Кстати, под этим именем я его оставляю и в этом повествовании.
      Сказать-то легко: бросил близкий друг! А в жизни у меня такая тоска под сердцем поселилась. Любовь бывает в сердце, а тоска - под сердцем...
      Ведь друг приходил через день да каждый день! Один раз так спорили о Горбачеве, что пожар начался (забыли про кашу на плите).
      Я загоревала, когда Арнольд нас бросил! Через месяц написала ему большое письмо: просила простить. "Кровь моя начинает веселее бежать в любимом поле притяжения друзей!" Но ответа не было.
      Я тут, конечно, сильнее запечалилась. Вспомнила ливень милостей! Пролился на нас в свое время ливень милостей от щедрого друга! Раз так пять-шесть благопоспешал он с помощью (материальной). То есть мы тоже ему помогали, но об этом не нам судить, а вот его помощь точно была тогда выражена в деньгах, и немалых!
      Написала я второе письмо - еще длиннее, еще просительнее. Но порвала его, так и не послав...
      Вообще наш прототип - самый непредсказуемый прототип в мире. Ему не угодишь! В одном рассказе я заменила поездку в Югославию поездкой в Болгарию, так подруга возмутилась - зачем?! Я ей: по закону защиты прототипов. А она свое: зачем изменила - стало хуже!
      Ну, хватит об этом, надо работать.
      Начинаю искать фамилию для героя - у меня они записаны в отдельной тетради.
      Жлобич - нет, тут слышится "жлоб", а я своих героев люблю!
      Лекторов - не поверит читатель, что есть такая фамилия, хотя она существует.
      Российкин - уменьшительный суффикс тут меня смущает.
      Немов - герой как раз златоуст, не подходит.
      Кусаев - не надо!
      Надсадов - что-то не то...
      Прямов - слишком прямо.
      Непонятливый - мой герой как раз понятливый!
      Огрызко, Пиявко - это уничижительно как-то.
      Тролль - слишком экзотично.
      Философенко - трудно будет читателю полюбить героя с такой фамилией! Недавно моя приятельница-писательница возмутилась, что я описала ее под именем Мура, которое так легко исказить, если ударение поставить на последний слог. Я говорю: "Ну, ты тоже меня опиши где-нибудь, и будем квиты". - "Нин, это будет уже как в анекдоте, когда съели нашего посла в Африке, МИД - ноту протеста, а те отвечают: так съешьте нашего посла!".
      Шлюхин - еще труднее полюбить героя с такой фамилией.
      Погоняйло - но герой никого не погоняет.
      Накопюк - и не копит.
      Рыжкин - будут представлять его рыжим, а он брюнет.
      Хлюпин - не хлюпик!
      Пустомельский - для сатиры, а я не сатирик.
      Наливкин - прототип любит делать наливки, но именно поэтому эту фамилию исключаю.
      Плуталов - подумать надо...
      Мордочкин - Аля Эфрон, дочь Цветаевой, писала в одном письме кому-то: "Крепко тебя, мордочка, обнимаю". Но не все могут уловить тут ласковый оттенок.
      Вихорков - детская словно фамилия...
      Диалектов - заумно.
      Рынков - не то.
      Сметанников - слащаво.
      Горчинский - наоборот, слишком много горького...
      Уралов - скажут: дешевый символизм.
      Червиченко - станут искать червоточину.
      Захваткин - ничего он не захватил.
      Болтаев - не болтун.
      Прыщиков - будут представлять его в прыщах, а мне это зачем!
      Сало - мало любви к герою...
      Теплицкий - вот! Ура! Нашла. Теперь нужно еще имя найти. Это даже важнее. Без фамилии в конце концов можно и обойтись...
      И тут звонок телефона. Это Арнольд! Три месяца не звонил и вдруг говорит: сейчас к вам приду. Мужа нет дома. А если прототип скандал затеет? Что же делать? У меня голова зачесалась - псориаз, наверно, начнется на нервной почве. Почесала я в голове и, чтобы оправдать этот жест перед дочерьми, спрашиваю их (закрыв трубку рукой): "Как спастись от Арнольда?".
      - Мама, ты ведь в Москву собираешься!
      Точно - как это я сама не догадалась! Я же завтра еду!
      - Ой, - кричу в трубку, - я в цейтноте! Завтра еду в Москву - срочно дописываю рассказ...
      - Нина, я давно понял, что у тебя только два состояния: первое - ты очень больна и не можешь принять гостей, второе - ты едешь в Москву и вся в цейтноте. Я приду всего на полчаса.
      Ну, думаю, что же будет-то?! Неужели он идет выяснять отношения? Муж придет только в девять часов вечера. Страх меня обуял. Но на всякий случай ставлю чайник, режу сыр.
      Вспоминаю, как вчера, на дне рождения Агнии, девочки устроили гадание на открытках - написали сами разное и мне предложили тоже поучаствовать. И выпало вот что: "Завтра не падай, когда что-то узнаешь!". Как бы не упасть...
      Встаю перед иконами и начинаю молиться: "Господи, спаси меня!!! А ты, Пикассо, отойди от Христа!" (это я двигаю стекло в шкафу, где икона - дело в том, что на стекле приклеена репродукция "Женщины с вороном", она-то и наехала на плечо Спасителя).
      Прошло два часа! Чайник остыл, а гостя все нет. Сыр уже подсох (кончики сырных треугольников загнулись кверху). Как бы и мне не загнуться.
      Когда-то Арнольд учил меня: если тебе страшно, нарисуй свой страх. И вот я беру лист бумаги, ручку, пытаюсь нарисовать. Получается что-то... кто-то вроде муравьеда с длинным узким носом - нечто в стиле Шемякина. Но страх не уходит, увы.
      Агния видит, что я вся красная - хотела окропить меня святой водой, но резко взмахнула бутылкой и налила мне полное ухо святой воды. Однако после этого в моей голове стало яснее, волнение улеглось. Арнольда все нет. Наверное, он раздумал приходить. Просто так - попугал...
      Я включила телевизор. Там показывают ковры по рисункам Кандинского и Миро. Думаю, что Кандинский и Миро ТАМ довольны этими коврами. Или нет? И вдруг испуг снова написался в голове прямо словами: как же я буду умирать-то? Прототипы узнают, что мне плохо, будут злорадствовать...
      И тут - звонок в дверь. Арнольд вошел, снял пиджак и натужную маску с лица. Выставил бутылку коньяку. Сейчас начнет с излюбленной фразы: "Сардонизм еще тот".
      - Нина, представляешь - сардонизм еще тот! Иду я к вам, а навстречу мне...
      - Ой, - нервно перебиваю я, - Славы нет, а я же не могу выпить!
      - Ничего, ты выпьешь одну рюмочку за примирение. И депрессию снимешь у тебя на лице она написана.
      Мой муж говорит, что в старости реже бывает депрессия. И это правда. Всему ведь радуешься: что утром встаешь, Господь с нами, работа идет... Тут я спохватываюсь и замолкаю. Такая у меня работа, что друзья бросают потом!
      Между тем, гость разливает коньяк.
      А наш кот Кузя в это время сбросил с батареи половую тряпку - играет с ней.
      - Что, Кузя, пол мыть собрался? - Арнольд чокается со мной. - Нина, чего ты так смотришь? Это я должен смотреть на тебя с чувством законной настороженности... ну, мы много пить не будем, а то появится чувство незаконной привязанности...
      Я выпила три глотка - коньяк дает такое ощущение, что изнутри растет сила. Это хорошо! Силы мне сейчас явно понадобятся.
      - Вот что, Нина, у тебя все типы в рассказах - одни и те же.
      Началось! Сейчас будет вразумлять, критиковать, уличать, а потом и обличать.
      - А у Достоевского, - защищаюсь, - вообще только два типа: бес и идиот.
      Повисла мхатовская пауза. Святая Нина, моли Бога обо мне!
      - Ладно... Нина, я хочу одну историю рассказать. Может, тебе куда пригодится. Помнишь Лилю? Ту самую, которую жених украл прямо в школьной форме. Они потом развелись, и вот вчера - представь - на Лилю напал маньяк! Нанес восемь ножевых ран. Но пустяковые ранки. Она подозревает, что его муж подослал...
      - Бедная Лилечка! - я записываю сюжет. - За что такое? Помню ее слова: если в день не потрачено много денег, то день прошел зря...
      Гость нервно налил себе в рюмку и быстро выпил:
      - Я так и знал... началось. Ну почему, Нина, почему ты всегда ищешь причину в плохом?
      - Неправда! Далеко не всегда я ищу причину в плохом.
      - Но у тебя в рассказе я - не я, а какой-то Залуп Залупович! Зачем было упоминать три моих брака?
      - Так все твои дети сдали кровь, чтоб спасти отца! Не каждому дети от всех браков... помогают. А тебе - кровь сдали, Арнольд!
      - Пойми ты, сантехник человеческих душ: дело не в том, что сдали кровь! Не поэтому я остался жив после аварии.
      Развожу театрально руками - коньяк на меня уже подействовал, видимо.
      - Я выжил после аварии только потому, что долгие годы сам был ДОНОРОМ (он выделил это слово усилением громкости). У донора кроветворение хорошее. Врачи думали: звездец мне - столько крови потерял!..
      Боже мой! Да если б можно было написать все точно ТАК, КАК РЕАЛЬНО случилось!.. История из жизни всегда богаче смыслами и деталями - всегда! Но если буду в полном объеме ее брать, то прототипы работать не дадут вообще. Право на частную жизнь я должна уважать! Поэтому маскирую, маскирую и еще раз маскирую. Но это мои проблемы.
      Другу я говорю:
      - Арнольд! Причина одна - донорства твоего... и что дети сдали кровь! Да ты сам знаешь, в чем дело - в твоем характере.
      Характер счастливый у моего друга! В нем клубится невидимая вечность доброты. Но и видимая - через поступки. Арнольд - психолог по профессии. Психологи в жизни редко бывают простыми, ведут себя, как мэтры. Но он не такой. Ненавязчиво умеет успокоить. Помню: моя средняя дочка в детстве была полнушкой и страдала от этого. Арнольд однажды ей сказал:
      - Если я вижу: стоят две продавщицы - худая и полная. К кому подойти? Я всегда иду к полной, она добрее.
      Но все же не так уж и прост наш Арнольд. Когда я предлагаю ему закусить сыром, хотя он уже загнулся, он отодвигает от себя тарелку:
      - Нет, это не для белого человека!
      Вскоре после ухода гостя пришел муж. Я ему рассказала про примирение с Арнольдом:
      - Одно испытание позади, но впереди - встреча с другим прототипом! На днях выйдет из печати мой роман, где изображен Щ. И уж он-то меня точно прибьет за это!
      И муж стал говорить: да, Щ. придет к нам - в кармане торчит что-то страшное. Ты подумаешь - монтировка... а он достает - это та же бутылка коньяку, только очень дорогого, потому что Щ. сильно разбогател за эти годы. "Выпьем, Ниночка! Спасибо, что напомнили мне мою молодость".
      Да, роман-то написан двадцать лет тому назад - там буйный он очень, наш Щ. А теперь постарел, говорят, сильно болен. Жена его месяц назад просила молиться за его здоровье, и я молюсь каждый день.
      - А ты ему: за прототипство спасибо!
      - Ничего себе - я столько от Щ. в жизни перенесла!
      Он говорил:
      - Оська Бродский - мой приятель по ленинградской юности.
      - Приятель? Вам повезло!
      - Это ему повезло. Я-то не в восторге от него был...
      Муж смеется: ЭТО разве только одно ты от Щ. перенесла?
      Да, что же я за глупости мелю, не в отношении к Бродскому дело было. На самом деле мы оба знаем, что пришлось пережить от Щ., но не хочется сейчас об этом говорить. В общем, легли мы на диван и включили телевизор. В это время стул, стоящий у стола, вдруг... повернулся! Стоял так, а стал иначе.
      Мы посмотрели друг на друга. Я сказала:
      - Дети, наверное, ниточки привязали к ножке, с кухни дергают.
      Муж встал - никаких ниточек нет. Да и детей на кухне нет, они в детской.
      Не успели мы это чудо хоть как-то осмыслить - звонок в дверь. Это Лина пришла.
      - Ребята, простите, что я так поздно! Я - знаете откуда? С поминок. Мы ведь сегодня похоронили нашего Щ. Да. Жалко его. Очень жалко.
      Мы рассказали Лине, как стул повернулся. Сам по себе. Лина заахала на вдохе. Я предположила: может, это так покойничек дал нам понять ОТТУДА, чтоб мы не боялись публикации романа?
      Но никогда эта странная история так и не прояснилась.
      Я пишу эти строки в ноябре 2003 года, когда уже многие газеты опубликовали... в общем, я уже знаю про скандал на Франкфуртской книжной ярмарке, когда прототип дал пощечину автору.
      И нет мне покоя. Я, конечно, стараюсь вычерпать из себя всю любовь - до капли! К героям любовь. Но если прототипы и дальше будут обижаться, то винить можно только себя. Мало любви, значит, было...
      Что же делать - как жить и писать?
      Ответ пришел по телефону. Позвонила старшая наша дочь Соня.
      Но сначала - предыстория. Я дружу с племянницей Булгакова. И однажды в Москве, будучи у нее в гостях, выпросила шишку пинии. Их много там стояло, а мне хотелось что-то дома иметь от Булгакова как бы. Все-таки Михаил Афанасьевич крестил Лену (Елену Андреевну). Ну и эта шишка пинии... В общем, Е.А. держала в руках ее.
      А наша Соня знает чуть не наизусть "Мастера и Маргариту". И она выпросила у меня эту околобулгаковскую шишку пинии...
      - Мама, помнишь ту шишку пинии? Ну, за эти годы она запылилась, я ее решила вымыть. Раз - под кран! И слышу треск. Представляешь: это шишка стала закрываться - видимо, в ней заложено, что семена нужно спасать... И трещала целый час! Пока не закрылась полностью. Причем некоторые чешуйки даже сломались от усердия. Она, может, еще в Москве лет десять стояла и сохла, да? Но какая сила заложена! А потом высохла и снова раскрылась. Старая шишка, но героически спасала семена! За это можно тост сказать.
      И тут муж прочитал этот рассказ, выхватывая с экрана компьютера не успевшие застыть строки:
      - Почему ты меня Славой называешь здесь! - насупился он. - Почему я не Жорж? Непременно я должен быть Жоржем.
      Пермь