— Да. Да… Я вас понимаю, — говорил он, — и все-таки жестче и еще раз жестче!
Он глядел в окно на плац, по которому короткими перебежками шли в атаку его питомцы, и время от времени поворачивался в сторону человека, стоящею к нему спиной у другого окна, выходящего во внутренний двор.
— Гибкость нужна только на верхних этажах, а внизу — жестче, — продолжал генерал.
Человек, стоявший к генералу спиной, обернулся. Это был Лот. Он приехал сюда сразу же после разговора с Ширли, вернувшейся из Фейетвилля.
По нескольким фразам, сказанным ею невзначай, Лот понял, что возможна передержка, что Джина пора переводить на офицерские курсы, обминать уже в более сложных ситуациях, проверять на прочность и бросать за борт — пусть учится плавать в настоящем море. Мальчик, судя по всему, созрел.
Были у Лота и еще дела к Трою Мидлборо. Но это уже задачи второстепенные.
— Что ни день, то гости один другого значительней, — сказал генерал, выходя из-за стола.
— Вы, однако, вдали от столицы становитесь комплиментщиком. Разрешите курить, генерал?
— Сделайте одолжение!
— Сначала формальности, — Лот протянул Трою свое предписание.
— Отлично! — сказал генерал. — У меня есть свои контрпредложения. Я изложу их позднее.
— О'кэй, Трой, а теперь скажи мне, как поживает мой дружок Джин Грин?
— Джин Грин? — Генерал наморщил лоб. — Ах да! Показатели у него неплохие, но, знаешь ли, с ним что-то происходит. Чушь какая-то…
Генерал открыл сейф и вынул оттуда фотокопию листка, исписанного от корки до корки мелким, но ясным почерком.
— Узнаешь почерк, Лот?
— Конечно. — Лот взял в руки листок, внешне не выразив удивления. — Можно прочесть?
— Естественно.
— Это моя женщина… — читал Лот, — …не боится ничего… Удивил меня также наш М…»
— Что скажешь, генерал? — Он посмотрел на Мидлборо.
— Дичь! — воскликнул генерал. — В Брагге такого еще не было. Без пяти минут «зеленый берет» пишет дневник, как девчонка из частного колледжа.
— Что ж тут такого! — ухмыльнулся Лот. — Штатский человек попал в загон львов. Он влюблен. И не забудь, что человек этот все-таки по-русски сентиментален плюс интеллектуал. Ему тут, конечно, не по себе.
— Надо снять с него два слоя стружек, — решительно заявил генерал.
— Не торопись, Трой, — проговорил Лот. — Дело в том, что с Грином произошло… недоразумение. Ты меня понимаешь?.. Он должен был сразу попасть на офицерские курсы. Грин зарегистрирован «фирмой». Ну, а произошла опечатка.
— Вот как? — Трой Мидлборо внимательно поглядел на Лота и уже другим тоном произнес: — Хочешь посмотреть мой новый тренировочный зал?
— Давай, — весело ответил Лот.
Генерал открыл дверь в соседнюю комнату.
— Прошу!
Лот вошел в небольшой спортивный зал. Шведская стенка, два широких эластичных мата, батуд для развития прыгучести, вмонтированный в стену бар и столик под ним.
На стуле, у столика, лежали две шпаги и маски, на полу — нагрудники.
— Все продумано до мелочей, — одобрительно произнес Лот, — вот только бы еще бронированный угол и пару пистолетов с мишенью.
— Это во внутреннем дворе, — сказал довольный собой Мидлборо.
В комнату вошел низкорослый японец. Маленькие цепкие глаза, низкий лоб, пергаментные щеки в мелких продольных шрамах.
— Это мой спарринг-партнер, — сказал генерал. — Ежедневно фехтую, чтоб не распускаться.
— Ты первоклассный генерал, Трой, — без тени насмешки сказал Лот.
— До вечера.
Трой взял в руки шпагу.
— Удачных уколов в сердце! — пожелал ему на прощанье Лот.
Этой ночью команда Джина должна была высаживаться на деревья в лесопарке Уварри, и все нервничали еще с утра. Спецкурс подходил к концу, занятия становились сложней, безжалостней и опасней, все раздражались все чаще: загнанная внутрь жестокость, вызванная тщательно продуманной программой, искала выхода.
Прыжки на деревья даже днем не обходились без неприятностей. Тем более ночью, когда пики вершин сливаются в одно черное пятно, надвигающееся неотвратимо.
И дорога предстояла долгая и муторная: сначала машиной на свой аэродром, затем самолетом в Форт-Беннинг и только лишь оттуда на Си-130 к месту выброски. У разведчиков-диверсантов, как правило, вырабатывается условный рефлекс: отвращение ко всем средствам доставки к месту назначения, будь это автомобиль, подлодка или самолет.
Как приятно ехать, плыть или лететь обратно и как томительно долог — до тошноты под ребрами — путь туда!
Они сидели возле казармы и курили. Мэт сказал:
— На спор прыгаю в штаны робы с верхней койки.
— Чем отвечаешь? — спросил Тэкс.
— Двумя бутылками виски.
— Кто держит штаны?
— Они стоят сами, я их подкрахмалил.
— Идет.
— Так не бывает, — сказал Берди.
— Он тренировался, этот прохвост, — сказал Бастер.
— Иду в долю против Тэкса, — сказал Джин.
— Спорщики — люди без прошлого, — сказал Доминико, — я все проспорил и все проиграл.
— Отвечаю Джину еще бутылкой, — сказал Тэкс и вошел в казарму.
Мэт разделся до трусов, поставил штаны в двух метрах по центру от двухэтажной койки. Он устанавливал штаны, как весы, то отодвигая, то придвигая их, закалывая отвороты булавками и, наконец, взобрался на койку.
Было тихо, как перед боем. Мэт глубоко вздохнул, коротко выдохнул воздух, вскинул руки и мягко оттолкнулся от края койки.
Он точно влетел в штаны, но, по-видимому, подвернул при падении ногу и упал. Гримаса боли застыла на его лице, но Мэт переборол боль, встал, опираясь на протянутую руку Берди, и сказал:
— Плати!
— Не буду, ты упал, — заявил Тэкс.
— Плати, ублюдок.
— Ты упал. На соревнованиях прыжки с падением не засчитываются.
Мэт достал бинт, туго стянул бинтом щиколотку, оделся и, прихрамывая, вышел из казармы.
— Ты должен с ним расплатиться, — сказал Берди, — это не по-мужски.
— И со мной расплатись, — добавил Джин.
— Я с тобой еще расплачусь.
— Может, не будем откладывать? — спросил Джин. Все стоявшие впереди Джина расступились. Тэкс вынул нож.
— Я тебе всажу его по рукоятку, — сказал Тэкс, нажал на кнопку, выбросил лезвие.
— Тэкс! — вдруг окликнул его Мэт.
Тэкс обернулся. Мэт стоял в дверях. Он мгновенно швырнул лассо, накинул его на шею Тэкса и что есть силы дернул за веревку.
Тэкс упал, Мэт начал наматывать лассо, как конец пенькового троса, с ладони на ладонь вокруг локтя.
Тэкс ухватился за петлю веревки, сжимающей горло, попытался разжать ее хоть на сантиметр, хотел подняться, но снова упал от резкого рывка Мэта. Упал, ударился головой об пол и раскинул руки.
— Хватит! — первым крикнул Джин и кинулся к нему.
В это время в казарму вошел Чак.
Если бы Джин опоздал и к тому же не был врачом, Тэкс раньше срока ушел бы к праотцам.
За Чаком в казарму вошел Лот. Все, включая Чака, вытянулись по стойке «смирно». Лот поздоровался со всеми, сообщил Чаку о переводе Джина в другое подразделение, пожелал солдатам продвижения по службе и легких ранений на войне.
— Come along, Джинни-бой! — сказал он в заключение.
Все были потрясены: могущественный майор вышел из казармы с рядовым Грином в обнимку.
…Дело вовсе не в том, пьешь ли ты к ночи или с утра, любить ли русскую водку, как Джин, или, изменив шнапсу, как Лот, переходишь на виски.
Дело в том, с кем ты пьешь, и если с другом — это всегда хорошо.
Лот был уже «образованным» и знал, что к русской водке хороши грибы с солеными огурцами, икра и балык.
Но икры и балыка в ординарном «Бар энд Грилл» не оказалось. Зато были русская водка, виски и его любимое мюнхенское пиво «Левенбрау» с солеными «претцелями».
— Докладывай! — полушутя начал Лот, пропустив первую стопку.
— Не знаю, с чего и начать.
— Нечем ходить — ходи с бубен.
— Ты когда приехал? — Джин все еще не мог скрыть своего изумления.
— Утром. И буду с тобой всю ночь.
— Ночью у меня прыжки на деревья.
— И я буду прыгать на деревья с тобой, — не манерничая, сказал Лот.
— Тебе-то это к чему?
— Чтобы не терять формы… Да, кстати, я узнал черт, знает что. «Кадры», оказывается, напутали, окаянные. Сам генерал Мидлборо возмущен. Они заткнули тебя как рэйнджера в «команду», вместо того чтобы послать на офицерские курсы. Я думал, что ты уже без пяти минут первый лейтенант и командуешь…
— Как минимум, штабом полка, — перебил его Джин.
— Нет, правда, мы завтра же это дело поправим. Я им объяснил, что ты врач и у тебя за спиной корпус подготовки офицеров резерва в медицинском колледже. И вообще…
— …Особенно вообще. — Джин все еще не мог привыкнуть к мысли, что они снова рядом, что их ничего не разделяет, несмотря на разницу в звании и в положении.
Месяцы жестокой службы в Форт-Брагге, самые невесомые погоны на плечах и привычка уже почти механически отвечать: «Да, сэр. Нет, сэр» — все же прорыли между ними ров, так, во всяком случае, казалось Джину между первой и третьей стопкой.
Лот не стал медленно засыпать этот ров. Он просто шагнул через него навстречу Джину.
— Все, что было, на пользу, мой друг. Были бы идеи неизменными и будущее ясным. Нам с тобой предстоят большие дела и опасности, перед которыми все равны: и первые лейтенанты и полковники, прости меня за высокопарность… Тебе куча приветов… От маменьки, от Натали. Маме уже значительно лучше.
— Спасибо… А еще от кого?
— От Си-Би-Гранта.
— Перестань шутить.
— Он меня действительно как-то спросил: что это за малыш, к которому Ширли ездила?
— А ты сказал: «Это неправда, она ни к кому не ездила, я вам не позволю клеветать на женщину и бросать тень на моего приемного сына». Не так ли?
— Ты, однако, начал быстро оттаивать, — не без удивления заметил Лот.
— А разве Грант — это не та опасность, перед которой равны и первые лейтенанты и полковники?
— Но ты-то еще не первый лейтенант?
— Но это теперь, клянусь тебе, уже для меня не проблема.
— Так выпьем за то, чтобы все было так же просто, как у нас сейчас.
Лот внимательно глядел на Джина.
Джин с радостью выпил и закусил прелестным «стэйком», кровавым внутри и обугленным снаружи.
— Ты даже пьешь по-русски, — не удержался Лот. — Пьешь водку и тут же закусываешь мясом.
— Что делать — наследственность… Великий Мендель.
— Русский — это ведь вовсе не красный, — подчеркнул Лот.
— Я ведь не огорчаюсь оттого, что ты немец. Немец — это тоже не обязательно нацист. Главное, что мы свои, а не чужие.
— Это действительно главное, малыш…
— А ты, прости меня, Лот, все-таки приехал сюда в каком качестве, если это не секрет? — поинтересовался Джин.
— Я офицер связи ЦРУ из Управления особых методов ведения войны министерства армии США. Этому управлению, которым руководит генерал Трокелл, подчиняются учебный центр в Форт-Брагге и… все «зеленые береты».
— Понятно… И ты все же будешь с нами сегодня прыгать на деревья, — расчувствовался Джин.
— Я сегодня должен быть рядом с тобой.
— Будь счастлив, Лот!
— До ночи! — Они простились. — И не беспокойся, — сказал на прощанье Лот, — я позвоню к тебе в часть и велю, чтобы все было о'кэй! Джамп!..
Глава семнадцатая.
Из дневника Джина Грина
(продолжение)
12 сентября
Итак, я покинул друзей… Ушел наконец-то от Ч. и стал слушателем офицерских курсов. Поднялся, так сказать, на ступеньку выше. Встаю по-прежнему в пять. По обыкновению после каждой фразы говорю «сэр». Но распорядок дня у нас другой и лекции другие:
а) похищение людей,
б) засады,
в) разрушение мостов,
г) налеты и т. д.
Изучаем оружие всех видов, включая советское, китайское, чехословацкое, французское, собираем и разбираем затвор с завязанными глазами по секундомеру.
Стреляем из лука отравленными стрелами. Учимся работать с гарротой и удавкой. Прыгаем затяжным прыжком с высоты 15—20 тысяч футов над водой, погружаемся и с помощью акваланга идем по дну к «чужому» берегу.
Сегодня я опять услышал легенду о капитане «зеленых беретов» Роджерс Хью Донлоне. Он был четырежды ранен. Дважды погребен. Из рук президента получил «Почетную медаль конгресса».
Байрон завещал свое сердце грекам. Его зарыли в Мисолунгской долине.
А свое сердце, Джин, кому ты завещаешь?
13 сентября
Оказывается, наши прародители — генерал Дикий Билл, или знаменитый Уильям Донован. Это при нем на левой стороне нашего берета засверкал серебряный «троянский конь».
Джей-Эф-Кей[76] сказал про нас: «С гордостью носите ваш берет, который стал знаком отличия и мужества в трудное время…»
Если бы я был подрывник-диверсант, я получал бы дополнительно 50 долларов за опасность.
Подрывник обязан уметь взрывать все, включая мосты и соборы.
У «зеленых беретов» свой лексикон: «акбэт» (команда А), «баткэт» (команда Б). Но есть еще и такое обозначение: Кей-Ай-Эй — эти буквы прозвучали бы для моей старушки матери не лучшим образом: «Убит в бою».
Все чаще думаю о доме. Не о прошлом. Не о будущем. А просто о том, как они там. Кто-то сказал, кажется, какой-то русский, что у раков будущее позади… Смешно… Получил телеграмму от Ш.
Пулемет-браунинг весом в 16 фунтов. Его скорострельность 500 пуль в минуту. Калибр 0,39. С сошками. Стреляет и одиночными выстрелами. Как бы вы думали, он называется?
БАР. Да, да, БАР…
…Нас проверяют на интеллект, на психоустойчивость, на коммуникабельность, на черт знает что…
Берди спросил меня при встрече:
— Чем знаменит день одиннадцатого сентября 1962 года?
— Не знаю, — ответил я.
— Отчуждением Грина от Стиллберда.
Здесь, на офицерских курсах, легче, чем им там с Ч.
15 сентября
В шлюзовой камере страшно, когда вода доходит до подбородка… Потом она перекрывает тебя и связь с лодкой прекращается. Теперь ты уже не человек и не рыба, ты один в волшебной пустыне на глубине сотни футов…
А впереди «чужой» берег. А на нем часовой, которого ты должен убить или похитить.
Рыбы разглядывают тебя и удивляются: что это, мол, за неловкое чудовище? Не видели, не знаем…
Главное, чтобы тобой не заинтересовались акулы. Антиакулин — порошок от акул — слабое утешение. Но для нас дороги обратно нет. Лодка ушла, а запас воздуха рассчитан на расстояние до берега… Если будешь вилять, раздумывать, метаться — останешься без кислорода. Нас подстегивают запасом воздуха, как кнутом.
Море оживает по-настоящему только в верхних слоях, метрах в десяти от поверхности.
Я увидел часового сразу же после того, как прошел первый ряд проволоки. Он стоял ко мне спиной на границе света и тьмы. Луч прожектора то и дело высвечивал его.
Я подполз к нему на самое близкое расстояние — на бросок. К счастью, трава здесь была не вытоптана. Свет прожектора исчез.
На несколько секунд я закрыл глаза — они должны были привыкнуть к темноте, — а потом уцепился зрачками за слабо обозначившийся силуэт часового и прыгнул.
«Обхвати его левой рукой за пояс и вали на острие ножа, воткнув его в спину под лопаткой!» — гласит наш устав.
Я сделал все по науке. Нож вошел бесшумно.
Я прижал к себе отяжелевшее тело часового и так же бесшумно опустил его на траву перед собой…
…Вокруг меня вот уже третий раз делает петли Доминико Мадзини. Что нужно этому роковому итальяшке? Как это ни глупо, у него на лице обозначилась обреченность. Он сутулый, длинноносый, с прислушивающимися глазами. Холуй Ч.!
21 сентября
Этот часовой, которого я так легко убил, был куклой.
Его грудную клетку привычно открывает ключом наш инспектор по диверсиям майор Гринвуд.
В груди у куклы — контрольный прибор. Майор Гринвуд похвалил меня и представил своему приятелю — кому бы вы думали? — капитану Ч.
— Мы знакомы, — сказал я.
— Поздравляю, Грин, — изобразив на лице гримасу, сказал Ч.
— Спасибо, сэр. Что вы здесь делаете? — осведомился я.
— Интересуюсь своим бывшим питомцем.
Я сухо сказал, что польщен. Но он и не собирался уходить. Наоборот, попытался завязать со мной разговор.
— Простите меня, сэр, — я старался быть максимально корректным, — но это у меня вторая бессонная ночь. Бог даст, встретимся в лучшие времена.
— Я хотел бы с вами поговорить всерьез, — сказал Ч. несколько растерянно. — Хотите почитать одну занятную брошюрку?
Я взял ее нехотя.
— Это «оуновская» литература, издающаяся в Торонто, — предупредил он.
Я не понял, что это за литература, к чему она мне и почему именно Ч. так упорно пытается завязать со мной контакт. Он растолстел, этот ублюдок, лицо его стало еще мясистее, а веснушки ярче и нахальней.
25 сентября
С каждым днем мы все ближе к «делу».
Оказывается, ножи, вылетающие из рукоятки, нужны не только для охоты на людей. Они незаменимы в джунглях.
Мы вылетали туда на пять дней…
Зазевайся, и каскавелья — желто-белая змея с двумя коричневыми полосками на голове — обязательно ужалит тебя. Они ненавидят людей, эти мстительные змеи.
Не менее страшна и тонкая, пестрая, изящная коралловая змея.
Встретишься с ней глазами — и тут же руби ее плоскую голову. Не то тебе придется рубить кисть, а если в нерешительности потеряешь время — руку. Яд змеи распространяется по телу мгновенно.
В джунглях можно встретиться с пумой и с ягуаром. Но бывают и приятные встречи: калибари — водяная свинья.
— Запишите опознавательные знаки ипекакуаны (так по-военному назвал внешние признаки безобидного растения наш сверхсерьезный лектор).
Настойка из корней ипекакуаны лечит заболевания желудка в джунглях. А все виды пальм, от мирити до равеналии, дают прохладные соки.
Есть такая формулировка у моряков: «Открытый текст, как у кораблей, идущих на дно…»
Встречаю Ч. Он говорит:
— Эх ты, конспиратор!
Я непонимающе посмотрел на него. От Ч. можно ждать только дурных известий.
— Дневник, значит, пишешь, — так он сказал. А я ему:
— Шутить изволите, сэр.
— Джин! — сказал он. — У нас одна дорога, и поэтому я хотел бы тебя предостеречь.
Я спросил:
— От чего предостеречь и почему у нас одна дорога?
Вот тут его понесло. Он сказал, что у нас общий враг — Советы, что Советы убили моего отца, отняли у меня Россию, а у него Украину.
Я ответил ему, что я американец. Он возражал:
— Это тебе так кажется. Побываешь на своей земле, поймешь, что ты русский. Нам нужно с тобой не во Вьетнам, а в Бад-Тельц. На кой черт, — сказал он, — помирать нам из-за этих желтых пигмеев? — (Текст лектора, точь-в-точь.) — Нам если уж помирать, так за освобождение своих земель… Читал в брошюрке про моего батьку? — Ч. приблизил ко мне свое мясистое лицо, и меня чуть не стошнило…
Я сказал, что из брошюры многое не понял, но запомнил, что его отец — член центрального Провида, известный «герой»-бандеровец.
— Мне неприятно, — сказал я, — что твой отец расстреливал русских в батальоне «Нахтигаль».
— Ага, — вскричал Ч., — значит, ты русский! Но батька расстреливал советских. Русский и советский — большая разница.
Потом зашел разговор о Джей-Эф-Кей. Ч. сказал:
— Есть люди, которые могут его заставить правильно понять политику «сосуществования» с Советами. Нужно не заигрывать с ними, а освобождать от них народы: и Украину и Польшу. Ты меня понял? — спросил он
Я сказал, что это слишком сложно для меня. И добавил:
— К тому же я этого не слышал.
— Ну что ж, — сказал Ч., — жалко, но я могу и подождать. Можешь теперь пойти записать наш разговор, — добавил он на прощанье. — Я очень люблю читать дневники. А начальство почему-то не любит, когда «зеленые береты» превращаются в барышень.
— Ну и сволочь же ты, Ч.! — сказал я ему и пошел прочь.
Что ж, это, по-видимому, моя последняя запись в дневнике. А впрочем…
10 октября
Это, наверное, характерно для Америки, что первым человеком, вставшим во главе ее разведки, был делец-шотландец Аллан Пинкертон, выходец из Глазго. Он стал основателем династии детективов. По просьбе Авраама Линкольна он возглавил разведку Соединенных Штатов во время войны Севера и Юга. Его сыновья Уильям и Роберт преследовали таких знаменитых разбойников, как Джесс Джеймс и старый Билл Майнер, который ограбил первый дилижанс в 1886 году, а последний поезд — в 1911-м! (Вот это карьера! Из него получился бы отличный «зеленый берет»!) Старый Аллан, первый полицейский детектив Чикаго, был радикалом и воевал за негров. Его сыновья, что тоже характерно для Америки, сделались «скебами» — штрейкбрехерами. Сейчас у фирмы Пинкертона, этого частного ФБР, 70 филиалов в США и 13 тысяч сотрудников, а техника почище, чем у ФБР.
11 октября
Вчера прошел тесты на интеллектуальность и испытания психоустойчивости.
Дьявольски осточертели все эти нескончаемые проверки. С трудом держу себя в руках, до того все это оскорбительно и унизительно. Сегодня в третий раз проверяли меня, точно преступника, с помощью полиграфа, который лучше известен под названием «детектор лжи».
Посадили в кресло. Какой-то гнусный тип из Си-Ай-Си, военной контрразведки (подразделение 679), поставил на стол черный чемодан, в котором оказалось это орудие современных инквизиторов. Похоже на то, как у нас в Маунт-Синае делали кардиограмму: наложили напульсники на руки и ноги, обмотали предплечье надувной кишкой для измерения давления… Потом задавали идиотские вопросы, делая упор на мои политические взгляды и связи, а детектор графически регистрировал мои реакции.
Порой мне кажется, что нас просто используют в качестве морских свинок, курсанты Главного штаба армейской контрразведывательной службы в Форт-Холабэрде, где находится их специальная школа…
Странно, что мне не задавали никаких вопросов о моих подвигах в роли Мстителя из Эльдолларадо. Видимо, начальство в курсе дела…
12 октября
Сегодня Америка празднует День Колумба. Прослушал первую лекцию по рукопашной борьбе по новой системе О'Нила, которая вводится в спецвойсках армии США вместо старых систем. Вот выдержки из конспекта:
«По всей вероятности, первыми мастерами невооруженной рукопашной борьбы были тибетские монахи в XII веке. Поначалу разбойники на большой дороге считали их безопасными жертвами, поскольку их религия запрещала им прибегать к оружию. И вот этим монахам пришлось выработать способы защиты от разбойников. Постепенно они научились голыми руками обезоруживать и швырять наземь нападающих. Главное в их системе: момент внезапности, соединенный с использованием как естественных рычагов и точек опоры человеческого тела, так и силу и динамику противника.
Японцы усовершенствовали систему тибетских монахов, создав такие системы, как джиу-джитсу, карате, айкидо и дзю-до…
Главные отличительные черты американской системы О'Нила — это не сдерживание врага, не оборона, а калечащие и убивающие врага удары и пинки, сокрушительные и неотвратимые. Основная цель — выработка безошибочных рефлексов «киллера» — убийцы.
Кое-какие армейские чистоплюи возражали: дескать, солдат всегда оставляет оружие в части, а знания системы О'Нила у него не отберешь. И лектор добавил:
«Это все равно что сказать: давайте не будем кормить ребенка, а то он может подавиться! Ха-ха!»
Зубрю полевой устав ФМ—21—150 — «Рукопашная борьба».
Ну, попадись теперь мне Красавчик! Так отделаю этого потомка Колумба, что родных «уопов» не узнает!
13 октября
Начальник курсов заявил на занятиях, что хочет побеседовать с нами начистоту, по-мужски, запанибрата.
— Моя задача, — сказал он, — перелицевать вас, хлюпиков и хануриков, промыть вам мозги, закалить телом и духом, уничтожить ваше прежнее гражданское «я», сделать из вас «супер-джи-ай».
Перестройка должна быть не только внешней — научиться строевой может любой кретин. Говорят, что мы лишаем солдата и офицера человеческого достоинства. Клевета! Мы отнимаем у них чувство гражданского зазнайства и даем взамен сознание военной полноценности! Прежде всего солдат — это звено в цепи. Наша цель — создание военного характера, выработка привычки к безоговорочному подчинению, органическому приятию духа и буквы устава. Дисциплина, порядок и унификация! Автомат перестает стрелять, если патроны отличаются по калибру… Так и подразделение теряет свою боеспособность, если его солдаты отличаются друг от друга. Значит, надо сделать их одинаковыми с минимальным допуском. Кроме одинаковой формы и стандартного оружия, требуется единый образ мышления и поведения. И даже одинаковый внешний вид.
И тут полковник вдруг скомандовал:
— Грин — встать!
Я вскочил, а он продолжал:
— Поглядите-ка на этого молодца! Твердый, смелый взгляд, решительный склад рта, бесстрастное выражение лица, идеальная выправка, квадратные плечи. Но я еще не знаю, что у Грина внутри. Но будет — не то я съем свою фуражку! — абсолютное подчинение, безграничная преданность, максимальная эффективность!
Вот дубина! Просто возмутительно, что такие солдафоны штампуют солдатиков не только в «прямоногой» пехоте, но и у нас, в «зеленых беретах»!
И с какой это стати я должен быть похож на этого манекена из лавки армии и флота от стриженной под ежик головы до высоких ботинок на толстой каучуковой подошве.
14 октября
Сегодня утром изучали профессию «медвежатника» на огромных пластмассовых макетах различных типов замков. Скоро я смогу открыть любую дверь, взломать любой сейф.
После обеда на очередном занятии по электронике изучали диковинные приемы обнаружения подслушивающих устройств.
16 октября
Были в кино. Сначала нам показали киножурнал: выступление президента Кеннеди по случаю выпуска слушателей военного училища в Вэст-Пойнте 6 июня 1962 года. Эту речь у нас в Форт-Брагге распространяют и в печатном виде.
«Перед тем как вы бурно отпразднуете окончание училища, — говорил президент, — позвольте мне напомнить вам, что дни вашей учебы еще только начинаются…
Вам, быть может, придется командовать нашими специальными силами, которые слишком необычны, чтобы…
Дело в том, что теперь мы знаем, что совершенно неправильно говорить в данном случае о «ядерном веке»… Это новый вид войны, новый по своей интенсивности, старый по своему происхождению. Это война партизан, подрывных элементов, повстанцев и убийц, война из засады, а не на поле боя, война путем просачивания, а не нападения, война, в которой победы добиваются путем изматывания и истощения сил противника, а не путем сражения с ним в открытом бою… Вам придется отдавать приказы на различных языках и читать карты, составленные по иной системе…»
Так говорит нам президент. А президент, согласно конституции, — наш верховный главнокомандующий.
17 октября
Утром осваивали новинку — «водные ботинки». Надеваешь на ноги нечто похожее на лыжи гидроплана из пластика и шагаешь, как Иисус Христос, по воде со скоростью три мили в час. Говорят, что, возможно, нам придется форсировать в таких «водных ботинках» реки где-нибудь во Вьетнаме.
Хорошая штука для охоты на уток. Неужели придет время, когда я буду охотиться на людей?
Еще больше поразила меня другая новинка: ракетная система для индивидуального полета. Сконструировала ее фирма «Белл Аэросистемз». Аппарат смахивает на те баллоны, что надевает на спину огнеметчик. Сначала летал инструктор-испытатель, а за ним попробовали и мы.
Это ни с чем не сравнимое чувство! Летишь как птица. Ощущение неизмеримо более сильное, чем на самолете. Просто никакого сравнения.
Я выполнил норму: взлетел на тридцать футов и пролетел около трехсот футов со скоростью двадцать миль в час. Максимальная высота — 70 футов, дальность — 815 футов, длительность полета — 22 секунды.
Инструктор-испытатель скоро познакомит нас с двухместным двухмоторным воздушным «джипом» — машиной, которая является одновременно и автомобилем и самолетом.
Похоже, что нас действительно сделают суперсолдатами — мы будем воевать не только на суше, но на воде и в воздухе.
Нам продемонстрировали и другие занятные летательные аппараты — «летающий матрац», например, помещающийся в багажнике автомобиля. Грузоподъемность — около 400 фунтов. Показывали одноместный вертолет, портативный воздушный шар. Демонстрировали костюм-лодку для преодоления водной преграды…
19 октября
Сегодня меня заставили перечитать все параграфы инструкции о сохранении военной тайны и подписаться под ней.
Один из параграфов запрещает вести дневник.
Вам ясно, Джин Грин?
20 октября
Сегодня подвели итоги стрелковых состязаний. Участвовали все шестьдесят человек нашего курса. Я занял первое место по стрельбе из «кольта» 0,45 и автоматического карабина М—14, второе место по стрельбе из БАРа, третье по стрельбе из ЛМГ. С пулеметами мне что-то не везет. В стрельбе из базуки наш парный расчет занял только седьмое место. В общем зачете я оказался на первом месте, что, черт меня побери, чертовски приятно.
Нацепил на грудь значок снайпера.
Интересно, что бы сказал о моих успехах добрый старый профессор Наум Мандель, мой наставник из больницы Маунт-Синай?
22 октября
Напились в Ф. Берди тянул меня к «помидорчикам». Обещал познакомить с какой-то мулаточкой: «Помидорчик» с перцем!» Как объяснишь ему мою идиосинкразию к «помидорчикам»?
Наутро раскалывалась голова. Шипучка из бромозельцера едва привела в чувство. В тяжкие минуты вот такого бурного похмелья я всегда чувствовал в «гражданке» какую-то стыдную, мучительную вину перед самим собой и скорее стремился очиститься в напряженном больничном труде, с головой окунаясь в работу, словно в живительный, облагораживающий и возвышающий источник. Но солдатчина — это не тот труд, что может дать избавление от похмельных терзаний.