:
      - Поберегитесь же, сэр Джордж Бануэй! За нанесенное оскорбление, суть которого вам отлично известна, вы едва ли отделаетесь жалкой царапиной на руке! Мы еще встретимся, и тогда-то вам не спрятаться за спину мирового судьи. Попомните мои слова, тогда уж никто не спасет вашу подлую душу! Порыв ветра разнес эти яростные слова по всему берегу.
      Сэр Джордж развернулся на пятках с чернейшим проклятием на устах. Сэр Руперт, проявивший завидную сноровку, кинулся ему наперерез, взревев:
      - Да как вы смеете!..
      Холлинстер оскалил зубы, повернулся спиной и, с лязгом вогнав шпагу в ножны, широко зашагал прочь. Мрачная гримаса исказила лицо сэра Джорджа, он, казалось, был готов ринуться за дерзким мальчишкой и раз и навсегда покончить с ним. Но его удержал секундант, настойчиво что-то втолковывавший черноглазому мужчине, указывая рукой в сторону моря. Бануэй нашел глазами белый треугольник, словно зависший в воздухе между морем и небом, на мгновение задумался, а затем расслабился и угрюмо кивнул.
      Холлинстер в бешенстве шагал по пляжу. И шляпу, и камзол он нес в руке. Промозглый ветер холодил его мокрые от пота волосы, но не мог остудить распаленного и взбудораженного юношу.
      Рэндэл, его секундант, едва поспевал за другом, но также хранил молчание. Чем дальше молодые люди удалялись от места поединка, тем более дикими и угрюмыми становились места. Низкие облака затянули солнце, и вот уже серое небо, подобно свинцовой плите, нависало на миром. Громадные угрюмые скалы, поросшие мхом, возносившиеся над побережьем словно крепостные укрепления, глубоко вдавались в море. У их подножия ревел прибой, раз за разом обрушивая вскипающие волны на каменную твердыню.
      Наконец Джек Холлинстер остановился, повернулся лицом к морю и, грозя тучам кулаком, принялся ругаться - хрипло, затейливо и витиевато. Надо заметить, что подобная брань была бы более уместна на устах портового грузчика, а не благородного джентльмена. Однако потрясенному его красноречием слушателю не составило труда понять, в чем заключается обида, причиненная Холлинстеру миром. Молодой человек возносил хулу небесам за то, что они не позволили пронзить его клинку черное сердце сэра Бануэя, презренного негодяя, лживого охальника и отъявленного мерзавца!
      - Поди теперь заставь этого подлеца из подлецов сойтись со мною в честном поединке, после того как он уже раз отведал моей стали, - закончил он, немного успокоившись. - Но, клянусь именем Господним...
      - Ну, Джек, остыл бы ты... - Рэндэл переминался с ноги на ногу, чувствуя себя весьма неловко. Пускай он был ближайшим другом Холлинстера, но и ему становилось не по себе во время приступов черного бешенства, которым был порою подвержен молодой человек. - Сэру Джорджу и так хватит. Уж ты всыпал ему так всыпал, паршивец надолго запомнит. Да и вообще, стоит ли лишать жизни человека всего лишь за...
      - Что?! - гневно вскричал Джек. - Стоит ли убивать за подобное деяние? Человека, может быть, и нет, а вот гнусную тварь - обязательно! Да я своими руками вырву черное сердце лжеца еще до того, как взойдет новая луна! Понимаешь ли ты, Рэндэл, что он прилюдно опорочил не кого-нибудь, а Мэри Гарвин? Титулованный негодяй посмел мусолить имя девушки, которую я люблю, над пивной кружкой в таверне!.. И ты полагаешь, я это должен ему спустить? Нет, смерть, и только смерть, может смыть нанесенное оскорбление!
      - Да понимаю я, все понимаю, - вздохнул Рэндэл. - Еще бы мне не понимать, после того как я уже две дюжины раз кряду выслушал твою историю! Но знаю я и другое. Не ты ли выплеснул сэру Джорджу в физиономию кружку эля, влепил пощечину, опрокинул на него стол да еще и изловчился пнуть пару-тройку раз? Разве этого мало? Ты пойми, упрямая голова, что у сэра Джорджа большие связи. А кто ты такой? Знаю-знаю, сын отставного морского капитана... известный храбрец... воевал за границей! Мне вообще удивительно, как это сэр Джордж согласился драться с тобой. С его положением в обществе было бы вполне достаточно кликнуть слуг и велеть им надавать тебе тумаков!
      - Если бы он посмел так поступить, - скрипнул зубами Холлинстер, и на его скулах заиграли желваки, - я бы достал пистолет и всадил добрую пулю прямо промеж этих маслянистых глазок. Тебя послушать, Дик, так это я еще должен перед ним извиниться. Вечно ты проповедуешь правильный путь, всякие там кротость, воздержание и смирение. Только в тех местах, где я привык жить, больше полагаются на шпагу. Острая сталь и крепкая рука - вот тебе и суд, и закон. Да и кровь у всех мужчин в нашем роду горячая. И сейчас она взывает к отмщению!
      Этому так называемому джентльмену прекрасно известно, как я люблю Мэри, что вовсе не помешало ему произносить непристойности о юной леди в моем присутствии! Видел бы ты его блудливую усмешечку, когда он говорил всяческие гнусности прямо мне в лицо! А ты говоришь - простить...
      А знаешь, почему он себе позволил подобную выходку? Потому что у него денег - как зерна в амбаре. Уж в чем ты прав, так это в том, что у сэра Джорджа всего полно. И земля, и титулы, и семейные связи, и благородное происхождение. А я - из бедного рода, и все мое достояние - вот тут, в ножнах на поясе. Принадлежи я или Мэри к такому же знатному роду, как Бануэи, он бы никогда не осмелился...
      - Как бы не так! - перебил юношу Рэндэл. - Ты хоть раз слышал, чтобы сэр Джордж о ком-нибудь отзывался пристойно? Он вполне заслужил ту дурную славу, которая за ним повсюду тянется. Этот человек подчиняется только своим собственным прихотям, и ничему более!
      - Я не допущу, чтобы Мэри стала его очередной прихотью, - снова взвился Джек. - Конечно, в его власти надругаться над ней, подобно тому как он надругался над многими здешними молодыми девицами. Только сперва ему придется прикончить Джека Холлинстера. Знаешь что, Дик... не держи на меня зла, только, пожалуйста, оставь меня пока одного. Я и так не мастер работать языком, а сейчас у меня внутри вообще все кипит... Я тут остыну на ветерке...
      Рэндэл помедлил.
      - Только, ради всего святого, пообещай мне, что ты не бросишься искать сэра Джорджа... Джек нетерпеливо отмахнулся:
      - Клянусь тебе, что пойду совсем в другую сторону. Сэр Джордж направился домой нянчиться со своей царапиной и заливать горе.
      - Джек, будь осторожен. Ты же знаешь, что у него в наших краях полно прихлебателей, а репутация у этих громил... Ты уверен, что хочешь остаться один?
      Джек оскалился по-волчьи:
      - Не переживай, дружище. Уж если он захочет расквитаться со мной подобным образом, то точно дождется темноты. Не такой он человек, чтобы нападать посреди белого дня!
      Дик Рэндэл удалился по направлению к деревне, с сомнением покачивая головой. Джек же широко зашагал по песку, все дальше и дальше углубляясь в девственные просторы пустошей, стараясь уйти подальше от человеческого жилья. Промозглый морской бриз трепал его одежду, пробирая холодом до костей, но юноша упрямо не надевал камзол. Поднявшийся серый туман словно бы окутал мглой его душу, и молодой Холлинстер готов был проклясть и погоду, и здешние места, да и весь человеческий род в придачу.
      Его сердце рвалось из постылых родных краев в далекие жаркие страны. Ему было что вспомнить о знойном юге, который он повидал в своих странствиях, но другие образы вставали перед ним: смеющиеся девичьи глаза на прекрасном лице, обрамленном столь милыми его сердцу золотыми локонами. Эти чудесные васильковые очи источали такое тепло и обещание неземного блаженства, перед которыми меркли все радости лунных тропических ночей. Стоило лишь представить себе лицо любимой, и сумрачные пустоши словно бы озарил солнечный свет.
      Однако волшебство прекрасного видения было разрушено другим образом. Перед мысленным взором Джека Холлинстера предстало злобное и насмешливое лицо Джорджа Бануэя, с черными безжалостными глазами и язвительно искривленным тонкогубым ртом под узкой щеточкой черных ухоженных усиков. Юноша злобно выругался.
      Поток хулы, срывающийся с его уст, оборвал низкий звучный голос, совершенно неожиданно раздавшийся из-за спины.
      - Юноша, - сказал незнакомец, - не следует осквернять душу подобными словами. Речи твои шумливы, но бессмысленны.
      Джек, схватившись за эфес шпаги, пружинисто развернулся. На большом плоском валуне сидел мужчина, которого он никогда не видел в здешних местах. Дождавшись, пока молодой человек повернется к нему лицом, мужчина поднялся, расправляя широкий черный плащ, висевший у него на руке.
      Холлинстер изумленно разглядывал незнакомца. Да и было чему удивляться: этот человек просто притягивал к себе взгляд. Надо сказать, что он был на несколько дюймов выше юноши, - а тот и сам был куда выше среднего роста. Кроме того, вызывало удивление сложение этого человека: на поджаром теле не было ни унции не то что жира - даже лишнего мяса. При этом мужчина не казался ни хрупким, ни изнеженным. Совсем напротив! Широкие плечи, мощная грудь, длинные жилистые руки и ноги - все свидетельствовало об исключительной физической силе, выносливости и быстроте. Джек, будучи опытным воином, в одно мгновение распознал в незнакомце прирожденного бойца и фехтовальщика. Длинная, тяжелая, без всяких украшений, простая рапира на поясе только подкрепляла его выводы.
      Джеку как-то доводилось сталкиваться на бескрайних просторах сибирской тундры с огромными серыми волками, состоящими, казалось, из одних мускулов. Именно этих бесстрашных хищников и напоминал таинственный незнакомец.
      Весьма примечательно было его лицо: вытянутое, гладко выбритое и неестественно бледное. В сочетании с чуть запавшими щеками бледность эта могла бы придать ему безжизненный и отталкивающий вид, если бы не глаза... О, если бы вы могли заглянуть в эти глаза! Они горели такой неукротимой волей и жизненной энергией, каких Джеку до сих пор не встречалось ни у одного человека.
      Юноша смотрел в эти фантастические глаза целую вечность, ощущая их холодную гипнотическую власть... Но так и не смог бы сказать, какого они были цвета. На ум приходили льды древних ледников, бездонная синева северных морей, холодная прозрачность горного воздуха. Эти льдистые глаза, взиравшие на мир из-под густых черных бровей, вполне могли бы принадлежать самому Старому Джентльмену [так в Британии называют дьявола].
      Одежда незнакомца была темных тонов и удивительно скромной, полностью соответствуя его облику. На ней не было ни каких-либо украшений - даже пера на мягкой темной фетровой шляпе с широкими полями, - ни драгоценностей. На длинных сильных пальцах - ни перстня. Даже на рукояти рапиры не было ни единого самоцвета. Сам же клинок покоился в обыкновенных потертых кожаных ножнах. Аскетичность образа удивительного путника подчеркивало также отсутствие серебряных пуговиц на облегающем черном камзоле и блестящих пряжек на башмаках.
      Единственным контрастным пятном, нарушавшим нарочитую мрачноватость одеяния, был широкий кушак, на восточный лад повязанный вокруг узкой талии. Из складок переливчатого зеленого шелка, явно дамасского происхождения, недвусмысленно выглядывали рукояти кинжалов и двух тяжелых пистолетов. Этот арсенал давал понять любому глупцу, не внявшему тяжелому взгляду, что от их владельца стоит держаться подальше.
      Холлинстер безмолвно рассматривал странного пришельца, не в силах сообразить, что в этом пустынном месте делает столь странно одетый да еще до зубов вооруженный господин. Судя по внешнему виду, он принадлежал к пуританам, хотя Джек не был в этом до конца уверен.
      - Сударь, как вы тут очутились? - начал Джек без обиняков. - Как вышло, что я вас заметил, только когда вы со мной заговорили? И наконец, соизвольте представиться!
      - Я попал сюда тем же способом, что и все порядочные люди, юный джентльмен. - Глубокий голос незнакомца был безукоризненно вежлив. - То есть пришел ногами. Что же касается твоего второго вопроса... Когда человек настолько поддался страстям, что начинает всуе упоминать имя Господне, то он не замечает ни друзей - что само по себе стыдно, - ни врагов. А вот это уже может довести его до беды.
      - Да кто вы, в конце концов, и откуда?
      - Имею честь носить имя Соломон Кейн, сударь. Я - англичанин, родом из Девоншира, хотя теперь и лишен дома... - Высокий мужчина накинул плащ и, небрежно в него запахнувшись, вновь уселся на камень.
      Джек наморщил лоб, пытаясь сообразить, что если пуританин и вправду из Девоншира, то где он мог растерять столь характерный девонширский акцент? Судя по выговору, его родиной с равным успехом могли бы быть и южные графства, и северные. Кроме того, юноша был уверен, что ему уже доводилось слышать подобный акцент. Поэтому он спросил:
      - Сэр, вам, наверное, довелось немало путешествовать?
      - Не могу сказать, что ты ошибаешься, юный джентльмен. Случалось, Провидение направляло мой путь в весьма отдаленные края.
      Тут Холлинстера осенило, и он уставился на своего странного собеседника с новым интересом.
      - Сударь, а вы случайно не служили в чине капитана во французской армии, и если так, то не доводилось ли вам сражаться при... - Юноша назвал место.
      На чело Кейна набежала тень.
      - Истинно так, - ответил он. - Волей судьбы мне пришлось однажды возглавить банду отъявленных негодяев и головорезов, о чем я вспоминаю с величайшим стыдом... хотя в тот раз мы и дрались за справедливое дело. К моему сожалению, взятие города, о котором ты упомянул, было отмечено множеством вопиющих преступлений во имя этого правого дела. Именно тогда сердце мое отвратилось от... Впрочем, с тех пор утекло немало воды, смывшей с меня не одно кровавое воспоминание. Но уж коли речь зашла о воде, молодой джентльмен, что ты можешь сказать мне вон о том судне, бросившем вчера на рассвете якоря так далеко от берега? - Соломон Кейн махнул рукой в сторону моря, указав худым пальцем на белый парус.
      Джек только головой покачал:
      - Слишком далеко, сударь... Не могу ничего разглядеть. В деревню вроде никто не приплывал.
      Он снова окунулся в сумрачные глубины взгляда Соломона Кейна, нисколько при этом не усомнившись, что глаза пуританина были способны с легкостью разобрать бронзовые буквы имени на борту далекого парусника. Пообщавшись с Кейном даже небольшое время, он уже начал подозревать, что для этого человека не было ничего невозможного.
      - И в самом деле далековато, - согласился Кейн. - Но готов поспорить, я узнаю оснастку этого судна. В этом случае было бы неплохо повидаться с хозяином корабля!
      Джек промолчал. На многие мили вокруг не было удобной гавани, но в тихую погоду корабль мог бы подойти к самому берегу и бросить якорь чуть ли не у самых скал. Действительно, кому он принадлежал? Скорее всего, контрабандистам. В эту малонаселенную часть побережья представители королевской таможни наведывались нечасто, отчего здешние места стали удобным перевалочным пунктом для незаконной торговли.
      - Не доводилось ли тебе слышать о некоем капитане по имени Джонас Хардрейкер, которого также называют Скопой, по имени хищной птицы-рыболова? - поинтересовался Соломон Кейн.
      Холлинстер даже вздрогнул. Одно имя этого кровожадного пирата заставляло трепетать сердца отважных мореходов по обе стороны экватора и, к сожалению, было слишком хорошо известно на всех побережьях цивилизованного мира. Заинтригованный юноша тщетно пытался прочесть что-либо на лице пуританина. Его бездонные глаза оставались непроницаемы.
      - Почему вы интересуетесь этим кровавым чудовищем? - спросил наконец Джек. - Когда я в последний раз про него слышал, считалось, что он бесчинствует где-то в Карибском море.
      Кейн покачал головой:
      - Ложь разносится быстрее ветра, обгоняя даже самое быстроходное судно, юный джентльмен. Скопа там, где его корабль, а паруса его корабля раздувает сам Сатана!
      Соломон Кейн встал и поплотнее закутался в плащ.
      - Пути Господни неисповедимы, и те, которыми мне было предначертано пройти, порой приводили меня в удивительные края, - сказал он тихо. - Иные были прекрасны, но большинство - горестны и пугающи. Не раз меня охватывало отчаяние и мне начинало казаться, что я обречен скитаться без цели и промысла свыше.
      Но всегда, - голос его окреп, - стоило лишь поглубже задуматься о смысле происходящего со мной, я этот высший промысел обнаруживал. Поверь мне на слово, юный джентльмен: после всепожирающего пламени геенны огненной самое жаркое пламя - это синее пламя мести, что ни днем ни ночью не отпускает сердце мужчины. И пламень этот можно залить только кровью.
      Много раз доводилось мне избавлять недостойных милости Создателя от бремени бытия. Ибо Господь - моя опора и мой пастырь, и Его воля направляла и укрепляла мою руку против врагов моих.
      С этими словами Соломон Кейн поклонился и удалился прочь широкими шагами. И даже самое чуткое ухо не услышало бы его поступи. А юноша, смятенный и растерянный, смотрел ему вслед...
      2
      Джек Холлинстер приподнялся в постели и помотал головой, отгоняя прочь тягостные сновидения. Он оглядел комнату в поисках источника разбудившего его шума.
      - Ш-ш-ш!.. - послышалось снова от окна, звук был не громче змеиного шипения.
      Луна еще не взошла, и только обманчивый звездный свет позволил разглядеть Джеку в окне чьи-то голову и широкие плечи, отчетливо выделяющиеся на фоне неба.
      Молодой человек выхватил рапиру из ножен, висевших на столбике кровати в изголовье, поднялся и направился к окну. Лишь подойдя поближе, он смог различить заросшую густой растительностью физиономию с маленькими блестящими глазками. Бородач тяжело дышал, словно после долгого бега.
      - Слышь, парень, бери шпагу и давай за мной, - донесся до него настойчивый шепот. - Он ее сцапал!
      - Да объясни ты толком! Кто сцапал? Кого?!
      - Сэр Джордж! - Речь ночного посетителя была сумбурна. - Он, это, ей записочку-то послал за твоей подписью. Ну и пригласил малышку на Скалы. Она туда, а там уж наготове его живоглоты. Так они, это...
      - Кого? Мэри Гарвин?! - Джека бросило в холодный пот.
      - Господин, тише-тише! Ну кого же еще, как не ее...
      У Джека все поплыло перед глазами. Он, глупец, ожидал, что нападут на него, не в силах предположить, что сэр Джордж настолько далеко зайдет в своей подлости, что осмелится на похищение беззащитной девушки!
      - Да чтобы черти разорвали его черную душонку на тысячи кусочков, скрипел он зубами, лихорадочно облачаясь в камзол. - Тебе известно, где эти негодяи держат Мэри?
      - Так в доме сэра Джорджа, господин, где ж еще!
      - А сам-то ты кто? - несколько запоздало поинтересовался Джек.
      - Так я это, старина Сэм. Ну, тот самый, что следит за лошадьми в конюшне при таверне. Я, стало быть, только увидал, как они бедняжку того, ну сцапали, значит, так сразу и...
      Холлинстер успел одеться и полез в окно, держа в руке обнаженную шпагу.
      - Спасибо тебе, Сэм, - сказал он бородатому. - Если останусь в живых, век тебя не забуду.
      Сэм улыбнулся, обнажив прокуренные желтые зубы:
      - Погодите прощаться, господин, я с вами, подсоблю чем смогу. Мне, это, сэр Джордж... Ну навроде как должок один за ним! - И Сэм ухмыльнулся, умело крутанув видавшей виды дубинкой.
      - Тогда вперед! - решил Джек. - Нанесем визит этой каналье сэру Джорджу!
      * * *
      Фамильный особняк Бануэев стоял милях в двух от деревни, почти у самого моря. Этот старинный дом больше смахивал на замок. Однако обитал в нем сэр Джордж один, если не считать немногочисленную челядь, состоящую из ражих молодцов с рожами отъявленных висельников. Естественно, у него постоянно ошивалась пара-тройка дружков, выглядевших еще хуже слуг. Что касается деревенских, то лишь совсем пропащие дебоширы и выпивохи, обтяпывавшие с сэром Джорджем какие-то сомнительные делишки, переступали порог этого негостеприимного места.
      Дом был огромен, мрачен и определенно нуждался в ремонте. Дубовые стены потемнели от времени и непогоды и могли бы, видимо, рассказать немало жутких историй, свидетелями которых они оказались. В общем, строение это пользовалось такой же дурной репутацией, что и его хозяин.
      Стены вокруг особняка не было, ее роль выполняла неухоженная живая изгородь, а вместо парка вокруг дома было насажано какое-то количество беспорядочно растущих деревьев. Задняя дверь выходила прямо на пустоши, фасад же был обращен к морю и смотрел на дюны. Прямо за песчаной полосой, шириной ярдов в двести, разбиваясь о каменные глыбы, рокотал прибой.
      В этом месте нагромождение острых, лишенных даже малейших следов растительности камней было особенно впечатляющим. Голые изломанные скалы, торчащие из воды, были заметно выше, чем где-либо по соседству. Деревенские утверждали, будто в этом каменном лабиринте таилась укрытая от человеческих глаз прелюбопытная пещерка. Правда это или вымысел, никто не знал, потому что сэр Джордж считал берег своим личным владением и слишком любопытные охотники до прогулок рисковали нарваться на пулю из мушкета его головорезов.
      Сейчас, пробираясь со своим странным спутником через продуваемую всеми ветрами стылую пустошь, Джек не заметил в доме ни единого огонька. Появилась луна, заливая молочным светом пришедший с моря туман, который клубился вокруг гигантского особняка, придавая ему особо зловещий и неприступный вид.
      Береговой линии вообще не было видно за фосфоресцирующей пеленой, а кусты и деревья в бледном лунном свете казались оставившими свои горы троллями и гоблинами, вышедшими на охоту. Один раз Джеку показалось, что он расслышал звяканье якорной цепи, и юноша подивился про себя: какой капитан решит в такую ночь бросать якорь у коварных скал, имевших среди моряков дурную славу. Равномерный рокот волн, обрушивающихся на берег, походил на пульс неведомого чудовища.
      - Полезем вон в то окошко, сэр! - донесся хриплый шепот Сэма. - Вроде как все огонечки погашены, но он там, вот вам крест!
      Они потихоньку подбирались к тихому безжизненному строению, и Джек машинально отметил, что вокруг не было выставлено никакой охраны. Неужели сэр Джордж был настолько уверен в себе, что никого не поставил присматривать за подступами к дому? Или караульные просто заснули на посту?
      Оказавшись под окном, он осторожно потянул на себя массивные ставни. К его удивлению, дубовые створки распахнулись с поразительной легкостью. Весь фронтовой опыт Джека Холлинстера свидетельствовал о том, что ни одна операция не могла проходить так подозрительно легко и гладко! И тут на молодого человека обрушилось прозрение! Он начал было оборачиваться... Но поздно!
      Юноша успел заметить опускающуюся на его голову дубинку усмехающегося презренного предателя. Джек не смог ни увернуться, ни как-либо отвести или смягчить удар. Последнее, что он видел, были сверкнувшие торжеством маленькие блестящие глазки. И весь мир взорвался ослепительным облаком, сменившимся полной тьмой.
      3
      Сознание возвращалось к нему мучительно медленно. Джек Холлинстер с трудом разогнал багровую пелену перед глазами и заморгал, пытаясь сфокусировать зрение. Голову раскалывала адская боль, яркий свет причинял страдания. Он зажмурился, но немилосердное сияние не давало ему покоя даже сквозь сомкнутые веки. Юноше казалось, что неведомые мучители терзают его мозг раскаленными щипцами; в ушах оглушительно пульсировала кровь, один за другим накатывали приступы тошноты. Словно сквозь пелену до него доносился неясный гул голосов. Джек попытался обхватить голову руками, но обнаружил, что связан. И тут он вспомнил все, что с ним произошло, и окончательно пришел в себя.
      Он был грубо связан по рукам и ногам и лежал на жестком грязном полу, на который, судя по боли в избитом теле, просто был брошен. Оглядевшись, юноша разобрал, что находится в просторном погребе, забитом бочонками, ящиками, флягами и просмоленными кадушками. Довольно высокий потолок поддерживали толстенные дубовые балки, к одной из которых был подвешен масляный светильник. Именно его свет причинял Джеку столько неудобств.
      Фонарь освещал лишь середину погреба, наполняя темные углы шевелящимися неясными тенями. Где-то на границе освещенного пространства молодой человек сумел разглядеть широкую каменную лестницу, уходящую наверх, а в дальнем конце просторного подвала угадывался темный зев коридора.
      В погребе было полным-полно народу - никак не менее полутора дюжин человек. По большей части присутствующие были ему незнакомы, но он узнал смуглую насмешливую физиономию Бануэя, багровую от выпивки рожу мерзавца Сэма, которому он так неосмотрительно доверился, и еще парочку деревенских бузотеров, ходивших в подручных у сэра Джорджа.
      Наметанный глаз Холлинстера признал в остальных мужчинах моряков. Все они были как на подбор - обросшими бородами здоровяками в штанах из грубой парусины и носили золотые и серебряные кольца в ушах. Кое-кто из молодцов повязал головы пестрыми шелковыми платками ярких расцветок, что вовсе не делало их привлекательнее.
      Все без исключения моряки были вооружены до зубов. Внимание Джека невольно притянули абордажные сабли с широкими бронзовыми гардами и потертыми от частого употребления рукоятями. Бросались в глаза и украшенные драгоценными каменьями кинжалы и пистолеты с серебряной насечкой. Большая часть этой подозрительной компании развлекалась игрой в кости, сопровождаемой обильным возлиянием спиртного и черной площадной бранью. Грубые загорелые лица мужчин, возбужденных вином, элем и азартной игрой, вызывали страх и отвращение.
      Пираты!.. Никакой честный моряк не станет столь вызывающе наряжаться и украшать грубые штаны и простые моряцкие рубахи шелковыми кушаками, а на голые волосатые ноги, никогда не знавшие чулок, напяливать дорогие башмаки с серебряными пряжками. Кроме того, Джеку Холлинстеру как-то не приходилось встречать простых матросов, вооруженных столь дорогим оружием и обвешанных с ног до головы драгоценностями.