Астровитянка

      Никки подъехала к столу – рыжая, свежая и весёлая. Джерри невольно заулыбался и вдруг почувствовал, что в его жизни появилось светлое пятно, как будто в сырой подвал с пауками проник солнечный луч.
      После завтрака они сразу отправились в парк. Никки кормила Тамми печеньем, взятым из кафе, и восхищённо гладила стройную оленью шею, покрытую короткой жёлтой шёрсткой. Грациозные животные переступали длинными тонкими ногами и смотрели на девочку печальными карими глазами.
      – Почему они такие грустные? – спросила Никки. – Ведь их никто не обижает?
      – Это генетическая тоска беззащитного травоядного существа, которого миллионы лет жрали все кому не лень. Наверное, невозможно избавиться от въевшегося в их кости древнего страха перед хищными врагами, от этого тоскливого взгляда. Олень не умеет кричать от боли. Он молчит, даже шагая на сломанных ногах… – вздохнул Джерри. И Никки показалось, что он говорит не только о Тамми и Томми.
      Вдруг олени насторожились и огромными прыжками умчались с поляны, перепрыгивая даже небольшие деревья. Легконогие животные отлично приспособились к слабой лунной гравитации, которая позволяла им совершать прыжки высшего пилотажа, немыслимые для земных собратьев.
      На дорожке парка стояла двухместная гольфная тележка.
      – Что это? – спросила Никки.
      – Тележка, на ней катаются по парку.
      – А! Это экипаж! – обрадованно воскликнула Никки.
      – Ну… да. – Джерри был не совсем уверен.
      – Он городской или нет? – допытывалась Никки.
      – Не знаю… – заколебался Джерри. – Скорее, лужаечный. Зато могу тебя покатать. Можешь и сама порулить.
      Её восторгу не было предела. Джерри закатил коляску Никки на тележку, закрепил её и сел рядом. Никки тронула «экипаж» и почти завопила от переполнявших её эмоций.
      Они катались до самого обеда по всем дорожкам, какие только смогли найти в парке. Неожиданно Никки спросила:
      – Ты бывал в королевских замках?
      – Нет, – отрицательно покачал головой Джерри, – если не считать диснеевских. Как-то так получилось, что у меня нет ни одного знакомого короля.
      – А на клавесине ты играешь? – спросила Никки. – Или на лютне?
      «Все-таки она очень странная девчонка…» – подумал Джерри.
      Когда они накатались и собрались на обед, Джерри вытащил коляску девочки из «экипажа» на газон. И тут Никки уставилась на его кроссовки.
      – Это у тебя шнурки? – с восторгом спросила она. – Я про них читала, но ни разу не видела!
      – Шнурки, – согласился Джерри. Он наклонился и быстро развязал, ослабил, потом снова затянул и завязал шнурки.
      – Фокусник! – восхитилась Никки. – Гениальная штука!
      Она оживлённо стала обсуждать с Робби шнурки, коэффициент трения и силу натяжения как функцию числа зигзагов. Джерри быстро потерял нить их рассуждений.
      – Шнурки – это очень древняя конструкция… – Джерри приготовился поразить Никки ещё больше. – Сейчас многие носят обувь с такими короткими поперечными ленточками – нажимаешь кнопку, и слабый ток сокращает их до нужной длины.
      – А-а… пьезобелковые электрополимеры, – протянула Никки. – Ну, это тривиально…
      В кафе Никки заказала себе на обед кусок жареного мяса – она никогда раньше его не ела. Но когда ей принесли фирменный «буканьерский стейк», она не стала его пробовать, а внимательно осмотрела, потрогала и даже обнюхала.
      – Жёсткий… пахнет странно, – прокомментировала она. – Глядя на эту кость, я чувствую себя слегка неандертальцем…
      Посоветовавшись с Робби, она отставила стейк в сторону и ограничилась салатом.
      После обеда они решили пойти в библиотеку, но в холле возле кафе их встретила известная госпитальная троица: Фитасс, Спиро и Джумба. Фитасс – огромный парень, раскормленный до невероятных размеров, – слыл в этой компании вожаком и интеллектуальным лидером. Чтение космо-пиратских комиксов действительно вывело Фитасса на высоты культуры, недосягаемые для его друзей: худой бледно-синий Спиро категорически не любил читать и предпочитал всем развлечениям «чистое химическое счастье», надувание лягушек через соломинку и другие научные хобби.
      Что же касается Джумбы, то этот низкорослый круглоголовый паренек ещё не знал, что письменность уже изобрели, и вряд ли у него был шанс это открыть: Джумба находился в состоянии перманентной занятости, и первым пунктом в списке его дел стояло шмыганье носом. Напряжённое лицо Джумбы показывало, что это периодическое и шумное действо требовало полной мобилизации его умственных способностей.
      – Клянусь пяткой джедая! – зловеще прогудел Фитасс. – Пора представителям человечества познакомиться с этой дикаркой. Может, она носитель вредных бацилл или чуждых нам моральных ценностей?
      Все житейские ситуации Фитасс укладывал в прокрустово ложе комиксных моделей. Никки, естественно, подпадала под категорию опасного инопланетянина, а Фитасс – под супермена, могучего защитника беспечного человечества. Что в комиксах понимается под моральными ценностями, Фитасс ещё не понял, но твёрдо знал: «чуждые» моральные ценности нужно превращать в «наши» и обязательно по самому выгодному банковскому курсу.
      Джерри выступил вперёд:
      – Отстань от неё.
      Фитасс покачал шарообразной головой, возвышавшейся на фут над Джерриной, и шагнул к коляске Никки:
      – Только допрос третьей степени может открыть правду!
      – Да-да! – поддержал его оживившийся Спиро. – Допрос!
      Он очень любил допрашивать кошек.
      Джумба в переговоры высоких сторон не вступал – судя по омерзительным звукам, он был, как обычно, интеллектуально перегружен.
      Джерри посмотрел на огромного Фитасса и понял, что кулаки тут не помогут. Поэтому, не тратя лишних слов, он отошёл на несколько шагов, разбежался, легко подпрыгнул и врезал обеими ногами по жирной груди защитника человечества.
      – А-а! – гулко заорал тот, с грохотом опрокинулся на спину и огромным слизняком отъехал к стене.
      Спиро сразу просёк, что допрос лягушек обойдётся дешевле, и быстро затрусил по коридору. Джумба не понял ничего, но потопал за ним, следуя стадному рефлексу: люди бегут – значит, знают…
      Никки смотрела на происходящее круглыми глазами.
      Позже, в пустынной библиотеке, она пристала к Джерри как репей: что за удивительные люди?
      Джерри вздохнул:
      – У Спиро родители – легальные наркосапиенсы, они сидят на разрешённых эйфоринах. Спиро по закону их ещё нельзя принимать, но он всё равно находит что вдохнуть, или втереть, или на что можно натаращиться. Его лечат как нелегального наркочеловека уже второй раз, и из госпиталя он вернётся не к родителям, а в детский дом.
      Благодаря ежедневным выпускам «Тона-ньюс» Джерри знал об этой компании заметно больше, чем хотел знать.
      – Джумба – уже из сиротского приюта. Явный и обычный геноотстающий… попросту – генотормоз. А Фитасс здесь из-за ожирения: подлечит не справляющийся желудок и вернётся к своим родителям – обычным толстякам класса ПБГ – «пиво-бейсбол-гамбургер».
      – А что они хотели от меня, эти бедняги? – удивилась Никки. – Что за бред они несли про моральные ценности?
      – Они хотели самоутвердиться за твой счёт, – разъяснил Джерри. – Они парии этого общества, что их и объединяет. Так как глупее себя им никого не найти, то они ищут того, кто слабее их. Издевательство над слабейшим дает им иллюзию собственной значимости. Абсолютно примитивная и всем известная компенсационная схема, которая не видна только таким кретинам, как эти трое.
      – Да уж. Душераздирающее зрелище! – Встреча с титанами духа и мысли произвела на девочку неизгладимое впечатление.
 
      Никки открыла для себя и страстно полюбила горький шоколад. Ела плитками; заставляла Джерри заказывать шоколад на завтрак и забирала его долю.
      – Извини, Джерри, это сильнее меня!
      Тот только улыбался, глядя, как она уплетает неведомое ранее лакомство.
      – Тебе нужно побывать в крупном кондитерском магазине, где чёрный, рыжий и белый шоколад лежит целыми грудами.
      Никки замерла и восхитилась:
      – Горы шоколада в витрине? И вы, люди, можете спокойно ходить мимо таких сокровищ, не бросаетесь на них тиграми, бешено рыча и разрывая когтями и клыками…
      После еды Никки преспокойно вытерла грязные шоколадные пальцы о белую майку. Джерри не выдержал и сказал:
      – Лучше пользоваться салфетками!
      – Их же иногда не бывает под рукой, а майка всегда со мной! – удивилась Никки.
      – Но такую испачканную вещь нужно стирать! – возразил чистюля Джерри.
      – Люди, неужели вы стираете одежду после первого пятна?! – поразилась девушка-Маугли. – Бедняги! Одежда вас съела.
      Книги, которые Никки читала на корабле, описывали времена без телевизоров и рекламной индустрии. Поэтому девочка плохо представляла современную жизнь. А потом Никки впервые увидела журнал мод. И вытаращила глаза на красивых девушек невероятной холёности. Изъянов у этих див не было в принципе.
      – Таких людей не бывает, – категорически заявила она.
      – Бывает, – улыбнулся Джерри. – Но их нужно долго искать и приукрашивать.
      – И зачем вы размножаете их фото? Для выращивания комплексов у других, обычных девушек?
      – Вопрос не ко мне, – хмыкнул Джерри. – Этих дивных дев коллекционируют производители модной одежды.
      – Стоит ли надевать одежду на таких красавиц, если ты продаёшь её женщинам обычной комплекции и внешности? – недоумевала Никки. – Ведь это прямой… если не обман, то внушение иллюзий!
      – Полагаю, леди из журналов мод символизируют мечту других женщин.
      – Иллюзия как мечта? – фыркнула Никки, отбросила глянцевый женский журнал и больше никогда его в руки не брала – чтобы, будучи обычной девушкой, ненароком не подцепить комплекс неидеальности.
      Но журнал про яхты и автомобили её снова озадачил. Возле многих автомобилей опять-таки красовались девушки в бикини или другой малоформатной одежде. Некоторые кокетливо держали в руках с красными ногтями большие гаечные ключи.
      – Зачем возле автомобилей девушки? – спросила Никки.
      – Такие машины успешнее продаются, – вновь хмыкнул Джерри.
      – Девушки лучше роботов затягивают гайки? – удивилась Маугли.
      Джерри долго не отвечал, лишь громко давился и хрюкал.
      – Они не прикасаются к автомобилям, они просто стоят рядом! – сумел он наконец выговорить.
      – И такие машины продаются лучше?
      – Да!
      – А покупатели знают, что автомобиль с девушкой ничуть не лучше автомобиля без неё?
      – Конечно. А то и хуже.
      – Знают и всё равно покупают? Они что – сумасшедшие? – кротко спросила Никки.
      Но сильнее всего её потрясло другое соприкосновение с человеческой цивилизацией. Они смотрели тиви, и Никки спросила Джерри:
      – Этот славный старичок и симпатичная ушастая девочка одиннадцатый раз предлагают детям попробовать круглые красные конфетки со вкусом спелой вишни. А почему они не рекомендуют детям сами вишни?
      – Ну… реальная вишня заметно дороже этих пластиковых шариков.
      – О! Они смогли получить биохимические компоненты вишни так дешево?
      – Нет, конечно. В этих конфетках от вишни одно название – натуральный брэнд… Остальное – простенький синтетик.
      – Тогда эти полимерные конфетки совсем не так полезны детям, как настоящие вишни!
      – Конечно, нет, но славного старичка и ушастую девочку совершенно не волнует детское здоровье. Их цель – отнять у детей побольше карманных денег… – хмыкнул Джерри.
      Вот тут-то Никки была шокирована и, кажется, даже перепугалась:
      – И этого старого хрыча не сажают в тюрьму, а показывают по телевизору?!
 
      Каждое утро беззубые пасти медицинских аппаратов заглатывали Никкино тело, долго жевали его и удивлённо выплёвывали. После чего за девочку принималась худощавая жилистая врач, заведующая залом лечебной гимнастики. Она, что-то весело напевая себе под хрящеватый нос, тыкала Никки под рёбра твёрдым пальцем, стучала молотком по прыгающим коленкам и заставляла девочку выполнять десятки болезненных упражнений на разнообразных пыточных устройствах, которые врачи почему-то называли спортивными снарядами.
      Днём Никки застревала возле новостных экранов, с восторгом отслеживая кипение жизни человеческого общества, от которого она так долго была оторвана. «Всё-таки непонятно, как они там умещаются!» – поражённо думала она, глядя на густые толпы машин, людей и роботов, циркулирующих в многоуровневом пространстве крупных мегаполисов.
      Всё свободное время Никки и Джерри проводили в парке. Они там гуляли, разговаривали, обедали, захватив из кафе подносы с сандвичами и суши, или просто сидели и читали – Никки проглатывала новые книги быстрее, чем съедала десяток рисовых рулетиков с сырой рыбой и рыжими креветками. Ребята исследовали дальние уголки парка и даже сумели забраться на самый высокий холм, хотя Джерри пришлось помогать Никкиной коляске. Под взглядом с холма, который несколько метров не дотягивал до стеклянного неба, сад Лунного госпиталя со вздохом расстался со своими тайнами и съёжился в маленький остров зелени под герметичным прозрачным куполом, не пускающим драгоценный кислород в космос.
      На склоне холма валуны обступили глубокую узкую расселину. Нора? Друзья стали весело гадать, кто там может жить.
      – Однажды я бродил по лесу возле нашего дома… на Земле, – вспомнил Джерри, – и вдруг провалился выше колена в дыру возле куста ежевики. Вытащил ногу, смотрю – глубокая яма и брёвна какие-то. Папа решил, что это старая землянка, и сказал: «В этих местах жила легендарная индейская принцесса Покахонтас. Наверное, в землянке лежат древние индейские сокровища – ведь должны были многочисленные женихи приносить этой принцессе подарки!»
      Я, конечно, стал просить его: давай раскопаем подземный дворец принцессы! А он засмеялся и пообещал: «Обязательно, но попозже, когда время свободное будет…» Так и не успели… – Вдруг Джерри замолчал и отвернулся от Никки, потом вскочил на ноги и, не оборачиваясь, бросился в гущу леса.
      – Джерри! – вскрикнула Никки, но мальчик уже исчез. Никки с трудом развернула коляску и с расстроенным лицом двинулась за ним, пытаясь найти дорогу между огромными валунами. Она умела бороться со своими печалями, но от чужого горя у неё противоядия не оказалось, и девочка стала непохожей на обычную себя – весёлую и жизнерадостную. На середине спуска её коляска намертво застряла между камнями. Девочка обвела глазами густую листву вокруг, и её лицо исказила гримаса боли.
      – Кто это с нами сделал? За что?! – с гневом спросила она притихшее пространство, и поручень кресла хрустнул под её ладонью.
      Минут через двадцать Джерри вернулся и нашёл застрявшую в камнях коляску. Он покраснел, несмело поднял руку и прикоснулся к плечу грустной девочки.
      – Я не хотел, чтобы ты видела меня раскисшим, – с трудом сказал он. – Вот и бросил тебя в этих валунах. Извини, Никки.
      – Джерри, мужчины тоже имеют право плакать, а уж я давно мечтаю порыдать в чью-нибудь жилетку… – печально ответила Никки.
      – Давай-ка вытащим твою коляску, – вздохнул Джерри.
      Это был единственный раз, когда Джерри увидел Никки по-настоящему грустной, всё остальное время она по-прежнему радовалась жизни. На следующий день Джерри долго и с удовольствием смотрел, как хохочущая Никки пытается догнать на коляске убегающую по лужайке игривую Тамми. Когда девочка, радостная и раскрасневшаяся, подъехала к нему, он сказал серьёзно:
      – Наверное, быть счастливым – это талант. Можно радоваться жизни, сидя в инвалидной коляске, живя в пещере и питаясь травой, а можно остаться мрачным ипохондриком, имея всё, что только можно себе представить… И как тебе удаётся быть такой весёлой?
      Запыхавшаяся Никки вскинула на Джерри синие глаза и неожиданно принялась отвечать на этот, в общем-то, риторический вопрос.
      – После аварии я долго барабанила в покорёженную дверь рубки – пока окончательно не поняла, что родители больше не выйдут оттуда. Но я не могла представить их мёртвыми… – сказала Никки, странно побледнев. – Тогда я решила для себя, что они там живы, но по-особенному: выйти не могут, но волнуются и следят за мной. Я стала думать, что мои мама и папа хотели бы от меня в нынешнем положении. И гениально решила, что они хотели бы, чтобы я ХОЮШО СЕБЯ ВЕЛА: ела три раза в день – пусть даже эту мерзкую, но полезную кашу! Чистила зубы, умывалась, заправляла постель, делала гимнастику… А ещё они были бы рады, если бы я читала книжки, рисовала, играла, смеялась – невзирая на сломанную шею и одиночество. Если я буду это всё делать, то они будут довольны, если нет – то они расстроятся…
      Девочка провела рукой по погрустневшему лицу.
      – Может, это мне подсказал Робби, который умён, как трёхсотлетняя черепаха… но до сих пор поражаюсь, как я смогла в то время понять – интуитивно и простыми словами! – главную истину этого мира: все родители хотят, чтобы их дети были счастливы.
      Никки посмотрела, прищурившись, на зелёную лужайку с оленями.
      – Дети для родителей – это их бессмертная душа, протянутая в будущее с надеждой на счастье. Если ты посмел стать несчастным, то ты не оправдал их ожиданий… Понимаешь?.. Предал их самые главные в жизни – и в смерти – надежды… Это я, конечно, сейчас так формулирую… А тогда… я загнала свой скулёж куда-то очень глубоко и стала назло всему радоваться жизни – может, сама научилась, или у моих родителей оказалась весёлая бессмертная душа… – бодро закончила Никки свой рассказ. – Теперь ты лучше понимаешь, почему я такая? – спросила она у Джерри и звонко рассмеялась, поразив его этим смехом чуть ли не больше, чем самим рассказом.
      Потом она залезла в карман рюкзака, где хранилось множество интересных штучек, и достала маленькую игрушку – тёмно-рыжего коккер-спаниеля. Девочка завела её малозаметным ключом и поставила на землю. Раздалось тихое жужжание, и собачка зашагала вперёд, гордо держа голову и высоко поднимая передние лапы.
      – Подарок родителей и мой талисман-хранитель, – сказала Никки. – Замечательный и несгибаемый Смелый Пёс. Он ходит только вперёд – и с таким непокорным видом, что душе становится легче. Будто говорит: «Нас никому не остановить!»
      Джерри попросил разрешения и внимательно рассмотрел собачку.
      – Тонкая работа! – похвалил он Смелого Пса. – Механическая игрушка такой сложности – большая редкость.
      – Это не игрушка, – серьёзно возразила Никки.
      Ещё две недели пролетели на крыльях махаонов.
      Никки в сопровождении Джерри облазила весь сад и всё здание госпиталя, загорела и поправилась. Однажды Джерри заметил провод, идущий от Робби к Никки.
      – Этот старый абак, – девочка, усмехнувшись, указала на Робби, – таскается со мной повсюду не просто так. При аварии корабля у меня сломался позвоночник в районе шеи и настал полный паралич, – она говорила об этом спокойно, даже улыбаясь, – но Робби, железный мудрец, – сам еле живой! – сумел быстро мобилизовать уцелевшего ремонтного робота, восстановить с его помощью часть энергосети и подготовить операционную…
      Никки засмеялась:
      – Джерри, ты бы видел шприц в огромной клешне ремонтника! Умора!.. Так вот, Робби удачно ввел чип с протезом нервной ткани в мой позвоночник. Но контроль над телом оказался полностью утерян. Разрезанный многожильный кабель починили, но схему соединения проводов забыли!
      Девочка снова развеселилась от сравнения своего позвоночника с кабелем.
      – Робби сам подключился к нейрочипу, и мы стали учиться двигать ногами и руками – я думала, как поднимаю правую руку, а он запоминал положение её нерва и искал ему соответствие в… другом конце кабеля. В конце концов у нас всё получилось, но теперь я хожу и дышу только благодаря процессору Робби. Я представляю, как моя рука чешет нос, а он делает это за меня, – хихикнула Никки. – Впрочем, факт, что мои нервные сигналы проходят через процессор Робби, для меня совершенно незаметен.
      Потрясённый Джерри слушал Никки не дыша. «Парень, – спросил он сам себя, – кажется, ты считал себя самым несчастным человеком на свете?»
 
      Однажды утром Джерри и Никки оказались за столом одни – ещё неделю назад Пятнистый Сэм уехал домой, в кратер Циолковского, а вчера родители любопытной Тоны увезли её на Землю, в Аризону. Никки задумчиво посмотрела на пустые места за столом.
      – Моя медицинская страховка кончается, – сказала она. – Большая Тереза вчера строго спросила, кто может забрать меня отсюда. Но я не знаю никаких родственников на Луне или на астероидах, да и вообще их, кажется, нет. Тогда Тереза сказала, что директор госпиталя велел отправить мой файл в Детскую комиссию или Центр новой семьи… что-то в этом роде. Как-то странно она прятала при этом глаза… В любом случае, я совсем не хочу иметь новых родителей. У меня уже есть и мама, и папа – и, хотя они умерли, я-то знаю, что они у меня есть, и я их очень люблю… Понимаешь?
      Кафе опустело, но они продолжали сидеть за столом.
      – Понимаю… мне тоже некуда деваться… – вздохнул Джерри. – И я тоже не хочу в чужую семью, я слишком… взрослый, чтобы начинать всё заново…
      Они помолчали.
      – Я хочу рассказать тебе, как это случилось… – вдруг решившись, с большим трудом продолжил Джерри. – Три года назад мама с отцом поехали в театр, оставив меня дома… И на их автомобиль налетел кибергрузовик, потерявший управление… Мама умерла, а отец попал в госпиталь. Когда папа вышел из больницы, он забрал меня, и мы улетели на Луну, на отдалённую обсерваторию, где никто, кроме нас, не жил. Он очень изменился после маминой смерти и много времени стал проводить со мной – играл, развлекал, учил математике, строил со мной самодельных роботов. Наверное, он тоже видел во мне мамину бессмертную душу… Отец бросил свою работу, а он был известный математик; никуда сам не ездил и меня не отпускал – я даже в школе учился заочно и без особого прилежания. Но этой зимой, перед Рождеством, он вдруг отправил меня в Архимед-Сити, к своему старому другу, у которого два сына примерно моего возраста. Мы неплохо проводили время, а через две недели в папину обсерваторию попал крупный метеорит… – Голос Джерри перехватило.
      – Метеорит попал в обсерваторию?! – ужаснулась Никки. – Невероятный случай!
      – От неё ничего не осталось – лишь глубокий кратер… – с трудом продолжил Джерри, глядя в стол. – Когда я увидел эту яму в иллюминатор, я… потерял контроль над собой, бил кого-то… даже кусался и хотел там остаться, чтобы меня высадили… и меня привезли в этот госпиталь.
      Джерри поднял голову и посмотрел на Никки тоскливыми глазами раненого оленя. На его впалых щеках лежали глубокие тени. Она положила на его судорожно сжатые руки свою небольшую крепкую ладошку со старыми шрамами.
      – Джерри, ты можешь сделать для них только одно – стать счастливым, – сказала Никки, – помни, что только в тебе жива бессмертная душа твоих родителей…
      – Я впервые смог рассказать о них… – Джерри прерывисто вздохнул. – Ты одна сможешь меня понять, потому что ты тоже одна на этом свете.
      – Одиночество – страшная штука, я знаю это… – кивнула Никки. – Но сейчас нас двое, а это совсем, со-овсем, со-о-овсем другое дело!
      И она толкнула его в плечо жёстким кулачком.
      Грустное лицо Джерри смягчилось слабой улыбкой. А Никки с удовольствием подумала, что Джерри, улыбаясь, становится совсем другим человеком…

Глава 3
ЖЕЛЕЗНЫЙ ДРОВОСЕК

      Никки лихо вкатилась в лифт, едва не впилившись в большое зеркало. Затормозив коляску так, что её занесло юзом, она нажала кнопку этажа кафетерия. Пока лифт гудел, в его зеркальную стену Никки успела скорчить с десяток преотличнейших рож. Кабина остановилась на такой кошмарной рожище, что её решено было обязательно показать Джерри. Ха! Он помрёт от зависти!
      Никки выкатилась из открывшихся дверей и удивилась – это оказался не кафетерий, а технический этаж, заставленный полками, ящиками и громоздкими аппаратами. Она здесь ни разу не была. Вряд ли тут можно позавтракать… не ту кнопку она нажала, что ли? Не успела она с любопытством оглядеться, как двери лифта закрылись и он уехал. Никки развернула кресло и нажала кнопку вызова, но та не зажглась. Девочка безрезультатно попробовала ещё и ещё раз, потом осмотрелась вокруг внимательнее: лифтовая дверь только одна, других выходов не видно.
      Сзади раздался лязг, и Никки обернулась. По проходу двигался здоровенный ремонтный робот с плазменным резаком в одной руке и гвоздемётом в другой. Бочкообразная грудь, голова с сейф и длинные конечности со стальными клешнями. Ремонтник грохотал огромными плоскостопыми ножищами всё ближе и смотрел выпуклыми фасеточными глазами прямо на девочку.
      Она громко и весело спросила:
      – Скажи, пожалуйста, Железный Дровосек, как мне попасть в кафетерий?
      Робот-невежа не ответил, но резак в его клешне вдруг включился на полную мощность и выпустил синий шипящий клинок. Никки хорошо знала этот плазморез, он здорово выручил её при перестройке оранжереи. Она почувствовала неладное и попятилась в проход между ящиками.
      В ответ робот вскинул гвоздемёт и выстрелил в девочку грохочущей очередью крупных гвоздей! Привязанная к коляске Никки успела лишь вскрикнуть и дать креслу максимальный задний ход. Гвозди прожужжали в воздухе стаей железных шмелей, а один больно цапнул её в плечо, оставив глубокий касательный прорез.
      А-АХ!
      Все сомнения исчезли: ремонтник сошёл с ума, хотя Никки никогда о таком заболевании роботов не слышала. Она успела отъехать, а когда между ней и Железным Дровосеком оказался стеллаж, быстро развернула кресло и рванула в глубь склада на предельной скорости.
      – РОББИ, ЧТО ПРОИСХОДИТ, ЧЁРТ ПОБЕРИ?! – закричала Никки.
      – Не знаю! – честно признался её друг.
      Никки мчалась между штабелями коробок, следя за врагом в зеркало заднего обзора, которое раньше всегда её смешило: зачем оно на инвалидном кресле? Когда робот появился в проходе, она резко свернула в ближайший коридор и чудом избежала следующей очереди здоровенных гвоздей – кажется, пятидюймовых. Железные стрелы громко простучали по стеллажам, по шляпку вонзаясь в толстые стенки ящиков. Один из гвоздей срикошетировал о металлическую пластину массивного прибора и сердито прогудел у Никки над самой головой, больно выдернув прядь волос.
      Почему этот Дровосек к ней привязался?! Девочка чувствовала себя совершенно беспомощной в этом кресле, её сердце бешено стучало. Никки нажала на ходу красную кнопку на коммуникаторе коляски и попыталась позвать кого-нибудь на помощь, но на вызов никто не отвечал. «Это не случайность, это охота за мной!» – мелькнула отчаянная мысль, и Никки свернула в другой проход, не дожидаясь появления робота в обзорном зеркале. Есть ли у него инфравизор? Если это охота, то должен быть. Значит, от робота спрятаться нельзя – он загонит Никки в тупик и прикончит.
      – Робби, зови на помощь!
      – Сразу позвал, как только этот урод начал стрелять, – откликнулся Робби, – но лифт заблокирован, как и все двери на этаж. Охрана уже пробивается сюда! Надо продержаться несколько минут.
      – Он меня убьёт за несколько секунд! Ты можешь его остановить? – Она снова резко свернула, но топот разогнавшегося робота раздавался всё ближе.
      – Я пытаюсь всё время, – ответил Робби, – но его каналы связи отключены, он замкнут сам на себя!
      – Ч-чёрт!
      Сердце Никки бушевало, как лесная птица в клетке, в венах звенел адреналин. «Думай, Никки, думай! Железную сволочь надо стреножить. Такую махину ничем механическим не проймешь… разве трактором его придавить, мерзавца… как-нибудь ослепить… краской?.. но у него сенсоры по всему телу… электрическим разрядом ударить?»
      Пот заливал глаза, а рубашка намокала кровью раненого плеча. Никки свернула два раза подряд – и очутилась между высокими стеллажами, плотно заставленными ящиками. Она услышала лязганье робота по соседнему проходу и затихла, очень надеясь, что Дровосек её потеряет за стеной приборных упаковок. Но ремонтник остановился как раз напротив Никки и, ни секунды не сомневаясь, стал пробиваться к ней сквозь стеллажи. Робот ломал ящики и балки легко, как буйвол кустарник.
      Над головой Никки закачался контейнер, и девочка снова устремилась в полутёмный проход. Ящик с грохотом рухнул сзади, и стеклянно-металлические детали со щедрым звоном разлетелись по полу. В зеркале коляски Никки увидела грозную фигуру, выбравшуюся из разгромленных стеллажей. Под тяжёлыми ногами хрустела электронная требуха разбитых приборов.
      – Ищи его слабое место! – крикнула она Робби, на всей скорости подъезжая к концу стеллажной стены.
      Сзади снова загремели выстрелы. Никки, как смогла, увернулась от длинной очереди гвоздей и едва не опрокинулась на повороте. Надо что-то предпринимать! Она резко тормознула перед полками с инструментами. Несколько секунд – и её колени были полны гаечных ключей и молотков. Она ещё успела прихватить пару пластиковых банок с краской, когда ей пришлось снова убегать от преследователя. Чуть позже Никки остановилась на развилке коридоров, развернулась и стала ожидать появления робота.
      Она успела свернуть крышки с банок, и тут башмаки робота загромыхали совсем близко. Никки, не дожидаясь его появления, с силой метнула в проход гаечный ключ, потом и молоток. И отправила туда же банку с краской. Робот выскочил из-за угла, увидел Никки и нацелил на неё гвоздемёт.
      Гаечный ключ с безрезультатным грохотом ударил в металлическую скулу, зато массивный молоток сочно впечатался в правый фасеточный глаз робота и оставил густую сетку трещин – пусть подпрограмма самосохранения в этой железной репе немного поразмыслит! Первая банка с краской пролетела мимо головы, зато второй снаряд, брошенный уже не наугад, врезался в грудь робота, смялся и выплеснул фонтан серой жижи ему прямо в лицо, полностью залив другой, неповреждённый глаз.
      Никки, не ожидая, когда до робота долетят остальные железяки, быстро развернулась. Сзади раздался грохот очереди из гвоздемёта. Не помогла краска! Несколько острых импровизированных снарядов попали в её коляску, а один стальной стержень, пробив пластиковую спинку кресла, глубоко вонзился Никки под лопатку.