О писателях-самоучках

Горький Максим
О писателях-самоучках

      А.М.Горький
      О писателях-самоучках
      -------------------К сведению господ авторов, из произведений которых составлена эта статья: гонорар за статью поступает в фонд по организации в С.-Петербурге детского дома имени Льва Николаевича Толстого.
      Орфография и пунктуация авторов сохранена. -------------------
      Надо остановить внимание на участи русской
      интеллигенции и трагическом характере отношений
      ее и народа. (А.И.Эртель)
      Сейчас народился новый читатель, который хочет
      не только читать, но и творить. Он не хочет уже
      больше слушать, что говорят другие, он хочет
      слушать свою мысль, свое сердце и исполнять
      призывы их. И вот, мне кажется, сейчас надо
      сбирать эти силы, искать их. (Из письма
      провинциала, литературного предпринимателя)
      За время 1906-10 годов мною прочитано более четырёхсот рукописей, их авторы - "писатели из народа". В огромном большинстве эти рукописи написаны малограмотно, они никогда не будут напечатаны, но - в них запечатлены живые человечьи души, в них звучит непосредственный голос массы, они дают возможность узнать, о чём думает потревоженный русский человек в долгие ночи шестимесячной зимы.
      Мне кажется, что для вас, читатель, небезынтересно и небесполезно послушать, о чём и как думают несколько сот душ простых людей, живущих где-то рядом с вами.
      Я внимательно, как только мог, прочитал все эти тетрадки серой бумаги, экономно исписанные непривычными к перу руками, сделал из них выписки тех мест, которые наиболее поражали меня, сделал выписки из писем авторов, - и предлагаю всё это вашему вниманию, будучи убеждён, что делаю не худое дело.
      Разбирая выписки, я был заинтересован частыми совпадениями мыслей у разных людей, разъединённых огромными пространствами; я, как увидите, сгруппировал эти мысли по их сходству, но я делал это не ради вящего торжества какой-нибудь тенденции, а просто из соображений порядка.
      Не думаю, чтобы мне удалось одолеть хаос, однако полагаю, что всё-таки несколько облегчил вам труд разобраться в этом материале, который - повторю ещё раз - мне лично кажется очень поучительным.
      К Т О А В Т О Р Ы ?
      Всех авторов - 348.
      Ж и в у т: на заводах, железнодорожных станциях, в фабричных посёлках и деревнях . 169 в губернских городах ................................................... 72 " уездных .............................................................. 44 " Москве ............................................................... 41 " Петербурге ........................................................... 22
      Д е л я т с я: на рабочих ............................................................ 114 " крестьян ............................................................. 67 " сапожников ............................................................ 9 " дворников ............................................................. 6 " извозчиков ............................................................ 5 " солдат ................................................................ 5 " портных ............................................................... 4 " приказчиков ........................................................... 4 " каторжников ........................................................... 4 " швей .................................................................. 5 " горничных ............................................................. 3 " проституток ........................................................... 2 кухарка ................................................................. 1 торговка яблоками ....................................................... 1 прачка .................................................................. 1 больничная сиделка ...................................................... 1 кладбищенский сторож .................................................... 1 ночной сторож ........................................................... 1 трубочист ............................................................... 1 швейцар ................................................................. 1 полицейский ............................................................. 1
      Профессии остальных не удалось определить.
      Изо всей этой группы одиннадцать человек печатают свои произведения.
      Степень грамотности у подавляющего большинства очень низка. Многие адресуют письма и бандероли так: "Италия, Остров Крит" или "Кипр". Довольно часто автор забывает указать свой адрес или даёт его в таком виде: "Усманьского уезда Степану Накляшину, для солдата". "Херсонь, Проховой завод, а если не будет переслать Казань". Нередко письма возвращаются "за неотысканием адресата".
      Грамотность рабочих в общем выше грамотности крестьян, и знание литературного языка преобладает у первых.
      Ч Т О З А С Т А В Л Я Е Т И Х П И С А Т Ь ?
      Двадцать девять человек смотрят на литературу как на отхожий промысел, как на средство заработка. Семь из них - крестьяне, десять - рабочие, один - дворник, один - корзинщик; профессии и сословие остальных не удалось определить.
      Вся эта группа - люди очень низкой грамотности. Вот образчики их писаний:
      К о р з и н щ и к - автор повести в стихах:
      "ДНЕВНИК ПРОСТИТУТКИ
      Я есть бедный кустарь корзины плету
      буду ожидать за мой труд и одобрительного ответу
      представте хотя я и бедный а что воображаю
      до невозможности презренный металл обожаю
      если на моих музолях не один рублик заблестит
      сердцу моему это очень польстит."
      -------------(Это, конечно, безграмотно. Однако - извинительно, ибо вот как пишет "студент юридического факультета":
      "Падают осенью листья е н т а р н ы е
      С жалобой странною, сонною, жуткою
      Осенью звезды поют лучезарныя
      Н о ч е ю струнною, н о ч е ю чуткою..."
      А в рождественском номере одной крупной провинциальной газеты напечатаны стихи такого рода:
      "И только хилыми зарями
      Одну надежду я х о л ю,
      Что одинокими мечтами
      Я путь усталый окроплю."
      В одном из альманахов помещён такой перл:
      "Магазины глухо ставнями
      Всюду заперты и спят,
      Шевеля уныло п л а в н я м и,
      Тучи чудища летят."
      Плавники, должно быть, с плавнями смешал поэт.
      Текущая литература, как это многократно отмечалось и всё чаще отмечается, изобилует признаками неуважения к русскому языку.)
      -------------------А о проститутке он всё-таки пишет так:
      "Она не виновата
      Была обольщена и невинность у нее отнята..."
      Вообще отношение автора к проститутке гуманное, сердечное. В заключение длинной истории её страданий говорится:
      "По всему свету проститутка существует
      И всякая нация о ней тоскует
      А никто на них внимания не обращает
      И в целях добрых не помогает."
      Р а б о ч и й - к о ч е г а р:
      "Прошу у вас рекомендацию какой-нибудь могущей персоне или быть может вы можете употребить мою способность то есть талант философии тотально натуральной и поэзии, али же покрайней мере дать мне совет что мне делать с этим. Я в последнии шесть лет сознал и разработал себе в голове философию тотально, затем доброе чувство поэта и еще отличный талант к музыке, и потому было бы очень жаль оставить это без внимания, которое может совершится малым награждением за мою работу с начала. Для нас понятно чем больше таких людей на земном шаре существует, тем скорее все злое покорится доброму..."
      Р а б о ч и й на сахарном заводе:
      "Решившись взяться за литературный заработок по случаю того, что читанное мною несколько не лучше как и я могу написать."
      К р е с т ь я н и н:
      "По слабости здоровья не могучи победить никакого труда физыческого направления прошу покорно допустить меня в писательство."
      К р е с т ь я н и н:
      "Как мне стало известно, что сочинители получают за записанный лист большие деньги, то посылаю мое описание одному случаю у нас..."
      П р о с т и т у т к а, приславшая списанный ею и сильно искажённый "Сон богородицы":
      "Желаю бросить мое занятие, а средств не имею и прошу напечатать в издаваемом вами "Вестники Знание" сочиненный мною сон."
      Т о р г о в к а я б л о к а м и - автор публицистической статьи:
      "Наша благородная полиция, как она оберегает бедный улишный народ и про городскую управу.
      Сын мой извещаю сослан на поселение и не могу я ему помочь от своих доходов, а здоровьем он слабый..."
      И все двадцать девять мотиваций приблизительно таковы же.
      Но вот что пишет та же торговка в своей статье:
      "Добрые люди, выслушайте голос простого старого сердца, сердца матери, много плакало оно горькими слезами, ведь бедный не виноват за то, что он родился на божий свет и все вы родились от матерей одинаковым способом, отчего же не уважаете друг другу и спихиваете со свободного места в грязь и нищету и могилу голодную."
      Группирую выдержки из писем, в которых проповедь уважения подчёркнута как побудительный мотив к писательству:
      С а п о ж н и к:
      "Мне хочется вызвать в людях уважение к самим себе, потому что по моему наблюдению над ними они куда лучше, чем думают друг о друге."
      К р е с т ь я н и н:
      "Вот г-да я вам рассказал историю моей жизни, в моей жизни столько случалось разных похождений и ужасов и бедствий, что с редким человеком может случатся это, не одного радостного дня не видал я в своей жизни, я прошел тернистый путь...
      Нужно, господа, сознать самое полезное сословие в нашем государстве это крестьянство, и потому нужно помочь ему выбраться накультурную дорогу, зачем пренебрегать им ведь он такой же человек, как и другие."
      Р а б о ч и й, автор рассказа о том, как мастеровые-шорники издевались над некрасивой робкой барышней, которая часто - и всегда в одно и то же время - проходила мимо их мастерской. Они пугали её, оскорбляли, но вот их мастерской коснулось некое веяние, и, когда они пожелали ближе ознакомиться с ним, к ним пришла многократно оскорблённая ими барышня. Её встретили насмешливо, скептически, но - она победила их недоверие горячею речью о необходимости в людях уважения друг ко другу и о том, что отсутствие этого чувства в человеке служит преградою делу освобождения людей.
      В письме, присланном с рукописью, автор говорит:
      "Мысль, изложенная в рассказе, не нова, но есть какое-то наивысшее желание поделиться ею."
      Д в о р н и к, автор рассказа о кухарке, которая обкрадывала своих хозяев и на деньги, скопленные воровством, освободила из публичного дома свою подругу, бывшую горничную. Пишет:
      "Надо глубже видеть жизнь других людей, жить, не понимая, кто вокруг нас, - невозможно, извините, если вы думаете не так."
      П р и к а з ч и к, тема его повести такова: служащие в большом магазине обуви внушают одному из товарищей, человеку безвольному и робкому, что он парень редкой красоты и ума и хозяйская дочь засматривается на него. Он долго не верит им, прячется по уголкам, но, незаметно для себя, поддаётся внушению и несмело начинает ухаживать за дочерью хозяина, весёлой гимназисткой. Она немножко кокетничает с ним, он же, искренно увлечённый, объясняется ей в любви. Оскорблённая барышня жалуется отцу на дерзость служащего. Отец дал пощёчину герою, а герой, схватив ножницы, едва не воткнул их в глаза одного из товарищей.
      Повесть написана очень плохо, а в письме, приложенном к ней, автор, несколько неожиданно, объясняет свою тему и цель так:
      "Надо говорить человеку не только о том, что он плох, да почему он плох, а что хорошо в нём и почему хорошо."
      Разноречие между тем, что автор хочет сказать, и тем, что говорит очень частое.
      Так, например, п о л и ц е й с к и й, написавший в форме диалога историю двух малолетних проституток, историю очень грубую и страшную своими подробностями, говорит в письме:
      "Человек я малообразованный, да и не такого возраста, чтобы надеяться, что из труда моего выйдет путное, 38 лет мне уже. Писал для специалиста в деле знакомства с жизнью, чтобы через вас внушить людям: пора нам, русским, иметь одну родную сердцу мысль или, как называется, идею, которая всех бы нас собрала во единое. Это надобно внушать прежде всего: человек не игрушка, не на забаву друг другу родились мы."
      Забота о человеке, желание вызвать к жизни человеческое, проповедь уважения к человеку - мотивы вполне ясные у пятидесяти трёх человек.
      Р а б о ч и й, токарь, говорит в письме:
      "Меня занимает человеческое, очень желается об этом рассказывать, ночей не спишь, но мысли длинные, а привычки выражаться книжными словами нет, так что одно мучение."
      Д р у г о й р а б о ч и й, столяр:
      "Ничего нет выше на свете, как обучить человека. "Ребенка обучить дать миру человека", сказал Гюго."
      Т р е т и й:
      "Пишу о любви, потому что пропаганду любви деятельной, а не на словах, ставлю выше всего. Пишу стихами, понимаю, что тут проза не подходит."
      Вот образец его поэзии:
      "Пусть я грязен и невежда,
      Жизнь обломала мне бока
      И души моей одежда
      Так тесна и узка.
      Но - о, братья мои, люди.
      Жив я и жива душа,
      Пусть что будет, то и буди
      Жизнь как утро хороша.
      К вам любовью пламенею,
      Я горю в ней, как в огне,
      Научите - как мне ею
      Поделиться с вами мне..."
      Этот - сгорел: письмо, посланное ему, возвращено с отметкой: "за смертью адресата".
      И з в о з ч и к говорит:
      "После славных лет, когда жизнь наша потрясена со всех концов до глубины, требуется теперь нам осмотреть друг друга. Чего нам ждать одному от другого и что делать дальше с пользой для всех. Теперь каждому хочется сказать - а я вот как думаю об этом о жизни, а сказать негде. Мне не требуется денег за мое писание, только пожалуйста напечатайте, подымите дух."
      К р е с т ь я н и н пишет:
      "В настоящее время приходится стать ближе к природе и смотреть на будущию жизнь открытыми глазами, где правда."
      С а п о ж н и к:
      "Одиночество и тоска гнетет меня здесь и тянет куда-то и вот по ночам пишу для кого-то, как будто близкого мне, но неизвестно где находящаго."
      П р о ф е с с и я неизвестна:
      "...Я служил мальчиком в сапожном магазине, хозяин послал меня по своим делам, но дорогой меня застал дождь и я должен был укрыться. Оглянувшись кругом, я увидел недалеко книжный магазин, крыльцо которого было с навесом, я спрятался под навес и стал осматривать выставку. Вдруг я заметил небольшую книжку, немедля я взошел в магазин и купил ее и стал читать. Уж дождь давно перестал, солнце раскинуло свои золотистые лучи, облака поднялись выше, а я еще только что вернулся в магазин. Конечно, я не отделался от подщечин: щедрый доверинный всегда своей широкой ладонью бил с права налево; удары были сильны, но не было больно, только лишь заплакал за то, что мою книжку он скомкал и бросил в мусор. За то с тех пор я стал не спать ночей и все писал, и это писание - не угасимое до сих пор пламя, которое хочет все больше и больше разгореться, но нет тех средств, от чего могло бы ярче разгоратся."
      Настроение большинства, - как это видно из сказанного выше, - бодрое, дееспособное и часто восторженное.
      Вот что пишет один из авторов, профессия и сословие которых мне неведомы:
      "Чувствую, ростет во мне сила великая", - говорит Илья Муромец старцам, когда выпил здоровую чашу браги; то же самое и я мог бы сказать о себе в духовном отношении. Внешне это было бы неудержимо смешно: я очень мал, слаб и мизерен, и слабею от различных недостатков и переживаний с каждым днем. Досадно мне это, хотелось бы что нибудь особенно хорошее, милое сделать на свете..."
      "Кто знает, может я с ума схожу от радости, что живу на белом свете!" - восклицает р а б о ч и й, автор длинного стихотворения "Дни осени", написанного в таком тоне:
      "Ветер словно пес голодный
      За окном уныло воет,
      Говорит философ модный:
      Вася Демин - жить не стоит!
      Угол Васи сыр и темен,
      Жизнь полна тоски и зла,
      Но - смеется Вася Демин,
      Знает Вася: жизнь - светла!
      Вася - крепкая натура
      И хоть от простуд проклятых
      У него температура 38 3/10
      Но Василий наш не стонет,
      Не опустит он руки,
      Ведь болезнь - души не тронет,
      Остальное - пустяки!"
      Р а б о ч и й железнодорожного депо говорит:
      "Я бы не хотел лучшей жизни для себя, в смысле пищи, одежды и жилища, нет, я здоров, могу обходиться самым необходимым, скромно одеться и покушать, вот и все, но мне хотелось бы подъ-учиться немного, чтобы то, что накопилось в душе, могло свободно вылиться в слова, а эти мои слова и мысли и чувства прочли бы окружающие и может быть нашли бы в них что нибудь интересное."
      Д р у г о й:
      "Я самоучка, по профессии слесарь, много лет работал на машиностроительных заводах по России; все это я испытал на своей шкуре, всю суровую жизнь; как говорится прошел все огни и воды и медные трубы, но какая-то неведомая сила заставляет меня обратиться к писательству."
      Т р е т и й:
      "Я рабочий, необразован, но я стремлюсь к чемуто, к чему и сам не знаю, а бедность и необразованность прижимают меня к земле и не дают мне возможности выбиться на путь и привести в исполнение мои мечты. Поверите или нет, что я иногда отказываю себе в пище, чтобы приобрести хорошую книжку и часто бывает, что у меня нет денег даже на марку."
      Политический с с ы л ь н ы й:
      "Чувствую, что действительно во мне есть какая-то искра, которая, при умелом раздувании, может обратиться во что-нибудь большее... К чему-то рвется душа, к чему-то высокому, светлому, порывается, а кругом скользко, скользко и, обессилев, опять ползешь вниз, чтобы снова кинуться в другую сторону. И вот в этих поисках хорошего светлого и кидается, кидается человек из стороны в сторону, да и сядет в самую что ни на есть грязную лужу..."
      "Неведомая сила", "неодолимое тяготение", "нечто сжигающее душу", "что-то" и прочие в этом духе определения, как мотив к писательству, упоминаются в девяноста двух случаях.
      Нередко автор определённо говорит, для чего именно он написал данную вещь и кто он сам по себе.
      "Написал сие элементарное произведение для желающих детально познакомиться с психологией крестьян, и потому описал весь жизненный путь крестьянина; начиная с младенческих лет и до старости. Живя среди крестьян, видевши противоположные культуре стороны, как бедность, темнота и невежество, и смотреть индифферентно на все это, не хватает сил, и потому в моем хотя и примитивном произведении, я хочу показать, как живет самый полезный элемент нашего государства труженик земли русский крестьянин.
      Повесть эту я писал под впечатлением затруднявшего меня своим решением вопроса - семья для нас, рабочих, и совмещение этого положения с работою на благо своего класса."
      Неизвестной п р о ф е с с и и:
      "Я хотел изобразить действительно революционное, полудетски-восторженное и наивное, но прекрасное, искреннее возбуждение лучшей части современного юношества в лице одного представителя, в лице другого - консервативный, глубоко-любовный застой, слепое верование, подчиненность и с виду величавую, а внутренно дряблую, ничтожную крепость также лучших, но отживающих представителей старого мира. Удалось плохо; на публицистику похоже; никак не мог обойтись без рассуждений. Теперь, может, лучше написал бы, если бы пришлось заново писать то же самое, да не приходится, физически не могу."
      Слова "глубоко-любовный застой" обращают внимание: мне кажется, надо иметь какую-то особенную душу, чтобы назвать чуму, например, глубоко любовным явлением.
      Позволю себе привести отрывок из письма "группы читателей ссыльных крестьян и рабочих" - может быть, этот отрывок несколько объяснит смысл благодушных слов:
      "Мы думаем, что злобу жизни следует вскрывать не для возбуждения вражды, а для стыда. Конечно, пристыженнные могут и обозлиться, но это уже не ваше дело, вы только сами-то не разжигайте злость, о чем и просим."
      В другом письме сказано ещё более ясно:
      "Все виноваты, всех жалко, замучился, напуган народ, так что если бы мы трое были судьями, то оправдывали бы всех людей. Не смейтесь, так многие думают, очень уж устали, а отдохнуть не на чем."
      Семнадцать человек кратко и вполне определённо заявляют, как в один голос: "Люблю писать".
      Уместно сказать, что произведения этой группы являются наиболее литературными, интересными и что-то обещающими. Но, как назло, авторы люди, заключённые в плен невероятно тяжких условий, а двое из них - в каторге.
      "Я даю полный ход вольной, легкой мысли - пускай летает где и как хочет - может так лучше будет..." - говорит восемнадцатый.
      Кладбищенский с т о р о ж пишет:
      "Люблю следить, как звонкие слова
      Рядами стройными ложатся на бумагу,
      От них кружится сладко голова,
      А в сердце чувствуешь какую-то отвагу."
      -------------------Если автору этого четверостишия попадётся на глаза моя заметка, я убедительно прошу его сообщить мне - куда ему писать. Письмо к нему и рукопись возвращены "за ненахождением адресата", книги и снимки с картин тоже, хотя были посланы по другому адресу, на Пензу. -------------------
      "Люблю писать стихи.
      Не могу не писать.
      Зимой уложишь спать жену и ребятишек, сядешь в уголок, к столу и, нанизывая слово за словом на чистенький листок бумаги, приятно позабудешь всю окружающую жизнь, зверски-бедную," - пишет крестьянин.
      "Мне 23 года. С 15 лет я почувствовал в себе сильное стремление к литературному труду и вот уже 8 лет мучаюсь этим стремлением."
      Н а б о р щ и к в письме:
      "Лишился аппетита,
      Лишился я сна
      И жизнь моя разбита
      Поэзия всему вина!
      Но - я не виню
      Поэзию, боже упаси!
      Я еще больше мук приму,
      Лишь бы научиться писать стихи!"
      П о р т н о й пишет:
      "Другие страдают запоем, а я, грешник, к писательству пристрастился."
      Р а б о ч и й:
      "Хотя я и обещал сам себе не писать пока стихотворений, но - не могу утерпеть, что-то невольно тянет меня к перу и я пишу - не для того, чтоб сочинять, а чтобы душу свою вылить в звучных строках, поделиться тоской своей сердечной с кем-нибудь."
      Его стихи:
      "Как жажду я свободы просвещенья Душа болит и ноет в темноте И каждый стон душевного мученья Звучит стихом в житейской пустоте!"
      Думаю, что эти выписки достаточно ясно отвечают на вопрос, что именно понуждает простого русского человека писать, и, отчасти, отвечают на другой вопрос:
      О Ч Е М О Н И П И Ш У Т ?
      Прежде всего невольно останавливает внимание тот факт, что на темы событий 905-6 года крестьяне и рабочие пишут меньше, чем можно бы ожидать, имея в виду непосредственное участие большинства авторов в этих событиях.
      Из общей массы рукописей - а их записано мною 429 - только 67 рассказов и 6 пьес посвящены революционным темам. Революционное настроение главным образом выражается в стихах, и здесь оно - преобладает.
      Из 73 произведений, написанных на революционные темы, в 27 случаях авторы - рабочие, в 29 - крестьяне, В 3 - пожарный, швея и сапожник.
      Следующий за этим и самый значительный, на мой взгляд, факт отрицательное отношение к интеллигенции. Это отношение нередко принимает формы убийственно враждебные и злые. В общем тип интеллигента рисуется как тип барина, привыкшего командовать и пинать, слабовольного, всегда плохо знакомого с действительностью и трусливого в момент опасности.
      Это - настроение, но, видимо, очень глубокое, оно как будто всё более разрастается и, может быть, способно ещё расширить давний, многократно оплаканный разрыв между культурными людьми и массой. Поясню это: мне и до 906 года приходилось очень много читать рукописей писателей-самоучек, и я совершенно определённо формулирую моё впечатление от литературы того периода так: почти в каждом рассказе и стихотворении было ясно видно, кого из крупных литераторов читал автор перед тем, как самому взяться за перо. Зависимость от книги сказывалась и в манере писать, и в выборе тем, и в настроении; индивидуальность автора в огромном большинстве случаев была совершенно неуловима, она поглощалась рабским подражанием в прозе Тургеневу, Короленко, Чехову, в стихах - Некрасову, Никитину, Надсону.
      В материале, который теперь я имею в руках, - почти совершенно отсутствует подражание. Единственный писатель, техника которого, видимо, влияет на самоучек, - это Андреев, но и подражания ему, будучи очень обильны у студентов и вообще у лиц интеллигентных профессий, - не часты у рабочих и крестьян. В моём материале их - семь, все они являются попытками неудачными и чисто внешними: авторы берут манеру Андреева начинать фразу союзом "и" и безуспешно пытаются придать языку однотонный, гипнотизирующий ритм, свойственный стилю Андреева.
      Нередки заявления такого тона:
      К р е с т ь я н и н - кончил двухклассное училище:
      "Если хотите знать, - то я - я сам, и не поклонник ни Ницше, ни Толстого, ни Сократа, ни Христа. А прямо я - один, и убеждения мои - все мои, родившиеся во мне."
      К а т о р ж н и к, бывший матрос:
      "Книг прочитано много, а взять в них оказалось нечего, остался сам по себе. Говорят - надо читать старых писателей, те лучше, так пришлите старых."
      Человек этот настроен лирически, им написано такое стихотворение:
      "Если бы сняли с меня цепи,
      Я пошел бы в божий храм,
      В уголку тихонько стал бы,
      Помолился там:
      Христе боже! Души слабых
      И усталых - пожалей!
      Напои сердца их верой,
      Луч надежды им пролей!.."
      Р а б о ч и й:
      "С трудом достанешь растрепанный журнал, придешь с работы и читаешь до света. Вот - свисток и в голове свисток, а на душе - тоска; что вынес я из книги?.. Мутное что-то."
      К р е с т ь я н и н, ложкарь:
      "Пришлите, Христа ради, хорошего, живого чего нибудь, а это не идет на душу! Слышал - есть поэт Суриков и Слепцов, прозаист, вот их бы мне."
      К р е с т ь я н и н:
      "Сборники мне не понравились, похабщины у нас и своей довольно, этим нас не удивишь. А вот достал я у священника, о котором писал, Лескова, приложение к "Ниве" - господи помилуй, как хорошо! Такое родное и грустное все, такое близкое душе. Чехова, тоже приложение, прочитал две книжки, хохотал, как чорт. Матери с женой читал, тоже самое, разливаются-хохочут. Вот - и смешно, а мило!"
      В списках требований на книги, получаемых от разных групп и лиц, имена старых писателей встречаются всё чаще, из современных же спрашивают почти одного Андреева, причём заметно, что наиболее читаются и нравятся первые три его тома.
      Однако надо сказать, что интерес к беллетристике, видимо, вообще понижается: в требованиях преобладают книги по истории, естественным наукам, по истории культуры и литературы. Поражаешься: откуда в посаде Снеговом, Херсонской губернии, или в Осе, Пермской, знают имена Леббока, Тейлора, Циттеля, Тимирязева, - часто спрашивают его чудесную "Жизнь растений", - Бельше и Геккеля.
      Очень жутко и больно отмечать рядом со стремлением "человека страшной жизни" к благам культуры его скептицизм и недоверие к интеллигенции. Иногда приходится выступать в совершенно не свойственной мне роли защитника обижаемой интеллигенции, но это не укрощает людей.
      В одном случае цитирую слова Н.К.Михайловского: "Русская интеллигенция и русская буржуазия не одно и то же, они, до известной степени, враждебны и должны быть враждебны друг другу". Корреспондент мой, крестьянин, эсер, состоявший в ту пору под судом, зубасто отвечает:
      "Нам в степенях разбираться времени нет. Вы меня Михайловским, я вас Щедриным: "Где веселые адвокаты? Адвокаты-то нынче, тетенька, как завидят клиента... Ну, да уж бог с ними! Смирный нынче это народ стал, живут наравне с другими, без результатов...""
      Разумеется, это не единственный случай, их немало, и, порою, они очень курьёзны.
      Вот, например, отрывок из письма старого знакомого, бывшего рабочего, ныне лесника:
      "Переменились наши роли, товарищ: когда-то я вас упрекал за несправедливое отношение к людям, стоящим во главе угла, а теперь вы же мне нотации читаете. Что сей сон значит?"
      Я был однажды очень приятно изумлён, получив от одного крестьянина длинное, хоть и безграмотно написанное, стихотворение "Работник мысли". Оно начиналось словами:
      "Честь тому, кто за сохой
      Спину гнет и в жар, и в холод,
      Кто могучею рукой
      Поднимает тяжкий молот..."
      Затем шло описание труда мыслящего человека и в заключение говорилось:
      "Да вспомянем и того,
      Кто в нужде, как раб в неволе,
      Плугом мозга своего
      Пашет умственное поле!"
      Очень обрадовался, но - вспомнил, что это Фрейлигратом написано, переведено Михайловским.
      Приезжают люди из ссылки и рисуют отношения между ссыльными интеллигентами, с одной стороны, крестьянами и рабочими - с другой, такими красками, что невольно хочется кричать:
      "Дурное - от человека, а человек смертен, хорошее - тоже от него, но оно никогда ещё не умирало вместе с ним! Хорошее цените выше, ему помогайте жить и расти!"
      Но возвращаюсь к своему материалу.
      Темы моих писателей крайне редко совпадают с темами признанных литераторов. Мне известно, что "Санин" очень усердно читался в рабочей среде, но у меня не было ни одной рукописи, в которой заметно сказалось бы влияние этой книги.
      Укажу на то, что большинство пьес пишется под явным влиянием "Жизни Человека", "Царя Голода", но и это влияние - внешнее: берут форму, а не настроение автора, не его отношение к жизни.
      По вопросу пола написаны два рассказа, причём один из них, имея характер публицистический, представляет собою горячую отповедь "половикам".
      "Богоискательство" - течение, столь нашумевшее в Петербурге, - не отразилось ни в одной из рукописей, бывших у меня в руках.
      Анархизм тоже не отражён.
      И, наконец, как это, может быть, уже заметно по приведённым выдержкам, - полная и явная разница настроений: в литературе печатной - настроение покаянное, подавленное, анализирующее и пассивное, в литературе писанной настроение активно и бодро.