Добродушный господин с тараканьими усами любезно улыбнулся председателю и откровенно ответил:
      - Ничего-с!
      - Господин защитник! Вы ничего не имеете?..
      Защитник был искренен не менее прокурора и тоже громко сознался в полном неимении чего-либо, что, впрочем, было ясно начертано на его физиономии.
      - Подсудимый! Не имеете ли вы сказать что-либо в своё оправдание?
      Подсудимый тоже ничего не имел... Он был туп и производил на всех очень неприятное впечатление своим рябым и неподвижным лицом.
      Но все трое - и прокурор, и защитник, и подсудимый, - как оказалось, надули публику, единогласно заявив, что они ничего не имеют.
      Прокурор имел удивительную способность придавать своему лицу свирепое выражение голодного бульдога и сильную склонность к аффектации и застращиванию присяжных тем, что если они отнесутся к подсудимому снисходительно, то он их перережет.
      Защитник имел привычку во время речи протестующе сморкаться, патетически ерошить волосы и злоупотреблять жалкими словами. Он красноречиво, внушительно, протестующе и громко воскликнул:
      - Господа присяжные заседатели!.. - и, вложив в это восклицание весь свой пафос и всё красноречие, бессовестно ограбил сам себя, ибо весь остаток речи вышел у него бледным, бездушным и ничего не сказавшим сердцам господ присяжных заседателей.
      И подсудимый всё время имел тайную мысль, которую и объявил во всеуслышание после того, как ему сообщили, что его отправят на двенадцать лет в каторжные работы.
      - Покорно благодарю! - поклонился он председателю и просительно проговорил с увлаженными глазами: - Ваше превосходительство! Нельзя ли мне к ней на могилу?
      - Что-с?! - строго спросил председатель.
      - К ней на могилу сходить!.. - робко повторил осуждённый.
      - Нельзя-с! - крикнул председатель и мелкими шажками умчался куда-то в угол коридора.
      И двое солдат увели преступника тем же порядком, каким всегда уводят из суда преступников... Вот и весь роман. 1894 г.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      Впервые напечатано в нижегородской газете "Волгарь" в 1894 году в двадцати пяти номерах газеты: с номера 80 - 8 апреля по номер 152 - 6 июля.
      В письме к А.М.Горькому от 7 января 1910 года доктор В.Н.Золотницкий сообщал, что в среде нижегородских знакомых Горького возникла мысль об издании сборника его ранних произведений с благотворительной целью. Золотницкий упоминал при этом и повесть "Горемыка Павел". Прося разрешения на публикацию, Золотницкий указывал, что ранние рассказы будут собраны и присланы Горькому на просмотр. В письме (без даты) с острова Капри Горький ответил, что он будет очень благодарен, если В.Н.Золотницкий и другие лица, заинтересованные в издании его рассказов, помогут их собрать.
      Горький указывал, что более подходящим для данной цели, возможно, окажется "Горемыка Павел", просил достать комплект "Волгаря" и перепечатать повесть на машинке. Просьба, по-видимому, была выполнена - в Архиве А.М.Горького сохранилась машинопись с текстом рассказа, являющимся перепечаткой газетной публикации. Текст машинописи имеет авторские исправления. На первых четырёх листах правка очень значительна, дальнейший текст до двадцать второго листа содержит замены и вычерки отдельных слов.
      Исправленный А.М.Горьким текст следует считать началом второй, незаконченной редакции повести.
      В письме от 18 августа 1930 года к директору Литературного музея имени А.М.Горького в Нижнем Новгороде А.И.Елисееву А.М.Горький сообщал, что повесть "Горемыка Павел" перед публикацией в "Волгаре" "портили в две руки: редактор "Волгаря" А.А.Дробыш-Дробышевский, человек сухой, самовлюблённый и упрямый, вычеркнул из повести фигуру повара, которая проходила с начала повести до конца, а затем цензор" (письмо опубликовано в "Комсомольской правде", 1939, 21 июня).
      В собрания сочинений повесть не включалась.
      Так как новая редакция повести была только начата, - в настоящем издании "Горемыка Павел" печатается по тексту газеты "Волгарь".