Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Корона (№2) - Серебряный волк

ModernLib.Net / Героическая фантастика / Гореликова Алла / Серебряный волк - Чтение (стр. 2)
Автор: Гореликова Алла
Жанр: Героическая фантастика
Серия: Корона

 

 


Был не в меру наглый, по мнению Ракмаиля, гном — стоял себе посреди тракта, открыто, не таясь, всунув широкие ладони за кожаный ремень пояса, — ухмыльнулся, услыхав: «Не стреляйте покуда», — и сказал:

— Плати, купец. Плати, и мы тебя не тронем, до самой Корварены доедешь спокойно.

— Я уже платил на границе, — буркнул купец, сам отлично понимая, как смешно и жалко звучат эти слова.

— Людям, — без тени смеха уточнил гном. — А здесь — наши угодья. Плати пошлину, честной купец!

— Ладно. — Ракмаиль махнул рукой. — Сколько?

— Половину.

— Чего?!

— Груза, — невозмутимо пояснил гном. — Половину твоего груза.

— Да вы сдурели, уважаемые! Что ж это теперь, из-за вашей дурацкой войны мы не можем торговать?!

— Э, вам ведь предлагали запродать груз, помните? И предупреждали… Нет, не надо! Не пытайтесь развязать бой, почтенный. Или вы хотите попросту провалиться под землю вместе со всем вашим товаром, лошадьми и людьми?

Ракмаиль медленно опустил руку. Переспросил:

— Половину груза?

— Или весь, если удумаете драться. Вместе с вашими жизнями. Или — половину и свободный проезд в Корварену. Я так полагаю, в убыли вы не останетесь.

Ракмаиль отличался редким здравомыслием. Правда, всю дорогу до Корварены он безбожно ругался, но путешествие и в самом деле прошло спокойно, единственным событием после гнома-вымогателя стала встреча с отрядом королевской гвардии в дне пути от столицы.

Лека, Серега и Ясек постарались ничем не выделяться среди других охранников. Что же касается Ракмаиля — купец умудрился повернуть дело так, что гвардейцы проводили караван до самого дворца, а их командир обещал лично доложить королю о размере гномьих дорожных пошлин. Похоже, купец уже рассчитал, как получить выгоду и с привезенного товара, и с того, что остался «в загребущих лапах нелюди».

УЧЕНЬЕ — СВЕТ

1. Мишо Серебряная Струна, менестрель

— Принц рос, а дела в стране шли все хуже. Король посылал против Подземелья рыцарей своих — но рыцари возвращались, не находя пути к врагу. Король разослал по стране гвардию — но гвардия нашла лишь бесславную гибель. И король, не умея найти гномов и дать им решительный бой, начал истреблять своих же подданных, тех, кто учился у гномов и торговал с ними. И Корварена лишилась лучших своих мастеров, и добрый доспех стал так дорог, что мало кто из рыцарей мог достойно снарядиться на битву. Хороший же клинок и вовсе невозможно стало купить, и те счастливцы, что владели оружием гномьей работы, берегли его пуще жизни.

Мишо кашлянул. Взял чашку с водой. Поставил обратно. Вздохнул.

— И год от года жизнь на Золотом полуострове становилась все хуже, и страна наводнялась разбойниками и нищими… по правде сказать, святые отцы, это кажется мне удивительным. И война с Подземельем, бесславная для короля Анри, но все же не прекращаемая… и это истребление собственного народа… много лет… будто бы короля снедала страсть, безумная и бестолковая, сжигающая разум и здравый смысл. Я не понимаю… но так было!

— Человек ходит, Господь водит, — вздохнул светлейший отец Николас. — Не нам судить о путях Промысла Вышнего, ибо непознаваемы и неисповедимы… Продолжай, сын мой.

— И было так до того дня, когда принц Карел вступил в совершеннолетие. — Мишо отхлебнул-таки воды, вздохнул, на миг задумался. Его жизнерадостное круглое лицо помрачнело, и голос зазвучал глуше. — В тот день, когда возмужавший принц получил из рук отца родовой меч, меч первого вассала и наследника трона, сказал он: «Отец мой король, что за страну оставишь ты мне? Разоренную, обезлюдевшую и беззащитную! Ты проигрываешь эту войну, отец мой король! Так разреши мне уладить дело миром». Но король, которого уже тогда называли Грозным, в ответ отрекся от своего сына и первого вассала, от наследника своей короны, — отрекся за трусость и малодушие, недостойные будущего короля. Так и объявили глашатаи — в Корварене и по всей Таргале. Принц, в имени которого жила надежда, стал никем. Безродным отщепенцем, человеком без герба и без чести. И только королева Нина, ведьма и провидица, верила в будущее сына и не лишала его права на честь в словах и мыслях своих. Но и она не решалась спорить с королем, защищая сына, — ведь молодой и храбрый воин не пропадет и в изгнании, а что станется с женщиной, если отречется от нее муж? И королева лишь молилась за сына, не зная, чем еще помочь ему.

Мишо замолчал. Отец Николас встал, обвел братию строгим взглядом:

— Лишь в испытаниях познается величие духа, ибо сказано: кого Господь любит, с того и взыскует. Сын мой, Мишо… я никогда не слышал столь полного сказания. Воистину ты не пожалел усилий, сын мой. Однако принято считать, что король отрекся от сына позже…

— Это так, — поклонился Мишо. — Обычно рассказывают, что… Впрочем, я дойду еще до этого. Сейчас же так скажу: не только в Таргале помнят о святом Кареле. Мне пришлось постранствовать, отец мой… Как-то занесла меня судьба аж за Ограничное море, в Ич-Диару, город, в империи зовущийся Светлая Песня. Там на ярмарке разговорился я с одним ханджаром, собратом по ремеслу. Он и рассказал мне, что в хрониках Великой империи записана история Карела, принца Таргалы, как поучение потомкам и пример стойкости духа. И менестрели империи изучают ее в числе прочих легенд и сказаний, и рассказывают честной публике, и немало удивляют ею простых людей, ведь в горах Великой империи давным-давно не живут гномы…

— И ты читал эти хроники, сын мой?

— Нет, светлейший отец… кто б мне разрешил? Однако я попросил нового знакомца рассказать мне эту историю три раза кряду, и запомнил точно, и записал, придя на постоялый двор. По правде сказать, ханджарское сказание уступает нашему, очень уж оно коротко. Но начало его — как раз совершеннолетие принца Карела. Отречение, то, о чем рассказал я. И я подумал, что ведь могло случиться и так…

— Но могло и иначе, — мягко возразил отец Николас. — От хроник империи я бы не стал ждать беспристрастных суждений. Король Анри Грозный перессорился со всеми соседями… и кто поручится, что история его отречения от сына без малейшего повода к тому — не мстительная ложь?

— Да, — пробормотал Мишо, — повод появится позже.

Ударил колокол, сзывая на вечерние моления.

— Назавтра мы ждем продолжения, сын мой! — И светлейший отец Николас простер руку, благословляя смущенного менестреля.


2. Корварена

Рассчитываясь с временными охранниками, Ракмаиль вполне доволен жизнью. Глазки его блестят, толстая ладонь поглаживает бороду — и можно смело биться об заклад, что столь выгодной поездки у него давненько не случалось.

— Я снова приеду в середине осени, а потом — весной, когда установится погода в горах, — говорит он Ясеку. — Если успеете закончить свои дела здесь, возьму вас на обратный путь.

— Благодарствую, — отзывается Ясек. И друзья отправляются на поиски гостиницы.

Столица Таргалы нравится принцу Валерию. Он глазеет на стены домов, сложенные из белого известняка и красного кирпича, на черепичные крыши, увенчанные затейливыми флюгерами, на тенистые садики и кованые калитки, на стекло в свинцовых переплетах распахнутых окон — и радуется, что не совсем чужой этому городу.

Впрочем, гостиница разрушает очарование летней Таргалы. Берут там дорого, а кормят скудно, и физиономия хозяина отличается неприятной угрюмостью. Поэтому друзья там не задерживаются. Оставляют вещи, сами, не доверяя пьяному в зюзю конюху, расседлывают и кормят коней — и расходятся: Ясек бродить по Таргале просто так, а Лека и Серега — в поисках Университета.

Надо признать, Университет они находят с трудом, хотя бродили вокруг него чуть ли не полдня. Искали-то здание, а Университет оказывается городком на несколько кварталов, огороженным высокой кирпичной стеной, с воротами, выходящими на улицу Золотой Розы, и с калитками на Конюшенную, Каретную и переулок Веселого Ваганта. Ворота заперты, калитки отворены. Во всяком случае, калитка на Каретную, вросшая в землю, покосившаяся, оплетенная цветущим вьюнком, вряд ли бывала закрытой последние годы.

Огромная площадь с утопающей в кленах часовней посередине поражает странным безлюдьем. Как-то по-другому Лека представлял себе Университет… шумным, суетным… Может, король Анри вовсе его закрыл? А что, очень даже просто, объявил сбор ополчения… вот ведь и на улицах совсем не так людно, как в Славышти, а мама рассказывала, что Корварена куда теснее…

— Зайдем. — Серега толкает в бок, показывает на вывеску: кричаще вызолоченный кубок и ядовито-розовый поросенок. — Уж там-то будет хоть кто живой…

И вправду, за полуоткрытой дверью, в остро пропахшем дрянной бормотухой подвальчике, обнаруживается достаточно доказательств того, что Лекины мысли об ополчении по меньшей мере преждевременны. Дюжина или около того вагантов, пьяных в дым, вяло тянут похабную песенку; трое по очереди мечут кости — проигравший подставляет лоб под щелбаны; еще одна компания с гоготом обсуждает какого-то мэтра Клауса, и Лека с некоторым удивлением слышит, что означенный мэтр за некий таинственный «прикорм» освобождает от посещения обязательных лекций. Спрашивать что-либо у этих пьяных рож явно бессмысленно. Серега пожимает плечами и пробирается к трактирщику. Толкует с ним пару минут. Возвращается, широко улыбаясь:

— Все будет даже проще, чем мы думали. Пойдем.

Квартира ректора занимает второй этаж университетского Управления. Друзья переглядываются, Серега поправляет дорожный мешок на плече, и Лека дергает золоченый шнур звонка.


3. О расценках на учебу

— Вот, мэтр Клаус, — бодро докладывает слуга, — новые ваганты к нам в ученье. Аж с закатного побережья. Заходьте, молодые люди.

Ректор, неопрятного вида сморщенный старикашка, пребывает в сумеречном состоянии духа, и появление двух новых вагантов немало его удивляет.

— Надо же, — бормочет, шевеля острым носом, — учиться приехали… Видать, хорошо живут у себя на побережье. А что, молодые люди, гномы к вам туда пока не дошли?

— Не видели, — пожимает плечами Лека.

— Опять же, что гномам до рыбы в море, — усмехается Серега. И выкладывает на стол перед ректором огромную копченую камбалу. — А платить мы, уж не взыщите, господин ректор, будем дарами моря. С наличностью ныне ерунда какая-то творится, ну ни на что не хватает! Вот, это вам лично. — И дополняет одуряюще соблазнительную камбалу связкой крупных, с локоть, красноперок, с оттопыренными жабрами, серыми крапинками соли на сухих боках и аппетитно полными икряными брюшками.

— Ученье — свет, — ободряется господин ректор. — Ибо делает нас внимательными к Свету Господню. А что, молодые люди, квартиру вы себе уже нашли? А то сестра моя жаловалась на днях, что дом ее стал слишком пуст с отъездом детей и не прочь она слышать в нем молодые голоса, пусть даже и помешают они ее покою…

Да, думает Лека, лучшие деньги в этом городе — те, которые съедобные, будь трижды благословенна предусмотрительность Васюры, еще год назад перекупившего поместье с двумя рыбацкими деревеньками недалеко от Готвяни — нынешнюю предполагаемую вотчину двух братьев-вагантов и их бездельника-слуги…

Вечером, распрощавшись с мрачной гостиницей, трое друзей обживают второй этаж просторного дома в переулке Веселого Ваганта. Мадам Урсула, многословная и несколько нервная дама, чем-то неуловимо напоминающая норовистую лошадь, наблюдает за стелющей кровати горничной, не закрывая рта.

— Так вы, значит, с побережья? Хорошо, как хорошо, что братец вспомнил о моей просьбе! Здесь стало слишком тихо. Со мной, знаете ли, жили два моих сына, да еще и жена старшего, хорошая девушка, милая и воспитанная, и ведь на сносях была, когда уехали! Позвали их, вишь… наплели, небось, семь миль до небес! Куда ехать, зачем ехать?! Везде сейчас плохо, а здесь все-таки столица.

— Так уж и везде, — удивляется Серега.

— Видно, на вашем побережье, в самом деле, гномам искать нечего. Но вот на Готвянь, говорят, пару недель назад напали пираты. И хотя налет отбили, от двух рыболовных шхун, что стояли у причала, остались одни головешки, а заодно и от таможенного склада.

— Готвянь — богатый город, — пожимает плечами Лека, — а мы хоть и недалеко оттуда, но в такой глуши! Ну откуда пиратам знать о каждой деревеньке на побережье? Нет, мадам Урсула, у нас спокойно.

— На тракте, правда, пошаливали, — Серега чешет шрам, — но там уж мы управились.

— А мои-то в Себасту отправились, — вздыхает мадам Урсула. — Портовый город, говорят, купцы, рыба… Обещались написать, да что-то молчат. И не знаем, добрались ли. — Мадам Урсула вытирает глаза большим клетчатым платком. — Устраивайтесь, молодые люди, как вам удобно, и спускайтесь вниз. Я чайник поставлю.


4. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Университет — это интересно, думаю я. Не поучиться ли чему вместе с принцем Валерием? Ведь ученье — свет, ибо яснее показывает благость Света Господня… так говорят и приходские отцы, и монастырские, вот только учат мало, ведь все их время проходит в трудах. А я так хочу коснуться этого света… и, право, что в том плохого? Разве не интересно знать, чему и как учили в Смутные времена?


5. О дворянской чести и прочей ерунде

— Сегодня, молодые господа, речь у нас пойдет о символике наказания. — Сухонький, маленький, изрядно поседевший, похожий на потрепанную ворону мэтр Рене входит быстрым, молодым шагом, как всегда начав говорить прямо от дверей, вспрыгивает на кафедру и окидывает аудиторию орлиным взором. — Утихомиривайтесь, господа, а не то я сразу перейду к практике.

Лека и Серега обмениваются недоумевающими взглядами. Даже и название предмета мэтра Рене — «Уложения дворянской чести» — кажется вопиюще неуместным. В их-то возрасте о чести пора знать все! А уж сегодняшняя тема…

— Когда простолюдин лупит неверную жену, или мастер — ленивого ученика, или трактирщик — вороватого слугу, это понятно и правильно, но нет в этом ни чести, ни благородства. Вы же — благородные господа, и не пристало вам уподобляться черни. — Мэтр Рене пристукивает кончиками пальцев по дубовой кафедре. Как гвоздь вколачивает. — Конечно, благородный господин вправе наказать и жену-изменницу, и нерадивых домочадцев, а, скажем, командир просто-таки обязан расправиться как должно с нарушителем дисциплины. Но вам, любому и каждому из вас, и в гневе надлежит проявлять благородство. — Еще один гвоздь вонзается рядом с первым. — И то наказание, коему подвергнете вы виновного, должно в полной мере подтвердить ваше высокое происхождение. Посему оно обязано: первое — соответствовать как тяжести проступка, так и ситуации, смягчающей либо отягчающей его; второе — учитывать как ваше положение, так и положение наказуемого; третье — выглядеть в глазах очевидцев как необходимым, так и достаточным; четвертое — не оставлять сомнений…

Мэтр Рене все вколачивает пункты-гвозди, и в Леке растет злость. Так бездарно проводить время! И ведь сидят полтора десятка великовозрастных оболтусов, ловят каждое слово, а потом еще и применять начнут! Этакий-то бред! В гневе нет чести, но хладнокровное наказание лишь тогда не будет мерзким, когда оно или назидательно, или милосердно. И что еще нужно знать об этом?!

Лека искоса глядит на Серого. Побратим сидит, уставясь бешеными глазами в стену над головой мэтра Рене. Нет, затея отца с их учебой нравится Леке все меньше и меньше! Уж лучше бы они шатались без дела по Корварене, как Ясек! Кстати, и узнали бы больше, поскольку от лбов-соучеников толку в этом плане ноль. А другие предметы не умнее этого, и зачем молодые дворяне Таргалы протирают штаны в Университете, решительно непонятно! Заняться им, что ли, больше нечем?! Так все равно главный их интерес — заметелиться после лекций в «Пьяного поросенка». И это когда в стране война! Тратить время на «Суть Промысла Господнего», «Генеалогию благороднейших родов Таргалы», «Танцы вкупе с этикетом» и эти тупые «Уложения» — ну ведь слов нет, как нелепо!

Правда, есть еще верховая езда, им она хоть и без надобности, но все ж не так тоскливо… а сегодня — первый урок фехтования, поглядим, на что похоже будет… Нет, надо, надо прикормить мэтра ректора и добиться свободного посещения! Псу под хвост этакую учебу, Нечистому в задницу!

Принц Валерий тоскливо смотрит в окно, на подернутые первой желтизной верхушки кленов и острый шпиль университетской часовни. А мэтр Рене все вколачивает в кафедру пункты-гвозди, сноровисто и споро, и принц все больше утверждается в мысли, что они с Серегой заняты чем-то не тем… совсем не тем, чем надо бы.


6. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

И мне тоже становится тоскливо, так тоскливо…

Серебряный волк подмигивает мне фиолетовым глазом. Серега… Нет, ну какие опасности могут быть в Корварене, в Университете?! Мы сами надумали себе страхов. Сергий, побратим будущего короля… да мало ли почему мог он не попасть в хроники?! Вот и похищение маленького Карела туда не попало, и свадьба Юлии…

Серебряный волк с острым аметистовым глазом, почему твой хозяин так близок мне? Чужая жизнь, да… я окунался в нее много раз, но обычно, переживая видение, я чуть-чуть отстранен. Да, чужие мысли — как свои, и чужая боль может свести с ума, но где-то, в самой глубине души, помнишь — «не я». Не я — Юлия, Лека, Карел. Но — я, Серега. Ничьи мысли, воспоминания, чувства не поглощают меня настолько сильно и глубоко… Так что ж я, так и буду бежать от тебя… от себя?..


7. О шпагах и попойках

— А ну, ра-за-брали учебные рапиры и стали в ряд! — В зал для фехтования стремительно врывается одетый в черное худощавый господин, смуглый, длинноусый и горбоносый, с возмутительно короткой, по корваренским меркам, стрижкой. Ханджар, что ли? И по акценту вроде похоже. — Живей, живей! Шевелись, а-бол-тусы, здесь вам не лекция! Ра-авней! Я маэстро Джоли, ваш учитель фехтования. Ты и ты! Сюда! — Длинный палец маэстро тычет поочередно в двух орясин с краю и указывает им на центр зала. — В пазицию! Пасматрю, на что годны, малакасосы!

Эти-то ни на что, думаю я. Достаточно глянуть, как стоят… такая «пазиция» — разве что на девчонок впечатление производить.

Робко дзенькают рапиры.

— Да куда ж ты прешь?! — вопит маэстро. — Да, да, ты, дылда неуклюжая! Не драва колешь!

— Я попросил бы вас выбирать выражения, господин учитель, — вспыхивает «дылда неуклюжая». — Я герцог Эймери, а не какой-то там дровосек.

— Жалаете палучить удавлетворение, герцаг? — ядовито цедит маэстро. — Дать вам баевую шпагу? Или, может, на палашах? Парные даги? Сабли? Что же вы малчите? Научись защищать себя собственной шпагой, Эймери, а уж потом абижайся! И запомните, малакасосы, — все вы переда мной равны! Здесь нет ни герцогов, ни принцев, ни безземельных младших сыновей. А есть — неумехи, и я должен их абучить. Кто не понял?

Гробовое молчание воцаряется в зале.

— Все поняли? Прадолжим!

Пара в центре зала снова скрестила клинки — неумело, но старательно. Старательно, но, Свет Господень, как же неумело! И отец еще говорил, что в Таргале хорошие фехтовальщики!

— Хватит. В строй. Две ветряных мельницы, а не фехтавалыцики. Ты и ты!

Следующая пара выходит на середину зала.

Эти, мне кажется, половчей. Один проводит простенькую атаку, второй отбивает, делает ответный выпад… первый отмахивается, и я вижу — ошибается. Не ловкость это, а дурацкая самоуверенность…

— В строй… Ты и ты!

Атака — защита — контрудар — касание… атака… на клинок… ну что ж он зевает?! Самое ж время выбить…

Маэстро морщится, как от стакана уксуса.

— Сонные мухи. Ты и ты!

Я выхожу в центр зала. Выдыхаю, отгоняю ненужные мысли. Смотрю на противника. Крепкий, плотного сложения парень, полные губы сжаты, глаза прищурены… кого-то он мне напоминает…

— В пазицию… начали!

Выпад — отбил — выпад — уклонился — атаковал… мимо, удар, отбил… так, мне попался стоящий противник… атака — защита — атака — контрудар… кажется, у меня получается… Прочь мысли! Дзеннь, дзеннь, дзззин! Ого! А так?! Дзон-дзон-дзон-дззин!

— Стоп! Харашо. Вы двое что-та можете. В строй. Ты и ты!

Парень отирает пот со лба, улыбается. Кого же он мне напоминает?!

Лека разделывается со своим быстро и красиво. Отбивает неуклюжую атаку, крутит рапиру противника — и она сама вылетает из неумелой руки. Я улыбаюсь. Кровь еще кипит возбуждением схватки… Свет Господень, как же мне нравится! Отец прав, у нас так не фехтуют. Я вышел против умелого соперника — и справился. Обязательно расскажу отцу, думаю я.

В распахнутое окно врывается удар колокола. Маэстро Джоли окидывает растрепанную шеренгу острым взглядом:

— Время вышла. Я в ужасе. Таких неумех еще не учил. Толку не будет! Что ж, папробую… Ты, ты, ты, ты… и ты. Астаньтесь, вам пару слов скажу. Астальные — праваливайте. Кагда следующий урок? Послезавтра? Вот да послезавтра и праваливайте. Видеть вас тошна, ей-богу.

Никто не пробует задержаться. Кажется, этим лоботрясам так же тошно видеть маэстро Джоли, как ему их… На что они потратили свою жизнь до этого дня, хотел бы я знать! Дворянин, не умеющий шпагу взять, ха! Если они здесь все такие, удивляюсь, как Таргала до сих пор стоит… нет, но ведь отец тоже отсюда! Наверное, это нам с Лекой так несусветно повезло, попали в компанию остолопов, дубин стоеросовых… Маэстро оглядывает оставшихся.

— Вас, если хатите, буду учить всерьез. Вы можете, толк будет. Залатой с носа за урок.

— Я не могу, — вздыхает парень рядом со мной. — Денег нет.

— Жаль. Ладна… абращу на тебя внимание на общих уроках. Иди.

— Я тоже пойду, — бурчит другой. — Мне без надобности.

— Как хочешь.

Нас осталось трое — мы с Лекой и парень, с которым я стоял в паре. Маэстро смотрит на него:

— Карел, верна?

— Да, маэстро Джоли. Спасибо. Честно говоря, давно хотел с вами заниматься.

— Пальщен, — насмешливо отзывается маэстро. — А вы?

— Лека.

— Серега.

— Двенадцать Земель?

— Нет, — отвечает Лека. — Мама оттуда, вот и дала родные имена. Да мы ничего, привыкли.

— Хатите начать сегодня?

— Да! — в один голос произносим мы.

Маэстро улыбается:

— У меня свабодные два часа с шести. Жду здесь.

В зал входит следующая группа.

— До вечера, маэстро, — говорит Карел. — Пошли, ребята, я угощаю! Клянусь Светом Господним, нам есть что отметить!

— Только не в «Пьяного поросенка»! — отзывается Лека.

— Вот еще, в эту дыру, — усмехается Карел. — Нет, нас ждет «Веселый вагант»!

— Живей, живей! — доносится из-за закрытых дверей зала ехидный голос маэстро Джоли. — Шевелись, аболтусы, здесь вам не лекция!

— Вы даже не представляете, как нам повезло, — продолжает Карел. — Я уже два года мечтал устроиться учеником к маэстро, но вы ведь слышали его: не важно, кто ты, важно, что ты можешь. А я от природы не слишком ловок.

— Тренировался? — одобрительно спрашивает Лека.

— Ох, еще как! — Карел смеется. Смех его, пожалуй, резок — но заразителен. — А ты, парень, молодец! Серега, да? Честно, мне понравилось!

— Мне тоже. Я ведь первый раз так выложился. Даже не думал, что так могу! Не знаю, Карел, каков ты от природы, но меня заставил из шкуры вывернуться, серьезно тебе говорю!

— А то ты меня не заставил, — снова смеется Карел.

Мы выходим в калитку на Веселого Ваганта — и Карел кивает на вывеску через два дома: огромная кружка с пенным элем поверх толстой закрытой книги.

— Значит, так: это самое приличное заведение в окрестностях Университета, здесь можно напиваться, но не принято буянить. Предупреждаю сразу, потому что единожды отличившихся второй раз сюда попросту не пустят. Мне было бы несказанно жаль потерять доверие здешнего хозяина.

— Поняли, — отвечает Лека. — По чести сказать, я на все готов, лишь бы не пришлось снова переться в «Пьяного поросенка».

«Веселый вагант» и вправду выглядит приличным заведением. Чисто, никакого тебе дыма, вони, копоти… аромат жаркого, белобрысая девчушка-хохотушка снует с подносом, разносит эль, отшучивается от назойливых ухажеров.

— Мой любимый столик. — Карел машет рукой, показывая куда-то в полутемный угол. — Как всегда, свободен. Мари, солнышко, приветствую! Три эля! И перекусить, пожалуй.

— Жаркое? Баранье, с чесноком. — Мари кокетливо улыбается — всем сразу и никому в отдельности.

— Жаркое? — переспрашивает Карел. — Честно говоря, я голоден, как… как свора голодных псов, не меньше!

— Еще бы, — ухмыляется Лека.

Девчонка кивает и убегает на кухню. Очень скоро на столе перед нами красуются три глубокие тарелки, остро пахнущие бараниной и чесноком, три кружки с элем, блюдо с сыром и хлебом.

— Недурно, — бормочет Лека.

— А то! Я же говорил, приличное заведение! — Карел отхлебывает эля и принимается за жаркое. Мы с Лекой и не думаем отставать — тем более и эль, и жаркое, в самом деле, оказываются очень даже недурны.

— Карел, как ты считаешь… — Лека отодвигает в сторону полупустую кружку — третью — и окидывает одобрительным взглядом не то остатки сыра, не то пробегавшую мимо хохотушку. — Удачу надо ловить за хвост?

— А то!

— Тогда предлагаю вот что. К Нечистому в задницу дурацкие «Уложения», побоку генеалогию… и танцы тоже туда же. Маэстро, думаю, только рад будет встречаться с нами каждый день, а я считаю, что учебные часы надо занять тем, чему, в самом деле, хочешь научиться.

— Заниматься фехтованием днем… — Карел допивает свой эль, вскидывает над головой руку и звонко щелкает пальцами: — Повтори, детка! Хорошая мысль, да… только Рене — та еще сволочь, настучит ректору… Я-то отверчусь, а вам несдобровать.

— Нам? — переспрашивает Лека. — Нам несдобровать? Ха! В гробу я видал твоего Рене вместе сего «Уложениями». Так по рукам?

— По рукам, — решительно подтверждает Карел. Кого же он мне напоминает? — Правда, ну ее к Нечистому, такую учебу. Раньше еще законоведение было, математика, морское дело, история, торговля, управление хозяйством… Все разваливается, и Университет тоже. Приличные наставники давно разбежались. Жаль, что я не родился лет на десять раньше. А лучше на двадцать.

ТРИ ДРУГА, ТРИ ВАГАНТА

1. Мишо Серебряная Струна, менестрель

— Я помню вчерашний наш разговор, светлейший отец Николас, — Мишо Серебряная Струна на миг склоняет голову, — но все-таки хочу довести до конца то сказание, что услышал в Ич-Диаре. Хотя бы потому, что приблизился к той поре жизни принца Карела, о которой всяк говорит по-своему, и не узнать уже, где правда, а где домыслы. Отец Николас, улыбнувшись, кивает. — Между тем, — кашлянув, начинает менестрель, — Карел не покинул родную страну, как думал король. Ведь в душе своей оставался он вассалом отца своего и будущим королем. И он отправился странствовать по Таргале в поисках пути спасения для нее. И те беды, что видел он, и разоренные деревни, и опустелые поместья, и разбойники, от коих приходилось ему отбиваться, лишь укрепляли его в желании вернуть мир с Подземельем. Но настал день, когда переполнилась чаша горестей в душе Карела, и понял он, что мало толку в благих помыслах, пока дела не подкрепляют их. В тот день Карел стал искать встречи с врагами отца своего.

Мишо обводит глазами притихшую братию. Все здесь знали сказание о святом Кареле, все уже поняли, к чему ведет неторопливое повествование лучший менестрель Золотого полуострова. Как раз к тому, о чем всяк в Таргале говорит по-своему… И как же повернет дело Серебряная Струна? В такие минуты Мишо вполне осознает свою власть!

— Однако другая встреча была ему суждена. Случилось так, что сначала принц столкнулся на горной дороге, в опустошенных войною краях, с родичем, сыном Марготы, сводной своей сестры, королевы Двенадцати Земель. Принц Валерий ехал с посольством в Корварену — и в предгорьях, у горы Зеленчаковой, повстречал одинокого путника, бредущего из последних сил, потерявшего коня, измученного незажившими ранами.

Мишо улыбается.

— Впрочем, некоторые менестрели полуострова утверждают, что Карел просто поехал встречать посольство. А кое-кто считает, что и посольство, и Карел встретились уже в Подземелье. Как знать? Важно одно: они все-таки встретились…

Менестрель отхлебывает и продолжает:

— Они были очень разные, два родича-принца. Карел унаследовал могучую стать отца, его пристальный взгляд и злую усмешку и нравом обладал столь же горячим и неистовым. А Валерий, сын Марготы и внук Лютого, был легок в кости, хоть и силен, и на мир смотрел с открытой и ясной улыбкой. Если позволено мне будет сравнение, скажу так: Карел напоминал то скалу, то яростное пламя, Валерий же — быстрый веселый ручей. Но одним оказались они схожи — благородством помыслов и поступков, и безудержной отвагой, и воинским мастерством. И эта схожесть свела двух принцев в миг опасности и сдружила до конца их дней.

Брат Серж смотрит на Анже. Парень сидит среди послушников и слушает на первый взгляд с тем же внимательным благоговением, что и остальные, — но глаза его насмешливо щурятся, а губы дрожат в тщетных попытках удержать улыбку.


2. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Вовсе не так они встретились, думаю я. Не так красиво и героически, как рассказывают менестрели… просто и буднично. Самым обычным образом, как и пристало молодым парням. И Валерий не с посольством, и Карел не в изгнании. Вместе фехтуют, вместе пьют. Еще, пожалуй, по девкам вместе отправятся.

Я понимаю вдруг, что завидую им. Их свободе, шпаге в руке, великим делам впереди. И пусть грешно это, завидовать, — но я совсем не стыжусь. Их жизнь имела смысл… не зря ведь помнят о ней спустя столько лет. А кто вспомнит обо мне?


3. Осенняя Корварена

Идут дни, похожие один на другой, как дождевые капли. Лека и Серега не ходят больше ни на лекции мэтра Рене, ни на уроки танцев. Утром отправляются бродить по Корварене с Ясеком, к обеду идут в Университет — на урок маэстро Джоли. Два часа работы шпагой, посиделки в «Веселом ваганте» с Карелом, вечер… впрочем, об этом лучше не надо.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14