Мюнхгаузен (протягивая книгу). Да вот же... "Дорогому Карлу Мюнхгаузену от любящего его..." Вы читаете по-древнегречески? Смотрите!..
      Пастор. И смотреть не стану!
      Мюнхгаузен. Но почему?
      Пастор. Потому что этого не может быть! Он не мог вам писать!
      Мюнхгаузен. Да почему, черт подери?! Вы его путаете с Гомером. Гомер действительно был незрячим, а Софокл прекрасно видел и писал.
      Пастор. Он не мог вам написать, потому что жил в Древней Греции!
      Мюнхгаузен. И я жил в Древней Греции.
      Пастор (возмущенно). Ну, знаете ли...
      Мюнхгаузен. Скажу вам по секрету, пастор: вполне вероятно, что и вы жили в Древней Греции. Просто вы этого не помните, а я помню.
      Пастор. Враки! Докажите!
      Мюнхгаузен. Господи, я ж вам доказываю... (Снова протягивает книгу.) Эти ваши сомнения голословны, а у меня в руках - документ!
      Входит Томас с подносом. Его сопровождает Марта.
      Марта. Ужин готов! Надеюсь, вы не скучали здесь, пастор?
      Mюнхгаузен. Нет, мы мило беседовали. Я показывал пастору этот папирус.
      Mapта. Который тебе подарил Софокл?
      Мюнхгаузен. Да, "Царя Эдипа".
      Марта (грустно). Бедный Эдип. Как они гнали его - слепого, дряхлого... в проливной дождь...
      Мюнхгаузен. Ну, ну... Не вспоминай! Я же просил тебя не смотреть...
      Пастор (испуганно глядит на Марту). Господи, куда ж я попал?
      Мюнхгаузен. Вы попали в хороший дом, пастор. Здесь весело! И к тому же вкусно кормят. (Разглядывает поднос.) Зелень, ветчина, рыба... А где утка, Томас?
      Томас. Она еще не дожарилась, господин барон.
      Мюнхгаузен (возмущенно). До сих пор?! Да что ж такое?.. Никому ничего нельзя поручить. Все приходится делать самому... (Снимает со стены ружье.) Посмотри, Томас, они летят?
      Томас (заглянув в окно). Летят, господин барон. Как раз над нашим домом - стая.
      Мюнхгаузен. Командуй! (Хватает со стола блюдо, подбегает к камину, засовывает туда ружье.)
      Томас. Внимание! Пли!
      Мюнхгаузен стреляет. Слышен шум падающей птицы. Он подставляет блюдо и
      вытаскивает из камина жареную утку.
      Мюнхгаузен (отщипнув кусочек). О!.. Вкусно... Она хорошо прожарилась, пастор.
      Пастор (иронично). Вижу, барон... Она, кажется, и соусом по дороге облилась...
      Мюнхгаузен. Да?.. Как это мило с ее стороны... Итак, прошу за стол!
      Пастор. Нет, уважаемый барон, у меня что-то пропал аппетит. К тому же я спешу... Прошу вас, еще раз изложите мне суть вашей просьбы.
      Мюнхгаузен. Просьба проста: я хочу обвенчаться с женщиной, которую люблю. С моей милой Мартой. С самой красивой, самой умной, самой нежной... Господи, зачем я объясняю - вы же ее видите!
      Пастор. И все-таки, почему ваш местный пастор отказывается?
      Мюнхгаузен. Он говорит, что я уже женат.
      Пастор. Женаты?!
      Мюнхгаузен. Именно! И вот из-за этой ерунды оп не хочет соединить нас с Мартой!.. Каково?! Свинство, не правда ли?!
      Марта. Подожди, Карл... (Пастору.) Дело в том, что у барона была жена, но она ушла.
      Мюнхгаузен. Она сбежала от меня два года назад.
      Пастор. По правде сказать, я бы тоже это сделал.
      Мюнхгаузен. Поэтому я и женюсь не на вас, а на Марте.
      Пастор. К сожалению, барон, я вам ничем не смогу помочь!
      Мюнхгаузен. Почему?
      Пастор. При живой жене вы не можете жениться вторично.
      Мюнхгаузен (изумленно). Вы предлагаете ее убить?!
      Пастор. Упаси бог! (Марте, с отчаянием.) Сударыня, вы - более благоразумный человек. Объясните барону, что его просьба невыполнима.
      Марта (грустно). Нам казалось, есть какой-то выход... Может, вы могли бы помочь барону развестись с бывшей женой?
      Пастор. Церковь противится разводам!
      Мюнхгаузен. Вы же разрешаете разводиться королям?
      Пастор. В виде исключения. В особых случаях... Когда это нужно, скажем, для продолжения рода...
      Мюнхгаузен. Для продолжения рода нужно совсем другое!
      Пастор (решительно). Разрешите мне откланяться!
      Мюнхгаузен (взял Пастора под руку, заглянув в глаза). Послушайте, пастор, люди, которые посоветовали мне к вам обратиться, говорили о вас, как об умном и образованном священнике. Вы не можете не понимать, что из-за этих дурацких условностей страдают два хороших человека. Церковь должна благословлять любовь!
      Пастор. Законную!
      Мюнхгаузен. Всякая любовь законна, если это - любовь!
      Пастор. Позвольте с этим не согласиться!
      Марта (Пастору). Что ж вы нам посоветуете?
      Пастор. Что я могу посоветовать, сударыня?.. Живите как живете, но по людским и церковным законам женой барона будет считаться та жена, которой нет!
      Мюнхгаузен. Бред какой-то!.. Итак, вы, служитель церкви, предлагаете нам жить во лжи?!
      Пастор (усмехнувшись). Странно, что вас это пугает... Мне казалось, ложь - ваша стихия!
      Мюнхгаузен. Я всегда говорю только правду...
      Пастор (в гневе). Перестаньте, барон!.. Хватит валять дурака! Вы погрязли во вранье, вы купаетесь в нем как в луже... Это - грех!.. Я читал на досуге вашу книжку... О боже! Что за чушь вы там насочиняли!
      Mюнхгаузен. Я читал вашу - она не лучше.
      Пастор. Какую?
      Mюнхгаузен. Библию. Там тоже много сомнительных вещей... Сотворение Евы из ребра... Ноев ковчег...
      Пастор. Эти чудеса сотворил бог!!!
      Mюнхгаузен. А чем я хуже? Бог, как известно, создал человека по своему образу и подобию.
      Пастор. Не всех!!!
      Мюнхгаузен. Вижу. Создавая вас, он, очевидно, отвлекся от первоисточника.
      Пастор (взбешенно). Вы... Вы!.. Чудовище! Проклинаю вас! И ничему не верю... Слышите?! Ничему!.. Все это (жест) - ложь! И ваши книги, и ваши утки, и эти рога, и головы - все обман! Ничего не было! Слышите?.. Все вранье!..
      Мюнхгаузен внимательно смотрит на Пастора, потом молча берет с полки
      молоток, начинает вбивать в стену гвоздь.
      Марта. Не надо, Карл!
      Mюнхгаузен. Нет, нет... Здесь я повешу его голову, иначе мне опять не поверят!..
      Пастор. Всего доброго, сударыня! Благодарю за гостеприимство!
      Пастор поспешно выбегает. Марта подходит к клавесину, опускает голову.
      Мюнхгаузен становится рядом, начинает одним пальцем наигрывать какой-то
      веселый мотив. Марта плачет.
      Mюнхгаузен. А вот это - глупо! Дарить слезы каждому пастору слишком расточительно.
      Март а. Это - четвертый, Карл...
      Мюнхгаузен. Позовем пятого, шестого... двадцатого.
      Марта. Двадцатый уже приедет на мои похороны. Нас никогда не обвенчают.
      Mюнхгаузен. Неужели это для тебя так важно?!
      Марта. Не для меня... Но есть люди, Карл. Они шепчутся за моей спиной, они тычут пальцем: "Вон пошла содержанка этого сумасшедшего барона!" Наш священник сказал, что больше не пустит меня в кирху.
      Mюнхгаузен. Подлец! За это бог не пустит его в рай! Ему же хуже!
      Марта. Прости меня, Карл, я знаю, ты не любишь чужих советов... Но может быть, ты что-то делаешь не так?! А? Может, этот разговор с пастором надо было вести как-то иначе?
      Мюнхгаузен. Ну, не меняться же мне из-за каждого идиота?!
      Марта. Не насовсем!.. На время! Притвориться! Стать таким, как все...
      Мюнхгаузен. Как все?! Что ты говоришь?.. Как все... Не двигать время, не жить в прошлом и будущем, не летать на ядрах, не охотиться на мамонтов?.. Да никогда! Что я - ненормальный?
      Марта. Но ради меня...
      Mюнхгаузен. Именно ради тебя! Если я стану таким, как все, ты же меня разлюбишь!
      Марта (неуверенно). Не знаю...
      Мюнхгаузен. Знаешь! И хватит об этом... Ужин на столе.
      Марта. Нет, милый, что-то не хочется. Я устала. Пойду прилягу.
      Мюнхгаузен. Хорошо, дорогая. Поспи. Сейчас я сделаю ночь. (Подходит к часам, переставляет стрелки на двенадцать.) Так?
      Марта. Да, спасибо, милый. (Уходит.)
      Мюнхгаузен садится за клавесин, задумчиво бренчит по клавишам. Входит
      Томас с подносом.
      Томас (громко). Господин барон...
      Мюнхгаузен. Тс-с-с!.. Что ты орешь ночью?
      Томас (шепотом). Я хотел сказать: утка готова.
      Мюнхгаузен (шепотом). Отпусти ее! Пусть летает!..
      Томас. Слушаюсь! (Подходит к окну, выбрасывает утку.)
      Слышно хлопанье крыльев. Часы бьют двенадцать раз, и наступает темнота.
      КАРТИНА ВТОРАЯ
      Дом баронессы Якобины фон Мюнхгаузен. Богатая обстановка. На стенах
      многочисленные портреты предков. Последний из портретов завешен черной
      вуалью. Сидя в кресле, Баронесса слушает рассказ господина фон Pамкопфа
      мужчины средних лет в парике и с забинтованным лбом.
      Ее сын Феофил фон Мюнхгаузен - молодой человек в форме корнета - нервно
      ходит по комнате.
      Рамкопф (заканчивая рассказ). ...Он так и сказал "Отпустите ее, пусть летает!"
      Баронесса. А дальше?
      Рамкопф. Дальше стало темно, и мне на голову вылили жаркое.
      Феофил. Ужасно! Ужасно! До чего мы докатились - дворянин подслушивает под окнами.
      Рамкопф. Во-первых, я не подслушивал, а случайно услышал этот разговор. Во-вторых, баронесса, вы же сами просили...
      Баронесса. Конечно. (Сыну.) Фео, немедленно извинись! Господин Рамкопф ради нас рисковал собой, даже пострадал... (Целует Рамкопфа в лоб, морщится.) Вам надо сменить повязку, Генрих,- эта пропахла луком...
      Феофил (подходит к Рамкопфу). Извините, господин Рамкопф! (Протягивает руку, тот нехотя пожимает.) Я сам не понимаю, что говорю... Нервы! Господи, когда же наступит конец этому кошмару?! Неужели ничего нельзя сделать?
      Баронесса. Скоро вернется бургомистр и скажет, что решили в Ганновере.
      Феофил. Что могут решить чиновники, мама? Пока мы ищем защиты у закона, он, в конце концов, обвенчается с этой девкой. Надо действовать! Немедленно! Господин Рамкопф, вы друг нашей семьи, вы трогательно о нас заботитесь, сделайте же еще один шаг.
      Рамкопф. Все, что от меня зависит!
      Феофил. Вызовите его на дуэль!
      Рамкопф (испуганно). Нет! Ни в коем случае... Во-первых, он меня убьет, во-вторых...
      Баронесса (перебивая). Этого достаточно! (Сыну.) Побойся бога, Фео! Речь все-таки идет о твоем отце.
      Феофил. Мама, не напоминай, пожалуйста!.. Все мои несчастья только от этого... Мне уже девятнадцать, а я всего лишь корнет, и никакой перспективы... Даже на маневры меня не допустили. Полковник заявил, что он отказывается принимать донесения от барона Мюнхгаузена... Когда на поверке выкрикивают мою фамилию, солдаты кусают губы, чтоб не расхохотаться!
      Баронесса. Бедный мальчик! И все-таки ты можешь с гордостью носить свою фамилию, она - одна из самых древних в Германии. (Указывая на портреты.) Вот твои предки: рыцари крестовых походов, гофмаршал его величества...
      Феофил. И наконец, этот! (Подходит к последней картине, срывает вуаль с портрета смотрит улыбающийся Мюнхгаузен, поднимающий себя за волосы из болота.) Почему ты не выкинешь эту мазню?
      Баронесса. Чем она тебе мешает?
      Феофил. Она меня бесит! (Хватается за шпагу.) Изрубить бы ее на куски!
      Баронесса (испуганно). Не смей!.. Он утверждает, что это - работа Рембрандта.
      Феофил. Чушь собачья!
      Баронесса. Разумеется!.. Но аукционеры предлагают за нее десять тысяч.
      Pамкопф. Так продайте.
      Баронесса. Продать - значит признать, что это правда. (Закрывает картину вуалью.) Успокойся, Фео!
      Входит Бургомистр. На нем дорожный костюм, он только что вернулся из
      Ганновера.
      Бургомистр. Добрый вечер, господа! (Целует руку Баронессе.) Вы, как всегда, очаровательны! (Пожимает руку Рамкопфу.) Видел вашу новую карету, Рамкопф: красное дерево, синий бархат - бездна вкуса! (Кивнув Феофилу.) Как дела, корнет?.. Вижу, что хорошо!
      Баронесса (мрачно). Судя по обилию комплиментов, вы вернулись с плохой новостью.
      Буpгомистр. Ну почему?.. Все не так плохо, господа, все не так плохо... Я имел долгую беседу с судьей Ганновера, а тот имел долгую беседу с епископом, а тот тоже имел предварительную беседу с каким-то очень важным лицом...
      Феофил (мрачно). Вероятно, с богом?
      Баронесса (сердито). Фео!..
      Бургомистр. Да, мой друг, может быть, может быть...
      Рамкопф. Ну и что они все решили?
      Бургомистр. Судья считает, что, к сожалению, пока нет достаточных оснований для конфискации поместья барона и передачи его под опеку наследника.
      Рамкопф. Нет оснований? Человек разрушил семью, выгнал жену с ребенком!
      Бургомистр. Насколько я знаю, они сами ушли.
      Баронесса. Да! Но кто может жить с таким человеком?
      Бургомистр. Видите, фрау Марта - может...
      Рамкопф. Но ведь это - любовница! Господа, давайте уточним! Имеешь любовницу - на здоровье! Все имеют любовниц. Но нельзя же допускать, чтобы на них женились. Это аморально!
      Бургомистр. Вот тут-то мы и подошли к самому печальному сообщению: его величество герцог удовлетворил прошение барона о разводе.
      Баронесса (упавшим голосом). Не может быть!
      Бургомистр. К сожалению! Последнюю неделю его величество находился в некоторой конфронтации с ее величеством... Говорят, она его застукала с какой-то фрейлиной, и это было нечто ужасное... (Делает многозначительный жест.) Будучи в некотором возбуждении, герцог подписал несколько прошений о разводах со словами: "На волю! Всех - на волю!.." Теперь, если духовная консистория утвердит это решение, барон может жениться во второй раз...
      Феофил. Так! Доигрались! (Рамкопфу.) Вы по-прежнему отказываетесь от дуэли?
      Рамкопф. Да подождите, Феофил!
      Феофил. Ждать больше нельзя! Если вы отказываетесь, я сам его вызову. Вы будете моим секундантом.
      Рамкопф. Ни в коем случае!
      Феофил. Почему?
      Рамкопф. Во-первых, он убьет и секунданта, во-вторых...
      Баронесса (властно). Прекратите! (Бургомистру.) Он не имеет права жениться. Сумасшедшим нельзя жениться! Это противозаконно. И вы как бургомистр обязаны это запретить!
      Бургомистр, Баронесса, понимаю ваш гнев, но что я могу сделать? Объявить человека сумасшедшим довольно трудно. Надо иметь веские доводы.
      Рамкопф. Хорошо! Сейчас я вам прочту один документ, и вы честно скажете, составлен ли он человеком в здравом рассудке или нет? (Достает из кармана бумагу.) Это я стащил в доме барона...
      Феофил. Ужасно! До чего мы докатились: дворянин стащил бумажку!
      Рамкопф (нервно). Да помолчите вы, наконец! Какое нетерпение... Вылитый отец!.. Итак!.. (Читает.) "Распорядок Дня барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена на тридцатое мая тысяча семьсот семьдесят шестого года..."
      Бургомистр. Любопытно!
      Рамкопф. Весьма!.. (Читает.) "Подъем - шесть часов утра!" (Многозначительный взгляд в сторону Бургомистра.)
      Бургомистр. Ненаказуемо!
      Рамкопф. Ну, знаете ли...
      Бургомистр. Нет, я согласен, вставать в такую рань для людей нашего круга противоестественно, но...
      Баронесса. Читайте дальше, Генрих!
      Рамкопф (читает). "Семь часов утра - разгон облаков, установление хорошей погоды..." Что вы на это скажете?
      Бургомистр. Дайте-ка... (Берет бумагу.) Действительно - "разгон облаков"... (Взглянув в окно.) И как назло, сегодня чистое небо...
      Феофил. Вы хотите сказать, что это его заслуга?
      Бургомистр. Я ничего не хочу сказать, Феофил! Я просто отмечаю, что сегодня - великолепный день. У меня нет никаких оснований утверждать, что он разогнал облака, но и говорить, что он НЕ разогнал облака, значит противоречить тому, что видишь.
      Баронесса. Вы смеетесь над нами?
      Бургомистр. Что вы, баронесса?! Я всецело на вашей стороне. Просто мне кажется, что такая экспроприация барона вряд ли удастся... Человек с его послужным списком, его заслугами перед отечеством... Не думаю, чтоб герцог на это согласился!.. Поэтому, может быть, лучше не устраивать скандалов и согласиться на развод?!
      Баронесса. Никогда!
      Бургомистр. Имущество и приданое останется за вами... Вы будете свободны. Вы сможете жить с любимым человеком.
      Баронесса. Я и без развода могу жить с любимым человеком. А барону место в лечебнице или в тюрьме! Читайте дальше, Генрих!
      Рамкопф (читает). "С восьми до десяти - ПОДВИГ"!..
      Бургомистр. Как это понимать?
      Баронесса. Это значит, что с восьми до десяти утра у него запланирован подвиг... Что вы скажете о человеке, который ежедневно отправляется на подвиг, точно на службу?!
      Бургомистр. Я сам служу, сударыня. Каждый день к девяти мне надо идти в магистрат... Не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть...
      Баронесса. Хватит! Вы издеваетесь!
      Бургомистр. Отнюдь. Я просто хочу объективно разобраться.
      Феофил. К черту вашу объективность!
      Рамкопф. Подождите, господа! Успокойтесь... Сейчас мы дошли до интересного пункта... Посмотрим, что вы на это скажете, господин бургомистр... (Читает.) "В шестнадцать ноль-ноль - ВОЙНА С АНГЛИЕЙ"!..
      Бургомистр (печально). Господи, чем ему Англия-то не угодила?..
      Баронесса. Один человек объявляет войну целому государству!.. И этонормально?!
      Бургомистр. Нет. Это уже - нечто!.. Это, пожалуй, можно рассматривать как нарушение общественного порядка.
      Феофил. Наконец-то!
      Буpгомистр. Я же говорю, что стараюсь сохранить объективность. Что наказуемо, то наказуемо... (Подходит к окну, кричит.) Господин фельдфебель!
      Входит Фельдфебель.
      Господин фельдфебель, срочно разыщите барона Мюнхгаузена и приведите его сюда! Если он окажет сопротивление, примените силу!
      Фельдфебель. Слушаюсь! (Выходит.)
      Бургомистр (возбужденно). Я назначен бургомистром, чтобы в городе был порядок, и в городе будет порядок! Война - это не шутки! Война есть война! Обещаю вам: если это так, барон будет строго наказан!
      Баронесса. Слава богу, и у вас не выдержали нервы!
      Бургомистр (Рамкопфу). Генрих, как адвокат, скажите, что ему грозит?
      Рамкопф. Честно говоря, даже и не знаю... В кодексе не предусмотрен такой случай.
      Баронесса. Двадцать лет тюрьмы! Я требую - двадцать лет! Столько, сколько я была за ним замужем.
      Феофил. Для меня и это не спасение... Тюрьма, больница... Все равно скандал, сплетни - и мне всю жизнь оставаться корнетом!.. Господин бургомистр, давно хочу спросить: я могу изменить фамилию?
      Бургомистр. Разумеется. Женитесь и возьмите фамилию жены.
      Феофил. Легко сказать - женитесь! А кто пойдет за Мюнхгаузена?!
      Бургомистр. Возьмите фамилию вашей матушки. Феофил фон Дуттен красиво!
      Баронесса. Перестань, Фео!.. Все равно будут говорить: "Это тот фон Дуттен, который бывший Мюнхгаузен". Лишний повод для шуток.
      Феофил (в отчаянии). Значит, нет выхода? Нет! Дуэль, только дуэль!..
      Входит Фельдфебель. Его парик сдвинут, под глазом здоровенный синяк.
      Фельдфебель. Он идет, господин бургомистр!
      Бургомистр. Что с вами?
      Фельдфебель. Вы велели применить силу...
      Буpгомистр. Вам, а не ему!.. Где его нашли?
      Фельдфебель. Он сидел в трактире.
      Рамкопф (с усмешкой). Странное место для проведения войны.
      Входит Мюнхгаузен. На нем военный мундир, шпага.
      Мюнхгаузен (весело). Добрый день, госиода!.. (Жене.) Здравствуй, Якобина!
      Та отворачивается.
      Господин Рамкопф!
      Тот отворачивается.
      Здравствуй, сын!
      Феофил в бешенстве отбегает в угол.
      Вы позвали меня помолчать?!
      Бургомистр. Это я вас позвал, дорогой Карл... Мне тут сообщили довольно странное известие... Даже не знаю, как и сказать. Ну... будто бы вы... объявили войну... Англии...
      Мюнхгаузен (достав часы). Пока еще нет. Война начнется в четыре часа, если Англия не выполнит условий ультиматума.
      Бургомистр. Ультиматума?
      Мюнхгаузен. Да! Неделю тому назад я им выслал ультиматум!
      Бургомистр (нервно). Кому "им"? Выражайтесь понятней!
      Мюнхгаузен. Королю Георгу и парламенту. Я потребовал от них прекратить бессмысленную войну с североамериканскими колонистами и признать их независимость. Срок ультиматума истекает сегодня в шестнадцать ноль-ноль. Если мои условия не будут приняты, я начну войну!
      Рамкопф. Интересно, как это будет выглядеть? Вы станете палить по ним отсюда из ружья или пойдете врукопашную?
      Мюнхгаузен. Методы ведения кампании - военная тайна! Я не могу ее разглашать, тем более в присутствии штатских!
      Бургомистр (решительно). Так!.. Господин барон, я думаю, нет смысла продолжать этот бесплодный разговор. Послав ультиматум, вы тем самым перешли всяческие границы! (Кричит.) Война - это не покер! Ее нельзя объявлять когда вздумается! Вы арестованы, господин барон!.. Фельдфебель, примите у господина барона шпагу!
      Фельдфебель (нерешительно). Если он отдаст...
      Мюнхгаузен. Господин бургомистр, не делайте глупостей. Я знаю, вы достойный человек, в душе вы тоже против Англии...
      Бургомистр. Это никого не касается!
      Мюнхгаузен. Моя война тоже касается только Англии и меня.
      Бургомистр. Барон! Как старший по званию приказываю сдать шпагу!
      Феофил (решительно подошел к отцу). Господин барон, я вызываю вас на дуэль!
      Бургомистр (нервно). Подождите, Феофил! (Мюнхгаузену.) Сдайте шпагу!
      Феофил (выхватил шпагу). Защищайтесь!
      Мюнхгаузен (сердито). Да разберитесь вы между собой, в конце концов!
      Вбегает Томас.
      Томас. Господин барон, вы просили вечернюю газету!
      Мюнхгаузен. Ну-ка? (Берет газету, просматривает, молча протягивает Бургомистру.)
      Тот смотрит в газету.
      Феофил. Что там еще?
      Бургомистр (упавшим голосом). Англия признала независимость Америки.
      Мюнхгаузен (взглянув на часы). Без десяти четыре!.. Успели!.. Их счастье! (Всем.) Честь имею! (Уходит в сопровождении Томаса.)
      Рамкопф. Немыслимо!
      Баронесса (Бургомистру). Вы его отпустили?
      Бургомистр. Что ж я мог?..
      Рамкопф. Но ведь это чудовищное совпадение!
      Баронесса. Вы не бургомистр, вы - тряпка!
      Бургомистр. Сударыня, ну что вы от меня хотите? Англия сдалась...
      Затемнение
      КАРТИНА ТРЕТЬЯ
      Просторное помещение городского суда. В центре кресло, которое занимает ганноверский Судья - пожилой мужчина в мантии и пышном парике. Рядом с ним сидят Бургомистр и Пастор. Чуть впереди - Баронесса, Рамкопф и Феофил. По другую сторону - Мюнхгаузен. В глубине сцены за клавесином сидит Музыкант.
      Судья. Объявляю судебное заседание по делу о разводе барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена и баронессы Якобины фон Мюнхгаузен открытым!
      Музыкант заиграл гимн герцогства Ганноверского. Все стоя выслушали его.
      Господин бургомистр, прошу вас!
      Бургомистр (обращаясь к зрителям). Господа! С большим волнением я приступаю к своей речи. Процесс, на котором мы с вами присутствуем, поистине можно назвать необычным и даже уникальным, ибо в каждом городе Германии люди женятся, но не в каждом разрешены разводы. Именно поэтому первое слово благодарности наш магистрат приносит его величеству герцогу Георгу, чья всемилостивейшая подпись позволила нам стать свидетелями этого праздника свободы и демократии!
      Аплодисменты.
      Господа! Нам выпало счастье жить в просвещенном восемнадцатом веке, навсегда сбросившем с себя рубище средневековья, прикрывавшее духовное невежество и мракобесие инквизиции. Сколько трагедий описывает нам история, сколько криков отчаянья доносится к нам из глубины веков - это крики супругов, лишенных возможности расстаться! Вспомним историю английского короля Генриха Восьмого, вынужденного послать на плаху свою супругу Анну Болейн и топором палача разрубить узы неудачного брака. Вспомним Иоанну Первую, Неаполитанскую, которая из-за любви к другому повесила собственного супруга на шелковом шнуре, который сама же сплела...
      Нет, господа, мы не католики, чье застарелое ханжество не позволяет супругам расстаться, когда умерли их чувства. Но мы, слава богу, и не магометане, чье духовное невежество разрешает иметь несколько жен там, где достаточно одной. Мы - лютеране, и учение, завещанное нам Лютером, гласит: "Неверное - да будет уничтожено, истинное - да будет узаконено!" (Садится.)
      Судья (Пастору). Ваше преподобие, вы желаете сказать?
      Пастор (вставая). Я с большим интересом выслушал речь господина бургомистра и благодарю его за слова, сказанные в адрес духовной консистории. Однако действия церкви нельзя было признать гуманными, если б она, благословляя разрыв супружества, не попыталась бы вначале его восстановить. Поэтому сейчас, обращаясь с этой высокой кафедры, я хочу сказать: дети мои! Внемлите своему духовному пастырю. Откройте нам причины, побудившие вас разрывать союз, благословенный богом. Да не смутят вас эти стены и мантии, здесь не суд, а исповедь, и покаяние есть благо! (Садится.)
      Рамкопф (вставая). Ваше превосходительство, разрешите?
      Судья кивает в знак согласия.
      Господа! Я являюсь адвокатом баронессы и хотел бы изложить вкратце суть дела, опуская, естественно, те пикантные подробности, которые могли бы поставить мою подзащитную в неловкое положение. Итак, двадцать лет назад здесь, в Ганновере, случайно встретились молодой барон Карл фон Мюнхгаузен и баронесса Якобина фон Дуттен. Ему - двадцать пять, ей и того меньше, он унтер-офицер, она хороша собой, они словно созданы друг для друга... Их повенчали в Ганноверском соборе и вскоре, в результате тех пикантных подробностей, о которых я обещал не говорить, у них родился мальчик Феофил, ныне сын истца и ответчицы, наш юный корнет.
      Феофил (недовольно). При чем тут "корнет"?
      Судья. Господа, прошу не перебивать!
      Рамкопф. Я продолжаю... Любили ли супруги друг друга? Безусловно! Но нет, их жизнь не протекала тихо и безмятежно. Странный характер господина Мюнхгаузена, его склонность к преувеличениям и нелепым фантазиям часто омрачали супружеское счастье. Обращаю внимание суда на тот факт, что фантазии барона вспыхивали именно тогда, когда у него появлялся интерес на стороне. Стоило возникнуть мимолетному увлечению, Мюнхгаузен тут же начинал охотиться на тигров, летать на ядрах и тому подобном... Господа! Всякий муж, возвращаясь домой после недельного отсутствия, пытается обмануть жену, но не всякий додумается до того, чтобы утверждать, что он был на Луне! И все-таки моя кроткая беззащитная подзащитная пыталась закрывать на это глаза. Она гасила пожар негодования во имя тепла семейного очага. Однако в последний год, когда господин Мюнхгаузен повстречался с некой девицей по имени Марта, дочкой аптекаря, его чудачества достигли апогея. Он стал уноситься к звездам, беседовать с Сократом и переписываться с Шекспиром. Этого уже ни один нормальный человек выдержать не может! И баронесса покинула замок. Вот и вся история! Вам, уважаемые судьи, решать, кто виновен в осквернении священных уз Гименея! Что касается вас, господин Мюнхгаузен, то баронесса поручила сказать мне следующие слова: "Карл! Я и сейчас готова все простить! Образумься, покайся, смирись, и я вновь прижму тебя к своей груди!" (Садится, довольный произнесенным.)
      Судья. Благодарю вас, господин Рамкопф! Господин барон, прошу вас.
      Мюнхгаузен (вскочив). Господа! Я глубоко потрясен речью господина Рамкопфа, особенно его последним предложением. Однако я вынужден от него отказаться, ибо почти все сказанное защитником, к сожалению, не соответствует истине. Наше замужество, как это ни странно, началось задолго до нашего рождения: род Мюнхгаузена давно мечтал породниться с родом фон Дуттен, поэтому, когда у них родилась девочка, то я, в свою очередь, родился уже не только мальчиком, но и мужем. Нас познакомили еще в колыбели, и моя супруга мне сразу не понравилась, о чем я и заявил, как только научился разговаривать. К сожалению, к моим словам не прислушались, и, едва мы достигли совершеннолетия, нас отвезли в церковь. В церкви на вопрос священника, готов ли я взять в жены Якобину фон Дуттен, я честно ответил: "Нет!" И нас тут же обвенчали. После венчания мы уехали в свадебное путешествие: я - в Турцию, она - в Швейцарию, и три года жили там в любви и согласии. Затем, уже находясь в Германии, я был приглашен ландграфом Бранденбургским на бал-маскарад, где танцевал с одной очаровательной особой в маске испанки. Там же я увлек ее в беседку, обольстил, после чего она сняла маску, и я увидел, что это моя собственная жена. Таким образом, если я изменил, то прежде всего себе. Обнаружив ошибку, я тут же хотел подать на развод, но выяснилось, что у нас должен кто-то родиться. Как порядочный человек, я не мог бросить жену, пока ребенок не достиг совершеннолетия. Я вернулся служить в полк, совершил несколько кругосветных путешествий, участвовал в трех войнах, где был ранен в голову. Вероятно, в связи с этим возникла нелепая мысль, что я смогу прожить остаток дней в кругу семьи. Я вернулся домой, провел три дня, общаясь с супругой и сыном, после чего немедленно направился к аптекарю купить яду. И тут - свершилось чудо! Я увидел Марту... Самую чудную, самую честную, самую прекрасную... Господи, зачем я это говорю - вы все ее знаете! Жизнь приобрела смысл! Я влюбился в первый и, наверное, последний раз в жизни, и я счастлив! Надеюсь, что Якобина все поймет и, в конце концов, порадуется вместе со мной... И да здравствует развод, господа! Он разрушает ложь, которую я так ненавижу!! (Садится.)
      Судья. Баронесса, вы хотите что-то добавить по существу дела?
      Баронесса (поднимаясь). ...Трудно говорить, когда на тебя смотрят столько сочувствующих глаз. Развод отвратителен вовсе не потому, что разлучает супругов, а потому, что мужчину почему-то начинают считать "свободным", а женщину - "брошенной". Нет! Не унижайте меня жалостью, господа! Пожалейте лучше себя! Мой муж - опасный человек, господа!.. Я вышла за него замуж не по любви, а из чувства долга перед страной... Двадцать лет я смиряла его, я держала его в границах семейной жизни и тем самым спасала от него жизнь всего общества! Теперь вы разрубаете наши узы... Что ж! Вините в последствиях только самих себя... Не страшно, что я одинока, страшно, что он - на свободе!!!
      Аплодисменты.