Подъём затонувших кораблей

ЗАТОПЛЕННЫЙ ФЛОТ

Согласно условиям перемирия, 74 германских военных корабля, в том числе 11 линкоров, 5 линейных крейсеров, 8 легких крейсеров и 50 миноносцев и эсминцев, были интернированы в огромной естественной бухте Скапа-Флоу на Оркнейских островах. Там они должны были оставаться до полудня 21 июня 1919 г. – момента официальной капитуляции Германии. Район расположения германского флота патрулировался английскими военными кораблями, но на борту каждого немецкого судна оставались небольшие по численности экипажи, номинально подчинявшиеся контр-адмиралу Людвигу фон Рейтеру. Ни один английский офицер или матрос не имели права взойти на борт какого-либо немецкого корабля.

Вечером 20 июня вице-адмирал Сидней Фримантл, командовавший британскими кораблями, сторожившими германский флот, получил сообщение о продлении по просьбе немецких представителей срока действия перемирия до полудня 23 июня. Он решил занять остающееся время торпедными учениями, и утром 21 июня в море вышел весь находившийся в этом районе английский флот, за исключением трех эсминцев, ожидавших ремонта (на одном из них можно было даже развести пары), плавбазы, нескольких дрифтеров и вооруженных тральщиков.

Точно в полдень 21 июня на флагманском корабле адмирала фон Рейтера был поднят заранее установленный сигнал. Немедленно на всех германских судах подняли вымпелы, на клотиках взвились красные флаги, заревели гудки, зазвонили колокола и в воздух понеслись радостные крики нескольких тысяч немецких моряков. Тем временем находившиеся в нижних помещениях судов офицеры и старшины открывали кингстоны, разбивали приемные патрубки систем подачи забортной воды. Они изогнули штоки заборных клапанов так, чтобы их нельзя было закрыть, и выкинули за борт рукоятки и маховики кингстонов. На эсминцах, пришвартованных по два и по три к одной бочке, прикручивали к кнехтам швартовы и расклепывали шплинты якорных цепей, чтобы нельзя было потом отсоединить цепи.

И тут на глазах немногочисленных английских моряков, взиравших в ужасе на все происходившее, немецкие корабли начали, как пьяные, раскачиваться из стороны в сторону, крениться, сталкиваясь друг с другом, погружаться на дно – носом, кормой, бортом или же переворачиваясь кверху днищем. Английские дрифтеры и траулеры, открыв орудийный огонь, попытались вынудить немцев закрыть кингстоны, но те, надев спасательные нагрудники, стали прыгать за борт либо же в спасательных шлюпках направлялись к берегу. Восемь человек было убито и пять ранено.

Англичане предприняли попытку спасти хотя бы несколько кораблей, но им удалось отвести на мелководье всего несколько эсминцев, три крейсера и один линкор. 50 германских судов – от миноносцев водоизмещением 750 т до линейного крейсера «Гинденбург» водоизмещением 28 тыс. т – ушли под воду на глубине от 20 до 30 м.

Никогда еще в истории на одном сравнительно небольшом участке моря не было затоплено столько военных кораблей. Этот рекорд просуществовал до 17 февраля 1944 г., когда американцы потопили в лагуне Трук на Тихом океане 51 японский корабль.

Срочно возвратившийся в тот же вечер в Скапа-Флоу адмирал Фримантл, с трудом сдерживая ярость, заявил фон Рейтеру:

– Честные моряки любой страны были бы не способны совершить такой поступок, за исключением, пожалуй, ваших людей.

В пору описываемых событий в Англии ощущалась острая нехватка металла для производства самых различных видов продукции – от железнодорожных рельсов до бритвенных лезвий. Нужно было строить суда, выпускать сельскохозяйственные машины, автомобили, пишущие машинки – словом, все, в чем нуждалась вернувшаяся к мирной жизни страна. В переплавку пошли пушки, танки, корпуса снарядов.

В 1921 г. Кокс обошел своих конкурентов, купив у британского Адмиралтейства старые линкоры и разобрав их затем на лом на верфи Куинсборо. А три года спустя он приобрел у английского правительства за 20 тыс. фт. ст. немецкий плавучий док.

Кокс и сам толком не знал, что делать с огромной U-образной махиной. Он лишь намеревался срезать установленный в доке громадный стальной цилиндр длиной 122 м и диаметром 12 м (ранее он использовался для испытаний прочных корпусов германских подводных лодок) и продать его на слом. Так Кокс и поступил. В результате он остался владельцем, по сути дела, совсем ненужного ему плавучего дока.

РОЖДЕНИЕ ИДЕИ

Вскоре, приехав в Копенгаген для переговоров с датской фирмой «Петерсон энд Альбек» относительно продажи партии цветных металлов, Кокс завел в владельцами фирмы разговор о нехватке железного лома. В ответ Петерсон полушутливо посоветовал ему воспользоваться тем самым плавучим доком, чтобы попытаться поднять часть затопленных в Скапа-Флоу кораблей.

– Я не предполагаю, что вы сможете поднять линкоры, но, насколько мне известно, на дне бухты лежат тридцать или сорок миноносцев, причем водоизмещение самого большого из них не превышает тысячи тонн. А ваш док вполне поднимает и три тысячи тонн.

В самом деле? Ну, а почему он, Кокс, не сможет поднять линкоры? Например, «Гинденбург». Двадцать восемь тысяч тонн металла ржавеют на дне, ожидая, пока их кто-нибудь не поднимет. И никто еще до сих пор не отважился на подобное.

Тут у Кокса и родилась идея, захватившая его на долгие годы. А уже если Кокс брался за что-либо, то он не терял времени даром. Он провел один день в технической библиотеке, изучая соответствующую литературу и обдумывая план дальнейших действий. Затем он отправился в Адмиралтейство и попросил продать ему «как есть» несколько миноносцев, лежащих на дне бухты Скапа-Флоу. Чиновники Адмиралтейства отнеслись к просьбе Кокса с предельной честностью. Они предложили ему предварительно лично осмотреть местонахождение кораблей и, что было еще более важным, дали ознакомиться с докладом о результатах обследования Скапа-Флоу официальной комиссией Адмиралтейства, посетившей его пятью годами ранее.

«Вопрос о подъеме судов полностью отпадает, – говорилось в докладе, – а поскольку они не мешают судоходству, нет смысла даже взрывать их. Пусть лежат и ржавеют там, где они затонули».

Миноносцы лежали на дне вокруг своих швартовных бочек такими беспорядочными грудами, что, согласно заключению экспертов, их подъем был сопряжен с непомерными затратами. Что же касается больших кораблей, то для их подъема не годился ни один из существующих методов. Кокс, однако, был не специалистом, а практиком. Смысл своей жизни он видел в решении инженерных задач, и подъем германского флота представлялся ему просто более сложной по масштабам операцией. К тому же, мнение экспертов Адмиралтейства никак не могло повлиять на его решение хотя бы потому, что он так и не удосужился прочитать их доклад.

КОКС ПОКУПАЕТ ЛЕЖАЩИЙ НА ДНЕ МОРЯ ФЛОТ

Кокс все же прислушался к советам и направился в Скапа-Флоу, чтобы лично убедиться на месте в невозможности подъема хотя бы одного судна. Затем он вернулся в Лондон и предложил Адмиралтейству 24 тыс. фт. ст. за 26 миноносцев и два линкора. Ошеломленное дерзостью Кокса высшее начальство приняло деньги. Кокс стал владельцем военно-морского флота.

Это могло показаться невероятным, но одного проведенного в библиотеке дня и столь же краткосрочного визита в Скапа-Флоу оказалось достаточным, чтобы наметить план действий. Огромный плавучий док, владельцем которого Кокс так неожиданно стал, обладал подъемной силой, равной 3 тыс. т; масса каждого эсминца составляла от 750 до 1,3 тыс. т. Поэтому, полагал Кокс, он вполне сможет поднимать с помощью дока по два и даже по три миноносца, если их почему-либо не удастся расцепить под водой. Пройдет всего несколько недель и с миноносцами будет покончено. Деньги, полученные от их продажи на слом, можно будет использовать, чтобы срезать носовые, орудийные башни гигантского линейного крейсера «Гинденбург», лежавшего почти на ровном киле на глубине 18 м, да еще вдобавок на покрытом галькой дне. При отливе башни полностью выступали из воды, поэтому срезать их с помощью кислородно-ацетиленовых горелок не представит особого труда.

Деньги от продажи башен пойдут на оплату расходов, связанных с подъемом «Гинденбурга» водоизмещением 28 тыс. т. А когда крейсер будет поднят, его можно будет использовать в качестве гигантского понтона для подъема других кораблей. План был весьма хорош – этакая строгая последовательность заранее предопределенных событий. Он имел только один недостаток, проистекавший из абсолютного невежества Кокса в вопросах судоподъемных работ: план не мог быть осуществлен.

Но во всем этом еще предстояло убедиться. А пока в распоряжении Кокса был флот, лежащий на дне Скапа-Флоу, плавучий док и большое количество якорных цепей с затонувших линкоров, которые он намеревался использовать вместо подъемных тросов. У него не было ни специалистов, ни соответствующего, оборудования. На острове Хой, где Кокс намечал организовать штаб-квартиру по руководству и проведению всей операции, полностью отсутствовали какие бы то ни было мастерские, склады, жилые помещения. Там не было абсолютно ничего, даже электричества.

На другой день после оформления покупки флота Кокс занялся наймом людей. С двумя ему особенно повезло. Это были Томас Маккензи и Эрнест Маккоун, получившие впоследствии прозвище «пара Маков». Они образовали главный штаб всех дальнейших операций.

Покончив с этими делами, Кокс, презрев возражения двух своих помощников (многое из того, что он совершил в последующие годы, шло вразрез их мнению), срезал одну стенку своего U-образного дока и поставил на ее место временную заплату. Теперь док приобрел форму перевернутой буквы Г. Затем он до половины разрезал док поперек и отбуксировал, его за 700 миль на Оркнейские острова. Там док был подтянут к берегу в Милл-Бей на острове Хой и окончательно разрезан пополам.

В итоге в распоряжении Кокса оказались две секции сухого дока сечением, напоминавшим перевернутую букву Г, длиной по 61 м и шириной 24,3 м. В стенках каждой секции размещались насосы, воздушные компрессоры, генераторы, а также машинное и котельное отделения. На палубах располагалось по 12 комплектов грузоподъемных устройств. В состав каждого такого устройства входил блок грузоподъемностью 100 т и ручная лебедка с тройной передачей. Каждый блок, в свою очередь, был соединен с талями грузоподъемностью 100 т, прикрепленными с помощью болтов и массивных стальных пластин к стенке дока. От талей отходили подъемные цепи, пропущенные через ручьи шкивов. Свободные концы цепей свисали через кромку палубы в воду. Для работы на одной лебедке требовались два человека.

Тут и произошло первое столкновение Маккоуна с Коксом. Маккоун требовал приобрести стальные тросы окружностью 229 мм. Кокс настаивал на использовании вместо тросов старых якорных цепей, поскольку каждый трос обошелся бы ему в 2 тыс. фт. ст. В этом споре Кокс одержал верх, но только на время.

ПЕРВЫЙ МИНОНОСЕЦ

К подъему первого миноносца V-70 приступили в марте 1924 г. Это был корабль водоизмещением 750 т, лежавший на глубине 18 м примерно в двух милях от берега. Корабль затонул на ровный киль, что позволило водолазам без особого труда завести подъемную цепь вокруг ступицы гребного винта. Во время отлива концы цепи выбирали с помощью лебедок двух секций дока, поставленных на якоря над миноносцем, до тех пор, пока цепи не натянулись. Прилив приподнял корму миноносца, и под его корпусом пропустили еще одну цепь, на этот раз ближе к носу. Таким путем под днищем корабля постепенно протянули 12 цепей. Для этого водолазы с помощью длинных металлических прутьев сначала проталкивали под миноносцем тонкий трос с прикрепленной к его концу цепью.

Холодным мартовским утром, во время отлива, разбитые на пары 48 человек начали равномерно вращать рукоятки лебедок. Сделали шесть оборотов и миноносец оторвался от дна. Наступивший прилив помог выбрать цепи еще на такую же длину. Но тут с оглушительным похожим на выстрел звуком из воды вылетела цепь No 10. Ее оборванный конец подобно снаряду ударился в стенку дока. Кокс закричал, приказывая всем броситься ничком на палубу дока. И не напрасно. Под неожиданно увеличившейся нагрузкой цепи одна за другой начали рваться. Лопнувшие звенья, тросы, тали, массивные блоки летели во все стороны.

Освободившийся от своих пут миноносец камнем пошел на дно. По какой-то невероятной случайности никто не был даже ранен. Когда все стихло, лежавшие на палубе люди начали нерешительно подниматься на ноги, ожидая неизбежного взрыва проклятий со стороны Кокса. К их изумлению, тот был немногословен:

– Я раздобуду тросы как только смогу, но на это потребуется не менее недели. А пока вам хватит дела на берегу. Вот и займитесь им.

Лишь заметив, что остолбеневшие люди продолжают стоять, не двигаясь с места, он наконец-то рявкнул:

– Ну, а теперь отправляйтесь, чего вы еще ждете!

Оба Мака, хотели они того или нет, выиграли первый раунд. Один из рабочих при этом заметил:

– Если б в нем не уживались одновременно гений и осел, он никогда не взялся бы за работу подобного масштаба, не говоря уже о том, чтобы закончить ее. За исключением Маккоуна и Маккензи, никто из нас не смыслил ровно ничего в подъеме судов, да и они не очень-то в этом разбирались…

Тросы прибыли в апреле. Их средняя часть была плоской, что обеспечило более надежную опору для поднимаемого корабля. Чтобы пропустить весившие 250 т тросы под днище затонувшего миноносца, воспользовались, по сути дела, прежним способом. Все блоки поставили на место, и во время отлива, в 4 ч утра 1 августа 1924 г., началась новая попытка поднять корабль.

Рукоятки лебедок сделали десять оборотов, все тросы натянулись, но ни один из них не вибрировал (это явление обычно предшествует обрыву). Еще десять оборотов, и миноносец на 38 мм оторвался от морского дна. Через каждые 20 оборотов Кокс приказывал людям передохнуть. Так продолжалось до тех пор, пока из воды не показались надстройки миноносца. И тут Кокс увидел, что на корабле отсутствуют торпедные аппараты. На сей раз его охватила безудержная ярость.

– Маккензи, какого дьявола! Ваши проклятые водолазы сорвали аппараты тросами!

– Спросите у рыб – ответил водолаз Билл Петерсон – или поинтересуйтесь у этих тихонь на берегу.

– Так их украли? – завопил Кокс. – Я обращусь в полицию, я…

Он никуда не обратился: делу уже ничем нельзя было помочь. Жители Оркнейских островов в темные ночи давно сняли все, что только было можно с затонувших на небольшой глубине кораблей.

В конце концов миноносец V-70 подняли и привели в док. Его можно было бы продать тысячи за полторы фунтов, но, несмотря на отчаянную нужду в деньгах, Кокс так и не решился отдать на слом свою первую добычу в Скапа-Флоу. Вместо этого он приказал заделать отверстия в подводной части корабля и переоборудовал его в мастерскую для плотницких работ, назвав «Спасательным блоком No 1».

Первый успех подтвердил правильность выбранного Коксом способа подъема миноносцев. 12 августа наступила очередь S-53, за ним 29-го последовал S-55, 12 сентября – G-91, 27-го того же месяца – G-38 и, наконец, 13 октября – S-52. Затем наступил перерыв – требовалось завершить строительные работы на берегу и приспособить сооруженные там мастерские к работе в зимние месяцы.

При подготовке к подъему миноносца G-91 водолаз, работавший между двумя лежавшими на дне миноносцами, попал в ловушку, когда на него неожиданно обрушилась дымовая труба одного из миноносцев, зажавшая его воздушный шланг и сигнальный конец. Двое его товарищей, отчаянно спеша, пытались освободить водолаза, а Маккензи тем временем решил с помощью телефона хоть как-то успокоить беднягу.

Однако, взяв трубку, он, к своему недоумению, услышал доносившиеся из нее слова популярной песенки, правда, в очень плохом исполнении.

– Алло! – воскликнул Маккензи. – Я … гм… ну, как ты там?

– Все в порядке, сэр, – услышал он в ответ. – А как вам нравится мой голос?

– На редкость ужасен, но еще один куплет мы уж как-нибудь выдержим, – ободрил его Маккензи.

Водолазы с трудом поддаются панике. Такова уже особенность их профессии.

Всего за период с августа 1924 г. по май 1926 г. Кокс и его команда подняли 25 германских миноносцев. Часть из них лежала на дне в перевернутом положении. В свое время эксперты британского Адмиралтейства пришли к заключению, что поднять их невозможно. На деле получилось наоборот. Свободное пространство, оставшееся благодаря надстройкам между морским дном и корпусом корабля, позволяло легко завести подъемные тросы. К каждому такому тросу, пропускавшемуся под миноносцем, прикреплялся трос-проводник, соединенный с подъемным тросом очередной лебедки. Таким образом всю операцию проводки тросов удавалось закончить за 40 мин.

Кокс боялся, что стальные швартовы лежащих на дне миноносцев значительно затруднят подъемные работы. Чтобы разделаться с ними, было решено использовать динамит. Люди Маккензи настолько наловчились работать с этой взрывчаткой, что перерубленный взрывом трос нельзя было отличить от перепиленного ручной ножовкой.

К 1925 г. подъем миноносцев стал таким привычным делом, что на всю операцию затрачивалось четверо суток. В одном случае за две недели было поднято шесть кораблей. Если суда всплывали кверху днищем, их переворачивали, на что обычно уходило около часа. Оба дока выводили на глубокую воду, а затем на одном из них начинали вытравливать подъемные тросы, а на другом выбирать. В результате лежащий на тросах миноносец просто перекатывался в нужное положение.

К лету того же года компании «Аллоа шипбрейкерс» было продано на слом десять миноносцев. За них Кокс получил 23 тыс. фт. ст. – более половины первоначально израсходованной суммы в 45 тыс. фт. ст.

Кокс чувствовал, что настала пора браться за более крупные корабли: эскадренные миноносцы массой по 1300 т. Опасаясь, однако, что имевшиеся в его распоряжении половинки дока не смогут поднять такой груз, он истратил изрядную часть денег, вырученных за проданные миноносцы, на покупку еще одного огромного немецкого плавучего дока. Этот док также имел U-образную форму.

Согласно разработанному Коксом плану, требовалось затопить док и погрузить его на дно, затем приподнять эсминец уже проверенным способом – с помощью половинок старого дока – и опустить его на палубу затопленного дока. После этого оставалось откачать из дока воду, и он всплывет вместе с эсминцем на поверхность.

Однако план провалился. Им никак не удавалось ввести оторванный от грунта эсминец в затопленный док. Мешали стенки дока. Кокс приказал откачать из дока воду, и когда он всплывет, срезать одну из стенок. В результате и этот док приобрел форму перевернутой буквы Г. Теперь эсминцы можно будет спокойно затаскивать в док сбоку.

Но из этого тоже ничего не вышло. При первой же попытке док во время всплытия накренился так, что находившийся в нем эсминец чуть было не соскользнул вновь на дно в толщу ила. Док вместе с эсминцем пришлось снова затопить. К несчастью, это было сделано слишком быстро – один угол дока глубоко врезался в дно. При этом обшивка дока покоробилась, часть заклепок вылетела и стенки заполнились водой. Теперь они стали обладателями уже на самом деле затонувшего сухого дока. В конце концов его удалось поднять, но это оказалось самым трудным предприятием из всех, с которыми они до сих пор сталкивались.

Итак, все было напрасным. Коксу пришлось снова воспользоваться в качестве понтонов для подъема эсминцев двумя секциями старого дока. К величайшей досаде он обнаружил, что они также легко поднимают 1300 т, как до этого 750 т.

Последний эсминец был поднят 1 мая 1926 г. И тут у Кокса снова зародились честолюбивые замыслы. Настало время, думал он, взяться за еще более крупные корабли. И почему бы не начать с самого большого? С «Гинденбурга», линейного крейсера водоизмещением 28 тыс. т, т. е. на 4 тыс. т больше самого крупного судна, когда-либо поднятого со дна моря. Весьма подходящий корабль, чтобы отработать на нем дальнейшие планы.

Но в это время, к несчастью, в Англии разразилась всеобщая стачка, крупнейшая в истории страны. Влияние Кокса на работавших у него людей было так велико, что ни один из них не покинул его. В этом вопросе все обошлось как нельзя лучше, но в результате стачки цена на уголь поднялась до 2 фт. ст. за тонну, и хотя Коксу до зарезу нужен был уголь, сотни тонн угля, купить его по столь высокой цене он не мог. Ничем не могли помочь ему и его люди.

А впрочем, почему бы и нет? Они умели работать, а значит и решить возникшую проблему. Бункеры крейсера «Зейдлиц» водоизмещением 25 тыс. т были до краев заполнены углем. Кокс снял несколько плит броневого настила палубы крейсера, подогнал плавучий грейферный кран, и уголь стал бесперебойно поступать в топки его спасательных буксиров «Лайнесс» и «Ферродэнкс», а также других судов и мастерских.

ПЕРВАЯ ПОПЫТКА ПОДНЯТЬ «ГИНДЕНБУРГ»

Итак, можно было приниматься за «Гинденбург». Да, именно за «Гинденбург». Линейный крейсер длиной 213 м, шириной 29 м, с высотой борта 8,2 м лежал на глубине около 22 м. Толщина слоя воды над ютом достигала 9 м и 3 м – над носовой частью палубы. Даже при отливе над поверхностью моря выступали только шлюпочная палуба и ходовой мостик. Кокс осмотрел лежавший почти на ровном киле корабль и в конце концов решил поднять крейсер путем откачивания из него воды. Для этого необходимо было предварительно закрыть и заделать все отверстия, в том числе кингстоны, вентиляторы и люки, оставленные открытыми немецкими моряками, когда они покидали корабль. Водолазам предстояло поставить более 800 заплат и заглушек размером от 0,04 м2 до гигантского закрытия дымовой трубы площадью 78 м2, изготовленного из двух слоев трехдюймовых досок, скрепленных дюжиной двутавровых балок высотой 152 мм. Весило это сооружение 11 т. Герметичность заплат обеспечивалась проложенной паклей парусиной, которую предварительно укладывали по краям отверстий. В процессе окончательного крепления заплат этот своеобразный пирог сжимался и в дальнейшем уже не пропускал воду.

Работа во многом упростилась, когда кому-то посчастливилось найти металлическую пластину с выгравированной на ней схемой расположения всех трубопроводов, клапанов и вентилей. Спасателям на редкость повезло – до этого работавшим внутри корабля водолазам приходилось отыскивать отверстия, полагаясь только на свое чутье. Шесть групп, по два человека в каждой, с мая по август накладывали заплаты и конопатили швы.

Тем временем четыре секции доков (второй док после его подъема также разрезали пополам) установили попарно по бортам крейсера. Чтобы удержать их на месте, потребовалось 16 якорей, причем некоторые из них были уложены на расстоянии полумили от доков. Выступавшие из воды участки корабля и все секции доков соединили между собой переходными мостиками. Для защиты от жестоких штормов, часто наблюдающихся на Оркнейских островах, с наветренной стороны поставили два поднятых незадолго до этого эсминца.

6 августа заработали восемь 12-дюймовых центробежных и двенадцать 6-дюймовых погружных насосов. Уровень воды в корпусе крейсера начал понижаться, но слишком медленно. Где-то возникла солидная течь. Вскоре водолазы обнаружили, что мелкая рыбешка – сайда, в изобилии сновавшая вокруг затонувшего корабля, выела весь жир, которым была пропитана пакля в уплотнениях заплат.

Кокс кипел от злости. Практичный же Маккензи принял надлежащие меры: он добавил в жир 10 % цемента. Даже сайда нашла эту смесь несъедобной. Кроме того, Маккензи установил, что изобретенный им состав обладает еще лучшими герметизирующими свойствами, чем простой жир. Снова включили насосы, но уровень воды опять почти не уменьшился. Внутрь корпуса крейсера опустили водолаза выяснить, в чем же дело. Он обнаружил причину течи и устранил ее, но при этом его воздушный шланг и сигнальный конец за что-то зацепились, так что его напарнику пришлось прийти ему на помощь. Пока он освобождал своего товарища, их шланги и лини настолько перепутались, что на поверхность их пришлось поднимать вместе.

– Вы что, танцевали там внизу? – проворчал распутывавший их обслуживающий.

Насосы опять заработали. И снова без видимых результатов. На сей раз водолазов послали осмотреть корабль снаружи, чтобы установить, не осталось ли не закрытым какое-нибудь отверстие. Вскоре один из них просигналил наверх – нуждается в срочной помощи.

Его нашли прижатым спиной к отверстию бортового кингстона диаметром 20 см. Вода давила на водолаза с такой силой, что единственным способом освободить его было вновь затопить крейсер и снять таким образом давление. Так и пришлось сделать, но в итоге несколько сотен фунтов стерлингов оказались потраченными впустую.

– Дороговатая из тебя получилась затычка, – заметил Маккензи.

– А я чем виноват? Меня послали остановить течь, и я ее ликвидировал, – ответил водолаз.

В конце концов откачка воды пошла полным ходом. Погружные насосы спустили с носовой орудийной башни по подачной трубе прямо в трюмы. К уже работавшим насосам добавили еще 18 центробежных. Через пять дней нос крейсера всплыл. За один час из корабля откачивали 3,6 тыс. т воды. Носовая часть появилась на поверхности с некоторым креном, и чем больше она всплывала, тем сильнее становился крен: 30°, 40°…

Боясь, что крейсер перевернется и находящиеся на нем люди погибнут, Кокс, скрепя сердце, дал команду прекратить откачку воды из носовой части, чтобы позволить ей погрузиться. Попробовали откачивать воду из кормовой части. История повторилась.

– Проклятое судно тяжелее с левого борта, – решил Кокс, – и в этом все дело.

Никто не спорил. Теперь все понимали, что, пытаясь поднять корабль с одного конца, они по сути дела балансировали грузом в 28 тыс. т на киле шириной менее метра. Пока крейсер не будет уравновешен, ничего у них не получится.

Кокс подогнал один из эсминцев, пришвартовал его к правому борту корабля и заполнил водой. На стальную фок-мачту линейного крейсера завели двойной стальной трос и закрепили его конец на другом эсминце, посаженном на мель у острова Каве в 1200 м от крейсера.

2 сентября Кокс вторично попытался поднять корабль, на этот раз на ровном киле. Когда верхняя палуба крейсера только-только показалась из воды, лопнул трос, закрепленный на посаженном на мель эсминце. Просвистевшая в воздухе стальная змея каким-то чудом никого не задела, но крейсер накренился на 25° на левый борт. Наступили сумерки, дул штормовой ветер со скоростью 55 уз, но Кокс и его люди упрямо отказывались признать свое поражение. Они трудились всю ночь, хотя в разгулявшихся волнах затонули все водолазные катера. «Гинденбург», лишь оторванный от грунта, как гигантский боров, тяжело переваливался с боку на бок.

К рассвету вышел из строя главный паровой котел правого дока. Он обеспечивал энергией, по крайней мере, половину всех насосов, а стоило им остановиться, и «Гинденбург» неизбежно бы затонул. В отчаянии Кокс подогнал «Ферродэнкс» и попытался воспользоваться его котлами. Из этого ничего не вышло.

Шесть месяцев тяжелого труда и 30 тыс. фт. ст. оказались потраченными впустую. Люди молча смотрели на Кокса. У некоторых на глазах были слезы. Он вложил в это предприятие почти все свое состояние – на оплату рабочих и расходы по снаряжению уходило по 1000 фт. в неделю. Теперь у Кокса оставалось всего 10 тыс. фт. и он был близок к полному разорению.

Кокс повернулся к Маккензи и отрывисто сказал:

– Мы поднимем его весной будущего года. Я уже придумал, как это сделать. А пока мы можем заняться «Мольтке».

Он ни разу с тех пор не упоминал о «Гинденбурге» до 1930 г., когда, по его мнению, все было готово для новой попытки.

«ФОН МОЛЬТКЕ»

Линейный крейсер «Фон Мольтке» имел водоизмещение 23 тыс. т – на 5 тыс. т меньше, чем у «Гинденбурга», и длину 184 м, т. е. на 30 м короче «Гинденбурга». Однако по ширине и осадке он почти не уступал последнему. Крейсер лежал на глубине 23,5 м с креном 17° на правый борт.

В положении «Мольтке» была только одна небольшая особенность – он затонул кверху днищем.

Теоретически это облегчало подъем корабля. Его неповрежденный корпус можно было легко загерметизировать. Для этого требовалось лишь закрыть кингстоны, открытые при затоплении крейсера (а поскольку корабль лежал в столь необычном положении, до них нетрудно было добраться), после чего в опрокинувшийся крейсер следовало подать сжатый воздух и он всплывет.

Первое, что предстояло сделать, это удалить с обшивки заросли водорослей. Обутые в сапоги с высокими голенищами люди начали выполнять эту операцию с помощью секаторов, но затем были вынуждены использовать острые, как бритва, топоры. Некоторые водоросли вымахали выше человеческого роста и были толщиной в руку. Когда покончили с водорослями, стали заделывать кингстоны. Отверстия небольшого диаметра затыкали деревянными пробками, а более крупные заливали смесью твердеющего под водой цемента и песка.

В середине октября в крейсер начали закачивать воздух. Батарея воздушных компрессоров подавала в корпус корабля 8,5 тыс. м3 воздуха в сутки. Поскольку глубина была небольшой, воздух требовалось сжимать до давления всего 1,05-1,5 кгс/см2. Однако предстояло вытеснить столь большой объем воды, что прошло целых 10 суток, прежде чем нос крейсера показался на поверхности.

Хотя нос и поднялся над водой на добрых 2,5 м, корма все еще продолжала лежать на грунте, причем весьма прочно. Образовался крен на левый борт, достигший 33°. Это означало, что все отсеки корабля соединились между собой и воздух мог беспрепятственно проходить из одного отсека в другой, а поскольку нос приподнялся первым, туда и устремился весь закаченный внутрь судна воздух.

Таким образом, предстояло заделать все переборки.