Герострат. Нет, Тиссаферн, ничего подобного! Я лишь собирался обессмертить свое имя. Глупое тщеславие, не больше...
      Тиссаферн (задумавшись). Жаль...
      Герострат. Увы...
      Тиссаферн. Печально...
      Герострат. К сожалению...
      Тиссаферн (со вздохом). Нет так нет! Значит, это действительно только сплетня?
      Герострат. Конечно, повелитель. И я даже знаю, из-за чего она появилась... Дело в том, что Клементина влюблена в меня...
      Возникла пауза. Человек театра от изумления раскрыл рот и пробормотал что-то вроде: "Ну, знаете ли, это уже черт-те что!"
      Тиссаферн (Герострату). Как ты сказал? Повтори!
      Герострат. Я сказал, что Клементина влюбилась в меня.
      Тиссаферн. Ложь.
      Герострат. Смею ли я лгать повелителю? Это так, Тиссаферн.
      Тиссаферн. Какие у тебя доказательства?
      Герострат. Какие доказательства могут быть у любви, кроме того, что она была?
      Тиссаферн. Ты хочешь сказать, что Клементина приходила к тебе сюда?
      Герострат. Ну, не я же ходил к ней во дворец...
      Тиссаферн (в бешенстве). Замолчи!.. Отвечай прямо на вопрос.
      Герострат. Я отвечаю, повелитель... Пришла Клементина, сказала о своих чувствах, бросилась мне на шею...
      Тиссаферн. Замолчи!!
      Герострат. Я не могу отвечать на вопросы молча, Тиссаферн... Если тебе неприятно это слушать, зачем ты спрашиваешь меня?.. Странно! Я был уверен, что ты все знаешь.
      Тиссаферн. Откуда я мог это знать, идиот?!
      Герострат. Но тогда зачем ты убил тюремщика?
      Снова возникает пауза, и снова Человек театра изумленно бормочет что-то...
      Тиссаферн (тихо). Откуда тебе известно?
      Герострат. Я догадался. Когда мне сказали, что тюремщик убит, я прикинул, кому он мог мешать?
      Тиссаферн. У тебя неплохо скроены мозги, Герострат. Да, это я приказал убить его... Я не хотел иметь свидетелей семейного позора. Но я не думал, что дело зашло так далеко...
      Герострат. Ты правильно сделал, что убрал его.
      Тиссаферн. Остался ты.
      Герострат. Я не свидетель, я соучастник.
      Тиссаферн. Все равно тебе придется исчезнуть. Ты умрешь сегодня же!
      Герострат. Погоди, Тиссаферн! Не спеши. Меня убить легче, чем тюремщика, но после смерти он молчит, а я заговорю... Любовное свидание с твоей женой уже описано в новом папирусе, и свиток спрятан в надежном месте, у друзей. Если я погибну, эфесцы завтра же прочтут о том, как. Клементина ласкала Герострата...
      Тиссаферн. Кто поверит твоим запискам? Мало ли что мог выдумать сумасшедший?
      Герострат. Там есть такие пикантные подробности, которые не оставляют сомнений в правдивости автора... Родинка на левой груди, маленький шрам на правом бедре... Это нельзя придумать, это можно только увидеть...
      Тиссаферн (подавлен). Да, ты не лжешь...
      Герострат. Я порядочный человек, Тиссаферн. Не в моем характере хвастаться победами над женщинами. Что было, то было.
      Тиссаферн. Ну что ж, значит, и ей придется умереть!
      Герострат. Не слишком ли много смертей, повелитель? И чего ты добьешься? Сочувствия? Никогда! Обманутым мужьям не сочувствуют, над ними смеются. Рогоносец - повелитель Эфеса! Это не понравится ни эфесцам, ни самому персидскому царю. Подумай о своем авторитете, Тиссаферн!
      Тиссаферн задумывается, подходит к ложу, садится, начинает молча есть похлебку.
      Тиссаферн (продолжая думать о чем-то). Какой бурдой тебя здесь кормят!
      Герострат. Это проделки Клеона. Раньше кормили лучше.
      Тиссаферн. Когда я волнуюсь, я должен что-то съесть.
      Герострат (гостеприимно). О чем разговор? Не стесняйся, ешь на здоровье.
      Тиссаферн (отодвигает миску). Ну, что же ты мне советуешь делать?
      Герострат. Ты нуждаешься в моем совете, повелитель?
      Тиссаферн. Конечно. Раз ты так хорошо придумал всю эту аферу, значит, уже придумал и ее развязку. Слушаю тебя, Герострат.
      Герострат. Я слишком маленький человек.
      Тиссаферн (недовольно). Хватит ломаться! Будь ты Тиссаферном, что бы ты сделал?
      Герострат. О, будь я Тиссаферном, я поступил бы хитро: я не стал бы казнить Герострата, но я бы его и не помиловал, я бы дал ему свободу, но такую, чтобы он зависел от меня!
      Тиссаферн. Туманно. Слишком туманно. И потом, не я собирался казнить тебя, а твои сограждане. Сегодня-завтра вернется посланник из Дельф и сообщит волю богов. Уверен, что боги хотят твоей смерти.
      Герострат (встал, прошелся по камере). Послушай, Тиссаферн, хочешь, я расскажу тебе о том, как перестал верить в силу богов?.. Не пугайся, ничего кощунственного в моем рассказе не будет. Так вот, случилось это два года назад. Дела мои тогда шли плохо, я был разорен, но не терял надежды. Я мечтал о том, что добуду много денег - и сразу! Так мечтают только азартные игроки, а я всегда был им... Решил сорвать крупный куш на петушиных боях. Занял у ростовщика пятьсот драхм и купил родосского бойцового петуха. Это был чудо-петух! Рыжий, с орлиным клювом и шпорами, которым мог позавидовать любой твой всадник. Целый месяц я готовил своего петуха к победным боям, тренировал и кормил чесноком. Наконец, когда увидел, что мой петух стал злым и могучим, как какой-нибудь скиф, я пошел на рынок к богачу Феодору, который держит в Эфесе лучших петухов, и ударился с ним об заклад, что мой рыжий победит любого его питомца. Он согласился и выставил против моего бойца черного петуха. А заклад мы поставили тысячу драхм, я их тоже занял у ростовщика, потому что твердо верил в победу своего рыжего... На этот бой собрался весь рынок. Мой рыжий был вдвое больше, чем его черный противник, и, когда Феодор это увидел, он побледнел и сказал: "Твой петух, Герострат, на вид значительно сильнее моего. Но позволь мне просить богов покровительствовать моему черному малышу?" Я засмеялся и сказал: "Проси! Это ему не поможет!..". Начался бой! Рыжий наскочил на черного так, что полетели перья... Они дрались минут пять, и черный стал сдавать, и я видел, что моему рыжему осталось немного - и он раздерет своего противника на части. Но тут Феодор оттащил своего петуха и сказал: "Позволь, Герострат, мне еще раз просить богов о покровительстве моему черненькому?" - "Валяй!" - сказал я. Мы вытерли нашим бойцам раны. Феодор пошептал что-то над своим черным и снова бросил его в бой. И что ты думаешь, Тиссаферн? Этот черный начал драться так, будто в него влили свежие силы, словно мой рыжий и не молотил его до этого своим клювом. Но рыжий мой не собирался сдаваться. Я же говорю, что это был чудо-петух, Геракл среди петухов! Он опять налетел на черного и, хотя сам потерял в бою глаз, все равно так наподдал черному, что тот закудахтал словно курица и стал валиться набок. И снова Феодор прервал бой и стал просить разрешения обратиться к богам за помощью. Я видел, что черному осталось до смертного часа немного, и потому великодушно согласился. Феодор снова помолился над своим петухом, и бой возобновился! О чудо! Черный петух опять словно воскрес! Откуда у него появилась сила? Он набросился на моего уставшего рыжего, повалил его, разорвал шпорами его грудь и клюнул в самое сердце... Мой рыжий испустил дух! Я швырнул Феодору тысячу драхм, выбежал на улицу, поднял руки к небу и закричал: "Простите, боги, что я не верил в вашу силу! Вы совершили чудо, я наказан!" Но тут подошел ко мне старый раб и, смеясь, сказал: "Глупец! При чем здесь боги? Ты слеп. Каждый раз, когда бой прерывался для молитвы, слуги Феодора незаметно подменяли одного черного петуха другим, свеженьким..." Я заплакал от обиды, а потом засмеялся. Потому что я открыл для себя великую истину: сильнее богов - наглость человеческая! Эта истина стоила мне тысячу драхм, Тиссаферн, а тебе я отдаю ее даром...
      Тиссаферн (задумчиво). Занятно. Но я не понял, что ты советуешь мне?
      Герострат. Подмени петуха, Тиссаферн! Посланец из Дельф может сообщить волю богов, которая выгодна повелителю. А повелителю выгодно, чтобы я жил и служил ему.
      Тиссаферн. Ты уверен?
      Герострат. Конечно! В Эфесе беспорядки, греки не жалуют персов, они только делают вид, что покорны сатрапу, а сами ждут минуты, чтобы выбросить тебя из дворца. Поставь меня над ними надсмотрщиком! Сейчас у меня найдется добрая тысяча верных слуг, которые за умеренную плату пойдут за мной в огонь и в воду. Мы разгоним Народное собрание, распустим суды гелиастов. Порядок в Эфесе установишь ты, а следить за ним буду я! Герострата станут почитать и бояться, ведь сами боги ему простили дерзость. А может быть, Герострат сам из богов? А? Говорят, гадалка на базаре кричала, что я - сын Зевса?
      Тиссаферн (с усмешкой). Сколько ты заплатил ей?
      Герострат. Я подменил петуха, Тиссаферн! И буду это делать до тех пор, пока рыжий не упадет замертво!
      Тиссаферн. А что скажут жрецы?
      Герострат. Жрецы будут молчать! Они и так опозорились. Где карающая молния Зевса? Где священная стрела Артемиды? Я жив, здоров!.. Одно из двух: либо богов нет вообще, либо я - божество!
      Тиссаферн. Неглупо, совсем неглупо... А как решатся наши личные дела?
      Герострат. Какие дела, Тиссаферн? Твоя жена верна тебе, а сплетникам я сам вырву языки на городской площади!.. Подумай, повелитель, над моим предложением. Ты чужой среди греков, и ты стар...
      Тиссаферн. Но-но, не забывайся!
      Герострат. Прости меня, Тиссаферн. Но годы есть годы. Ты уже не тот, что был тридцать лет назад. Сейчас тебе нужна твердая рука в городе, и лучше меня человека для этого не найти.
      Тиссаферн. Надо подумать. (Медленно ест похлебку, потом откладывает ложку, низко опускает голову.)
      Герострат. Что случилось, повелитель? У тебя на глазах слезы?
      Тиссаферн. Похлебка... Они переложили луку и перца.
      Герострат (усмехнувшись). Не замечал.
      Тиссаферн. Помолчи, Герострат! Тебе не понять, как печальна старость... Ты знаешь, я ведь не хотел быть повелителем, в душе я всего-навсего рыболов. Я люблю рыбу, и рыба любит меня. Мне бы сидеть с удочкой на берегу моря, а вместо этого приходится жить во дворце и править людьми, которые тебя ненавидят. Я очень люблю свою жену, Герострат, но я стар и не имею прав просить ее о взаимности. Я ждал измены, но думал, что это будет только моя боль, а она превратилась в государственную проблему... Мне не надо быть правителем. Последние дни хочется жить для себя, а не для истории. Но кто спрашивает нас о наших желаниях? (Решительно.) Выпустить тебя не могу, Герострат. Это возмутит народ. Вот бы случилось так, что ты сам бежал из тюрьмы...
      Герострат. Раньше это было возможно, но теперь, когда меня сторожит Клеон...
      Тиссаферн. Вот я про это и говорю... С ним не сторгуешься.
      Герострат. Что же делать?
      Тиссаферн. Я думаю, думаю... (Ест похлебку.) Чем ты режешь хлеб, Герострат?
      Герострат. Я не режу его, повелитель, я ломаю его руками.
      Тиссаферн. Ай-ай, руки ведь грязны... (Достает кинжал.) Вот возьми! Он острый и удобный...
      Герострат (пряча кинжал). Благодарю, повелитель! Ты мудр и великодушен...
      Человек театра (возмущенно). Что ты делаешь, Тиссаферн?
      Тиссаферн (недовольно). Я не спрашивал твоего мнения, человек! Оставь нас в покое и не мешай!
      Человек театра молча садится в углу сцены.
      Ну, мне пора! (Кричит.) Клеон!
      Входит Клеон.
      Я побеседовал с этим мошенником, беседа меня развлекла. Теперь не спускай с него глаз и в назначенный день доставь его в суд целым и невредимым.
      Клеон. Повинуюсь, повелитель... Когда ты ожидаешь посланника из Дельф?
      Тиссаферн. Он на обратном пути, и если ничего не случится...
      Клеон (подозрительно). Что может с ним случиться?
      Тиссаферн. Мало ли... Море бурное... Корабли часто тонут...
      Клеон. Что ты хочешь этим сказать, повелитель?
      Тиссаферн. Все во власти богов, Клеон, все в их власти. (Уходит.)
      Клеон (Герострату). О чем вы сговорились с Тиссаферном? Отвечай!
      Герострат. Сговорились? Он - повелитель, я - комар. Какой между нами может быть сговор?
      Клеон. О чем вы беседовали?
      Герострат. О погоде...
      Клеон. Не время шутить, Герострат! Я чувствую, что в Эфесе готовится заговор! Отвечай, иначе...
      Герострат. Не пугай меня! Я уже ничего не боюсь. И потом, кто ты такой, чтобы мне отвечать на твой вопрос? Тюремщик должен знать свое место и не спрашивать о том, что ему знать не положено.
      Клеон. Послушай, Герострат, я обращаюсь к тебе в надежде, что твоя душа хранит остаток совести! Ты - грек, ты - эфесец! Молю тебя, не приноси в наш город новые разрушения и смерти! О чем ты шептался с Тиссаферном? От имени всех эфесцев молю тебя: не помогай его темным замыслам... Ну, хочешь, я стану на колени? Остановись, Герострат! Самый страшный преступник может рассчитывать на снисхождение, если...
      Герострат (зло). Замолчи, бывший архонт! Ты уже понял, что властью со мной ничего не сделать, теперь надеешься разжалобить меня? Не выйдет! Ступай вон!
      Клеон (Человеку театра). О чем они сговорились?
      В это время Герострат вынимает кинжал и подходит сзади к Клеону.
      Человек театра (вскочив с места). Клеон, обернись!
      Клеон оборачивается. Герострат замирает с кинжалом в руках.
      Герострат (в бешенстве, Человеку театра). Ты обещал не вмешиваться!!!
      Человек театра. Извини, но это уже выше моих сил.
      Герострат (Клеону). Сейчас я выйду из тюрьмы и, если ты не станешь мне мешать, подарю тебе жизнь.
      Клеон. Я не выпущу тебя, Герострат!
      Герострат. Тогда конец! (Надвигается на Клеона, тот отступает к краю сцены.)
      Человек театра (протягивает Клеону нож). Твой нож, архонт.
      Герострат (в исступлении). Ты не можешь вмешиваться!
      Человек театра (Клеону). Возьми нож, архонт! У тебя нет выбора. Живи я две тысячи лет назад, сделал бы это сам...
      Клеон берет нож из рук Человека театра.
      Герострат (в испуге). Ты не убьешь меня, Клеон! Человек, убивший преступника до суда, сам будет казнен!
      Клеон. Я знаю это, Герострат. (Надвигается на него.)
      Гаснет свет в камере.
      Слышны звуки борьбы, потом они стихают, и в тишине возникает глухой
      стук падающих камней, а потом начинает звучать песня. Ее поют мужские
      голоса, поют сначала тихо, а потом все громче и торжественней.
      Свет разгорается вновь. Клеон с поникшей головой стоит над трупом
      Герострата.
      (Человеку театра.) Впервые в жизни я убил человека...
      Человек театра. Ты привел приговор в исполнение.
      Клеон (в отчаянии). Я убил!..
      Человек театра. Началась борьба!!!
      Стук падающих камней и песня усиливаются.
      Что это?
      Клеон. Они восстанавливают храм Артемиды...
      Человек театра. Кто?
      Клеон. Они... Эфесцы...
      Человек театра. Их имена? Назови хоть одно имя... Это так важно для нас... Ну?
      Клеон (беспомощно). Не помню...
      Человек театра. Вспомни, Клеон! Несправедливо, что они всегда остаются безымянными. Вспомни!..
      Из глубины сцены доносятся удары падающих камней и песня.
      Конец
      Тиль
      Шутовская комедия в двух частях по мотивам народных фламандских легенд
      Стихи Ю. Михайлова
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      Клаас - угольщик.
      Сооткин - его жена.
      Тиль Уленшпигель - их сын.
      Неле - его невеста.
      Блондинку Беткен и Брюнетку Анну исполняет одна актриса.
      Каталина - мать Неле.
      Рыбник Иост.
      Ламме Гудзак.
      Калликен - его жена.
      Профос.
      Палач.
      Монах Корнелиус.
      Король Филипп.
      Мария - королева.
      Инквизитор.
      Принц Оранский.
      Бригадир гезов.
      Ризенкрафт.
      Генерал Люмес.
      Старуха Стивен.
      Хозяин пивной.
      Напарник рыбника.
      Гезы, солдаты, девицы, горожане и горожанки, духи.
      Фландрия, XVI век.
      ПРОЛОГ
      Дом угольщика Клааса. Клаас и Рыбник пьют пиво и играют в кости.
      Посредине сцены - беременная Сооткин. Рядом на лавке Каталина рубит капусту.
      Рыбник (бросает кости). Три - три...
      Клаас. Нос подотри! (Бросает кости.) Пять и шесть!
      Каталина (задумчиво). Я животных люблю... Коров, собак, птичек... Всем своим слабым сердцем люблю. Я скорей себе наврежу, чем им, беззащитным...
      Рыбник (бросает кости). Три - три!..
      Клаас. Нос подотри!
      Рыбник. Ты уже говорил...
      Клаас. А ты еще подотри...
      Сооткин (вздохнула). О-ох!
      Рыбник (обернувшись). Началось?
      Каталина. Нет. Он еще спит, наш мальчик. Ему еще рано выходить на дорогу жизни.
      Клаас. Когда ж соберется с силами этот шалопай? Сколько можно тянуть? Клянусь, если он сегодня не появится на свет, мне придется за ним слазить.
      Рыбник. Не торопись. Сегодня, завтра - какая разница?
      Клаас. Нет, нет - сегодня! Этот майский день тысяча пятьсот двадцать шестого года меня вполне устраивает... Мне нужен сын, а Фландрии нужен герой. У греков есть Геракл, У англичан - Робин Гуд, у испанцев - Дон Кихот, и только мы, фламандцы, за тысячи бессонных ночей не смогли сделать ни одного героя. Стыдно!
      Рыбник. М-да, неловко как-то... А почему ты решил, что от тебя - и герой?!
      Клаас. Время подошло... И Каталине было видение.
      Каталина. Сперва призраки косили людей... На их трупах палач плясал. Камень девять месяцев кровоточил, потом распался... Потом увидела: два младенца народились, один в Испании, принц Филипп, другой во Фландрии, сын Клааса, прозвище ему - Уленшпигель. Филипп станет палачом, а из Уленшпигеля выйдет великий балагур и проказник, и странствовать ему по белу свету, славя все доброе и прекрасное и над глупостью хохоча до упаду... И весь свет он пройдет, и никогда не умрет, потому что он - дух Фландрии.
      Клаас. Во как! Слыхал? А я назову его Тилем, Тильбертом, что в переводе означает "живой" или "подвижный". И сегодня же начнутся его славные приключения, если, конечно, мамаша Сооткин поднатужится!
      Входит Палач с указом.
      Палач. Указ императора. Будете слушать?
      Клаас (равнодушно). Можно. (Дает кружку пива Палачу.)
      Палач. Спасибо, а то совсем охрип... Ну, слушайте! "Отныне всем и каждому возбраняется печатать, читать, хранить и распространять писания, книги и учения Мартина Лютера, Ионна Виклиха, Яна Гуса, Марсилия Падуанского, Эколомпадия..."
      Клаас. Неужели и Эколомпадия тоже?
      Палач. Да. И Эколомпадия... "...а также Франциска Ламберта, Юста Ионаса и Иона Пупериса..."
      Клаас. И Иона Пупериса?.. Нет! Как же так - не читать Иона Пупериса? Да я без Пупериса как без рук! Что-то, брат, ты напутал с Пуперисом...
      Палач. Ничего я не напутал! На, читай сам!..
      Клаас. Чего - читай?! Я неграмотный...
      Палач. А неграмотный, на кой же тебе Пуперис?!
      Клаас. Имя хорошее...
      Палач. Не дури! Дальше - самое интересное: "Лица же, впавшие в ересь или же закосневшие в таковой, подлежат сожжению, а какому именно: на медленном или на быстром огне - это по усмотрению судьи. За прочие преступления дворяне подлежат сечению, крестьяне - повешению, а женщины закапыванию в землю живьем... Доносчикам же его святейшее высочество выделяет треть всего принадлежавшего казненным..."
      Рыбник. Стоп, стоп! Это важный пункт... Что там насчет денег?
      Палач. Доносчик получает треть имущества...
      Рыбник. Интересно... (Встает, обходит дом, оглядывается.) А как вот, скажем, стол делить... или лошадь?
      Клаас. Эй, Иост, ты решил сделаться доносчиком?
      Рыбник. Ну, что значит - решил?.. Такие вещи не решают, это приходит как-то само собой... по вдохновению.
      Клаас. Подлый ты человек, рыбник...
      Рыбник. Да не я! Время такое, Клаас. Господи, да родись я в какой-нибудь Ренессанс, я, может быть, музыку бы писал, мадонн разных. Но сейчас-то - инквизиция! Костры, плахи... Где ж тут талантливому человеку развернуться? Время такое...
      Сооткин (вдруг хватается за живот, кричит). О-ох! О-ох!
      Все вскочили с мест.
      Клаас (радостно). Началось! Пришел час! Врешь, рыбник, время подлым не бывает, только - люди. А время у нас веселое. Время рождаться Тилю! (Обнимает живот жены.) Давай, мой мальчик, пробивай лбом дорожку. Заждались мы тебя, захирели ожидаючи... Давай. Свет! Музыка. Фландрия! Встречайте его... Все еще только начинается!..
      Полный свет, музыка, песня.
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      ДОМ
      КАТАЛИНА
      Город Дамме. Площадь Большого Базара перед зданием суда. Монах
      Корнелиус продает индульгенции.
      Монах (заунывно). Купите индульгенции. Христиане, купите отпущение грехов своих! Это - святая торговля. За несколько флоринов вы попадете в рай!
      Неожиданно из здания суда доносится отчаянный женский крик: "Больно! Огонь! Дайте мне яду!.. Ой!.." Монах испуганно крестится. Крик стихает. Из
      здания суда выходят Палач, Профос и Рыбник.
      Профос (Палачу). Все! Ее можно отпустить. Каталина - не колдунья!
      Палач (снимая маску и перчатки). Ясное дело, господин профос. Кабы была колдунья, она б призналась... Огоньком я ее прижег на совесть!
      Рыбник (задумчиво). Ах, как это все-таки жестоко... Пожилую женщину огнем...
      Профос. Я и сам переживаю... Но надо же, в конце концов, установить: ведьма или не ведьма?
      Pыбник. Конечно, конечно... Я не об этом. Я говорю: в городе Брюгге как-то гуманней это делается. Связывают женщину, бросают в реку: если тонет - значит, не ведьма!
      Палач. Так у нас и реки нет.
      Pыбник (печально). Да, да... Как это все не продумано!
      Монах (заунывно). Купите индульгенции! Купите отпущение грехов!..
      Появляется Клаас. Все поспешно бросаются к нему.
      Профос. Ну что?.. Как она себя чувствует?..
      Клаас. Жена повела ее домой... По-моему, Каталина лишилась рассудка.
      Рыбник. Бедная!.. Ах, как это все жестоко...
      Палач (отводит Клааса в сторонку). Клаас, я уж старался как мог... поаккуратней...
      Клаас (задумчиво). Да, да, молодец!
      Палач. Хитрость-то в чем: пакля сырая. Дыму много, а огонек не очень... Оно и не так больно!
      Клаас. Да, да, спасибо! (Дает Палачу деньги.)
      Монах. Купите индульгенции. Купите отпущение грехов!
      Профос (достает кошелек). Дай мне, монах! Пусть господь простит нам нашу суровость! (Покупает индульгенцию.)
      Клаас (строго, Рыбнику). А ты, Иост?
      Рыбник. А что я? Ты считаешь - грех на мне?.. Клаас, я ведь не настаивал на пытке!.. Я просто хотел ясности... Ты ведь сам видел: Каталина делала какие-то отвары из трав, все время что-то бормотала... У нее видения бывали!.. Я ведь с ней искренне, по-соседски: Каталина, говорю, не надо видений!.. А она не слушается!.. (Вздохнул.) Слава богу, что оказалось,- не ведьма!.. Впрочем, грех откупить всегда полезно! (Порылся в карманах.) Клаас, не одолжишь флорин?
      Клаас (протянул кошелек). Бери!.. Больше бери!
      Pыбник (заглянув в кошелек). Откуда столько денег?!
      Клаас. Не волнуйся, деньги честные!.. Наследство от покойного брата.
      Рыбник. Как? Твой братец... того? Поздравляю, Клаас... Вернее, сочувствую... Ну, в общем, ты понимаешь?.. Везет же людям!.. Вот так живешь, живешь - и раз... брата нет! (Покупает индульгенцию.)
      Профос (подойдя к Клаасу). Если увидишь Каталину, передай ей мое искреннее сочувствие... Надо ж, чтоб именно сегодня, в базарный день... такое... Ах! (Покачал головой, ушел.)
      За ним ушли Рыбник и Палач. На сцене остались Клаас и Монах.
      ЛAMME
      Появляется Ламме. Он ведет за руку упирающуюся жену Калликен.
      Калликен. Не надо, Ламме, милый! Пойдем домой...
      Ламме. Нет, пусть нас рассудят!.. Если не веришь мне, послушай умного человека. Вот - Клаас! У него была большая жизнь, он - мудрее.
      Калликен. Стыдно, Ламме!..
      Ламме. Ничего стыдного... Дело житейское... Клаас, рассуди нас с женой!
      Клаас. Здравствуй, Ламме! Здравствуй, Калликен!
      Калликен. Здравствуйте, папаша Клаас... Образумьте его. (Указала на мужа.)
      Ламме. Нет, погоди... Дай сказать мне!.. Клаас, ты знаешь, что я женился на этой женщине, потому что влюбился в нее. И каждый влюбится, если он не слепой. Стоит только взглянуть на эти румяные щеки, на эту лебединую шейку, на эти мраморные плечики, на эту нежную грудь, на этот упругий живот, на эти крутые бедра, на эти круглые колени...
      Калликен (жалобно). Ламме!
      Ламме. Не перебивай! (Клаасу.) И вот, когда я на всем ЭТОМ женился, моя жена отказывает мне в законных супружеских наслаждениях, поскольку кто-то внушил ей, что это - грех!
      Mонах. Ты права, дочь моя. Это - тяжкий грех!
      Ламме (Монаху). Но вмешивайтесь, святой отец! (Клаасу.) Что за напасть? Как только монах или, прости господи, евнух, так обязательно лезет с советами к новобрачным!.. Ну, слушай! Я ей говорю: дорогая жена, господь сотворил нас мужчиной и женщиной вовсе не для того, чтоб мы в постели вели философские беседы! Он создал нас для любви! А она...
      Калликен. Безбрачие - путь к совершенству. Не думай о теле, Ламме, думай о душе!
      Ламме. Милая, у меня большая душа, но тело гораздо больше. Как же о нем не думать?!
      Клаас (улыбнувшись). И давно у вас этот спор?
      Ламме. С самой свадьбы.
      Клаас. Бедный Ламме! (Калликен.) Дочка, кто научил тебя этой глупости?
      Калликен. Святой проповедник.
      Клаас (зло). Старый козел! А он не подумал, что если б его матери внушили это, то его бы не было?.. Доченька, на свете ничего нет чище любовного греха... Ты ведь любишь Ламме?
      Калликен. (робко). Люблю.
      Клаас. Да и как не полюбить нашего Ламме? Стоит только взглянуть на его румяные щечки, на эту лебединую шею, на этот здоровый живот, на эти кривые ноги...
      Калликен нежно смотрит на Ламме, Ламме протягивает к ней руки, Калликен делает ему шаг навстречу, но тут же отскакивает.
      Калликен. Нет! Нет! Нельзя! Я поклялась святой мадонне.
      Ламме (в отчаянье). Но сперва ты поклялась мне!.. Господи, ну кто же вразумит эту женщину?! Тиль! Где Тиль?!
      Клаас. Где-то шляется, чертов сын! Сейчас появится... Начинается базар...
      БАЗАР
      На площади с шумом появляются тоpговцы, pемесленники, горожане. Среди
      них вновь Рыбник и Палач. Шум, гомон, песни.
      Хозяин пивной выкатывает бочку пива.
      Хозяин. Пиво! Пиво! Кому пиво? Свежее пиво!
      Несколько человек подходят с кружками. Дно бочки с треском открывается,
      из нее выскакивает Тиль.
      Ты?!
      Тиль. Я.
      Хозяин. А пиво?
      Тиль (погладив живот). Во мне!.. Иначе б я захлебнулся!.. Если вы недовольны - могу вернуть!..
      Хозяин. Убью! (Гонится за Тилем, тот уворачивается.)
      Клаас. Не сердись, хозяин, я заплачу. (Дает Хозяину деньги. Сердито, Тилю.) Ты когда-нибудь угомонишься, чертов сын?!
      Тиль. Не оскорбляйте моего отца, папа!
      Ламме. Где ты был? Я тебя везде искал...
      Тиль. И я был везде. Странно, что мы не встретились...
      Рыбник. И когда ты угомонишься, Тиль?
      Тиль. Сразу после смерти!
      Палач. Тебе когда-нибудь вырвут язык.
      Тиль. Прекрасно! Во рту станет больше места для пищи.
      Mонах. Купи индульгенцию, сын мой! Купи прощенье грехов!
      Тиль. Отличная мысль. А за будущие грехи можно откупиться?
      Mонах. Хоть на сто лет вперед.
      Тиль. Столько я вряд ли проживу. (Достал монету.) Отрежь на полчаса, святой отец!
      Монах берет монету, протягивает Тилю индульгенцию. Тиль тут же
      вытаскивает у него из кармана кошелек.
      Mонах. Стой! Что ты делаешь? Мой кошелек!
      Тиль (увертываясь от погони). Этот грех мне прощен, монах. Я откупился! Господь свидетель!
      Все смеются.
      Калликен (жалобно). Не надо, Тиль! Не смейся над праведником! Нехорошо!
      Тиль (сразу посерьезнел). Не смеяться?! А что ж нам еще остается, Калликен?! (Презрительно швырнул Монаху кошелек.) Эти толстопузые святоши заполонили Фландрию как саранча! По их милости на дорогах проросли виселицы и дым пахнет человечиной! Испанцы отбирают наши дома, король Филипп кошельки, инквизиторы - души, а мы не имеем права даже смеяться?! Для чего ж тогда жить?!
      Рыбник (выбежал вперед, взял Тиля за руку). Тиль, умоляю, больше ни слова! Здесь люди! Свидетели!
      Тиль. Разве я не прав?
      Рыбник. Позволь мне, как старшему, как другу дома, посоветовать: не надо, Тилюшка!.. Ведь за такие слова - сразу в тюрьму!.. Пожалей мать, отца, меня... Ведь я буду вынужден... Шутишь - и шути! А серьезно - не надо!
      Тиль. Да, конечно, Иост! Ты, как всегда, прав!.. Будем шутить! (Вытаскивает большую круглую раму.) Посмотрите, какую штуку я придумал. Это - зеркало! Каждый может увидеть себя здесь со стороны! Всего за один флорин даю полное портретное сходство!.. (Влезает в раму, поет.)
      Зовет зеркальное кольцо:
      Остановись, прохожий!
      Приди, подставь свое лицо
      В ответ увидишь рожу!
      Все (поют).
      О-ля-ля! О-ля-ля! В ответ увидишь рожу!
      Клаас. Покажи меня, сынок!
      Тиль. Пожалуйста. (Поет, пародируя Клааса.)
      Всегда во всем примером был
      Мой скромненький папаша.
      Монахов очень не любил...
      Зато любил монашек!
      Все.
      О-ля-ля! О-ля-ля! Зато любил монашек!
      Рыбник (смеясь). Это остроумно. А меня?
      Тиль (поет, пародируя Рыбника).
      Я - честный рыбник. Вот - горой
      Товар мой перед вами.
      Торгую семгой и икрой
      И изредка... друзьями!
      Все.
      О-ля-ля! О-ля-ля! И изредка друзьями!
      Рыбник (печально). Остроумно... (Уходит за кулисы.)
      Ламме. Тиль, покажи меня!
      Тиль (поет, изображая Ламме).
      Я - толстый Ламме. Целый день
      Готов сидеть и лопать!
      Не помещается в седле
      Моя большая... шея!
      Все.
      О-ля-ля! О-ля-ля! Моя большая шея!
      Появляются Профос и Рыбник.
      Рыбник. Вот послушайте, господин профос. Хотите, он и вас покажет?..
      Профос. Интересно... А ну-ка, Тиль, меня...
      Тиль (после некоторого колебания). Ну, если просите... (Поет.)