— Я так стар, брат мой, что, вздумай я тебе открыть свой истинный возраст, ты обозвал бы меня лжецом. И всю свою неимоверно долгую жизнь я посвятил овладению магией вуду. Сперва я лишь смиренно сидел у ног могучих кудесников востока и юга. Позже я начал под их руководством изучать Мастерство. Пришло время, и мой учитель, чтобы проверить, насколько я прочен, продал меня в рабство на плантации сахарного тростника. Но и там я продолжал постигать источники мощи вуду.

Брат мой, могу ли я тебе в двух словах растолковать то, на изучение чего потратил всю свою жизнь, а стал понимать лишь к старости? Я бессилен объяснить тебе даже такую сравнительно простую вещь, как лишенные души магруды-вампиры веками избегали разложения, поддерживая свое существование жизнями других людей.

Попытайся представить, что, когда я впадаю в своего рода особый транс, моя душа мчится над джунглями и речными заводями, горами и долинами, чтобы потолковать с душами других существ — и необязательно человеческих. А теперь попытайся понять, что ты в своих руках держишь величайший талисман вуду, хранящий древнее великое волшебство. Я знаю о твоих приключениях в подземельях Негари. Так вот, этот магический жезл был создан невообразимыми силами в те времена, когда атланты были не более чем дикими обезьянами. Дух любого мага притягивается этим посохом так же верно, как стрелка компаса белых людей указывает на север.

Кейн заворожено слушал своего побратима. С таким Н'Лонгой он еще не сталкивался. Пуританин пристально вглядывался в бездонные древние зрачки колдуна, и в их мерцающих глубинах ему впервые увиделась огромная мудрость и печаль, так непохожие на алчный безумный блеск глаз адептов чернокнижия. Пуританин почувствовал, будто заглянул в таинственные, прозревающие грядущие события глаза библейского патриарха. На мгновение его душу наполнила сладкая томительная боль сопричастности к великим тайнам.

— Для меня не составило никакого труда, — продолжал Н'Лонга, — поговорить с тобой во сне, а потом отправить в волшебное путешествие души Зунны и Краана. Вскоре они в целости и сохранности вернутся из страны духов, и молодые люди проснутся, сохраняя в памяти лишь причудливые грезы и даже не подозревая, что с ними случилось в действительности.

Мой нетерпеливый брат, все склоняется перед волшебством, и ветра, и звери, и птицы повинуются волшебному слову. Там, в холмах, я совершил могучее вуду, призывая стервятников, и крылатые хозяева поднебесья не замедлили явиться на мой зов,

Я сам — плоть от плоти того мира, который несведущие зовут волшебным, и законы других планов бытия мне ясны и понятны. Но могу ли я сделать их такими для тебя? Кровный мой брат, ты воистину могучий воин, не знающий себе равных крепостью духа, но во всем, что касается магии, ты подобен новорожденному младенцу. Но как втолковать сокровенные тайны оккультных знаний такому младенцу?

Брат мой, я даже не говорю о том, что есть тайны, которые должны оставаться тайнами, дабы светила не поколебались на своих орбитах и не пошатнулись основы мироздания. А ты хочешь просто удовлетворить свое любопытство... Ты называешь мою магию черной и подразумеваешь, что я вступил в сговор с теми силами, которые ты, по незнанию, именуешь адскими. Но посуди сам: будь я закоренелым злодеем, а моя сила — от Сатаны, неужто я не оставил бы себе прекрасное молодое тело юного Краана, вместо того чтобы вернуться в свое собственное, сморщенное и иссохшее? Но ведь у меня и в мыслях не было так поступить. Вот видишь, все не так просто, как может показаться со стороны...

Что же до посоха вуду, пусть он останется при тебе, кровный брат. Он убережет тебя и от злых колдунов, и от лесных хищников, и от действительно ужасающих сил, перед которыми твои бесы показались бы безрогими ягнятами. Как некогда служил верой и правдой одному из самых могучих волшебников, которого также звали Соломоном.

А мне уже, пожалуй, пора возвращаться в дом духов, где спит мое настоящее тело... Куда ты направишься дальше, побратим?

Соломон Кейн махнул рукой на восток:

— Зов джунглей манит меня дальше и дальше...

Н'Лонга понимающе кивнул и протянул пуританину руку, по обычаю белых людей. Кейн, не раздумывая, крепко сжал сильную ладонь. Глаза колдуна вновь хитро заблестели, но англичанин уже прекрасно знал, что это была лишь одна из масок мудрого и опасного существа. Его больше не мог обмануть смех в глазах дракона.

— Моя пора уходить, кровная брат, — сказал колдун, привычно коверкая слова (как ни странно, этот воистину могучий маг гордился знанием пиджин-инглиша, как восьмилетний ребенок — коллекцией солдатиков). — Твоя смотреть внимательно, держать нос по ветру! Так? Черная душа джунглей смотреть и смотреть, как бы ты оступиться! Главное, твоя не забывать о могучий посох вуду, брат! Ну, наша договориться! Так! — И с этими словами Н'Лонга опустился на песок.

Прямо на глазах Соломона юношеское лицо разгладилось, глаза покинули хитрый блеск и змеиная мудрость умудренного жизнью старца. Перед Кейном снова был простой симпатичный юноша из безвестной африканской деревни. Пуританин, который вроде бы должен был уже привыкнуть ко всяческим чудесам, все же вздрогнул. Ему явственно привиделось, как далеко-далеко отсюда, на океанском побережье, в хижине духов старого Н'Лонги, зашевелилось, пробуждаясь после сна, подобного смерти, сморщенное высохшее тело. И, представив себе выражение глаз могучего заклинателя вуду, Кейн вздрогнул еще раз.

Между тем Краан сел, зевнул и потянулся. Глаза его еще наполняли отголоски волшебных снов. Рядом с ним зашевелилась просыпающаяся Зунна.

— Прости, господин. — Краан в смущении прижал руку к сердцу. — Мы тут, кажется, задремали...