21

– Вы уже продрали глаза, малыши и малышки, или, возможно, и не сомкнули их, дожидаясь этого часа? Джерри Скроб, а с ним все «Три шестерки» приветствуют вас в этот звездный час, видите, я уже заговорил стихами!… и спешат сообщить, что на космодроме уже начался обратный счет, а это означает… Хью, по-моему, ты единственное существо на Триэсе, умудрившееся уснуть в столь волнительную минуту!… Да не меня, не меня показывай!… о'кэй, благодарю… это означает, что старт состоится! Ребятки, давайте-ка по древнетеррскому обычаю все дружно плюнем через левое плечо, тьфу! тьфу!… Будем надеяться, что на этот раз все обойдется!… Причины беспокойства вам, конечно же, хорошо известны; первый старт закончился неудачно и, если история повторится, третья экспедиция не состоится! Опять стихи, ничего не могу с собой поделать, малыши и малышки, в такие волнительные моменты из меня так и прет поэзия, высокий слог, эпитеты, similes [90], гиперболы и прочие эвфемизмы! Согласитесь не так уж часто нам приходится быть свидетелями трансгалактических стартов. Если все обойдется – еще раз дружно: тьфу-тьфу! – я имею в виду не только старт., но и финиш, то его, этот финиш, вы увидите, уже сами имея малышей и малышек! Да, ребятки, расширяется наше Облачко, расширяется родимое! Теперь название Малое уже никак не подходит к нему, теперь мы – обитатели Великого Облака, а еще точнее – Великой Туманности. Хью, дружище, покажи слайды, любезно переданные нам с оказией из соседней галактики, все забываю ее название: не то X – 095 – 076, не то МИ – 807 – 419, something like this [91]… Спасибо, Хью. Вот так мы выглядим со стороны, забавно, не правда ли? Словно кто-то взял да и размазал нас по стенке Вселенной! Может, так и назвать нам нашу галактику – Большая Размазня? Или – Разбитая Лохань? Помните у Изверга: если, говорит он, опустить нас в лохань с водой и добавить масла, ну и так далее, вот мне и подумалось: a не много ли нас перебывало в этой лохани? Может, поэтому она и не выдержала нагрузки и дала течь?… Well, мы несколько отвлеклись, хотя, честно признаюсь, я сделал это специально, чтобы поберечь ваши нервишки, малыши и малышки, опять сти-хи!… 87…86…85 and so on [92]. Хью, вруби погромче обратный счет! Давайте поволнуемся теперь, поболеем за наших бравых ребят, рискнувших отправиться в столь далекое путешествие на судне, которое, мягко говоря, не.во всем соответствует существующим стандартам. Хью, покажи-ка нам корабль общим планом!– Как вы сами можете убедиться, я неспроста заговорил об Изверге с его лоханью, хотелось, так сказать, подготовить вас к этому зрелищу!… Well, второй корабль, сбитый второпях из подсобного материала» а скорее всего – из уцелевших остатков первого, сгоревшего на старте, и вправду уж очень похож на поросшую мхом и лишайником рассохшуюся лохань – великолепный символ малооблачной цивилизации! Надеюсь, теперь вы понимаете, почему «Три шестерки» отклонили любезное приглашение принять участие в третьей экспедиции: у нас работают смелые ребята, но среди них не нашлось самоубийц!… Однако вас это не должно огорчать, малыши и малышки, репортажи с борта этой лохани, если она, конечно, взлетит, будет вести наш специальный корреспондент, пока не раскрываю его имени, хочу сделать вам приятный сюрприз, а позже «Три шестерки», возможно» присоединятся к экспедиции, но на своем трехшестерочном корабле!… 42…41…40…39… Я вот отсчитываю секунды, малыши и малышки, а сам не могу отделаться от мысли: что это я считаю – предстартовые мгновения или… предсмертные, excuse me за неудачный каламбур! Если первый корабль сгорел, как спичка, накануне старта, и команда.не досчиталась лишь одного бортинженера и двух сторожей… 24… 23… 22… на этот раз – тьфу-тьфу! -у меня уже слюна кончилась, в горле пересохло, «надо смочить… вот так будет веселей! на этот раз в случае чего… 7… 6… 5… вся команда в сборе, люки задраены!… 2… 1… ноль… два ноля… три ноля… and so on! Что-то снова стряслось, малыши и малышки, обратный счет кончился, а лохань, пардон, корабль не стартует!… Будет дан отбой?… Будет взрыв?… По-жар?… Или что-нибудь новенькое?… С вашего позволения, я еще промочу горло, ибо у меня пожар уже начался… Что это?… Хью, дай крупняк, мы ничего не видим!… Хью, ты слышишь? Мы-ни-че-го-не-ви-дим!… Что за чертовщина!… Это что – дым? Туман? Пыль? Или у тебя, Хью, просто запотел объектив?… Что бы то ни было, но оно – дымное, пыльное, туманное или потное – поднимается, малыши и малышки! Well, it is incredible [93], но лохань стартовала! Правда, об этом мы можем только догадываться, я по-прежнему ничего не вижу, кроме медленно поднимающегося облака дыма, тумана или пыли! Какой прекрасный символ – Малое Облако в миниатюре! Какой прекрасный сюрприз приготовила нам команда, браво, браво! Счастливого пути, good luck [94] и – тьфу-тьфу! – -excuse me за искажение звука, это я заплевал микрофон, – счастливого возвращения! Если честно, малыши и малышки, я завидую им и уже жалею о том, что отказался лететь с ними! Well, еще не все потеряно, приглашение, а главное – разрешение Высочайшей Комиссии на участие в экспедиции остается в силе, так что – следите за небесным экраном! Джерри Скорб. Три шестерки. Триэс. Эм. О.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Наша «Лохань» (с подачи Джерри Скроба это название сразу пристало к нашему кораблю, вытеснив официальное «Дватэ-Три») оторвала-таки свое ржавое днище от космодрома, преодолела силу триэсского тяготения, набрала необходимое ускорение, легла на заданный курс и сейчас, когда я заношу в дневник свои первые впечатления, плывет себе как ни в чем не бывало по воображаемым, но от этого не менее опасным волнам эфира. Во всем этом я вижу не столько нашу заслугу, сколько небесный промысел извергнувшего нас.

– Аки ангелы во облацех! – такова была первая послестартовая фраза Допотопо.

Затем он громко высморкался в переговорочное устройство, после чего оно еще долго искажало тембр его голоса.

Для полноты картины, видимо, стоит вернуться к старту, нет, еще раньше – к предстартовой чехарде. Замордованный работой, измотанный проверками, комиссиями, экзаменом, ошалевший от долгожданного и в то же время совершенно неожиданного «слияния» с Дваэн, нет, с Дваэночкой, как ее все называют, вконец оглупевший от счастья, пьянеющий при одной мысли о том, что все, о чем я грезил, сбылось с фантастической легкостью, а впереди – увлекательное путешествие рядом с той, с которой мы отныне составляем неделимую Эталонную пару, рядом с кудесником Допотопо, под началом которого мы обязательно доберемся до Терры и поможем ей! – я как-то выпал из реального пространственно-временцого контекста и едва не поплатился за это двумя жизнями. (Написал и подумал, что все еще рассуждаю старыми категориями: жизнь-то у нас теперь с ней одна!)

Тысячу раз был прав Допотопо, ведя свои двойные и тройные игры. Лишь в одном он ошибся – в идентификации противника. Тщательно скрывая свои планы от вездесущих «Трех шестерок», якобы связанных с покорителями, он ничего не утаивал от досточтимого Триэра, который, как это ни грустно признавать, тоже вел свои тайные игры. Допотопо до сих пор не может в это поверить, хотя факты налицо. Воспользуюсь, как на недавнем экзамене, формой вопросов и ответов.

У кого на службе состояли Смертник и Капрал, назначенные сторожами внешней и внутренней охраны нашего второго корабля?

У досточтимого Триэра.

Кто находился на корабле во время пожара?

Я, Дваэн, Смертник и Капрал.

Кто тушил пожар?

Я и Дваэн.

Кто своими бессмысленными действиями мешал тушению пожара?

Смертник и Капрал.

Кто знал о существовании второго корабля?

Допотопо, я, Дваэн, Триэр, Смертник и Капрал (перанумиты не в счет, от них все равно бы никто ничего не добился).

Если вычеркнуть из списка сгоревших во время пожара Смертника и Капрала (их можно заподозрить в исполнении, но не в организации диверсии), остаются четверо: Допотопо, я, Дваэн, Триэр.

Кого изволите подозревать: начальника экспедиции? двух его первых помощников? Совершеннейшая нелепость. Кто выпал в осадок? Quod erat demonstrandum [95].

Что же касается «Трех шестерок», то именно их видеочелнок первым приблизился к охваченному пламенем кораблю и помог нам вырваться из огненного плена, как раз в тот момент, когда на нас уже горела одежда, Дваэн без сознания висела на моих руках, а я тщетно пытался выбить ногой крышку заклинившего люка. Сцена пожара и нашего спасения шла прямой передачей в эфир, так что свидетелем является вся планета.

На все мои доводы наставник ответил, по привычке поглядывая наверх, хотя триэсское небо осталось далеко внизу:

– Не торопись, хлопчик, кто тебя в шею гонит? Тут дело темное… Да я тоже, – он понизил голос, – никак не могу разобраться, кто тут с кем и что у него на уме. Поживем – увидим.

Вероятно, он прав, не будем спешить с окончательными выводами. До сих пор многое из того, что произошло за последнее время, кажется мне странным, не укладывается в мозгу. Думаю, со временем (чего-чего, а времени у нас тут будет предостаточно!) все прояснится. Одно очевидно: наставник все еще не доверяет мне. Правда, он вообще никому не доверяет, но со своим первым помощником мог бы быть и пооткровеннее. Взять ту же историю с кораблями. Зачем он заставил меня строить второй корабль? Значит, предполагал, что первый не взлетит? Но тогда почему он так тщательно следил за постройкой и оснащением всем необходимым первого корабля, а вторым практически не занимался, полностью предоставив его мне? Взлетел первый, второй сгорел. Знал об этом наставник заранее или просто угадал? Ведь буквально накануне старта он велел мне снова собрать моих разбежавшихся перанумитов, выдал им щедрый аванс (чего с ним никогда не бывало!) и заставил проделать каторжную работу: перетащить первый корабль в отстойник и спрятать его там под грудой хлама, а второй по узкому штреку доставить из шахты на стартовую площадку, где он и сгорел через несколько часов!… Что это было: наитие или сцена из хорошо продуманного сценария?…

С другой стороны, Допотопо уверяет, что, не придумай он своего фокуса с облаком – вот для чего ему понадобилось столько пакли и мха, – мы бы не взлетели и на первом корабле, поскольку, мол, трехглазые снайперы из лагеря покорителей готовились в момент взлета продырявить нам топливные баки. Он даже обнаружил в корпусе дыру, соответствующую калибру снайперских скорострелок, однако никто из команды, кроме Буфу, не посчитал это убедительным аргументом, так как любой из нас в течение нескольких минут мог бы, при желании, обнаружить в стенах нашей лохани дюжину дыр разных размеров и конфигураций – следы многолетней работы жучков-омнифагов.

С этими дырами мы далеко бы не улетели, если бы не Душегуб, командир нашей «Лохани». Он развел какой-то одному ему известный раствор и замазал их так, что теперь залатанные места выглядят надежнее неповрежденных частей обшивки. Кстати сказать, командир корабля произвел на меня не такое удручающее впечатление, как в первый раз, когда я увидел его через решетку психлечебницы. В нем есть что-то приветливое, даже старомодно-галантное, особенно это проявляется в отношении к другому полу. Дваэн в восторге от него и не называет иначе как Душегубчик.

Я не перестаю поражаться легкости, с которой Дваэн вступает в контакт с любым существом или «веществом» (как у нас за глаза называют роботов). В душе у меня даже заворочалось что-то вроде ревности, пока я не понял, что это свойство ее натуры: источать, распространять вокруг себя волны радушия, теплоты и пробуждать в других аналогичные волны.

А сколько у нее энергии! Ее невероятно длинные тонкие ноги мелькают, казалось, одновременно в нескольких местах. Только что я видел, как вместе со Сладкоежкой она ворочала ящиками и баллонами, удостоверяясь в наличии и сохранности провианта, а она уже проверяет вентиляционно-вытяжную систему в кабине у Крошки-Гада; минуту назад я видел, как она напяливает на себя скафандр Квадрата; чтобы продемонстрировать серьезные изъяны в его рабочем костюме и объяснить по ходу, каким образом можно их устранить, н тут же встречаю ее в другом конце корабля, в штурманской рубке, где она уже щупает пульс Бешенке, заставляет показать язык, выворачивает ему веки, заглядывает в ушные раковины, затем чуть ли не силой укладывает на пол, оголяет спину и начинает массаж. К массажу у нее особое отношение. Узнав, что на нашей «Лохани» нет ни приспособлений для него, ни даже просто выделенного для этого помещения, она закатила скандал Допотопо и Душегубу, не успокоившись, пока вторая вахтенная не была срочно переоборудована в массажную. Дваэн немедленно составила график явки на массажные процедуры для всех членов команды, включая, что вызвало смех, и роботов! Однако вскоре мы убедились, что смешного в этом меньше, чем полезного: после процедур каши «вещества» двигались гораздо живее, да и скрипели не так сильно, как раньше. Что же касается существ, то они покидали процедурную, покрякивая от удовольствия. Когда пришел мой черед, я понял, в чем секрет ее успеха: Дваэн массировала руками и… ногами! Быстрая, энергичная и одновременная обработка практически всего тела давала поразительный эффект: «словно тебя измельчили в муку, замесили тесто и испекли вновь, свежего, румяного, готового к употреблению», – так вкратце сформулировал суть ее методики Крошка-Гад.

Ее неутомимость поражает меня. Вроде я не из слабой породы, но уверяю вас, что после таких процедур – а она назначила их всем ежедневно! – я бы точно свалился с ног. Она же является радостно-возбужденная, раскрасневшаяся, как и ее пациенты-, и с порога бросается мне в объятия. Бортовой журнал, хоть я и делаю записи специальным кодом, как положено по инструкции, не позволяет мне вдаваться в интимные подробности, поэтому ограничусь лишь констатацией факта: мы приходим в себя лишь после того, как кто-либо из членов экипажа, отказавшись от безуспешных попыток связаться с нами по интерфону, который мы предусмотрительно отключаем, начинает барабанить в дверь, используя для этого, как Дваэн при массаже, руки и ноги одновременно…

2

Познакомился со всеми членами команды: первое впечатление вполне благоприятное. Несмотря на то, что состав экспедиции менялся несколько раз – три последние замены были произведены, когда уже шел обратный счет времени, т. е. с вопиющим нарушением Правил, – у меня возникло ощущение, что все они хорошо знают друг друга и не нуждаются в притирке. Опять же не могу отделаться от мысли, что не последнюю роль в этом принадлежит Дваэн: она словно магнит притягивает к себе всю команду, помогая нам почувствовать себя одной семьей.

Вот как выглядит окончательный состав третьей экспедиции на Терру:

Допотопо, начальник экспедиции.

Двапэ, помощник начальника по техническому обеспечению.

Дваэн, помощник начальника по жизнеобеспечению.

Душегуб, командир корабля.

Брут, помощник командира.

Бешенка, штурман.

Крошка-Гад, помощник штурмана.

Жига, бортинженер.

Буфу, разведчик.

Квадрат, разведчик.

Невидимка, разведчик.

Юпи, связист.

Поли, оператор-переводчик.

Сладкоежка, оператор-кулинар.

Манана-Бич, санитарка, прачка, техничка.

Нейтрино, посыльный.

Хрумс, посыльный.

Фейерверкер, пожарный.

Апуа, спасатель.

Орис, спасатель.

Циклоп, хранитель информации.

Шива, слесарь аварийной службы.

Битюг, грузчик.

Переписав в дневник служебный список, я вдруг подумал, что в действительности все выглядит несколько иначе: у иных занимаемые должности далеко не соответствуют их реальному положению на «Лохани». В первую очередь это относится к Буфу. Несмотря на все, что он сделал для нас – его заслуги в успешном старте трудно переоценить, во всяком случае, таково твердое мнение Допотопо, – меня не покидает чувство, что от него постоянно исходит какая-то скрытая опасность, причем угрожающая не мне лично (хотя его «опытов» q датчиком я до сих пор не могу забыть и иногда все еще ощущаю покалывание в затылке), а скорее тому порядку вещей, образу жизни, который был для меня привычным и который он, как мне казалось, собирался подорвать, уничтожить.

Его желтое, лишенное каких-либо следов растительности лицо напоминало посмертную маску, точно копирующую черты подлинника и именно потому еще более неживую; его небольшие редкие зубы, обнаженные до десен в неизменной улыбке, словно наглядно демонстрируют собеседнику, как будет выглядеть его череп после того, как с него спадет верхний кожно-эстетический покров; его ровный с металлическим тембром голос вызывал у слушателя желание найти где-нибудь на его теле регулятор и покрутить, чтобы сделать звук более приятным для слуха; его замедленные движения были лишены плавности, и их угловатость в сочетании с точностью невольно вызывали в памяти образы первых роботов, выставляемых в витринах и собирающих толпы зевак. Я знал, что маэстро – биологически чистая особь (в моем несгораемом шкафу хранятся данные обо всех членах экспедиции), более того, я никогда не испытывал неприязни или предубеждения к «нечистым» – на Триэсе симпатии и антипатии распределялись главным образом между сторонниками покорителей и покровителей, и в каждом из лагерей оказывались представители всего спектра существенно-вещественного мира – и все же я чувствовал, как от желтолицего разведчика веяло чем-то неживым, леденяще-безликим и опасным именно по причине необъяснимости, неопознанности этой опасности.

Тем более непонятна привязанность, которую испытывают к нему Дваэн и Допотопо, не говоря уже о других членах команды, как, скажем, Квадрат и Невидимка: хотя в нашей табели о рангах они занимают одинаковую с Буфу ступеньку, на самом деле они исполняют роль его верных слуг. И вообще у меня складывается впечатление, что за главного на «Лохани» все-таки Одинэр, по прозвищу Буфу, скромный разведчик космоса…

Что касается моих непосредственных обязанностей по техническому обеспечению, их как-то незаметно перераспределили между собой Брут, Бешенка и Крошка-Гад – вторая тройка, лидером которой, по-моему, является Брут. Когда я попытался проверить надежность креплений электромагнитных подвесок маховика-стабилизатора, Бешенка молча взглянул на Крошку-Гада, тот на Брута, который авторитетно заявил мне, что надежность креплений он гарантирует, чего не рискует сказать о солнечных батареях и полюбопытствовал, на какой стороне свалки я их нашел, на южной или северной. Не чувствуя подвоха, я подробно объяснил местонахождение батарей: часть была подобрана на южной стороне, часть на восточной и северо-восточной. В ответ они дружно загоготали, тыча друг друга в бок, а когда я, нахмурившись, потребовал у них объяснений, Брут сказал, что мусорная свалка – единственное место, где части света не имеют никакого значения…

Поначалу я, естественно, обижался на такое об«ращение, но затем понял, что ребята они толковые, в ничьей опеке не нуждаются, а если вдруг от них что понадобится, они в лепешку разобьются, но сделают. Даже находящиеся в моем прямом подчинении Циклоп, Битюг и Шива проявляют определенную склонность к независимым действиям и корпоративности. Программы алгоритмов распознавания, которыми они напичканы до упора, сложнейшая система манипуляторов, позволяющая им производить операции, не доступные их начальнику, способность к автономному существованию, невозможному для живого организма в условиях космоса, – эти и другие свойства моих помощников, возможно, и явились побудительными мотивами некоторой, я бы сказал, вежливой надменности в их поведении. Для наглядности приведу один пример.

Я отдаю распоряжение Шиве прочистить канализационную трубу в тринадцатой кабине. Приказание передаю по каналу внутренней связи и жду ответа.

Вместо ответа является Шива собственной персоной. Согнувшись в светском полупоклоне, он произносит сиплым (от долгого лежания на свалке) голосом:

– Соблаговолите повторить вашу просьбу, сэр.

– Надо срочно прочистить канализационную трубу в тринадцатой кабине, – повторяю я, оставляя за ним право решать, что это – просьба или приказание.

В голове у Шивы что-то жужжит, поскрипывает, потрескивает, затем он медленно, с расстановкой говорит:

– Как вам хорошо известно, сэр, канализационная труба, проходящая через тринадцатую кабину, на втором уровне проходит через двадцать шестую кабину. Следовательно, если ограничиться чисткой ее верхней части, незамедлительно поступит сигнал со второго уровня, сэр.