Затем они оказались в комнате, слабо освещенной светом звезд, проникающим через открытые окна, и Лисса выпустила его руку. Она повозилась некоторое время и зажгла слабый свет. Это был стеклянный шар, которая сияла золотым свечением. Девушка поставила ее на мраморный стол и указала Амальрику на кушетку, покрытую толстым слоем шелковых покрывал. Пошарив в каком-то тайнике, девушка достала золотой сосуд с вином и другие сосуды с пищей, незнакомой Амальрику. Там были, правда, финики, но остальные фрукты и овощи, бледные и пресные на его вкус, он не смог распознать. Вино оказалось приятным на вкус, но не крепче воды.

Сидя на мраморном сидении лицом к нему, Лисса изящно ела.

— Что это за место такое? — требовательно спросил Амальрик. — Ты похожа на этих людей, но странно отличаешься от них.

— Они говорят, что я такая, как наши предки, — ответила Лисса. — Давным-давно они пришил в пустыню и построили этот город посреди огромного оазиса, в котором было несколько источников. Камни для города они взяли из руин города, который был гораздо древнее. Только Красная Башня… — девушка понизила голос и нервно посмотрела на окна, в которые заглядывали звезды, — …только Красная Башня стояла здесь. Она была пуста. Тогда.

Наши предки, которые назывались гэзейл, когда-то обитали на юге Коса. Они были известны своей научной мудростью. Но они хотели возобновить культ Митры, от которого жители Коса давно отказались, и король выгнал их из страны. Большинство их двинулось на юг: жрецы, ученые, учителя, исследователи, вместе со своими рабами-шемитами.

Они возвели в пустыне Гэзел. Но рабы восстали почти сразу после того, как город был построен. Они бежали и смешались с дикими племенами пустыни. С ними вовсе не плохо обращались; но однажды ночью они узнали нечто, что заставило их сломя голову броситься прочь из города, в пустыню.

Мой народ жил здесь, учился производить пищу и питье теми средствами, которые были под рукой. Они владели чудесными научными знаниями. Когда рабы бежали, они забрали с собой всех лошадей, верблюдов и ослов, которые были в городе. Город потерял всякую связь с внешним миром. В Гэзеле есть целые комнаты, заполненные картами, книгами и хрониками, но всем им не меньше девяти сотен лет, так как именно девятьсот лет назад мой народ бежал из Коса. С тех пор ни один человек из внешнего мира не бывал в Гэзеле. А жители Гэзела постепенно пропадают. Они стали так погружены в собственные мечты и дрему, что у них не осталось человеческих страстей и человеческих привычек. Город превращается в развалины, но никто и пальцем не пошевелит, чтобы что-то восстановить. Ужас… — она запнулась и вздрогнула, — …когда ужас приходит к ним, они не могут ни бежать, ни сражаться.

— Что ты имеешь в виду? — прошептал он. Холодный ветерок пробежал по его позвоночнику. Шуршание сгнивших гобеленов в неведомых темных коридорах родило смутные страхи в его душе.

Лисса покачала головой. Она встала, обошла мраморный стол и положила руки ему на плечи. Глаза ее были влажными и блестели от ужаса и отчаянной тоски, от которой у Амальрика перехватило горло. Инстинктивно его рука обняла ее тонкую фигурку, и он почувствовал, что она вся дрожит.

— Обними меня! — взмолилась она. — Я боюсь! О, как я мечтала о таком человеке, как ты! Я непохожа на мой народ: они — мертвецы, которые бродят по забытым улицам, но я живая! Я теплая, я чувствую. Я испытываю голод, и жажду, и тягу к жизни. Мне нестерпимы тихие улицы, разрушенные дома и смутные люди Гэзела, хоть я никогда не знала ничего иного. Вот почему я бежала отсюда. Я хотела жизни…

Она, не в силах больше сдерживаться, плакала в его объятиях. Ее волосы струились по его лицу; от ее запаха у него кружилась голова. Ее крепкое тело напряглось. Девушка лежала у Амальрика на коленях, обвив руками его шею. Прижав ее к груди, он прижался губами к ее губам. Глаза, губы, щеки, волосы, шея, груди — он покрывал ее горячими поцелуями, пока ее всхлипывания не превратились во вздохи. Его страсть не была просто восторженным пылом. Страсть, которая дремала в девушке, пробудилась и поднялась всепоглощающей волной. Амальрик задел сияющий золотой шар. Тот упал на пол и погас. Только звездный свет проникал в комнату через окна.

Лежа в объятиях Амальрика на покрытой шелками кушетке, Лисса открыла ему свое сердце и шепотом рассказывала свои мечты и надежды — детские, трогательные, ужасные.

— Я заберу тебя отсюда, — пробормотал он. — Завтра. Ты права: Гэзел — это город мертвых. Мы найдем жизнь во внешнем мире. Этот мир жестокий, грубый, опасный, но он лучше, чем эта смерть, которая здесь считается жизнью…

Ночь разорвал дрожащий вопль агонии, ужаса и отчаяния. От этого голоса Амальрик покрылся холодным потом. Он вскочил с кушетки, но Лисса отчаянно вцепилась в него.

— Нет, нет! — взмолилась она неистовым шепотом. — Не ходи! Останься!

— Но там убивают! — воскликнул он, нашаривая меч. Крики, казалось, доносились с противоположной стороны внешнего двора. С ними смешивался неописуемый, разрывающий, раздирающий звук. Крики становились громче и выше, непереносимые в своей безнадежной агонии, затем оборвались длинным дрожащим всхлипом.

— Я слышал, как человек умирал на дыбе. Он кричал точно так же! — пробормотал Амальрик, трясясь от ужаса. — Что за дьявол это сделал?

Лисса дрожала всем телом в лихорадке страха. Он чувствовал, как дико колотится ее сердце.

— Это ужас, о котором я говорила! — шепнула она. — Ужас, обитающий в Красной Башне. Он появился очень давно; некоторые говорят, что он обитал здесь в древние времена и вернулся после того, как построили Гэзел. Он пожирает человеческие существа. Что он такое, никто не знает, поскольку никто из тех, кто видел его, не остался в живых, чтобы рассказать об этом. Это бог или дьявол. Вот почему бежали рабы; вот почему люди пустыни избегают Гэзела. Многие из нас попали в его чудовищный желудок. В конце концов там окажутся все, и ужас будет властвовать над пустым городом — так же как, говорят, он царствовал в руинах прежнего города, из камней которого был построен Гэзел.

— Почему люди остаются здесь, зная, что будут пожраны? — спросил Амальрик.

— Не знаю, — всхлипнула она. — Они видят сны…

— Гипноз, — пробормотал Амальрик. — Гипноз пополам с угасанием. Я видел это в их глазах. Этот дьявол загипнотизировал их. Митра, что за зловонная тайна!

Лисса спрятала лицо у него на груди и прижалась к нему.

— Но что нам делать? — спросил он, поеживаясь.

— Ничего сделать нельзя, — прошептала она. — Твой меч будет бесполезен. Может быть, оно не причинит нам вреда. Сегодня оно уже выбрало жертву. Мы должны ждать своего часа, как ждут овцы ножа мясника.

— Будь я проклят, если я стану!… — воскликнул Амальрик, ожив. — Мы не станем ждать утра. Мы уйдем сегодня же. Возьми воды и пищи. Я приведу лошадь и верблюда во внешний двор. Встретимся там.

Поскольку неведомое чудовище уже нанесло удар, Амальрик счел безопасным оставить девушку одну на несколько минут. Но тело его покрылось мурашками, когда он пробирался ощупью по изгибающемуся коридору и через темные комнаты, где шептали колышущиеся гобелены. Животные нервно жались друг к другу там, где он их оставил. Лошадь заржала и ткнулась в него мордой, словно чувствуя угрозу в ночной тиши.

Амальрик запряг животных и вывел их через узкое отверстие на улицу. Спустя несколько минут он уже стоял в освещенном светом звезд дворе. Когда он уже был рядом со двором, у него кровь застыла в жилах от чудовищного крика, разорвавшего воздух. Крик донесся из комнаты, где он оставил Лиссу.

Он ответил на этот жалобный крик диким воплем. Выхватив меч, Амальрик ринулся через двор и запрыгнул в окно. Золотой шар снова сиял, обрисовав по углам черные тени. Шелковые покрывала были разбросаны по полу. Мраморная скамья была опрокинута, а комната пуста.

Болезненная слабость охватила Амальрика, и он пошатнулся. Слабо освещенная комната закачалась у него перед глазами. Затем все чувства смыла волна безумной ярости. Красная Башня! Туда тварь отнесет свою жертву!

Он бросился обратно через двор, на улицу, и помчался к башне, которая светилась нечистым светом под звездами. Улицы не были прямыми. Он срезал углы, пробегая сквозь темные здания и дворы, где высокая трава колыхалась под ночным ветерком.

Перед ним была группа руин, окружающих кроваво-красную башню. Они подверглись большему разрушению, чем остальная часть города. Очевидно было, что здесь никто не живет. Красная башня вздымалась среди этой массы накренившихся каменных стен, проваленных крыш, обрушившихся шпилей, как ядовитый красный цветок, выросший на развалинах покойницкой.

Чтобы добраться до башни, ему придется пересечь руины. Амальрик не раздумывая шагнул к темному силуэту, нашаривая дверь. Вскоре он обнаружил дверь и вошел, держа меч острием перед собой. Его взору предстала такая картина, которую можно увидеть только в фантастическом сне.

Вперед уходил длинный коридор, освещенный слабым нечистым сиянием. Его черные стены были завешены странными, вызывающими дрожь гобеленами. Далеко в глубине коридора Амальрик увидел удаляющуюся фигуру — белую, нагую, сутулую, которая шаркающей походкой тащилась по коридору, волоча за собой что-то, при виде чего он весь покрылся холодным потом от ужаса. Затем видение исчезло из вида, а вместе с ним исчезло жуткое свечение. Амальрик стоял в темноте и тишине, ничего не видя и не слыша. Он не мог думать ни о чем, кроме сутулой фигуры, которая волочила по длинному черному коридору искалеченное человеческое тело.

Когда он направился вперед, ощупью нашаривая дорогу, ему на ум пришло смутное воспоминание. Ему вспомнилась страшная сказка, которую он слышал у гаснущего костра в сделанной в виде черепа дьявольской хижине черного колдуна — история о боге, который живет в кроваво-красном доме посреди развалин города, и во славу которого существуют темные культы в джунглях и по берегам угрюмых, сумеречных рек. И знания этих культов тоже зашевелились в его мозгу — заклинания, которые нашептывались ему на ухо дрожащим голосом, полным благоговейного страха в час, когда ночь затихла, львы перестали рычать близ реки, и даже ветви пальм перестали шуршать.

«Оллам-онга», — шептал темный ветер в коридоре. «Оллам-онга», — шептала пыль под его ногами. Он шел осторожно, крадучись, ничего не видя перед собой. Тело его было покрыто холодным потом, а меч дрожал в руке. Амальрик крался по дому бога, и страх прочно держал его в своей костлявой лапе. «Дом бога» — весь ужас этих слов наполнял его мысли. Все древние страхи, и страхи, которые были древнее древности, которые были раньше, чем возникла первобытная расовая память, терзали его; нечеловеческий, вселенский ужас заставлял его ноги подгибаться от слабости. Осознание того, что он человек, а человек слаб, каменной глыбой легло на Амальрика, который шел по темному дому, дому бога.

Вокруг него появилось мерцание — такое слабое, что оно было едва различимо. Амальрик понял, что приближается к башне. Вскоре он нащупал дверь в виде арки, прошел через нее и споткнулся о ступени странной высоты. Он поднимался по ним все выше, и, по мере того, как он поднимался, в нем росла могучей волной та слепая ярость, которая есть последняя защита человечества против дьявольского, против всех враждебных сил вселенной. Он забыл свой страх. Его сжигало ужасное нетерпение. Амальрик взбирался выше и выше в плотной, пропитанной злом тьме, пока не оказался в комнате, освещенной сверхъестественным золотым сиянием.

В дальнем конце комнаты короткий пролет лестницы с широкими ступенями вел вверх к какому-то возвышению или платформе, на котором стояли каменные предметы утвари. Искалеченные останки жертвы были распростерты на возвышении. Изувеченная рука свисала на ступени. Мраморные ступени были забрызганы кровью. Брызги крови образовали узор, какой образуют сталактиты вокруг горячего источника. Большая часть пятен были старыми, высохшими, бурого цвета, но несколько были еще красными, влажными и блестящими.

Перед Амальриком у подножия ступени стояла белая нагая фигура. Амальрик остановился. Язык его прилип к небу. Существо, которое стояло перед ним, скрестив могучие руки на алебастрово-белой груди, было во всем подобно человеку. Однако глаза его были шарами сверкающего огня. Странно и жутко смотрелись они в человеческом черепе. В этих глаза Амальрик узрел холодное пламя адских костров и ужасные тени.

Затем белая нагая человеческая фигура начала менять очертания, расплываться. Сделав невероятное усилие, аквилонец сбросил оковы молчания и произнес тайное и страшное заклинание. Когда жуткие слова разбили тишину, белый гигант застыл на месте. Его очертания снова стали четкими и неизменными на фоне золотого сияния.

— Теперь нападай, будь ты проклят! — истерически крикнул Амальрик. — Я привязал тебя к человеческому облику! Черный колдун говорил правду. Слово, которое он мне сказал — могучее заклятие! Нападай, Оллам-онга! Пока ты не сломишь заклятие, пожрав мое сердце, ты всего лишь человек, как я!

С ревом, подобным завыванию черного ветра, тварь бросилась на него. Амальрик отпрыгнул в сторону, избежав хватки рук, которые были сильнее урагана. Только один когтистый палец зацепил его за тунику и содрал с него одежду, как гнилую тряпку. Но Амальрик, который от ужаса происходящего приобрел нечеловеческую быстроту движений, мгновенно развернулся и вонзил меч в спину чудовища, так что острие вышло на фут из широкой груди.

Дьявольский вой агонии потряс башню. Тварь обернулась и бросилась на Амальрика, но юноша отпрыгнул и бросился вверх по ступеням. На возвышении он обернулся, схватил мраморную скамью и бросил ее на ужас, поднимающийся за ним. Массивная скамья ударила дьявола прямо в лицо, и он покатился вниз. Он поднялся — ужасное зрелище, кровь текла рекой — и вновь стал взбираться по ступеням. Амальрик в отчаянии поднял тяжелую нефритовую скамью, застонав от натуги, и бросил ее в чудовище.

От страшного удара Оллам-онга рухнул обратно вниз по лестнице и упал на мраморные плиты, облитые его кровью. Последним отчаянным усилием он приподнялся на руках. Глаза его светились. Запрокинув окровавленную голову, чудовище издало жуткий вопль.

Амальрик задрожал и отпрянул. Страшный крик был услышан; на него ответили. Откуда-то из воздуха над башней слабым эхом донеслись дьявольские вопли. Искалеченная белая фигура упала на окровавленный пол и замерла. Амальрик понял, что один из богов Куша перестал существовать. С этой мыслью пришел слепой, необъяснимый ужас.

В тумане страха Амальрик бросился вниз по ступеням, отшатнувшись от твари, которая пялилась на него мертвыми глазами. Казалось, ночь вопит ему вслед, потрясенная святотатством. Рассудок Амальрика, только что торжествовавший победу, поддался волне вселенского страха.

Оказавшись на верхней площадке лестницы, Амальрик внезапно остановился. Снизу, из темноты, к нему устремилась Лисса, протягивая руки. Ее глаза были озерами ужаса.

— Амальрик!

Крик ее был воплем отчаяния. Амальрик сжал ее в объятиях.

— Я увидела это, — прошептала девушка. — Оно тащило мертвеца по коридору. Я закричала и убежала. Когда я вернулась, я услышала твой крик и поняла, что ты ушел искать меня в Красной Башне…

— И ты пришла разделить мою судьбу.

Он с трудом выговаривал слова.

Лисса попыталась рассмотреть, что там, позади него. Она дрожала от волнения. Амальрик закрыл ей глаза ладонью и повернул ее обратно. Лучше ей не видеть того, что лежит на залитом кровью полу. Амальрик подхватил свою тунику, но не посмел прикоснуться к мечу. Он наполовину вел, наполовину нес Лиссу вниз по лестнице. Взгляд, брошенный через плечо, сказал ему, что нагая белая фигура больше не лежит среди обломков мрамора. Заклинание привязало Оллам-онга к человеческому облику в жизни, но не в смерти. На мгновение Амальрик ослеп. Затем в страшной спешке он заторопил Лиссу вниз по лестнице и через темные руины.

Он не сбавлял шага, пока они не добрались до улицы, где ждали верблюд и лошадь, прижавшись друг к другу. Амальрик быстро посадил девушку на верблюда и вскочил на лошадь. Взяв повод верблюда, он направился прямиком к пролому в стене. Через несколько минут он облегченно вздохнул. Воздух пустыни охладил его кровь — воздух, свободный от запахов запустения и древности.

С луки его седла свисал небольшой мех с водой. У них не было еды, а его меч остался в Красной Башне. Они были лицом к лицу с пустыней, без оружия и пищи. Но эта опасность казалась не такой страшной, как ужас в городе, который они оставили за собой.

Они ехали молча. Амальрик держал направление на юг. Где-то там была яма с водой. Уже светало. Они поднимались на песчаный холм, и Амальрик оглянулся назад, на Гэзел, нереальный в розовом свете. Он застыл, а Лисса вскрикнула. Из пролома в стене выехали семь всадников. Их скакуны были черными, и сами всадники с ног до головы закутаны в черное.

В Гэзеле не было лошадей. Ужас охватил Амальрика. Он повернулся и погнал их животных вперед.

Солнце стало красным, затем золотым, а затем превратилось в шар белого яростного огня. Беглецы двигались вперед и вперед, едва живые от жары и усталости, полуослепшие от немилосердного сияния солнца. Время от времени они смачивали губы водой. А позади них на том же расстоянии двигались семь черных пятен.

Вечерело. Солнце стало красным и покатилось за край пустыни. Холодная рука сжала сердце Амальрика. Всадники приближались.

Близилась ночь, и близились черные всадники. Амальрик глянул на Лиссу и застонал. Его лошадь споткнулась и упала. Солнце зашло; луну неожиданно закрыла тень в форме летучей мыши. В кромешной тьме звезды засверкали красным. Амальрик услышал позади шорох, который становился все громче, словно шум приближающейся бури. Черный отряд двигался к ним сквозь ночь, в которой мерцали искры жуткого света.

— Скачи, Лисса! — отчаянно крикнул он. — Беги, спасайся! Им нужен я!

Вместо ответа она соскользнула с верблюда и обвила Амальрика руками.

— Я умру вместе с тобой!

Семь черных фигур вырисовались на фоне звезд. Они неслись, как ветер. Из-под копыт вылетали шары дьявольского огня; стучали костяные челюсти.

Внезапно случилось неожиданное. Позади Амальрика из темноты вынырнула лошадь: смутная тень в сверхъестественной тьме. Раздался звук столкновения, когда неизвестный всадник ринулся на преследователей. Дико заржала лошадь, и мощный голос громогласно взревел на чужом языке. Откуда-то из ночной тьмы ответил хор голосов.

Происходили какие-то бурные действия. Стучали копыта лошадей; раздались страшные удары; чей-то зычный голос проревел проклятие. Затем внезапно показалась луна и осветила фантастическую сцену.

Человек верхом на гигантской лошади поворачивался из стороны в сторону, нанося удары мечом, вроде бы по воздуху. С другой стороны хлынула орда всадников. Их кривые сабли блестели в лунном свете. Семь черных фигур исчезли за холмом. Их плащи развевались, как крылья летучих мышей. Амальрика окружила толпа дикарей, которые попрыгали с лошадей и кинулись к нему. Ему связали руки; свирепые лица с ястребиными чертами уставились на него. Лисса закричала.

Но тут напавшие на него люди были разбросаны направо и налево. Человек на огромной лошади проехал сквозь толпу. Он наклонился, не слезая с седла, и всмотрелся в лицо Амальрика.

— Черт возьми! — взревел всадник. — Амальрик из Аквилонии!

— Конан! — вскричал ошеломленный Амальрик. — Конан! Ты жив!

— Похоже, живее тебя, — ответил тот. — Клянусь Кромом, парень, ты выглядишь так, как будто все дьяволы этой пустыни всю ночь гнались за тобой по пятам. Что это за твари тебя преследовали? Я объезжал вокруг лагерь, который разбили мои ребята, чтобы убедиться, что нигде поблизости не скрываются враги. Вдруг луну задуло, как свечку, и я услышал звуки боя. Я поскакал на звук и, клянусь Мэйчи, я влетел в гущу этих дьяволов прежде, чем успел разобраться, что происходит. В руке у меня был меч, и я стал рубить направо и налево. Кром! Их глаза светились в темноте, как огонь! Я видел, как мой клинок рубит их, но когда луна вышла, они умчались словно дуновение ветра. Кто это были, люди или дьяволы?

— Демоны, посланные из Ада, — вздрогнул Амальрик. — Не спрашивай меня. Есть вещи, о которых не должно говорить.

Конан не стал дальше расспрашивать его. Впрочем, у него были основания поверить Амальрику на слово. Он верил в существование ночных демонов, привидений, домовых и карликов.

— Ты, конечно, нашел красотку даже в пустыне, — заметил он, бросив взгляд на Лиссу. Девушка подобралась к Амальрику и держалась рядом с ним, испуганно глядя на дикие фигуры, окружавшие их.

— Вина! — взревел Конан. — Принесите сюда фляги! Ну! — Он схватил протянутую ему кожаную флягу и сунул ее Амальрику. — Дай глоток девушку и сам выпей, — посоветовал он. — Потом мы посадим вас на коней и отвезем в лагерь. Вам нужны пища, вода и отдых. Это яснее ясного.

Привели богато убранную лошадь. Амальрику помогли взобраться в седло, передали ему девушку, и они направились на юг, окруженные жилистыми темнокожими всадниками, одетыми в пестрые красочные лохмотья. У многих на лице были куски ткани, которые закрывали их лица ниже глаз.

— Кто он? — шепнула Лисса, обняв возлюбленного за шею. Она сидела на седле впереди него, и он придерживал ее.

— Конан Киммериец, — пробормотал Амальрик. — Это с ним я странствовал по пустыне после того, как армия наемников была разбита. А с ним — те люди, которые тогда сбили его с лошади. Я оставил его лежать под их копьями, потому что он казался мертвым. Теперь мы встречаем его, и что? Он командует этими людьми и видно, что они его уважают.

— Он — страшный человек, — прошептала девушка.

Амальрик улыбнулся.

— Ты до сих пор никогда не видела белокожего варвара. Он скиталец, искатель приключений, наемник, убивающий направо и налево — но у него есть его собственный кодекс чести. Не думаю, что нам нужно чего-либо бояться с его стороны.

В глубине души Амальрик не был в этом так уверен. Можно было счесть, что он предал дружбу Конана, когда ускакал в пустыню, оставив бесчувственного киммерийца лежать на песке. Но он не знал, что Конан жив. Амальрика одолевали сомнения. Киммериец был отчаянно предан товарищам, но его дикая натура не видела ничего худого в том, чтобы со всем остальным миром обходиться так, как ему заблагорассудится. Его средством к существованию был меч. Амальрик подавил дрожь при мысли о том, что может случиться, если Конан пожелает Лиссу.

Позднее, поев и напившись воды в лагере темнокожих всадников, Амальрик уселся у небольшого костра перед палаткой Конана. Лисса, закутанная в шелковый плащ, задремала, положив голову ему на колени. Напротив него пламя костра играло на лице Конана, устраивая чехарду света и теней.

— Кто эти люди? — спросил юный аквилонец.

— Всадники Томбалку, — ответил киммериец.

— Томбалку! — воскликнул Амальрик. — Значит, это не миф!

— Отнюдь, — ответил Конан. — Когда проклятая лошадь пала подо мной, я ударился так, что потерял сознание. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что эти дьяволы связали меня по рукам и ногам. Это меня разозлило, и я начал рвать веревки. Но они обвязывали меня с такой же скоростью, с какой я рвал веревки, так что мне никак не удавалось высвободить руку. Однако им показалась удивительной моя сила…

Амальрик, ничего не говоря, уставился на Конана. Варвар был так же высок и широк в плечах, как Тилутан, но у него не было лишнего веса, как у чернокожего. Он смог бы свернуть гханату шею голыми руками.

— Они решили отвезти меня к себе в город вместо того, чтобы прикончить на месте, — продолжал Конан. — Они сочли, что человек вроде меня, если его пытать и мучить, будет умирать долго и доставит им развлечение. Ну, они привязали меня к лошади без седла, и мы направились в Томбалку.

В Томбалку два короля. Они притащили меня показать им. Один из них — тощий темнокожий дьявол по имени Зехбе, второй — огромный толстый негр, который дремал на своем троне из слоновых бивней. Зехбе спросил жреца, которого звали Даура, как поступить со мной. Даура бросил кости, сделанные из овечьих костей, и сказал, что с меня надо содрать живьем кожу перед алтарем Джхила. Все разразились радостными воплями и разбудили короля-негра.

Я плюнул на Дауру, осыпал его проклятиями, и королей тоже. Я сказал им, что, если они собрались освежевать меня, то пусть хотя бы дадут мне бурдюк хорошего вина. Я обругал их трусами, ворами и сыновьями шлюх.

При этих словах черный король поднялся, сел и уставился на меня. Потом встал и завопил: «Амра!» Тут я узнал его. Это был Сакумбе, суба с Черного Берега, толстый искатель приключений, которого я знал в те дни, когда был пиратом в этих краях. Тогда он торговал слоновой костью, золотым песком и рабами, и способен был облапошить самого дьявола. Ну, когда старый пройдоха меня узнал, он слез с трона, радостно обнял меня и собственноручно снял с меня веревки. Потом он объявил во всеуслышание, что я Амра, Лев, и его друг, и чтобы никто не вздумал причинить мне вреда.

Была большая перебранка, потому что Зехбе и Даура хотели получить мою шкуру. Но Сакумбе позвал своего колдуна, которого звали Аския, и тот появился — весь увешанный перьями, колокольчиками и змеиными кожами. Колдун с Черного Берега. Если у Дьявола когда-нибудь был сын, то это он.

Аския попрыгал, наговорил заклинаний и заявил, что Сакумбе избран Аджужо Темным, и тот говорит его устами. Чернокожие Томбалку завопили все как один, и Зехбе пошел на попятную.

Чернокожие в Томбалку имеют большую власть. Несколько столетий назад афаки, шемитская раса, пришла на юг пустыни и основала королевство Томбалку. Они смешались с неграми, жившими в пустыне, и в результате получилась темнокожая раса с прямыми волосами, которая до сих пор скорее белая, чем черная. Они представляют собой господствующую касту в Томбалку. Но их меньшинство, и чернокожий король всегда сидит на троне рядом с правителем-афаки.

Афаки победили кочевников юго-запада пустыни и негритянские племена степей, лежащих южнее. Большинство из людей в этом лагере, например, это тибу. В них смешалась кровь стигийцев и негров. Остальные — бигхарма, минданга и борни.

Ну вот, Сакумбе, при помощи Аскии — настоящий правитель Томбалку. Афаки поклоняются Джхилу, но чернокожие почитают Аджужо Темного и его род. Аския пришел в Томбалку вместе с Сакумбе и возобновил культ Аджужо, который угасал из-за усилий жрецов афаки. Сам Аския почитает также других богов, невесть каких отвратительных. Он владеет черной магией, которая сильнее колдовства афаки. Чернокожие считают его пророком, которого послали темные боги. Сакумбе и Аския набирают все большую силу, а Зехбе и Даура постепенно сдают позиции.

Поскольку я друг Сакумбе, и Аския поддержал меня, чернокожие приняли меня, как родного. Сакумбе отравил Кордофо, генерала всадников, и отдал мне его место. Чернокожие были в восторге, афаки в ужасе.

Тебе понравится Томбалку! Королевство, словно специально созданное, чтобы его грабили такие, как мы с тобой. Полдюжины сильных клик, которые строят заговоры и интриги одна против другой. Постоянные беспорядки в тавернах и на улицах, тайные убийства, пытки и казни. В Томбалку есть женщины, золото, вино — все, что нужно наемнику! Я в милости и имею власть. Клянусь Кромом, Амальрик, ты не мог выбрать лучшего времени, чтобы появиться! Ну, в чем дело? Похоже, тебя не так привлекает все это, как привлекало раньше.

— Прошу меня простить, Конан, — сказал Амальрик. — Я очень заинтересован, но чересчур устал и хочу спать.

На самом деле аквилонец думал не о женщинах, золоте и вине, а о девушке, что спала у него на коленях. Ему не доставляло радости везти ее в такой вертеп крови и интриг, как описал Конан. С Амальриком произошла перемена, в которой он почти не отдавал себе отчета. Он осторожно сказал:

— Ты сегодня спас нам жизни, за что я вечно буду тебе благодарен. Но я, честно говоря, не заслуживаю твоей щедрости. Ведь я ускакал прочь и оставил тебя в руках афаки. Правда, я считал тебя мертвым, но…

Конан запрокинул голову и рассмеялся громовым смехом. Затем он хлопнул юношу по спине с такой силой, что тот чуть не растянулся на земле.

— Забудь это! Я действительно должен был быть мертв, а если бы ты попытался спасти меня, они бы проткнули тебя копьем, как лягушку. Поедем с нами в Томбалку. От тебя может быть польза! Ты ведь командовал отрядом всадников у Запайо, верно?

— Ну да.

— Отлично. Мне нужен адъютант, который бы помогал тренировать моих ребят. Они дерутся как черти, но без всякого порядка, каждый за себя. Мы с тобой сможем сделать из них настоящих солдат. Эй вы, еще вина! — взревел он.