Джоджо сел, продолжая улыбаться во весь рот.
      - Жаль, что никто не говорит на его языке, - сказала учительница.
      - Я говорю немножко по-английски, - сказал Аньян.
      Кстати, он хорошо говорил. После того как Аньян выпалил несколько фраз по-английски, новенький посмотрел на него, потом засмеялся и постучал пальцем по лбу. Аньян обиделся, но Джоджо был прав. Потом мы узнали, что Аньян рассказал ему про своего богатого портного и про сад своего дяди, который был больше, чем шляпа его тетки. Наш Аньян просто спятил!
      Раздался звонок, и мы вышли на переменку, все, кроме Иохима, Мексента и Клотэра, которые были наказаны. Клотэр, последний ученик в классе, как всегда, не знал урока. Когда Клотэра спрашивают, он вечно остается без переменки.
      Во дворе все столпились вокруг Джоджо. Ему задавали много вопросов, а он только улыбался во весь рот, показывая свои зубы. А потом он начал говорить, но никто ничего не понял.
      - Дело в том, - объяснил Жофруа, который часто ходит в кино, - что он говорит как в недублированных фильмах. Нужны субтитры.
      - Тогда бы я, наверное, смог перевести, - воскликнул Аньян. Он хотел показать свой английский еще раз.
      - Ха, - сказал Руфю, - да ты точно спятил!
      Это понравилось новичку, и он показал пальцем на Аньяна и повторил:
      - Спятил, спятил, спятил!
      Он был доволен. А Аньян в слезах, он вечно плачет. Нам Джоджо ужасно понравился, и на перемене я ему отдал кусок шоколада.
      - Каким видом спорта занимаются в вашей стране? - спросил Эд.
      Джоджо, конечно, ничего не понял и продолжал повторять "спятилспятилспятил". Тогда Жофруа ответил:
      - Что за вопрос, они играют в теннис!
      - Гиньоль <Клоун, кривляка, паяц (франц.).>! - закричал Эд. - Я не с тобой разговариваю!
      - Гиньоль! Спятилспятилспятил! - прокричал новенький, ему было забавно с нами. Но Жофруа не понравилось, как ему ответил Эд.
      - Кто гиньоль? - спросил он, но он был не прав, потому что Эд очень сильный и он любит бить в нос. И на этот раз он не сдержался. При виде этого Джоджо перестал повторять "спятилспятилспятил" и "гиньоль". Он посмотрел на Эда и сказал:
      - Боксинг? Здорово!
      Он выставил перед лицом свои кулаки и стал танцевать вокруг Эда, как делают боксеры по телевизору у Клотэра. У нас телевизора еще нет, и мне очень хотелось бы, чтобы папа купил его.
      - Что с ним? - спросил Эд.
      - Он хочет с тобой боксировать, этот умник! - ответил Жофруа, потирая нос.
      Эд ответил "хорошо" и начал боксировать с Джоджо, Джоджо лучше удавалось уходить от ударов, чем Эду. Он нанес ему серию ударов, и Эд начал сердиться.
      - Что же, вы хотите, чтобы я расквасил ему нос? - закричал он.
      И - бах! Джоджо нанес Эду удар, от которого он, падая, сел. Эд не рассердился.
      - Ты молодец! - сказал он, вставая.
      - Молодец, спятил, гиньоль! - ответил новенький, который очень быстро запоминал слова.
      Переменка закончилась, и, как всегда, Альсест жаловался, что ему не хватило времени съесть оставшийся хлеб с маслом, который он принес из дома.
      Когда мы вошли в класс, учительница спросила Джоджо, хорошо ли он провел время, тогда Аньян встал и сказал:
      - Мадемуазель, его научили плохим словам!
      - Да он нахально врет! - закричал Клотэр, который вообще не выходил на переменку.
      - Спятил, гиньоль, нахальноврет, - выпалил с гордостью Джоджо.
      Мы все молчали, понимая, что учительница недовольна.
      - Вам должно быть стыдно, - сказала она, - пользоваться тем, что ваш товарищ не знает вашего языка! Я ведь просила вас быть добрыми к нему, но вам нельзя доверять! Вы вели себя как маленькие дикари, плохо воспитанные!
      - Спятил, гиньоль, вред, дикари, плохо воспитанные, - произнес Джоджо, радуясь своим успехам во французском языке.
      Учительница смотрела на него широко раскрытыми глазами.
      - Нет... нет... Жорж, не надо повторять эти слова!
      - Вы видите, мадемуазель? Что я вам говорил? - ликовал Аньян.
      - Если ты не хочешь остаться после уроков, Аньян, - закричала учительница, - я прошу тебя замолчать!
      Аньян заплакал.
      - Мерзкий ябедник, - закричал кто-то, но учительница не узнала, кто это был, иначе я был бы наказан.
      А Аньян катался по полу и кричал, что никто его не любит, что это ужасно и что он хочет умереть. Учительница должна была выйти с ним, чтобы освежить его лицо водой и успокоить.
      Когда учительница вернулась вместе с Аньяном, у нее был усталый вид, но, к счастью, прозвенел звонок. Прежде чем уйти, учительница посмотрела на новенького и сказала:
      - Я думаю о том, что скажут твои родители.
      - Мерзкий ябедник! - ответил Джоджо, подавая ей руку.
      Учительница напрасно волновалась, так как родители Джоджо, должно быть, решили, что их сын достаточно пополнил свой запас французского языка. В доказательство этого Джоджо больше не появился в нашем классе.
      КРАСИВЫЙ БУКЕТ
      Сегодня мамин день рождения, и я решил купить ей подарок, как в прошлом году. А раньше я не покупал, потому что был еще маленьким.
      Я вынул из копилки все монеты, а их там, к счастью, было немало, потому что вчера мама вдруг дала мне деньги. Я знал, какой подарок сделать маме: цветы, которые я поставлю в большую голубую вазу в гостиной.
      В школе я с нетерпением ждал окончания занятий, чтобы пойти и купить подарок. Чтобы не потерять деньги, я все время держал руку в кармане, даже во время игры в футбол на переменке, а так как я не был вратарем, то мне это нисколько не мешало. Вратарем был Альсест, он очень толстый и большой обжора.
      - Что с тобой, почему ты бегаешь с одной рукой? - спросил он меня.
      Я ему объяснил, что пойду покупать цветы для мамы, а он мне сказал, что он лучше купил бы что-нибудь вкусное: пирожное, конфеты или колбасу. Но так как подарок был не для него, я не обратил на это внимания и забил ему мяч в ворота. Мы выиграли 44:32.
      После школы Альсест пошел со мной в цветочный магазин. По дороге он доедал пряник, который остался у него от урока грамматики. Мы вошли с ним в магазин, я выложил все свои деньги на прилавок и сказал, что мне нужен очень большой букет цветов для моей мамы, но только не бегоний, их у нас у самих полно в саду, незачем покупать.
      - Мы бы хотели что-нибудь красивое, - сказал Альсест.
      Он подошел к витрине и стал смотреть и нюхать цветы. Продавщица сосчитала мои монеты и сказала, что не может мне дать очень много цветов. Я расстроился, она посмотрела на меня, немного подумала и сказала, что я славный малыш, погладила меня по голове и пообещала сделать все как надо. Она выбирала цветы со всех сторон, положила много зеленых листьев, и это понравилось Альсесту, потому что они походили па овощи, которые кладут в жаркое. Букет получился очень красивый и большой. Продавщица завернула его в шуршащий целлофан и велела мне нести его осторожно. Когда букет был у меня в руках, я сказал спасибо, и мы вышли. Я, довольный, иду с букетом, и вдруг мы встречаем Жофруа, Клотэра и Руфю, трех наших школьных товарищей.
      - Смотрите-ка, Николя, - сказал Жофруа, - какой у него дурацкий вид с этим букетом!
      - Тебе повезло, что у меня цветы, а то бы я дал тебе по морде!
      - Дай мне цветы, - сказал мне Альсест, - я могу их подержать, пока ты дашь затрещину Жофруа.
      Я отдал букет Альсесту, а Жофруа влепил мне пощечину. Мы подрались, потом я сказал, что уже поздно, и мы остановились. Но мне пришлось еще немного задержаться, так как Клотэр сказал:
      - Посмотрите на Альсеста, теперь у него дурацкий вид с этими цветами!
      Альсест ударил его по голове этим букетом.
      - Мои цветы! - закричал я. - Вы сломали мои цветы!
      Так оно и было! Альсест продолжал лупить букетом, и цветы разлетались в разные стороны, так как целлофан разорвался, а Клотэр кричал:
      - Мне не больно, мне не больно!
      Когда Альсест остановился, голова Клотэра была вся в зеленых листьях из букета и ужасно походила на жаркое с овощами. Я же начал собирать цветы, говорил своим товарищам, что они злые и нехорошие.
      - Да, - сказал Руфю, - нехорошо вы поступили с цветами Николя!
      - А тебя не спросили, - сказал Жофруа, и они начали драться.
      Альсест ушел, ему захотелось есть при виде головы Клотэра, и он не хотел опаздывать к обеду, Я ушел с цветами. Многих цветов уже не было, не было больше ни овощей, ни целлофана, но букет был еще красивый. По пути я встретил Эда.
      - Сыграем в шарики? - спросил он меня.
      - Я не могу, - ответил я. - Мне надо идти домой и отдать цветы маме.
      Но Эд сказал, что еще рано. А я очень люблю играть в шары. Я очень хорошо играю. Сначала прицеливаюсь, а потом - бах... и выигрываю. Я положил цветы на тротуар, и мы начали с Эдом играть. Здорово играть в шары с Эдом, он всегда проигрывает. Плохо то, что когда он проигрывает, то злится и начинает говорить, что я жилю. Я сказал ему, что это неправда. Тут он меня толкнул и я упал прямо на букет, от чего он не стал красивее.
      - Я скажу маме, что ты сделал с цветами, - сказал я Эду.
      Ему стало неприятно, и он начал помогать мне собирать цветы, которые не очень пострадали. Я люблю Эда, он хороший товарищ.
      И я понес букет домой, он стал, конечно, меньше, но все же был красивым. Один цветок был немного помят, но два других были очень хороши. И вдруг я увидел Иохима, ехавшего на велосипеде. Иохим - это мой школьный товарищ, у которого есть велосипед.
      Я решил больше не драться, потому что если я начну выяснять отношения со всеми товарищами на улице, то для мамы не останется ни одного цветка. И потом, какое дело ребятам до того, что я хочу подарить маме цветы. Это моя забота. Да они просто завидуют мне: моя мама будет довольна и даст что-нибудь вкусное на десерт, и скажет, какой я хороший. И что они ко мне пристают?
      - Привет, Николя! - сказал Иохим.
      - Ну, как мой букет? - громко спросил я Иохима. - Сам дурак! - добавил я.
      Иохим остановился, посмотрел на меня круглыми глазами и спросил:
      - Какой букет?
      - Этот! - ответил я и бросил цветы ему в лицо.
      Я понимаю, что Иохим не ожидал этого, во всяком случае ему это совсем не понравилось. Он швырнул цветы на дорогу, и они попали на крышу проходящей машины и уехали на ней.
      - Мои цветы! - закричал я. - Цветы моей мамы!
      - Не расстраивайся, - сказал Иохим. - Я сяду на велосипед и догоню эту машину.
      Он хороший, Иохим, но он не может быстро ехать на велосипеде, особенно когда дорога идет в гору, хотя он и тренируется, чтобы принять участие в соревнованиях Тур де Франс <Ежегодные велосипедные гонки во Франции.>, когда станет взрослым. Иохим вернулся и сказал, что он не смог догнать машину, она скрылась в узком проезде. Но он привез мне один цветок, который упал с крыши машины. Не повезло - это был тот, помятый цветок.
      Иохим быстро уехал в сторону своего дома, а я вернулся домой с одним-единственным помятым цветком. У меня в горле стоял ком, так у меня бывает, когда я приношу домой дневник с двойками.
      Я открыл дверь.
      - С днем рождения, мама, - сказал я и заплакал.
      Мама посмотрела на цветок, у нее был несколько удивленный вид, потом она взяла меня на руки, обняла и поцеловала много, много раз. Она сказала, что никогда не получала в подарок такого красивого цветка. Она поставила цветок в большую синюю вазу в гостиной.
      Вы можете говорить все, что захотите, но моя мама лучше всех на свете!
      ДНЕВНИКИ
      Сегодня в школе после занятий никто не баловался, потому что в класс пришел директор, чтобы отдать нам дневники. Когда он вошел в класс с дневниками под мышкой, вид у него был не очень довольный.
      - Я работаю в системе образования много лет, - сказал он, - и никогда не видел такого недисциплинированного класса. Замечания вашей учительницы подтверждают это. Сейчас я раздам вам дневники.
      Клотэр заплакал. Он последний ученик в классе. Учительница каждый месяц пишет в его дневнике много замечаний. Папа и мама Клотэра недовольны им, они лишали его сладкого, не разрешали смотреть телевизор. Они уже настолько привыкли к этому, рассказывал мне Клотэр, что один раз в неделю мама не дает ему ничего на сладкое, а папа идет к соседям смотреть телевизор.
      У меня в дневнике была запись: "Непослушный, часто невнимателен. Мог бы учиться лучше". А у Эда было: "Рассеян, дерется с товарищами. Мог бы иметь лучшие результаты". А у Руфю: "Упорно продолжает играть в классе со свистком, который неоднократно отбирался. Мог бы учиться лучше". Единственный, кто не мог бы учиться лучше, был Аньян. Он был первым учеником в классе и любимчиком учительницы. Директор прочитал нам запись в дневнике Аньяна: "Прилежный, способный. Добьется успехов". Директор сказал, что нам нужно брать пример с Аньяна, что мы маленькие бездельники, что кончим тюрьмой и что это, конечно, причинит много горя нашим папам и мамам, которые ждут от нас совсем другого. Потом он ушел.
      Мы все очень расстроились, ведь наши папы должны были подписать дневники, а это совсем не легкое дело. Когда прозвенел звонок, вместо того чтобы всем сразу бежать к дверям, толкаться, драться и бросаться портфелями, как это мы обычно делаем, мы тихо вышли, не говоря ни слова. Даже у нашей учительницы был грустный вид. Мы на нее не сердились. Надо сказать, что в этот месяц мы действительно немного повеселились. Да и Жофруа не должен был опрокидывать чернильницу на Иохима, который упал на пол и стал строить гримасы. Эд его ударил кулаком по носу, а Руфю дергал за волосы Эда.
      По улице мы шли медленно, еле волоча ноги. У кондитерской подождали Альсеста, он зашел купить шесть пряников в шоколаде и сразу же начал их есть.
      - Мне надо кое-что купить из продуктов, - сказал нам Альсест, - на сегодня, на сладкое. - Потом он глубоко вздохнул, продолжая жевать.
      Надо сказать, что у него в дневнике была такая запись: "Если бы этот ученик тратил столько же энергии на учебу, сколько он тратит на еду, он был бы первым в классе; мог бы заниматься лучше".
      Меньше всех был озадачен Эд.
      - Я не боюсь, - сказал он мне. - Папа мне ничего не сделает. Я смотрю ему прямо в глаза, он подписывает дневник, и все!
      Эду везет. Дойдя до угла, все разошлись. Клотэр ушел в слезах, Альсест - продолжая жевать, а Руфю - тихо посвистывая.
      Я остался один с Эдом.
      - Если ты боишься идти домой, все очень просто, - сказал Эд. - Ты пойдешь ко мне и останешься у меня ночевать.
      Эд - это товарищ! Мы пошли вместе с Эдом, и он мне рассказывал, как он смотрит в глаза своему отцу. Чем ближе мы подходили к дому Эда, тем меньше он говорил. Когда мы подошли к двери дома, Эд молчал. Мы немного постояли у двери, а потом я сказал:
      - Ну что, входим?
      Эд почесал голову и сказал:
      - Подожди меня минутку. Я приду за тобой. - И Эд вошел к себе, оставив дверь приоткрытой.
      И вдруг я услышал шлепок и грубый голос:
      - В кровать, останешься без сладкого, негодник.
      И я услышал, как плачет Эд. Я думаю, что Эду не удалось хорошо посмотреть в глаза своему отцу.
      Очень жаль, но мне надо было идти домой. Я шел, стараясь не наступать на линии между плитами тротуара. Это было нетрудно, потому что я шел медленно. Я знал, что скажет мне папа. Он скажет, что он всегда был первым учеником в классе, что его отец гордился им и что он приносил из школы много почетных грамот и наград, но он их потерял при переезде после женитьбы. Потом папа мне скажет, что я ничего не добьюсь, буду бедным и что люди скажут: "Это Николя, у него были плохие отметки в школе" - и будут показывать пальцем на меня и смеяться надо мной. Потом папа мне скажет, что он лезет вон ил кожи, чтобы дать мне образование и чтобы я был подготовлен к жизни, а я такой неблагодарный, что даже не переживаю за те неприятности, которые причиняю своим бедным родителям, и что не получу десерта, а что касается кино, то подождем, мол, до следующего месяца.
      Он все мне это скажет, как в прошлый месяц и месяц до того, но с меня хватит. Я отвечу, что мне очень плохо и раз уж так, то я уйду из дома и уеду далеко-далеко. Меня будут очень жалеть, по я вернусь только через много лет, у меня будет много денег, и папе будет стыдно за то, что он мне говорил, что я буду неудачником, а люди не посмеют показывать на меня пальцем и смеяться. Я поведу папу и маму в кино на своп деньги, и все будут говорить: "Смотрите, это Николя, у него много денег, и в кино он платит за папу и маму, хотя они не очень-то добры к нему". А я еще поведу в кино учительницу и директора школы. И в этот момент я подошел к дому.
      Думая обо всем этом и рассказывая себе эти забавные истории, я забыл про свой дневник и уже шел быстрым шагом. У меня в горле стоял ком, и я сказал себе, что лучше всего было бы сейчас уехать и вернуться только через много-много лет, но стало темнеть, а мама не любит, если меня нет дома, когда уже поздно. И тогда я вошел.
      В гостиной папа разговаривал с мамой. На столе было много всяких бумаг перед папой, и у него был недовольный вид.
      - Невероятно, - сказал папа, - сколько тратится денег в этом доме, можно подумать, что я мультимиллионер! Посмотри эти счета! Этот счет от мясника! Этот - от бакалейщика! О, деньги, конечно, должен находить я!
      Мама тоже была недовольна, она говорила, что он не имеет никакого представления о стоимости жизни, и что однажды ему придется пойти вместе с ней за покупками, и что она уйдет к своей матери, и что не надо все это говорить при ребенке. Тогда я дал папе дневник. Он раскрыл его, расписался и отдал мне, говоря:
      - Ребенок здесь ни при чем. Я прошу, чтобы мне объяснили, почему баранья ножка столько стоит!
      - Поднимись в свою комнату, Николя, - сказала мама.
      - Да, да, - подтвердил отец.
      Я поднялся к себе в комнату, лег на кровать и заплакал.
      Да, это так, если бы мой папа и моя мама любили бы меня, они бы хоть немного мне посочувствовали.
      ЛУИЗЕТ
      Я был недоволен, когда мама сказала, что к нам придет на чай одна ее знакомая со своей маленькой дочкой. Я не люблю девчонок. Ужасно глупо играть только в куклы и продавщицы. И потом еще они все время плачут. Конечно, я тоже иногда плачу, но из-за серьезных вещей, как, например, в тот раз, когда разбилась ваза в гостиной и папа меня ругал. Но это было несправедливо, потому что я это сделал не нарочно. И потом эта ваза была очень некрасивая. Я знаю, что папа не любит, когда я играю в мяч в доме, но на улице шел дождь.
      - Прошу тебя быть любезным с Луизет, - сказала мама. - Это очень милая девочка, и я хочу, чтобы ты вел себя как воспитанный мальчик.
      Когда мама хочет показать, что я хорошо воспитанный мальчик, она велит мне надеть голубой костюм и белую рубашку, и я становлюсь похожим на гиньоля.
      Я сказал маме, что я лучше пойду с товарищами в кино на ковбойский фильм. Мама сделала такие глаза, что я понял: с ней шутить нельзя.
      - И прошу тебя не быть грубым с этой маленькой девочкой, иначе будешь иметь дело со мной, понял?
      В четыре часа пришла мамина приятельница с маленькой девочкой. Мамина приятельница обняла меня и сказала, что я совсем взрослый мальчик. Так все мне говорят.
      - Познакомься, это Луизет.
      Мы посмотрели друг на друга. У нее были светлые волосы, заплетенные в косы, голубые глаза, нос и платье - красные. Мы поздоровались за руку. Мама подала чай с шоколадными пирожными, и это здорово, потому что, когда у нас гости, можно брать сразу два пирожных. За столом ни я, ни Луизет не сказали ни слова. Ели, не глядя друг на друга. Когда кончили есть, мама сказала:
      - Теперь, дети, идите играть. Николя, отведи Луизет в свою комнату к покажи ей красивые игрушки.
      Мама говорила и улыбалась, но одновременно она на меня так посмотрела, что мне стало не до шуток. Мы с Луизет пошли ко мне в комнату, там я не знал, что ей показать. Тогда Луизет первая заговорила:
      - У тебя вид, как у обезьяны.
      Это мне не понравилось, и я ей ответил:
      - А ты всего лишь девчонка!
      Она влепила мне затрещину. Я хотел заплакать, но сдержался, потому что мама хотела, чтобы я был воспитанным. Тогда я дернул ее за косичку, а она ударила меня ногой в лодыжку. Я захныкал, мне было больно. Я бы дал ей как следует, но Луизет сразу же обратилась ко мне:
      - Ну а игрушки ты мне покажешь?
      Я хотел ей сказать, что у меня игрушки для мальчиков, но она увидела плюшевого мишку, которого я обрил только наполовину, потому что сломалась папина бритва.
      - Ты играешь в куклы? - спросила Луизет и засмеялась.
      Я хотел дернуть ее за косу, но Луизет замахнулась, чтобы ударить меня по лицу. В этот момент открылась дверь и вошли наши мамы.
      - Ну, дети, вы хорошо играете?
      - О да, мама! - сказала Луизет с широко раскрытыми глазами и сразу часто заморгала.
      Мама ее обняла и поцеловала, говоря:
      - Прелесть, какая прелесть! Ну просто маленький птенчик!
      Луизет все продолжала часто моргать.
      - Покажи Луизет книжки с красивыми картинками, - сказала мне мама, а другая мама сказала, что мы как два маленьких птенчика, и они вышли.
      Я вынул из шкафа книги и дал их Луизет, но она на них не посмотрела и сразу же бросила их на пол, даже ту - с индейцами. Это было ужасно.
      - Твои книги меня не интересуют, - сказала Луизет. - У тебя есть что-нибудь поинтереснее?
      Она стала смотреть в шкафу и увидела мой самолет, мой красивый красный самолет, который летает.
      - Не тронь это, - сказал я. - Это не для девчонок, это мой самолет!
      Я попытался отобрать его, но Луизет отступила на шаг и сказала:
      - Я твоя гостья и имею право играть с твоими игрушками. Если ты но согласен, то я позову маму, посмотрим, кто прав!
      Я не знал, что делать, боялся, чтобы она его не сломала, но и не хотел, чтобы она позвала маму, потому что из этого могла получиться целая история. Пока я все это думал, Луизет завела пропеллер, самолет поднялся, и она выпустила его в открытое окно моей комнаты. Самолет полетел.
      - Посмотри, что ты сделала! - закричал я. - Мой самолет разбился! - И я заплакал.
      - Не сломался твой самолет, осёл, - сказала мне Луизет. - Смотри, он упал в сад, надо за ним сбегать.
      Мы спустились в гостиную, и я спросил у мамы, можно ли нам поиграть в саду. Мама ответила, что на улице холодно, но Луизет заморгала ресницами и сказала, что она хотела бы посмотреть красивые цветы. Тогда мама ей сказала, что она прелестный цыпленок, и просила нас теплее одеться. Я запомню этот трюк с ресницами, он здорово проходит!
      В саду я поднял самолет. С ним, к счастью, ничего не случилось, а Луизет меня спросила:
      - А что теперь будем делать?
      - Откуда я знаю! - ответил я. - Ты хотела посмотреть цветы, смотри на них, их здесь много.
      Но Луизет сказала, что ей наплевать на цветы и что они вовсе не красивые. Мне очень хотелось дать ей в нос, но я не осмелился, потому что окно гостиной выходило в сад, а в гостиной сидели наши мамы.
      - Здесь нет игрушек, кроме футбольного мяча в гараже.
      Луизет понравилась эта идея. Мы пошли в гараж за мячом, и я очень боялся, чтобы ребята не увидели, что я играю с девчонкой.
      - Ты встань между деревьями, - сказала мне Луизет, - и старайся не пропустить мяч.
      Мне было смешно смотреть, как Луизет разбежалась и... бум! Сильнейший удар! Я не смог поймать мяч, и он разбил стекло в окне гаража.
      Из дома выбежали мамы. Моя мама увидела разбитое окно гаража и все поняла.
      - Николя! - сказала она мне. - Вместо того чтобы играть в грубые игры, ты бы лучше занялся своей гостьей, милой Луизет!
      Я посмотрел на Луизет, она была в глубине сада и нюхала бегонии.
      Вечером мне не дали сладкого, но это ерунда. Луизет была чертовски красивой. Когда мы вырастем, то обязательно поженимся.
      Она колоссально бьет по воротам!
      ПОВТОРЯЕМ ДЛЯ МИНИСТРА
      Нас всех заставили спуститься во двор, где директор нам сообщил:
      - Дорогие мои дети, - сказал он. - Имею удовольствие сообщить вам, что в связи с проездом через наш город господина министра он окажет нам честь своим присутствием в нашей школе. Вы, наверное, не знаете, что господин министр в прошлом ученик нашей школы. Для вас он является примером, который доказывает, что, хорошо работая, можно надеяться на высокие назначения. Я надеюсь, что господин министр получит здесь незабываемый прием, и я рассчитываю на вашу помощь.
      Тут директор отправил в угол Клотэра и Иохима, потому что они дрались. Потом директор собрал около себя всех преподавателей и воспитателей и сказал им, что у него есть потрясающие идеи, как лучше принять министра. Сначала споем "Марсельезу", потом трое самых младших преподнесут министру цветы. У директора действительно были интересные идеи, и для министра было бы большим сюрпризом получить цветы, он совсем на это не рассчитывал. Наша учительница очень волновалась, мне это было непонятно. Я нахожу, что она последнее время стала раздражительной.
      Директор сказал, что репетировать все это начнем сразу же, чему мы очень обрадовались, потому что не надо было идти в класс. Мадемуазель Ванденберг, преподавательница пения, заставила нас петь "Марсельезу". Похоже, это у нас не очень-то получалось, при этом мы страшно шумели. Мы пели, немного опережая взрослых. Они пели еще "День победы наступил", а мы уже пели другой куплет, кроме Руфю, который, не зная слов, пел "ля-ля-ля", а Альсест не пел вообще, потому что он ел булочку.
      Мадемуазель Ванденберг замахала руками, чтобы мы замолчали. Вместо того чтобы отругать взрослых, которые все время отставали, она обругала нас, и это было несправедливо. Может быть, мадемуазель Ванденберг рассердило то, что Руфю, который пел с закрытыми глазами, не видел, когда надо остановиться, и продолжал свое "ля-ля-ля". Наша учительница разговаривала с директором и мадемуазель Ванденберг. Потом директор нам объявил, что будут петь только взрослые, а маленькие будут делать вид, что поют. Мы попробовали, и это хорошо получилось, но было меньше шума. Директор сказал Альсесту, что совсем не обязательно строить гримасы, когда делаешь вид, что поешь. Альсест ему ответил, что он не делает вида, что поет, он жует, и директор тяжело вздохнул.
      - Хорошо, - сказал директор, - после "Марсельезы" выпустим вперед трех малышей.
      Директор посмотрел на нас и выбрал Эда, Аньяна, первого ученика в классе и любимчика учительницы, и меня.
      - Жаль, что нет девочек, - сказал директор, - их можно было бы одеть в голубое, белое и красное или, что иногда делают, прицепить им бант на волосы, эффект - прекрасный.
      - Если мне прицепят бант на волосы, я так разозлюсь, что он задымится, - сказал Эд.
      Директор быстро повернулся и посмотрел на Эда одним большим глазом, а другим - совсем маленьким, потому что он одну бровь опустил.
      - Что ты сказал? - спросил директор.
      Наша учительница быстро ответила ему:
      - Ничего, господин директор, у него кашель.
      - Нет, мадемуазель, - сказал Аньян, - я слышал, что он сказал...
      Учительница не дала ему договорить, она ему сказала, что она его ни о чем не спрашивает.
      - Точно, паршивый ябедник, - сказал Эд, - тебя не спросили!
      Аньян заплакал и начал говорить, что никто его не любит, что он несчастный, что он плохо себя чувствует, что он все расскажет своему папе и тогда все увидят, что будет, и что учительница сказала Эду не говорить без ее разрешения. Директор провел рукой по лбу, как бы вытирая его. Он спросил у учительницы, закончен ли этот разговор и может ли он продолжать. Учительница покраснела, и ей это было очень к лицу, она почти так же красива, как мама, но у нас обычно краснеет папа.
      - Хорошо, - сказал директор, - эти три мальчика подойдут к господину министру и преподнесут ему цветы. Мне нужно что-нибудь похожее на букет цветов, для репетиции.
      Бульон, наш воспитатель, сказал:
      - У меня идея, господин директор, я сейчас вернусь. - И он убежал и вернулся с тремя метелками из больших перьев.
      Директор сначала немного удивился, а потом одобрил: мол, для репетиции сойдет. Бульон дал каждому по метелке - Эду, Аньяну и мне.
      - Хорошо, - сказал директор. - Теперь, дети, вообразим, что я господин министр, вы идете мне навстречу и отдаете мне метелки.
      Мы сделали, как он нам сказал, и отдали ему метелки. Директор держал перья в руках, и вдруг он рассердился. Он увидел Жофруа и сказал ему:
      - Эй вы, там! Я видел, как вы смеялись. Мне очень интересно, что вас так рассмешило. Мы бы все посмеялись с вами вместе.
      - То, что вы сказали, месье, - ответил Жофруа. - Идея приколоть банты на волосы Николя, Эда и этого паршивого любимчика Аньяна, от этого мне и стало смешно!
      - Ты хочешь получить кулаком по носу? - спросил Эд.
      - Как бы не так! - сказал я.
      И Жофруа влепил мне затрещину. Мы подрались, к нам присоединились и другие ребята, кроме Аньяна, он катался по полу, крича, что он не был паршивым любимчиком и что никто его не любит, и что его папа пожалуется министру. Директор размахивал перьями и кричал:
      - Прекратите! Ну прекратите же!
      Кругом все бегали, а мадемуазель Ванденберг стало плохо, это было ужасно.
      На следующий день, когда приехал министр, все прошло прекрасно, но мы этого не видели. Нас всех загнали в прачечную, и даже если бы министр захотел нас увидеть, он не смог бы этого сделать, потому что дверь была закрыта на ключ.
      Дурацкие идеи у директора!
      Я КУРЮ
      Я был в саду и ничего но делал, когда пришел Альсест и спросил меня, что я делаю. Я ему ответил:
      - Ничего.
      Тогда Альсест предложил мне:
      - Пойдем со мной, я тебе что-то покажу, вот посмеемся-то.
      Я сразу же пошел с Альсестом, нам вдвоем всегда весело. Альсест, я не знаю, говорил ли я вам это, очень толстый парень, он все время ест. Но тогда он не ел, он держал руку в кармане. Пока мы шли по улице, он все время оглядывался, не идет ли кто за нами.
      - Что ты хочешь мне показать, Альсест? - спросил я.