Тюрьма особого назначения (№3) - Реаниматор
ModernLib.Net / Боевики / Горшков Валерий Сергеевич / Реаниматор - Чтение
(стр. 18)
Автор:
|
Горшков Валерий Сергеевич |
Жанр:
|
Боевики |
Серия:
|
Тюрьма особого назначения
|
-
Читать книгу полностью
(627 Кб)
- Скачать в формате fb2
(309 Кб)
- Скачать в формате doc
(278 Кб)
- Скачать в формате txt
(270 Кб)
- Скачать в формате html
(312 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21
|
|
Поднявшись с табуретки, авторитет нетерпеливо посмотрел на лакированную ясеневую дверь детской, за которой уже слышались торопливые шаги спешившей к ребенку няни – самой лучшей среди всех, которых можно было найти в Питере. В семье голливудской кинозвезды пять лет гувернанткой отработала в самой Америке! Если не врет. А это уже рекомендация!..
Когда Тихий входил в расположенный этажом ниже кабинет, там уже надрывался стационарный телефон, подключенный к хитроумному устройству, которое препятствовало прослушиванию. Похоже, дело с иконой запахло керосином. Впрочем, все свое – и деньги и раритет – Тихий уже получил. Заморочки достались исключительно Флоренскому и его кодле. Но пускать на самотек дело, в котором он и его люди приняли непосредственное участие, а самому в случае опасности отойти в сторону было не в принципах Тихого. Он снял трубку с выполненного под старину громоздкого, в позолоченном корпусе аппарата с наборным диском.
– Говори, что у тебя там случилось, – буркнул в трубку, усаживаясь в кресло и беря с подставки набитую табаком трубку. – Неужто кинул тебя адвокатишка этот?!
– Не-а, – отозвался уже изрядно захмелевший бывший бандит Леня Треф. – Бабульки я принял, все как положено! Восемь сотен, как с куста! Правда, не налом, а чеком, но бумага светлая. Я уже дал команду Яшке как можно скорее превратить чек в живые грины. Через три часа кейс с бабками будет у меня. Здесь другая лажа нарисовалась, Степаныч…
Принявший лишку Леонид Александрович, забегая вперед, сбиваясь и путаясь, все-таки сумел в деталях обрисовать авторитету сложившуюся ситуацию и поинтересовался его мнением насчет возможности дальнейших эксцессов.
– Да уж, знал бы прикуп – не работал. Жил бы в Сочи – там тепло, – нахмурив брови, пробормотал Тихий. – Кто ж знал, что на обороте должна быть какая-то царапина… С лица-то все вообще ништяк катило! И деревяшка старая, и краска в трещинах. Когда эксперт эти копии увидел, у него аж очки на лоб полезли.
– Да болт с ней, с копией! – не выдержал, сорвался на истеричный рык Флоренский. – С финансовой точки зрения все вообще великолепно! Хотя копия эта мне до одного места… Хочешь, тебе отдам, на память? Меня сейчас больше этот Гийом волнует, в рот ему ноги! От спеца, который растворяется в воздухе, когда его пасут пять амбалов, можно ожидать любой подлянки!
– Не исключено, – прикуривая, согласился Тихий. – А ты, я смотрю, вместе со своим взводом боксерским, не отходя от кассы, в штаны наделал? Не рановато ли, Леня?!
– Как сказать… Этот Жак, несомненно, профи. Только и я не желторотый пацан! Достать меня в одиночку ему вряд ли по зубам. Да и вряд ли он, после убийства старика, станет надолго задерживаться в России. Знать бы, какие ему Боярофф оставил инструкции на случай кидалова с нашей стороны. Я вполне допускаю мысль, что он просто дал Гийому возможность слинять. Чтобы не попасть под раздачу. Ведь не исчезни он, пришлось бы закапывать вместе с мухомором…
– Так чего ты тогда очком играешь, не пойму, – хмыкнул Тихий, выпуская струю дыма. – Лавы принял, концы в воду спустил, радуйся. Ну, если совсем уже мандраж достал, свали куда-нибудь на пару недель. Погрей пузо под пальмами, глотни текилы со льдом!.. А я тем временем окажу тебе бесплатную услугу. Напрягу одного человечка из погранслужбы, он пробьет по компьютеру, покидал ли некий Жак Гийом за истекшее время пределы России или нет. Если да – какой может быть геморрой? Этот бывший коп теперь без работы остался, ему о другом думать надо, Леня…
– Ну-у, – промычал в задумчивости босс «Полярной звезды», – вообще-то можно и отдохнуть. Какой смысл ему летать туда-сюда, я так думаю! Если выяснится, что смылся обратно в Париж, туда ему и дорога. Пусть живет, – заметно воодушевившись, великодушно разрешил Треф. – В натуре, смотаюсь, пожалуй, отдохну. На Кипр. Полгода уже, почитай, из Питера носа не высовывал. Осточертело все, веришь, Степаныч?!
– Вот и езжай, Леня, – успокоил подельника старый уголовник, мысленно усмехнувшись трусости бывшего братка, на которого работает целая служба безопасности, который раскатывает в бронированном «мерсе» и все равно испуганно тычется по углам при первой же абстрактной угрозе со стороны какого-то сбежавшего лягушатника. Раньше, помнится, Леня Треф таким ссыкуном не был. – Сотовый у тебя, я знаю, на всемирном роуминге. Как только мне скажут, что это чмо прошло паспортный контроль и поднялось в небо, я сразу дам тебе знать. Ну, бывай, дорогой.
– Умеешь ты успокоить, Степаныч! – уже совсем бойко хихикнул Флоренский. – До встречи!
– Придурок, – опуская трубку на аппарат, презрительно процедил Тихий, закрыл большим пальцем руки верхнее отверстие в трубке, выждал, пока набивка потухнет от отсутствия кислорода, бросил трубку на подставку и направился на третий этаж виллы, в детскую…
Чуть погодя авторитет свяжется со служащим в аэропорту Пулково знакомым офицером ФПС России, который сутки спустя в очередной раз ткнет пальцем в клавишу подключенного к центральной базе данных компьютера, что-то довольно промурлыкает себе под нос, наберет номер Олега Степановича Белова и сообщит, что гражданин Французской Республики Жак-Ив Гийом час с небольшим назад прошел паспортный контроль в столичном аэропорту Шереметьево-2 и в настоящий момент уже находится в воздухе, пролетая на высоте пять тысяч метров где-то над подмосковными картофельными полями.
Глава 41
Десять лет назад лейтенант парижской криминальной полиции, сыщик Жак-Ив Гийом заслуженно считался среди коллег лучшим в столице специалистом по скрытному наружному наблюдению, инструктором высочайшей квалификации. А подготовленные им на спецкурсах, натасканные и обученные всем хитростям наружки полицейские филеры из числа сержантов могли часами «водить» по городу вверенный им объект, не рискуя при этом быть обнаруженными. Они умели быть невидимыми и в многолюдной толпе, и в пустынном переулке. И это здорово помогало им в службе. Не сосчитать преступлений, раскрытых исключительно благодаря умелому действию курсантов Гийома, днем и ночью, и в снег, и в дождь, и в жару выслеживавших преступников…
А потом все в одночасье рухнуло, когда произошел этот злополучный эпизод с пропажей из квартиры убитого турка бриллиантового ожерелья, впоследствии найденного в тайнике, устроенном в вентиляционной шахте квартиры лейтенанта Гийома. Кроме ожерелья там обнаружилась крупная сумма денег, равная двухгодичному жалованью полицейского лейтенанта, объяснить происхождение которой ошарашенный офицер так и не смог. По одной простой причине – он впервые видел этот тайник. Одним словом, его тогда круто подставили, разумеется не без помощи продажных коллег. Гийом догадывался о причине. За три месяца до рокового инцидента не без его активного участия был посажен за решетку на двадцать пять лет за связи с одним из столичных крестных отцов заместитель прокурора Парижа. Это была существенная потеря для мафии. Боссы преступного мира такое не прощают. Гийом отдавал себе отчет, что все могло закончиться для него гораздо трагичнее. Но поступить иначе просто не мог.
Таких, как он, упрямых служак, в далекой от Парижа России называют «менты в законе». И таких ментов уважают, по-своему, конечно, даже матерые уголовники…
С учетом всех прошлых заслуг лейтенанта перед полицейским управлением скандальному инциденту не стали давать ход. Известного сыщика просто уволили, лишив звания и трех наград, полученных за время безупречной службы…
А буквально через неделю в жизни безработного полицейского появился известный в прошлом на всю Францию адвокат Дидье Боярофф. Парализованный, прикованный к инвалидной коляске фанатичный коллекционер сделал ему более чем неожиданное предложение, и Жак-Ив, перед которым закрылись все ведущие к карьере двери, просто не смог от него отказаться…
С тех пор минул не один год и получивший, не без помощи старика, необходимую для прикрытия лицензию частного детектива Гийом еще ни разу не пожалел о сделанном им, бывшим слугой закона, криминальном выборе.
…Сегодня все в жизни бывшего лейтенанта рухнуло во второй раз. Похитившие старинную доску русские бандиты оказались слишком жадными для того, чтобы просто отдать ее заказчику, хоть и за миллион долларов. Братки решили кинуть старика, в обмен на чек всучив ему подделку. Причем обставили все таким хитрым образом, что виноватыми оказались священники, якобы умышленно выставившие в храме вместо оригинала копию Тихвинской Пресвятой Богородицы. Это была откровенная ложь. Русские бандиты были уверены, что здесь, у себя дома, им, вооруженным и имеющим подавляющее преимущество над заезжим коллекционером и его помощником, все сойдет с рук…
Благодаря вставленному в ухо, замаскированному кусочком ваты радиоустройству, Гийом слышал весь разговор своего патрона с питерским мафиозным боссом низшего разряда, владельцем казино Леонидом Флоренским. И еще до того, как обманутый старик нажал кнопку тревоги и в нагрудном кармане пиджака Гийома беззвучно завибрировал пейджер, детектив с щемящей пустотой в груди осознал: патрона, а вместе с ним и его самого все-таки подставили! А это значит, что теперь его, Гийома, жизнь не стоит и ломаного гроша. Боярофф ни за что не угомонится, а значит, братки Трефа его тихо уберут. А до кучи – и безоружного гонца…
Когда детектив увидел, что за руль минивэна садится человек Трефа, он понял, что не ошибся в своих худших предположениях: старика уже нет в живых. И Жак-Ив, спасая свою жизнь и тем самым выполняя данное ему патроном перед встречей с русскими распоряжение, исчез. Растворился, как делал это сотни раз, еще будучи лейтенантом полиции. Возможно, ему, окруженному пятью боевиками Трефа, не удалось бы улизнуть, но здесь, как и в случае с бриллиантовым ожерельем, за которое он запросто мог на много лет отправиться в тюрьму, Гийому снова повезло. Как раз в тот момент, когда адвокат обнаружил, что ему вместо вожделенного оригинала подсунули туфту, напротив входа в гостиницу остановился пассажирский автобус, из которого горохом посыпались пестро одетые скандинавские туристы, тут же столпившиеся возле багажного отделения автобуса для получения своих чемоданов. Смешаться с толпой – что может быть проще для бывшего инструктора по слежке?
Из Санкт-Петербурга в ближайшие сутки не было прямого авиарейса в Париж. Но даже если бы он был, Гийом не рискнул бы воспользоваться им по соображениям безопасности. Поэтому скрывшийся в гостинице детектив дождался отъезда кортежа Трефа, поймал такси и поехал не на Московский вокзал, где его теоретически вполне могли ждать боевики русского мафиози, а на Московское шоссе. Там, зажав в руке стодолларовую банкноту, детектив без труда остановил груженный морским сорокафутовым контейнером грузовик и на нем доехал до Новгорода. Там сел в рейсовый автобус и поздно вечером был уже в Москве. Переночевал в аэропорту Шереметьево-2 и на следующий день вылетел рейсом «Эр Франс» в Париж…
Все действия детектива были заранее согласованы с погибшим патроном. Конечной целью Гийома была юридическая контора Миллера, расположенная в шикарном двухэтажном особняке на одной из центральных улиц столицы. Миллеровские нотариусы и адвокаты умели хранить любые секреты клиентов, поэтому именно сюда перед отлетом в Россию Боярофф отдал два опечатанных конверта. На одном из них стояла пометка: «Вскрыть через трое суток в присутствии Жака-Ива Гийома, если не поступит личного опротестовывающего сообщения». Если бы сделка в Санкт-Петербурге завершилась удачно, адвокат позвонил бы в контору и тогда доверенному нотариусу надлежало сжечь оба конверта, не распечатывая их.
Направляясь в офис Миллера, бывший полицейский примерно догадывался, какие распоряжения на случай своей смерти оставил для него престарелый одинокий коллекционер. В том, что старина Дидье отстегнет ему, своему верному помощнику, чуток деньжат, Жак не сомневался. Но действительность превзошла самые смелые ожидания!
Даже у привыкшего ко всему мэтра Миллера, когда он вскрыл помеченный конверт и прочитал первую часть завещания адвоката, очки полезли на лоб.
Из собственноручно написанного стариком текста следовало, что вместо обещанного им ранее детективу Гийому за работу миллиона швейцарских франков он завещает своему помощнику роскошную виллу в пригороде Парижа со всей обстановкой и прочим содержимым, а также переведенные на отдельный счет пять миллионов американских долларов. Однако для вступления в права наследства месье Гийом должен в течение трех месяцев после вскрытия конверта представить в контору Миллера документ, подтверждающий факт смерти гражданина России Леонида Флоренского, владельца санкт-петербургского казино «Полярная звезда». Таким документом вполне может считаться подкрепленное соответствующей фотографией сообщение в петербургской прессе, которая вряд ли обойдет вниманием гибель столь известного в городе бизнесмена. Если доказательства смерти господина Флоренского в указанный срок будут представлены, мэтру Миллеру следует вскрыть второй конверт. Если таковых не окажется, обе части завещания надлежит немедленно уничтожить. В этом случае все движимое и недвижимое имущество, а также все денежные средства и акции адвоката автоматически переходят к его троюродному внучатому племяннику по материнской линии, некоему Гансу Альбрехту, проживающему в Берне, Швейцария…
Выходя на улицу из конторы Миллера, детектив чувствовал головокружение, в груди его сильно и учащенно колотилось сердце.
Теперь он, оставшийся после гибели, а формально – исчезновения без вести своего патрона безработным, уже не волновался за свое будущее. Оно, вне всяких сомнений, будет счастливым и более чем обеспеченным и пройдет на Лазурном берегу. Уверенность Гийома основывалась на том, что он, бывший полицейский сыщик, знал, как реально выйти на заправил криминального мира Парижа. За хорошие деньги, тысяч за двести пятьдесят долларов – а это все, что у него сейчас есть, – любой из крестных отцов мог в считаные часы нанять надежного, не раз проверенного профессионала, готового вылететь в далекую Россию и одним точным выстрелом или взрывом сделать Гийома сказочно богатым!
К тому же еще неизвестно, какая тайна скрывается во второй части завещания адвоката. О реальных размерах его огромного состояния можно было только догадываться. И вряд ли тот Дидье Боярофф, которого знал Гийом, отдал бы все человеку, которого никогда в своей жизни не видел даже на фото и о котором знал только то, что он действительно существует…
А над Парижем вот уже вторые сутки лил сопровождаемый пронизывающим ветром холодный осенний дождь, и, казалось, ему не будет конца.
Бегущие по оживленной улице под прикрытием зонтов парижане, стремящиеся как можно быстрее спрятаться от непогоды, искоса поглядывали на странного мужчину лет сорока, который сидел прямо на мокрых гранитных ступеньках известной юридической конторы. Солидно одетый, но уже изрядно вымокший, он словно не замечал дождя и отрешенно глядел вдаль стеклянными глазами. Наверное, думали некоторые, этот месье только что узнал, что долгожданное наследство завещано другому, и впал в ступор.
А ливень тем временем все усиливался…
«Интересно, – подумал вдруг частный детектив, с легким прищуром вглядываясь через потоки дождя в очертания виднеющихся вдали затейливых башенок собора Парижской Богоматери, – а где старик держал свою коллекцию икон?» О существовании этого уникального собрания раритетов доподлинно знали только они двое. Уж не скрыто ли оно на завещанной ему, Гийому, вместе со всем содержимым шикарной вилле… За такой куш он, пожалуй, согласился бы убить даже свое отражение в зеркале!
Часть третья
Отец павел
Глава 42
В тюрьме на острове Каменном, где я служил настоятелем церкви, открытой и освященной четыре года назад с разрешения ГУИНа и по благословению патриархии, содержалось сто семьдесят два заключенных. Всем им суд вынес высшую меру наказания – смертную казнь. Но, поскольку прежнее руководство страны ввело под нажимом Совета Европы мораторий на исполнение смертных приговоров, всем им заменили исполнительный тупик и пулю в затылок пожизненным заключением в стенах древнего мужского монастыря, переоборудованного еще при большевиках в тюрьму. Вот эти зэки, а также несколько человек из охраняющих Каменный сотрудников МВД и были моей паствой. Без сомнения, самой специфической и однородной из всех окормляемых Русской Православной Церковью. Серийные убийцы, сексуальные маньяки, растлители малолетних, головорезы, с легкостью вспарывавшие животы грудным детям и беременным женщинам, в погоне за квартирами растворявшие живьем несчастных алкашей в бочке соляной кислоты и лишавшие жизни по пять человек разом за одну дозу героина. Примерно половина зэков, запоздало «раскаявшись», увешала все стены камер вырезанными из журналов образами Спасителя и полученными от меня после слезливых стенаний картонными иконками с ликами святых. Но с точки зрения любого нормального человека, почти каждый из нынешних обитателей Каменного был тварью, выродком, нечистью и не имел права на существование.
За годы, проведенные на этом затерянном в северных лесах острове, среди своей лицемерной, лживой и подчас агрессивно настроенной против священника паствы, я видел только двух заключенных, которые разительно отличались от остальной масссы зэков. И, по странному стечению обстоятельств, оба они, как и я сам, оказались родом из Санкт-Петербурга. Первым был таксист Вадим Скопцов. Его приговорили к высшей мере за изнасилования и зверские убийства семерых женщин, которых он не совершал. Одной из этих семи была моя жена, Вика… Скопцов провел в заключении шесть лет – пять в Питере, в коридоре смертников, и год на Каменном. С моей помощью и при активном участии генерала ФСБ Корнача не раз пытавшемуся покончить с собой бедолаге удалось в конце концов доказать свою невиновность и стать единственным заключенным, кому удалось добиться полного снятия обвинений, покинуть эти древние стены живым и вернуться в потерянный, казалось, навсегда мир обычных людей. Настоящим преступником, ко всеобщему шоку, оказался тот самый следователь прокуратуры, который вел дело Вадима Скопцова, но это удалось доказать лишь полтора года назад…
Вторым заключенным тюрьмы особого назначения, которого, несмотря на действительно совершенные им убийства, я не мог назвать нелюдем и приравнять ко всем остальным душегубам, был Алексей Гольцов. В прошлом – бандит по прозвищу Реаниматор, далеко не рядовой член одной из организованных преступных группировок северной столицы, он отличался от обитателей Каменного буквально во всем и потому сразу же привлек мое внимание.
Он никого не винил. Не говорил о запредельной жестокости приговора, хотя как раз именно у него – единственного из ста семидесяти двух! – имелись на это все основания. Он не лгал, не писал письма в Кремль с просьбой пересмотреть дело. И, самое главное, ни разу не говорил, что жалеет о случившемся. Наоборот, в первой же нашей беседе Алексей, глядя мне в глаза, произнес буквально следующее: «Будь у меня возможность вернуться в прошлое, я прикончил бы их всех еще раз! Я убивал бы их ровно столько раз, сколько шансов у меня было, потому что ни один из этих четверых ублюдков не имел права жить после того, что сделал…» Если не знать предысторию появления Алексея, или, как он сам себя называл, Лехи, на острове пожизненно заключенных, эти жестокие слова могли бы любого нормального человека по ту сторону тюремных стен лишь укрепить в мысли, что нахождение столь агрессивного бандитского отморозка в узилище для смертников вполне закономерно…
Почти сразу после прибытия на остров Леха рассказал мне историю своей трагичной, густо политой кровью любви, рассказал во всех деталях, не упуская даже мельчайших подробностей. Выслушав его, я прежде всего подумал о том, что смертный приговор, вынесенный ему за убийство порнодельцов и вероломно предавшего и обрекшего их с Аленой на верную гибель братка, более чем суров. Если бы суд не выполнял чье-то указание свыше, если бы судьи приняли во внимание личности жертв Реаниматора и сотворенное ими на этой земле запредельное зло, если бы Алексей рассказал на суде всю правду от начала и до конца, как мне, и тем самым добился участия в процессе любимой девушки, а та сумела бы дать показания, то ни о каком смертном приговоре не могло бы даже речи идти! Конечно, просто так списать четыре убийства нельзя. И это, как ни крути, правильно… Никто не имеет права вершить самосуд и лишать жизни другого человека, за исключением случаев вынужденной самообороны. Алексей, безусловно, заслужил наказание. Суровое. Справедливое. И по совокупности совершенных тяжких преступлений срок тюремного заключения вряд ли был бы менее десяти – двенадцати лет. Но десять лет – это еще не вся жизнь! Да, это много, это ужасно много – десять лет в зоне! Не все дотягивают до освобождения. Но осознание того, что срок неволи ограничен, дает крепкому духом человеку силы для выживания. К тому же всегда существует шанс покинуть зону досрочно…
Если бы суд вынес иной вердикт, Алексей Гольцов рано или поздно вышел бы на свободу. Крепкий еще мужчина, он запросто мог найти работу, создать семью, родить и воспитать детей… Увы, неоправданная жестокость приговора поставила на его жизни огромный жирный крест.
И не было ничего удивительного в том, что, зная историю Алексея и по-человечески сочувствуя ему – убийце! – я по мере моих скромных возможностей пытался поддержать его морально и подарить радость от общения с Господом. Ибо лишить человека его духовной жизни, к счастью, не в состоянии ни один суд, ни одна самая мрачная тюрьма в мире.
Мы виделись с Лехой раз в неделю. Гораздо чаще, чем с остальными узниками. Я приходил в его одиночную камеру, и там мы подчас по два-три часа проводили за беседами, для которых всегда находились темы. Алексей, в тюремных документах отныне навечно значившийся как «заключенный № 160», постепенно, по крупицам, рассказал мне буквально всю свою жизнь. А я поведал Лехе кое-что о себе. Про гибель Вики, про Вадима Скопцова, про свежую еще в памяти схватку с сектой сатанистов, главарь которой, Каллистрат, в результате медико-психологической экспертизы в конце концов был признан невменяемым и до конца дней своих отправлен в спецлечебницу… И каждая новая встреча с бывшим бандитом лишь укрепляла меня во мнении, что Гольцов – умный, крепкий духом парень, исковеркавший свою жизнь роковой ошибкой. Будучи студентом последнего курса мединститута, совершил по недомыслию уголовно наказуемый проступок, попал в «Кресты», познакомился там с Александром Мальцевым и не нашел в себе сил противостоять соблазну обещанной паханом сладкой жизни. Так вместо молодого специалиста-реаниматолога появился Леха Реаниматор.
Вначале, как признавался Леха, ему даже нравилось. Еще бы! Легкие деньги, дорогие автомобили, модные кабаки, сауны, модная одежда и доступные красивые женщины. Плюс оружие в кармане и непередаваемое словами ощущение принадлежности к могучей, наводящей страх на ч у ж и х криминальной группировке. Потом, гораздо позже, постепенно наступило прозрение. Только вот руки к тому времени были обильно выпачканы в бандитской крови, пролитой на стрелках и разборках с конкурентами, в битве за деньги. К счастью, серьезно калечить, пытать и тем более убивать предпринимателей ему за все годы в братве так и не довелось. Коммерсанты, запуганные и беззащитные, исправно платили назначенную дань. Милиция, в частности РУБОП, тоже не сильно досаждала. Половина сотрудников отделов по борьбе с оргпреступностью давно сидела «на кормушке» у бандитов. Так что главные проблемы возникали со стороны конкурирующих группировок и огромного числа мелких банд, отличавшихся особой жестокостью и состоявших из законченных отморозков. Такие пробитки действовали по принципу точечных опустошающих набегов на чужую территорию и понимали только язык оружия…
Когда стало совсем невмоготу, Алексей сел за компьютер и придумал себя заново. Так, благодаря Интернету, в его жизнь вошла, ворвалась, сразу заполнив собой зиявшую в душе холодную пустоту, юная немая девушка Алена. А позже произошло то, что произошло…
Я не скрывал от недавно назначенного на должность начальника тюрьмы подполковника Саенко своего мнения относительно несправедливости вынесенного «заключенному № 160» приговора. Однажды, без особой надежды, под впечатлением очередного разговора с Алексеем даже поинтересовался возможностью пересмотра дела, заранее предвидя неутешительный ответ… Действительно, просить высоких начальников о смягчении приговора бандиту, бывшему активному члену ОПГ, признавшемуся в умышленном убийстве четырех человек, было так же безнадежно, как пытаться доказать дикарю из джунглей, что земля не плоская, а круглая…
На двенадцатом месяце своего пребывания в тюрьме особого назначения Алексей неожиданно попросил охрану о встрече со мной. Когда я пришел к нему в камеру, он, пребывая в крайнем нервном возбуждении, сбиваясь, сказал, что прошлой ночью ему приснился сон, перетряхнувший весь его внутренний мир, и, к моему огромному удивлению, категорично спросил, могу ли я при помощи подключенного к Интернету компьютера, который без труда можно найти в Вологде (в город я наведывался не реже одного раза в месяц), послать письмо Алене Беловой, спросить, как у нее дела. Слушая его путаную речь, я с грустью подумал: «Вот и этот не выдержал. Дело вовсе не в каком-то там сне, а в том, что Леха сломался, окончательно осознав, что выхода нет. И что он останется здесь навсегда».
Я выслушал более чем неожиданную просьбу пожизненно заключенного, умоляюще глядевшего мне в глаза, и спросил:
– А стоит ли, Леша? Ведь для нее ты уже целый год не существуешь. В е е мире тебя давно уже нет. У девушки, особенно после того, как к ней вернулась способность говорить, теперь совсем другая жизнь. И с людьми она общается уже без помощи компьютера. Возможно, – осторожно предположил я, – у Алены даже появился друг… И тут вдруг приходит письмо с того света. Для девушки, какие бы чувства вас в прошлом ни связывали, это послание будет очень сильным шоком. Подумай о ней.
– Если мне не изменяет память, – сухо выговорил Алексей, – однажды вы, батюшка, сказали, что, будь у вас возможность, сделали бы все, чтобы облегчить мою участь. Или я тогда ослышался?! – Гольцов приподнял брови и посмотрел на меня как на лицемерного лжеца, не отвечающего за свои слова.
– Я имел в виду тот отрезок времени, когда суд еще не вынес тебе смертный приговор, – спокойно конкретизировал я. – Да, чисто практически мне не составит труда отправить из Вологды сообщение на электронный почтовый ящик Алены. Но если я сделаю то, о чем ты просишь, то нарушу закон. За такой поступок… в общем, начальник тюрьмы будет иметь полное право требовать, чтобы я, умышленно нарушивший условия моего пребывания в закрытом режимном учреждении ГУИНа, немедленно покинул остров. Навсегда. Ты этого хочешь? Я – нет.
– Хотите сказать, что я, зэк, толкаю вас, священника, на преступление? Ну и что?! – скрипнув зубами, взорвался Алексей. – Это самое безобидное преступление из всех, какие вообще можно совершить! – Медленно опустив взгляд и уставившись в пол камеры, Реаниматор понизил голос почти до шепота: – Неужели вы не видите, как мне это нужно… Просто знать, что с ней все в порядке! Большего я от вас не требую! Одно-единственное письмо и… если будет… один ответ. Я прекрасно понимаю, что прошу вас о том, чего вы делать не должны. И понимаю, ч е м вы рискуете в случае, если охране станет известно о нашей договоренности. Ведь смертник не имеет права на переписку. Но… ведь никто ничего не узнает, так?! Или вы выезжаете в Вологду только в сопровождении ментов?
– Так было только в самом начале моей службы на Каменном, – ответил я. – Бывший начальник тюрьмы, подполковник Карпов, имел все основания не доверять мне, считая меня засланным тайным агентом спецслужб, который должен неотлучно находиться в тюрьме и докладывать наверх о всех нарушениях. К тому же ему было что скрывать… Тогда за мной в Вологде действительно следили. Причем не таясь, открыто. Сейчас я просто выхожу из машины и возвращаюсь назад в оговоренное время.
– Я знаю, чего вы на самом деле опасаетесь, отец Павел, – снова подняв глаза и с надеждой посмотрев на меня, сказал Алексей. – Вы не боитесь, что вас заметят. И уж тем более узнают, по какой надобности вы решили зайти в Интернет-клуб. Практически это невозможно. Даже если за вами будут наблюдать сразу два топтуна! Нет, вы просто опасаетесь… если она… ответит и не захочет ограничиться лишь одним письмом… то я буду снова и снова просить вас быть нашим посредником. Такого не случится. Я понимаю – все кончено. И не хочу портить Алене жизнь, превращаться из первого любимого мужчины в вечно висящий за спиной, постоянно напоминающий о своем существовании в каком-то параллельном мире бестелесный призрак. Я обещаю вам. Всего одно письмо!.. Неужели вы – не на словах, а реально – не можете сделать для меня даже такую мелочь?!
– Для тебя письмо от Алены – мелочь?
– Что?.. Нет. То есть… Да, вы правы. Для меня это очень важно. Я хочу знать, что с ней все хорошо. Я не прошу вас соглашаться прямо сейчас, отец Павел…
– Просишь, Леша, просишь, – чуть улыбнулся я, качая головой. – Прости, но…
– Ладно. Хватит! – излишне резко перебил меня Гольцов. – Будем считать, что я вам ничего не говорил, а вы ничего не слышали. Извините. Я действительно не должен был предлагать вам, священнику, совершать недостойный поступок. Письмо смертника любимой девушке – это ведь кошмарное, опасное преступление…
Я услышал, как скрипнули его зубы.
– А теперь… если вы не возражаете, батюшка, можно я побуду один?! – сухо, уставившись в одну точку на стене, попросил узник.
– Конечно, – кивнул я. Подошел к двери камеры и нажал кнопку звонка, вызывающего контролера. Вскоре дверь распахнулась и выпустила меня в ярко освещенный коридор.
– Все в порядке, отец Павел? – бросив холодный взгляд на неподвижно сидящего на нарах зэка, задал традиционный в таких случаях вопрос прапорщик.
– С Божьей помощью, – ответил я и, перекрестившись, первым направился вперед, к расположенной в конце коридора, перекрывающей вход в корпус решетке, у которой дежурил другой контролер.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21
|
|