— Когда смотрел? Как смотрел?
      — Ну, вот сейчас, когда ты выходила…
      — Как смотрел?! - настойчиво повторила начавшая заводиться Дженева.
      — Ну-у… Та-ак смотрел… Ну словно ты его давно потерявшаяся… и вдруг нашедшаяся двоюродная бабушка.
      — Ну ты даёшь, — нервно засмеялась Дженева, впрочем, уже успокаиваясь. — Бабушка! Скажешь тоже!
      — Ладно! Хватит здесь торчать! — Гражена сама уже поняла, что её куда-то не туда занесло с Керинеллом. — Пошли скорее, а то есть хочется! Давай, кто быстрее!
      И, подхватив юбки, они наперегонки припустили к выходу в город.

* * *

      Задорный ритм музыки, дружный перестук каблуков по мостовой и жаркое веселье, расплескивающееся из каждого движения танцоров, зажигали во всём теле пьянящую жажду стать одним целым с этой безудержной пляской и, поднявшись бешеным перестуком деревянных каблуков над зашедшейся в буйном танце площадью, — выплеснуться в открытое небо безудержной огненной радостью.
      Поворот — чьи-то руки подбрасывают тебя в головокружительный полёт очередного движения танца, раз-два! — прыжок, кивнуть — закружить колоколом юбки — пронырнуть под сплетением рук — вновь поворот, раз-два! — расколоть камень мостовой дробью каблучков — опять закрутиться — поворот, хлопок — и снова счастливой птицей взлететь в воздух!
      Первыми сдались музыканты. Заключительный — и уже немного фальшивящий — взвизг флейт; красный, потный, но довольный барабанщик нарочито бессильно уронил руки вдоль тела. Над остановившейся площадью пронёсся вздох разочарования пополам с облегчением. Прежде ровные ряды хороводов дрогнули и растеклись шумно переводящей дыхание толпой. На другом конце площади уже о чём-то спокойном заиграла скрипка.
      Дженева заскользила сквозь хаотично бродящую толпу разбойников, королев, пастушек, медведей, моряков, леших, ночных духов и прочих шахматных фигур, в поисках потерявшейся во время танцев подруги. Очень скоро она увидела вдалеке знакомый причудливо-яркий наряд хассанеянской принцессы, выделявшийся даже в этом разноцветном великолепии безрассудного праздника фантазии, и этот наряд целенаправленно двигался в её сторону. Даже отсюда и даже сквозь маску была видна счастливая улыбка до ушей.
      — Ф-фух, — так одновременно и так почти одинаково девушки выдохнули друг дружке свои впечатления от праздника, что, не сдержавшись, тут же расхохотались.
      — Жарко, — пожаловалась отсмеявшаяся Гражена.
      — Ага, душно, — согласилась Дженева, безуспешно пытавшаяся обмахнуться отворотом рукава. — А пошли в Синюю бакалавратку? Там река и должно быть прохладно… И наши могут быть.
      Выйти с переполненной площади оказалось не так легко, но уже на боковых улочках было свободнее и свежее. Гражена принялась увлечённо рассказывать о каком-то преследовавшем её весь танец кавалере, как вдруг резко остановилась и быстро потянула ничего не понявшую подругу назад. "Тише, тише" — умоляюще зашикала она на Дженеву, громко выражавшую своё несогласие с изменением курса, и только скрывшись за ближайшим поворотом, объяснила своё поведение.
      — Там лорд Рэгхил.
      — И? — попросила дополнительных подробностей уже начавшая что-то понимать Дженева.
      — И! — раздражённо повторила та. — Я тут недавно узнала от леди Олдери, что… эта судейская жердь, оказывается, раньше никогда не появлялась на её званых обедах. Я имею в виду, до моего появления у неё в доме.
      Дженева хмыкнула, вспомнив, что в тот памятный день высокая важная персона в чёрном самолично вызвалась проводить Гражену к чародеям — и как оная была безукоризненно галантна по отношению к растрёпанной незнакомке в пыльном платье.
      — Думаешь… — медленно начала она.
      — Думаю! — хмуро бросила Гражена. — Меня уже начинают бесить его постоянные рассуждения, какими качествами должна обладать образцовая жена благородного ренийского лорда. А также то, что он подкладывает мне в тарелку не то, что я прошу, а то, что сам любит!… Глянь, он уже ушёл оттуда?
      Дженева осторожно выглянула за угол, присмотревшись, разглядела в полусотне шагов небольшую группу оживлённо болтающих людей, среди которых, как всегда, выделялся статный лорд Рэгхил, даже ради праздника не изменивший своей чёрной судейской мантии, — и отрицательно помахала головой.
      — Тогда пошли в обход. Не хочу лишний раз с ним сталкиваться…
      Перепрыгнув через очередную лужу на их новом пути, Дженева решилась нарушить затянувшееся молчание.
      — А может, он…
      — Хватит об этом. Вот ещё!… Лучше расскажи, нашла ли ты своего жонглёра?
      — Не-а, — вздохнула та. — Я уже дважды обошла ту местность, где он обычно останавливался. И никто его тут нынче не видел, кого я ни спрашивала.
      — Не грусти, — сочувствующе вздохнула ей в ответ Гражена. — Если он здесь, ты его найдешь… Слушай, подруга, а чего это мы дурим! Наши вряд ли придут в Бакалавратку так рано. Давай мы лучше прямо сейчас вместе попробуем найти твоего жонглёра! Точно.
      — Э-э… твой наряд…
      — И никаких таких «э-э». Мы же не в Бурку, не в воровской район идём. Ты где его уже искала?
      — Возле Базарки, там, где широкий спуск. Знаешь?
      — Конечно. А где ещё в Венцекамне на праздниках выступают бродячие артисты?
      — На университетской площади — но там мы только что были… У старого порта — но то место Жоани не любит, его там чуть однажды не зарезали, пьяного в подворотне… Нет, больше не знаю.
      — Помню, я в детстве однажды видела представление — у Каменной речки.
      — Да, но там обычно бывают только заезжие артисты, из Местании или ещё откуда с юга.
      — Ну и что? Это недалеко, сходим на всякий случай.
      — Скажешь тоже, недалеко. Это аж за городом.
      — Не бурчи.
      — Не бурчу.
      — Вот и не бурчи.
      — Вот и не бурчу…
      И так, то в шутку препираясь, то оживленно болтая обо всём, что придёт на ум, они повернули и дружно зашагали к своей новой цели. Их путь сначала шёл через мастеровые районы, где над въевшимися в стены домов запахами капустного супа, свежих кож и ослиного навоза тоже царил буйный дух праздника, но уже с простонародным акцентом. Потом дорога вышла в неприлично пышно разросшийся купеческий квартал, потом превратилась в тропинку вдоль давно пересохшего русла ручья, заросшего сейчас низкорослыми акациями, потом выбежала свежеуложенной каменной мостовой Нового предместья. Здесь им стали часто попадаться знакомые, в основном собратья-школяры, которые, как сговорившись, вначале бурно рассказывали, какие чудеса они сегодня видели и где намечаются новые — и ещё более грандиозные! — фейерверки, танцы и пиршества; а потом дружно предлагали девушкам обязательно пойти туда с ними. Дольше всех не отставал Лартнис (его отец, разбогатевший владелец стекольной мастерской, вечером давал собственный праздник в Летнем саду), и он настойчиво прельщал их то мороженым, то выступлением огненных факиров, то знакомством с "самым модным нынче поэтом". Услышав последний довод, Гражена застонала — и высказала Лартнису всё, что она думает о нём самом и о его медвежьем гостеприимстве. Тот в ответ лишь засмеялся, но на прощанье иронично подмигнул Дженеве — мол, твоя гордячка-подруга ничего не понимает в модной жизни.
      Впрочем, то, что рассказал Лартнис, всё же заставило Гражену серьёзно задуматься — правда, в совсем другом направлении: раз отец Лартниса нанял для своего вечера артистов, то, значит, и труппа Жоани тоже может выступать на каком-то частном празднике. И тогда шансов найти его почти нет. Девушки несколько кварталов подряд обсуждали эту досадную возможность — но когда, уже невольно замедлив ход, они вышли на очередную площадь, расстроенная Дженева вдруг встрепенулась.
      — Вон они, видишь? Это наш фургончик! — по-детски запрыгала она, хлопая в ладоши. — Мы нашли их! Нашли!
      — Да, мы с тобой молодцы! — удовлетворённо признала Гражена. — И мне кажется… там тебя уже тоже заметили.
      И правда — высокая темноволосая плясунья в ярко-красной шали недоверчиво-радостно вглядывалась в их сторону.
      — Юльда, Юльда, это я! — завопила Дженева и бросилась к ней.
      И началось… Откуда-то вынырнул сутулый жонглёр, потом появилась старая хромающая женщина, и поднялся такой водоворот приветствий, объятий, восторженных криков и поцелуев, что благоразумная Гражена решила на всякий случай держаться пока подальше, чтобы ей самой вдруг не оказаться затянутой в него.
      Увы, не вышло.
      — Гражена — это Гражена — иди сюда! — приглашающее замахала Дженева, и чуть было успокоившийся восторг от неожиданного появления надолго исчезнувшей «гулёны» вспыхнул с новой, но уже чуть более сдержанной силой. Гражена осторожно приблизилась к суетливо-радостной группе бродячих артистов. На неё тут же хлынул поток восторженных приветствий — хотя и без обниманий-целований (видимо, всё же сыграл свою роль её наряд принцессы).
      — Это Гражена… Ага, та самая… Это мой самый любимый Жоани… Юльда, это Юльда… Она мне как мать… (Дженева, наверное в сотый раз прижалась к высокой плясунье.) А это Ашаяль… Самая мудрая женщина в мире! Ну как вы, как? Рассказывайте, как вы жили без меня?
      Жонглёр тут же потянул куда-то Дженеву, грозясь показать "нового мула и чертовски новую упряжь!"; Юльда поспешила за ними, резонно, но без толку протестуя "ну что ты пристал к нашей девочке со своей дурацкой упряжью!".
      Гражена перевела дыхание — стихийное бедствие, кажется, миновало.
      Сзади раздался сухой треск не то кашля, не то смеха. Она оглянулась. Старая Ашаяль, крепко опирающаяся на узловатую палку, спокойно и пристально рассматривала её. Гражена невольно улыбнулась ей — после зрелища буйных сумашедших всегда приятно увидеть нормальное человеческое лицо.
      — Света и тепла тебе, бабушка! — вежливо поздоровалась она.
      — Ты и есть та благородная дама, которой наша дурочка вызвалась помогать? — без обиняков припечатала старуха.
      По-рыбьи хлопнув онемевшим ртом, Гражена выдавила из себя лишь что-то нечленораздельное. Это неслыхан…
      — В своё время ты будешь очень красивой, — не дожидаясь ответа, добавила Ашаяль и, заковыляв к находившемуся в нескольких шагах каменному парапету, бросила через плечо. — Иди сюда. Мне трудно стоять. Садись здесь! — и хлопнула ладонью по камню.
      Ошарашенная дочь барона послушно опустилась рядом со старухой. Сон, это какой-то сон…
      — Я посмотрела на тебя. Хорошо. Моя девочка не сделала ошибки. По крайней мере, большой ошибки.
      — Я…
      — Да, ты. Ты отмечена непростой судьбой. Но ты её ещё не выбрала. Не закрывай своего сердца. Скоро придёт любовь. И тебе решать, какой она будет.
      Гражена затрясла головой — и вскочила.
      — Хватит! Я не жела…
      — Хватит, так хватит, — буднично согласилась Ашаяль. — Тогда или к ним. И скажи Юльде, чтобы она принесла мне тёплую шаль. Становится свежо…
      Гражена послушно сделала всё, что ей велела старая женщина — и только после этого её догнал комизм ситуации. Она расхохоталась, пугая Дженеву.
      Впрочем, вдоволь отсмеявшись, объяснять подруге всё же ничего не стала.
      И только потом, на обратном пути, она постаралась кое-что выяснить. Дженева всю дорогу увлеченно делилась всем, что ей понарассказывали Жоани и Юльда — что последний год был для них очень удачным, что они пару раз пытались найти кого-то на её место в труппе, но пока без особого успеха, что они только что вернулись из гастролей по Местании, которую исколесили вдоль и поперёк, и что у Жоани тоже начинают болеть колени… Взбудораженная встречей, Дженева не замечала необычной задумчивости подруги и вовсю тараторила за двоих. Выслушивая уже…надцатое описание успеха, выпавшего на долю труппы в Серетене, Гражена вдруг прервала своё затянувшееся молчание и спросила, а чем занимается в труппе Ашаяль. Дженева принялась рассказывать, какой фантастической плясуньей она была в молодости, а после, когда ноги подвели её, она перестала работать, просто взяв на себя все бытовые заботы о большой тогда труппе… И всё? — уточнила Гражена… Нет. Под старость лет она начала хорошо гадать, да и сейчас иногда делает это, когда очень попросят…
      — Ой, ну что же это я! — от нахлынувшего чувства разочарования Дженева даже остановилась. — Ну почему я вовремя не подумала… Надо было попросить Ашаяль погадать тебе!
      — Да ладно, — уклончиво промычала Гражена.
      — Нет, правда! Надо было. Мне бы она не отказала. Она хорошо гадает — правда-правда!
      — А тебе она гадала?
      — Да, ещё давно! — Дженева даже взмахнула рукой, чтобы показать, как это было давно.
      — И что это было?
      — Дороги, дороги и дороги!
      — Хм… Не нужно быть великим прорицателем, чтобы нагадать бродяге дороги.
      — И точно! — засмеялась Дженева.
      Гражена немного встрепенулась.
      — Ну, значит, на самом деле она не очень… сильна… Ну вот и хорошо… — добавила она ещё тише. И тут же оживлённо заговорила о более важном. — И где у нас сегодня будут самые весёлые танцы?

* * *

      — Где ты вчера была?
      Дженева затормозила перед внезапно выросшим на её пути Кастемой… Ой, как нехорошо, что ей не удалось незаметно выскользнуть из университета. Давешняя радость снова увидеть свою бродячую семью оказалась настолько большой, что она не выдержала и на следующий же день после праздника сбежала с занятий, чтобы провести его весь с Жоани, Юльдой и Ашаялью. Сегодня она снова собралась повторить свой трюк — да вот, не удалось…
      Чародей наклонился над ней и настойчиво повторил каждое своё слово: "Где ты вчера была?". Подняв свои нарочито честные глаза и достойно встретив внимательно-сосредоточенный взгляд Кастемы, Дженева мысленно пролетела через безграничные пространства возможных правильныхответов — и в последний миг решилась говорить правду.
      — Я была с моими приёмными родителями. Я почти год не видела их. И сейчас тоже спешу к ним.
      — М-м… Тебя ведь воспитали бродячие артисты? — уточнил чародей.
      Обрадованная его смягчившимся тоном Дженева кивнула — и постаралась закрепить свой маленький успех.
      — Когда я ещё смогу увидеть их? Они же всё время где-то колесят, а если даже и заедут на пару дней в Венцекамень, то… Я и нынче-то их еле нашла… И завтра на рассвете они уже уезжают. Кастем, а?
      И постаралась вложить в свой голос умоляющих эмоций — чуть-чуть, самую толику, чтобы ни в коем случае не переиграть. Чародей укоризненно покачал головой, но она уже почувствовала, что это означает разрешение.
      — А мне показалось… Ладно, это не важно, — сам себя перебил Кастема. — Ну, раз так…
      — Ой, спасибо! — радостно перебила его не сдержавшаяся Дженева. — Они, кстати, столько интересного знают — не поверить! Где ведь они только не были за это время!… Однажды в Местании они попали в жуткую грозу, так потом оказалось, что в нескольких верстах от их стоянки ливнем смыло дорогу и там до сих пор ездят через заброшенный тракт через Выгородец, а ещё они видели, как наводят новый мост через Ойлу, а ещё…
      — Стой! — чародей тряхнул за плечо вдруг свою разошедшуюся ученицу, словно приводя её в чувство; Дженева весьма удивлённо чегойкнула, но всё же остановила свой быстрый поток слов. — Они были в Местании?
      — Ну да. Я ж о чём и говорю, — снисходительно повторила Дженева такую простую для понимания вещь что-то непонятливому нынче чародею. — Я ж и говорю, там много всего нового случилось и они мне об этом рассказывают.
      — Вот где брешь…
      — А? Что за брешь?… - уставилась Дженева на выдохнувшего это чародея, который, казалось, мгновенно и начисто забыл о ней. Но он уже в следующее мгновение он внимательно — и как-то печально-задумчиво — смотрел прямо на неё.
      — Я бы не советовал тебе сегодня идти к ним.
      — С чего это? — протянула недовольная Дженева.
      — Послушай меня, пожалуйста. Я не могу тебе запретить. Я прошу тебя — не ходи никуда.
      Поднявшееся было недовольство Дженевы вдруг так глупо полученным отказом погасилось тоном и убедительностью, какие Кастема вложил в последние слова. Она почувствовала, что на совершенно пустом месте внезапно оказалась перед каким-то серьёзным и важным выбором. Но что за дела?
      Она не лентяйка и не разгильдяйка, старательно учится — хотя ведь поступала в ученики к чародеям совсем не из-за собственного желания, а за компанию с Граженой! С другой стороны, вон Миррамат постоянно где-то пропадает, а она один раз решилась пропустить занятия — и сразу такие дела! И потом, она уже пообещала вчера Юльде, что сегодня обязательно придет.
      А ещё с другой стороны… Подняла глаза к ярко-синему небу, с белесыми пятнами дымчатых облаков. Высокий ветер нёс их в сторону далёких южных морей. Ашаяль очень старая. Кто знает?…
      Приняв решение, Дженева повернулась к чародею, чтобы спокойно выдержать его взгляд — и уверенно сказать.
      — Нет. Я пойду.
      И добавила из внезапно уколовшего её чувства жалости к седому учителю.
      — Я должна это сделать.
      Не дожидаясь ответа, сделала шаг назад — потом второй — потом повернулась и, не оглядываясь и ускоряя ход, зашагала к своей цели.
      Сердце тяжёлым молотом билось в груди.
      На всякий случай она напряжённо прислушивалась — не крикнет ли ей что вслед чародей. Наверное, только поэтому смогла уловить, как он произнёс что-то короткое, негромкое и не расслышанное до конца, что-то похожее на «извини»… или «измени». Это было так странно, что она заколебалась между желанием повернуться посмотреть, что там такое, и твёрдым намерением идти вперёд. Эта нерешительность передалась её вдруг дрогнувшему шагу и — ой!
      — Ой, нога-нога-нога! Ой-й…
      Дженева как бы со стороны увидела себя уже сидящей на земле, в неловкой позе, бессильно склонившейся над взорвавшейся болью щиколоткой.
      — Покажи… Что?… - это склоняется над ней откуда-то появившийся Кастема.
      — Ой, н-не знаю… кажется, оступилась… Ой-й, да что же это такое?… Да что же я такая невезучая?… - из глаз Дженевы брызнули слёзы.
      — Замолчи! — тряхнул её за плечи чародей. — Нет здесь твоей вины. Поняла?
      Дженева без слов кивнула, уже немного успокаиваясь и приходя в себя.
      — Не вставай. Тебе удобно? Подожди, вот так… — продолжал что-то делать чародей. — Я сейчас позову Кемешь… Я сейчас вернусь, слышишь!
      В наступившей тишине появились — казалось, очень-очень далёкие — испуганные голоса. "Чего это они так кричат?" — паморочно-равнодушно подумала Дженева и почти упала на так подведшую её ногу. Невыносимая боль почти без остатка превратилась в дрожащую слабость во всём теле — но так было только хуже.
      Минуты текли. Дрожание в теле стало переходить в нахлынывающую и спадающую тряску.
      — Покажи! — это уже Кемешь. Мягко разжала её руки, судорожно обхватившие источник тусклой боли… осторожно пробежала пальцами по всей ноге… аккуратно потрепала ладонью щиколотку… И сильно схватилась за ступню — так сильно, что Дженева заорала, перепугавшись могущей появиться от этой прежней боли. Впрочем, это она поспешила: по ноге, наоборот, пролился благостный холодок.
      — Ну что, так лучше?
      — Угу! — кивнула Дженева. Лучше. Уже лучше. — Что это с ней?…
      — Ничего страшного. Кость цела. Просто растянула… Три дня просидишь дома. Через неделю будешь ходить, почти не хромая. Через месяц — бегать. Но только осторожно! Поняла?
      Что ж тут не понятного?
      Дженева впервые подняла голову.
      — Ну где этот Миррамат? — шумела зачем-то Кемешь. — Я же ему ясно сказала, где он найдёт университетского конюха!
      — Ты это чего придумала, красавица? — о, это Керинелл. Дженева оглянулась по сторонам. Вокруг уже собрались люди, всё знакомые лица.
      Знакомые — и участливые. Вон Миррамат ведёт под уздцы ослика и что-то самодовольно кричит непонятно за что ругающей его Кемеши. Вот Керинелл помогает ей пересесть на свой сложенный подушкой плащ. Вот Тересина, присев рядом, приговаривает ей что-то утешительное.
      Дженева ещё раз огляделась, задерживая свой взгляд на их лицах — и благодарно улыбаясь сквозь новые слёзы — улыбаясь всем и каждому из них.

* * *

      Болеть неожиданно оказалось очень приятно. Ни разу за всю свою прежнюю жизнь Дженева не оказывалась в центре такого внимания и заботы. Редкий час в дверь её комнаты не стучались гости, в одиночку или компанией, или хотя бы посланец леди Олдери с очередным лакомством. (Дженева всё ждала, что заглянет Мирех, но он так ни разу и не появился.) Вечером обязательно заходила чародейка, ставила холодящие примочки и рассказывала последние городские сплетни. Ей нанесли такую стопку книг — многие знали её любовь к старинным балладам, сказкам и легендам — словно она собиралась болеть до самой осени. И даже нога ныла уже с приятностию, позволяя представлять себя раненым воином, который в бесчисленных схватках с врагами королевства получил серьёзную, но не смертельную рану, и сейчас восстанавливает силы, чтобы, ежели оные враги снова решатся на своё злое дело, вовремя поднять свой меч на защиту родной страны. Одно-единственное соображение портило игру в раненого воина — женщин на войну не берут. А жалко…
      Ну и, напоследок, это дало ей возможность на законных основаниях пропустить очередной званный (или, как переиначивала Гражена, "зёванный") обед леди Олдери. Последнее, кстати, вызвало у её подруги приступ ворчливой зависти, так что она, прежде чем отправиться к тётке, долго и однообразно ныла "везёт же тебе". Выпроводив её, Дженева вернулась к увлекательным приключениям Химельхисса, "честнага хассанийскага купца". Купец успел сплавать на далёкий остров, на котором росли сады хрустальных деревьев с серебряными листьями, и привезти оттуда соловья, который своими песнями мог без следа растопить самую горькую печаль, и только-только узнал о новой неведомой стране с новыми небывалыми чудесами, как в комнату влетела Гражена и с возгласом отмщения "А вот зря ты сегодня не пошла!" запрыгнула на канапе и приступила к долгой и ответственной процедуре усаживания поудобнее.
      — Ну и что же там произошло? — заинтригованной Дженеве надоело ждать, когда она наконец умостится.
      — А?… Ах, да! Столько новостей сегодня! Ну, лорда Жусса, которого искусала любимая болонка, ты всё равно не знаешь. В Бериллене родился телёнок с двумя головами — представляешь? Старики говорят — к мору. Или к небывалому урожаю. В Венцекамень вернулась Синита Лунный голос. Да, и вот ещё что, — посерьёзнела она. — Ты ведь знаешь, из Серетена должно было приехать какое-то важное посольство. Так вот, говорят… на них напали какие-то разбойники и самого посла… не то ранили, не то даже убили. Представляешь, каково?
      — Ого. И это произошло уже в Рении?
      — Ну а я о чём говорю. Пересекли границу, но до Корабельной пущи ещё не добрались. Хотя точно пока никто не знает, разное говорят.
      — Кастема должен знать больше. Завтра спросим у него.
      — Ты хочешь уже пойти на занятия?
      Дженева едва успела кивнуть, как дверь в комнату без стука открылась и в образовавшуюся щель просунулась как всегда растрёпанная голова Галки. Не говоря ни слова, дочь барона метнула в её сторону диванную подушку; служанка так же безмолвно исчезла. Во время этой короткой сценки с колен Гражены свалилась книжица, которую она всё теребила в руках и которую давно заприметила ставшая жадной на чтение Дженева.
      — Это что у тебя… упало? — нарочито безразлично спросила она.
      Гражена подняла то, что на поверку оказалось скорее тетрадкой, и молча покрутила.
      — Это список с "Героической поэмы". Той самой. Я ещё не читала. Автор… (она заглянула на титульный лист) автор некто «Г» тире «л»… Это мне подарил лорд Рэгхил, — добавила она нехотя.
      — Хороший подарок!
      — Э-э… Я тебе так скажу… — медленно продолжила Гражена. — Раз лорду Рэгхил мне это подарил, значит, ему это нравится. Логично? Логично. А раз ему это нравится, то… то я это точно не полюблю. На, дарю это тебе! — внезапно решила она, и, резко встав с таким трудом насиженного места, шагнула к Дженеве и бросила книжку ей на колени.
      …На следующий день весь город гудел о нападении на местанийское посольство.
      Вчера утром взмыленный гонец принёс весть — в тридцати верстах от Ларуона кавалькада из трёх десятков вооружённых всадников, охранявших кареты с посольскими, попала в засаду. В туманном рассвете с нависавшего над дорогой невысокого утёса внезапно полетели арбалетные стрелы и камни. Началась неразбериха, ибо, к несчастью, среди первых убитых оказался капитан. Если бы из кареты не выскочил племянник посла и, размахивая пустыми ножнами, не заставил солдат вспомнить о дисциплине и не занял место убитого командира, ещё неизвестно, чем бы закончилось дело. Нападение было быстро отражено, но высокой ценой: храбрец оказался тяжело ранен. Чтобы позаботиться о раненых, кавалькада вернулась в ближайший посёлок. Сразу же были отправлены гонцы — в Серетен и Венцекамень.
      Упорные слухи о том, что посол тоже убит, к полудню были, в конце концов, развеяны: тот отделался лишь царапиной. Но дело усложнялось тем, что посол — а, значит, и его юный племянник — состояли в существенном родстве с королём Эраиджи.
      Много обсуждали и самих нападавших. В то, что это были обычные "охотники за добычей", не верил почти никто. После того, как ещё в предыдущее царствование Рения в ходе долгой войны завоевала и присоединила к себе Векшерию, отодвинув свои границы на юго-восток, на новых ренийских территориях долгое время было неспокойно. Дважды случались крупные восстания побежденных векшеров, а уж сколько по лесам и ущельям пряталось непобеждённых остатков разбитой армии, было и не сосчитать. Успело вырасти и возмужать целое поколение, прежде чем нападения "векшерских братьев" на ренийские отряды и Королевские учреждения перестали быть обыденностью — по крайней мере, в последние годы о них уже начали потихоньку забывать. Особенности же и детали нынешнего случая заставили вспомнить о них.
      К вечеру этого же дня пронеслась новая печальная весть: молодой местанийский храбрец, горячим бесстрашием которого многие восхищались и в которого заочно успела влюбиться, наверное, половина юных дам столицы, умер. Полученная им рана оказалась смертельной. На взбудораженный город лёгкой тенью опустился траур.
      В университете тоже не столько учились, сколько обсуждали новости — а также пытались спрогнозировать, как на инцидент отреагирует Туэрдь, и к каким последствиям всё это может привести. Некоторые опасались, что такое вопиющее несоблюдение условий посольской безопасности может вырасти в вооружённый конфликт; оптимисты считали, что дело обойдётся обменом дипломатических колкостей и временными затруднениями в торговле; были и уверенные в том, что Туэрди придётся откупаться предоставлением Серетену долгожданных им политических уступок. Дженева даже поссорилась из-за этого с одним школяром с судейского факультета. Приводя в подтверждение своих слов многочисленные исторические прецеденты, тот гарантировал, что очень скоро между Ренией и Местанией будет подписан очередной вечный мир, скреплённый помолвкой одного из младших сыновей Эраиджи и Легины, фактической наследницы ренийского престола. Обуреваемая патриотическими чувствами, Дженева заявила, что корона Рении слишком велика для какого-то "младшего сына" и что даже предполагать такой мезальянс глупо и нечестно! Школяр в ответ презрительно смерил пигалицу, явно зазнавшуюся своим ученичеством у чародеев, и нарочито вежливо указал ей на её место. Бывшая плясунья в долгу не осталась — короче, всё вышло весьма неприятно… Дженева несколько раз пыталась найти Кастему, чтобы узнать, что сам он думает обо всём этом, но он куда-то исчез. Она было решила, что чародей, как обычно неожиданно уехал — скорее всего, на место событий… или даже в Серетен — но к вечеру оказалось, что всё гораздо проще и банальней. Кемешь через Гражену передала записку, в которой говорилось — Кастема приболел и просит с завтрашнего утра приходить на занятия к нему домой, дабы её учение "не претерпело ущерба из-за долгого перерыва". Встревоженная намёком на то, что его болезнь может быть долгой, а значит, и серьёзной, Дженева попыталась выяснить у Гражены, что она знает обо всём этом. Та напряглась, но смогла только вспомнить случайно услышанную фразу Кемеши о какой-то "эпидемии падений". На следующий же день с утра пораньше Дженева уже стучалась в его дверь. Ей открыла молчаливая и очень суровая на вид служанка, которая без лишних вопросов провела ёе в комнату хозяина. От вида лежащего в постели Кастемы сердце Дженевы ёкнуло, но тот вполне жизнерадостно встретил её.
      — А, проходи!… Видишь, мы квиты, — кивнул он в сторону сильно перевязанной ноги, лежавшей на высокой подушке, и, отвечая на её недоумённый взгляд, весело продолжил. — Орлик, понимаешь ли, вдруг на старости лет решил, что он, как всякая уважающая себя лошадь, должен панически пугаться собачьего лая… А ты как?
      — Да я просто… ого как, вот как! — и напоказ не хромая, прошлась по комнате, а потом даже осторожно закружилась. — А что ещё случилось, я сейчас расскажу!
      И она принялась выкладывать подробности посольского нападения, сначала очень бурно, но очень скоро все эти дипломатически-политические дела, ещё вчера казавшиеся такими важными и животрепещущими, померкли по сравнению с тем фактом, что Кастема, так любящий колесить по стране, надолго будет привязан к кровати… и что его лицо — пусть и вполне весёлое — заметно бледно. Она быстро закруглилась со своим сбивчивым рассказом, благо, что чародей помогал ей с какими-то существенными фактами, которые она пропустила. Но под конец всё же спросила, что он думает обо всём этом? Чем оно может закончиться?
      Чародей слегка вздохнул и сказал, что не завидует лорду Станцелю, которому придётся разгребать все эти завалы. Но он справится. Так что они сами могут спокойно начать новый курс их занятий.
      И чуть иронично подмигнул вполне понявшей намёк Дженеве.

* * *

      Эти новые занятия, как объяснял Кастема, должны были помочь ей развить то самое умение чувствовать, заключаясь в том, чтобы заложить для него прочный и надёжный фундамент. Ибо прежде чем научиться слышать то, что приходит извне, нужно разобраться со всем, что происходит внутри.
      И потекли долгие и томительные часы, когда Дженева старательно прислушивалась к собственным мыслям и чувствам.
      — Только наблюдай. Не прерывай мысли, не прогоняй эмоции. Только наблюдай, — бесконечно повторял чародей. — Пусть твоё внимание к тому, что происходит у тебя в уме, будет лёгким, как дыхание спящего младенца.