— Смотри, Джин, — вдруг крикнул он, — куда стреляют эти желтые ублюдки в дотах шесть и девять!

Джин присмотрелся, закрутил ручку телефона:

— Шестой! Девятый! Высоко берете! Где ваши глаза?! Почему не смотрите на прицельную планку?!

А в голове вспыхнуло: «Если я не могу заставить себя бездумно поднять руку на этот чужой мне народ, то каково вьетнамцам стрелять по вьетнамцам!»

Он увидел, как из седьмого дота выбежал длинноногий Фрэнк. Словно спринтер, бежал он к шестому доту. Наверное, тоже увидел, что там стреляют поверх голов вьетконговцев.

А «черные призраки», выплеснутые джунглями, уже подошли к «концертине». Теперь было видно, что все они в «хошиминовских» сандалиях. На некоторых развевались маскировочные накидки из парашютного шелка, окрашенного в зеленый цвет. У многих лица и руки были вымазаны зеленой краской.

— Мины Клеймора установлены? — спросил разгоряченный Лот, выпустив очередь из Ар-15 по атакующим вьетконговцам.

Джин кивнул, указал телефонной трубкой на небольшой серо-зеленый пульт в углу эн-пэ. Лот кинулся к пульту, быстро сориентировался в рубильниках.

— Командуй! — крикнул Лот.

— Рубильники шесть и семь! — деревянным голосом проговорил Джин.

Лот резким движением переключил рубильники. Электросигнал молниеносно пробежал по разноцветным проводам, которые вели от пульта по стенкам барака, а затем под землей к минам Клеймора, закопанным перед «концертиной».

Громыхнул тяжкий, всколыхнувший землю взрыв. Перед седьмым дотом за «концертиной» вздыбились трава и красная земля, разметав иссеченные шрапнелью тела партизан в черной форме.

Но второго взрыва перед шестым дотом не последовало.

— Что случилось? — на мгновение растерялся Джин. — Только один взрыв!..

— Что случилось?! — свирепо рявкнул Лот, бешено теребя рубильник. — Просто кто-то перерезал провода! И я, кажется, знаю, кто это сделал.

Фрэнки скрылся в шестом доте.

Вьетконговцы, ведя непрерывный и сильный огонь, несмотря на тяжелые потери, рвались вперед. Их 57— и 75-миллиметровые безоткатные орудия и базуки, захваченные в качестве трофеев в прежних боях с американцами, пробили большие бреши в мотках колючей проволоки, и юркие черные люди хлынули в них, пробираясь все ближе к изрыгающим огонь стенам. Передние бросали на истерзанную проволоку деревенские циновки и маты, сплетенные в джунглях из бамбука и пальмовых листьев. За ними шли их товарищи с легкими самодельными лестницами. Минометы американцев били на предельно короткой дистанции. Размеры 40-миллиметровых гранат, запущенных гранатометом М—79, прозванным «слоновым ружьем», скашивали все живое в радиусе двадцати пяти ярдов. Черные фигурки падали и оставались лежать, но через тела убитых и раненых, неудержимые, как морской прибой, накатывались все новые и новые волны атакующих.

И вдруг над вьетконговскими цепями взвилась красная сигнальная ракета. Она описала в дымовом воздухе крутую дугу и, падая, рассыпалась рубиновыми блестками над горящей травой, подожженной белым фосфором.

Над боем пронзительно тонко запел горн…

И сразу же солдаты шестого и девятого дотов повернули свои пулеметы и автоматы против защитников форта.

— Что они делают?! — в ужасе закричал Джин. — Стреляют в своих?!

— В своих?! — зло рассмеялся Лот. — Это предатели, агенты Вьетконга!

— Тогда мы пропали! — проговорил Джин. — Остается одно: с боем пробиваться в джунгли и идти к ближайшей стратегической деревне. Может быть, кто-нибудь и дойдет… Я позвоню в радиорубку, потребую воздушное прикрытие для отхода…

— Нет, Джин! — снова рассмеялся Лот, доставая из кармана небольшой транзисторный радиопередатчик оливкового цвета. Ты забыл о добром волшебнике дядюшке Лоте!

С этими словами он вытянул трехфутовую антенну, включил радиопередатчик, настроил его на нужную ультракороткую волну, нажал на красную кнопку, и в тот же момент одновременно грянули два мощных взрыва, и доты шесть и девять взлетели на воздух.

Не успел рассеяться дым, как к развороченным дотам подбежали «викинги» — по трое к каждому доту.

Лот с торжествующей улыбкой спрятал транзистор в карман брюк.

Джин, только что считавший бой проигранным из-за предательства, никак не мог прийти в себя от изумления. Партизаны разом отхлынули.

— Но откуда ты…

— Элементарно, мой дорогой Ватсон, как любил говаривать мистер Шерлок Холмс. Помнишь девиз агентства Пинкертона: «Мы никогда не спим!» Вчера мы взяли пленного командира Ви-Си. Пытали. Вот ты, я знаю, против пыток, а ведь без крепких аргументов он бы и слова не сказал, и в результате ты и твои солдаты стали бы трупами еще до захода солнца. Эту грязную войну не выиграешь чистыми руками. Я лично беседовал с пленным, применил третью степень допроса и узнал о готовившемся здесь предательстве. Вот я и прилетел, прихватив с собой секретное оружие, с которым ты только что познакомился… Замечательная штука, эти управляемые по радио мины, а? Хотя постой! Ведь ты испробовал одну такую мину в Хайфоне. Нажал кнопку — и бах! — нет двух отделений предателей! И превосходная взрывчатка: Ку-5, ее недаром называют «гордостью Дюпона». Она в несколько раз мощнее тола. Кстати, я попросил своих «викингов» установить в дотах предателей мины с направленным зарядом, чтобы при взрыве убило все расчеты, но не вывело бы из строя пулеметы. И, как видишь, пулеметы стреляют, и стреляют куда надо!

— Ты сущий дьявол, Лот! — только и выговорил Джин, глядя вниз на все еще бушующий у стен бой.

То слева, то справа мимо вышки пролетали с леденящим кровь воем ракеты, выпущенные трехсполовинойдюймовыми базуками вьетконговцев. Партизаны целились в вышку, стремясь вывести из строя командира и корректировщиков. Визжа и фырча, взлетел стальной град разорвавшихся мин.

Атакующие сделали последний отчаянный рывок, преодолели частокол из заостренного бамбука, приставили бамбуковые лестницы к стене между шестым и седьмым дотами и посыпались через стены как горох. Трое из них, прикрываемые товарищами, побежали в направлении бункера с боеприпасами, но им тут же преградили путь «викинги». Началась рукопашная. Белокурые гиганты казались еще выше рядом с низенькими чернявыми вьетконговцами. В своем яростном бешенстве, опьяненные кровавым азартом боя, эти закаленные бойцы с засученными рукавами на мускулистых руках и голой волосатой грудью, по которой струился пот, были по-настоящему страшны.

Один из них, легко, как ребенка, подхватил на бегу худого вьетконговца с зеленым лицом и зелеными руками и швырнул его в партизан на стене. Другой орудовал пулеметом как дубинкой. Третий метнул карабин с примкнутым штыком с такой силой, что пригвоздил к земляной стене барака ротного командира Ви-Си.

Джина не могло не оттолкнуть это упоение кровью и костным хрустом, его привел в ужас разгул слепой силы и безумной ненависти.

Лот переключил свой Ар-15 на одиночный бой и без промаха добивал по одному последних партизан, тех, кому удалось перебраться через стену.

— Видел моих «викингов»? — кричал он Джину. — Какие молодцы, а?

Он отстегнул от пояса фляжку, сделал несколько глотков.

— На, хватани-ка этой штуки! — сказал он Джину. — Джи-ай-джин! Почти чистый спирт!

Новый взрыв стрельбы у восточной стены заставил его и Джина круто повернуть голову. В атаку пошли еще два батальона Вьетконга.

— Ого! Однако праздновать победу еще рано! — воскликнул Лот.

Он схватил гранатомет М—79, похожий на одностволку крупнейшего калибра, перевел прицельную планку на максимальную дистанцию, зарядил гранатомет шрапнельной гранатой. Джин вызвал шестой дот:

— Шестой! Шестой! Фрэнки, это ты?!

— Фрэнки убит! — ответили из шестого дота. Джин связался с «коммо банкер» бункером связи

— Мэт! Немедленно шифрограмму Баткэту: «Веду бой с полком Ви-Си. Прошу срочно оказать воздушную поддержку!»

— Я пойду заменю Фрэнки! — сказал Лот, азартно раздувая ноздри.

Джин устало кивнул, проводил Лота тусклым взглядом.

— Выше подбородок, Джин! — обернулся на прощание Лот. — Теперь мы справимся с ними! Я пришлю сюда Гуннара.

Джин вызвал медицинский пункт.

— Много у нас раненых?

— Двенадцать тяжелых, двадцать восемь легких, сэр, — ответил фельдшер-сержант.

— Там, верно, все с ног сбились — один фельдшер, один врач-вьетнамец, три медсестры… Вот где твое настоящее место, Джин! Он с трудом подавил в себе желание бросить все и кинуться на медпункт, надеть белый халат, оперировать, облегчать страдания людей, спасать их жизнь. И пусть все остальное пропадет пропадом — и великая освободительная миссия и сдерживание коммунистической экспансии, и зажигательный девиз «Зеленый берет» — до конца!»

А потом началось такое, что он потерял чувство времени и помнил все только бессвязными урывками случайными, как внезапные видения в калейдоскопе.

Реактивные «фантомы», сотрясая небо тяжким гулом, обрушились на черные цепи, как тропическая гроза. «Черные призраки», облитые горевшим ярче солнца напалмом, становились живыми факелами. Джин был так оглушен грохотом боя, что даже крупнокалиберный пулемет, казалось, уже не стучал взрывчато, а шипел заикаясь. И разрывы гранат звучали не громче рождественских хлопушек.

Посреди плаца торчала огромная, размером с дом, горизонтальная стрела. По команде Джина с вышки «зеленые береты» поворачивали ее, как турникет, то в одну сторону острием, то в другую, точно указывая азимут атаки для ревущих над головой «фантомов».

Перепуганный командир роты капитан Нгуен Дык Донг телефонировал из второго дота:

— Я ранен в плечо! Прошу разрешения передать командование ротой своему заместителю. О небеса! О милосердные предки! Да он убит!..

— Держитесь! Они уже отходят! Выше подбородок!

Этому аду не было конца. За «фантомами» появилась шестерка Т—28 с желтой маркировкой ВВС Республики Южный Вьетнам. Эти истребители-бомбардировщики опять швыряли ракеты и напалмовые бомбы с восьмиперыми хвостами, вспарывали белую зону очередями 50-миллиметровых пулеметов, и человек в черной форме успевал пробежать всего два-три шага, прежде чем его проглатывал добела раскаленный огонь или прошивал насквозь кусок горячей стали из Миннесоты или Мичигана.

О, этот вопль, последний крик заживо сжигаемого напалмом человека! Вот бегут к джунглям два партизана, неся на лесенке раненого товарища. И вдруг все трое разом вспыхивают белым пламенем…

Но вот один из истребителей загорелся и, волоча шлейф дыма, врезался в стену джунглей. Взрыв. Костер. Среди вьетконговцев раздался исступленный крик торжества, а пятерка Т—28 еще исступленнее поливала напалмом и расстреливала трепещущую человеческую плоть. И, только израсходовав все боеприпасы, реактивные истребители сделали каруселью широкий круг над догоравшими обломками, меченными белой звездой американских ВВС, и улетели на базу.

Гуннар Бликсен, этот бывший эсэсовец и шведский барон, — нордически голубые глаза, светлая бородка — положил на плечо свой разогретый стрельбой МГ—42, старый и надежный вермахтовский пулемет.

— Кажется, на сегодня все, — сказал он бесстрастно, жуя тропический концентрированный шоколад. — А было довольно жарко. Пора в отпуск. К бабам. Надоело.

— Надоело? — вяло переспросил Джин, отирая мокрый лоб. — А я думал, вы из тех, кому нравится выпускать кишки у ближнего.

— Собачья жизнь, — зевнув, проговорил барон-ландскнехт. Он закурил сигару. — Говорят, год собачьей жизни равен семи годам человечьей. Когда мне стукнуло восемнадцать, я ушел в крестовый поход против жидов и комиссаров двадцать два года назад. С тех пор я жил жизнью собаки. Выходит, мне восемнадцать плюс сто пятьдесят четыре. Итого сто семьдесят два года. — Он сплюнул, пряча зажигалку. — А вы этому Лотоцкому особенно не верьте. Я его хорошо помню по России — страшный человек.

— Этому страшному человеку, — сказал Джин заинтересованно, тоже закуривая, — мы все сегодня обязаны жизнью. Если бы не он, нам наверняка бы устроили новый Дьен-Бьен-Фу!

— Я об этом вашем «спасителе», — проронил барон, — такое могу рассказать…

Он прожил еще всего полминуты. Он снова зевнул и встал во весь рост над мешками с землей, оглядывая пылающую и дымящую белую зону.

В неверной тишине ударом погребального колокола прозвучал выстрел. Меткий вьетконговский снайпер, вооруженный трофейной американской винтовкой М—1 «гаранд» с оптическим прицелом, влепил барону пулю между глаз.

В знак окончания боя Джин выстрелил вверх три зеленые ракеты. Где-то на опушке джунглей раздался печальный серебристый звук горна — сигнал окончания боя и сбора.

Джин медленно спустился с вышки. Навстречу шел Лот в разодранной, грязной форме, весь в сухой красной глине, с лоснящимся от пота счастливым лицом

— Славный денек! — сказал он весело. — И поработали мы все на славу! Прикажи, пожалуйста, радисту вызвать для нас вертолет! Кстати, совсем, забыл — я ж привез тебе письмо.

Джин разорвал конверт, развернул вдвое сложенную бумажку:

«Милый! Ты стал совсем несносен. Неужели мы проиграем без тебя эту войну, если ты приедешь хоть на пару дней в Сайгон! Я остановилась в „Мажестике“. Переговорила вчера на приеме со всем начальством „зеленых беретов“, включая главного представителя „фирмы“, главного генерала из МАК—5 — штаба военной помощи — и нашего посла в Сайгоне. Говорят, что выше всей этой большой „бронзы“ стоят только председатель комитета объединенных начальников штабов и президент. Доберусь и до них, если ты не примчишься в Сайгон. Сгораю от любви. Если не приедешь, сожгу себя, как буддийская монахиня. Из Америки с любовью. Ширли».

Джин скомкал бумажку, сунул ее в карман. На лице Лота застыло выражение, обычное для игроков в покер.

Подсчитали потери: тридцать четыре офицера и солдата убиты, пятьдесят восемь ранены, из «красных беретов» ранены пятеро, из «зеленых» — убит Фрэнк, легко ранен Берди, из «викингов» убит Гуннар Бликсен-Финеке, двое легко ранены…

— Тебе, Лот, придется взять тела Фрэнки и Бликсена с собой, — с бесконечной усталостью в голосе сказал Джин.

— О'кей, Джин. Слушай, я дьявольски проголодался. Утром перед вылетом сюда я почти ничего не ел — знал, что будет бой, а воевать лучше натощак, на случай ранения живота…

— Чего-чего, а кормят нас отлично. В холодильнике ты найдешь пиво, консервированную ветчину, замороженные крабы, рационы «Си» и все, чем богат «Пи-экс»[96] в Сайгоне. Словом, можешь поесть почти как на крыше «Сент-Риджеса».

Один из семерки «самураев», тот самый, что служил с Гуннаром Бликсеном в дивизии СС «Викинг», вышел вперед.

— Гуннара не стоит везти вертолетом на базу, — сказал он бесстрастно, с сильным немецким акцентом. — Вашего Фрэнки есть смысл выпотрошить, забальзамировать, уложить в цинковый гроб и отправить через Манилу и Сан-Франциско на родину, на Арлингтонское кладбище — Фрэнки будет оплакивать вся его стопроцентная американская семья. А у Гуннара никого на свете нет — вся его семья накрылась во время американского налета на Гамбург. Поэтому по древней традиции викингов мы предадим его тело сожжению. Так поступали мы и в России — за нашей дивизией СС «Викинги» до самого Кавказа, до Грозного и обратно следовал полевой крематорий.

…Лот прочитал заупокойную молитву. Они стояли в строю на плацу перед огромным костром, на котором, дергаясь и корчась, сгорало облитое бензином и оружейным маслом тело «викинга», труп голубоглазого ландскнехта из далекой северной страны.

Сначала сгорела бородка…

Перед костром замер в почетном карауле длинный ряд из тридцати шести воткнутых штыками в землю винтовок и автоматов Ар-15. На каждый приклад надета каска убитого и рядом пара высоких армейских башмаков на толстой каучуковой подошве.

По команде «смирно» вытянулись сержант-знаменщик, офицеры, за ними — «викинги», «зеленые береты» и «красные береты», еще дальше — солдаты АРВН.

— Будь я проклят, — поморщив нос, шепотом сказал Лот Джину, — если эта церемония не напоминает мне сожжение тела фюрера в саду рейхсканцелярии. Он тоже распорядился, чтобы его похоронили как викинга.

Трещал костер, печально пел «Сайленсиум» солдатский горн, и эхо в джунглях вторило солдатскому реквиему. А Джин думал о том, что вся бессмысленная, искалеченная жизнь голубоглазого ландскнехта, этого профессионального убийцы в мундире, не жуткий анахронизм, а неотъемлемый штрих современности, каинова печать на шестидесятых годах просвещенного двадцатого века… И все восставало в нем против мрачной атавистической романтики «зеленых беретов» и напалма, против преступного вранья военщины и лживой театрализации смертоубийства.

А затем, когда по команде рассыпался строй, случилось нечто такое, что потом всю жизнь кошмаром преследовало Джина.

К офицерскому бункеру, где стояли, распивая и закусывая офицеры и «викинги», подошла большая толпа солдат с «красными беретами» впереди. Все они скалили зубы в слегка смущенных улыбках, словно ожидая похвалы за дело какой-то особой доблести.

И вдруг Джин заметил на груди «дай-уи» — капитана «красных беретов» — странную гирлянду из… окровавленных человеческих ушей.

Капитан «красных беретов» сделал два шага вперед и, улыбаясь, произнес на ломаном английском языке:

— Сэр, майор обещать пятнадцать долларов за Вьетконг ухо! Давать деньги сейчас!

Алым огнем полыхнуло перед глазами у Джина. Прыжок, удар кулаком в челюсть, и «дай-уи», описав в воздухе полусальто, грохнулся на утрамбованную землю плаца.

Лот швырнул прочь куриную ножку, быстрым шагом подошел к нему и, рывком ставя его на ноги и отряхивая сильными шлепками, строго и громко проговорил в сторону Джина:

— Это безобразие, лейтенант Грин! Прошу помнить, что вы всего-навсего американский советник. Делаю вам строгий выговор и предупреждаю, что о вашем недостойном поведении будет доложено командованию Баткэта. Не удивлюсь, если это задержит ваше производство в капитаны. «Дай-уи»! — обратился он к капитану «красных беретов». — Я приношу вам глубокие извинения!

Джин и сам уже раскаивался в своей опрометчивости, растерянно потирая правый кулак.

— Сколько же у вас ушей? — дружески спросил Лот капитана «красных беретов».

— Двадцать четыре, — ответил тот, с трудом ворочая челюстью и меча молнии в сторону Джина, который формально был всего-навсего советником.

— Значит, — полез за бумажником Лот, — я вам должен выплатить триста шестьдесят долларов, то есть три тысячи шестьсот пиастров. Таких денег я с собой не ношу, извольте получить чек на сайгонский банк.

— Тэнк ю вери, вери мач! — поблагодарил «дай-уи», принимая чек и передавая Лоту гирлянду с человеческими ушами.

Лот спокойно взял гирлянду и кинул ее одному из «викингов».

— Возьмем с собой, — бросил он. — Покажем начальству в Баткэте, а то они перестали верить нашим рапортам о потерях противника. Кстати, любопытная штука: вы, ребята, все помните, что и у нас в России было то же соотношение оккупационных марок и рейхсмарок — десять к одной.

Он отошел к Джину, незаметно подмигнул ему и сказал вполголоса:

— Держи себя в руках, парень!

Но следом за Лотом двинулась целая свора «красных беретов» и солдат АРВН. Все они хотели получить пиастры за уши, отрезанные у своих братьев — убитых партизан Вьетконга.

— Кранц! Заприходуй уши Ви-Си и выпиши им чеки. Только смотри, чтобы они не обжулили тебя. Я предупредил их, что оплачиваться будет только правое ухо!

— Но, сэр… — начал было Кранц, показывая глазами на гирлянду «дай-уи», в которой было явно столько же левых ушей, сколько и правых.

— Дипломатия, мой дорогой Кранц! — невозмутимо обронил Лот. — Высокая дипломатия. Ясно?

— Яволь, сэр! — неуверенно ответил бывший СС-обершарфюрер. — Да, сэр!

— Лот! — с дрожью в голосе тихо проговорил Джин. — Неужели это ты… сказал им про уши?

— Спокойно, малыш! — ответил Лот. — Приказ «фирмы» для всех. Ты же проходил Фуллера в Брагге — он учит, что потомок рыцаря — воин-джентльмен вытеснен теперь грубым, необразованным хамом, войны теперь ведутся не по-рыцарски, не по-джентльменски, а по-мужицки. Полтораста пиастров за убитого вьетконговца не так уж накладно для дяди Сэма, который вообще-то на этой войне платит сто пятьдесят тысяч долларов за убийство одного вьетнамца. В конце концов, людская жадность — главный двигатель всех войн. Еще во время войны с индейцами американское правительство платило, словно за шкуру убитого волка, за каждый скальп индейца. За эти гроши мои «красные береты» дрались как тигры. А в результате мы отстояли этот аванпост последнего бастиона свободного мира против коммунистической экспансии в Юго-Восточной Азии! Зайдем-ка в твою комнату, мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз. Это будет очень важный мужской разговор.

Мистер Збарский зорко вглядывался в поток автомашин на Пенсильвания-авеню, стоя у намертво закрытого из-за воздушного кондиционера окна своего уютного кабинета. Мистер Збарский вот уже больше месяца парил на седьмом небе — по распоряжению «чифа» его перевели из Нью-Йорка в столичный штаб ФБР со значительным повышением в жалованье и соответственным повышением в должности. Мистер Збарский стал начальником секретного департамента досье. Шутка сказать! Збарский подчинялся теперь только директору ФБР, а директор, как известно, подчинялся одному лишь господу богу!

Среди почти шестнадцати тысяч штатных работников ФБР Збарский занял место на верхушке иерархической пирамиды, а ведь начинал он свою карьеру в качестве скромного информатора, одного из десятков тысяч осведомителей. Первое время он был «прикомандирован» к штурмовому отряду графа Вонсяцкого, служил ему верой и правдой, верой и правдой доносил на него в ФБР. Потом учился в «академии» ФБР в Форт-Куантико, близ Вашингтона…

Теперь же он, Збарский, заведовал специальным хранилищем, содержавшим почти двести миллионов отпечатков пальцев!

Хейл Гувер! Слава Гуверу! Да здравствует Гувер!

Один вашингтонский телекомментатор попал в самую точку, сказав: «Президент объявил, что он собирается заменить Гувера. Однако Гувер пока не сообщил, намерен ли он заменить президента».

Мистер Збарский поежился, нервно поправил однотонный темный галстук. «Чиф» не терпел полосатых, кричащих галстуков, признавал только старомодный консервативный костюм, безукоризненно белую рубашку и темные носки. И еще он не выносил бегающих глаз, повышенного, нервного голоса при докладе.

Едет!.. Из крайнего ряда автомашин к зданию министерства юстиции скользнул черный бронированный «кадиллак» с голубоватыми пуленепробиваемыми стеклами.

По правде говоря, в машину директора не стрелял еще ни один гангстер. Злые языки объясняют это тем, что под благожелательным взором дядюшки Эдгара гангстерские синдикаты купались в золоте. Благодарные гангстеры платили директору своей монетой: обделывали свои делишки без лишнего шума.

Мистер Збарский мельком глянул на циферблат настенных часов. Директор, как всегда, был пунктуален. Не помешал ему и «траффик» по дороге от его особняка у парка Рок-Крик до здания министерства.

Сейчас директор поднимется на лифте к себе в кабинет, кивнув низко кланявшемуся ему секретарю и слуге Сэму. Сэм и его хозяин пережили на своих постах пятерых президентов. А Джонсон станет шестым. Сорок лет правит «чиф» шпионской империей…

И вот мистер Збарский не без внутреннего трепета предстал перед великим человеком, перед тем, кто был глазами и ушами антикоммунизма.

Чтобы казаться выше, Гувер иногда становился на подставку, лежавшую у него под столом у кресла. «Гроза коммунистов», «страж законности», «верховный блюститель порядка» был на диво мал ростом и кругл, как бильярдный шар.

Збарский докладывал свои соображения относительно модернизации хранилища досье. Гувер уселся поудобнее в кресле и будто задремал, опустив тяжелые морщинистые веки — веки семидесятилетнего старика, с 1924 года подобно Атласу подпиравшему устои американского образа жизни.

— В 1957 году, например, — скучно гудел в кабинете голос Збарского, — по вашему, сэр, приказу были арестованы семьдесят пять вожаков одного из синдикатов Мафии. Архивная проверка, проводившаяся дедовскими методами, без помощи электроники, заняла целых два года. Оказалось, что на одного из гангстеров было в разное время и в разных местах заведено более двухсот дел! В 1962 году вы поручили мистеру Роберту Галлати обобщить с помощью электроники данные архивов 3636 основных полицейских органов страны. В настоящее время опознание внутри штата Нью-Йорк, например, занимает семь дней при наличии десяти отчетливых отпечатков пальцев арестованного. С внедрением новейшей техники, ЭВМ последних моделей для обработки дактилоскопических карт, мы повсюду сократили этот срок до двух часов при наличии одного-двух отпечатков. Такой же переворот будет произведен нами и в обнаружении украденных автомашин с помощью центрального компьютера, десяти соединенных с ним по телефонной сети анализаторов и 400 телевизионными камерами на дорогах… Мы рекомендуем ФБР приобрести новейшее и надежнейшее электронное оборудование фирмы «Поджер Электроникс»…

Гувер поднял свои черепашьи веки.

— Поджер? — резко переспросил он. — Скажите Збарский, вы знакомы с мистером Лотом из ЦРУ?

У мистера Збарского забегали глаза. Он с трудом взял себя в руки.

— Да, нам приходилось встречаться…

— Вам известно, что фирма Поджер фактически принадлежит мистеру Лоту, который занимается легальным и нелегальным бизнесом?

Збарскому стоило огромного усилия воли, чтобы не соврать, не ответить отрицательно на проницательный вопрос «чифа».

— Да, сэр!

Збарский понимал, что карьера его висит на волоске тоньше стариковского волоса «чифа».

— Мистер Лот, разумеется, умаслил вас обещанием комиссионных. Какую сумму он называл?

С болью и преданностью Збарский умоляюще глядел на директора.

— Он говорил неопределенно, сэр, о шестизначной цифре…

Обезоруживающая откровенность, с которой этот Збарский рыл себе могилу, заставила «чифа» сменить гнев на милость.

— Рано начинаете хапать взятки, — мягче проговорил он. — И не по чину, мистер, не по чину. Вам приходилось слышать о Саймоне Камероне?

— Нет, сэр…

— Жаль. Я давно, лет этак семьдесят тому назад, заметил, что историей нашей страны по-настоящему интересуются только стопроцентные американцы, то есть американцы белой расы, англосаксонского происхождения и протестанты. А ведь вас, мистер Збарский, не назовешь стопроцентным американцем. Не забывайте свое место! Саймон Камерон был стопроцентным американцем, но и его, военного министра, прогнал взашей президент Линкольн за взятки от военных подрядчиков. Однако я ценю вашу преданность, мистер Збарский. Да и не вы один грешны, не у одного вас рыльце в пушку. Вот в этом докладе, — «чиф» погладил пухлую папку из зеленой синтетической кожи, — говорится, что сегодня около двух тысяч отставных генералов и старших офицеров служат как раз у тех подрядчиков в оборонной промышленности, которых они обязаны были по службе контролировать! Эскалация взяточничества идет семимильными шагами, на нем, можно сказать, стоит весь так называемый военно-промышленный комплекс. Ежегодно Пентагон заключает более двадцати тысяч контрактов с подрядчиками военной промышленности и берет минимум двадцать тысяч взяток! «Профиты» компаний, производящих ЭВМ, исчисляются не сотнями, а тысячами процентов! Так что вы продешевили, торгуясь с Лотом. Все эти злоупотребления, к сожалению, дают повод таким опасным крикунам, как сенатор Фулбрайт и Джон Кеннет Голбрайт, призывать нас к национализации, господи упаси, оборонной промышленности! Вот к чему ведет ваша алчность, мистер Збарский! Даже в нашей космической программе, увы, процветают взяточничество и лихоимство, хищники наживают баснословные состояния на лунной пыли!.. Словом, я сам займусь мистером Лотом. И, пожалуйста, не смотрите на меня рыбьими глазами!..

Мистер Збарский и впрямь смотрел на «чифа», как смотрит мелкая мурена на акулу, сожравшую лакомую сардинку.

С тоской вспомнил мистер Збарский в эту тяжкую минуту и шестизначную цифру, небрежно названную Лотом, и купленный им на радостях «олдзмобил Ф—85 делюкс», и слух о том, что «чиф» недавно здорово проиграл на скачках…

— Кстати, где сейчас витает неутомимый мистер Лот? — осведомился «чиф».

— На днях мистер Лот вылетел во Вьетнам, сэр.

— Свяжите его со мной. Благодарю вас. У меня все.

Мистер Збарский скакнул из кабинета «чифа», словно ощипанный куренок, едва не угодивший в суп.