Решено!
      — Что за блажь трястись полдня в седле, чтобы купить какую-то книгу? — обрюзгшая фигура маэстро Брутваля, непрестанно понукавшего меланхоличного ветерана конюшни барона Трене Гордого из Астарендоуина, уже заранее выражала крайнюю степень утомления. — Что за прихоть, недостойная благовоспитанности, коя должна приличествовать отроковице из благородного семейства…
      Гражена молча терпела поток увещёваний своего старого учителя. Ничего. Главное, что расстояние между ней и целью, известной только ей, с каждый шагом уменьшается — и пока толстяк не препятствует ей, она будет невозмутимо принимать все его занудные нотации и чтение морали.
       Обратной дороги нет!
      — Разве нельзя было послать в город слугу? — благодарно брюзжал маэстро Брутваль.
      — Он мог напутать и привезти не то, что надо, — терпеливо, в который раз подряд, повторила Гражена; не столько, впрочем, для того, чтобы убедить спутника, сколько чтобы её непривычно затянувшееся молчание не выглядело слишком уж подозрительным.
       Сегодня всё решится.
       И всё изменится!
      Маэстро Брутваль, в числе чьих не очень многочисленных талантов никогда не была замечена проницательность, всё же заметил необычную для своей подопечной терпеливость, доходящую прямо-таки до смирения. От этого открытия уголки его губ обиженно обвисли. По опыту он уже имел возможность убедиться, что упрямство Гражены, которое ему почти никогда не удавалось преодолеть, выражается в тихой и спокойной форме; а если уж оно облекается в почтительность — тут уж с ней не справился бы и барон.
      Всё же он не опустил руки и продолжал по всем правилам Этикета Благочестия и Благородства уговаривать и увещёвать упрямую воспитанницу — но делал это скорее только из любви к самому искусству.
      Когда стук копыт по каменистой дороге сменился умиротворяющим шуршанием мелкого, рассыпчатого гравия, учитель тоже перешёл на полушёпот. Гражена покорно сносила его упрёки пополам с нытьём.
      Ради того, чтобы быть с ним, можно пойти и не на такие жертвы!

* * *

      Полдня в седле — сказано было слишком сильно. На улицы Астагры всадники въехали ещё по утреннему солнцу. Город был переполнен людьми, повозками и приподнятым гомоном ярмарочного дня. Шум и толчея с головой накрыли Гражену. Безжалостно задавленное сомнение в правильности сделанного выбора воспользовалось встряской и вырвалось на волю — и Гражена едва сдержалась, чтобы не развернуть коня обратно. В замешательстве она оглянулась, словно в поисках поддержки. Её взгляд упал на притихшего под напором окружающей суеты наставника. Но, как ни странно, его растерянность придала ей мужества.
      Пока всё идёт как надо. До города добрались. Теперь нужно будет избавиться от спутника. Ничего, толчея легко позволит ей затеряться в толпе.
      — Что ты говоришь?
      Гражена опомнилась: это уже последнее дело — выбалтывать свои мысли вслух.
      — Толчея, говорю, — простодушно посмотрела она на учителя. — Непросто будет добраться до книжной лавки.
      Тот согласно кивнул. Верно, надо оставить коней в надёжном месте. Верхом сегодня здесь можно будет только стоять… Ярмарка! Только и береги свой кошелёк от… сворачивай налево… от всякого, по ком плачет клеймо палача. И не дело… освободи дорогу, мужлан!… не дело благородной девице показываться здесь в такой день. Не дело!…
      Запруженные улицы нелегко пропускали путников. Бочки, тележки, ящики, ослики и, главное, люди — суетливые, взвинченные, крикливые люди. Гражена впервые увидела Астагру такой переполненной.
      Когда-то этот город был столицей Астарении, но прошедшие с той поры столетия смыли его величие и гордую память, превратив крепость древних королей в захолустный городок хриплых торговцев и молчаливых мастеровых. Лишь несколько раз в год на ярмарку стягивались люди со всей округи и город оживал, как иссохшая старуха на свадьбе правнучки.
      Дорога, по которой они сейчас ехали, была хорошо знакома Гражене, однако она не сразу поняла, что это значит: если они и вправду едут на постоялый двор к Дубарю, у которого в полдень она должна будет встретиться сним, то ей будет куда сложнее избавиться от совершенно не нужного присутствия учителя. Гражена нахмурилась, но предложить поехать в другое место не рискнула.
      И, кто знает, может так имбудет легче осуществить запланированное?
       Сегодня…
      Этот день был выбран не случайно. Предки астаренов отличались любовью к простоте, а их потомки — бережным отношением к традициям. И поэтому только здесь во всей Рении сохранился древний наивный свадебный обряд — мужчина и женщина считались мужем и женой после того, когда в окружении всех своих родственников они обменивались несколькими ритуальными словами "Беру тебя женой… Беру тебя мужем". И всё. Если же у жениха с невестой совсем не было родных (что случалось, впрочем, редко) или если (что бывало чаще) они вступали в брак против воли своих семей, то обряд нужно было совершить в полдень, на рыночной площади, в ярмарочный день. И если до захода солнца их родные на том же месте не объявляли обратное — он получал полную и бесповоротную силу.
      Никак не желавшая успокоиться совесть Гражены в который раз подала свой голос — правильно ли она делает, не только ставя свою волю выше воли своей семьи, но и рискуя своим дерзким поступком опорочить её честь?
      Ох… Правильно или нет, но решение уже принято. За очередным поворотом показались знакомая постройка. Девушка перевела дыхание, которое как назло всё стремилось скукожиться, и настороженно всмотрелась — не ждёт ли там её Тэиршен?
      …Они были знакомы с детства. Однажды Гражена, смертельно обиженная несправедливым наказанием, сбежала из дома. Она и раньше так делала — одиночество заброшенной части парка всегда помогало ей забывать любые огорчения. Но последняя обида была такой жгучей и огромной, что, без колебаний протиснувшись сквозь полуразрушенную ограду, она понесла её в запретную для неё чащу. Целый день она просидела в пещёрке, образованной узловатыми корнями огромного дуба, и только к вечеру, вдоволь наплакавшись и назлившись, она выползла наружу — и со страхом поняла, что не знает, в какой стороне дом.
      Пока ещё было светло, она искала обратную дорогу — молча и напряжённо, — но когда темнота укутала всё вокруг, страх подкосил её. Она упала на подмороженный ворох опавших листьев и отчаянно разревелась.
      Этот отчаянный плач и спас её: его расслышали издалека. И хорошо, что она рыдала очень долго — пока разбирались, что за звуки, пока седлали коней, пока искали её… Полностью ушедшая в своё громкое горе, Гражена даже не слышала криков приближающихся людей: помощь пришла к ней в виде неожиданно ударившего по глазам света факелов и грубых рук, поднявших её с земли.
      Потом свет факелов превратился в огонь камина в большой и тёплой зале, а вместо угрюмых мужчин с колючими ладонями вокруг неё засуетились пожилые женщины. Сквозь марево усталости она запомнила незнакомого мальчишку, заворожено смотревшего на неё как на диковинного зверя, и смех его отца: "Что, Тэиршен, понравилась? А что — может, потом её и сосватаешь. Здоровья у неё хватит на целый выводок детей…"
      Утром за ней приехал отец. В учтивых выражениях он долго благодарил барона Эрниверна из Высоких Елей — пока стоявшая рядом Гражена снова не разрыдалась: сквозившее в словах отца недовольство и холодность она по-детски приняла на свой счёт. На самом же деле Трене Гордому было неприятно принимать спасение дочери от семьи, с которой враждовали все его предки до пятого колена.
      Барон Эрниверн же всяческим образом выказывал радушие и доброжелательность. Он прекрасно оценил представившуюся этим случаем возможность прекратить бессмысленную вражду из-за невесть когда произошедших обид и твёрдо решил воспользоваться ею. После этого случая он зачастил в гости к Трене Гордому. Каждый раз он звал Гражену, по-отечески трепал её за щёку, дарил ей очередную занятную вещицу и неизменно предлагал ей и Тэиршену, которого он никогда не забывал взять с собой, пойти поиграть. Вначале дети дичились друг друга, но после того, как они пару раз символически подрались, быстро сдружились. Тэиршен общался с ней немного покровительственно, она в отместку дразнила его за неповоротливость — но встречались они с радостью, а расставались с сожалением.
      Однажды, сразу после того, как гости уехали, Трене, угрюмый более чем обычно, позвал дочь и отрывисто бросил, что Тэиршен больше не будет приезжать к ней в гости.
      Гражена надулась; отец был непреклонен.
      И правда — ни Тэиршен, ни его отец больше в их доме не бывали. Девочка поначалу очень скучала, но детское горе быстро забывается.
      А в этом году, на празднике щедрого солнца, когда, согласно поверью, расцветает в полную силу любовь, они встретились опять…

* * *

      Это была настоящая удача. Маэстро Брутваль неожиданно воспылал несвойственным ему рвением оберегать хозяйское добро и отправился на конюшню проверять, как Дубарь заботится об их лошадях. Сейчас от него легко будет потеряться.
       Всё уже решено!
      Гражена глянула через полуоткрытую дверь на улицу, по которой её сейчас придётся идти совсем одной, и почувствовала, как страх ударил её под дых. От удара мир вокруг неё на мгновение остановился и стал серым и прозрачным до звона в ушах. Тряхнув головой, чтобы отогнать дурную мороку, Гражена неловко шагнула к выходу и почти наткнулась на спешившего куда-то мальчишку-слугу.
      — Прошу прощения, госпожа, — поспешил тот извиниться первым.
      Гражена всмотрелась в его настороженные глаза и улыбнулась пришедшей ей в голову удачной мысли.
      — Если мой спутник будет искать меня, скажи ему, что я пошла в книжную лавку.
      — Сделаю!
      — Да, а если он попадёт туда раньше меня, то пусть подождёт! Обязательно! Ты понял? — Гражена придала бСльшую убедительность своим словам с помощью мелкой медной монеты.
      Не оборачиваясь и больше не колеблясь, Гражена твёрдо вышла за порог.
       Всё, что было, — в прошлом. Теперь только вперёд!
      Неосознанно она выбирала дорогу в самую гущу толпы, прячась за чужими спинами и разноголосым шумом. На неё дважды чуть не наехали, прежде чем она, наконец, не стала обращать внимание на окружающее.
      Поток людей вынес её на ярмарочную площадь и Гражена чуть не заткнула уши от стоявшего здесь оглушительного крика.
      — Рыба, копчёная рыба! Вкусная с головы до самого хвоста!
      — Сладкие яблоки, откусишь — не оторвёшься!
      — Пырогы!… Пырогы!… Пырогы!…
      — Маленькая госпожа, вот золотое полотно для твоего свадебного платья!
      И на плечи Гражены опустился кусок блестящей ткани. Она счастливо засмеялась и кокетливо оправила своё "свадебное платье". Продавец — молодой и красивый бородач — восторженно зашептал:
      — Бери его, красавица, отдам за полцены! А хочешь совсем бесплатно? Только вечером приходи! Слышишь? Вечером!…
      Гражена захохотала и, выскользнув из золотой паутины, исчезла в толпе, напоследок бросив лукавый взгляд незадачливому ухажёру.
      Общий гомон вдруг перекрыл резкий визг. Гражена инстинктивно повернулась к его источнику: на деревянном помосте, украшенном разноцветными лентами, пронзительно визжал и размахивал руками жонглёр. Убедившись, что таким образом он привлёк к себе всеобщее внимание, жонглёр стал выделывать замысловатые трюки: кувыркался, танцевал, высоко подкидывая ноги, выкрикивал шутки, кукарекал и кричал то жеребцом, то ослом. Судя по крикам и хлопкам зрителей, больше всего им понравилось именно последнее.
      Когда он устал (а, может, у просто него закончился запас трюков), на помосте его сменила черноволосая женщина в ярко-красном платье. Под хрипловатый аккомпанемент флейты она запела старинную любовную песенку. Зрители заскучали; некоторые из них решились уйти. Воспользовавшись тем, что возле помоста стало свободнее, Гражена подобралась поближе, чтобы лучше слышать её негромкий чистый голос. Конечно, песня была совсем не для ярмарочной площади; а вот поздним вечером… на празднике щедрого солнца… когда молодые люди со всей округи собираются все вместе…
      Гражена вспомнила егоруки на своих плечах и у неё сладко заныло сердце.
      Чарующая песня закончилась. Женщина без паузы ударила в невесть откуда взявшийся у неё в руках бубен и заплясала невиданный прежде Граженой танец резких аккуратных движений и чёткого, завораживающего ритма. Глаза Гражены разгорелись — она даже не заметила, как стала вместе с остальными зрителями прихлопывать ей в такт. Когда она почувствовала, что ладони уже устали, плясунья резко оборвала ритм и, бешено тряся бубном, принялась быстро кружиться в тяжёлом облаке развевающихся юбок — и так же резко, с размаху опустилась на помост, взлетающим движением высоко поняв руку с бубном над запрокинутой назад спиной!
      Короткая тишина — наверное, замолчала вся ярмарка — и зрители одобрительно заревели и затопали ногами. А между ними уже скользила молодая девушка, собирая звонкий дождь монет в медный поднос. Гражена изумлённо уставилась на её платье из жёлтых и зелёных полос, подол которого — вот это да! — едва прикрывал её колени.
      Быстро обежав вокруг помоста, девушка легко запрыгнула на него и, подняв над головой свой почти плоский поднос с собранными монетами, стала грациозно изгибаться, постепенно усложняя свои движения — наклонялась то назад, то вперёд, кружилась, подтанцовывала — при этом ни на мгновение не забывая о своей неустойчивой ноше, которая в любой момент могла посыпаться вниз. Напоследок она даже перекувыркнулась, не выпуская медный диск из рук. Очень довольная собой, она крикнула что-то радостное и снова соскочила вниз за следующей порцией монет. Но, хотя люди принимали её теперь гораздо более радушно, всё же звон монет заметно стих. Гражена нахмурилась подобной несправедливости и вытащила из кошелька серебро.
      — Эй, плясунья! Лови!
      Девушка на лету поймала брошенную монету — и недоверчиво остановилась, во все глаза разглядывая Гражену.
      — Дженева! Что ты застряла! — окрикнул её хозяин.
      Услышав это имя, Гражена замерла — и стала всматриваться в лицо той, кого назвали этим именем. Но плясунья встрепенулась и заскользила дальше.
      Представление закончилось, зрители стали расходиться. Гражена потопталась на месте, не решаясь выбрать, что же ей дальше делать — ждать продолжения представления, пойти бродить дальше или потихоньку возвращаться к назначенному месту встречи. Солнце было слишком низко, плясунья исчезла — и Гражена бесцельно отправилась дальше, стремясь на всякий случай не приближаться к той части площади, в которой располагалась книжная лавка. От нечего делать купила аппетитно выглядевший пирожок, и пока она справлялась с ним, её мысли вернулись к давешней девушке, чьё имя было так знакомо. Где же она могла слышать его?
      Догадка скрывалась где-то рядом, нахально дразнилась, но в руки не давалась.
      Устав играть с памятью в прятки, она смахнула крошки с губ и, задрав голову, в очередной раз с тоской убедилась, что до полудня ещё далеко. А когда Гражена опустила глаза, прямо перед ней стояла Дженева.
      Впрочем, сейчас признать в ней ярмарочную плясунью было бы непросто: вызывающее платье скрывала длинная накидка из грубой серой ткани, длинные волосы наспех завязаны в узел, а прежде озорное лицо почему-то стало очень серьёзно. Девушка несколько мгновений в упор разглядывала Гражену — а потом, резко наклонив голову, без обиняков спросила:
      — Ты Гражена? Да? Дочь хозяина Астарендоуина?
      Испуг, что её уже ищут, окатил Гражену ведром ледяной воды — но уже в следующее мгновение память смилостивилась над ней.
      — Вспомнила! Ты — дочка Бартена! — со вздохом облегчения выпалила Гражена.
      — И Илерины, — тут же дополнила та. — Как мой отец? Здоров ли?
      — Да, всё так же вечно измазан глиной и всё так же с помощью тумаков учит подмастерьев гончарному делу.
      Мечтательная улыбка тронула губы Дженевы, начисто согнав былую серьезность.
      — Я так скучаю по дому… Как раз сегодня вспоминала, как мы однажды убежали купаться на речку — а потом прятались от толстого Брутваля, который искал тебя.
      — А мы сидели за камнями и смеялись, когда он прошёл совсем рядом и не заметил нас! — обрадовалась детскому воспоминанию Гражена.
      — А помнишь, как смешно Тэиршен передразнивал его? — засмеялась в ответ Дженева.
      — Ага! А ты помнишь?…
      Счастливое облако почти забытой дружбы и озорных проказ опустилось на девушек, на несколько мгновений не только отгородив их от сегодняшних хлопот, надежд и разочарований, но и заслонив почти непреодолимую пропасть, лежавшую между благородной Граженой и ярмарочной плясуньей, дочерью гончара из усадьбы её отца. Забыв обо всём, они потянулись друг к другу: Дженева слишком сильно скучала по родным местам, чтобы лишить себя радости прикоснуться к ним через "А помнишь?…"; Гражена вдруг запоздало почувствовала, в какое одиночество она шагнула с постоялого двора и жадно ухватилась за подругу такого далекого детства — да ещё и так легко назвавшую егоимя…
      Не желая слишком быстро расставаться, Гражена предложила погулять вместе, обрадованная Дженева вспомнила об одном местечке, "в котором даже в такой день должно быть не очень людно".
      Небесный великан старательно катил солнце в гору.

* * *

      Они сидели на скалистом склоне Ясы, бросая камешки в её мелкие волны и весело болтая о разных пустяках. Время текло незаметно — да и не зря же старики говорят, что время, проведенное в дружеской беседе, не засчитывается богами в отпущенный человеку срок жизни?
      Когда же разговор сам по себе начал затихать, Дженева вскользь поинтересовалась — не спешит ли куда её собеседница?
      — С чего ты это взяла? — насторожилась та.
      Девушка хихикнула:
      — Да ты через слово поглядываешь на небо.
      Словно в подтверждение этого Гражена опять закинула голову вверх — и с ёкнувшим сердцем увидела, как близко солнце к зениту. Прелесть воспоминаний улетучилась, махом вернулось настоящее — вместе со странным чувством, в котором сплавились потерянность и дерзость, уверенность в своём праве на счастье и страх перед неизвестностью.
      Гражена перевела взгляд на Дженеву. Та откинулась назад, упёршись локтями в сухую глину пополам с мелкими обломками скал и, довольно зажмурившись, что-то мурлыкала себе под нос. Жёлто-зеленые полосы её вызывающего платья выбились из-под грубых складок крестьянской накидки.
      В этом настоящем для неё не было места. И это было грустно.
      — Да, мне пора идти… Но ты проведешь меня? — Гражена решила оттянуть неизбежное расставание.
      — Конечно.
      — Тогда вставай! А то разлеглась тут…
      Плясунья лукаво разжмурилась и как-то по-кошачьи поднялась на ноги.
      Обратно они шли в молчании. Каждый задумался о своём. Посерьёзневшая Дженева не поднимала глаз от дороги.
      — Ты не знаешь, за могилой… Илерины ухаживают? — решилась, наконец, она.
      — Бартен засадил её шиповником. Кусты так разрослись… словно твой отец хотел, чтобы никто не мог подойти к ней.
      Дженева молча кивнула.
      — Послушай, а почему ты не вернёшься домой? Неужели тебе так нравится бродячая жизнь, что ты сбежала из дома?
      — Я уже привыкла. Вначале мне было очень грустно и одиноко, я даже плакала, но потом… потом мне понравилось. Это почти моя семья. Старый Жоан был добр ко мне, да и его сын не обижает. Я не всегда сыта, а зимой редко удается по настоящему согреться, но… знаешь, как сладко спать в фургоне под стук копыт и звон колокольчика… и как кружат голову одобрительные крики зрителей?…
      — Хватит, хватит, а то я тоже сбегу! — шутливо запротестовала Гражена.
      — А я не сбегала.
      — Как, тебя украли?!! - оторопела девушка.
      — Нет. Не украли. Меня отдали, — Дженева поспешила уточнить. — Отец отдал. Вскоре после… похорон.
      Гражена недоверчиво посмотрела в её большие, спокойные глаза.
      — Не могу поверить, чтобы Бартен мог так поступить. Твои младшие братья… он молчун, но видно, как он заботится о них, и… — она вдруг сбилась и попыталась поправиться. — Странно. Я помню, ты вдруг куда-то исчезла. Я даже спрашивала няню, куда ты подевалась, а она сказала, что ты уехала куда-то далеко-далеко, и что неизвестно, когда вернёшься… А потом так получилось, что Тэиршен тоже перестал приезжать к нам, и мне было одной так грустно…
      Она опять сбилась и замолчала.
      — Да. Быть одной это грустно, — печально согласилась Дженева. — А Тэиршен был хорошим другом.
      Да, онбыл хорошим другом. А сегодня станет…
      Сегодня!
      Они почти дошли до цели.
      Может, онуже ждёт её. Ждёт её.
      А вдруг и Брутваль на постоялом дворе?
      — Что с тобой? — донёсся до неё насторожившийся голос Дженевы.
      Гражена искоса посмотрела на спутницу.
      — Окажи мне одну услугу. Пожалуйста.
      — Говори.
      — Видишь за углом постоялый двор?
      — Ну.
      — Зайди туда и узнай, есть ли там… маэстро Брутваль.
      — Это не сложно. А если он спросит меня, зачем я его ищу?
      — Тогда… тогда передай ему, что тебя послала дочь барона Трене! И что я жду его возле книжной лавки! Понимаешь, мне важно, чтобы его здесь не было.
      Дженева хмыкнула на это признание, но, ничего не сказав, отправилась выполнять странное поручение.
      Оставшаяся одна Гражена поймала себя на том, что судорожно грызёт ногти.
      Очень скоро плясунья вернулась с хорошей вестью:
      — Его там нет.
      Чувство облегчения, правда, подержалось всего несколько мгновений, ибо росшая как на дрожжах тревога, похоже, не собиралась делиться местом ни с кем другим.
      Можно туда идти.
      Чтобы встретиться сним.
      — Светлые звёзды!… - против воли выдохнула Гражена.
      — Да что же это с тобой?! - не на шутку встревожилась Дженева. — Тебя трясёт, как невесту перед свадьбой.
      Простонародная поговорка попала точно в яблочко. Невеста сдавленно всхлипнула:
      — А если я и есть — перед свадьбой?
      Неожиданное признание почти вернуло Гражене такое долгожданное спокойствие. Теперь это уже не было тайной, известной только ей, теперь она могла разделить эту ношу с человеком, к которому вдруг почувствовала доверие.
      И она приняла решение.
      — Идём со мной. Я расскажу, — и настойчиво повторила. — Пойдём!
      Время завтрака давно прошло, послеполуденный час обеда ещё не наступил и посетителей на площадке под навесом, где сиживали любители поесть на свежем воздухе, было мало. Девушки заказали у немолодой служанки с добрыми глазами что-то из еды и, не сговариваясь, выбрали местечко возле перегородки, которая почти закрывала их от посторонних глаз. Щелей в ней, впрочем, вполне хватало для должного обзора местности.
      — Подождём здесь. Отсюда мы увидим всех, кто войдёт на постоялый двор, — повторила Дженева.
      — А также всех, кто выйдет оттуда — если он вдруг пришёл на встречу раньше, — добавила она, не дожидаясь, пока заволновавшаяся Гражена сформулирует своё возражение. — Тогда я схожу за ним. Если ты скажешь, кого искать.
      — Это… это… — Гражена закашлялась.
      — Это Тэиршен. Да?
      Нисколько не удивившись точности догадки, Гражена мужественно кивнула, — заодно не заметив и того, что Дженева вдруг закусила губу и как-то сжалась.
      — Ох-х… Расскажи, пожалуйста, что вы задумали.
      Медленно и сбивчиво Гражена начала свой рассказ и, подбадриваемая и направляемая Дженевой, поведала историю, скучноватую для чужих ушей и нестерпимо прекрасную для тех, кто волею судеб играет в ней главную роль.
      Всё началось случайной встречей на празднике щедрого солнца. Если честно, они даже не сразу узнали друг друга — и тем более не сразу обменялись первыми, ничего не значащими фразами. Она промолчала об их общей памяти, и он не говорил, но что-то было в его взгляде… Он пригласил её на танец… Хорошо, а дальше? — осторожно подтолкнула её Дженева. Дальше?… Когда все расходились, он прошептал ей "Завтра в полдень… Возле разбитой молнией сосны". Она ничего не ответила! Но пришла. Место встречи было выбрано удачно — и уединённое, и до оживлённой дороги рукой подать. Она пришла, хотя очень боялась. Боялась — и вместе с тем была так рада… Ага, хорошо, а он пришёл?… Да, пришёл. И… и потом тоже приходил. А потом что-то заподозрил Трене! И они не могли больше встречаться! И тогда он прислал письмо… В котором предложил пожениться…
      — Понимаешь, мой отец никогда бы не согласился на это. Он терпеть не может всю их семью. А вот отец Тэиршена вряд ли был бы против. Он ведь ещё, когда мы были маленькими, хотел породниться с нами.
      — То есть Тэиршен предложил тебе провести свадебный обряд только в их семье?
      — Нет, — запнулась Гражена. — Он сказал, что…
      — Сказал? Значит, вы потом опять встречались?
      — Да, когда я узнала, что отец сватает мне какого-то родственника лорда Велижея, мы снова увиделись… Знаешь, Тэиршен так настаивал, чтобы мы объявили друг друга мужем и женой как можно скорее, — мечтательно прошептала Гражена.
      — Подожди, но почему вы тогда встречаетесь здесь, а не в усадьбе Эрниверна? Ведь его отец не против, так?
      Гражена задумалась.
      — Тэиршен… он сказал, что не хочет неравной свадьбы. И раз моей семьи на ней не будет, то тогда и он будет один, без своих родных.
      — И вы договорились объявить себя супругами на ярмарочной площади, как безродные бродяги? — удивленно подняла брови Дженева.
      Гражена опустила глаза.
      Наступило молчание.
      На почти опустевшей к полудню улице изредка показывались прохожие. Порывы ветра крутили пыль и гоняли соломенную труху.
      Дженева резко бросила стучать пальцами по плохо вычищенной столешнице.
      — Ну тогда и я расскажу. Да…
      — О чём? — непонимающе нахмурилась Гражена.
      — Подожди, не сбивай меня. Сейчас всё узнаешь, — она глубоко вздохнула, словно набираясь сил. — Мы приехали в Астагру до рассвета. Жоани очень хотел попасть на эту ярмарку, и мы спешили… Ехали всю ночь. Наши пошли готовить сцену для представления, а меня оставили стеречь фургон. Я сидела внутри и очень старалась не заснуть.
      — Слушай, о чём это ты?
      — Да не перебивай же… И вот, к нашей повозке подошли двое мужчин. Я услышала их голоса. По-моему, они не хотели, чтобы кто-то подслушал их разговор, и укрылись за фургоном, — хмыкнула рассказчица. — Один из них объяснял другому, что он должен делать. Нанять какую-то голытьбу для того, чтобы они осмеяли одну… дуру. Так он сказал. Тот предложил "сварить ещё и овощное рагу". Первый согласился — "несколько метко брошенных гнилых морковок ей не повредят".
      — О чём это ты?… - сипло выдохнула Гражена. Неприятное предчувствие кольнуло её прямо в сердце.
      — Из их разговора я поняла, что сегодня на ярмарочной площади двое молодых будут брать друг друга в супруги. Точнее, что жених… вместо своей клятвы… в общем, он и не собирается брать её в жёны. И, словно и этого для той девушки было бы мало, для неё ещё нанимаются подонки насмеяться над её обидой! — Дженева ударила раскрытой ладонью по столу. И отвела заблестевшие глаза от побелевшего лица Гражены.
      — Ты думаешь… это… для меня?
      Дженева рассерженно тряхнула головой.
      — Не знаю! Он не назвал имени невесты. И его самого я тоже не знаю. Седой, невысокий. Голос — властный и низкий. Второй звал его только "мой господин". Но это не всё… Во время разговора к ним подошёл ещё один человек. Он что-то сказал — я не расслышала — и быстро ушёл. Но я хорошо рассмотрела его.
      Дженева замолчала
      — И?…
      — Помнишь, я говорила тебе, что сегодня как раз вспоминала наши игры? Так вот, вспоминала я их потому, что своей походкой вразвалочку он напомнил мне Тэиршена!
      …Усадьба Трене Гордого стояла в низине и весной, когда таяли снега, все дорожки вокруг неё надолго превращались в грязное месиво. Поэтому по ним невесть когда разбросали обломки каменных плит, отстоявшие друг от друга не дальше одного шага. Точнее — взрослого шага, а если детского, то прыжка. Впрочем, Гражене так даже больше нравилось: к примеру, можно было представить себе, что это плывущие по реке льдины, а ей надо добраться на другой берег, не замочив ног. И было здорово прыгать с льдины на льдину, — пока однажды какая-то каменюка не подвела её. Может быть, её недавно бросили на дорожку и ещё не успели впечатать в землю, а может, ручеёк талой воды прокопал под ней ямку — кто знает? — но Гражена всем телом запомнила липкое ощущение наглого обмана: то, что всегда было устойчивым и надёжным, вдруг легко поехало у неё под ногами, перестав быть опорой…
      И вот сейчас ужас ускользающего из-под ног мира вновь с головой накрыл Гражену.
      И, впрочем, так же быстро схлынул.
      Честно говоря, если бы её нервы уже не были взвинчены сегодняшним тревожным ожиданием, присущая дочери барона Трене Гордого уверенность в себе не позволила ей бы всерьёз примерить роль брошенной невесты — и, тем более, представить себя мишенью для оскорблений черни.
      Это совершенно невозможно! И онникогда на это не пойдёт!
      Гражена расправила некстати поникшие плечи и гордо посмотрела на плясунью.
      — Этого не может быть. Ты что-то путаешь.
      Дженева вскинула удивленный взгляд на изменившуюся Гражену — и с облегчением схватилась за брошенную ей спасительную соломинку: слишком уж вырисовывавшаяся картина получалась гадкой.
      — Ну конечно! А вдруг я и вправду неправильно их поняла! Да и мало ли о ком они могли говорить… Конечно, глупо даже и думать, что Тэиршен и его отец станут готовить тебе такое. Это же какая ненависть должна быть…
      — Хватит! — резко оборвала её Гражена. Это невозможно — но каждое слово крапивой бьёт по сердцу.
      — А ты чего на меня кричишь?… - вдруг прищурилась Дженева.
      Ссоре не дало разгореться только появление на противоположном конце улицы молодого мужчины. Первой его заметила Дженева и её мелькнувшее было желание сбить с гордячки спесь напрочь улетучилось. Гражена проследила её резко изменившемуся взгляду — и с замиранием сердца узнала ставшую такой родной фигуру, любимые черты лица, удивительно милую походку. Сейчас онне спеша в их сторону — высокий, темноволосый, щегольски одетый. А потом, не колеблясь, свернул к постоялому двору.