Глава 24

Баллард остановился в тени отсыревших от тумана кустов, которые росли вдоль дорожки. Ни одно окно в доме не светилось, но это, конечно, отнюдь не гарантировало, что там никого нет. Было два часа ночи. Время, когда закрываются бары. Баллард тихо фыркнул. Прошло как раз семьдесят два часа с тех пор, как Барту проломили череп, и вот он здесь, у дома убийцы.

Но почему он здесь? Потому что хочет сам, один, довести до конца это дело? Отчасти поэтому. Но и потому, что убийца может узнать, что Хеслип остался жив. Если Гриффин и впрямь погребен здесь, убийца, возможно, оставил следы, которые ему хотелось бы прикрыть или стереть, ибо он не знает, что память Барта не сохранила ничего из произошедшего в самый последний миг, прежде чем ему был нанесен удар.

Он оглянулся через намокшие листья на машину, которая казалась лишь темным пятном на противоположной стороне улицы. Голова Гизеллы скрыта сзади высокой спинкой сиденья, поэтому он не может ее увидеть. И все-таки утешала мысль, что она предупредит его гудком в случае появления предполагаемого убийцы.

Баллард смело поднялся по широким ступеням крыльца и осторожно попробовал повернуть дверную ручку. Разумеется, дверь оказалась заперта. В его поведении, однако, не было ничего опрометчивого: он знал, что его ботинки на резиновых подошвах не производят почти никакого шума.

Стало быть, дверь заперта. Гаража при доме, через который можно было бы проникнуть в дом, нет. Значит, надо попытаться попасть туда со двора.

Участок, хотя и двойной, был не намного шире дома, зато достаточно велик в длину. Обходя дом, он вынужден был трижды включать свой фонарь, чтобы не споткнуться о кусты или корни. Земля под его ногами круто поднималась вверх, к широкому основанию Твин-Пикс.

Задняя дверь также оказалась запертой, но дверная рама обветшала, и десяти секунд было бы достаточно, чтобы взломать ее монтировкой, однако при этом вряд ли бы удалось обойтись без шума.

Лучше попробовать, не откроется ли какое-нибудь окно. Здесь, позади дома, подоконники находились на уровне его груди, а не высоко над головой, как на фасадной части.

Третье окно оказалось незапертым.

Но открывалось оно очень туго. Ему пришлось пустить в ход монтировку, и с ее помощью он добился успеха. Открыв нижнюю створку окна, он спрятался в кустах за домом.

Балларду уже доводилось тайком проникать в чужие дома, ни один человек, работающий детективом, не может избежать этого не слишком одобряемого законом действия. Обычно он делал это через гаражные пристройки. Часто им руководило просто любопытство, стремление заглянуть за фасад дома, свойственное большинству детективов.

«Любопытство убило кота» — гласит пословица. А он, Баллард, имеет дело с убийцей.

В доме не вспыхнула ни одна лампа, ни одно окно на втором этаже не открылось, ни одно бледное вопрошающее лицо не выглянуло наружу. Если кто-нибудь и был в доме, он спал. Или затаился.

Риск — благородное дело, Ларри. Принимайся-ка за работу!

Баллард вытер руки о штанины, перекинул ногу через подоконник и оказался за белыми кружевными занавесками. Выпрямившись, он понял, что находится в столовой, которой давно уже никто не пользовался. Включив на несколько мгновений фонарь, он быстро рассмотрел обстановку. Тяжелый дубовый стол, большое кресло для хозяина и стулья поменьше по бокам. Огромный дубовый буфет со множеством бутылок. И позади высокое зеркало в резной раме.

Баллард вновь вытер руки. Сейчас он уже не находится под защитой закона. Если вдруг ввалится этот подонок и пристрелит его, полицейские не смогут ни черта сделать — разве что увезти мертвое тело.

Но лучше об этом не задумываться. Если убийца не в доме, Гизелла предупредит о его появлении.

Он пересек столовую со включенным фонарем, но прежде чем открыть дверь, выключил его. Воздух в холле был свежее, чем в столовой, это и естественно, ведь столовая все время закрыта. Исходя из этого, можно было предположить, что хозяин живет в доме один. Жаль, у него, Ларри, мало времени, чтобы внимательно изучить все кругом.

На него вдруг нахлынул страх. Сердце заколотилось.

Сквозь узорчатое стекло в верхней части входной двери пробивался притененный туманом уличный свет. Баллард увидел, что холл и коридор ведут к кухне. Дыша открытым ртом, он несколько секунд постоял перед дверью столовой. Ни единого звука в доме. Никаких признаков чьего-либо присутствия.

Кухня была обставлена старомодно, рядом с фарфоровой раковиной стоял рабочий стол, буфет. Водогрейная колонка. Новый морозильник. Новая электропечь. Он выдвинул наугад пару ящиков. Серебряная посуда. Ножи. Крупного калибра револьвер из вороненой стали. Оружие хозяина дома. Баллард проверил его. Револьвер был незаряжен, и он положил его на место. Монтировка — более надежное оружие, чем пустой револьвер.

На столе рядом с тостером стояла банка с арахисовым маслом. Небольшая тарелка, нож, весь в масле, чашка с густым кофейным осадком. Все это, поочередно, выхватил из темноты его фонарь.

Так, остатки завтрака. Стало быть, хозяин не ужинал. Должно быть, он еще не возвращался с работы. Но может скоро вернуться.

Поэтому надо действовать быстрее.

Отворив дверь рядом с кухней, он увидел ведущую вниз лестницу. Погреб. Там-то он должен побывать. Непременно. Но только после того, как удостоверится, что в доме он один.

Болезненно заныло между лопатками. Он постарался взять себя в руки, расслабиться. За дверью столовой, по той же стороне коридора, дверь в кабинет. Внутри пусто. Жилая комната. Заставлена тяжелой, громоздкой, возможно, очень ценной старинной мебелью. Не исключено, что это антиквариат, унаследованный вместе с домом. Кабинетный рояль. Пыль тщательно сметена. Вероятно, нанимает приходящую раз в неделю служанку. Может себе такое позволить.

Лестница на второй этаж находилась по левую сторону (если входить с улицы) от парадной двери. Широкие ступени из такого прочного дерева, что они даже не скрипели под ногами, хотя им, вероятно, добрых полвека. Перила, отполированные несколькими поколениями людей, также из твердого дерева.

Коридор на втором этаже шел не вдоль, а поперек дома. В него выходило шесть дверей, по три с каждой стороны.

Тут стояла такая темень, что Балларду то и дело приходилось включать фонарь, иначе он даже не мог нащупать дверные ручки. Он был весь в поту. Если кто-нибудь и есть в доме, то скорее всего именно здесь.

Ванная. Оборудована современной сантехникой, похоже, недавно установленной. На полочке — мужские туалетные принадлежности. На другой стороне коридора, ближе к улице, спальня, переделанная в кабинет. Новая современная мебель. Яркие цвета. Повсюду винил. Шведский стол и кресла. Все это, вероятно, стоило кучу денег. Но ведь у него есть деньги.

В середине с задней стороны дома еще одна спальня, неиспользуемая. Очевидно, когда-то здесь была детская — на стенах флажки, уличные знаки, выцветшие фото людей сорок восьмого года[6], ныне уже не у дел. Странный памятник наивному прошлому.

В середине, со стороны фасада, — еще одна спальня с огромной ненакрытой кроватью. Два чулана. Много добротной мужской одежды. Десять пар начищенных до блеска ботинок. Баллард подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску и посмотрел на улицу. С этого места видна была крыша его машины. Туман клубился все такой же густой и сырой на вид, как прежде. Кругом спокойно. И тихо.

Последняя комната с задней стороны, отличная фотолаборатория — химикаты, новый цейссовский увеличитель, полки с фотобумагой. Он у нас, оказывается, еще и любитель фотографии!

Шестая, и последняя дверь оказалась запертой. Баллард заметил щель между дверью и высохшей рамой. Вставив в эту щель расплющенный конец монтировки, он стал постепенно, все увеличивая усилие, оттягивать ее в сторону. Замок поддался. Дверь открылась. Здесь оказалась спиральная лестница, ведущая в трехэтажную башенку. Придется, черт возьми, проверить, что там.

Он взглянул на часы. Два семнадцать. Он провел в доме меньше пятнадцати минут, а впечатление было такое, что пятнадцать часов.

Эта лестница скрипела, поэтому он поднимался медленно, стараясь прижиматься к краю, возле стены. Ступени здесь были сделаны из обычного дерева, не устланы дорожкой, не подметены. Было ясно, что уборщицу сюда не допускают, — при этой мысли пульс у Балларда участился, он стал двигаться с еще большей осторожностью. Тем более что взламывание двери не обошлось без шума.

Дверь на самом верху лестницы была закрыта, но не заперта. Когда Баллард ее открыл, при свете, проникавшем сквозь тонкие занавески на узких резных окнах, он увидел, что комната пуста. Войдя внутрь, детектив понял, что это фотогалерея. Он подошел к стене и замер, разглядев, что изображено на больших увеличенных снимках.

Наконец-то он нашел курчавого оборотня, который вызвал бурное негодование Шери.

Баллард рискнул включить свой фонарь на полминуты. Фото вызвали у него неприятное, почти тошнотворное чувство, тем более что их оказалось так много. Все стены, с пола до потолка, были увешаны ими, тут были десятки цветных фото, вероятно вырезанных из шведских или немецких порнографических журналов, и сотни черно-белых, отпечатанных с большим увеличением в темной комнате внизу.

Бедный курчавый оборотень всех этих обнаженных девиц снимал при свете фотоламп, а не с помощью вспышки. И все эти фотографии откадрированы так, что на них изображена лишь голая женская плоть, без каких бы то ни было обрамляющих деталей.

Закрыв за собой дверь, Баллард спустился на нижний этаж. Башенку он покинул с большим облегчением. Если бы хоть на одном фото была запечатлена женская грудь, обнаженная женщина во весь рост, с лицом. Пусть даже с таким безобразным лицом, как у Глории Роуз. Но нет, оборотня это не устраивало. Он пользовался услугами многочисленных цыпочек, очевидно не столь разборчивых, как пышногрудая, пышущая страстью Шери Тарт.

Когда Баллард открыл дверь погреба, фасад дома осветил свет чьих-то фар. Он застыл на месте в ожидании. Хлопнула дверца автомашины. Он подождал еще немного. Никакого гудка не было.

Наверно, какой-нибудь сосед. Не хватало только попасться в погребе. Но дом пуст, Гизелла на стреме, можно надеяться на своевременное предупреждение. И все же хорошо, что в руке у него монтировка. Он включил фонарь и спустился по крутым узким ступеням.

В погребе царил жуткий беспорядок. Весь пол был завален хламом, который будто сам собой накапливается в таких местах. В одном из передних углов — деревянный ящик, где когда-то хранился уголь. Над ним отверстие, через которое этот уголь подавался. Разумеется, дом давно уже отапливается не углем, а природным газом, о чем свидетельствует стоящий в углу под кухней большой котел.

Луч фонаря стал судорожно передвигаться по подвалу и наконец остановился на прислоненном к стене корыте. На его краях застыли остатки цемента. Двинувшись дальше, луч выхватил из тьмы мешок портлендского цемента, на котором стоял другой, полупустой. Баллард не предполагал, что найдет что-нибудь здесь, но...

Через пять минут он нашел то, что искал. Под старыми, ручной работы, деревянными полками. Покрытые толстым слоем пыли, уставленные множеством стеклянных банок, предназначенных для консервирования, полки эти тщетно ожидали, когда к ним прикоснется рука хозяйки, желающей запастись на зиму вареньем и соленьями. В глаза ему бросились следы, оставленные на полу боковинами полок и свидетельствовавшие о том, что их недавно отодвигали.

Баллард лег на живот и посветил фонариком под нижнюю перекладину. Его глаза сразу различили прямоугольник свежего, недавно наложенного чьими-то неумелыми руками цемента.

Прямоугольник длиной в семь футов, шириной в два фута.

Глупая оплошность? Да нет, у этого гада не было никаких оснований предполагать, что он окажется под подозрением. Ни малейших подозрений, что кто-нибудь может спуститься сюда, в погреб. А через несколько лет этот прямоугольник уже ничем не отличался бы от окружающей его кладки... Стало быть, вот ты где, Чак Гриффин, судя по всем отзывам красивый славный малый. Он отнюдь не удрал от Шери. Он отнюдь не растрачивал никаких денег. Но был зверски убит, естественно предположил Баллард, для того, чтобы прикрыть растрату, совершенную другим человеком.

Следуя за танцующим лучом, Баллард поднялся по пыльной лестнице к двери на самом верху. Пора уже выбираться отсюда, пока...

Но что это? Дверь закрыта?

Он сразу же выключил фонарь и, дыша открытым ртом, стоял в полной темноте на лестнице. Он помнил, что оставил дверь открытой, чтобы легче было услышать предостерегающий гудок Гизеллы. Но гудка не было. Стало быть, в доме не должно быть никого, кроме него. Нельзя поддаваться страху.

Баллард вновь включил фонарь и осторожно поднялся до верхней ступени лестницы. Да, конечно. Дверь закрыта совсем неплотно. Вероятно, она просто сама повернулась на петлях. И все же ему понадобилось значительное напряжение воли, чтобы тихо открыть ее и быстро оглядеть холл.

Никого.

Баллард сделал несколько шагов и тут же застыл на месте.

Парадная дверь была открыта.

Пробиваясь сквозь узкую щель, наружный свет тонкой полоской ложился на пол и самый низ противоположной стены.

Когда он пытался войти в дом, парадная дверь была заперта.

И это означало, что...

В следующий миг кто-то с тяжелым пыхтением ударил его по почкам. Баллард громко вскрикнул, согнулся и повалился на пол. Последней его мыслью было: неужели сначала он разделался с Гизеллой?

Глава 25

Однако его сознание выключилось лишь на короткое время. От невыносимой боли. Придя в себя, Баллард обнаружил, что стоит на четвереньках. Боль неистовствовала не только во всем его туловище, но и в голове: должно быть, падая, он сильно ударился о стену.

— Кровь, — выдавил он первое, что пришло ему на ум. — Теперь я целую неделю буду мочиться кровью. — В каком-то детективном рассказе он читал, что таковы бывают последствия сильного удара по почкам.

— Ну нет, не неделю, — проговорил Родни Элькин почти извиняющимся тоном. — Я хочу, чтобы вы пошли впереди меня в столовую. Выключатель слева от двери.

— Не знаю, смогу ли я встать, — сказал Баллард. Его мозг вновь заработал, хоть и не в полную силу. Боль в почке стала чуть слабее.

— Сможешь.

Баллард встал и выпрямился, опираясь о стену. Размытое изображение в его глазах сфокусировалось; перед ним, на достаточно большом расстоянии, стоял одетый в пальто Элькин. Высокий, физически сильный, решительный, довольно красивый и курчавый. В левой руке у него был тот самый револьвер, который Баллард видел в кухне. На этот раз, конечно, заряженный.

Когда Хеслип повернулся лицом к нападающему, тот ударил его по голове справа. Когда Элькин говорил по телефону в гараже «Джей. Ар. Эс», собираясь сделать какие-нибудь пометки, он переложил трубку в правую руку.

— Иди! — приказал Элькин.

И Баллард сделал шаг. Револьвер в руке Элькина дрожал. Его вновь душил страх. А это может спровоцировать выстрел. Опираясь о стены, Баллард добрался до столовой. Быстро ворвись в нее, захлопни дверь и выпрыгни из все еще открытого окна.

Ничего похожего на сцену из телебоевика. Оторвавшись от стены, он споткнулся. Боль все еще была сильна. Приходилось стискивать зубы, чтобы сдержать рвоту. От того, насколько быстро он сможет двигаться, зависела его жизнь. Ведь ему грозит смертельная опасность.

И все же он не мог двигаться быстро и осторожно и буквально свалился на один из дубовых стульев. Господи, как нестерпимо болит спина.

Что сделал Элькин с Гизеллой?

Элькин, весь потный, не опускал револьвер. Туман блестящими каплями осел на его черной, очень курчавой шевелюре. У парня слишком большой нос, чтобы его лицо можно было назвать красивым, подумал Баллард. Но почему эта чертова Шери даже не упомянула о его носе? Или о его модных бакенбардах? Не упусти она всех этих подробностей, с ним, Баллардом, не произошло бы ничего подобного.

— Не знаю, что мне делать с тобой, Баллард. — Элькин пожевал нижнюю губу. — Честно, не знаю.

— Откупись от меня.

Элькин хохотнул, но в его голосе послышалось что-то сродни отчаянию.

Пройдя по комнате, он закрыл окно, через которое влез Баллард, задернул шторы. У него был вид теннисиста, может быть, баскетболиста, но не убийцы. Он сел на край большого дубового стола и принялся раскачивать одной ногой. Начищенные ботинки ярко сверкали. Но взгляд его был болезненно-унылым.

— И чем же я от тебя откуплюсь?

— Деньгами, которые ты присвоил. Деньгами, ради которых ты убил Чарлза Гриффина — чтобы взвалить на него всю вину за растрату.

Элькин как бы дружелюбно покачал головой. Баллард вдруг понял: этот тип должен внутренне подготовиться. Разжечь в себе ярость, как он наверняка делал это в случае с Гриффином. И в случае с Бартом. Точно так же поступит он и в случае с ним, Ларри Баллардом, если только...

— Я не крал никаких денег, — сказал Элькин.

Он произнес это так искренне, что Баллард едва не поверил ему.

— Но если не из-за денег, тогда почему же... Кстати, Хеслип не умер. Он уже вышел из комы и может тебя опознать.

Эти слова явно взволновали Элькина.

— Я не верю тебе, — нервно сказал он.

— Тебя могут также опознать Одум и Шери.

Он побледнел.

— Эта потаскуха? Не говори мне о ней.

Не давай ему опомниться. Дави и дави.

— Я видел твои трофеи наверху.

Элькин вскочил с дикими глазами. Баллард нажал не на ту кнопку, но теперь он наконец понял. Все понял. Хотя и слишком поздно. Мебель была распродана только для того, чтобы позлить Шери, только для этого. И девятого февраля Гриффин был убит здесь, в этом доме, из-за Шери.

Словно прочитав его мысли, Элькин сказал:

— С Чаком, можно считать, произошел несчастный случай.

Он вновь опустился на край стола, его глаза смотрели чуть спокойнее. Дуло револьвера слегка подрагивало. Самое время рвануть со стула, докатиться до наружной стены и выброситься в окно с такой силой, чтобы его не смогли остановить ни шторы, ни стекло.

Но нет, ни хрена из этого не выйдет.

— Это в самом деле был несчастный случай. Он приперся ко мне на следующий же вечер, после того как эта дешевка в Конкорде... По ее наущению, он обвинял меня в совершенно невероятных вещах. Только подумать, эта танцовщица, которая направо и налево показывает все, что у нее есть, посмела так поступить со мной... но... Он стоял в комнате, возле камина, и нес всякую чушь. Он, видите ли, верит всему, что она обо мне сказала. Если только я посмею оскорбить ее еще раз... Он был больше меня, намного тяжелее, ведь он занимался в атлетическом клубе, поэтому я схватил кочергу и ударил его, чтобы сшибить с ног. Однако все получилось не так, как я хотел. Конец кочерги угодил ему в голову, над глазом, и он сразу рухнул замертво. Это был несчастный случай...

Что там делает Гизелла? Какого черта ничего не предпринимает? Было очевидно, что Элькин о ней не знает. Может, она уснула в этой распроклятой машине? Боль в спине все еще была нестерпимой.

— Поэтому ты и постарался изобразить дело так, будто Гриффин был растратчиком? Чтобы объяснить его исчезновение?

— Да, — подтвердил Элькин. Его лицо передергивалось. Он переложил револьвер в правую руку, размял пальцы и снова взял его в левую руку.

— После этого мне пришлось несколько раз после ужина сходить в гараж «Джей. Ар. Эс.» и подделать кое-какие счета, квитанции и записи в книгах, чтобы все выглядело так, будто растраты продолжались длительное время.

— Во вторник ты выкрал один важный документ, который Лео показывал Хеслипу, — сказал Баллард.

— Но было уже слишком поздно. Каким-то образом по адресу на Калифорния-стрит ваш человек разыскал Одума. Вечером во вторник, возвращаясь из Ист-Бея, он заехал к нам, чтобы рассказать то, что узнал о Гриффине. Я был единственным из присутствовавшего там начальства. После того как он уехал, я долго раздумывал. Я догадался, что Одум описал ему Гриффина, потому что он все время, пока разговаривал, глазел на меня.

— Потому что это было твое описание, — сказал Баллард. — Потому что это ты предстал перед Одумом в роли Гриффина. Зачем ты это сделал? К чему весь этот спектакль в Сан-Хосе?

— А что мне оставалось делать? — огорченно спросил Элькин. — Я мог спрятать его тело в погребе, но я не мог спрятать его машину. Не мог я поставить машину и в гараж «Джей. Ар. Эс»: кто-нибудь узнал бы ее. Поэтому я снял дом в Сан-Хосе, как можно дальше от города и Ист-Бея, и поставил «тандерберд» в гараж. Но ваша компания разыскала его.

Ирония судьбы. Если бы он оставил автомобиль поблизости от дома Гриффина, какой-нибудь детектив из ДКК обнаружил бы его, изъял, и на том бы расследование и кончилось. Однако он продал машину Одуму.

— А Одум не стал платить взносов, — сказал Баллард.

— И вот ты здесь, у меня в доме. — Его голос зазвучал басисто, хрипло и грубо. Что он, разжигает в себе ярость, готовится?.. — Вы все равно не оставили бы меня в покое. Продолжали бы свое расследование.

Господи Иисусе! Умереть в двадцать шесть лет! Страх был так велик, что Баллард боялся намочить штаны.

Элькин глубоко вздохнул. Его рука подняла тяжелый револьвер.

И в этот момент дверь с шумом распахнулась.

Дуло револьвера задрожало. Элькин стоял в нерешительности. В голове Балларда пронеслось: надо схватить эту бутылку бурбонского с комода и швырнуть в него...

В холле зазвучали чьи-то громкие шаги, тяжелые, как поступь самой Судьбы. Элькин яростно шепнул Балларду, как если бы они были друзьями-заговорщиками:

— Кто?..

В холл вошел и сразу же остановился плотно сбитый, сурового вида, с мрачными глазами человек в темном пальто. Руки у него были в карманах. Элькин направил на него свой револьвер, но это, казалось, не произвело никакого впечатления. Вошедший переводил взгляд то на одного, то на другого. Баллард вскочил.

— Родни Элькин? — спросил сурового вида человек.

— Я... Элькин. — Револьвер покачивался в его руке — он явно не знал, в кого целиться. Если бы нервы Балларда не были так взвинчены, он воспользовался бы этим случаем, чтобы схватить Элькина. Но он даже не попытался.

— Инспектор Эд Гоф. Из отдела расследования убийств, — представился человек с мрачными глазами. Баллард вдруг почувствовал необъяснимое желание рассмеяться. — Я арестую вас по обвинению в убийстве Чарлза М. Гриффина, совершенном девятого февраля. У вас есть право хранить молчание, не отвечать на вопросы. Есть право потребовать, чтобы вам вызвали адвоката. Если вы не можете себе этого позволить — это сделает суд. Если вы пожелаете...

— Но... у меня револьвер в руке, — воскликнул Элькин. — Он стоял, ссутулившись, в вычурно-театральной позе — ни дать ни взять лихой ковбой из какого-нибудь голливудского вестерна.

— У меня тоже, — отрезал Гоф. — И можете мне поверить, что я стреляю без промаха. — Он посмотрел на Балларда так, будто ничто не угрожало его жизни. — А вы еще кто такой?

— Я... Ларри... Ларри Баллард, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.

— Вы его друг?

— Я частный детектив.

— Дайте мне ваш ремень, — распорядился Гоф.

— Но у меня есть револьвер, — возразил Элькин. У него был такой вид, будто он вот-вот расплачется; как ни странно, но все собравшиеся в этой комнате отлично знали, что время, когда он мог его использовать, миновало.

— Вы хотите, чтобы я отнял его у вас, сынок? Так вот, с апреля наш полицейский ревизор дважды в неделю ходит в гараж «Джей. Ар. Эс.» и просматривает все книги и документы. Спектрографический анализ чернил показал, что некоторые записи переправлены, другие внесены уже после убийства Гриффина, что легко обнаруживается. У нас есть свидетель, который видел, как Гриффин приходил в этот дом девятого февраля. У нас есть свидетель, который видел вас в марте в Сан-Хосе. И есть свидетель, который видел человека, судя по описанию, очень на вас похожего, который в пятнадцать минут второго ночи в среду втащил негра в «ягуар» на авеню Золотые Ворота. Свидетель почти полностью запомнил номер машины. Не знаю, стоит ли мне продолжать...

Трое мужчин переглядывались, ощущая необъяснимую близость в этой запущенной столовой. Наконец, всхлипнув, Элькин положил револьвер на стол. Его руки дрожали так сильно, что сталь дробно застучала о дерево. Теперь он уже не выглядел атлетом — худой, перепуганный человек с таким большим носом, что трудно было назвать его лицо красивым.

Гоф прошел вперед, взял револьвер и опустил его в карман своего пальто.

— Повернитесь, — велел он.

Элькин повиновался. Гоф нетерпеливо махнул Балларду:

— Дайте мне ваш ремень. По пути сюда у меня была заварушка с наркоманами, и у меня не осталось наручников.

Баллард отдал ему ремень. Ему стоило больших трудов сохранять спокойствие. Когда Гоф связал руки Элькина за спиной, издалека послышалось слабое завывание сирены. Гоф кивнул:

— Патрульная машина. — Он мертвой хваткой схватил высоченного убийцу за плечо. — Пошли. Мы встретим их перед домом.

Баллард последовал за ними к парадной двери. Туман сильно поредел; когда они пошли по дорожке, перед ними на тротуаре появилась высокая фигура Гизеллы с ее золотыми волосами. Гоф прошел мимо, даже не взглянув в ее сторону. Повернувшись, она стала смотреть ему вслед так, будто никогда прежде не видела полицейского. Затем расхохоталась.

— Где ты, черт возьми, была все это время? — накинулся на нее Баллард.

Прекратив смеяться, Гизелла подбежала к нему:

— С тобой все в порядке, Ларри?

Он приложил руку к пояснице и застонал. Боль была уже не так остра, ему хотелось сходить в туалет, но он боялся, что пойдет кровь...

— Меня чуть не убили! — воскликнул он. — Почему ты не нажала на гудок, когда появился Элькин?

Она показала на Эда Гофа:

— Он сел в машину через пятнадцать минут после твоего ухода. У него была та же мысль, что и у тебя, — найти замурованный труп. Так как ты был уже внутри, он решил не мешать твоим поискам. Но тут прикатил Элькин. Он велел мне позвонить в полицию, а сам пошел за ним в дом. Никакого оружия у него не было. Он был просто великолепен, Ларри.

Так, значит, этот стервец прятался в доме, когда Элькин напал на него, Балларда, вероятно, у подножья лестницы, ведущей на второй этаж. Видел, как этот подонок врезал ему по почке, но ничего не предпринял, чтобы помешать этому. И, хлопнув дверью, явился в самый критический момент.

Полицейский автомобиль с красным проблесковым маячком свернул на Ява-стрит с Масонской. Громко завывавшая сирена смолкла, и из машины выпрыгнули два копа в форме.

Баллард повернулся и направился в холл:

— В столовой должна быть бутылка бурбона.

Через десять минут входная дверь открылась, и совсем рядом зазвучали знакомые, вызывающе решительные шаги.

— Как ты вычислил, что убийца — Элькин? — спросил Баллард, когда Дэн Кёрни, он же Эд Гоф, вошел в комнату.

— Возвращаясь в «тандерберде», — сказал Кёрни, — я вдруг понял, что Гриффин как бы воплощает в себе двух людей: того, кто с холодной безжалостностью напал на Барта, и того, который был нежным возлюбленным Шери и который запойно пил, оплакивая смерть матери. Наконец, я догадался, что на каком-то этапе настоящий Гриффин был подменен двойником. Это случилось уже после встречи с Шери и до появления Одума. И вот...

— И вот, — сказала Гизелла, — как только ты осознал, что имеешь дело с разными психологическими портретами, ты постарался заполучить описание внешности обоих подозреваемых.

— Я стал думать об уже собранных свидетельствах, вместо того чтобы ходить вокруг да около них. И как только я сосредоточился, мои подозрения сразу же пали на Элькина. Только он разговаривал с Гриффином, когда тот якобы приходил больной десятого и одиннадцатого февраля. Именно он пустил слух, будто Гриффин растратчик, и сказал Ларри, что Гриффин ожидает утверждения завещания своей матери. Только он соответствовал описанию, которое Шери дала курчавому другу Гриффина. Распродать мебель в доме на Калифорния-стрит, кроме самого Гриффина, мог только тот, кто был уверен, что Гриффин не появится и не станет возражать. Поэтому я вернулся и задал Одуму два вопроса, с которых мне, собственно, надо было начать.

— Во-первых, ты попросил описать Гриффина, — сказал Баллард. — А какой был второй вопрос?

— Описал ли Одум, как выглядит Гриффин, Барту? Да, описал.

— А Барт подумал, что это описание не того человека. Он решил, что это какое-то странное случайное совпадение, но что-то во всей этой истории его тревожило, и он хотел поделиться своими сомнениями со мной.

— Ну что ж, — сказала Гизелла. Она взглянула на часы и добавила: — Какое наказание угрожает человеку, который разыгрывает роль полицейского, Дэн?

Кёрни остановился у двери и ухмыльнулся. Ему надо было поехать на угол Пятой и Брайант, чтобы подписать предварительный акт обвинения Элькина в убийстве, чтобы у того не было возможности освободиться под залог.