- Я - нет. - спокойно ответил Слава. - Я ничем не повязан.
      - Но понимаешь,если такое случилось, то нам надо, - Альфред Викторович попытался было возразить, однако слов не нашел: парень прав, ему в эту заваруха лезть не к чему.
      До Можайского шоссе они добрались за четверть часа, туман рассеялся, Альфред Викторович разогнался и ещё через полчаса они уже пересекли Кольцевую дорогу, оказались в Москве. Все это время молчали, каждый был погружен в свои мысли.
      Слава вновь закурил и сказал отчужденно, как незнакомому.
      - Остановить машину поближе к центру Альфред Викторович.. Я выйду и никогда вас больше не увижу. Мне эти заморочки ни к чему.
      - Подожди! - заторопился Альфред Викторович. - Ты же сам сказал, что являешься свидетелем моего алиби. Ведь может так получится, что меня повяжут. Соседи меня видели вчера и всю неделю, а потом и охрана на воротах. У меня могут быть неприятности...
      Слава тщательно смял окурок в пепельнице, сказал безлико.
      - У меня голова за ваши дела не болит. С убитым я не знаком, да и с вами тоже. У меня свои дела. Тормозните прямо здесь.
      Альфред Викторович помедлил и спросил с вымученной улыбкой..
      - Ты понимаешь, что мог бы шантажировать меня? Держать на крючке? Короче: деньги из меня сосать, веревки из меня вить?
      Слава пожал плечами.
      - Я хочу стать артистом. Ваши примочки не для меня. Проживу и так.
      - На что ты здесь живешь?! - отчаянно прокричал Альфред Викторович. Без дома, без денег? Мелким воровством? Ведь попадешься и за мелкое тоже срок накрутят вместо театрального училища!
      - Чего вы от меня хотите? - перебил Слава.
      Альфред Викторович примолк и сосредоточился. От Славы веяло таким безразличием ко всему, что Комаровский понял: требовались достаточно сильные аргументы, чтобы уговорить его хотя бы на какую-то помощь в случае чего..
      - Послушай, Славик, - начал он неторопливо. - Я не знаю, какой из тебя может получиться артист. Быть может хороший, а может и скверный. В последнем случае тебя ждет очень паршивая жизнь. Жизнь бездарности на сцене столь ничтожна, убога и скудна, что сродни нищенству.
      - Знаю. - обрезал Слава.
      - Тем более. Уровень твоего таланта пока неизвестен. Но определенный талант у тебя уже есть. Он тебе дан Господом Богом, только ты его ещё не оценил. Этот талант, при определенной шлифовке и обучении может принести тебе - все!
      По губам Славы скользнула полу-презрительная улыбка и он спросил.
      - Вы имеете в виду мою рожу?
      - Лицо. Внешность, точнее. И фигуру. Это твой капитал.
      - Бабам посоветуйте этим пользоваться. Я мужчина.
      - Я - тоже. Но я тебе предлагаю красивую и быструю дорогу. Ты получишь в жизни ВСЕ И СРАЗУ. Вернее - очень быстро. Тебе не придется грабить банки, лазить по чужим машинам, даже не нужно будет изгилятся на эстраде с гитарой, как это делают безголосые попсовые певцы. Всего добьешься моментально и без больших усилий!
      - Понятно. - насмешливо прервал Слава. - Через постель чужих жен - к звездам? - он хмыкнул презрительно. - Тошная работа.
      - Не хуже любой другой. - обидчиво ответил Альфред Викторович. - И не обязательно постель чужой жены. Я бы сказал, что это даже неправильная и ошибочная дорога. Ты не усекаешь, что женское влияние в обществе России тысяча девятьсот девяносто восьмого года - сильно возросло. Наши дамы подбираются к ключевым позициям в бизнесе, достигают успехов даже порой много быстрей, чем мужчины. Это, конечно, конгломерации других женщин, жестких, беспощадных, но поверь, при всем при том, прибор между ног у них остался тот же , что и тысячу лет назад и им по-прежнему требуется мужское внимание, утехи и требуется совсем немного, чтобы проявить и пробудить в них первородное, непреходящее начало!
      - Сложная наука. - хмыкнул Слава.
      - Да ничего сложного! - заволновался Альфред Викторович. - Немного прошлифуешь свои манеры, найдешь свой правильный имидж, скорее всего романтического юноши! К онечно,приоденешься как подобает, или наоборот изобразишь бедного студента, мы это быстро отработаем!
      Слава обрезал решительно и брезгливо.
      - Я уже вам сказал, как отношусь к этому делу. Плевал я на баб.
      - Никто не требует от тебя страсти и чувств! - загорячился Альфред Викторович. - Ты же собираешься быть актером! А я им давно стал - на своей сцене! Это тоже самое, только с большим результатом! Ты меня прости, но ты просто дурак, когда закапываешь свой природный талант в землю, а сам собираешься пахать и потеть на бесплодной театральной сцене! Даже в самом лучшем случае успеха ты добьещся через многие годы!
      Слава спросил грубо.
      - Так ты, получается, всю жизнь и прожил этим... Альфонсом?
      - Пошлое выражаешься, Слава. - поморщился Альфред Викторович. - Я помогал одиноким женщинам понять радости жизни, дарил им...
      - Жил за их счет, да? - засмеялся парень. - А когда убегал, то и обворовывал потихоньку?
      - Как тебе не стыдно?! - сфальшивил в возмущении Альфред Викторович, а тот захохотал ещё громче.
      - И у тебя хватило терпения, Альф, возится с бабами всю жизнь? И как это они не собрались до кучи и яйца тебе не оторвали?
      Альфред Викторович остановил машину на красном свете светофора, дождался зеленого, тронулся и только тогда сказал.
      - Великий драматург Бернард Шоу как-то сказал: "Счастлив тот, кого кормит его любимая работа". Ничего более любимого у меня не было. И я счастлив. Если сейчас в нас врежется трейлер и настанет последняя секунда жизни, то я успею подумать: "Жизнь удалась." А ты не придешь к этому убеждению, коль скоро всю жизнь будешь в заштатных театрах играть роль лакеев. Я тебе предлагаю путь абсолютно надежный.
      - И что для этого надо? - в голосе парня не прозвучало интереса, он своего дармового счастья категорически не понимал.
      - Для тебя - почти ничего. - терпеливо начал толковать Альфред Викторович. - Научись только в самой маленькой степени применять свой талант. Не надо набираться ума, годами получать образование, наращивать мускулы, долго осваивать профессию. Тебе достаточно, как мраморной статуе, стоять в нужном месте и этого хватит, чтоб ты имел свою пользу.
      - Ну да! - скривился парень. - А потом ещё в постели трудиться. Тоже мне - занятие.
      Комаровский опять возмутился.
      - Трудиться! Нашел слово! В этом творчестве все очень просто. Женщины любят сладость, а ещё больше - боль! Просто сами этого не понимают. Кусай грудь, отрывай уши, засовывай банан в задницу и передницу, если своей морковки не хватает! Не думай, что они этим оскорбляются. Если и не понравится, то скажет, а никаких обид, не будет, могу тебя заверить. Короче говоря, побольше думай о ней в эту минуту, поменьше о себе, и все пройдет по высшему классу.
      - Мне от вашей науки блевать хочется.
      Комаровский ответил с мужеством философа.
      - Каждая профессия имеет свои неприглядные стороны.
      - Ладно.А вы? Что вам с этого? - он все ещё перескакивал с "ты" на "вы" и Альфред Викторович понимал, что в сознании мальчишки его образ Комаровского, то отражается с почтением (хотя бы к возрасту), то низвергается в грязь презрения - старый альфонс, бабник, ничтожный мужик.
      - Обо мне речи сейчас нет. Просто я предлагаю тебе работать в паре.... Ты же пойми, я тебя введу в высший Московский свет, у меня такие знакомства, такие связи! Ты будешь вхож в такие дома, куда охрана не подпускает простых смертных за квартал!
      Но Славу, судя по всему, никакие соблазны не пробивали. Парень был сам по себе и шкала жизненных ценностей у него была иной. Комаровский закончил уже без всякой надекжды.
      - Мы можем многого добиться...
      - Ты просто испугался, что на тебя повесят этот труп! - ехидно засмеялся Слава. - А я, уж извини, рядом с этим мертвяком ни лежать, ни сидеть не желаю! Выкручивайся сам, как можешь.
      - Но ты же видел и знаешь, что я его не убивал! - едва не заплакал Альфред Викторович.
      - Да не очень-то я и знаю! - с насмешкой ответил Слава. - Может быть, ты к этому делу руку и приложил. Хотя вряд ли. Ты ведь только по бабам работаешь, чтоб мужика завалить у тебя жила слаба. Останови, я приехал.
      Приказ прозвучал достаточно резко, аргументов для уговоров у Альфреда Викторовича не осталось и он нажал на тормоз.
      - Будь здоров. - Слава полез из машины.
      - Прощай, Слава... Погубил ты меня, но все равно. - невесело сказал Комаровский. - Возьми шапку, я тебе обещал. Ее правда, ножом проткнули, но это незаметно.
      Слава уже вылез из машины и ему пришлось нагнуться в салон, чтоб принять подарок. Он повертел прекрасную меховую шапку в руках, сунул палец в прореху, нахлобучил шапку на голову и сказал.
      - Ну, ладно... Если тебя уж очень круто за жабры возьмут, позвони по телефону, я тебе сейчас дам. Это мой друг, найдет меня, когда надо. Есть где записать?
      Альфред Викторович сунулся в бардачок, нашел листок бумаги, разорвал его пополам.
      - Я тебе тоже дам свой телефон, звони. Не пожалеешь.
      Они обменялись записками с телефонами и Альфред Викторович с трудом удержался от предложения дать ему денег, чтоб хоть чем-то зацепить парня на будущее. Но вспомнил и сказал.
      - Халат не забудь. Ты его заработал, а он дорогой.
      - Возьму... Хотя, ведь это улика, а?
      - Все одно. - безнадежно ответил Комаровский.
      Парень достал из машины халат, нахлобучил на голову шапку и ободряюще хлопнул ладонью по крыше автомобиля.
      - Гуд лак! Все устаканится, папаша, только не шебуршись!
      Камаровский махнул на прощанье рукой и покатился по Садовому кольцу, ощущая, что настроение его продолжает ухудшаться, а серый мартовский рассвет хоть и высветил небо, но не вернул ещё ярких красок московским улицам, а от того и на душе было пасмурно.
      Не требовалось большого умственного напряжения, чтоб понимать, что все свершившееся этой паскудной ночью обязательно будет иметь продолжение. В ситуации явно просматривались такие несуразности с нелепостями, что они не могли не потребовать разъяснения хотя бы с точки зрения милиции - это очевидно, как наступающий день. Есть один труп и четверо живых, каждый из которых без сомнений подтянет в свидетели и его самого: Нина, Ишак, Славик и Толстенко.
      Когда эта мысль пришла ему в голову, он едва не потерял управление вот ведь ещё вопрос: а жива ли Нина? Что там вообще произошло после того, как сам он, распятый на деревяшке, побрел в сырую мартовскую ночь?
      Состава ночных событий Альфред Викторович определить не мог, как ни старался. Ни смотря на всю его прошлую предельно бурную и многогранную жизнь, с такой уголовщиной он столкнулся впервые. Даже в милицию по серьезным делам он умудрился ни разу не попасть, не говоря уж про тюрьму. Профессия была практически безопасной. Все конфликты с дамами он умел гасить в самом зародыше. Тщательно отработал систему безболезненного выхода из отношений со своими партнершами, они почти никогда не предъявляли претензий , а потому Комаровский и числил себя профессионалом высшей пробы. Случались, понятно, недоразумения, но чаще всего Альфред Викторович их не допускал.
      А возникшая сегодня, очень щекотливая и крайне угрожающая ситуация, требовала неординарных, непривычных действий, подготовки к которым Комаровский не имел. Одно дело - дамский угодник, альфонс, аферист, но совсем другое - подозреваемый в убийстве! Это уже черная уголовщина, которой он всю жизнь сторонился.
      Возможны были три варианта спасения. Первый из них Альфред Викторович отринул без размышлений и сомнений - двинуть прямо в милицию и сдаться. Это - лучше сразу повеситься. Поскольку неизбежный вопрос любого следователя : "На что вы существовали всю жизнь, пан Комаровский?", потянул бы за собой такую бесконечную цепочку вранья, что эта цепь без труда захлестнулась бы на собственной шее до удушения. Провал начался хотя бы с того, что и паном-то Комаровским он числился всего лишь последние семь-восемь лет, а до того был Дмитриевским, Чепурновым, Ракитским, а уж первой, родной своей фамилии Альфред Викторович и не помнил. Нет, идти с повинной - занятия для слабонервных.
      Второй вариант - исчезнуть, схорониться где-либо на достаточно продолжительный срок. И он, при углубленном анализе, не подходил в моменту. Чтобы исчезнуть, надо было менять место жительства, желательно при этом забраться в глубинку, а Альфред Викторович признавал за жизненное (и рабочее!) пространство только несколько городов бывшего СССР - Москву, Питер, Киев и Одессу. Жизни своей в каком-нибудь Свистодуйске он попросту не представлял. Ведь там, в Свистодуйске, его имидж работал плохо. Там утонченные джентльмены не котировались. Он бы не сумел пристроится к какой-нибудь одинокой простушке, поскольку стиль его работы был рассчитан на женщин интеллигентных, столичных, с углубленными душевными страданиями и сложным мировосприятием. А главное, его дамы мучались ощущением своей невостребованности и тем, что их душу не понимали окружающие . Провинциалкам на такие изыски, по мнению Альфреда Викторовича, - было наплевать с высокой горы. Потому и получалось, что пану Комаровскому в тухлой атмосфере Свистодуйска соблазнять было некого. К тому же, вариант исчезновения, как минимум, требовал больших денег, как максимум - тех же денег и хотя бы пары надежных друзей.
      Оставался третий вариант - "залечь на дно" по месту жительства и каким-то способом держать ситуацию под контролем. Хотя бы на полшага обгонять те события, которые неминуемо развернуться.
      Когда Альфред Викторович подкатился к Трубной площади, первый шаг его действий уже сформировался в заболевшей от напряжения голове. Он остановился возле коммерческой палатки, купил арахиса, а потом прокатился ещё с квартал - до первого таксофона. Оставил машину возле тротуара, но из осторожности - прошел ещё дальше, до следующего телефонного аппарата, прикрытого стеклянным колпаком.
      Прежде чем снять трубку, Альфред Викторович набил в рот арахисовых орешков столько, что едва языком шевелить мог, а уж потом набрал на диске цифры абонента: 978 89 60
      И ему тот час, будто трепетно ждала, ответил девичий голос.
      - Телевизионная служба "Дорожный патруль". Слушаем вас.
      Говорить с набитым арахисом ртом было весьма трудно, Альфред Викторович сам своего голоса не узнавал, а потому произносил слова раздельно и внятно.
      - Звоню вам с криминальным сообщением, барышня. Записывайте...
      - Да . Конечно. Звонок анонимный?
      - Да.
      - Аппарат подключен, начинайте.
      - Внимание, сударыня, - словно через микрофон из желудка заговорил Альфред Викторович. - В настоящий момент в дачном поселке Косинский, двадцать восьмой километр по Можайскому шоссе, на третьей линиии, дом четырнадцать, второй этаж - лежит труп убитого бизнесмена Федора Михайловича Чуракова. Повторите.
      Девчонка - повторила, голос её не дрогнул ни в гласной, ни в согласной буквах, она все запомнила точно, хотя, понятно и зайцу, сообщение писалось на магнитную ленту.
      - Это вы обнаружили труп?
      - Да. Тело обнаружил я.
      - Мы обещаем вам анонимность и....
      Комаровский положил трубку. Каждое следующее слово оказалось бы лишним. И так уже два было не нужными, запоминающимися: обращение "барышня" и "сударыня", не столь часто ныне русскими людьми употребляемые. Но эту оплошность Альфред Викторович допустил специально, чтобы оставить на сообщение свою метку. Ведь его информация пролежит теперь в деле по убийству Чуракова многие годы, до конца следствия или её похоронят в архивах вместе с нераскрытым делом. Но может статься и так, что сообщение Альфреда Викторовича ещё сослужит для него же самого верную службу. Более того - донос об убийстве бизнесмена, как рассчитывал Альфред Викторович, принесет ощутимую пользу почти наверняка уже сегодня вечером, поскольку ретивые корреспонденты из телеперадачи "Дорожный патруль" - землю носом роют. Их хлебом не корми - только дай возможность оперативно и срочно поразить теле-Москву картинками очередного освежеванного трупа. Так что можно было надеятся, что уже вечером, в полночь - Альфред Викторович узнает о собственных делах хоть что-то проясняющее.
      Он выплюнул на асфальт арахисовые орешки, вернулся к машине, сел за руль, и через пять минут был у себя дома
      глава 2
      Однокомнатная квартирка, в полуподвале, где Комаровский обитал последние шестнадцать лет, своей компактностью напоминала старую подводную лодку - до любого органа жизнеобеспечения было рукой подать. Или - два шага до туалета, один шаг до кухни. По коридору до выходных дверей от кухни шесть шагов. До всего остального можно было дотянуться не вставая с дивана. Маленькие оконца были вровень с асфальтом двора. Комаровский не мыл стекол лет десять. Жилищные условия, таким образом, дрянные и Альфред Викторович встал в очередь на расширение жилплощади ещё при советской власти. Тогда он числился в первых списках этой очереди, как многодетный отец. В те времена здесь было прописано трое детей при двух женах гражданина Комаровского. Как раз незадолго до краха СССР он благополучно отправил жен и детишек в разные республики ещё единой страны - одна супруга при паре близнецов отправилась в Эстонию, вторая со своим чадом куда-то в Подмосковье, но квартира числилась при этом многосемейной и многодетной. Альфред Викторович уже видел себя единоличным обладателем трехкомнатных апартаментов в престижном Крылатском районе, когда политический и социальный хребет государства переломился, очередь на жилплощадь пересмотрели, уточнили и Альфреда Викторовича едва не выперли не только из дому, но вопрос встал даже о его абсолютной неприемлимости к жизни в столице. Очередной поворот в судьбах России, развитие рыночной экономики, оставил его на месте - все в том же крошечном помещение полуподвального типа, но это обстоятельство Альфреда Викторовича мало волновало по той простой причине, что здесь он не столько жил, сколько "зализывал раны" в краткие минуты редкого простоя или неудач своей деятельности.
      Зыбкость своего официального положения в обществе Альфреда Викторовича так же мало волновала, как и перемены любого рода в Отечестве. Он в равной степени не любил как коммунистический режим, так и системы наступившей демократии. Комаровский существовал вне любой политической формации, над ней, или под ней - таким вопросом не задавался, и предполагал, что коль скоро в бардаке родины будет совсем худо, он смоется в Германию, во Франкфурт на Майне, где пригреется возле своих капиталов в "Bauer-Banк". У немцев - всегда "ordnung", то есть такой порядок, которого в России нет, не было и не будет, ибо менталитет родного народа таков: исторически и хронически жить в бесконечных раздорах, нищете и сознании своего духовного превосходства над всем остальным миром басурманов.
      Все свои основные ценности, как уже отмечалось, Альфред Викторович носил на себе и хранил в походном кожаном чемодане, а в комнате из дорогих вещей стоял лишь японский телевизор, без которого жизнь Альфреда Викторовича была неполноценной.
      К полудню Альфред Викторович был уже помыт, побрит, накормлен и лежал на диване, прикидывая, что если сейчас явятся суровые люди, чтоб его арестовать, то следует затаиться, дверь не открывать, а ночью - ускользнуть через люк в подвал, таковой имелся в этом старом доме. Этот путь тайного отхода Комаровский предусмотрел уже очень давно. А сегодня он не включал телевизора, не гремел посудой, далеко от дома оставил машину, чтоб бдительные до мнительности соседи не подозревали о его появление в доме. По той же причине он не поднимал трубку телефона, который уже издавал призывные сигналы приблизительно каждые сорок минут, что не означало, что у Альфреда Викторовича было большое количество друзей, а указывало лишь на то, что многочисленные кредиторы его - весьма волнуются. Мысль о суетливом беспокойстве кредиторов развеселила Комаровского и он даже пропел тенорком куплет своего сочинения по мелодии и теме из какой-то давно услышанной польской оперетты.
      Наше паньство, наше кавалерство Никогда долгов не отдает!
      Наше паньство, наше кавалерство Женщин любит, водку пьет!
      Начиная с полудня Альфред Викторович телефонных звонков уже не слышал, поскольку провалился в прерывистый сон-дрему-забытье. Но к полуночи встал освеженный и бодрый, включил телевизор и нашел шестой канал, который точно в назначенное время выдал ему персональную информацию бодрым женским голосом при впечатляющих картинках на экране: дача Чуракова общим планом, труп бизнесмена средним планом, мужественные лица милиции и оперативников в штатском - крупный план.
      Звуковой ряд оказался любопытней и полезней.
      - Сегодня утром оперативная группа милиции обнаружила труп известного бизнесмена Федора Чуракова на его собственной даче в ближнем Подмосковье. Президент известной фирмы "Славянский улей" был убит ночью, как заявляют эксперты - профессиональным ударом кинжала в область солнечного сплетения. Смерть наступила практически мгновенно.
      На экране показалась мордатая физиономия человека в штатском, уверенно смотревшего в камеру - привык видать к своему изображению, часто мелькавшему по телевидению. Корреспонедетка, обозреваемая только со спины, сунула ему к лицу микрофон.
      - Что вы можете сказать об оружие, которым совершено убийство?
      - Тайны следствия в этом нет, и я бы сказал, что это армейский кинжал иностранного производства. Я встречал такие во время войны в Афганистане.
      - Можно считать, что убийство было заказным? - напряженно кричала корреспондент.
      - А вот этого я раньше времени утверждать не буду. Хотя по аккуратности исполнения... По тщательности очевидной подготовки... Да, работали специалисты.
      - Их было несколько?
      - Без комментариев.
      Портрет оперативника соскочил с экрана и появилась корреспондентка, дама сравнительно молодая, гнавшая текст голосом решительным при хорошо проработанной ноткой тревоги и взволнованности в голосе.
      - Исходя из соображений тайны следствия в настоящий момент мы воздерживаемся от фотопортрета одного из возможных преступников. Он сейчас составляется. Однако стало известно, что подозревается мужчина около пятидесяти лет, моложавый.Рост выше среднего, лицо европейского типа с большим носом, выглядит интеллигентным человеком.
      За плечом корреспондентки мелькнуло круглое, украшенное очками и растерянное лицо Толстенко, на руках он держал свою собаку. Альфред Викторович, обмирая до легкой судороги в животе, сразу решил, что черты внешнего облика преступника, "выглядевшего интеллигентным" - этот трусливый сосед и выдал, ориентируясь на его, Альфреда Викторовича, европейский тип лица. Хорошо, что хоть фамилию разом не назвал. А может уже и назвал?!
      Репортерша побежала куда-то к фасаду виллы, изображение на экране металось - судя по тому, оператор с камерой поспешал за ней. И тут же во весь экран появилось лицо Нины - лицо бывшей манекенщицы с высокими скулами, резко прочерченными дугами бровей и короткой прической. Она казалась обезумевшей от животного страха, не верящей в свое спасение. Корреспондентка торопливо завопила в полный голос - кто-то явно мешал ей работать.
      - Нам удалось задать несколько слов жене покойного бизнесмена, Нины Дмитриевны Чураковой!... Нина Дмитриевна, простите нас за настырность, наше присутствие, конечно, не во время, но что произошло? Несколько слов, прошу вас!
      Глаза Нины блуждали, губы дергались, голос срывался, на крупном плане была видна очевидная припухлость на левой скуле.
      - Отстаньте от меня! - завизжала она. - Я ничего не могу сказать! Двое людей в масках оглушили, я пришла в себя в подвале! Меня нашли милиционеры. Я была связана.
      - Но ведь у вашего мужа был телохранитель?!
      - Не знаю я, куда он делся! Не знаю! Я ванну принимала, муж вернулся и я... Оставьте меня в покое!
      Кто-то резко оттолкнул сьемочную камеру и отвел Нину в сторону. Корреспондетка, возбужденная, как гончий пес на травле зайцев по первой пороше, уже визжала в микрофон.
      - Да, дорогие телезрители! Жену Чуракова нашли при осмотре зимней даче в подвале! Она была связана, а на голову был надет черный мешок! Еще я хочу сказать, что Федор Михайлович Чураков отличался как в бизнесе, так и в общественной жизни района предельным уважением коллег и высокой честностью в делах! На его благотворительные средства была открыта столовая для ветеранов, он поддерживал существование детской больницы и пользовался у всех громадным уважением. По словам оперативных работников видимых следов ограбления дачи бизнесмена нет! Известно, что он лишь вечером вернулся из деловой поездки в Египет... Фирма "Славянский улей" занимается операциями по недвижимости и можно предположить, что убийство связано с предпринимательской деятельностью бизнесмена...
      Окончание репортажа и следующая информация программы "Дорожный патруль" прошла мимо сознания Альфреда Викторовича. Он и нужным ему сообщением был оглушен до полного отупения. Судьба сорвавшегося в реку на Яузской набережной автомобиля с четырьмя пассажирами его категорически не волновала, поскольку собственное "завтра" приобретало крайне мрачные очертания. Информация о гибели Федора Чуракова, проскочившая меньше чем за минуту, оказалась столь объемной, что Альфреду Викторовичу потребовалось четверть часа, чтоб хоть кое-как разобраться в ней. Да и то сказать - не столько разобраться, сколько хотя бы разделить её на составные части, каждая со своей мыслью и логикой.
      Получалось:
      Первое - неизвестные бандиты в масках, едва он, Комаровский, был изгнан в позорном виде из дому - ворвались в него, убили Чуракова и засадили связанную Нину в подвал.
      Второе - в доме , конечно, что-нибудь украли и достаточно ценное украли, если убили хозяина.
      Третье - телохранитель Ишак... Понятно, что произошло с Ишаком. Когда Чураков решил навести порядок в деле своей супружеской чести, то отправил Ишака домой, чтобы без свидетелей сурово наказать неверную жену. О чем и говорила припухлость на лице Нины. Это казалось логичным. Ишак отбыл и бандиты ворвались в дом.
      Четвертое - какого хрена Толстенко свершил поклеп на него, Альфреда Викторовича? Ведь он прекрасно видел его в таком образе чучела, при котором никак невозможно мужчину убить, а женщину заточить в подвал?!
      Пятое, несколько пришел в себя Комаровский - а почему, собственно говоря, Чураков вернулся домой на три дня раньше положенного по командировке срока, да ещё ночью, будто специально проверял верность жены? Как понимать - сигнал получил?
      М-да...Вопросов оказалось много больше чем ответов. А главное - все пять позиций никак не давали однозначной и четкой картины общей ситуации. Положение явно становилось угрожающим для Комаровского. Совсем скверным было и то, что Нина знает явно больше того, что успела сказать, но знания свои сохраняет для индивидуального пользования. Кое-кому просто так смерть Чуракова с рук не соскользнет!
      Альфред Викторович призадумался.... Эта бывшая манекенщица, в общем-то оставшаяся простоватой, глуповатой и полуобразованной девчонкой из провинции, была мягкотела и несамостоятельна. Однако Альфред Викторович понимал, что ей хватит животной хитрости не только выгородить себя из беды , но и выжать из смерти своего супруга максимальную пользу. Борьбы на подиумах её закалила и некоторый опыт жизни у неё был. Сейчас она тряслась от страха. Комаровский даже проникся сочувствием, ощутил нечто вроде приступа теплой любви к ней, хотя подобные чувства у Альфреда Викторовича были, как правило, чисто профессиональные и фальшивые. Но от Нины ему не приходилось ждать для себя ни спасения, ни доброго отношения. Глупая девка утопит кого угодно, лишь бы самой оказаться "чистенькой" и... При нешуточном наследстве.
      Альфред Викторович выключил телевизор, сел на диван, подумал, что не мешало бы немножко выпить для бодрости и - похолодел от страха. В голову ему вдруг пришла элементарнейшая мысль - ведь прозвучавшая по телевидению информация была не только для него нужной информацией! Она была сигналом для УБИЙЦЫ, который всенепременно прослушивал сегодня с утра криминальные хроники по всем шести каналам Москвы, плюс, вероятно и кабельное вещание! Он, Убийца, тоже не дурак и дело рук своих непременно держит под контролем! И он, злодей, сейчас тоже обрабатывает услышанное и делает свои выводы. А вывод его прост - если он знает Альфреда Викторовича Комаровского, если он понял, что его, ясновельможного пана, зачислили в первые подозреваемые убийцы, то наиболее разумный и продуктивный ход защиты будет заключаться в ликвидации означенного пана Комаровского! И потому злодей "замочит" его, Альфреда Викторовича, в ближайшие часы! "Замочит", надежно спрячет труп, поставив самого себя вне подозрений - усилия следствия будут направлены на розыски Комаровского. Очень простая, обычная и традиционная схема.
      Что же там, в конце концов, произошло на даче Чураковых за тот час, пока Альфред Викторович бродил чучелом по поселку, встретил Славу и вернулся, с очевидным опозданием, назад?
      Альфред Викторович ни на секунду не сомневался в том, что убийство это и заказное, и профессиональное. Преступники, в соответствие с техникой своего дела, многие дни следили за всеми, кто был на зимней вилле Чуракова. Вычислили отъезд бизнесмена, наблюдали за развитием Большой Любви, оставшихся в доме, проводили хронометраж, разработали план... А потом, когда обнаружили, что осмелевший до наглости Комаровский и вовсе переехал на виллу для постоянного проживания, начали действовать... Да черт возьми! Именно они вызвали Чуракова из Египта подметной телеграммой или факсом, чтоб тот бросился домой и застукал жену с любовником! И это событие разрабатывалось как ширма для убийства! Классическая подставка, но что-то где-то, видать, не сработало, ошиблись в хронометраже - Альфреда Викторовича распяли в виде огородного чучела и выгнали из дому, так что свою непричастность к преступлению он мог доказать.
      Если докажет свое алиби.
      Если к этому алиби предъявит свидетелей.
      Свидетелей двое: трусливый сосед Толстенко и мелкий воришка несостоявшийся артист - Слава Шусев.
      И обоим им на него, пана Комаровского, - наплевать!
      А вот истинному Убийце совсем даже не наплевать - он уже прятался за спину Альфреда Викторовича. Действия Убийцы легко предугадать: труп Комаровского на труп Чуракова и концы в воду, то есть следствие закрыто. Есть жертва, есть злодей - оба мертвы, искать более некого. Такой результат для российской милиции образца 1998 года считается весьма успешным, даже героическим, чему была уже тьма примеров.