Теперь рассмотрим историю Правобережья Днепра.
      Здесь, как в своё время и на левом берегу, Польша планомерно и быстро проводила искоренение православия. Когда в 1667 году она была вынуждена отказаться от Левобережья, прежде всего были максимально жёстко ограничены контакты между православным населением Лево– и Правобережья, а контакты между православными епископами и духовенством разделённых частей Украины не допускались вовсе. В 1676 году польский сейм вынес закон, запрещавший православным выезд за границу и приезд из-за границы под страхом смертной казни и конфискации имущества.
      Все православные Речи Посполитой оказались в юрисдикции Львовского митрополита, решения которого в спорных вопросах веры не подлежали обжалованию, а Львовское православное братство разными притеснениями было деморализовано и лишено возможности вести свою культурную деятельность, – даже право печатания книг было от них отобрано. Члены Братства не имели права принимать участие в жизни города, так как согласно решению Сейма (1699) православные не могли занимать никаких должностей. В некоторых же городах (как в Каменце) жить православным было вообще запрещено.
      В 1700 году некоторые из былых высших православных иерархов (Шумлянский, Шептицкий и другие) открыто перешли в католичество, публично присягнули на верность папе римскому и начали вводить унию в своих епархиях. Деморализованное православное духовенство не могло оказать унии сколько-нибудь значительного сопротивления. Там же, где были попытки сопротивления, униаты действовали насилием: например, когда оплот православия – Львовское братство, отказалось перейти в унию, митрополит Шумлянский явился к братской церкви с польскими солдатами, приказал вырубить дверь и совершил в этой православной церкви богослужение по униатскому обряду. Жалобы Братства к королю остались без результата.
      В 1691 уния была официально введена во Львовской епархии (Галиция и Подолия, ещё раньше в Перемышльской епархии, а несколько лет спустя (1711) и в Луцкой епархии (Волынь). На Киевщине затруднений со введением унии было больше из-за близости православного Левобережья и сопротивления населения, но и там оно было сломлено и к концу первой четверти XVIII все Правобережные епископы перешли в унию. Население, между тем, ненавидело даже слово «уния». М. С. Грушевский в своей «Истории Украины» приводит выдержки из сохранившегося письма униатского епископа: «имя унии им ненавистно – хуже змеи. Они думают, что за ней скрывается Бог знает что. Следуя за своим владыкой, они бессознательно верят в то, во что верят униаты, но самоё имя унии отбрасывают с отвращением».
      Это было именно так: само слово «униат» стало ругательным. Характерный случай имел место перед Первой мировой войной (!) в одном из волостных судов (все судьи были выборными из крестьян) Нежинского уезда, когда один казак обвинял другого в оскорблении словами, а именно: обвиняемый назвал обвинителя «униатом». Судьи факт оскорбления словами признали доказанными и приговорили обвиняемого к наказанию. Решение суда было обжаловано в высшую инстанцию, а только там решение волостного суда отменили, на том основании, что слово «униат» не является ругательным.
      Но религиозная карта Правобережья того периода была более пёстрой. Возникшие со времён Раскола на Руси православные старообрядческие слободы за Днепром становились всё притягательнее для многих русских людей, не желающих жить под кабалой помещиков и никонианских пастырей; многие бежали сюда и от солдатского ярма, несмотря на то, что жизнь староверов в польских границах была драматична.
      В районах Гомеля, Ветки и Стародубья в конце XVII – первой трети XVIII века собралось очень предприимчивое и трудолюбивое население, которое с согласия тамошних помещиков (Вольских, Красинских, Ходкевичей, Халецких, Чарторыйских) осваивает новые земли, осушает болота, строит слободы, монастыри, храмы, развивает промышленность и торговлю. В районе Ветки построено было 14 слобод, в районе Стародубья 17, в районе Гомеля более 30.
      Протоиерей Андрей Иоаннов (Журавлёв) дал следующую характеристику населения тогдашней Ветки: «Народ сей от природы… суеверен, груб, горд, предприимчив и обманчив, но поворотлив, к делам способен, трудолюбив и обходителен…»
      Не менее пёстрым нежели религиозный, был и национальный, и социальный состав здешнего населения. Польский король Ян Собесский в конце XVII века сделал попытку организовать на Правобережье казачество, которое ему было нужно, как военная сила против Турции. Но после его смерти (1696) в Польше началась борьба за корону между Станиславом Лещинским и курфюрстом Саксонским Августом, а во внутренней партийной борьбе казаки были ненадёжны; они тяготели к России и православию и стремились освободиться из-под власти любого польского короля и католической церкви, и воссоединиться с Левобережьем. А там в это время правил Мазепа, не было ни одного польского помещика, ни одного католического храма или монастыря, а за одно только подозрение в симпатии, даже терпимости, к униатам население с подозреваемым расправлялось самосудом. И когда Россия военной силой поддержала Августа, то малочисленное Правобережное казачество охотно приняло в этой интервенции участие, надеясь, что она закончится воссоединением с Левобережьем.
      Однако этим надеждам не суждено было осуществиться. Занятый войной со Швецией, ослабленный неудачей Прутского похода (1711), Пётр I не решился предъявить претензии на Правобережье, поскольку такое требование могло объединить все польские партии против России и толкнуть Польшу на союз со Швецией. Поэтому к 1714 году с Правобережья были выведены все русские и левобережные казачьи войска, принимавшие участие в интервенции.
      Правобережное казачество тогда уже не представляло собой реальной силы, а потому, оказавшись перед опасностью возвращения польских порядков, казаки и население предпочли бросить насиженные места и уйти за Днепр. Позже этот стихийный, массовый, и совершенно добровольный уход был изображён про-польски настроенными историками, как насильственный увод. Однако никаких доказательств насильственности этого переселения нет, зато сохранились многочисленные свидетельства, что оно было добровольным «бегством от ксендзов, униатов и панов», как пишет в своих воспоминаниях один из участников этого бегства, сотник Мокриевич.
      Или, например, правобережный Белоцерковский полковник Танский организовал эвакуацию всей территории полка, помогая переселению не только казаков и их семейств, но и всего населения. Впоследствии он был полковником Киевского полка. И так было во многих местах; эвакуированные области обезлюдели.
      И вслед за тем Польша начала заселять эти богатые земли.
      Вот как описывает это заселение М. С. Грушевский:

      «Сюда двинулись потомки панских фамилий, которые поудирали из этих краёв во времена Хмельниччины, а также другие паны, которые за бесценок покупали у этих потомков права на здешние земли. Они сами или их служащие и факторы начали основывать слободы в этих … пустынях и привлекать сюда людей, обещая долголетнее освобождение от всяких налогов и повинностей; на пятнадцать, двадцать и больше лет. Высылали также своих людей в более густо заселённые края, чтобы они агитировали людей бежать на вольность в свободы, и такие посланцы действительно многих людей увлекли украинскими льготами и свободой. …За несколько десятков лет правобережные пустыни снова густо покрылись сёлами и хуторами, среди которых воздвигались панские дворцы, замки и католические монастыри. Начали устраиваться панские фольварки, а когда начал подходить конец обещанным свободам, стали поселенцев принуждать к несению барщины, разных работ и повинностей».

      Когда новые поселенцы встречали кое-где сохранившиеся остатки православия, немедленно его ликвидировали: новые помещики были исключительно поляки-католики. Всё это вызывало острое недовольство населения и порождало тяготение на восток – к воссоединению с Россией, Левобережьем.
      Киев и прилегающая к нему небольшая территория Правобережья сделались центром организации сопротивления польско-католической агрессии. Здесь было много церковных и монастырских сёл, в которых находили себе помощь и защиту бойцы из населения Правобережья, которые небольшими отрядами вели своего рода партизанскую войну. А направлена война была, по словам Грушевского, «против панов и жидов, которые въедались в народ, как панские помощники и факторы, арендаторы разных панских доходов и монополий». Эти партизаны, называвшиеся гайдамаками, уже в 1730-х годах стали бытовым явлением польского Правобережья, с которым слабевшая Польша не могла совладать. Кроме Киева и окрестностей, их моральными и материальными базами были также Запорожье и всё прилегающее к Днепру Левобережье. Волна гайдамацких действий то поднималась, то спадала, но никогда не прекращалась до самого раздела Польши, а особенно она усилилась в 1733—1734 годах, во время бескоролевья в Польше и борьбы за престол между Лещинским и Августом Саксонским, сыном умершего короля Августа.
      Если польские магнаты и шляхта Правобережья, из числа сторонников Лещинского, разоряли имения сторонников Августа, а сторонники Августа – имения сторонников Лещинского, то гайдамаки одинаково громили и тех, и других. Однако Август был союзником России, и для поддержки его сторонников Россия ввела на Правобережье свои войска левобережных казаков. Они были восторженно встречены крепостными; возникли надежды и слухи, что цель введения русских войск – освобождение от польского владычества. Вот один из эпизодов: русский полковник, занявший Умань, разослал письма к помещикам саксонской партии, чтобы они присоединились к нему, присылали своих придворных казаков и иных людей, нападали на сторонников Станислава. А в народе пошёл слух: де, царица Анна прислала указ, чтобы все «восставали, убивали ляхив и жидив и становились казаками – для этого московское войска с казаками идёт на Украину», а потом «всем краем заберут от Польши», – слух этот распространял Верлан, начальник казаков князя Любомирского. Народ откликнулся на призыв Верлана и стал массами к нему присоединяться, а он провозгласил себя полковником, произвёл выборы старшин и стал громить евреев, католиков и поляков, не разбираясь, кто сторонник, а кто противник двух кандидатов в польские короли, и приводя население к присяге царице Анне. Он разгромил почти всю брацлавщину, двинулся на Волынь, захватил Жванец и Броды и действовал в окрестностях Львова и Каменца. Население было всецело на его стороне и всячески его поддерживало.
      Но в это время (летом 1734) борьба за польский престол кончилась. Станислав бежал во Францию, а его сторонники изъявили покорность Августу и просили русское правительство усмирить крестьян, что и было сделано. Население испытало огромное огорчение и недовольство. Большинство покорилось, но многие ушли на Запорожье или в Валахию, образовали там шайки и продолжали борьбу. Эти гайдамацкие отряды вмешивались, если возникал спор между крестьянами и униатским ксёндзом, старавшимся обратить их в католичество, расправлялись с представителями польской агрессии. Поляки же считали гайдамаков обыкновенными разбойниками.
      И вот в этот период действительно имели место факты насильственно вывоза людей – но только в отношении беглецов из России. Мы писали уже, что за польскую границу уходили православные старообрядцы; русские помещики и военачальники беспрестанно жало правительству на побеги своих крестьян и солдат. И вот, правительство Анны Иоанновны издало 2 августа 1734 года манифест «О возвращении беглецов из-за границы на прежнее жилище и о даче им для поправления своего состояния льготы от государственных податей на несколько лет». А поскольку старообрядцы не откликнулись на это предложение императрицы, их увели силой.
      Дело в том, что Речь Посполитая в то время не была авторитетной державой. Соседи с ней не считались. Русское правительство в 1735 году направило в польские пределы пять полков во главе с опытным в репрессивных делах полковником Я. Г. Сытиным с целью «оных беглецов под стражею вывести в отечество и разослать кто откуда был по своим местам». Задача отряда состояла в том, чтобы «очистить Ветку» (район, населённый старообрядцами) и соседние с нею слободы, населённые великороссийскими беглыми людьми, преимущественно приверженцами старых обрядов.
      В конце февраля 1735 года Ветка была внезапно окружена. Жители православных староверческих слобод, застигнутые врасплох, не оказали никакого сопротивления, но их дома и монастырские постройки были сожжены. По одним данным, выведено оттуда было 13 тысяч человек, по другим – 40 тысяч. Правда, позже снова на Ветку потекли толпы недовольных, а через пять лет она воскресла, и снова сделалась одним из основных гнёзд раскола. Но центр беглопоповщины после разгрома Ветки переместился в Стародубье; туда убегало вообще всё недовольное население во все последующие годы, вплоть до отмены крепостного права. Россия через своих дипломатических представителей в Варшаве неоднократно обращалась к королю с просьбами и требованиями прекратить преследования православных. Но результатов не было никаких, несмотря на обещания короля и его строгие приказы. Власть Польши не желала бороться со всесильными католическими организациями и своевольными магнатами, которые им покровительствовали. Католическая агрессия продолжалась, и вызвала страшный бунт.
      Начал и возглавил восстание запорожец Максим Зализняк весною 1768 года.
      Сформировав отряд в Матронином лесу, он двинулся на юг, громя помещичьи имения и поголовно уничтожая поляков и евреев. Смела, Черкассы, Корсунь, Богуслав и другие города и местечки южной Киевщины были захвачены повстанцами, число которых росло с каждым днём; крестьяне с воодушевлением шли в гайдамаки.
      Когда Зализняк подошёл к Умани, на сторону гайдамаков перешли казаки, котором поляки поручили руководить обороной. В результате этот центр польско-католической агрессии на южной Киевщине без сопротивления попал в руки повстанцев и началась страшная резня, известная в истории как «Уманская резня». Сколько при этом погибло католиков, униатов и евреев, точно неизвестно, но что они были уничтожены почти поголовно, не исключая женщин, детей и стариков, можно считать фактом установленным.
      Киевщина и прилегающие районы Брацлавщины и Волыни были полностью оставлены поляками и евреями. Появились русские войска. Народ ждал окончательного освобождения и воссоединения с Россией, твёрдо веря, что именно для этого русские и пришли на Правобережье, – но, как и в 1734 году, был горько разочарован. Усмирив «Барских конфедератов» – объединение шляхтичей, выступавших против короля Станислава Понятовского и русской партии, – русские войска начали усмирять и отдавать на расправу полякам своих союзников, гайдамаков, нередко прибегая к неблаговидным способам для захвата их руководителей.
      Так была убита в народе вера в справедливость русского царского правительства. Долго ещё в народных преданиях Правобережья передавалась обида за то, что, «русски цари не схотилы нас вызволыты пид ляхив за часив гайдамаччины».
      С усмирением «гайдамаччины» Правобережье перестало сопротивляться польско-католической агрессии, которая быстрыми шагами вела край к полному национальному, социальному и религиозно-культурному порабощению. В конце XVIII века все помещики Правобережья были католики-поляки, а всё крестьянское население превратилось в крепостных. В это же время была предпринята вторая попытка возврата с Правобережья староверческого населения. В декабре 1762 года был издан Указ сената: «Всем живущим за границею российским раскольникам объявить, что им позволяется выходить и селиться особливыми слободами не только в Сибири, на Барабинской степи и других порожних и отдалённых местах, но и в Воронежской, Белгородской и Казанской губерниях». Им было обещано простить все «преступления», разрешить носить бороды и указные платья. Каждому обещали волю в выборе сословия, к какому кто себя отнесёт. Старообрядцы должны были платить раскольничий оклад, но им определялись и льготы от всяких податей и работ сроком на шесть лет.
      Но эти обещания не привлекли ветковцев; поэтому сменившая Петра III Екатерина II решила вообще ликвидировать этот рассадник свободомыслия. В 1764 году генерал-майор Маслов двумя военными полками окружил Ветку и, захватив там около 20 тысяч душ обоего пола, проявил ещё большую жестокость, чем оно было в 1735 году, – без суда и следствия отправил всё население ветковских слобод на поселение в Сибирь. Впрочем, и в этом случае староверие в Ветке сохранилось; часть староверов осталась там, и дожила до XX столетия.
      …Почти полтора столетия отдельной жизни под гнётом польско-католической агрессии не осталось без последствий. Весь высший, культурный слой народа, носитель национальных традиций и культуры, в результате окатоличивания и ополячивания исчез совершенно. Осталось только крепкое в своей вере и тяготении к единству всей Руси крестьянство, да кое-где низшее духовенство.
      А когда уже в XIX веке началось возрождение украинской национальной мысли, культуры и литературного украинского языка – началось оно не на Правобережье и не в Галиции, а на том самом Левобережье, которое свободно жило и развивалось в составе Государства Российского.

Жизнь деревни