Сомов и другие

      Л и д и я. Не верю я тебе, ни одному слову не верю! (Идёт к лестнице.)
      Я р о п е г о в (следуя за нею, касается плеча её). Послушай, - что значит всё это? Откуда, вдруг...
      Л и д и я (стряхивая его руку). Не - вдруг! Тупой человек... Я... не знаю... я не могу понять... (Молча смотрит в лицо ему.) Скажи мне - в двух словах - что такое фашизм?
      Я р о п е г о в. В двух словах? Н-ну, это... трудно...
      Л и д и я. Не хочешь сказать, да?
      Я р о п е г о в (пожав плечами). Почему - не хочу? Н-ну... Ты знаешь: жизнь - борьба, все пожирают друг друга, крупные звери - мелких, мелкие - маленьких. Фашисты - мелкие звери, которым хочется быть крупными, а маленькие зверьки тоже хотят вырасти. Крупный зверь заинтересован в том, чтоб мелкий был жирнее, а мелкий - в том, чтоб маленький жирел. Для этой... доброй цели необходимо... именно то, что существует, то есть полная свобода взаимного пожирания, а для свободы этой необходима частная собственность, зверячий порядок. Вот большевики и пытаются уничтожить основу зверячьего быта - частную собственность... Понятно?
      (Лидия молча идёт с лестницы.)
      Я р о п е г о в (вздохнув). Ничего нового в фашизме - нет, это очень дряхлая и скверненькая катавасия... Зачем понадобилось тебе знать это?
      (Ушли. На террасу выходят: Сомов, Богомолов, Изотов. Сомов несёт миску с крюшоном, Изотов стаканы. Затем Сомов плотно закрывает дверь и окна в комнату. Богомолов отирает платком лицо и шею. Изотов - закуривает.)
      Б о г о м о л о в. Дышать нечем.
      И з о т о в. Н-да. Хлеба - горят.
      Б о г о м о л о в. Думаете - неурожай будет?
      И з о т о в. Говорят.
      Б о г о м о л о в. Недурно бы, знаете, а? (Сомову.) Мы - одни?
      С о м о в. Да. Но - кажется - мы переговорили обо всём?
      Б о г о м о л о в. И установлено: оборудование - накопляется, а строительство, понимаете, задерживается, насколько это возможно.
      И з о т о в. Это - как аксиома.
      Б о г о м о л о в. Затем: людей, которым наши планы не ясны...
      И з о т о в. Или - ясны, но - не нравятся...
      Б о г о м о л о в. Или - слишком ясны, - людей этих, понимаете, сдерживать в их стремлении отличиться пред товарищами.
      И з о т о в. Переводить с практической на канцелярскую работу.
      Б о г о м о л о в. И другими, знаете, приёмами. Вообще - сдерживать!
      И з о т о в. Правильно.
      С о м о в. Нужно ли повторять всё это?
      Б о г о м о л о в. Не мешает, знаете, не мешает. (Изотову.) Вы, Дмитрий Павлович, несколько того... понимаете, несколько чрезмерно обнаруживаете ваш пессимизм, тогда как мы должны показывать себя оптимистами, верующими, понимаете, фантазиям товарищей...
      С о м о в. Они - не глупы, у них есть чутьё. И не всё у них фантазии.
      Б о г о м о л о в. Именно?
      С о м о в. Разговоры о пятилетке, социалистическое соревнование...
      И з о т о в. Карьером - далеко не ускачут.
      Б о г о м о л о в. Но надо нахлёстывать, знаете, - нахлёстывать! Поощрять фантазии одних, развивать скепсис - других, понимаете... А пессимизм - неуместен в нашем положении.
      И з о т о в. Я не пессимист, но, когда рискуешь головой...
      Б о г о м о л о в (возбуждается). Головы, знаете, не имеют особой ценности, ежели они служат для того, чтоб по головам били дикие люди, да-с! Головы, понимаете, надобно держать выше, чтоб кулак дикаря не доставал до них! Надобно, понимаете, помнить, что руководство промышленным прогрессом страны - в наших руках-с и что генштаб культуры - не в Кремле сидит-с, а - именно в нашей среде должен быть организован, - понимаете! За нас - история, вот что надобно усвоить, - история! Пред нами безграничные возможности. Довольно адвокатов у власти, власть должна принадлежать нам, инженерам, - понимаете?
      И з о т о в. Да, во Франции адвокаты командовали и командуют бездарно.
      С о м о в. Командует - капитал...
      Б о г о м о л о в. Далее вы скажете, что правительство служит промышленникам и так далее, сообразно догматике товарищей. Но - забастовка адвокатов - ничего не может изменить, а если забастовка инженеров? Как вы думаете? То-то! Вы, дорогой, немножко, знаете, заражены нигилизмом Виктора Яропегова.
      И з о т о в. Неприятный мужчина.
      С о м о в. Он - талантлив.
      Б о г о м о л о в. Н-но!
      И з о т о в. Ему бы фельетончики писать в газетах товарищей.
      Б о г о м о л о в. Он, понимаете, как раз из тех, кого надобно сдерживать. Таких, знаете, следует сажать на бумажки, пришпиливать к бумажкам...
      С о м о в. Вы забываете, что такие - грамотны и умеют считать...
      Б о г о м о л о в. Н-ну, мы будем пограмотнее. Мы - похитрее...
      С о м о в. Тише говорите, здесь - гуляют.
      И з о т о в. В будни-то!
      С о м о в. За решёткой - дорога к реке. Сегодня снова приходил Лисогонов.
      Б о г о м о л о в. Был и у меня. Всё спрашивает, когда будет пущена его фабрика.
      И з о т о в. Дрянь фабрика. Старьё.
      Б о г о м о л о в. Не брезгуйте, не брезгуйте! На неё можно затратить миллиона три. Можно и больше.
      И з о т о в. Ага! Вы - с этой точки зрения? Ну, омерщвлять капитал такими порциями - длинная история!
      Б о г о м о л о в. Но, между прочим, знаете, и это полезно. Между прочим! Мелочи - незаметны, но туча комаров - одолевает медведя, знаете!
      С о м о в. У Лисогонова - диабет. Он умрёт скоро, наследников не имеет.
      Б о г о м о л о в. Найдутся!
      И з о т о в. Сын есть.
      Б о г о м о л о в. Сын - помер. Диабет, знаете, и у меня есть. Доктора запретили вино, природа - запретила женщин, осталось одно удовольствие карты...
      С о м о в. Яропегов идёт.
      И з о т о в. Пьяный?
      [Входит Яропегов.]
      Б о г о м о л о в. Ну, нам - пора! Виктор Павлович! Совершили прогулочку под луной?
      Я р о п е г о в (выпивши). Именно. И даже - с девицей.
      Б о г о м о л о в. С хорошенькой? Счастливец! Вчера я видел вас тоже... кажется, с племянницей директора завода?
      Я р о п е г о в. Именно с ней.
      Б о г о м о л о в. Демократ вы! Что ж? Мы все - демократы.
      Я р о п е г о в. Из принципа: "С волками жить, по-волчьи выть".
      Б о г о м о л о в. Всегда он скажет что-нибудь такое, знаете... остренькое! Дивная привычка! Н-ну, пошли! Да, - чуть не забыл! Виктор Павлович, - дорогой! Заключение ваше по поводу изобретения этого молодого человека... как его?
      Я р о п е г о в. Которого? Кузнецова или Зибера?
      Б о г о м о л о в. Первого. Оптимистическое заключение! Сосчитали вы неверно. Слишком оптимистично. Уж - простите! Но в комиссии я буду возражать.
      Я р о п е г о в. Это - ваше право. И - обязанность.
      Б о г о м о л о в. Да, да, - буду против!
      Я р о п е г о в. Поспорим.
      Б о г о м о л о в. Ну - всех благ!
      (Идут. Сомов провожает. Яропегов пьёт крюшон.)
      С о м о в. Не знаешь, где жена?
      Я р о п е г о в. На берегу, с Арсеньевой, Терентьевым. Там комсомольцы рыбу неводом ловят.
      С о м о в. Терентьев, кажется, ухаживает за учительницей?
      Я р о п е г о в. Мужчины вообще любят ухаживать за женщинами.
      С о м о в. А ты всё пьёшь?
      Я р о п е г о в. А я всё пью.
      С о м о в (шагая по террасе). Тебе не кажется, что учительница эта дурно действует на Лидию?
      Я р о п е г о в. На неё безделье дурно действует. Ты бы советовал ей заняться чем-нибудь, вот хоть ликвидацией безграмотности.
      С о м о в. Посоветуй ты...
      Я р о п е г о в. Я для неё не авторитет. О чём беседовали с Яковом?
      С о м о в. Так... Вообще о делах.
      Я р о п е г о в. Сдаётся мне, что он хочет похерить изобретение Кузнецова.
      С о м о в. Странное подозрение! Какая у него может быть цель?
      Я р о п е г о в. Удовлетворение злобы.
      С о м о в. Ты куда?
      Я р о п е г о в. В гости приглашён, к Троерукову.(Ушёл.)
      (Сомов ходит по террасе, остановился, прислушивается. Вошёл в комнату, открыл окно. Идут: Терентьев, Лидия, Арсеньева, Миша и Дуняша.)
      Т е р е н т ь е в. Мира - нет, Лидия Петровна, мира и не будет до поры, пока весь рабочий народ всемирной массой своей не обрушится на врага.
      Л и д и я. Вы... верите в это?
      Т е р е н т ь е в. Ну, ещё бы не верил! Разве это можно - не верить в то, для чего живёшь - работаешь?
      А р с е н ь е в а. Идите, Миша, выпейте водки...
      М и ш а. Да я - не пью!
      А р с е н ь е в а. Грудь и ноги разотрите, а то простудитесь.
      М и ш а. Никогда в жизни не простужался...
      Д у н я ш а. А ты - иди! Не форси...
      М и ш а. Ух, надоели! Что я - барышня?
      [Миша и Дуняша уходят.}
      Л и д и я. Какой славный мальчик!
      Т е р е н т ь е в. У нас - сотни тысяч таких козырей. Недавно одного кулаки подстрелили, в правую сторону груди насквозь. В больницу его без сознания привезли, а пришёл в себя - первое слово: "Долго хворать буду?" Он, видите, к приёму на рабфак боится опоздать, - вот в чём штука! Молодёжь у нас отличной продукции. Конечно, есть и брак, так ведь "в семье не без урода", а семейка-то великовата!
      Л и д и я. Сыро становится. Катя, ты не зайдёшь ко мне?
      А р с е н ь е в а. Нет. В шесть утра еду в город, надо кое-что приготовить, там районная конференция учителей.
      Т е р е н т ь е в. А мне пора к дому. Будьте здоровы!
      Л и д и я. Доброй ночи. Ты - надолго?
      А р с е н ь е в а. Дней на пять.
      Т е р е н т ь е в. Вы, Катерина Ивановна, штучку эту разберёте мне?
      А р с е н ь е в а. Да. Я уже сделала это.
      Т е р е н т ь е в. Отлично!
      [Арсеньева и Терентьев уходят.]
      (Лидия села на скамью у террасы, вынула папиросу, но, изломав её, швырнула прочь.)
      С о м о в (через перила). Сыровато, ты бы шла домой.
      Л и д и я. Принеси мне шаль.
      (Идут Анна Сомова, Титова.)
      Т и т о в а. Ведь они - как действуют? Тут у одного мужика, вдовца, дочь заболела...
      А н н а. Да, да, у Силантьева, знаю!
      Т и т о в а. Так они её просто похитили и увезли - будто бы в санаторию...
      А н н а. Ужас!
      Т и т о в а. Положим, она - комсомолка.
      А н н а. Полный произвол... Это вы, Лидия?
      Л и д и я. Как видите - я.
      А н н а. Николай - дома?
      (Сомов бросает шаль из окна.)
      Т и т о в а. Здравствуйте, строжайший человек!
      С о м о в. Моё почтение.
      А н н а. Пойдёмте ко мне, сыграем.
      Т и т о в а. С удовольствием. Чайком угостите?
      А н н а. Конечно, если горничная соблаговолит. Вы знаете, мы зависим от прислуги...
      [Анна и Титова уходят.]
      С о м о в (жене). Иди сюда, упрямая! Сыро же! (Лидия идёт. Сомов встречает её на террасе, обнял.) Ты была с Терентьевым и Арсеньевой? Добродушный мужик. Что он говорил?
      Л и д и я. Так много, что половины я не поняла, а другую не помню. Там Дуняша и его племянница пели - "Потеряла я колечко", - смешные слова, но очень грустили песня.
      С о м о в. Глупая песня. А что такое эта Арсеньева - в конце концов?
      Л и д и я. Она удивительно просто и веско говорит - "да!" И "нет" тоже веско.
      С о м о в. Ну, это ты что-то из забытых пьес Ибсена! Скажи, ты не чувствуешь, что она плохо влияет на тебя?
      Л и д и я. Плохо? Почему?
      С о м о в. Ну... Наводит грустные мысли - и вообще...
      Л и д и я. Нет, я этого не чувствую. А грустные мысли... Вот зеркало наводит их на меня.
      С о м о в. Это - чепуха. Ты нисколько не изменилась, даже стала красивее.
      Л и д и я. Спасибо! Но мне кажется, что "потеряла я колечко..."
      С о м о в. И это - чепуха. Я тебя люблю не меньше. Я очень люблю тебя.
      Л и д и я. Я - не о любви, а о том колечке, которое связывает с жизнью...
      С о м о в. Ну, вот! Вот это - несомненно от Арсеньевой...
      Л и д и я. Как... торопливо ты сказал, что очень любишь меня.
      С о м о в. Ох, ты опять впадаешь в этот твой новый тон! Знала бы ты, как это неуместно! Нет, тебя необходимо поскорее отправить за границу. Я думаю сделать это осенью...
      Л и д и я. А я - хочу за границу?
      С о м о в. Это тебя развлечёт. Даже если и не хочешь - нужно ехать. Это удобнее.
      Л и д и я. Для кого?
      С о м о в. Для тебя. Я же говорил тебе, что возможны крупные события. Это - между нами, и ты, пожалуйста, не откровенничай на эту тему с учительницей...
      Л и д и я. А - на другие темы?
      С о м о в. Вообще я прошу тебя держаться с ней осторожно, особенно в тех случаях, если она начнёт что-нибудь выспрашивать. Она выспрашивает?
      Л и д и я. Она рассказывает, выспрашиваю я.
      С о м о в. О чём?
      Л и д и я. О пионерах, комсомольцах, о ликвидации безграмотности...
      С о м о в. Тебе это интересно?
      Л и д и я. Я не понимаю - какие радости находит в этом молодая, красивая женщина? Арсеньева - находит.
      С о м о в. Это - радость нищих духом, Лида.
      Л и д и я. А я - не нищая?
      С о м о в. Что за вопрос? Конечно - нет!
      Л и д и я. Приятно знать. Но - каким скучным голосом сказал ты это!
      С о м о в. Оставь этот... нелепый тон!
      А н н а (из комнат). Коля, ты не помнишь кличку собаки вице-губернатора?..
      С о м о в. Что такое?
      А н н а [входит]. Ах, прости! Как ты кричишь! Я забыла кличку собаки Туманова, которую ты так любил.
      С о м о в. Джальма! Джальма...
      А н н а. Мерси. Вы, кажется, ссоритесь?
      С о м о в. Ничуть. С чего ты взяла?
      А н н а. Очень рада, если ошибаюсь. Вы оба так нервничаете последнее время. Это - нездорово. (Ушла.)
      (Сомов сердито закуривает.)
      Л и д и я. Продолжай.
      С о м о в. Да. Так вот - неизбежны крупные события...
      Л и д и я. Война?
      С о м о в. Может быть...
      Л и д и я. И - снова революция?
      С о м о в. Почему - революция? Переворот, хочешь ты сказать...
      Л и д и я. Ну да, - революция назад. Контрреволюция?
      С о м о в. Это пустое слово - контрреволюция. Я говорил тебе: жизнь борьба за власть... за прогресс, культуру...
      Л и д и я. Да, да, я помню. Ты говорил это, когда мы были близки...
      С о м о в. Не выдумывай! Ты мне всё так же близка.
      Л и д и я. В спальне.
      С о м о в. Ты хочешь понять меня?
      Л и д и я. О, давно хочу!
      С о м о в. Ну, так - пойми! Рабочие захватили власть, но - они не умеют хозяйничать. Их партия разваливается, массы не понимают её задач, крестьянство - против рабочих. Вообще - диктатура рабочих, социализм - это фантастика, иллюзии, - иллюзии, которые невольно работой нашей поддерживаем мы, интеллигенты. Мы - единственная сила, которая умеет, может работать и должна строить государство по-европейски, - могучее, промышленное государство на основах вековой культуры. Ты - слушаешь?
      Л и д и я. Конечно.
      С о м о в. Власть - не по силам слесарям, малярам, ткачам, её должны взять учёные, инженеры. Жизнь требует не маляров, а - героев. Понимаешь?
      Л и д и я. Это - фашизм?
      С о м о в. Кто тебе сказал? Это... государственный социализм.
      Л и д и я. Фашизм - это когда у власти маленькие звери, чтоб ими питались крупные? Нужно, чтоб мелкие звери были жирные?..
      С о м о в. Что за чепуха! Откуда это?
      Л и д и я. Виктор сказал.
      С о м о в. Виктор? Чёрт... Но - ты же видишь: он - человек пьяный, он морально разрушается, он уже ничего не понимает в действительности...
      Л и д и я. Ты - крупный?
      С о м о в. Что?
      Л и д и я. Ты - крупный зверь?
      С о м о в. Послушай, Лидия, - что ты говоришь? Что с тобой?
      Л и д и я. Я - не знаю. Как ты побледнел, и какие злые глаза у тебя...
      С о м о в. Я спрашиваю... Я должен знать - что с тобой?
      Л и д и я. Я - сказала: не знаю. Но мне кажется, что ты... двоедушен и что этот противный старик, и волосатый Изотов, и горбун - вы все двоедушные... Подожди, не хватай меня. Я должна бы говорить иначе, но у меня нет сильных слов, нет сильных чувств.
      С о м о в. Ты становишься истеричкой - вот что! Это - потому, что у тебя нет детей.
      Л и д и я. Детей не хочешь ты...
      С о м о в. И потому, что ты уже не любишь меня... я - знаю!
      Л и д и я. Ничего не знаешь! Ни-че-го! Всегда бывает так: когда я говорю с тобой как с человеком - ты ведёшь меня в спальню.
      С о м о в. Неправда!
      Л и д и я. И во всех романах - так: она заговорила с ним как с другом, а он сказал: раздевайся!..
      С о м о в. Стой, Лидия! Довольно! Слушай и - пойми. Ты... не глупа, ты должна понять. Молчи!.. Я двоедушен? Да! Иначе - нельзя! Невозможно жить иначе, преследуя ту великую цель, которую я поставил пред собой. Я - это я! Я - человек, уверенный в своей силе, в своём назначении. Я - из племени победителей...
      Л и д и я. Крупный зверь?
      С о м о в. Роль побеждённого, роль пленника - не моя роль! Богомолов старый идиот...
      Л и д и я. Ты хочешь быть вождём, Наполеоном? Очень крупным?
      С о м о в. К чёрту...
      Л и д и я. Не кричи...
      С о м о в. Лидия! То, что ты сказала, имеет для меня... огромное значение... Тебе надули в уши... Тебя хотят сделать врагом твоего мужа...
      Л и д и я. Нет, Николай, ты - не крупный...
      С о м о в. Не смей шутить!
      Л и д и я. Да - не кричи же!
      С о м о в. Ты должна подумать... Может быть, эта Арсеньева...
      Л и д и я. Тише! Кто-то идёт...
      (Пение за сценой. Оба слушают. Сомов закуривает папиросу, дрожат руки. Он отходит от жены, глядя на неё изумлённо и тревожно.)
      С о м о в. Как могло случиться, Лидия, что ты, вдруг...
      (Слышно, что поют двое, Яропегов и Троеруков, на голос "Интернационала".)
      Любовь считал он чистым вздором,
      Тра-та-та-та! Тра-та-та-та-а!
      Вдруг пред его учёным взором
      Она предстала как мечта.
      С о м о в. Вот - слышишь? Вот - Виктор...
      (Яропегов, Троеруков, за ними - Лисогонов, все трое сильно выпивши.)
      Я р о п е г о в. Чета супругов при луне... Учитель - катай!
      Т р о е р у к о в. О, как завидно это мне!
      (Лисогонов, пытаясь подняться, сел на лестнице.)
      Я р о п е г о в. Браво, каналья! Лидочка - извини! Благодаря бога мы выпили! Мы так весело выпили, что... вообще... выпили! Учитель истории... композитор - пой! На третий глас! Никола, слушай! Учитель - раз-два!
      Т р о е р у к о в.
      Отречёмся от старого мира,
      Отряхнём его прах с наших ног.
      С о м о в. Прошу прекратить!.. Виктор - ты понимаешь...
      Я р о п е г о в. Ни черта не понимаю! Страшно рад! Не хочу понимать!
      Л и д и я (смеясь). Виктор! Вы с ума сошли!
      Я р о п е г о в. Вот именно! Страшно рад. И почему нельзя петь? Разве кто-нибудь дрыхнет?
      С о м о в. Я прошу тебя...
      Т р о е р у к о в. Простите... Позвольте мне объяснить, я - учитель пения, пре-пода-ватель! Я говорю молодёжи: слова - чепуха! Смысл всегда в мелодии, в основной музыке души, в милой старинной музыке... бессмертной...
      Я р о п е г о в (Сомовым). Это он - ловко! Это - не без ума! Это, брат, такая ракалья...
      Т р о е р у к о в. Хорошо, говорю я, церковь мы ликвидируем, но идея церковности, соборности, стадности... она - жива! (Смеётся.) Жива! Я учу владеть голосами... го-ло-совать. Голое - совать, совать голое слово! Я учу молодёжь.
      С о м о в. Послушайте! Довольно!
      Я р о п е г о в. Нет, он - хитрая бестия! Ты - пойми: совать в жизнь пустое, голое слово, а? Замечательно придумал, негодяй! Учитель! Ты негодяй?
      Т р о е р у к о в. Да!
      Я р о п е г о в. Видишь - сам понимает! Самосознание, брат... Чёрт знает, как интересно! Лида - интересно?
      Л и д и я. Страшно интересно!
      Т р о е р у к о в. Я - негодяй, да! Я не гожусь в рабы д-дикарей...
      (Лидия хохочет.)
      С о м о в (Троерукову). Вон отсюда! Пьяный дурак!
      (Анна идёт.)
      Т р о е р у к о в. Н-нет, не дурак! И - меня нельзя оскорбить...
      А н н а (строго). Господа! Вы слишком шумно веселитесь...
      Я р о п е г о в. Одолевает радость бытия...
      Т р о е р у к о в. Вот - Анна Николаевна, она знает, что я не оскудел! Троеруков - не оскудел! Он может бороться, он способен мстить... Его стиснули - он стал крепче! Трагическое веселье, Анна Николаевна. Веселье глубокого отчаяния.
      А н н а. Я понимаю, но не забывайте, что мы живём в окружении врагов.
      С о м о в. Я прошу тебя, Виктор, - уведи этого шута!
      Я р о п е г о в. Слушаю. Я - тоже шут! Беспризорные, за мной! Учитель - шагом марш! Пой.
      Т р о е р у к о в. Я очень прошу...
      Я р о п е г о в. Никто, брат, ни черта не даст! Пой! (Поёт.)
      Отречёмся от старого мира
      И полезем гуськом под кровать.
      Т р о е р у к о в. Саша Чёрный сочинил, гениальный Саша, талантливейший! Аверченко... Гениальный! "Сатирикон" - а? Где все они, где? Никого нет, ничего! Всё погибло...
      Я р о п е г о в. Пой, чёртова шляпа! Лисогонов, варёный идиот, шагай! (Идут вдвоём, поют в темпе марша.)
      Чёрный, гладкий таракан
      Тихо лезет под диван.
      От него жена в Париж
      Не уедет, нет - шалишь!
      Я р о п е г о в (орёт). Браво!
      [Яропегов и Троеруков уходят.]
      С о м о в (жене). Пойдём, Лидия...
      Л и д и я. Нет, я не хочу...
      А н н а. Это - кто? Ах, это - Лисогонов. Вам - плохо?
      Л и с о г о н о в (опускаясь на колени). Дорогие...
      А н н а. Что с вами? Зачем вы?
      Л и с о г о н о в. Любимые... Работайте! Покупайте. Снабжайте! Как я буду благодарен вам...
      Л и д и я. Чего он хочет?
      С о м о в. Просто - пьян! Нам нужно кончить, Лида...
      Л и д и я. Что - кончить? Подожди...
      А н н а. Встаньте!
      Л и с о г о н о в. Не могу. Мне - запретили пить, но я - вот... выпил! Тоска! Один! Сын был... Подлец, и негодяй...
      А н н а. Николай, помоги ему!
      Л и с о г о н о в. Пошёл служить им... против отца и нар-рода! Издох, как пёс... заездили! От чахотки. Он смолоду был чахоточный. Жена первая... его мать, дворянка, тоже чахоточная... Вот как! Николай Васильевич... прошу вас Христом богом...
      Л и д и я. Какой гнусный человек!
      А н н а. Нужно понять: он - страдает!
      Л и д и я (мужу). О чём он просит тебя?
      С о м о в. Ты же видишь, он - пьян!
      Л и д и я. А - трезвый?
      А н н а. Николай, да помоги же мне...
      С о м о в. Ну, вы! Вставайте...
      А н н а. Как грубо! Сведи его с лестницы.
      С о м о в. Идите... Эх вы...
      Л и с о г о н о в. Родной мой - фабричку-то, фабричку... Об... оборудуйте, пора! Везде - строят, всем - покупают...
      (Лидия смеётся.)
      А н н а. Какой неуместный, какой жестокий смех! Какая жёсткая душа у вас, Лидия. Люди сходят с ума...
      Л и д и я. Вообразите, что я - тоже... (Ушла в комнату.)
      А н н а (грозя пальцем вслед ей, бормочет). Подожди! Смеётся тот, кто смеётся последний.
      С о м о в (идёт). Где Лидия?
      А н н а. Бедный мой Николя! Какая жизнь...
      С о м о в (шипит). Что вам угодно? Это всё ваши... ваши приятели... (Убежал в комнаты.)
      А н н а. Боже мой... я не узнаю сына. Боже мой...
      ЧЕТВЁРТЫЙ АКТ
      Там же, у Сомовых. Поздний вечер. На террасе - С е м и к о в, сидит, пишет, шевелит губами, считает, загибая пальцы; рядом с ним на полу свёрток чертежей. Из комнат выходит с подносом чайной посуды Д у н я ш а.
      Д у н я ш а. Ты всё ещё ждёшь, франтик?
      С е м и к о в (бормочет). К своей какой-то тёмной цели...
      Д у н я ш а. Сочиняешь? Ты бы частушки сочинил на Китаева, на дурака.
      С е м и к о в. Китаев - грубый, а не дурак.
      Д у н я ш а. Ну, много ты понимаешь в дураках! Вот сочини-ка что-нибудь смешное.
      С е м и к о в. Я смешное не люблю.
      Д у н я ш а (показав ему язык). Мэ-э! Тебе и любить-то - нечем. Туда же - не люблю...
      (Лидия вышла.)
      Л и д и я. Кого это?
      Д у н я ш а. Вот - сочинителя. (Ушла.)
      С е м и к о в. Лидия Петровна, вы эту книжку читали?
      Л и д и я (взяла книгу). "Одеяние духовного брака". Нет. Что это значит - духовный брак?
      С е м и к о в. Тут - вообще... о боге...
      Л и д и я. Вы верующий?
      С е м и к о в. Нет, - зачем же! Но он говорит: хоть не веришь, а знать надо.
      Л и д и я. Кто это - он?
      С е м и к о в. Учитель пения.
      Л и д и я. Он, кажется, чудак? И пьёт?
      С е м и к о в. Нет, он очень серьёзный... Образованный. Я в этой книжке ничего не понял. Тут предисловие Метерлинка, так он прямо говорит, что Рейсбрук этот писал пустынными словами.
      Л и д и я. Вот как?
      С е м и к о в. Да. Я вот записал: "Созерцание - это знание без образов, и всегда оно выше разума". Это, по-моему, верно. Мысли очень мешают творчеству, сочиняешь и всё думаешь, чтобы хорошо вышло. А он говорит, что хорошо будет, если не думать, а только слушать музыку своей души, тогда и будет поэзия. В жизни - никакой поэзии нет.
      Л и д и я. Это - вы говорите или он?
      С е м и к о в. Он. Но он верно говорит, по-моему. Только я никак не могу без образов. Я вот пишу:
      И, в облаках погребена,
      Чуть светит бледная луна,
      И тёмной массой идут ели
      К своей какой-то тайной цели.
      Л и д и я. Что же? Кажется, - это не плохо.
      С о м о в (выбежал). Э, голубчик, что же вы пришли, а не сказали?
      С е м и к о в. Я сказал Дуняше...
      С о м о в. Давайте чертежи... Дуняша! Вы не для Дуняши работаете. Можете идти! Впрочем - подождите!
      Л и д и я. Вы - скоро?
      С о м о в. Да. Сейчас. (Ушёл.)
      С е м и к о в. Я выписал ещё вот: "При посредстве разума высказывается многое о начале, которое выше разума. Но постижение этого начала гораздо легче при отсутствии мысли, чем при её посредстве".
      Л и д и я (рассеянно). Да...
      С е м и к о в. Но - как же без мысли-то? Ведь вот заметно, что и собаки о чём-то думают.
      Л и д и я (потирая лоб). Видите ли, Семиков...
      С е м и к о в. Я переменил фамилию, на Семиоков. Так - лучше для творчества. А то - Семиков, Кузнецов, Горшков, - какая тут поэзия?
      (Выходят: Изотов и ещё двое, один - толстый, другой - сутулый; они прощаются с Лидией почтительно и молча.)
      И з о т о в. Могу прислать вам масла.
      Л и д и я. Спасибо, у нас есть...
      И з о т о в. Анна Николаевна сказала - нет. А мёд - есть? Могу прислать. Отличный мёд!
      Л и д и я. Я спрошу свекровь.
      И з о т о в. Имейте в виду: товарищи организуют пищевой голод...
      (Лидия указывает глазами на Семикова.)
      И з о т о в. Я, конечно, подразумеваю мужика, он сам всё ест. Он рассердился на город и ест масло, яйца, мясо - всё ест! Дразнит нас, скотина. Вы, дескать, хотите без мужика жить? Гвоздей, ситца не даёте? Так я тоже ни зерна не дам! Хо-хо! Ну, до свидания!
      Л и д и я. В город?
      И з о т о в. Нет, мы здесь ночуем, у Богомолова. Винтить будем. Старик у нас - азартнейший винтёр. Его - маслом не корми, но - обязательно - винт! Всех благ!
      Л и д и я. Вы сегодня весёлый.
      И з о т о в. Дела идут хорошо. Отлично идут дела! (Ушёл.)
      С е м и к о в. О рыбах я тоже выписал...
      Л и д и я. Что? О рыбах?
      С е м и к о в. О том, что чешуя у рыб - разная и что люди тоже не могут быть одинаковы. Но ведь чешуя-то - одёжа, вроде пиджака или толстовки...
      (Сомов, Богомолов.)
      С о м о в. Слушайте-ка, голубчик, вы небрежно работаете! Напутали там чёрт знает как! Можете идти.
      (Семиков быстро исчезает.)
      Б о г о м о л о в. Чистенький какой парнишка...
      С о м о в. Глуповат. Стихи пишет, ну и...
      Б о г о м о л о в. В его возрасте глупость, знаете, только украшает...
      Л и д и я. Чаю выпьете?
      Б о г о м о л о в. Нет, спасибо! Н-да, молодёжь... Большой вопрос. Конечно, она получит право носить брюки и галстуки каких угодно цветов, н-но многие потребуют столыпинских галстуков, а?
      Л и д и я. Вы очень... мрачно шутите...
      Б о г о м о л о в. Живём в эпоху мрачных шуток-с! Да, кстати: Яропегов - писал вам?
      С о м о в. Один раз.
      Б о г о м о л о в. Ну, как он? Поправился?
      С о м о в. Вероятно.
      Б о г о м о л о в. Странный случай, а? Ну, я удаляюсь! Старик, болтлив стал... Доброй ночи! (Идёт.)
      Д у н я ш а [входит]. Самовар подать?
      Л и д и я. Да. Пожалуйста. Кто это ходит там?
      Д у н я ш а. Катерина Ивановна с Фёклой. [Уходит.]
      Л и д и я (зовёт). Катя, иди чай пить...
      А р с е н ь е в а. Спасибо. Минут через десять.
      [Арсеньева и Фёкла уходят.}
      С о м о в (проводив Богомолова). Зачем ты позвала её?
      Л и д и я. Чай пить.
      С о м о в. Ты как будто избегаешь оставаться глаз на глаз со мною после той истерической сцены...
      Л и д и я. Мы условились не вспоминать о ней...
      С о м о в. Не избегаешь, нет?
      Л и д и я. Как видишь.
      С о м о в. Должен сознаться, Лида, что всё-таки тот вечер... очень болезненно ушиб меня! И я продолжаю думать, что эта Арсеньева...
      А н н а (входит). Ты - об Арсеньевой, да? Она хочет быть любовницей увальня Терентьева и, кажется, уже добилась этого, об этом все говорят!
      Л и д и я. Например - Титова.
      А н н а. Это - пошловатая, но очень умная женщина! Мы, конечно, поставлены в необходимость вести знакомство со всякой швалью, но, Лида, я совершенно отказываюсь понять, что интересного находишь ты в этой сухой, глуповатой учительнице и - возможно - шпионке?
      Л и д и я. Вы всё ещё не оставили надежду воспитать меня?..
      С о м о в. Продолжая в этом тоне, вы поссоритесь, как всегда.
      Л и д и я. Я никогда ни с кем не ссорюсь.
      А н н а. Но тебе всё более нравится раздражать меня...
      Л и д и я. Не ссорюсь и начинаю думать, что это один из моих пороков.