Глава 8

Курт взглянул на часы, когда в его кабинете в научном корпусе зазвонил телефон. Половина пятого. Он поколебался, брать трубку или прикинуться, что он уже ушел. Дорис Ривз, секретарь кафедры антропологии, обладала удивительной способностью отлавливать его в конце рабочего дня в самую последнюю минуту, чтобы потом он два часа отдувался за заболевшего коллегу. Но чувство долга, как обычно, взяло верх.

— Холстид слушает.

— Добрый день, профессор, это Монти Уорден. Хочу спросить, не сможете ли вы подъехать в управление шерифа. Надо бы кое о чем поговорить, и лучше не по телефону.

Неужели они нашли насильников? С той ночи, когда она умерла, прошло уже восемнадцать дней. Он чувствовал, что весь дрожит: сказывалось недосыпание, хотя он трижды в неделю ходил в спортзал. Эти проклятые кошмары...

Но незачем показывать Уордену, с каким нетерпением он ждал новостей.

— Нельзя ли отложить нашу встречу до завтра, сержант?

— Конечно-конечно. Нет проблем. Жду вас в три часа дня в управлении шерифа округа. Джефферсон-стрит, дом пятьсот девять. Меня вы найдете в Бюро детективов.

Пять минут спустя Курт уже шагал по бетонной дорожке к «фольксвагену», дожидавшемуся его на факультетской автостоянке. До экзаменов меньше месяца, а потом целое лето. Пока была жива Паула, он с нетерпением ждал его, теперь — страшился. Чем он заполнит бесконечные часы?

Над университетом повисли облака, серые, как настроение Курта. На западе, над Береговым хребтом, небо просто почернело. Чувствовалось, что дело идет к дождю. Порыв ветра растрепал его волосы, откинул лацкан пиджака. По Университетскому проспекту он въехал в Лос-Фелис, припарковался у счетчика, бросил в него положенное число монет, поднялся в спортивный зал Флойда Престона, располагавшийся на втором этаже здания, над отделением «Вестерн юнион». В первый раз он пришел во вторник, на четвертый день после самоубийства Паулы, потому что с воскресенья, переговорив с Уорденом, не мог уснуть. Где-то он прочитал, что поднятие тяжестей отнимает столько сил, что после часа-другого занятий засыпаешь мгновенно, какие бы тебя ни обуревали проблемы. Конечно, сон у него так и не наладился, зато удалось сбросить лишний вес.

Зал этот, с высоким потолком и паркетным полом, когда-то занимала танцевальная студия. Одна стена представляла собой череду окон, начинавшихся от уровня груди и уходящих под потолок. На остальных стенах с промежутком в несколько футов висели зеркала в рост человека. У левой стены между зеркалами стояли тренажеры со штангами. У правой, между окнами, — тренажеры с гантелями и гирями. Различные тренажеры стояли и в центре зала. А по краям высились два помоста, на которых лежали штанги олимпийского стандарта.

Курт прошел в раздевалку, не поздоровавшись ни с одним из десятка занимающихся в зале. Престона он не увидел, но заметил, что верхняя половина двери в его кабинет распахнута, так что владелец зала мог контролировать ход занятий, не поднимаясь со стула.

Курт достал из шкафчика тренировочный костюм, разделся, встал на весы. Двести девять фунтов. На тринадцать меньше, чем было, удовлетворенно отметил он. Вздохнул, надевая тренировочный костюм. Он бы совсем иначе строил свою жизнь, если б знал, что Паула... что Паула так внезапно уйдет от него.

Курт скрупулезно следовал указаниям Престона. Сначала приседания, без тяжестей и с ними. Потом упражнения для пресса с гантелями. К середине второй серии упражнений он уже вспотел. К концу третьей покраснел и тяжело дышал.

— В прошлом вы, похоже, хорошо знали возможности своего тела, Холстид.

Курт вздрогнул: Флойд Престон подошел к нему бесшумно, словно кошка. Он напоминал кошку и во многом другом: гибкий, грациозный, не поражающий могучими мышцами, но невероятно сильный. Лицом — широким, с резкими чертами и квадратным подбородком — он сошел бы за индейца, если бы не светлые, уже поредевшие волосы и ледяные голубые глаза. В свои тридцать пять он двигался с легкостью атлета-подростка.

Курт вытер лоб тыльной стороной ладони.

— По крайней мере, я выгоняю из себя лишний жир.

— Обычно только участники соревнований по бодибилдингу, готовящиеся к выступлениям, тренируются столь же интенсивно, как вы в последние две недели.

— Я... недавно потерял жену, поэтому... у меня проблемы со сном...

Он замолчал, жалея о сказанном. Зачем лишний раз выслушивать соболезнования? С Престоном ему хотелось говорить только о тренажерах, гантелях, штангах.

Но владелец зала удивил его: соболезнований не последовало.

— Должно быть, вам пришлось кардинально менять образ жизни, — голос у него был глубокий, приятного тембра.

После занятий Курт снял тренировочный костюм, снова взвесился. Трех фунтов как не бывало, в основном, разумеется, воды, вышедшей с потом. Выехав на Эль-Камино в поисках закусочной, где бы он мог поужинать, Курт задумался о том, что он завтра услышит от Уордена. Ему сообщат приметы насильников? Может, даже фамилии? Его охватила ярость. Он хотел, чтобы их осудили, заперли в темницу, а ключ выкинули. Только так общество, вырастившее подобных хищников, могло хоть как-то реабилитироваться перед Паулой и Гарольдом Рокуэллом.

Курт припарковался на извилистой Джефферсон-стрит и под ярким майским солнцем зашагал к недавно построенному комплексу административных зданий округа. Управление шерифа располагалось в розовом трехэтажном доме рядом с окружным судом.

Курт вошел в холл, увидел указатель, предлагающий пройти налево. Попал в комнату, где за деревянной конторкой стоял рыжеволосый здоровяк в светло-синей рубашке с эмблемой управления шерифа на плече. В правой руке он держал портативный радиоприемник-передатчик, казавшийся совсем крохотным в его огромном кулаке. Выслушав вопрос Курта, он указал на потолок:

— Третий этаж. Криминальный отдел.

Курт поблагодарил его и вошел в лифт. Кабина поднималась величественно, неторопливо. На третьем этаже, выйдя из лифта, он оказался перед столиком, за которым сидела тридцатилетняя, полная, сильно накрашенная блондинка.

— Чем я могу вам помочь, сэр?

— У меня назначена встреча с детективом — сержантом Уорденом.

— Разумеется, сэр. Вас не затруднит немного подождать, сэр?

С визитной карточкой Курта она скрылась за дверью, находящейся позади ее столика. Аккуратно закрыла ее за собой. На матовом стекле чернела надпись:

БЮРО ДЕТЕКТИВОВ

Секунд через тридцать-сорок она вернулась.

— Проходите, мистер Холстид.

По замыслу проектировщиков помещение, предоставленное детективам, предназначалось исключительно для работы. У дальней стены располагались три кабинки для допросов. Свет падал из окон в правой стене. Левая выглядела абсолютно голой, словно череп, лишенный волос. Рядом с дверью, через которую вошел Холстид, находилась другая, с надписью на стеклянной панели:

ЛЕЙТЕНАНТ ДОРСИ

За ней Курт увидел грузного мужчину, который жевал потухшую сигару и что-то сосредоточенно писал, склонившись над обшарпанным столом.

Посередине комнаты в два ряда стояли двенадцать серых металлических столов, разделенных трехфутовым проходом. Каждый стол украшал телефонный аппарат, к столу примыкала тумбочка для пишущей машинки. Самих машинок Холстид насчитал четыре. Помимо телефона непременными атрибутами столов являлись две папки — соответственно для входящих и исходящих документов — и табличка с фамилией и званием хозяина стола. За пятью столами работали детективы.

— Сержант Уорден...

— Благодарю вас, мадам, я его вижу.

Уорден занимал четвертый стол в левом ряду. Он поднялся, как только Курт направился к нему. На столе, помимо обязательного набора, стояла фотография усталой женщины и двух мальчишек. Мужчины обменялись рукопожатием, сели.

— Спасибо, что зашли, профессор.

— Я очень признателен вам за то, что вы меня не забываете.

Что-то в этом банальном обмене фразами напоминало уколы рапирами.

— Вы похудели, профессор. Плохо спите, не так ли?

— Я начал ходить в городской спортивный зал.

— Да, физические упражнения только на пользу, — Уорден похлопал себя по животу. Звук был такой, словно по дубу постучали бейсбольной битой. — Заглядываете, значит, к Флойду Престону? Крепкий парень этот Престон. Помнится, когда он открыл свой зал, лет десять или двенадцать тому назад, многие завсегдатаи баров пытались затеять с ним ссору. Те, кто таки затеял, потом сожалели об этом, собирая по полу выбитые зубы.

Впервые Курт слышал столь длинный монолог Уордена и даже подумал, что детектив просто не решается перейти к делу.

— Понятно, — кивнул он. — Мне бы хотелось знать, как продвигается расследование.

— Да, конечно, — Уорден уставился в стол, потом поднял глаза на Курта. — Я связался с городской полицией. Насчет нападения на Рокуэлла. Ваша жена действительно была единственной свидетельницей. Хорошего мало. Рокуэлл останется слепым на всю жизнь. Он видел парней, которые набросились на него, но раньше никогда их не встречал. Да и теперь уже не узнает.

— Он хоть сказал, почему они напали на него?

— Нет. Он лишь показал, что нападали подростки. Все продолжалось минуту, может, две, — он сверился с лежащими перед ним бумагами. — Темно-зеленый «шеви»-фургон. Старая модель... Это из показаний вашей жены копам Лос-Фелиса. Рокуэлл не смог сказать и этого. Больше у нас ничего нет. А вот с расследованием изнасилования вашей жены нам повезло больше. Некая миссис Андерсон позвонила нам, беспокоясь за своего сына. Он укатил на озеро Сирс на велосипеде, а по дороге домой, неподалеку от поля для гольфа, его напугали четверо парней.

— И произошло это в ту пятницу, когда...

— Да. Примерно в восемь часов. Его мать твердила, что с ее мальчиком хотели совершить развратные действия, поэтому мы переговорили с ним. В основном он все выдумал, чтобы его не отлупцевали за позднее возвращение. Но он действительно видел, как четверо парней вылезали из машины к северу от поля для гольфа, на дороге, уходящей от...

— Я знаю это место, — кивнул Курт.

— Земля там покрыта опавшими листьями, снять следы протектора невозможно, тем более доказать, что машина заезжала туда именно в пятницу. Самое интересное, что в салоне горела лампочка, и мальчишка утверждает, что это был «шеви»-фургон выпуска пятьдесят шестого или пятьдесят седьмого года. Он в этом уверен. Разумеется, никаких примет этих парней, просто большие парни, но для десятилетнего большими являются все старше четырнадцати. Один вроде бы толстый, второй — невысокий. Более ничего.

Курт насупился.

— Они приехали, когда стемнело, потом пересекли поле для гольфа и вышли на нашу подъездную дорожку...

— Совершенно верно. Двинулись по траве. Опять же никаких четких отпечатков, лишь место, где прошли несколько человек, возможно, четверо, — Уорден наклонился вперед, посмотрел на свои могучие кулаки. — В одном нам повезло. Совершенно случайно я попросил экспертов поискать отпечатки пальцев в библиотеке, где, как мы предполагаем, все и произошло. И они нашли отпечатки трех пальцев и половины ладони, принадлежащих одной руке. На стене над диваном, об которую он мог опереться, когда...

Курт с шумом выдохнул.

— Похоже, вы немалого добились, сержант. И что вы намерены делать дальше?

Уорден поерзал на стуле. Начал вертеть в руках шариковую ручку. Когда же пауза слишком затянулась, вновь посмотрел на Курта.

— Более ничего, — и добавил, увидев, как потемнели глаза Курта: — Нет, мы не закрываем дело. Но расследование считаем законченным.

— Но вы не можете... просто поставить точку!

На него обернулись, правда, лишь на секунду. В Бюро детективов привыкли к крикам.

— Неужели вы думаете, что мне этого хочется? — Уорден пристально смотрел на него. — Я делю людей на две категории: черви и человеческие существа. Нарушающие закон и законопослушные. Эти четверо мерзавцев — черви. Я хотел бы провести с каждым из них пять минут в темном переулке. После этого они бы и близко не подошли к женщине. В случае же ареста, профессор, мне не удастся посадить их в камеру.

— Что вы такое говорите? — взвился Курт. — Почему не удастся? Они же напали на человека и ослепили его. Моя жена их видела, поэтому они ворвались в дом и... — голос его оборвался: слишком ярко представил он себе, что произошло потом, — и привело это к тому, что моя жена покончила с собой. И после этого вы утверждаете, что не сможете посадить их в камеру, даже если и арестуете.

— Хорошо, вернемся к нападению на Рокуэлла, профессор. Этот парень слеп. Как он сможет опознать их в суде? По системе Брайля?

— Но...

— Помните, что защиту будет представлять ушлый адвокат. Голоса? Да кого сумели осудить, ссылаясь в качестве улики на голоса, разве что эту французскую дамочку, Жанну д'Арк.

— Но моя жена при этом присутствовала. Она... — Курт смолк.

— Да. Она мертва. Парнишка на велосипеде? Прекрасный свидетель. Он видел четырех больших парней, выходящих из машины. Да, у нас есть отпечатки пальцев. Вещественная улика. Если их оставил один из этой банды, если мы таки поймаем его, если заставим сознаться и назвать остальных, какую это принесет нам пользу? — Он пренебрежительно фыркнул. — Допустим, о-пи[7] доведет дело до суда, предъявив им обвинения в нападении и изнасиловании, и что потом, учитывая, что в нашем штате эти преступления не караются смертной казнью? Это же подростки. После того как выскажутся все судебные психоаналитики, журналисты и адвокаты, о-пи очень повезет, если эти поганцы получат год условно и будут отпущены на поруки родителей, — Уорден раздраженно отбросил ручки. — Подростки, черт бы их побрал! Курт медленно поднялся. Голова разламывалась, живот скрутило узлом.

— Вы хотите сказать, что их едва ли будут судить, если поймают, а если дело попадет-таки в суд, им удастся избежать наказания?

Уорден развел громадными ручищами.

— Я солгу, сказав что-то иное, — он встал, протягивая руку. — Не сердитесь на меня, профессор. Такова жизнь.

Курт посмотрел на руку, потом в глаза Уордена. Пожимать руку он не стал, повернулся и направился к двери. За его спиной Уорден покачал головой, вздохнул и уселся за стол, глубоко задумавшись.

Глава 9

Опять они смотрят эту глупую викторину, подумал Рик. Вопли ведущего и крики зрителей, рвущиеся из телевизора, долетали и до его комнаты. Как можно заниматься в такой обстановке? Он покачал головой. До экзаменов-то три недели. И он должен их сдать, чтобы не загреметь в армию. Даже его отец, служивший в ВВС во время второй мировой войны, говорил, что армейская служба — потеря времени.

Вопросы для изучения:

1. Основные положения программы немецких либералов 1884 года.

Разглядел ли их этот велосипедист? Сможет ли опознать?

2. Какой христианский философ написал «De Consolatione philosophiae»?

В газетных заметках, касающихся самоубийства Паулы, о мальчишке не упоминалось. Означает ли это, что полиция его не нашла?

3. Назовите название книги об истории Англии, написанной преподобным...

Рик захлопнул учебник. Если мальчишка раньше не обратился в полицию, чего ему идти туда сейчас? Может, полиция даже не знает о том, что она трахалась, перед тем как покончить с собой. Может...

Ну почему она это сделала?

Мрачные мысли копошились у него в голове, словно крысы в подвале, но Рик быстро отогнал их прочь. Ее уже нет, и единственная грозящая им опасность — этот мальчишка. Если его как следует запугать, если он не решится опознать их, тогда им не о чем беспокоиться. Но как его запугать?

Рик забарабанил пальцами по столу. Лучше всего позвонить по телефону. Тогда он их не увидит, а потому не опознает. Разговор по телефону... с угрозами... А не позвонить ли его мамаше? Так будет лучше. Рик хорошо знал, какой заботливой становится мать, если внушить ей, что ее ребенку грозит опасность.

Он быстро спустился вниз, прошел к телефону в холле. К счастью, его сестер не было дома, а родители уткнулись в телевизор. Они бы учинили скандал, увидев, что он не занимается. Мать жутко боялась, что он провалит экзамены и загремит в армию.

Отец Толстяка Гандера, работавший на сталеплавильном заводе, перебрался в Калифорнию из Огайо сразу после войны и задешево купил акр земли неподалеку от Миддлфилд-роуд. Гараж он построил достаточно далеко от бунгало, с тем чтобы при необходимости ремонтировать автомобили. Но после смерти жены свой досуг он стал посвящать исключительно рыбалке. Так что гараж, отделенный от дома полосой земли, заросшей не пойми чем, перешел во владения Толстяка. Там он действительно ремонтировал свои «шеви», «рамблер» и «додж» отца. В гараж он провел телефон, а окна закрасил черным, чтобы компания могла пить пиво, не опасаясь, что кто-то их увидит.

Субботним утром все четверо собрались в гараже.

— Я же говорил, что нам следует уехать, раз он нас видел, — нервно бросил Толстяк. Его лунообразную физиономию перекосило от страха.

— Откуда мы могли знать, что она покончит с собой? — бросил Рик, лидер, призванный показать им, что уж его-то самоубийство не испугало. — Но теперь нам надо позаботиться о том, чтобы сопляк держал язык за зубами.

— Сначала мы должны его найти, — озабоченно ввернул Чемп. Он сидел на стуле, оперевшись локтями о верстак.

— Он — разносчик газет, — вмешался Хулио, — значит, каждое утро ездит по одному и тому же маршруту. И нам уже известен один дом, мимо которого он проезжает. Я возьму зеленый «рамблер» и выясню, как его зовут и где он живет.

— Мою машину? — вскинулся Толстяк. — Послушайте, парни... — тут он громко рыгнул, вызвав смех Хулио.