Александр ГОРОХОВ
      Повязанные кровью
      повесть
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      глава 1
      Светофор переключил огни на желтый, но Денис терпеливо дождался зеленого и только тогда тронул машину, миновал перекресток и Фарид проговорил нервно.
      - Вон она, местная почта. Стой.
      Денис проехал мимо почты, на ближайшем углу свернул, загнал автомобиль под деревья и остановился.
      - Ты что почту проехал? - спросил Фарид.
      - Меньше рискуешь, дольше живешь. Ты пойдешь, или я?
      - Ты. Я более приметный.
      - Да? - с некоторым сомнением спросил Денис, глянул в лицо друга и пришел к выводу, что тот прав - Фарид, унаследовавший отцовскую татарскую кровь, прихватил кое-что и от русской мамы - на темном и тонком лице густые сросшиеся брови. Но глаза вовсе не черные, а ясно-голубые, красив понятно.
      - Ладно, - сказал Денис. - Тот редкий случай, когда ты прав.
      Он вышел из автомобиля и зашагал назад, к почте. Строго говоря, и он был достаточно приметен на улицах этого небольшого Подмосковного поселка чуть выше среднего роста, немного грузный для своих двадцати двух лет, но не оплывший от обжорства, а налитый от мощной шеи до крепких ног упругой, тренированной силой.
      Он вошел в помещение почты, тут же нашел окошечко кассы и подал в него деньги, сказав нейтрально.
      - Три жетона под телефон-автомат в Москву.
      Девушка за окошком бросила на него беглый взгляд, отметила длинные и светлые глаза, высокий гладкий лоб и выкинула на стойку три металлических жетона с прорезями.
      - Аппарат в коридоре. - с легким нажимом сказала она и уже внимательней посмотрела ему в лицо.
      Денис кивнул, отвернулся и покинул почту.
      Он вернулся к тому месту где оставил свою синюю "шкоду", но автомобиля не нашел. Зная нелепые шуточки, которыми любил забавляться взбалмошный Фарид, он оглянулся и тут же увидел, как синяя "шкода" задом выкатилась из-за угла и остановилась возле него.
      Он сел рядом с Фаридом и буркнул.
      - Лишние фокусы нам ни к чему.
      - По твоей теории! - засмеялся Фарид. - Меньше риска! Не позвонил?
      - Нет. Эта кассирша на почте могла меня запомнить. Едем в Мытищи. Это рядом.
      Фарид тронул машину и снова засмеялся.
      - Много ты все-таки напускаешь туману, Ден! Кто там отследит сюда наш телефонный звонок?
      - Тот, кому надо - отследит. Сейчас прямо и выйдешь на Ярославское шоссе. Левый поворот.
      - Знаю.
      Они проскочили поселок, имени которого так никогда и не узнали, на выходе из него вывернули влево и влились в густой автомобильный поток.
      Трасса была густо забита автомобилями, но движение в три полосы все же позволяло сохранять высокую скорость.
      Фарид покосился из-за руля.
      - Как тебе в армии служилось?
      - Как всем. - безразлично ответил Денис.
      - Деды по первому году били?
      - Не очень.
      - Черт тебя возьми, Ден! Я ж тебя всего-то считай четыре года не видел! Где ты до армии два года прятался?
      - Прятался. - сдержанно ответил Денис. - Сидел, как мышь.
      - Ну и напрасно! Я тоже , конечно, афишу себе не делал, но меня никто не трогал.
      - Это и плохо.
      - Почему еще?
      - Потому, что тебя засекли и поставили на контроль.
      - Да брось ты! Всех амнистировали через полгода, из тюрьмы выпустили, генералы в Государственной Думе сидят, сошки поменьше похваляются, что они Белый Дом от танков защищали, один ты в щель забился, сам себе срок наказания назначил.
      - Крути баранку и молчи, - раздражаясь сказал Денис. - А то вышибу из машины.
      Фарид обидчиво примолк - он знал, что старый друг из машины не выгонят, даже если и очень разозлится, но добрую оплеуху заработать можно было быстро - на руку Денис Черешков был легок со школьных лет.
      - Где будем звонить? - спросил Фарид минут через пять.
      - В Мытищах. Дорогу не спрашивай, найдем отделение почты сами.
      Фарид не стал спорить и, когда они вкатились в Мытищи, принялся неторопливо кататься по улицам, пока не наткнулся на почту. Копируя действия друга, Фарид проехал мимо и остановился.
      - Кто будет звонить, Ден?
      - Я. Ты все напутаешь.
      Он вновь вышел из машины, добрался до почты и вошел внутрь.
      Народу по будничному дню было немного, он быстро нашел кабинку междугороднего телефона, вошел в неё и прикрыл за собой дверь, тут же прислушавшись. Нет, голоса сюда почти не доносились, следовательно - и его никто не услышит.
      Инструкция на стенке объясняла, как звонить в Москву, но Денис и без того знал её. Он сунул жетон в прорезь автомата, набрал номер и через десяток секунд ожидания ему ответили уверенно.
      - Мэрия Москвы. Секретариат.
      - Добрый день, - пытаясь изменить голос проговорил Денис. - Мне нужен телефон человека, который принимает сведения по покушению на убийство вице-мэра Москвы Рекунова.
      - Можете дать их мне. - тут же ответили из мэрии.
      - Нет. Мне нужен человек, который отвечает и ведет это дело. И не тяните.
      - Хорошо, записывайте телефон. Лактионов Михаил Борисович номер... Вы записываете?
      - Я запоминаю. Быстрей, пожалуйста.
      Ему сказали номер и он впечатал цифры в мозг. Тут же повесил трубку и опустил в автомат второй жетон. По первоначальному плану следовало этот звонок делать уже из другого аппарата, но Денису казалось, что времени у него достаточно - если даже звонок и фиксируется спецслужбами мэрии, то стремительных, надлежащих мер принять не успеют.
      В трубке произнесли резко.
      - Мэрия Москвы. Лактионов.
      - Я по поводу покушения на Рекунова. Вице-мэра.
      - Слушаю вас.
      Текст разговора у Дениса был отработан и он заговорил быстро, но отделяя каждое слово.
      - У меня есть сведения об убийцах и я...
      - Извините, - оборвал его Лактионов. - Вице-мэр не убит, а находится в тяжелом состояние. Не накаркайте лишнего.
      - Хорошо. Вчера мэр Москвы Лужков выступал по телевизору и сказал, что за сведения о преступниках , за АНОНИМНЫЕ сведения обещана награда. Так?
      - Абсолютно. Что вы можете сообщить?
      - Сегодня в газете написали, что сумма награды будет в СТО ТЫСЯЧ долларов. Это газетная "утка" или правда?
      - Абсолютная правда, но только в случае если вы предоставите полные сведения с указанием имен, фактов и прочих доказательств. За частичную информацию, сами понимаете, - частичное вознаграждение, но так же достаточно высокое.
      - Убийцу я выложу вам на тарелочке. Но ведь для мэра Москвы, всех вас важен больше заказчик?
      - У вас есть сведения и по заказчику? - тень недоверочивого удивления прозвучала в голосе собеседника.
      - Я - спросил?
      - Тогда я вас не понял.
      - Будет удваиваться сумма награды, если я выведу вас на заказчика покушения?
      - Конечно. Награда будет составлять двести тысяч долларов.
      - Хорошо, запишите. Мое имя, для вас, будет - Георгий... Георгий Победоносец, покровитель столицы.
      - Записал. - слишком быстро ответил Лактионов. - Когда я вас услышу?
      Денис взглянул на часы - он торчал в будке уже больше двух минут.
      - Не так быстро. Я сдам вам качественный товар. Тогда и поговорим об остальном.
      - Но все же? Неделя? Две?
      - Около того. Всего доброго.
      Он положил трубку и вышел из кабинки весь мокрый от напряжения. На улице проверил карманы своей легкой куртки, скинул её, свернул в ближайший двор, разорвал куртку пополам и бросил в мусорный контейнер.
      Фарид ожидал его, сидя за рулем машины - мотор не выключался и едва Денис уселся, как разом тронулись.
      - Где куртку потерял, Ден?
      - Я её выбросил. - сухо ответил он.
      Фарид улыбнулся, но уже не стал говорить, что предосторожности друга принимают маниакальные формы.
      - По кругу и назад. - приказал Денис.
      Фарид переложил руль, описал круг по кварталу и остановил машину ввиду почты, где звонил Денис. На углу оказался ларек, а возле него киоск с вывеской "КВАС", но судя по толпе мужчин, прилипшим к пенным кружкам, торговали пивом.
      - Попьем пивка. - сказал Денис и вышел из машины.
      Как и предполагалось, квасом здесь не торговали последние годы, вывеска сохранялась со времен борьбы с алкоголизмом, а теперь, летом 1997 года бойкий азербайджанец навел торговлю словацким пивом. Фарид встал в короткую очередь, а Денис прошел к ларьку, взял бутылку немецкого безалкогольного пива.
      Они отошли чуть в сторону от компании мужчин, где, по обыкновению обсуждались футбол и погода - хорошая погода, солнечный идет июль, но в прежние времена была лучше.
      Они молча пили пиво и Денис не сводил глаз со здания, в котором размещалась почта. Фарид смысла этого распития прохладительных напитков не понимал, но знал, что к другу, когда он в таком по деловому ожесточенном настроение - лучше не обращаться.
      - Приехали. - неожиданно сказал Денис. - Четырнадцать минут. А ты говоришь.
      - Про что ты? - удивился Фарид.
      - Промой глаза.
      Фарид взглянул в указанном направление и увидел, что к почте подкатилась черная, потрепанная "волга", из неё вылезли два парня в штатском и быстро прошли в здание почты. Фарид засомневался.
      - Ты думаешь это по нашу душу?
      - Не думаю, а вижу. Пойди проверь, если хочешь. Только не засветись.
      - Совсем ты стал трус, пока четыре года прятался. - насмешливо ответил Фарид, вернул в ларек кружку и пошагал к почте.
      Денис допил пиво и сел за руль.
      Друг вернулся через пару минут, губы у него были поджаты и он молча уселся рядом.
      Денис тронул машину и Фарид сказал озабоченно.
      - Они прошли сразу внутрь... Потом вызвали кассиршу... И позвали старуху, которая писала письмо... Похоже ты прав.
      - Вот именно. Старуха меня не видела.
      - Вот черт... Такого я не ожидал, Ден!
      - Не каждый день взрывают автомобиль вице-мэра Москвы. И заработать двести тысяч баксов не так просто, как ты думаешь?
      Фарид встрепенулся.
      - Откуда двести? Градоначальник обещал сто тысяч!
      - А ты за четыре года не поумнел, - насмешливо ответил Денис. - Сто тысяч - за сведения о преступнике. А за преступника и заказчика, за полные сведения - двести.
      Фарид поежился.
      - Ты думаешь такие деньги дадут? Не продинамят?
      - Лужков - даст. Он крепкий мужик и в дешевой игре не будет мазаться. Ты что думаешь, он о себе не подумал, когда его вице-мэра в машине взорвали и он только чудом ещё жив?... Я думаю, что и больше получим, если найдем точно и киллера и заказчика. - он выдержал паузу. - Найдем и ещё поторгуемся.
      - Это уж слишком, - неуверенно сказал Фарид. - Двести тысяч баксов хорошие деньги.
      - Но не на всю жизнь. А потом двести на троих, это меньше семидесяти кусков на рыло. Не хватит даже на "мерседес" последней модели.
      - А мы Борьке Кожанову его доли не дадим! - захохотал Фарид. - Ну его к черту, все равно от него проку в деле никакого!
      Денис покосился на него, помолчал и ответил.
      - Ты не думай, что нам эти башли так просто достануться. И Борька нам ещё сгодится, а к тому же...
      - Да я же пошутил! Ты что поверил, будто я Борьку обману? Ты за это время вовсе чувство юмора утерял!
      - Да. Наверное.... Расскажи ещё раз всю нашу исходную информацию.
      - Да три раза уже докладывал! - вспыхнул Фарид. - Ничего нового не будет!
      - В деталях расскажи. - упрямо повторил Денис.
      - Ну, что... Пришел я утром на фирму, пошел к шефу, к Тарасову, зашел в приемную, секретарши нет...
      - Почему?
      - А хрен её знает, почему? Опоздала! Мне вечером секретарша велела лампу в кабинете у Тарасова сменить - новую он захотел, модную, под старину. Я лампу достал, но вечером опоздал, офис уже закрыли. Ну и пришел утром... Секретарши в приемной нет, а дверь в кабинет открыта, она вообще не запирается. Вошел в кабинет, а там ещё комната для отдыха, про то все знают. Меня все интересовало - кровать там есть или нет? У нас все об заклад бились, где Тарасов со своими дамами кувыркается - на даче или на работе? Ну, я заглянул - кровать стоит и бутылка виски с черной наклейкой, я такой не видел, решил глотнуть, вошел, за бутылку схватился, и слышу что шеф, Тарасов, вошел и ещё с ним его заместитель, Горин. И они тут же телевизор включили... А я со страху словно закаменел... По телевизору дают сообщение о том, как утром рано машину вице-мера подорвали. Ну, а когда сказали , что он в тяжелом состояние отправлен в больницу, Горин и вопит, что за это денег не дадут.
      - Точно скажи, как он выражался. - остановил его Денис. - Вспомни каждое слово.
      - Черт тебя дери... Горин говорит: "Ах, ты черт, он же живой остался! Тарасов отвечает. "Неизвестно. Может ещё и до больницы не довезут". Тогда Горин снова психанул: "Так если он живой останется, мы же ничего не получим? Ни копейки." А Тарасов в ответ: "За плохую работу не платят. Ладно, переживем, наша доля маленькая" Вот и все.
      - А ты?
      - Что я?! Стою, как вчерашний покойник! Застукает шеф в своей спальне, так считай кранты! Ты ж Тарасова знаешь.
      - Знаю. - помедлив, ответил Денис.
      - Ну, они, по счастью, тут же ушли и я оттуда свалил, даже виски глотнуть не успел. Я думаю, Ден, что они б меня на месте убили.
      - Вряд ли.
      - Убили бы верняком! - убежденно возразил Фарид. - Тарасов вовсе озверел, потому как все не может найти, кто его брата тогда застрелил. Ну, тогда, при обстреле Белого Дома.
      - А он все ищет? - помедлив спросил Денис - Ищет, я думаю. Ну, так как считаешь, Ден, хватит нашей информации, чтоб свои двести тысяч баксов получить?
      Денис улыбнулся ему через зеркало заднего обзора и Фарид сокрушенно пришел к выводу самостоятельно.
      - Нет... За такую пургу нам двести тысяч не дадут. Вообще ничего не дадут.
      Денис не ответил - соскользнул с дороги и провел обгон тяжелого трейлера справа, по обочине, в рискованное нарушение всех правил.
      Они уже вкатились в Москву и скорость упала - автомобильные пробки образовывались уже даже на Ленинградском проспекте, при его четырех полосах движения в обе стороны, а пока доехали до Арбата, останавливались и торчали в застывшей колонне чадящих машин раз пять. Потом развернулись возле ресторана "Прага" нырнули под эстакаду, втиснулись в узкую улочку и оказались в родном Филипповском переулке, остановились неподалку от маленькой церкви святого Филиппа.
      - Зайдем к Борьке? - спросил Фарид. - Может он на халтуре?
      Денис кивнул.
      Они подошли к церкви - крошечная, недавно отремонтированнная, и через триста лет от своего рождения она уютно притулилась между высоких домов, прочно занимала свое место и казалась среди старых, посеревших домов новенькой игрушкой: темно-красные стены, белые оконные рамы, позолоченные аккуратные купола с крестами.
      Дубовые двери были открыты, но внутренняя железная решетка - на замке. Однако изнутри доносилось негромкое пение и Фарид, ничем не смущаясь подергал замок.
      Мальчишка-служка, кудрявый парнишка лет тринадцати, подскочил к дверям, хотел было что-то сказать, но узнал обоих и отомкнул замок на решетке.
      - Борька там? - спросил Фарид.
      - Отпевает, - ответил парнишка и перекрестился.
      Следом за Фаридом Денис прошел внутрь, окунулся в непередаваемую атмосферу старой православной церкви, в её полусумрак, подсвеченный тоненькими свечками, матовый проблеск позолоты на окладах икон и той благостной тишины, которую стены церквушки отсекали от ревущего вокруг города - уже более трехсот лет.
      В правом пределе служили заупокойную и молодой голос священника звучал ровно, порой сбивчиво, в меру громко.
      - И по окончанию жизненного пути, перед тем как войти в Царствие небесное, душа мается, ей предстоит Страшные Суд. Потому они - мытари, маются. И в этот час Господь призывает их к себе, чтобы до Страшного суда воздать им по грехам и праведности..
      Денис подумал, что отпевание только началось и торчать здесь около часа ему не хотелось. С высоты своего роста, через макушки поникших перед гробом людей он поискал Борьку и увидел того, как всегда, на месте. Круглоголовый, русоволосый Борька стоял поникнув между двух девушек в скромной одежде и темных платках. Одна из них продавала свечки, вторая крестилась на каждом втором слове священника. А тот примолк и Борька в компании своих девушек тут же запели. Девушки - высокими и тонкими голосами, а Борька вторил им своим крепким, юношеским тенором.
      А в прежние времена у Борьки был голос кастрата, но он едва ли уже не в десятом классе пел в этой церкви, отчего среди сверстников считался самым состоятельным человеком. Добрая душа - кормил-поил всех друзей, давал в долг и забывал испросить обратно свой кредит, не обижался, когда подсмеивались над видом его заработка, но ревностно отстаивал и порой даже в драку лез, когда дело касалось Веры. Денис был уверен, что религиозность Борьки была закалена и усилена именно этими шуточками и издевками друзей. Не будь этой внешней преграды он бы не стал таким фанатиком.
      Денис тронул Фарида за плечо, наклонился к его уху и сказал.
      - Дождись его и приходите ко мне.
      - Давай.
      Фарид вертел головой, присматриваясь к интерьеру Дома Божьего, но это было скорее любопытство оценщика скупочного магазина, чем восхищение верующего, или восторг любителя искусств. Отец Фарида в свое время попытался приучить его в мечети, русская бабушка таскала в церковь и в заключение из Фарида получился лютый язычник, запутавшийся между Христом и Аллахом.
      Денис вышел из церкви, миновал с полдюжины домов, прошел под арку подворотни, поднялся по темной лестнице на четвертый этаж и оказался у себя дома, в старой, пропахшей характерным и неистрибимым запахом старомосковской квартиры. Он был представителм четвертого поколения Черешковых, которые здесь обитали. Первое поколение, по семейной легенде, пришло в Москву в 1862 году, по времени отмены крепостного права, и тот далекий первый Черешков явился в белокаменную столицу обутый в лапти, с котомкой за плечами, явился из Ярославской губернии, а потому тут же стал половым, сиречь официантом в каком-то Московском трактире. Памяти об остальных поколениях - не сохранилилось, никто этим не интересовался, поскольку ЧЕТВЕРОТЕ звено в цепочке рода Черешковых в 1924 году уничтожило все документы. Этот дедушка Дениса был столь рьяным комсомольцем, что в период революционных преобразований постенялся своих предков, выбившихся в купцы, что и выразилось в уничтожении родословных документов.
      Денис скинул в прихожей туфли и постучал в двери боковой комнаты, негромко окликнув.
      - Папа, ты обедал?
      В ответ прозвучало неопределенное бормотание, которое Денис понял и столь же громко произнес.
      - Я сделаю обед, папа, выходи.
      Он прошел на кухню, открыл холодильник и быстро пришел к выводу, что кроме как сварить пельмени из пакета - более роскошного обеда не придумать.
      Отец появился в дверях бесшумно и внезапно - очень маленький, в длинной до полу ночной рубашке женского покроя, тонкий и сухой. Его голый череп покрывали стариковские коричневые пятна, левый глаз был закрыт, правый подернут мутной влагой, а худое лицо дергалось влево в какой-то постоянной ухмылке, отчего казалось, что он пребывал в перманентно веселом настроение старого и усталого клоуна.
      - Добрый день, папа. - сказал Денис. - Садись.
      Старик кивнул и с неожиданной для его облика суровостью произнес.
      - Сегодня ты должен прочесть все, что я успел написать о неизвестных и известных тебе событиях.
      - Зачем?
      - Я могу ошибиться в датах и фамилиях. Работа должна быть точной по фактам. Это документ истории.
      - Хорошо. Пообедаешь и сходи погуляй. А я все прочту.
      - Мне некогда гулять! - с вызовом сказал отец. - Мое время жизни уже сосчитано! А сделать ещё надо многое! Ты сомневаешся в необходимости моей работы?!
      - Нет, нет, папа Садись.
      Старик сел, но не угомонился.
      - Пройдут десятилетия, Денис, может даже столетия и для наших потомков о моем времени останется пошлое вранье, искажение действительности, которое уже началось. А я не могу этого позволить. Врут уже сейчас, врут по всем фронтам. Врут о Великой Отечественной войне, искажают светлый образ нашего Генералиссимуса товарища Сталина, рассказывают сказки про маршала Жукова. И сказать правду - мой долг.
      - Да, папа. Конечно.
      Отец сел, лицо его все так же искажала ерническая гримаса, которая категорически не увязывалась с высокой патетикой слов и жестокой убежденностью в тональности речи.
      - Я расскажу всю правду трагедии. О том, как генсек Никита Хрущев первым вбил осиновый кол в сердце коммунистического движения. И как его сокрушили враги, как был убит агент международного империализма Берия... Это было на моих глазах, сын и я не имею права унести то, что знаю, с собой в могилу.
      - Да, папа. - Денис вывалил пельмени из дуршлага на тарелку.
      - И как был убит последний, настоящий вождь коммунизма Андропов, я тоже уже написал.
      - И его убили? - спросил Денис.
      - Да. Его убили. У меня есть факты.
      - У тебя получается настоящий исторический документ. - серьезно сказал Денис.
      - Да. - горделиво ответил отец. - Я не из тех лживых генералов, которые сегодня ради сенсации и дешевого злата пишут мемуары. Они просто ябедники и кляузники, они ждут платы за свои труды и славы. А я не жду ничего. Только после моей смерти ты все опубликуешь.
      - Конечно.
      Отец выдохся к концу своей речи, судорога ещё сильней задергала его лицо, трясущейся рукой он взял ложку и принялся подхватывать ей пельмени и, не жуя, проглатывать. Потом, не глядя на Дениса единственным открытым глазом, сказал столь же уверенно.
      - Ты сильно изменился за эти четыре года, сын. Тебе жестоко досталось в скитаниях?
      - Больше, чем мне того хотелось.
      - Ничего. Ты прошел горнило испытаний. - убежденно заявил старик.
      - Лучше бы - без них. - с неожиданной для себя резкостью ответил Денис, а отец вскинул голову и спросил с вызовом.
      - Ты обвиняешь в этом меня?!
      - Оставь. Никого я не обвиняю.
      - Ты должен был пройти закалку в борьбе! И я рад, что ты в свои юные горды оказался участником исторического события! Рад, что ты защищал Белый Дом, наш советский парламент от сокрушительного нападения врагов. Ты ещё поймешь, что был участником переломного момента нашей Истории.
      - Мне было тогда восемнадцать лет, папа. И я ничего не понимал. А сейчас...
      Он примолк, потому что понял, что если скажет отцу, что сейчас он не пойдеть защищать парламент ни в Белом Доме, ни в желтом и ни в каком ином отец разволнуется, пойдет красными пятнами и прийдется вызывать "скорую помощь"
      Отец проглотил ещё несколько пельменей и сказал тоном ниже, но с прежней убежденностью человека, сквозь всю жизнь пронесшего одну, сжигающую душу идею.
      - Бой ещё не кончен, Денис. Коммунизм, как идея, не погибла. перерожденцы её извратили, негодяя убили практическое воплощение, но идея жива и бессмертна.
      - Конечно, конечно. Тебе чай или кофе?
      - Кофе. Я ещё поработаю до вечера.
      Спорить было бесполезно - если бы у старика отняли возможность царапать по бумаге старой чернильной авторучкой каждый день с утра до вечера, то он бы тут же ушел из жизни - так говорили все врачи. И быть в семьдесят три года жизни охваченным страстной идеей - не так уж плохо, во всяком случае это позволяло сохранять высокий настрой души и не обращать внимания на дряхлость умирающего тела... Сознание у него, с точки зрения Дениса сохранялось ясным, и смещалось только в одном вопросе: он был уверен, что Денис его родной сын, что он зачал его в пятидесятилетнем возрасте от молодой жены (после смерти первой, с которой прожил тридцать лет) - хотя было это совсем не так: молодая жена родила Дениса от такого же молодого мужчины, в чем и призналась уже перед своей собственной кончиной, когда Денису было тринадцать. Отец в признание не поверил и не ставил законность рождения своего единственного наследника никогда. Денис тоже не делал из этого трагедии и считал Владлена Тимофеевича Чарушкина своим родным отцом - вполне искренне и без колебаний.
      Старик взял большую чашку кофе, ушел к себе, но вернулся через минуту со стопкой исписанной бумаги в руках. Положил рукопись на стол с такой осторожностью, словно это была хрустальная ваза.
      - Прочти, это последние главы. Они касаются и тебя. Проверь точность хронологии и имен.
      - Хорошо, папа.
      Денис искоса глянул на рукопись - отец писал и переписывал её уже долгое время, лет пять, писал и переписывал раз десять, боясь в чем-нибудь ошибиться, и многие главы из неё Денис знал чуть ли не наизусть, но каждый раз делал вид, что получает сей труд для прочтения - впервые.
      Он перемыл посуду, взял со стола отцовский труд и прошел в свою комнату - узкую, темную, окнами во двор, уютную не потому, что там было тепло и привычно, а просто от того, что была обставлена по своему вкусу, была "своей" от рождения. Он лег на диван и пролистнул страницы, отыскивая в них новые записи. Как ни странно, почерк у отца был каллиграфический, не требовалось и пишущей машинки, хоть сейчас неси в издательство. Страница номер 749 начинался с главы №44
      "А теперь я, покорив горечь своего сердца, приступаю к СВОЕМУ описанию тех последних исторических событии, непосредственным и прямым участником которых я являлся. И не наша вина, что в этот грозный час враг оказался сильней, а наш славный - добрый и пьяный народ был обманут и не подержал нас в роковую минуту.
      Вместе со мной в рядах защитников правого дела встал и мой сын комсомолец Денис Владленович Черешков, достойный продолжатель дела своего деда и отца. В свои неполные восемнадцать лет, он как и дед, взял в руки оружие и..."
      Зазвонил телефон, Денис оторвался от рукописи и взял трубку.
      - Ден? - голос Фарида был бодр и свеж как всегда. - Ден, Борька закончил свои ритуалы! Мы погребем к тебе. Что взять по дороге?
      - Пива.
      - Некоторые любят погорячее! Борька осип, пока изображал плакальщика. Хочет водки.
      - Возьмите себе, что хотите.
      - Ладно, мы идем... Да! Ты знаешь, вся эта история с нашей затеей насчет приза в сто тысяч баксов Борьке не нравится. Он уже труса празднует!
      - Не по телефону об этом говорить.
      Он положил трубку и решил, что прочтет рукопись до конца вечером. Или и вообще читать не будет, поскольку то, о чем писал отец касательно этого периода истории - и сам помнил достаточно хорошо, и теперь имел на события весьма отличную точку зрения. Или не имел никакой, что было бы точнее.
      Правильно, все началось в конце октября, ранним утром. Отец постучал в дверь...
      глава 2
      Ранним октябрьским утром отец постучал в дверь комнаты Дениса, а в постели у него лежала Анька Семенова, официантка из кооперативного кафе на Арбате - девушка двадцати семи лет, толстая и круглая, как туго надутый воздушный шар.
      - Ты что, пап? - спросил Денис хриплым с просонья голосом , а Анька накрылась одеялом с головой.
      Отец появился на пороге строгий и подтянутый, в старенькой военной форме с капитанскими погонами на плечах. Форма уже вылиняла, но была тщательно отглажена, сверкали медали на груди, левый глаз у отца дергался в мелкой судороге, но был открыт и ясен.
      - Я иду в Белый Дом, сын. - сказал он твердо. - Ты со мной?
      Отцовский тон не допускал никаких возражений, наличие каких-то посторонних тел в постели сына его не смущали.
      - Да, пап. Я оденусь и прийду.
      - Ровно в девять я жду тебя у девятого подъезда. Я звонил, он ещё не блокирован.
      - Хорошо.
      Отец аккуратно прикрыл за собой двери, а Денис вернулся в постель и Аня вылезла из-под одеяла.
      - Ты действительно туда попрешся?
      - Отец рассердится, если я не прийду. - он обнял её жаркое тело и подумал, что выходить на улицу попросту не охота.
      - Там ведь начнется кровавая бойня. Ну их к черту, Дениска!
      - Ничего. Паду смертью героя, а ты принесешь на могилку цветочки.
      - Тебе хоть двадцать лет есть?
      - Есть. - соврал Денис, накинув себе два года.
      - Врешь. Мне девчонки сказали, что я вовсе с младенцем спуталась. Хотя выглядишь ты старше. Отец такой карлик, а ты в кого вымахал?
      - В дедушку.
      Родословная Дениса Аню не интересовала, мысли её, как всегда перескакивали с одной темы на другую и она спросила.
      - Пойдешь в наше кафе вышибалой? То есть швейцаром. Работа вечерами, до полуночи иногда позже. Хорошие деньги и навар будет. Из тебя знатный вышибала получится.
      - Только этого и не хватало. Внук чекиста, сын защитника Родины служит в вышибалой!
      Он перевернул её на спину и улегся сверху, тут же загораясь в ответ на сонную теплоту её упругого тела.
      Это была его четвертая женщина, а с первой тройкой все было как-то не так - молодые соплюшки, которые более всего боялись забеременеть, все время повизгивали, но не от страсти, а от страха, сами не получали радости и Денис никаких особых восторгов не испытывал - ничуть не больше, чем от онанизма, которым он занимался года три в ранней юности. Аня забеременеть не боялась, поскольку чем-то предохранялась, была темпераментной до стонущих криков, царапалась и кусалась а в критические минуты начинала ругаться матом так, что Дениса охватывал смех в самый неподходящий момент.
      Он потянул с её горячих бедер ночную рубашку, а она тихо засмеялась.
      - А ты не опоздаешь на свою войну? А то ведь папочка розгами выпорет!
      И через секунду запыхтела, заохала, тут же включаясь в резкое движение тел.
      Еще минут через сорок она ушла, напомнив, что место вышибалы в кафе остается вакантным и его, Дениса, туда примут - что много лучше, чем торговать на улицах газетой "Правда", которую никто уже не покупает, кроме окончательно замшелых пенсионеров.
      Денис наскоро позавтракал, накинул джинсовую куртку и спустился на двор, где Фарид махал метлой, продолжая дело своего деда - отец тоже числился в дворниках и жили Хомятовы на первом этаже этого дома с довоенных времен.
      - Ты куда так рано? - подивился молодой дворник - Следом за Анькой бежишь? Сперва выгнал, а теперь повиниться решил, да?