Тюрьма особого назначения - Кобра

По обе стороны коридора имелось несколько дверей, и, проходя мимо них, я быстро определил, что справа находится кухня, а слева – огромные, тихо гудящие холодильники для продуктов. Мы дважды встречали ниоткуда появляющихся людей из числа обслуживающего персонала, но они, целиком занятые своим делом, проносились мимо с каменными лицами, обращая на нас, чужаков, не больше внимания, чем чукчи-оленеводы – на двадцатиградусный мороз.

Теперь оставалось найти выход к лестнице, ведущей на этажи, но, несмотря на все наши старания, у меня вскоре создалось впечатление, что мы заблудились в подземном лабиринте египетских пирамид или руинах храма бога Солнца на острове Пасхи. Неизвестно, до каких пор мы бродили бы по извилистым коридорам служебных помещений отеля, если бы не официант, внезапно выкативший свою тележку из кабины грузового лифта. Мы вежливо пропустили парня, а сами, молча переглянувшись, зашли внутрь. Я нажал на кнопку четвертого этажа, где, насколько я помнил номер на квитанции, и должны были находиться забронированные две недели назад скромные двухместные апартаменты.

– И все-таки должна быть лестница, – упрямо твердил Борис, когда кабина лифта плавно понеслась вверх. – Иначе как они попадут наверх, если испортится подъемный механизм?

– Нам это уже не важно, – заметил я.

Двери лифта плавно открылись, и мы шагнули на мягкий зеленый ковер небольшого холла. Вокруг, как и в прачечной, не было ни души, если не считать висящего на стене черно-белого фотопортрета почтенного господина в цилиндре. Если верить надписи – сэра Джона Паркера, основателя отеля, открытого аж в далеком девятьсот двадцать четвертом году. По стенам холла были расставлены потертые, но еще вполне пригодные для протирания штанов туристов кожаные диваны, а возле окна журчал декоративный фонтанчик. В воздухе витали традиционные для небогатых отелей запахи табака, кожи, старого дерева, ковров и освежителя для воздуха. Где-то вдалеке, в правой части длинного коридора, громко работало радио. Из-за лакированной двери ближайшего к нам номера раздавались заливистый женский смех, приглушенный мужской бас и бубнение телевизора.

Нам понадобилась всего пара секунд, чтобы осмотреться, и несколько десятков шагов – чтобы наконец остановиться возле двери с медной табличкой, на которой были выгравированы цифры «428».

Борис, оглядевшись по сторонам, достал из-за пояса «браунинг» и переложил его в карман куртки, а я, приложив ухо к двери, прислушался к доносящимся изнутри голосам. И едва не задохнулся от вдруг подпрыгнувшего до самого горла и остановившего дыхание сердца, когда услышал протяжный стон только что испытавшей оргазм женщины.

По тому, как сжались мои кулаки и напряглись скулы, Борис понял, что мы «оказались в нужном месте в нужное время». Встретившись со мной глазами и получив молчаливое одобрение, он громко постучал в дверь, на ручке которой висела стандартная пластиковая табличка с надписью: «Просьба не беспокоить». Потом отошел на шаг и, развернувшись вполоборота, приготовился в следующую секунду обрушиться на дверь всеми своими полутора сотнями килограммов.

Однако прошло не менее двух минут, прежде чем за дверью послышались шаги и грубый, явно недовольный мужской голос рявкнул по-английски:

– Что надо? Читать не умеете? – и добавил, уже по-русски, на полтона тише: – Пидоры слепые!

– Обслуживание номеров, – пролепетал мой крупногабаритный помощник. – Простите, мистер, но у нижнего номера весь потолок мокрый. Мне надо срочно проверить трубы в вашем санузле. Это не займет много времени. Еще раз прошу прощения.

– Вот уроды, – выругался на языке родных осин Катин дружок. – Ладно… – добавил он по-английски. – Сейчас. – В замке повернулся ключ. Дверь дрогнула, приоткрылась. В узком промежутке между нею и косяком промелькнула чья-то тень. Борис не мешкал – он тотчас выхватил из кармана свой пугач и, словно рассерженный дикий кабан, вломился в номер, сметая и круша все на своем пути.

Вслед за таксистом, сразу же прикрыв за собой дверь и заперев ее на ключ, медленно вошел я.

* * *

Блондин лежал на полу, опрокинутый ударом двери в лоб. Сила толчка была столь велика, что его отбросило на три метра от порога и он едва не вынес вторую дверь, ведущую из прихожей в комнату, выбив в ней стекло. Если не считать накинутого на плечи и кое-как перетянутого поясом банного халата, этот отлично знакомый мне тип с серьгой в левом ухе был совершенно голый. Так же, как и испуганно глядящая на нас Катерина, сидящая на широкой двуспальной кровати и натянувшая одеяло до. подбородка. Словно эта «броня» могла хоть как-то защитить ее от вторжения страшного пузатого амбала.

Борис направил свой «браунинг» на блондина, и он, как камчатский краб, стал на четвереньках пятиться в комнату, прямо по осколкам стекла, и не останавливался до тех пор, пока не уперся спиной в кровать. А когда он увидел меня, появившегося из-за широченной, как трехстворчатый шкаф, спины Бориса, его нижняя губа начала подрагивать, и создавалось ощущение, будто он сейчас расплачется. Катя тоже громко вскрикнула и еще глубже зарылась в одеяло.

Я подошел к кровати и наотмашь ударил Зайку ладонью по лицу. Между прочим, я впервые в жизни поднял руку на женщину, но – видит бог – отвесив этой твари звонкую пощечину, я не испытал ничего, кроме удовлетворения. Она заслужила ее сполна.

– Привет с того света, солнышко! – я титаническим усилием воли заставил себя улыбнуться как можно шире. – Ты думала, что я уже мертв, не правда ли? Что мой бездыханный, перепачканный запекшейся кровью труп сейчас валяется со свернутой шеей на дне сухого колодца неподалеку от Пскова? О, смею тебя заверить – ты глубоко заблуждаешься!.. Я жив, можно сказать – почти здоров и перелетел сюда, за океан, лишь за тем, чтобы окончательно прояснить ситуацию, а также раздать и получить накопившиеся за время нашей разлуки долги. Вдруг я случайно ошибся? И на самом деле не было никакого ограбления, никаких денег, никакого электрошокера, не было ударов ногами по голове? А вдруг я сам, случайно, ушел с бензозаправки, два часа шагал вдоль обочины шоссе, а затем, углубившись в лес на несколько километров от трассы Киев – Санкт-Петербург, поскользнулся на ровном месте, да так неудачно, что перелетел через метровую бетонную стену и рухнул на дно сухого колодца?!

Я перевел взгляд на копошащегося на полу курьера:

– А-а, и вы тоже здесь, мистер Пердунофф! Какая неожиданная и приятная встреча! Что ж, вас, вероятно, можно было бы поздравить с блестящей идеей, если бы не нелепая случайность, благодаря которой я сейчас стою перед вами, а не кормлю крыс в сырой темной яме глубиной в восемь метров. Какой облом! Вот что значит трусость и чистоплюйство. А ведь стоило вам всего лишь слегка унять дрожь в коленках, поднапрячься, взять еще один грех на душу, саданув меня хорошенько монтировочкой по затылку – и больше никаких проблем! Но теперь, увы, слишком поздно…

Блондин посмотрел на меня исподлобья, полным ненависти и лютой злобы взглядом, и мне это так не понравилось, что я уже собрался, не сходя с места, поучить его правилам хорошего тона, но меня опередил Борис. Он, не церемонясь, заехал курьеру ногой в ухо, причем настолько удачно, что бедняга сделал кувырок и растянулся плашмя, уткнувшись лицом в носок моего пыльного ботинка. Я, нагнулся, сгреб его за отвороты халата и рывком прислонил к спинке кровати. Катя гортанно взвыла, словно получившая пинка брехливая шавка, вздумавшая помочиться в неположенном месте. Я перевел взгляд на девчонку и укоризненно покачал головой:

– Бедняжка. Как же тебя угораздило вляпаться в такую скверную историю? А как все красиво начиналось! Помнишь, малыш, какие ласковые и красивые слова ты мне шептала на ухо, рыдая на моей груди и размазывая тушь по щекам?! Ты говорила, что любишь меня, что хочешь покончить со своим куртизанским прошлым, выйти за меня замуж и родить парочку очаровательных детишек, которые не будут ни в чем нуждаться, потому что у папы и мамы к тому времени уже будет все, что необходимо для тихого семейного счастья. Роскошный дом на западном побережье, где-нибудь в пригороде Лос-Анджелеса, солидный счет в банке, прибыльный налаженный бизнес?! Выходит – обманывала?! Нехорошо, очень нехорошо. С близкими людьми так не поступают, солнышко…

– Я… Денис… Так получилось… Я не хотела! – почти закричала, рванувшись вперед, Катя, и мне пришлось еще раз ударить ее по щеке. Не очень сильно, а так, чтобы почувствовала и прониклась всей сложностью текущего момента. Пощечина в таких ситуациях действует гораздо эффективней, чем яростные угрозы порезать на куски или традиционный, подходящий для мужика, удар снизу в челюсть. Все-таки дама, как-никак.

– Если кто-то из вас попробует еще раз крикнуть, дабы привлечь внимание соседей или персонала, пеняйте на себя! Мне терять нечего, у меня и так три покойника на шее. – Борис, помахивающий зажатым в волосатой лапе «тридцать восьмым», был самовоплощение мести, и его грозное предупреждение получилось вполне доходчивым. Никто из наших «оппонентов» даже не пикнул.

– Да, не хотелось бы, чтобы нас отвлекали в такой щекотливый момент, как раздача долгов, – подтвердил я, не сводя глаз с Кати и блондина. Сейчас они выглядели не такими довольными, как пять минут назад, когда я стоял снаружи и, прислонившись ухом к двери номера, слушал издаваемые ими вопли блаженства.

– А знаешь, ты, падла, о чем я сейчас жалею больше всего? – я схватил блондина за волосы и запрокинул ему голову. – Не знаешь… Куда тебе, убогому. Ну, так я не гордый, сам отвечу. Я жалею о том, что не взял из дома ту простынь, на которой ты, пидорюга, оставил свои спуски!!! Сейчас бы я порвал ее на части и затолкал бы их, любовнички вы мои ненаглядные, в жадные ваши хавальники!!!… – Я сжал кулак и без замаха, но – от всей души засветил курьеру в нос. Что-то хрустнуло. Блондин взвыл было белугой, но, услышав недовольное кряхтенье Бориса и покосившись на черный вороненый ствол, тут же заткнулся. Я продолжал держать его за волосы.

– Где мои баксы, гнида?! Уж не думаешь ли ты, что я, по доброте душевной, решил отказаться от своей доли – а теперь она составляет ровно сто процентов – в фонд помощи голодающим в джунглях повстанцам Зимбабве?! А х… й на серебряном блюде под соусом из хрена ты не хочешь, мразь?!! Я считаю до трех. Если не скажешь, где деньги, – пеняй на себя, сука. Раз!..

Курьер молчал, продолжая следить за моими движениями взглядом, мутным от злости, отчаяния и сознания полного поражения. А потом, после счета «два с половиной», произошло неожиданное. Почти не открывая рта, он хрипло выдавил: – Чтоб ты сдох, ур-р-род! – и вдруг, шмыгнув носом, смачно харкнул мне в лицо липкой кровавой слюной.

Я до сих пор не понимаю, как мне удалось в тот момент не сорваться и оставить его в живых. Видимо, причина крылась в деньгах – я до сих пор не знал, где они. Поэтому в ответ на плевок я, утерев лицо рукавом, тремя подряд быстрыми, словно пулеметная очередь, ударами кулака превратил его и без того сломанный, распухающий прямо на глазах нос в сизую давленую сливу. Прошипел:

– Ладно, чуть позже еще поговорим, – и оттолкнул его от себя, швырнув на пол. Посмотрел на Катю, чувствуя, как начинает дергаться нерв на виске:

– Давай, бэби, колись по-быстрому! А то у Бориса сдадут нервы и он сделает с тобой то, на что я не способен в принципе, даже после всего хорошего, что ты для меня сделала!

В знак согласия таксист так злорадно ухмыльнулся, что Катя даже всхлипнула, видимо представив во всех красках свою дальнейшую участь, в которой на первом плане отчетливо виднелись клиника пластической хирургии и инвалидная коляска.

– Ключ от сейфа в моей сумочке. – Зайка как-то сразу обмякла и пустыми глазами следила за тем, как я взял с туалетного столика элегантную зеленую сумочку из змеиной кожи, вытряхнул содержимое на кровать. Помимо двух видов помады, пудреницы, зеркальца, косметического карандаша и упаковки бумажных салфеток я обнаружил похищенные у меня ключи от квартиры, перстень-печатку, часы и подаренные родителями запонки. Ключа от сейфа в «Кэмикл-банке» не было.

– Ошибочка вышла, – я забрал по праву принадлежащие мне вещи. Надел часы и перстень, запонки положил в карман. – Или ты, глупышка, решила поиграть со мной? Это зря. Сегодня я не в настроении…

Однако было очень похоже, что Катя не меньше меня удивлена отсутствием среди безделушек заветного «золотого» ключика… Она перевела растерянный взгляд на блондина, уже слегка очухавшегося после моей примочки и вновь привалившегося спиной к кровати. Борис внимательно следил за курьером, демонстрируя свое грозное оружие для колки орехов и недобро кривя губы, словно говоря тем самым: «Только дай мне повод, засранец – и я наделаю в твоей шкуре столько отверстий, что ты будешь похож на голландский сыр!»

– Знаешь что, Боря, обшмонай-ка ты все вокруг, включая унитазный бачок и подкладку на одежде, – обратился я к таксисту, мысленно уже прикидывая, куда бы я сам спрятал ключ, если бы в этом существовала необходимость. – А Катя нам сейчас подробно, не пропуская ни одной детали, расскажет об их едва не закончившемся успешно гениальном плане по похищению чемоданчика с деньгами… Впрочем… а давай-ка я сам начну, а ты, Зайка, если что, меня поправишь. Договорились?! Вот и ладушки.

Взяв у Бориса «тридцать восьмой» и отойдя на пару шагов от полулежащего на полу курьера, дабы не вводить бедолагу в искушение попытаться в порыве отчаяния прыгнуть на меня и вцепиться в горло, я прислонился плечом к дверному косяку, закурил сигарету и начал излагать свое видение комбинации:

– Я не знаю, кому именно из вас первому пришла в голову идея ограбить Брокера, но это, по большому счету, и не важно. Главное, что толчком к разработке и осуществлению этого дерзкого и не лишенного изюминки плана стало возникновение пылких чувств между любовницей бандитского финансиста и работающим на него же, регулярно перевозящим из Риги в Питер огромную сумму наличных денег курьером. Возможно, идея обеспечить свое светлое будущее за счет «грязных» баксов из Прибалтики пришла вам в головы одновременно. А уж как следствие родился и сам план ограбления. Но в нем было два вопроса, которые требовалось решить. Первый: как украсть кейс у самого себя, когда рядом – два зорко следящих за сохранностью денег телохранителя? И второй: как при этом отвести от себя подозрения и направить Брокера по ложному следу? Зная некоторые подробности личной жизни господина Пердуноффа… – я с ухмылкой посмотрел на курьера. – Ой, простите, но я до сих пор не знаю вашей настоящей фамилии, так что пусть покамест будет Пердунофф… Надо же вас как-то величать… Так вот, решение первого вопроса пришло мгновенно – брат-близнец! Скромный, как две капли воды похожий на уютно устроившегося в Питере братца, задрюченный жизнью работяга, скорее всего – из провинции! О существовании которого никто из команды Браташа даже не догадывался!.. Казалось, сама природа дает вам уникальный шанс обтяпать это выгодное дельце, заплатив за два миллиона баксов чужой жизнью. Точнее – сразу четырьмя. Лжекурьер, охранники и я… Как и за какие коврижки вы, господин Пердунофф, уговорили родного брата подменить вас на одну ходку в Ригу – это уже второстепенные детали. Главное в другом – чтобы раз и навсегда отвести от себя подозрения, для всех окружающих вы решили просто… умереть! Но – как!!! Положив вместо себя в могилу ничего не подозревающего родного брата-близнеца!!! Да уж… На такую гнусность, даже имея с близким родственничком не слишком радужные личные отношения, способны о-очень немногие подонки. И вы – один из них… Однако подставить брата – это только полдела. Вам обязательно нужен был исполнитель. Тот безумный, кто согласился бы непосредственно осуществить ограбление в поезде и доставить вам кейс до машины, на блюдечке с голубой каемочкой. Даже не представляя себе, что жить ему осталось – от силы двадцать – тридцать минут. И тут вам неожиданно повезло. Судьба предоставила вам еще один козырный шанс в лице Дениса Стрельникова, совершенно случайно оказавшегося в ночном клубе «Старый диктатор» за соседним столиком от Браташа и с которым изрядно подвыпившему Брокеру вдруг вздумалось вступить в диалог. Мигом навострив ушки и узнав, что я регулярно мотаюсь в Америку и обратно, да к тому же – просто не свожу с нее глаз, маленькая тварь сразу смекнула, что лучшего кандидата на роль исполнителя ей вряд ли удастся найти. Узнав мой домашний адрес, она решительно принялась за дело… Так что прими мои искренние поздравления, солнышко, ты – прирожденная актриса!..

Лицо Кати, еще недавно бледное, на глазах наливалось краской, а страх, застывший в глазах, стремительно уступал место ненависти и злобе. Нетрудно предположить, кто являлся для нее столь сильным раздражителем. Уж точно не распластанный на полу любовник и не шмонающий прихожую Борис.

– Теперь насчет баллончиков с газом и переправки денег, – продолжал я. – С этим, как я сам имел возможность убедиться, в наше шкурное время, когда спрос рождает предложение, а интернет становится все более и более доступным, дело обстоит гораздо проще, чем может представить себе рядовой обыватель. Произведенный в Израиле сильнейший концентрированный газ нервно-паралитического действия, применение которого допустимо только на открытом воздухе с целью нейтрализации террористов, в крохотном замкнутом помещении легко превращается в газ-убийцу. Боюсь ошибиться, но вполне вероятно, что, прежде чем использовать его для нейтрализации лжекурьера и охранников, господин Пердунофф провел тестирование на ничего не подозревающих гражданах в аналогичных условиях поездного купе. Я прав, выродок?!..

Блондин не ответил, он лишь играл желваками и глядел на меня затравленным, ненавидящим взглядом угодившего в капкан волка.

– Значит, прав… Стало быть, на вашей гнилой совести еще несколько загубленных жизней… Ладно, едем дальше. Насчет безопасного канала перевода денег через океан вы, разумеется, тоже заранее все пробили и утрясли. В противном случае мы бы сейчас здесь, в этом номере, не беседовали… Осталось самое последнее – сам акт ограбления в «Балтике». Купившийся на разыгранный Катей любовный спектакль глупец-смертник, то есть я, сам того не ведая отправляет к праотцам трех пассажиров курьерского купе, спокойно забирает чемоданчик с деньгами и сходит во Пскове. Затем на заправке получает в спину разряд из электрошокера – тоже более чем доступной в наше время вещицы! – после чего, сменив господина Пердуноффа в багажнике жигулей, совершает короткое путешествие до колодца, где ему предстоит сгинуть навсегда. Довольные подельники возвращаются на машине в Санкт-Петербург, отправляют сами себе в Нью-Йорк краденые деньги и, ничтоже сумня-шеся, едут на квартиру злодейски убиенного исполнителя, где обчищают сейф и даже занимаются сексом, испытывая при этом настоящий экстаз. Затем скоренько прихватывают кое-что из личных вещей и улетают в Столицу Мира. Где без проблем получают свои денежки и, как люди по натуре бережливые, кладут их в сейфовое хранилище «Кэмикл-банка», а сами останавливаются в забронированном номере отеля под странным и слегка грустным названием – «Лав Энд». Где празднуют победу и предаются любовным ласкам. Даже не подозревая, что за дверью стоит воскресший труп, жаждущий сатисфакции. И вот раздается стук в дверь. Несмотря на вывешенную на дверной ручке табличку с просьбой не беспокоить. Едва успевший испытать оргазм господин Пердунофф отпирает замок и… Вот, собственно, и вся душещипательная история. Ну, как? Поправки, комментарии, уточнения будут? Или и так сойдет?!

Я затушил окурок сигареты прямо о стену, бросил его на пол, раздавил каблуком и окликнул копошащегося где-то за моей спиной Бориса:

– Ну что там?

– Ничего нет, если не считать бумажника с двумя штуками баксов в кармане плаща и закатившегося за шкаф «квотера», – таксист бросил на зеркальный столик тонкую пачку денег и монету в двадцать пять центов. Я кивнул:

– В кошельке нашей маленькой пленницы найдешь еще пять сотен. Прибавь их к этим двум штукам и считай, что половину гонорара ты уже отработал.

– О'кей! – уговаривать Бориса было не нужно, и деньги быстро переместились в нагрудный карман его мокрой от пота фисташковой хлопковой рубашки.

– Послушай, ты, прыщ на жопе, – я присел на корточки и ткнул дулом пистолета в лоб курьеру. – Ты меня достал. Так что даю тебе последний шанс. Если скажешь, где ключ, я не буду настаивать на том, что бы Боря сделал так, будто ты, пережрав виски, случайно захлебнулся в ванной, а твоя похотливая сучка, увидев такое горе, сдуру вскрыла себе вены. Считать до трех я больше не буду. Говори сразу, сейчас. И учти, падаль – еще раз взбрыкнешь – стреляю без предупреждения. Или – или. Давай, колись!.. – и я сильно вжал ствол «браунинга» в переносицу этого подонка. Видимо, это было больно.

Блондин резко дернул плечами, пояс на его пузе развязался, полы шелкового халата разошлись в стороны, и я увидел на груди бывшего курьера толстую золотую цепь вязки «бисмарк», на которой, вместо креста или кулона, висел знакомый мне хромированный ключик от сейфа. Я хмыкнул и одним резким движением сорвал цепочку с шеи блондина. Столь варварское действие не могло пройти бесследно – на коже моего несостоявшегося убийцы стал быстро вздуваться, наливаясь кровью, толстый розовый рубец.

– Вот и золотой ключик… Не повезло тебе, Буратино… Борис?

Я сжал ключ в кулаке и уже выпрямлялся, вставая на ноги, когда блондин внезапно кинулся на меня, свалив с ног. От неожиданности я выронил пистолет и упал навзничь, чувствуя, как на моей шее с неотвратимостью кузнечных клещей сжимаются холодные и липкие от крови руки. Еще миг – и моя трахея переломилась бы, как вафельная трубочка, но тут блондин вдруг дернулся, обмяк и с глухим стуком уткнулся лбом в пол. Это стоявший рядом Борис обрушил на его затылок свой тяжелый кулак. А потом схватил его за волосы и отбросил в сторону, проворчав недоуменно:

– Мудак какой, ты глянь. Видел же, что я всего в одном шаге стою! Ан нет – все равно вцепился!..

Оперевшись на руку таксиста, я поднялся с пола. Но тут случилась новая проблема – Катя начала громко, истерично смеяться. Пришлось снова влепить ей оплеуху. Орать Зайка перестала, но все равно сотрясалась от беззвучных спазмов. Вот так крыша у людей и едет… Впрочем, я понимал, что сейчас происходит у нее в душе. В одночасье лишиться двух миллионов баксов, добытых после такого количества трупов и усилий – это испытание не для слабонервных.

– Он? – кивая на мой сжатый кулак, спросил Борис.

– Да, – подтвердил я. – Слушай, ты мне доверяешь? Тогда тебе нужно будет часик побыть здесь, приглядеть за этой сладкой парочкой, а я пока сгоняю в банк. Возьму сумку с деньгами и оставлю ее в надежном месте, у знакомых, которые не будут рыться в моих вещах. Когда сделаю – позвоню сюда, в номер. Встретимся на Брайтоне, и я отдам тебе оставшиеся две с половиной штуки. Потом зайдем куда-нибудь перекусить и выпить. – Я вернул Борису ствол.

– А с этими инфузориями что делать? – он ткнул «тридцать восьмым» в сторону Кати и курьера. – Покалечить?

– Думаю, не стоит. А вот забрать у них документы, изорвать в лохмотья одежду и в таком виде оставить в чужой стране, голыми, без гроша в кармане – это будет в самый раз. В Россию они не сунутся, там их уже ищут благодаря кое-каким открывшимся фактам, – решил на всякий случай соврать я. – Так что пусть тут бомжуют. Или на панель идут. Отель оплачен еще на сутки, потом их выкинут отсюда пинком под зад. Как считаешь, веселое их здесь, в Нью-Йорке, ждет будущее? При таком шикарном «стартовом капитале»?

– Я бы сразу застрелился, – покачал головой Борис и ухмыльнулся: – Какой ты, однако, жестокий, Дэнни. По мне так лучше инвалидом. Хоть в больницу для бродяг бесплатно положат. И с голоду сдохнуть не дадут. Все лучше, чем пи…ой и задницей на грязном асфальте торговать. А потом загнуться от СПИДа где-нибудь возле мусорной кучи. Бр-р! – Таксист почти натурально поежился.

– Ничего, ребята так долго хотели подышать воздухом свободы. Вот пусть и дышат, сколько душа пожелает. До рвоты. – Я оставался непреклонным. – Ладно, приглядывай тут пока за ними. Я позвоню сразу, как управлюсь.

Я подошел к стоящему на столе телефону, запомнил обозначенный на аппарате номер для городского дозвона и, не теряя времени понапрасну, покинул отель таким же способом, как и проник сюда. Правда, не без проблем. На сей раз в расположенной в подвале прачечной находились сразу две работницы, лет сорока – судя по виду, мексиканки, – которые при моем появлении начали размахивать руками и громко кричать на ломаном английском, чтобы я убирался, иначе они позовут охрану. Я быстро заткнул их луженые глотки громким: «Шарап!» и доходчиво объяснил, что, если они ляпнут еще хотя бы слово насчет вызова охраны, я немедленно позвоню в иммиграционный контроль Нью-Йорка и вызову в «Лав Энд» инспектора. Пусть мистер чиновник проверит законность нахождения крикливых мексиканок в звездно-полосатой стране. Моя догадка угодила в цель – тетки, молча переглянувшись, повернулись ко мне объемистыми задницами и сделали вид, что я от рождения прозрачный, как сын стекольщика. Таким образом консенсус интересов был достигнут, и я спокойно покинул прачечную через окно…

Выйдя на улицу, я остановил первое попавшееся такси и приказал водиле-ниггеру ехать в один из самых крупных банков в мире, «Кэмикл-банк». На счетах этого финансового монстра находились сотни миллиардов долларов, а престиж и надежность были на таком высоком уровне, что для обычного открытия счета требовалось внести в кассу не менее полутора тысяч баксов. Я собирался открыть там свой персональный счет не позднее, чем послезавтра.

Предъявив на входе ключ и произнеся кодовое слово, я получил разрешение охраны спуститься вниз, в бункер, где на уровне четырех этажей под землей располагался неприступный бастион персональных заначек более чем ста тысяч клиентов. Сопровождающий полицейский вставил в ячейку второй – контрольный – ключ, повернул его одновременно с моим и сразу же покинул секцию, не имея права следить за тем, что именно я беру или кладу в свой личный анонимный сейф. Я проводил копа взглядом и, задержав на миг дыхание, открыл толстую стальную дверцу.

Сейф был пуст.

* * *

Из банка я вылетел, как пуля, и сразу же бросился к уличному таксофону. Набрал номер и стал ждать, но к трубке в номере 428 отеля «Лав Энд» никто не подходил. Я набрал номер еще раз, выждал двадцать гудков, но результат был аналогичный. Внутри у меня все похолодело, я понял, что за время моего недолгого отсутствия там что-то случилось. Я повесил трубку, остановил такси и приказал лохматому филиппинцу – а может, малазийцу, кто их, тихоокеанских островитян, разберет – на ближайшие несколько минут забыть про ограничение скорости и дорожные знаки, подкрепив свои слова бумажкой в двадцать баксов. Водила оказался понятливым и, как выяснилось, отлично знал эти каменные джунгли. Мы летели, как ветер, но даже такое ралли казалось черепашьими бегами.

Наконец такси, взвизгнув тормозами, остановилось за два дома до отеля на Кони-Айленд. Я выскочил из машины и, даже забыв закрыть за собой дверь, побежал на задний двор «Лав Энда», к окошку прачечной. Я юркнул в него, как убегающий от собаки кот, спрыгнул вниз и бросился в коридор, к служебному лифту. Только поднявшись на четвертый этаж, я вспомнил, что даже не обратил внимания – был ли в прачечной кто-нибудь из обслуги или нет.

Едва двери лифта разъехались, я кинулся к двери номера, схватился за ручку и дернул. Заперто. Я постучал, сопроводив стук словами:

– Борис, это я!

Ответа не последовало. Тогда я, стараясь не производить лишнего шума, уперся в дверь плечом и надавил, благо та, вопреки гостиничному обыкновению, открывалась внутрь. Вышибать дверь с разбега, конечно, гораздо легче, но в таком случае рассчитывать на сохранение инкогнито не приходится. На моем лбу проступили капли горячего пота, которые, стекая вниз, щипали глаза, зубы скрипели, грозя раскрошиться, но я не сдавался. Лишние полминуты все равно ничего уже не решали, а спалиться мне совсем не хотелось. Наконец простенький, но сработанный на совесть лет пятьдесят назад врезной замок не выдержал натиска и выскочил из паза. Я шагнул в номер и тут же остановился, чувствуя, как к горлу стремительно подкатывает тошнота.

Борис лежал на полу лицом вниз, широко раскинув руки, одна из которых продолжала сжимать черную рукоятку «браунинга». Вокруг его головы на добрые полметра растеклось темно-красное пятно густеющей прямо на глазах крови, а в голове, чуть левее правого уха, зияла дыра размером с советскую пятикопеечную монету.

Тут же валялось и орудие убийства – тяжелая настольная лампа из бронзы в виде орла с распростертыми крыльями. Клюв хищника был обильно вымазан кровью, и не нужно было иметь за плечами Полицейскую Академию, чтобы сообразить, чья это кровь. В номере не наблюдалось никаких признаков борьбы. Смерть застала таксиста врасплох. Он имел неосторожность на секунду-другую повернуться спиной к Кате или курьеру, и этой оплошности оказалось достаточно, чтобы… Эх, Борис, Борис… Теперь тебе ни за что не вернуть обратно твой роскошный дом на берегу океана с голубым бассейном и розовыми кустами вместо ограды. Как же ты так неосторожно, земляк? Ведь предупреждал же…

Я присел на корточки, не без труда освободил из крепко сжатых пальцев ствол, положил его в карман, а затем, еще раз окинув взглядом комнату, вышел из номера. Я вспоминал все свои действия и пришел к выводу, что полиции не светит обнаружить на месте убийства отпечатки моих пальцев. Чего нельзя было сказать про Катю, ее бойфренда и проводившего в номере тщательный обыск Бориса. Я сильно сомневался, что, покидая в спешке отель, кому-нибудь из «сладкой парочки» пришло в голову стереть свои отпечатки. А это значит, что уже через несколько часов на туристов из России объявят федеральный розыск, а фотороботы разошлют во все морские вокзалы и международные аэропорты США. У меня оставался лишь один шанс самому свершить правосудие и, рассчитавшись до кучи за «шутку» с банковским сейфом, прибрать к рукам два миллиона долларов. Для этого нужно было добраться до Зайки и блондинчика хотя бы на полчаса раньше, чем это сделает расторопная полиция Соединенных Штатов. Задача не менее сложная, чем для никому не известного любителя – прийти к финишной ленточке раньше олимпийского чемпиона. Но, в отличие от полиции, я все-таки имел определенную фору и этим стоило воспользоваться.