Многим казалось, что сам звук ТВ303 наркотический. Но осцилляторы и фильтры, ответственные за звучание этого мирного японского прибора, никакого отношения к ЛСД, конечно, не имели.
      Однажды герой и новатор ди-джей Пьер неожиданно услышал по радио до боли знакомые вжикающие звуки. К его ужасу, это был чужой трек. Ди-джей Пьер и его приятели никому не рассказывали, откуда взялся - модный эсид-саунд, и уклончиво намекали на особые синтезаторы, многоканальную запись, хитрые аккорды и даже на полиэтиленовый пакет, который они якобы протаскивали под дверью. Никто не должен был знать, что эсид прячется в маленьком серебристом ящике с тринадцатью пластмассовыми клавишами - всего на одну октаву - и с полудюжиной ручек. В синтезатор вмонтирован секвенсор, который воспроизводит одну и ту же последовательность нот, а ты можешь при этом вертеть ручки и искажать звук.
      Японский прибор был выпущен в 82-м, стоил пятьсот долларов и предназначался для певцов-одиночек, исполняющих свои песни под акустическую гитару - ей явно не хватает баса. Ровно через полтора года производство ТВЗОЗ было прекращено: звук оказался неприятным, а прибор - дорогим и, вообще говоря, никому не нужным. В 1985 году он в изобилии украшал магазины подержанных товаров.
      Так вот, ди-джей Пьер полагал, что ему удастся сохранить монополию на клевые звуки. Но чикагский ди-джей и продюсер Армандо повторил подвиг. Чикагский эсид-хаус стал танцевальной музыкой черного андеграунда.
      Garage / deep house
      Году в 88-м чикагский хаус стал басовитее и мягче. На обложках грампластинок, которые выпускал лейбл DJ International, появилось новое название - deep house. Слово "deep" (глубокий) употребляется крайне неформально: если музыка претендует на глубину, серьезность и некоторую изысканность, то она, безусловно, deep. Соул-вокал - тоже, разумеется, deep.
      Этот самый облагороженный и одушевленный (и безошибочно коммерческий) дип-хаус прекрасно прижился в Нью-Йорке, где его местная разновидность была названа словом "гараж". Несложно заметить, что в чикагском эсид-хаусе басовая партия (то есть эсид) была на удивление не басовита, она дергалась и визжала. Весь бас был заключен в равномерном буханье бас-барабана. Поэтому бас не двигался. А в хаусе конца 80-х бас - это настоящий, глубокий, плавный бас, поэтому и буханье барабана оказывается не таким грубым.
      Вообще гараж и дип-хаус изящнее, чем эсид-хаус. Одна из причин, вероятно, состоит в том, что нью-йоркская хаус-музыка - это принадлежность шикарной и богемной жизни, а вовсе не андеграундного угара, как в Чикаго середины 80-х. В гараж-клубе дамы носят вечерние туалеты и пьют шампанское.
      Гаражные треки построены как обычные песни - со строфами, куплетами и припевами.
      07. Детройт
      Толстяк Хуан Эткинс (Juan Atkins) читал научную фантастику и живо интересовался фанк-музыкой. Как и все темнокожие детройтские подростки, он мечтал играть в группах Джорджа Клинтона Parliament и Funka-delic - ведь они базировались именно в Детройте. Хуан пытался играть на бас-гитаре, но найти еще полдюжины сверстников, чтобы сколотить собственную фанк-команду, не смог.
      Юноша записывал свои первые треки, используя двухкассетный магнитофон и синтезатор. Он многократно переписывал звук с кассеты на кассету, добиваясь возникновения грува. Этот процесс ему понравился - молодой человек решил, что группа ему и не нужна. А нужно умение обходиться с современной музыкальной аппаратурой. Поскольку синтезатор следовало "программировать", основательный Хуан решил, что ему следует изучать программирование, но, уже поступив в колледж, выяснил, что искусство написания программ для вычислительных машин не имеет никакого отношения к настройке параметров синтезатора.
      В колледже девятнадцатилетний Хуан Эткинс познакомился с ветераном вьетнамской войны Риком Дэ-висом - Рику было уже за тридцать, и он являлся большим поклонником Джими Хендрикса. Вдвоем они создали электро-группу Cybotron, послали свою первую пленку главному музыкальному гуру Детройта радио-ди-джею Electrifying Mojo, и тот завел ее в эфире. Хуан и Рик были в шоке. Их сингл "Clear" (1982) разошелся в количество пятидесяти тысяч экземпляров.
      Слово "Cybotron" Хуан Эткинс нашел в книге знаменитого футуролога Элвина Тоффлера. Тоффлер написал несколько томов о том, как будет выглядеть высокотехнологическое общество будущего, нашпигованное роботами, лазерами, компьютерами, генной технологией и полетами в космос. Самая известная из его книг называется "Future Shock", но на Хуана Эткинса неизгладимое впечатление произвела "Третья волна" ("Third Wave", 1980). В ней шла речь о том, что будущее возникнет не сразу, а постепенно. Сначала появятся люди, которые уже будут людьми будущего, они будут жить по новым правилам, и мозги у них будут функционировать по-другому. Своей деятельностью они способствуют наступлению высокотехнологического будущего. Это агенты будущего, прокравшиеся в наше время. Их Тоффлер назвал техно-бунтарями (Techno Rebels).
      Надо ли говорить, что двадцатилетний Хуан Эткинс считал себя именно таким техно-бунтарем.
      Дуэт Cybotron просуществовал недолго: Рик Дэвис намеревался обогатить саунд электрогитарами, Хуан Эткинс был против, и коллектив развалился. Да и сам стиль электро к середине 80-х утратил свою притягательную силу. Из электро возник современный хип-хоп. И техно.
      Old school detroit techno
      В 1985 году Хуан Эткинс выпустил первый сингл своего нового проекта Modell 500. Трек назывался "No UFOs".
      Это и было пресловутое детройтское техно старой школы.
      В колледже Хуан Эткинс познакомился с двумя парнями, одного из которых звали Кевин Сондерсон, а второго - Деррик Мей. Они - так называемые крестные отцы техно. Сами они называли свою тусовку Deep Space.
      Надо сказать, что пионеры детройтского техно вовсе не считали своим идеалом жесткую, механистичную и античеловеческую музыку. Нет-нет, они стремились к неимоверно высокому стандарту высокотехнологичной, сложной и многослойной музыки, которая к тому же должна обладать душой и нести надежду. Техно-пионеры были уверены, что такая музыка может возникнуть именно в Детройте.
      В далеких 60-х Детройт был славен двумя конвейерными линиями: автомобильным заводом Форда, на котором работал весь город, и музыкальным концерном Motown, наладившим поточное производство соул-музыки.
      В 70-х линия сборки автомобилей была автоматизирована. Введение роботов лишило работы массу народа. Местные банки стали вкладывать деньги в земельные спекуляции в Мексике. Город, когда-то носивший гордое наименование Motor City, умирал на глазах, целые кварталы стояли пустыми, дома никто не ремонтировал. В результате - рост уличной преступности и наркомании.
      Утопическая идея Хуана Эткинса состояла в том, что Motor City превращается в Techno City - лежащий в руинах Детройт становится городом будущего, и техно-музыка выражает душу грядущих времен.
      Вот знаменитая цитата из Деррика Мея на интересующую нас тему: "Техно это то же самое, что и Детройт - одна большая ошибка. Это похоже на Джорджа Клинтона и Kraftwerk, застрявших в одном лифте".
      Детройтские техно-пионеры находились в глубоком андеграунде, буквально в абсолютной изоляции: об их деятельности никто не знал, они были заговорщиками, действовавшими в черном гетто. Единственными, кого могла заинтересовать их продукция, были ди-джеи, крутившие чикагский хаус. Чтобы навязать им свои треки, Эткинс - Мей - Сондерсон подкорректировали ритмический рисунок, то есть внедрили прямой бас-барабан.
      Детройтская музыка второй половины 80-х годов очень похожа на чикагский хаус. Есть мнение, что никакого особого детройтского техно старой школы никогда и не существовало, дескать, этот термин придуман лишь с целью противопоставить себя более успешным конкурентам. Сам Эткинс уверяет, что ди-джеи бойкотировали все, что было не очень похоже на хаус, и он был вынужден отказаться от электро-ритма (то есть брейкбита в духе "Trans Europa Express") в пользу куда более модного хаус-стука.
      В любом случае верно то, что детройтская продукция не пользовалась успехом и потому не несла на себе следов наскоро сляпанной коммерческой халтуры.
      08. Лондон
      В Европе чикагские хаус-пластинки были известны уже с 86-го. На некоторых ди-джеев эта музыка произвела впечатление, но они все равно ставили ее вперемежку с соулом, фанком и хип-хопом. Звучала эта музыка преимущественно в дискотеках для гомосексуалистов, прочей публике она казалась скучной.
      Ситуация резко изменилась, когда выяснилось, что танцоры, съевшие таблетку наркотика экстази, видят друг друга и слышат музыку совсем другими глазами и ушами. О монотонности и скуке не может быть и речи, хаус-ритм начинает восприниматься как звук всеобъемлющего счастья и любви к ближнему.
      Американским продюсерам подобный эффект не был знаком, они делали свои треки, так сказать, на трезвую голову. Конечно, в американских дискотеках употреблялись и кокаин, и мескалин, и ЛСД, но в довольно скромных масштабах. Славящиеся своими кокаиновыми оргиями заведения - вроде нью-йоркского диско-клуба Studio 54 - были не правилом, а кратковременным исключением. Никому не приходила в голову такая глупость, что оценить по достоинству прелесть хауса можно только находясь под воздействием сильнодействующего наркотика. Но в Европе взрыв интереса к новой музыке произошел исключительно благодаря экстази.
      Ecstasy
      Основным составляющим таблеток экстази является вещество, носящее довольно неподъемное название метилен-диокси-мет-амфетамин, или, сокращенно, МДМА.
      В 1912 году немецкий фармакологический концерн Merk синтезировал МДМА в качестве промежуточного звена в технологической цепи получения каких-то лекарственных препаратов. Но наступила Первая мировая война, МДМА поставили на полку и забыли. В научной литературе это соединение всплыло лишь после Второй мировой войны. МДМА относился к наркотикам и ядам, которые испытывались на животных в секретных американских лабораториях на предмет применения в будущей мировой войне. Многие из испытываемых препаратов очень быстро оказались в широком обращении (самый известный пример - ЛСД), но МДМА так и оставался никому не известным.
      В середине 60-х МДМА был вновь синтезирован. Его открыл калифорнийский химик русского происхождения Александр Шульгин. Это очень интересный человек. Во время Второй мировой войны он служил в американском флоте, потом изучал химию. В 1960 году 35-летний Шульгин первый раз в жизни попробовал галлюциногенный наркотик мескалин, открыл совершенно новый для себя мир и пришел к закономерному выводу, что все мироздание на самом-то деле находится в нашем сознании.
      Шульгин получил место в Dole Chemical Company и приступил к синтезу веществ, по структуре напоминавших мескалин. Проверял новые соединения Шульгин не на животных, а сразу на себе. Талантливый и необычайно продуктивный химик изобрел много десятков новых соединений, но все они были разновидностями галлюциногенных наркотиков. Компания Dole ни рекламировать, ни продавать их, естественно, не могла - ведь как раз в то время в США разразилась паника вокруг ЛСД.
      Шульгин уволился из Dole, оборудовал у себя дома химическую лабораторию и в течение последующих тридцати лет синтезировал наркотики, изменяющие наше восприятие мира. Сто семьдесят девять из них он описал - включая и их изготовление в домашних условиях - в своей автобиографии. Вокруг химика сложился круг поклонников, которые пробовали наркотики на себе. Все было обставлено очень возвышенно и благочинно: медицинский эксперимент более походил на отдых на даче - еда, спортивные игры, прослушивание музыки, чтение, сон. На следующий день все присутствующие составляли отчет об увиденном и услышанном. В 80-х бородатый, улыбающийся, вежливый и скромный химик, наряженный в сандалии на босу ногу, превратился в культовую фигуру.
      Почему его не остановили еще в 60-е годы? Александр Шульгин служил в государственной организации, занимавшейся борьбой с наркоманией, был экспертом номер один и, разумеется, имел лицензию на любые манипуляции с любыми наркотиками. Кроме того, он состоял членом элитарного клуба Bohemian Club - бастиона республиканской партии в Сан-Франциско. Лишь в 94-м семидесятилетнему Шульгину вежливо запретили его деятельность.
      Шульгин синтезировал МДМА в 1965 году, но сам попробовал его лишь через два года. Химик был хорошо знаком с действием ЛСД, мескалина и бесчисленного числа других галлюциногенов, но даже его изумил эффект, производимый МДМА. Галлюцинаций наркотик не вызывал, но создавал необычайно сильное состояние тепла, уюта и блаженства.
      Шульгин назвал его эмпатогеном, то есть возбуждающим эмпатию. Слово "эмпатия" следует понимать как "вчувствование", "вживание". Имелось в виду, что человек начинает входить в положение других людей, принимает к сердцу их проблемы, буквально влезает в их шкуру, становится открытым, доверчивым и избавляется от обычных страхов и сдерживающих импульсов.
      Лишь через десять лет - в 77-м - Шульгин познакомил с действием МДМА своего знакомого психолога Лео Зоффа. Тот уже собирался на пенсию, но, столкнувшись с чудо-средством, активно взялся за его пропаганду среди коллег-психотерапевтов. По самым приблизительным оценкам, Лео Зофф обратил в новую веру примерно четыре тысячи своих коллег. В 80-х с распространением идеологии нью-эйдж МДМА стал восприниматься как чудо-элексир ото всех бед, которые мучают человека. Он расширял сознание, нес покой и просветление, способствовал гармонии, и даже пробуждал любовь к окружающей среде. Психотерапевты хорошо помнили, что произошло, когда ЛСД вырвался на свободу и попал в руки дельцов наркобизнеса, поэтому, не желая потерять эффективный препарат, несколько лет держали его в секрете, ласково называя его Adam. Впрочем, в США в начале 80-х МДМА был вполне легальным. В массовом порядке за его изготовление взялась элитарная группа преуспевающих терапевтов, называвшая себя Бостонской группой. Пациентам, жаждущим духовного очищения и просветления, МДМА выдавался вместе с брошюрой, описывавшей прямо-таки религиозный ритуал его применения.
      В 1983 году один из участников Бостонской группы переселился в Техас и со своими друзьями, которые до того торговали кокаином, но решили стать на путь исправления и очищения, взялся за изготовление и распространение МДМА под новым именем "экстази". Техасская группа не забивала себе голову излишней психотерапией и очень быстро превратилась в организованную банду изготовителей и продавцов наркотика, пользовавшегося большим спросом у студентов колледжей. За год своей деятельности Техасская группа распространила несколько миллионов маленьких доз МДМА, который продавался в виде таблеток или в виде "травяной" настойки, разлитой по маленьким коричневым бутылочкам. В 85-м МДМА, наконец, официально запретили в США.
      К моменту своего запрещения экстази был уже очень хорошо известен в гомосексуальных клубах Нью-Йорка, к которым относился и знаменитый Paradise Garage.
      В Великобритании МДМА был запрещен еще в 77-м. В лондонских элитарных клубах шикарная молодежь глотала амфетамин и запивала его алкоголем. В начале 80-х из Нью-Йорка стали поступать пакетики с экстази. Таблетка стоила двадцать пять фунтов стерлингов, в Нью-Йорке же - всего шесть долларов.
      Наркотик перевозили через океан для себя и своих ближайших друзей и распределяли по штуке на брата. Это было развлечение для избранных представителей шоу-бизнеса и мира моды. Съев таблетку, они укладывались на кресла, кушетки или просто на пол, задирали вверх ноги и неподвижно слушали музыку группы Art Of Noise. Это времяпрепровождение называлось "экстази-парти". Посторонних на него не допускали. Экстази был дорогостоящим заморским дефицитом. Ни о каком эсид-хаусе эта публика и слыхом не слыхивала, как и о том, что, съев таблетку экстази, можно вообще двигаться.
      Ibiza
      Славен остров Ибица. Балеарские острова! Летом - настоящий рай. В 1986 году в руки ди-джея Альфредо Фио-рилло попали хаус-пластинки из Чикаго. Впрочем, Альфредо их несколько оживлял, накладывая на сухой стук соул-вокал и мелодичные линии клавишных, которые брал с итальянских диско-пластинок. Регги, фанк, хип-хоп, а также Modern Talking, Альфредо заводил, конечно, тоже. В конце своего сета он ставил "Imagine" Джона Леннона. Альфредо побывал и в Лондоне, где продемонстрировал свою музыку. Никакого эффекта.
      Но на следующий год - в 87-м - на Ибице произошло что-то в высшей степени странное. Люди не просто танцевали, а буквально сияли от счастья. Экстази уже много лет был известен на острове, его привезли с собой модники-гомосексуалисты из Нью-Йорка. В 87-м "Acid Traxx" был, наконец, напечатан на пластинке и ввезен в Европу. Экстази входил в моду, и эсид-хаус тоже. Они встретились и полюбили друг друга.
      Курортную музыку ди-джея Альфредо назвали балеарским саундом (balearic sound), или эсид-хаусом: то обстоятельство, что собственно чикагский хаус это лишь одна из составных компонентов этого пестрого компота, никого не волновало.
      В сентябре 1987 года на Ибицу приехали четверо лондонских ди-джеев, они собрались отмечать день рождения одного из них - Пола Оукенфолда, которому как раз стукнуло двадцать шесть. Именно с их прибытия на Ибицу и отсчитывает свое рождение современная европейская техно-хаус-культура, как полагают британские эксперты, которым история двух последующих лет представляется чрезвычайно важной и интересной. Кстати, Пол Оукенфолд до сих пор практически ежегодно получает титул самого популярного британского хаус-ди-джея.
      Ребята попробовали экстази, посмотрели, какое воздействие наркотик оказывает на танцующих, и врубились, что монотонная молотилка необычайно способствует радостной, раскованной и эйфорической атмосфере. Для четырех профессионалов это явилось настоящим откровением.
      Вернувшись домой, в мрачный и сырой Лондон, просвещенные ди-джеи попытались организовать курортные хаус-парти.
      1988
      В январе старый знак хиппи - смайли (smiley) - желтый кружок с двумя глазами-точками и улыбкой-дугой - стал опознавательным знаком эсид-парти, эсид-хауса и, самое главное, экстази.
      Пол Оукенфолд снимал заднюю комнату в громадном гомосексуалистском клубе Heaven и проводил там вечеринки под названием "Future".
      Обстановка напоминала детский утренник, танцующие смеялись, обнимались, целовались, размахивали в воздухе руками, растопырив пальцы во все стороны, разрисовывали друг друга светящимися красками и делали друг другу подарки. В клубе "Shoom" очень скоро накопился целый склад плюшевых медвежат. Совершенно незнакомые друг с другом люди живо общались и рассказывали про себя и про свою жизнь довольно интимные подробности.
      "Shoom" и "Future" подтвердили справедливость формулы: экстази плюс эсид-хаус равняется массовая эйфория. На танцульки пускали далеко не всех, очереди стояли часами.
      В апреле Оукенфолд снял целиком клуб "Heaven", в который влезало полторы тысячи человек. Вечера назывались "Спектр: театр безумия". В середине мая помещение уже не могло вместить всех желающих - среди всего прочего это означало, что к тому времени была налажена бесперебойная поставка экстази в Лондон. Впрочем, никто не подозревал, что экстази запрещен.
      С увеличением количества танцоров ветераны Ибицы почувствовали, что утрачивают приоритет и остаются в малоубедительном меньшинстве. Они были убеждены, что началась распродажа идеалов и коммерциализация эсид-хауса, который стал не тем, чем был раньше. Действительно, когда в каждом магазине продаются майки с надписью "Где проходит эсид-хаус парти?", иначе чем распродажей идеалов и крушением иллюзий это дело не назовешь.
      Большая часть тех, кто с самого первого дня был свидетелем и участником этого безумия, превратились в профессиональных ди-джеев, устроителей парти или попросту торговцев наркотиком. В апреле 88-го одна таблетка стоила пятнадцать фунтов стерлингов - торговля экстази стала довольно прибыльным делом. Как из-под земли появились многочисленные банды, распространявшие экстази. Эсид-хаус и новая клубная культура стремительно превращались в процветающую ветвь теневой экономики.
      В июне - июле напряжение достигло критической точки, и лондонские клубы один за другим стали переходить на эсид-хаус. Этот момент вошел в историю под названием "Лето любви" (Summer of Love). Собственно, это было второе Лето любви, первое разразилось в 68-м, вообще же, хаус-бум обнаруживает много параллелей с эрой хиппи.
      17 августа бульварная газета The Sun выступила с разоблачением новых наркотанцев. Правда, газета решила, что танцоры находились под влиянием ЛСД -ведь, размахивая в воздухе руками, они истошно вопили: "Ээээээээсииииид!" Газета писала, что танцующие, которым уже далеко за двадцать, пытаются сбросить с плеч стресс рабочего дня и каждый уик-энд накачивают себя наркотиком.
      В средствах массовой информации разразилась истерия. Началась настоящая травля новой молодежной моды. А молодежь, которая и впрямь была не прочь стряхнуть стресс и усталость, повалила в эсид-хаус-клубы.
      В июне была зарегистрирована первая смерть от экстази. Никто не знал, насколько он на самом деле опасен. Танцоры верили слухам, что экстази высушивает спинной мозг - тем более что у всех болели спины от многочасовых танцев. При этом никто не придавал значения очевидным последствиям употребления наркотика: утром, когда угар проходит, начинается coming down состояние депрессии, опустошения и отчаяния. В середине недели депрессии могут возвращаться. Позже стали известны и многочисленные случаи гипертер-мии, то есть перегрева организма, который под воздействием наркотика не может контролировать свою температуру. Рэйверы, измученные танцами, литрами пьют воду, и это тоже часто приводит к несчастным случаям. Отмечено и разрушительное воздействие наркотика на почки и, главное, на мозг.
      Самые ощутимые последствия регулярного приема экстази - это депрессия, бессонница, потеря ориентации в пространстве, а также утрата памяти, приступы панического ужаса, психоз и паранойя. Для некоторых все эти радости становятся хроническими и излечению не поддаются. Когда увеличение дозы экстази перестает приносить желаемый эффект, то рэйверы - если у них не хватает ума потерять интерес к хаус-танцам - переходят на кокаин и героин. На берлинский Love Parade часто приезжают рэйверы первой волны, все они с наркотиками давным-давно завязали, пьют одну минеральную воду и не танцуют. Кто не завязал, тот не в состоянии приехать на Love Parade уже чисто физически.
      В 1988 году в Европе начался настоящий бум вокруг эсид-хауса. Танцевальная музыка перестала быть тем, чем она была раньше. Появились первые европейские эсид-хаус-треки: чикагских пластинок было относительно мало, а спрос - огромным, кроме того, у многих чесались руки и хотелось самим попробовать.
      Образовалась новая отрасль экономики, постоянно росло число продюсеров и ди-джеев, возникали фирмы грамзаписи и клубы, проводились танцульки на свежем воздухе. Количество новых треков не поддавалось обозрению. В результате, как это обычно бывает с любым инфляционным процессом, качество заметно упало.
      Британская пресса придумала новые хаус-стили handbag и hardbag, то есть "дамская сумочка" и "жесткая дамская сумочка". Имелась в виду музыка, услышав которую, девушки не могут устоять на месте, ставят на пол свои сумочки и танцуют, упершись в них взглядом. В этой музыке было очень много клавишных.
      Каждый удачный хаус-трек вызывал поток подражаний. Трек "Voodoo Ray" продюсера A Guy Called Gerald породил новую разновидность хауса - bleeps and clonks (бульки и звяки). Имелись в виду звуки, словно бы извлеченные из игрушечных пианино. Именно этот саунд объявил своей программой лейбл Warp. Возникло ощущение небывалой легкости и свободы, плотина рухнула, оказалось, что в музыку можно вклеивать любое бульканье и кряканье. Это было началом того, что позже получило название intelligent techno.
      Уже на следующий год бум вокруг эсид-хауса в Лондоне стал ослабевать, ди-джеи, утонувшие в море эсид-хаус-треков, принялись искать альтернативу коммерческому и довольно бессодержательному курортному саунду. Тут и было обнаружено бескомпромиссное и суровое детройтское техно, которое якобы явилось ответом на европейскую коммерциализацию эсид-хауса.
      Для детройтских техно-пионеров их европейский успех стал полной неожиданностью, они к этому были просто не готовы. Хуан Эткинс, крутивший пластинки на танцульках в Великобритании для пяти тысяч подростков, не мог понять, что происходит. В родной Америке никто его не знал и знать не желал.
      Конец 80-х в Великобритании - это второй и пока, к сожалению, последний волшебный момент в истории новой музыки (первый был, напомню, в конце 70-х в Нью-Йорке). В обстановке необычайной свободы и вседозволенности появилось новое поколение энтузиастов, а стилистические барьеры, казалось, исчезли навсегда.
      90-е
      09. твердое ядро
      Hardcore
      Хардкор (твердое ядро) - это самый радикальный и, как правило, примитивный и тупой фланг любого культурного явления. Если какая-то идея доведена до абсурда, то можно смело говорить о хардкоре.
      В контексте разговоров о техно слово "хардкор" тоже употребляется. Понятное дело, что имеется в виду быстрая и шумная музыка. Первая половина 90-х - это и есть эпоха хардкора: музыка в целом стала более жесткой и быстрой, чем чикагско-нью-йоркский хаус 80-х.
      Кстати, новый жесткий саунд был назван словом "техно". Именно в 1990 году слово "техно" стало употребляться по отношению ко всем существующим стилям современной танцевальной музыки.
      Underground resistance
      В начале 90-х детройтское техно вступило во второй этап своего развития. Музыка стала несколько быстрее и шумнее, чем раньше, в нее вернулся электробрейкбит. Сами музыканты называли этот стиль электро-фанк. В центре довольно политизированной антикапиталистической тусовки стоял лейбл Underground Resistance (UR).
      UR - это безоговорочный культ. Собственно, почему? Дело тут не столько в каком-то неслыханном саунде, сколько в позиции и концепции. Кроме всего прочего, UR - это настоящий андеграунд. Без UR претензии техно на андеграундность были бы просто смешны.
      Для участников UR техно - это вовсе не разновидность танцевальной музыки, а часть большого дела - борьбы с Системой. С такой серьезностью и прямо-таки ожесточенностью, с которой подходят к техно в Детройте, больше нигде к этой музыке не относятся. Если в разговорах о техно речь заходит о революции, о бунте, о противостоянии Системе - значит, ищи детройтский след.
      В конце 80-х, когда бум вокруг эсид-хауса охватил Европу, в Детройте наступило затишье - ди-джеи и продюсеры получили возможность выступать и выпускать пластинки в Европе и Японии.
      Но именно в конце 80-х в Детройте был создан творчески-бунтарский коллектив под довольно нескромным названием Underground Resistance (Подпольное сопротивление).
      Фактически это были всего два парня: Майк Бэнкс по прозвищу Mad Mike и Джефф Миллс. Позднее к ним присоединились Роберт Худ и Блэйк Бакстер. Они и составили так называемый "Штурмовой отряд подпольного сопротивления" (UR Assault Squad).
      Во время своих выступлений участники UR носили черную униформу и закрывали лица масками. Идею политического противостояния Джефф Миллс позаимствовал у Public Enemy, а идею выступать в военной униформе - у индустриальной группы Front 242.
      Лейбл UR занимал агрессивно антикоммерческую позицию: скажем, была выпущена знаменитая серия грампластинок, которые на домашнем проигрывателе не послушаешь. Дело в том, что пластинки следовало крутить в сторону, противоположную обычной - то есть иголка должна была ехать по звуковой дорожке от центра к краю диска. Ди-джейский проигрыватель предоставляет такую возможность, а бытовой - нет.
      Треки UR назывались "Бунт", "Ликвидация", "Адреналин", "Звуковой разрушитель", "Теория", "Красота упадка", "Хищник". В этой музыке начисто отсутствуют какие бы то ни было клавишные или струнные. Разговоры о машинной музыке - не пустая пропаганда: на тепловоз, груженный металлоломом, эти треки определенно похожи (упомянутый тепловоз - дальний родственник "Трансевропейского экспресса"). UR - верные продолжатели дела Kraftwerk: никаких акустических звуков не допускается, музыка - это результат взаимодействия человека и машины.
      Грампластинки UR обильно снабжены заклинаниями типа "Жесткая музыка из жесткого города". Часто поминается бунт. Вообще же цель борьбы - преодоление программирования.
      Программирование - ключевое слово в идеологии Underground Resistance. Программирование - это принцип функционирования современных промышленных стран, которые уже развились до такого состояния, что производят не только товары и механизмы, но и сознание отдельных индивидуумов. Имеется в виду, что все люди - не более чем биороботы, которых программирует современная жизнь, или, как принято говорить, Система. Мировоззрение, привычки, эмоции, убеждения - все, что составляет начинку человека, все его сознание и подсознание - все это запрограммировано. Цель этого гнусного манипулирования - сохранение барьеров между людьми и расами в ущерб миру и взаимопониманию. Школьное образование, домашнее воспитание, законы, средства массовой информации и индустрия развлечений - все они превращают народ в отлаженный и исправно функционирующий механизм. А техно - это единственный способ коммуникации, не учтенный всесильными программистами человеческих душ. Техно способно разрушать связи, сформировавшиеся в сознании, и таким образом освобождать индивидуумов. При этом быть незаметным - один из главных принципов. Mad Mike: "Жизнь - это борьба. Если тебя замечают, то тут же уничтожают или обезвреживают, и ты уже сам становишься инструментом программирования".
      Не раз взгляды участников UR были неправильно интерпретированы. Детройтские техно-бунтари регулярно получали депеши от якобы братьев по оружию из ирландских или ливийских террористических организаций. Но ребята из UR почему-то неизменно отказывались взрывать самолеты и автобусы.