С о ф ь я. А не ради оригинальности?
      М у р а т о в. Я живу среди людей бесчестных, ленивых, некультурных... и не хочу, нахожу бесполезным делать для них что-либо... Это - понятно, надеюсь?
      С о ф ь я. Понятно, но - не лестно для вас...
      (Анна Марковна, взяв Стёпку за ухо, ведёт её куда-то.)
      М у р а т о в. Да? Что ж делать! Кстати, этот ваш Хеверн...
      С о ф ь я. Не станем говорить о нём...
      М у р а т о в. Почему?
      С о ф ь я. Я не хочу...
      М у р а т о в. Чтоб я говорил о нём?
      С о ф ь я. Да.
      М у р а т о в. Вот как? Гм! А я отчасти затем и явился, чтобы сообщить вам об этом господине...
      С о ф ь я (спокойно). Этого господина зовут Густав Егорович, и я его очень уважаю...
      М у р а т о в. А если окажется, что он - жулик?
      С о ф ь я (встала, твёрдо и гневно). Вам что угодно?
      М у р а т о в (немножко испугался). Позвольте...
      С о ф ь я. Я только что сказала вам, как я отношусь к этому человеку...
      М у р а т о в. Но - ведь можете же вы ошибаться!
      С о ф ь я. За ошибки мои я расплачусь сама. И я чувствую людей не хуже, чем вы...
      М у р а т о в. Моего отношения к вам вы, однако, не чувствуете.
      С о ф ь я. Это - неправда! (Усмехнулась.) Вы, я знаю, не верите мне, не уважаете меня...
      М у р а т о в (вздохнув). О! Как вы ошибаетесь...
      С о ф ь я. Да не - о!.. И - не ошибаюсь. Я для вас - купчиха, бывшая замужем за помещиком, испорченная и утомлённая им. Женщина богатая, хитрая, в мыслях грешная, но - трусливая. И - глупая; ведь это в расчёте на глупость вы рисуетесь предо мною цинизмом?.. Да?
      М у р а т о в. Я не циник, а скептик, как все неглупые люди...
      С о ф ь я. Я хорошо помню ваши первые атаки, тогда ещё, при жизни мужа... (Вздохнула.) Знали бы вы, как я тогда нуждалась в участии, в честном отношении ко мне...
      М у р а т о в. Я относился к вам честно, как умею...
      С о ф ь я. Ну, вы плохо умеете! И вы тогда нравились мне: вот, думала я, хороший, умный человек...
      М у р а т о в. Я тогда был глупее, чем теперь...
      С о ф ь я. Я вам не уступила, и на время это зажгло ваше самолюбие, ваше упрямство.
      М у р а т о в. Не упрямство, а - страсть!
      С о ф ь я. Ах, полноте! Вы - и страсть...
      М у р а т о в. Мы, кажется, ругаемся?..
      С о ф ь я. Да, я горячусь, извините...
      М у р а т о в (кланяясь). Ничего! Я готов слушать и дальше. Какой-то такой разговор должен был быть между нами...
      С о ф ь я. Да? И мне тоже кажется.
      М у р а т о в (оглянувшись). Так продолжайте.
      С о ф ь я (смотрит на него). Однажды я едва не поверила в ваше чувство...
      М у р а т о в. Когда?
      С о ф ь я. Это всё равно для вас.
      (Встаёт, ходит.)
      М у р а т о в (помолчав). А хотел бы я знать, что вы обо мне думаете?
      С о ф ь я. Нехорошо я о вас думаю.
      М у р а т о в. Ну - начистоту! И если попадёте в сердце...
      С о ф ь я. То - что будет?
      М у р а т о в. Как сказать? Что-то будет...
      С о ф ь я (подумав). Знаете, ведь вы вашим якобы роковым чувством ко мне пользуетесь, чтоб прикрыть вашу лень, оправдать вашу плохонькую жизнь...
      М у р а т о в. Для начала - недурно.
      С о ф ь я. Вы очень нечестный человек...
      М у р а т о в (встаёт, усмехаясь). Позвольте однако...
      С о ф ь я (подходит близко к нему). Нечестный. Честный человек не может всем пользоваться, ничего не платя, ничем не отвечая за то, что берёт...
      М у р а т о в. Не помню, что я взял у вас...
      С о ф ь я. Говорят - вы строгий законник, а я думаю, что вы преследуете людей потому, что не любите их, скучно вам с ними, и вы мелко и злобно мстите им за то, что вам скучно... Властью, данной вам, вы пользуетесь, как пьяница или как мой покойный муж, больной человек... Плохо я говорить умею, всё какие-то не свои слова на языке. Но - я очень чувствую всё и - скажу по душе: жалко мне вас...
      М у р а т о в. Не благодарю...
      С о ф ь я. Ужасно вы живёте...
      М у р а т о в. Да?
      С о ф ь я. Никого и ничего не любя...
      М у р а т о в. Да, я не люблю людей...
      С о ф ь я. И дело ваше вы не любите.
      М у р а т о в. И дело не люблю. Охранять леса? Нет, это меня не забавляет. Далее!
      С о ф ь я. А ведь вы этому учились - охранять леса.
      М у р а т о в. Именно этому.
      С о ф ь я. Как же так?
      М у р а т о в. Ошибся. Что ж, это обычная ошибка русского! Русский человек стремится прежде всего уйти из своей родной среды, а - куда, каким путём - это всё равно! С тем нас возьмите. Вы всё сказали, что хотелось?
      С о ф ь я. Да.
      М у р а т о в. Какой же вывод?
      С о ф ь я. Сделайте вывод сами.
      М у р а т о в. Может, вы надеетесь, что я, после сей философической беседы, застрелюсь? Нет, я не застрелюсь. Таких, как я, - тысячи, и жизнь наше поле, сударыня! Таких, как вы - единицы, десятки; вы совершенно лишние люди в жизни сей. И девать вам себя - некуда. Раньше вы в революцию ходили, но революция никому больше не нужна, и - сделайте-ка отсюда вывод!
      С о ф ь я (усмехаясь). Я, кажется, попала-таки в сердце вам.
      М у р а т о в. В сердце? Нет!
      С о ф ь я. Но - мы кончили?
      М у р а т о в. Вы - умнее, чем я думал. Удивляюсь, как вы можете терпеть всё это... эту пошлость вокруг вас... (Вздохнув.) Всё-таки есть у меня к вам нечто в душе...
      С о ф ь я. Совершенно ненужное ни вам, ни мне...
      М у р а т о в. Простенько вы смотрите на людей, сударыня; очень уж несложно!
      С о ф ь я (пылко). Ах, оставьте вы эту сложность, постыдитесь её, наконец! Ведь вы за нею скрываете только ложь и разврат.
      М у р а т о в. Вы сердитесь? Ухожу. Я люблю сам сердиться, но когда другой - особенно женщина - отдаёт себя наслаждению злостью, это мне не нравится...
      (Не торопясь идёт в дом, на ступенях террасы остановился.)
      А я не считаю, что мы поссорились, - можно?
      С о ф ь я (негромко). Как хотите....
      М у р а т о в. Не считаю. До свидания, более приятного для меня.
      (Софья, оставшись одна, ходит, пожимает плечами, усмехаясь.)
      С т ё п к а (выглядывает). Софья Ивановна, меня бабушка за ухи оттрепала...
      С о ф ь я (не глядя на нее). А ты что сделала?..
      С т ё п к а. Сахарку немножко взяла...
      С о ф ь я. Надо было попросить.
      С т ё п к а. Так ведь не дала бы она...
      С о ф ь я. А ты у меня спроси.
      С т ё п к а. А тебя не было!
      С о ф ь я. А ты бы подождала меня...
      С т ё п к а. Разве что так! Дура я...
      С о ф ь я (гладя её волосы). Конечно - дурочка...
      С т ё п к а. А когда я умной-то буду?
      С о ф ь я. Подожди, будешь... Ступай, посмотри, кто приехал.
      С т ё п к а (убегая). Гляди - немец твой...
      С о ф ь я (усмехается, заглядывает за угол террасы). Анна Марковна, вы что прячетесь?
      Ц е л о в а н ь е в а. Беседовали вы тут... У меня вон варенье-то прикипело. Девчонку эту напрасно вы ласкаете, она сахар ворует...
      П а в л а (с террасы). Тётя Соня - там приехали!
      С о ф ь я. Знаю, иду... Ты что грустная?
      П а в л а. Миша рассказывал про училище...
      Ц е л о в а н ь е в а. Охо-хо...
      С о ф ь я. Нужно приготовить холодного чего-нибудь, наверное, спросят.
      (Ушла в дом.)
      Ц е л о в а н ь е в а. Ох, Павленька, напрасно мы домишко свой продали!
      П а в л а. Пустяки, мамочка...
      Ц е л о в а н ь е в а. Свой угол - никогда не пустяки!.. (Понизив голос.) Софья-то тут лесничего отшивала, ай, какая смелая женщина! Видно, решила за немца выйти...
      П а в л а (задумчиво). Она - хорошая...
      Ц е л о в а н ь е в а. Все хороши, да - не наши!
      П а в л а. И умная она...
      Ц е л о в а н ь е в а. Ну, уж это довольно глупо, ежели женщина всегда умна. Ты бы вот не часто с Михаилом-то...
      П а в л а. Мамаша, оставьте это! Как вы можете напоминать?.. Фу, как скучно с вами! Вы стали злая. На кого злитесь? Удивительно, право...
      Ц е л о в а н ь е в а. Ну, ну... На себя обернись... Погляди, какая сама-то стала...
      (Скрылась за угол.) (Павла раздражённо толкает гитару. С террасы сходит Шохин, в руках пакеты.)
      П а в л а. Вам кого?
      Ш о х и н. Никого. Сахар принёс.
      П а в л а. Вы - Шохин?
      Ш о х и н. Шохин. Старшой объездчик.
      П а в л а (тихо). Это вы убили человека?..
      Ш о х и н (не сразу). Я-с.
      П а в л а. Господи! Ах вы, несчастный...
      Ш о х и н (тихо). Меня оправдали.
      П а в л а. Разве это не всё равно? Ведь вы сами-то себя не оправдаете... Как это вы...
      Ш о х и н (сердито). Топором... обухом...
      П а в л а. Ой, я не про то...
      Ш о х и н. Ну... Куда это положить? (Кладёт пакеты на стол и вдруг говорит поспешно, резко.) Они в седьмом году - чего делали? Приедут - лес рубят чужой...
      П а в л а. А вы - били их?
      Ш о х и н. На то нанят...
      П а в л а. Ах, боже мой! Разве можно из-за этого убивать!..
      Ш о х и н. И за меньше убивали...
      П а в л а (смотрит на него и жалобным, ребячьим голосом зовёт). Мамочка!
      Ш о х и н (тихо и обиженно). Вы - напрасно это... И ведь ничего...
      (В доме шум, он оглядывается, скрывается быстро. Выходит Антипа, усталый, пыльный.)
      А н т и п а (оглядывая сад). Это кто убежал?
      П а в л а. Шохин...
      А н т и п а. Чего он?
      П а в л а. Я не знаю.
      А н т и п а. А Михаило где?
      П а в л а. У себя, должно быть...
      А н т и п а (сошёл, обнял её за плечи). Почему грустная, а?
      П а в л а. Шохин этот...
      А н т и п а. Ну?
      П а в л а. Он ведь человека убил...
      А н т и п а (хмуро). Как же... убил, дурак! Я адвоката ему нанимал, отсудили. Теперь он - собачка верная моя... А если хочешь - могу прогнать...
      П а в л а. Ой, не надо! Тогда он меня...
      А н т и п а. А ты - полно-ка!
      П а в л а. Ну, другого кого... Не надо!
      А н т и п а. Эх ты... Гляжу я на тебя... большие слова в душе ворочаются, а сказать - не умею... Кабы ты поняла! Без слов...
      П а в л а (робко). Я - пойму, подождите...
      А н т и п а. Жду. (Вздохнул.) Только - гляди: времени у меня мало. Я человек короткой жизни. И люблю, чтобы всё сразу открывалось мне...
      П а в л а. Вон, про вас говорят, что переменились вы...
      А н т и п а (хмуро). Я? Как это - переменился? Отчего?
      П а в л а. Не знаю отчего...
      А н т и п а. Кто говорит-то?
      П а в л а. Люди.
      А н т и п а. Лю-уди! (Свистнул.)
      П а в л а. Дела забросили...
      А н т и п а (усмехаясь). Мои дела; хочу - брошу, хочу - нет... (Присматривается к ней, обняв за плечи.) Удивительно слышать это от тебя, ребёнок ты, а туда же - дела!
      П а в л а (негромко, оглянувшись). А ещё говорят, что всё хозяйство забирает в свои руки тётя Соня...
      А н т и п а (вспыхнув, сердито). Ну, если я узнаю, кто это говорит, башку сверну! Да. И ты этих пакостей не повторяй - это я тебе приказываю! Слышишь? Меня с сестрой никому не поссорить - дудки! (Оттолкнул её тихонько.) Скажи, пожалуйста, - куда метят!..
      П а в л а (обиженно и медленно отходит прочь). Вот уж вы и рассердились... А ещё просите - говори со мной обо всём, что думаешь...
      А н т и п а (порывисто схватил её за плечо). Погоди, ты и говори, всё говори! Не обижайся, - это я так, - досадно мне! А ты - говори! Только своё говори, а не людское... Людское - это от злости больше, от зависти. Несчастливы люди, малосильны, оттого завистливы и слабы...
      П а в л а. Миша и слаб, а - не злой и не завистник.
      А н т и п а (отшатнулся от неё). Что такое? Зачем ты про него?
      П а в л а. Затем, что неверно вы говорите о людях.
      А н т и п а. Неверно? Потому что - сын... да, вот как вышло...
      П а в л а (беспокойно). Вы, пожалуйста, не думайте...
      А н т и п а (пристально смотрит на неё, торопливо). Про что не думать?
      П а в л а (смущённо). Про то, о чём в четверг говорили... Нисколько он мне не интересен...
      А н т и п а (снова обняв её, смотрит в глаза). Я - не про это, ей-богу! Я тебе верю... Сказала - ну, и кончено! Спасибо. Люблю я тебя, Павла... так, что даже задыхаюсь от этого, от силы. Идём к пруду... идём, я те поцелую там...
      П а в л а (тихо). Ну, что это, днём - нехорошо...
      А н т и п а (уводя её). Хорошо будет! Иди, милая... иди, вечера моего заря ясная...
      (Ушли. На террасу выходит Хеверн, прищурился и смотрит вслед им. Стёпка приносит серебряное ведёрко со льдом и бутылками в нём.)
      С о ф ь я (выходит). Ну-с, продолжайте...
      X е в е р н. Вы сегодня очень весело настроены, и это меня стесняет...
      С о ф ь я. Да-а? Вам больше нравятся унылые женщины?
      X е в е р н. О, вы знаете, кто мне нравится...
      С о ф ь я (с улыбкой). Будь вы богаче, я говорила бы с вами серьёзнее - не обижайтесь!
      X е в е р н (чуть поморщился). Это очень драгоценная ваша черта сказать всегда прямо. Но - я буду богаче! Я уже есть богаче! Я хорошо понимаю, что нигде не нужно так быть богату, как в России, где только деньги дают независимость и почтение. И я знаю, что в сорок лет я буду иметь сто тысяч, - мне тридцать четыре года.
      С о ф ь я. Слишком много арифметики вводите вы в жизнь.
      X е в е р н. А! Это - необходимость. Нужно уметь считать, хотя бы для того, чтоб в пятьдесят лет не жениться на двадцатилетней девушке. Это никогда не составит семьи и может очень вредить делу.
      С о ф ь я (холодно). Вы думаете?
      X е в е р н. О, я уверен! Поздние браки в России всегда неудачное дело. Когда человек торопится домой - дело теряет. От этой торопливости могут пострадать интересы третьих лиц.
      С о ф ь я. Мои, например...
      X е в е р н. И ваши. А также - мои...
      (Вышел Михаил, молча поздоровался с Хеверном, налил стакан вина, сел на верхней ступени, рассматривает вино на свет. Хеверн смотрит на него сверху вниз, Софья курит и следит за ним.)
      Х е в е р н. Утром ловили окуней, Миша?
      М и х а и л. Ловил.
      Х е в е р н. И - что же?
      М и х а и л. Поймал.
      Х е в е р н. Много?
      М и х а и л. Одного.
      Х е в е р н. Большой?
      М и х а и л. Около фунта...
      Х е в е р н. Очень плохо! Ничто не берёт так много время, как ловля рыб. (Софье.) Вчера я разговаривал с вашим предводителем дворян - это очень странное лицо!
      С о ф ь я. Да? Почему же?
      Х е в е р н. Очень! Бывал в Европе, интересуется искусством, посетил музеи - и ни однажды не был в рейхстаге! Он не понимает, что социализм явление историческое, и смеётся над тем, что нужно изучать. Один голый инстинкт собственника-индивидуалиста не может победить социализм, - чтоб успешно бороться, нужно знать врага, - так!
      С о ф ь я (задумчиво). Я - тоже не интересуюсь социализмом.
      Х е в е р н. О, для женщины это необязательно! Да, странный человек предводитель... Он так... с яростью говорил о честных заслугах дворян перед Россией - очень красиво! Но, если ему предложить две с половиной тысячи рублей, - он без усилия покривит себе душу...
      С о ф ь я (смеясь). Почему именно две с половиной?
      Х е в е р н. Так, для примера...
      С о ф ь я. Вы предлагали?
      Х е в е р н (строго). Н-но, зачем! (Михаилу.) Вы живёте дружелюбно с Павлой Николаевной, да?
      М и х а и л. Она очень хороший человек - честный и добрый...
      X е в е р н. Да? Это приятно. Но - многие русские, мне кажется, добры только по слабости характера?
      М и х а и л. Не знаю... Вам - виднее.
      (Из сада идут Антипа, Павла, порознь, оба притихшие. Все молчат, видя их.)
      А н т и п а (ворчливо, угрюмо). Когда сердце не горит, а тлеет только - это, брат, ещё не жизнь... Ты погоди рассуждать...
      П а в л а (устало). То вы говорите, что я глупая, то - не рассуждай...
      А н т и п а (с досадой). Эх, да ты пойми - о разном говорю!.. (Увидал сына, выпрямился, строго спрашивает.) Ведомость готова?
      М и х а и л. Нет ещё.
      А н т и п а. Отчего? Ведь я сказал...
      М и х а и л. Счета Чернораменской дачи не доставили мне...
      А н т и п а. Как не доставили? Врёшь!
      С о ф ь я. Счета у меня, не кричи! Их нужно проверить...
      А н т и п а (входя на террасу). Ну, ты всегда заступаешься... где не надо! Проверить... что ж он сам - не может?
      (Софья что-то строго шепчет ему, он мычит.)
      X е в е р н (Павле). Как поживаете?
      П а в л а. Благодарю вас, хорошо...
      X е в е р н. Я очень рад.
      П а в л а. Это вы - серьёзно?
      X е в е р н. Что именно?
      П а в л а. Вас серьёзно радует, когда людям хорошо?
      X е в е р н (удивлён). О, конечно! Как же иначе? Несомненно. Когда всем хорошо вокруг меня - я выигрываю...
      П а в л а. Как это просто и верно...
      X е в е р н. О, я очень люблю всё простое, оно именно - верно!
      А н т и п а (Хеверну). Идём план-то смотреть...
      Х е в е р н. Пожалуйста...
      А н т и п а. Иди-ка ты с нами, Михаил! Софья, купили мы лес-то у предводителя - знаешь?
      С о ф ь я. Нет, не знаю...
      А н т и п а (Хеверну). Ты что ж, не сказал компаньонке-то?
      X е в е р н (хмурясь). Я был уверен...
      С о ф ь я (брату). Сколько?
      А н т и п а. Двадцать три...
      С о ф ь я. Ты не хотел давать больше восемнадцати?
      А н т и п а. Не хотел, а пришлось дать.
      С о ф ь я. Почему же?
      А н т и п а. Конкурент явился новый. После расскажу. Идёмте... Михаило - иди!
      (Уходят. Хеверн идёт сзади. Софья, задумчиво покуривая, наблюдает за ним. Павла, прислонясь к перилам, стоит, опустя голову.)
      С о ф ь я. Ты что грустишь?
      П а в л а. Устала.
      С о ф ь я. О чём беседовали?
      П а в л а. Да... всё о том же... Он всё говорит, как любит меня... Я же знаю ведь это! А он - всё говорит, говорит...
      С о ф ь я. Поди ко мне. Эх ты... птица!
      П а в л а. Нет, право, ну - люблю, люблю... нельзя же всё об этом только!
      С о ф ь я (грустно). Дитя моё, это очень худо, если нельзя говорить только об этом...
      П а в л а. Да и все мужчины... Как он странно смотрит на тебя!
      С о ф ь я. Кто?
      П а в л а. Густав Егорович.
      С о ф ь я. А! Он на всё так же смотрит. Хозяин.
      П а в л а. Нравится он тебе?
      С о ф ь я. Ничего, мужчина крепкий. С ним хорошо по железным дорогам ездить - нигде не опоздаешь...
      П а в л а. Не понимаю. Это ты шутишь?
      С о ф ь я. Многого ты, дружок, не понимаешь...
      П а в л а (грустно). Да. Всё не так, как я думала...
      С о ф ь я. Скажи ты мне - зачем ты вышла замуж за брата?
      П а в л а. Я думала - иначе будет. Видишь ли - я очень боюсь всего... Всё чего-то жду... До двенадцати лет - отец пугал, потом - пять лет - в монастыре. Там тоже все в страхе живут; сначала боялись, что ограбят, - и тревожный год казаки стояли у нас и каждую ночь свистели все. Пьяные, песни поют. Монахинь - не уважали, и всё было нехорошо как-то. Все грешат против устава, злые все и друг друга боятся. Бога - тоже боятся, а не любят. Я и подумала: нужно мне встать под сильную руку - не проживу я одна как хочется...
      С о ф ь я (задумчиво). Ты думала - Антипа сильный?
      П а в л а. Он сам сказал. Мише - ничего не нужно, он чужой всем. А прежде сватались всё какие-то жадные...
      С о ф ь я (лаская её). А я подумала о тебе плохо, Павля... Сначала, помнишь?
      П а в л а. Да. Нет, я плохого не люблю, я боюсь его. Ты очень строго, бывало, смотрела на меня, и я от этого плакала в уголках... Хотелось подойти к тебе, сказать: я - не плохая, не жадная, - а смелости не хватило...
      С о ф ь я. Ах, девочка, девочка, господь с тобою... Трудно тебе будет...
      П а в л а. Мне уж стало трудно! Тут - Шохин ходит. Убил человека и ничего, ходит!
      С о ф ь я. Ты его оставь, не бойся! Он - не злодей, а несчастный...
      П а в л а. А я думала пожить тихо, чтобы все вокруг были добрые, улыбались бы и верили, что ты никому зла не хочешь...
      С о ф ь я. В это - не поверят, нет...
      П а в л а. Отчего же, отчего?
      С о ф ь я (встала, ходит). Не поверят... Ты очень хорошо сказала: чтобы все улыбались...
      П а в л а. Как перед праздником: уже всё сделано, убрались, устали и с тихой радостью ждут светлого дня.
      С о ф ь я. До праздника - далеко, дружок! И сделано для праздника мало...
      П а в л а. Ах, господи! Тётя Соня - научи меня!
      С о ф ь я. Чему?
      П а в л а. Как лучше жить с людьми...
      С о ф ь я. Сама не знаю... не знаю! Жизнь проходит в пустяках, в тумане...
      П а в л а. Чего тебе хочется?
      С о ф ь я. Мне? (Остановилась, говорит негромко, с большой силой.) Мне хочется нагрешить, набуянить, нарушить все законы, всё спутать, а потом, как взойдешь высоко над людьми, - броситься под ноги им: милые люди, родные мои люди! не владыка я вам, а низкая грешница, ниже всех, и - нет вам владык, и не нужно нам владык...
      П а в л а (испуганно, тихо). Зачем это? Что ты?
      С о ф ь я. Чтобы освободить людей от страха друг пред другом... Некого бояться! А все - напуганы, подавлены, живут в страхе - ты сама видишь это! Никто не смеет сказать до конца своё слово...
      (Антипа стоит в дверях, прислушиваясь.)
      П а в л а. Это... я не понимаю! Ведь так - погубишь себя?..
      С о ф ь я. Людей ради - бог погиб, говорил отец Шохина.
      А н т и п а. О чём толкуете?
      П а в л а. Ой!
      А н т и п а (подходя к ней, обиженно). Чего же испугалась? Не виновата - не бойся. Про что говорили?..
      П а в л а. Так - разное...
      А н т и п а (сестре, грубовато). Говорить надо меньше...
      (Софья ходит, не глядя на него, скрывая волнение.)
      П а в л а (ласково). Кричать меньше надо... вы вот всё кричите, это не нужно...
      А н т и п а (мягко). Я - не со зла, а... просто такой голос грубый. Надо бы чайку попить, а, хозяйка? Поди-ка, снаряди... Здесь накрыть вели. И - закуску... Иди, милая! (Павла уходит; проводив её глазами, он говорит сестре обиженным тоном.) Портишь ты мне её... (Софья молча прошла мимо. Он повторяет настойчиво.) Портишь ты мне жену-то, говорю!
      С о ф ь я (вдруг, резко). Молчи!
      А н т и п а (отшатнулся). Постой... что ты?
      С о ф ь я. Ну - хорошо тебе - спокойно, сладко - с молодой?
      А н т и п а (опускается в кресло, тихо). Она - жаловалась?
      С о ф ь я (успокаиваясь). Нет. Поверь мне - нет! Извини меня, я дурно настроена... тяжело на душе у меня... извини!
      А н т и п а (тихо). Испугался я. Господи помилуй! Я, брат, так люблю её... сказать не могу!
      С о ф ь я (снова ходит). Счастья это не дает ни тебе, ни ей...
      А н т и п а. Ну... ты погоди ещё! (Молчание.) Соня?
      С о ф ь я. Что?
      А н т и п а. А... как она с Михаилом - ничего?
      С о ф ь я (останавливаясь пред ним). Ты это брось - слышишь? Не внушай этой мысли ни себе, ни кому! Хеверн где?
      А н т и п а (махая рукой). Там... в планы залез. Ну его... надоел!
      С о ф ь я. Ты для него становишься слишком выгодным компаньоном...
      А н т и п а (настораживаясь). Как это?
      С о ф ь я. Так. Не разевай рта.
      А н т и п а (ухмыляясь). Во-он что! А я думал, у тебя с ним...
      С о ф ь я. Не о том думаешь...
      А н т и п а (вздохнув). Трудно тебя понять, Соня!
      С о ф ь я. При Павле на Мишу орать не надо - понимаешь?
      А н т и п а. Ну, ну... Досаден парень... беда как! Что живёт, чего ради?
      С о ф ь я. О себе подумай...
      А н т и п а (задумчиво). Павлу я не обижу...
      С о ф ь я. Над матерью её не смейся...
      А н т и п а. Не люблю бабу эту...
      С о ф ь я (прислоняясь к перилам). Устала...
      А н т и п а (вскочил, подходит к ней). Что ты? Воды дать?..
      С о ф ь я (прислоняясь к нему). Нехорошо...
      А н т и п а. Отчего? Ах ты, господи!.. Соня - в чём дело-то?
      С о ф ь я. Подожди... О, боже мой...
      А н т и п а (обнял её). Эх ты, головушка! Пойдём, ляг, отдохни...
      (Уводит её. Из сада выходит Тараканов; на террасе - Михаил, остановился у стола, наливает вина, пьёт.)
      Т а р а к а н о в. Уехал немец-то?
      М и х а и л. Он - швед. Или - грек.
      Т а р а к а н о в. Это всё равно - чужой. Уехал?
      М и х а и л. Останется ужинать...
      Т а р а к а н о в. Гм... Удивительно!
      М и х а и л. Что?
      Т а р а к а н о в. Неужто никто не слышит, что от него жуликом пахнет?
      М и х а и л. Ну-у... У вас все жулики!
      Т а р а к а н о в. Не все, а - девять, десятый - дурак.,, Где Софья Ивановна? Она всё видит...
      М и х а и л. Не знаю я... не знаю! (Садится на ступени, закуривает. Тараканов, жестикулируя, что-то бормочет, уходит. Из дома выходит Павла, улыбаясь, останавливается сзади Михаила и концом шарфа щекочет ему шею.)
      М и х а и л (не оборачиваясь, грубовато). Смотрите, отец увидит - шум будет...
      П а в л а (с гримасой). Уж и пошутить нельзя... Я молодая, мне скучно...
      М и х а и л. Всем скучно...
      П а в л а. Есть же где-нибудь весёлая жизнь!
      М и х а и л. Поищите...
      П а в л а. Пойдёмте в сад...
      М и х а и л. Мне - в контору нужно. Докурю и пойду зарабатывать хлеб мой, в поте лица...
      П а в л а (сходя по ступеням). Ну, я одна... Вот пойду так и буду идти неделю, месяц - прощайте!.. Вам будет жалко меня?
      М и х а и л. Мне давно вас жалко...
      П а в л а. Это - неправда... Не верю я... (Идёт. Обернулась, грозит ему пальцем.) Неправда!
      (Михаил угрюмо смотрит вслед ей, гасит папиросу, встаёт, сзади его - отец.)
      А н т и п а. Куда?
      М и х а и л. В контору...
      А н т и п а. Про какую это неправду говорила она?..
      М и х а и л. Не знаю... не понял я...
      А н т и п а. Не понял? (Смотрит на сына хмуро, видимо, хочет что-то сказать - отмахнулся от него.) Иди! (Опустив голову, медленно идёт за Павлой, из-за угла выглядывает Анна Марковна, грозит ему кулаком.)
      Занавес
      ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
      Просторный кабинет, большой письменный стол, направо - камин, налево - две двери: одна маленькая - в спальню Софьи, другая - во внутренние комнаты. В задней стене два окна и дверь на террасу. С о ф ь я с бумагами в руках стоит у стола; М у р а т о в, собравшийся уходить, бьёт себя по ноге измятой шляпой. Осенний серый день смотрит в окна, за стёклами качаются голые сучья.
      С о ф ь я (задумчиво). Ещё один вопрос...
      М у р а т о в (наклоняя голову). Хоть десять!
      С о ф ь я. Скажите мне, просто и прямо, что побудило вас собрать эти бумаги?
      М у р а т о в. Моё чувство...
      С о ф ь я. Оставим чувства в покое...
      М у р а т о в. Ну - что же я скажу тогда? (Пожал плечами, усмехается.) Уж очень вы строги со мною - терпенья нет! Я даже и не назвал - какое чувство...
      С о ф ь я. Ревность, что ли?
      М у р а т о в. Представьте - нет!
      С о ф ь я. Желание причинить мне неприятность, да?
      М у р а т о в. Тоже - нет. Боюсь, что не сумею объяснить вам так, чтоб это не рассердило вас и чтоб вы поняли. (Подумав.) Не поймёте, наверное; я сам плохо понимаю, в чём тут дело...
      С о ф ь я. А всё-таки?
      М у р а т о в (вздохнув). Есть между нами некий спор, - есть, как вы думаете? (Она молча кивает головою, присматриваясь к нему.) Ну так вот эти бумаги - доказательство, что прав - я, а вы ошибаетесь.
      С о ф ь я (вздохнув). Уклончиво.
      М у р а т о в. Позвольте откланяться...
      С о ф ь я (оглядывая его). Прощайте. Отчего вы так легко одеты? Ветер, может пойти дождь...
      М у р а т о в (тихонько смеётся). О, не беспокойтесь!
      С о ф ь я. Почему вы смеётесь?
      М у р а т о в. Есть причина... есть, уважаемая женщина! Я - ушёл.
      С о ф ь я. Извините - не провожаю. Вы зайдёте в контору? Пожалуйста, пошлите ко мне Тараканова...
      (Бросив бумаги на стол, вытирает руки платком, потом крепко прижала пальцы ко глазам. В дверь из сада входит Антипа, нездоровый, встрёпанный, в толстом пиджаке, без жилета, ворот рубахи расстегнут, на ногах валяные туфли.)
      С о ф ь я (вспыльчиво). Надо спрашивать - можно ли войти!
      А н т и п а (равнодушно). Ну, вот ещё... новости!.. Что я - чужой, что ли?
      С о ф ь я. Что тебе нужно?
      А н т и п а. Ничего. (Осматривает комнату.)
      С о ф ь я (присматриваясь к нему, мягче). Ты что шляешься растрёпой таким?
      А н т и п а (садясь в кресло у камина). Умру - нарядишь.
      С о ф ь я. Н-но, здравствуйте!
      А н т и п а. Не люблю я старых этих барских домов. Не дома - гроба! И запах даже особый, свой. Напрасно я к тебе переехал. Чужой стал я всему...
      С о ф ь я. Перестань, пожалуйста... Не время мне слушать этот вздор. (Входит Тараканов, она протягивает ему толстую папку со стола.) Матвей Ильич, отберите, пожалуйста, все счета и документы по Чернораменской даче и по Усеку. Здесь и сейчас... (Садится к столу, пишет. Тараканов пристроился за столиком у камина, надел очки; Антипа смотрит на него, улыбаясь.)
      А н т и п а. Что в газетах пишут?
      Т а р а к а н о в (мрачно). Китай ополчается...
      А н т и п а. Противу кого?
      Т а р а к а н о в. Против нас. По наущению немца.
      А н т и п а. Не любишь ты немцев!
      Т а р а к а н о в. Нисколько не люблю.
      А н т и п а. За что?
      Т а р а к а н о в. Они нас умнее.
      А н т и п а. Умных надо уважать.
      Т а р а к а н о в. Я уважаю. Только не люблю.
      А н т и п а. Чудак ты, брат...
      Т а р а к а н о в. У нас все, кто поумнее, чудаки...
      А н т и п а. Это, пожалуй, верно! (Подумав.) Хоша - ты вот и не больно умён, а тоже чудак.
      Т а р а к а н о в. Это неверно.
      А н т и п а. Сказывай! А зачем мундир снял, службу бросил?
      Т а р а к а н о в. Объяснял я это.
      А н т и п а. Объяснял, да не объяснил.
      Т а р а к а н о в. Отойди, сказано, ото зла и сотворишь благо...
      А н т и п а (ударив ладонью по ручке кресла). Дудки! Ничего не сотворишь, отойдя ото зла, ничего, таракан! Нет, ты иди в самое во зло, в сердце ему бей, вали его наземь, топчи, уничтожь, а не поддавайся ему, не давай одолеть тебя - вот как надо! Верно говорю, Софья?