Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дом с башенкой

ModernLib.Net / Отечественная проза / Горенштейн Фридрих / Дом с башенкой - Чтение (стр. 2)
Автор: Горенштейн Фридрих
Жанр: Отечественная проза

 

 


      Тогда кудрявая женщина начала смеяться и сказала:
      - Ты лучше застегни ширинку, герой...
      В это время поезд дернул, и кудрявая женщина начала кричать:
      - Ой, он отстал, он отстал!
      А "маленький дядя" заплакал. Мальчику стало жалко "маленького дядю", и он сказал:
      - Ты не плачь, папа догонит поезд на самолете...
      Тогда женщина крикнула:
      - Ты, дурак, молчи... Приблудился на нашу шею.- И начала ломать руки.
      Но тут появился дядя с полной кошелкой, которую он прижимал к груди, и кудрявая женщина сразу начала ругать дядю, а он молча выкладывал из кошелки на столик хлеб, дымящиеся картофелины, огурцы и большую жирную селедку.
      Мальчик повернулся лицом к стенке и закрыл глаза, но все равно не забыл жирную селедку с картошкой и огурцами. Он ел бы все это отдельно, чтоб было больше. Сначала огурцы, откусывая маленькими кусочками, потом селедку с хлебом, а на закуску картошку. Он даже пошевелил губами, повернулся лицом навстречу вкусному запаху и вдруг увидел прямо перед собой большую теплую картошку и половинку огурца и хлебную горбушку с довеском мякоти.
      - Кушай, мальчик,- сказал дядя,- обедай...
      Мальчик съел картошку вместе с кожицей, под кожицей она была мягкая и желтая, как масло. Огурец он сначала обкусал со всех сторон, а серединку оставил на закуску. Потом осторожно глянул вниз, не смотрит ли кто, и обрывком жирной газеты, на которой дядя подал ему еду, натер горбушку и мякоть. Получился хлеб с селедкой, и мальчик ел его медленно, маленькими кусочками.
      После еды мальчику стало тепло, весело, и захотелось сделать для дяди что-нибудь хорошее.
      Он вспорол зубами крепкие нитки на узле, вытащил пахнущий нафталином коричневый отрез и сказал:
      - Дядя, пошейте себе костюм.
      Дядя удивленно поднял брови, но кудрявая женщина быстро вскочила и протянула руку.
      - Это не вам, это дяде,- сказал мальчик и отдал дяде отрез.
      К полке подошел старик в пенсне, теперь он был не в рваном пальто, а в короткой женской кофте.
      - В такое трагичное время,- сказал он,- трудно быть взрослым человеком... Трудно быть вообще человеком...
      "Маленький дядя" посмотрел на старика и заплакал, а кудрявая женщина сказала:
      - Проходите, дедушка, вы испугали ребенка.
      Но старик продолжал стоять, покачиваясь, часто моргая красными веками, и тогда дядя вскочил, взял его за воротник кофты и толкнул в глубину прохода.
      Мальчик рассмеялся, потому что старик смешно взмахнул руками, а пенсне его слетело и повисло на шнурочке, и подумал: "Хороший дядя, прогнал старика".
      Поезд шел и шел, полка скрипела, снизу гудело, сверху постукивало, и вскоре мальчик увидел за окном среди снега черные, обгорелые дома. И танк с опущенным стволом. И грузовик кверху колесами. И еще один танк, и еще один грузовик...
      Поезд шел очень быстро, и все это летело назад, мальчик ничего не мог разглядеть как следует. Потом кто-то опять подошел и остановился у полки, и мальчику стало страшно, потому что он узнал инвалида с плоским рукавом.
      Инвалид держал об руку военного в шинели без погон, ушанке и с гармошкой на плече. Лицо военного было в темно-зеленых пятнышках, а на глазах черные очки.
      И дяде тоже стало страшно, мальчик увидел, как дядя поперхнулся селедочным хвостом - хвост теперь торчал у дяди изо рта.
      Дядя кашлял, а инвалид с военным молча стояли и смотрели.
      Наконец дядя засунул пальцы в рот, вытащил селедочный хвост и сказал инвалиду:
      - Здравствуйте,- как будто инвалид никогда не давал дяде дули и никогда не плевал ему в лицо.
      - Здравствуйте,- вежливо ответил инвалид,- мы где-то с вами виделись.
      - Конечно, конечно,- сказал дядя,- может, вы перекусить хотите, так присаживайтесь.
      - Спасибо,- ответил инвалид,- у нас свое есть.- И выложил на столик алюминиевую флягу и завернутый в газету пакет.
      - Кисонька,- сказал дядя кудрявой женщине,- погуляй с ребенком, пока люди пообедают.
      Кудрявая женщина сердито посмотрела на дядю, взяла на руки "маленького дядю" и вышла в коридор, а дядя торопливо порылся в корзине и выставил на столик два покрытых никелем железных стаканчика.
      Инвалид отвинтил крышку фляги и налил в стаканчики, а военный начал шарить пальцами по столику, натыкаясь то на флягу, то на пакет, пока не опрокинул один стаканчик.
      - Эх,- сказал инвалид,- ведь чистый спирт.- Он снова налил и вложил стаканчик военному в руку.
      Дядя быстро достал тряпку и начал вытирать лужицу на столике.
      - Зачем? - поморщившись, сказал инвалид.
      - Как же, как же, - сказал дядя,- вот товарищ слепой рукав намочит.
      Инвалид и военный выпили, крякнули, и инвалид начал разворачивать одной рукой пакет. В пакете был точно такой пирог, какой ел мальчик утром. Только не кусочек, а громадный кусок, мальчику его б хватило на целый день, а может, и на два дня.
      - Закуска дрянь,- сказал инвалид,- по коммерческим ценам давали...
      Он вынул из кармана тяжелый позолоченный портсигар и раскрыл его. Портсигар был плотно набит кислой капустой. Инвалид взял щепотку капусты, затем схватил руку военного и тоже сунул ее в портсигар. Они выпили и сразу же, не переводя дыхания, налили и выпили опять.
      В это время поезд застучал по мосту, и инвалид сказал военному:
      - Вот она, Волга!
      Они выпили снова, и лицо военного стало красным, а щеки инвалида, наоборот, побелели. Головы их мотались низко над столиком, а за головами в окне до самого горизонта стояли припорошенные снегом танки, машины и просто непонятные, бесформенные куски.
      - Кладбище,- сказал инвалид,- наломали железа.
      Они выпили, и инвалид сказал:
      - Давай фронтовую...
      Пальцы у военного часто срывались, он бросал мелодию на середине и начинал сначала.
      Вскоре у купе собралось много людей. Толстая женщина сказала:
      - Браток, а может, ты "Васильки-василечки" сыграешь?
      Но военный продолжал играть одну и ту же мелодию, обрывая ее на середине и начиная сначала.
      Голову он повернул к окну, и очки его смотрели на заснеженное железное кладбище, где летали вороны, очень черные над белым снегом.
      Локоть шинели у военного был вымазан повидлом от пирога, и инвалид взял пирог, встал, пошатываясь, и сказал мальчику:
      - Кушай, пацан.
      Мальчик увидел перед собой плохо выбритое лицо, дышавшее сквозь желтые зубы горячим, остро и неприятно пахнущим воздухом, и отодвинулся подальше, в самый угол.
      - Если мальчик не хочет,- сказал старик в пенсне,- я могу взять.
      - Нет,- сказал инвалид,- пусть пацан съест.- И положил пирог возле мальчика.
      Поезд начал стучать реже, зашипел, дернул и остановился у какого-то обгорелого дома.
      - Твоя,- сказал инвалид военному.
      Тот поднялся, и они вместе пошли по проходу.
      - Унесло? - спросила кудрявая женщина, заглядывая в купе.- Насвинячили, алкоголики!
      - Тише,- сказал дядя,- он еще вернется...
      Поезд вновь двинулся, на этот раз без толчка, и, пока он медленно набирал скорость, мимо окна ползли заснеженные развалины и снежная дорога, по которой среди развалин шли люди.
      Поезд грохотал уже на полной скорости, когда инвалид вернулся в купе и сел над недопитым стаканом, опершись головой на руку.
      Он сидел так долго и молчал, и дядя сидел и молчал, на самом краешке скамейки, а кудрявая женщина каждый раз заглядывала в купе и уходила опять.
      Наконец дядя очень тихо и очень вежливо спросил:
      - Вы, может, спать хотите? Может, вас проводить?
      Но инвалид продолжал сидеть и потряхивать головой над недопитым стаканом.
      Тогда дядя подошел, осторожно потрогал инвалида за плечо, и тот сказал усталым голосом, не поднимая головы:
      - Уйди, тыловая гнида...
      Тут появилась кудрявая женщина и закричала:
      - Вы не имеете права!.. У нас был такой случай: инвалид обругал мужчину, а мужчина оказался работник органов, и инвалида посадили.
      - Гражданин,- сказал дядя уже построже,- освободите место. Здесь едет моя жена и ребенок.
      Инвалид медленно поднялся, посмотрел на дядю и вдруг схватил, сжал пальцами дядин нос.
      - Барахло назад отдай пацану,- сказал инвалид,- отдай, что взял...
      Дядин нос сначала позеленел, потом побелел, и на дядин полувоенный френч потекла тоненькая красная струйка, через весь френч, на галифе и дальше по сапогу.
      Кудрявая женщина громко закричала, а "маленький дядя" заплакал, и мальчик, хоть ему было страшно, тоже крикнул:
      - Не трогайте дядю, пустите дядю...
      В это время кудрявая женщина наклонилась к чемодану и бросила подаренный дяде отрез прямо мальчику в лицо, а проводник и толстая женщина оторвали инвалида от дяди, и дядя сразу куда-то убежал.
      Инвалид устало оперся рукой о полку, облизал губы и спросил проводника:
      - У тебя, папаша, гальюн открыт?.. Мутит меня...
      - Нужно оно тебе, - покачал усатым лицом проводник и повел инвалида, придерживая его за спину рукой.
      Появился дядя и начал хватать свои чемоданы. Он сказал кудрявой женщине:
      - Собирайся, я договорился в третьем вагоне.
      - Дядя,- крикнул мальчик,- подождите!
      Но дядя даже не посмотрел в его сторону: он очень торопился.
      У мальчика опять начало давить в горле, однако он не сжимал глаза и зубы, чтоб не заплакать, потому что ему хотелось плакать, и слезы текли у него по щекам, по подбородку, и воротник свитера и пальцы - все стало мокрым от слез.
      - Он ему в действительности дядя? - спросила толстая женщина.
      - Не знаю,- ответил старик в пенсне,- ехали они вместе.
      Появился инвалид; лицо, шея и волосы его были мокрыми, и он каждый раз отфыркивался, точно все еще находился под краном.
      - Граждане,- сказал он,- отцы и матери, надо довезти пацана... Меня пацан, граждане, боится...- Инвалид зубами расстегнул ремешок часов и положил их на столик.- Довезешь, проводник, папаша? Денег нет... Пропился я, папаша...- Он вытащил из кармана портсигар, вытряхнул прямо на пол остатки капусты и положил портсигар на столик, рядом с часами.- Вещь... Целый литр давали.- Потом вытащил из кармана зажигалку, складной нож, фонарик, потом подумал, расстегнул бушлат и принялся разматывать теплый, ворсистый шарф.
      - Шерсть,- сказал он.
      - Да ты что,- сказал проводник и придвинул все лежавшее на столике назад к инвалиду,- ты брось мотать... Довезем, чего там...
      А толстая женщина взяла портсигар и сказала:
      - Он его все равно пропьет... Лучше уж мальцу еды наменять, скоро станция узловая...
      Инвалид посмотрел на нее, качнулся и вдруг обхватил единственной рукой за талию и поцеловал в обвисшую щеку.
      - Как из винной бочки,- сказала толстая женщина и оттолкнула его, но не обозлилась, а, наоборот, улыбнулась и кокетливо поправила волосы.
      Инвалид провел рукавом по глазам, обернулся и подмигнул мальчику.
      - Ничего,- сказал он,- ничего, парень, не робей.- И пошел по проходу.
      Мальчик увидал его сутулую спину, стриженый затылок и большие, толстые пальцы, которыми он поправил, заломил на ухо свою морскую ушанку.
      В вагоне потемнело, и проводник зажег свечу в фонаре под потолком.
      Мальчик лежал затылком на распотрошенном узле и смотрел, как горит свеча. Толстая женщина дала ему хлеб с белым жиром, стакан сладкого кипятку, и теперь он лежал и ни о чем не думал.
      Постепенно шаги и голоса стихли, остался лишь привычный гул поезда да скрип полки. Мальчик опустил ресницы и увидал перед собой яркие розовые круги.
      Он понял, что это свеча, повернулся на бок, и круги стали черными. Потом он вспомнил, что больше нет дядиных чемоданов, разогнул ноги в коленях и начал уже засыпать, когда какой-то шорох разбудил его. По купе ходил старик в пенсне. Он ходил на цыпочках, с полусогнутыми руками, и заглядывал в лица спящих. Потом он очень медленно, как слепой, вытянул руки вперед и шагнул к окну.
      Голову он поворачивал рывками, то в одну, то в другую сторону, губы его шевелились. Мальчик лежал неподвижно, он видел часть спящего лица толстой женщины, раскрытый рот и видел огонек свечи в темном окне и протянутые к этому огоньку пальцы старика. Пальцы потянулись дальше, и огонек появлялся теперь то среди волос старика, то на его бородке. Вдруг пальцы быстро прикоснулись к висящей на крючке у окна сетке с хлебом и так же быстро, точно хлеб этот был раскаленный, отдернулись назад.
      Толстая женщина издала губами странный, похожий на поцелуй звук и вынула руку из-под головы. Ресницы ее дрогнули.
      Когда мальчик приподнял голову, старика в купе не было.
      Мальчик полежал еще немного с открытыми глазами, и сердце его начало биться тише и спокойней. Тогда он прикрыл веки и хотел повернуться к стенке, но вместо этого снова открыл один глаз.
      Старик стоял у самой полки. Под седыми, редкими волосами была видна нечистая белая кожа.
      Он снял кофту и был теперь в шелковой мятой рубахе, обтрепанные манжеты вместо запонок были скреплены проволокой.
      Он пошел пригнувшись - так ходят в кинокартинах разведчики, и это было очень смешно,- но мальчику стало не смешно, а страшно, как утром, когда он проснулся и вспомнил, что мама умерла.
      Пальцы старика скользнули по корке, отщипнули маленький кусочек этой коричневой корки вместе с серой мякотью, и в этот момент он оглянулся и встретился взглядом с мальчиком. Поезд шел в темноте, чуть-чуть подсвеченной снегом; казалось, за окнами больше нет жизни, лишь изредка мимо окон проносились какие-то неясные предметы.
      Толстая женщина опять спала с открытым ртом, и в глубине ее рта поблескивал металлический зуб.
      Старик осторожно распрямился, покачивая головой, и переложил хлеб из ладони в задний карман брюк.
      Он все время, не мигая, смотрел на мальчика, и мальчик приподнялся на локтях, отломил угол от пирога, оставленного инвалидом, и протянул старику. Старик взял и сразу проглотил. Мальчик снова отломил снизу, где не было повидла, и старик так же быстро взял и проглотил. Мальчик отдал старику по кусочку всю нижнюю часть пирога; а верхнюю, с повидлом и печеными хрустящими колбасками, оставил себе.
      Пришел проводник и для светомаскировки обернул фонарь темной тряпкой теперь только туманное пятно сжималось и разжималось на потолке. Старик стоял, морща лоб и что-то припоминая, а затем пошел вдоль вагона, мимо храпящих полок, мимо спящих, сидя и полулежа, людей, до тамбура, где на узлах тоже лежали какие-то люди.
      - Неужели это никогда не кончится? - тихо сказал старик и пошел назад.
      Он стоял у полки мальчика и смотрел, как мальчик спит.
      Мальчик спал, лежа на распотрошенном узле и положив щеку на голенища фетровых женских бот.
      Рукава его свитера были закатаны, а ботинки расшнурованы.
      Мальчику снился дом с башенкой, дядя, старуха, торгующая рыбой, инвалид с сильными, толстыми пальцами и еще разные лица и разные предметы, которые он тут же во сне забывал. Уже перед самым рассветом, когда выгоревшая свеча потухла и старик прикрыл ноги мальчика теплой кофтой, мальчик увидал мать, вздохнул облегченно и улыбнулся.
      Ранним утром кто-то открыл дверь в тамбур, холодный воздух разбудил мальчика, и он еще некоторое время лежал и улыбался...
      1963

  • Страницы:
    1, 2