Затем свет от фонарика ушел в сторону, и шаги стали затихать. Он пошел назад той же дорогой. Неожиданным оказался только один звук: вначале мягкое шуршание, затем треск, похожий на пистолетный выстрел, – это наступили на сухую ветку. Луч света рядом с Ингрид погас. Завизжала тяжелая задняя дверь. И все-таки она боялась дохнуть, боялась шевельнуться.
Попав на предприятие, Д.К. произвел рекогносцировку. Подняв переднюю лапу, он осмотрел кучу отбитой штукатурки и осколков кирпича – все, что осталось от давно не используемого мусоросжигателя. Зрачки широко раскрылись, чтобы адаптироваться в полумраке. Вставшие торчком уши зафиксировали громкий шепот и шарканье чьих-то ног, проходящих через дверь. Он не имел ни малейшего понятия, зачем Ингрид запустила его сюда, да он и не рассуждал на эту тему. Он безгранично верил Ингрид. Кроме того, он думал лишь о предстоящем удовольствии. О еде. Д.К. был безумно голоден.
Обрадовавшись, что очутился не на враждебной территории, кот сделал несколько осторожных шагов, затем еще раз произвел рекогносцировку. Почуяв резкий запах свежей рыбы, Д.К. позволил своему носу, коэффициент интеллектуальности которого был весьма высок, безошибочно вывести его на полочку для инструментов, выступающую из стены на несколько футов выше. С полочки свисала форель, там, а не на полу приземлившаяся, когда ее закинула вовнутрь Ингрид. Он изо всех сил подпрыгнул, но не достал всего несколько дюймов. Попробовал еще раз, затем сделал вывод, что ему недостает ускорения.
И опять услышал шарканье ног. Двигаясь бесшумно, он шел на голос. Разговаривали двое. Они только что поели. Его загипнотизировал запах жареной говядины, любимого его блюда, разумеется, если говядину готовили по правилам. Воздух был теплым. Двигаясь медленно, он осторожно проверил открытую дверь. Пригласил сам себя зайти и заговорил. Он умирает от голода; он уже несколько дней не ел. Как актер, он обладал даром убеждения. Глаза его отражали страдания измученной голодом души. Тон обращения становился выше, затем спал, как бы намекая, что смерть близка. В качестве финального жеста он сел на задние лапы и протянул вялую переднюю, как бы подчеркивая тот факт, что на человечество он не в обиде.
Никакой Барримор не смог бы сыграть лучше.
Люди глазели в изумлении. Арти отбросил ногой стул и подпрыгнул.
– Уберите его отсюда! – взмолился он дрожащим голосом. – Когда я в последний раз увидел черного кота, я сломал ногу.
Меморандум встал на корточки. На расстоянии нескольких футов Д.К. разглядывал его критическим взором оценщика подержанных автомобилей. Позы он не менял. Психологически лучше ждать, пока они к тебе подойдут сами. Меморандум так и сделал.
– Громы и молнии, как он сюда попал? – спросил Арти. Меморандум взял в руки протянутую лапу.
– Вот это да! Он умеет здороваться за руку. Никогда в жизни не видел здоровающегося за руку кота!
Д.К. прошелся носом по ладони Меморандума, будто изучал меню.
– Проголодался, парень? – Меморандум подошел к маленькому холодильнику, стоявшему на длинном столе, и вынул оттуда пластмассовый пакет, из которого извлек несколько кусочков жареного мяса. Закрывая кота спиной от Арти, он лихорадочно пошарил пальцами в ошейнике.
Арти шагнул к ним.
– Ты что с ним делаешь?
Меморандум взял кота за лапу.
– Гляди, как здорово! – Он с восторгом смотрел на гостя.
– А чего вдруг перепугался? – спросил Арти.
Меморандум проглотил ком в горле, быстро бросил взгляд в сторону и положил ломтик мяса на газету. Д.К. опустил лапу. Вежливость в мире людей высоко ценится. Он ел медленно, наслаждаясь каждым кусочком. Мясо было розовым и сочным, как раз таким, какое ему нравилось. Расправившись с первой порцией, кот вежливо попросил добавки.
Все это время Арти не отрывал от них глаз.
– Никогда не видел такого большого. Моим собакам он понравится. Надо бы достать такой кошачий домик и отвезти кота домой им в подарок. – И грубо расхохотался. – Гостинчик из поездки. Как мне папа привозил, когда возвращался домой.
Меморандум весь сжался.
– Он домашний.
– Откуда он пришел, там таких много.
Все еще спиной к Арти Меморандум сидел на полу с мясом и ножом. Он разрезал мясо на кусочки и кормил кота с руки понемногу, чтобы растянуть время. Ему удалось развернуть записку, где говорилось:
«ДЕРЖИТЕ НАС В КУРСЕ ДЕЛА, ПАХНЕТ ОРУЖИЕМ, РАЗГОВОР ПОДСЛУШАЛИ И Т.Д., КАК ТОЛЬКО УЗНАЕТЕ, СООБЩИТЕ ДАТУ ДОСТАВКИ КАМНЕЙ. КОТА ВЫПУСТИТЕ. ЗИК».
– Ему придется поголодать, – произнес Арти. – Такого котяру собаки поймают, не успеет он отбежать и десяти футов.
Арти включил радио. Шла его любимая программа новостей.
Продолжая кормить Д.К., Меморандум царапал ответ на обороте полученной записки. Писал он безумно медленно. Приходилось вырисовывать маленькие буковки.
Он даже не сообразил, что кот уходит. Меморандум тут же бросился за ним, но споткнулся о подставленную ногу. Арти рассмеялся:
– Слушай, ты, негр с плантации, – руки прочь от моего кота!
Меморандум встал. Он говорил не думая, иначе никогда бы этого не сказал.
– Это не твой кот, и собакам он не достанется.
Значит, если не думать, можно постоять за себя?
Арти больше не смеялся. Меморандум даже подумал, что он сейчас его убьет. Он увидел, как тот схватился за револьвер. У него перехватило дыхание.
– Так тебе, значит, нравится этот кот?
Меморандум заставил себя кивнуть. Арти продолжал:
– Сюда приходит незнакомая помойная тварь, и вы уже друзья товарищи. – И щелкнул пальцами.
В глазах Меморандума появился испуг. А Арти не мог остановиться:
– Интересно, как он сюда попал?
И вдруг пожал плечами и вышел.
Внезапно Меморандуму стало лучше. Он вступил в схватку лицом к лицу и выстоял. Значит, он размышлял не зря. Размышлял много часов, в основном по ночам, когда не мог уснуть. Если ему удастся выйти из этой переделки живым, он найдет другую работу. Такую, где его оценят. Может быть, он не умеет говорить с апломбом, как другие парни, но он знает множество малорослых мужчин, которых уважают за мастерство. И еще есть на свете Мария. Он увидится с нею, и, может быть, они начнут все сначала. Хочется взглянуть на мальчика. Ему уже должно быть семь лет. Смышленый мальчуган, сообразительный. Меморандум вспомнил, как сел вместе с ним на пол и играл с гоночными автомобилями и грузовиками. А потом услышал, как мальчик говорит Марии. «Мне этот дядька нравится» Так хорошо вернуть жену и сына. Вспоминая, он понял, что у них с Марией никогда не было неразрешимых проблем, было лишь множество мелких недоразумений, отравляющих жизнь, таких, как в любой семье. Она все время пилила его «Заставь себя уважать!». Она права, надо попробовать. Гигантом он не станет, но и мышью больше не будет.
Он будет проводить больше времени с Марией. В этом тоже была одна из причин размолвки. Чтобы не слышать ее нытья, он искал убежища в работе. Не то, чтобы он любил работу пуще всего на свете. Так уж получилось. Ничто не доставляло ему такой радости, как взять в руки бриллиант или один из «цветных камушков». Сверкающий огонь рубина, красота почти совершенного изумруда или сапфира заставляли его трепетать от счастья. Они давали ему такое же ощущение, как некоторым его друзьям живопись или музыка. Почему, он не понимал. Цена ему была безразлична. Он мог прийти в больший восторг от крошечного камня, чем от «крупного товара», быть может, потому, что сам был мал и незначителен и подсознательно проводил параллель между собой и таким камешком. По ночам любил класть руку на старый абразивный круг, которым гранил алмазы, как будто прощался с другом. По утрам любил приходить в мастерскую и вдыхать запах оливкового масла, употребляемого в смеси с алмазным порошком для подготовки круга.
У него в жизни было единственное желание: чтобы в один прекрасный день он получил от лондонской фирмы «Сент-Эндрюс» приглашение на «показ», когда синдикат «Де Бирс» выставляет камни на продажу. Но этого никогда не будет. Добыть приглашение фирмы «Сент-Эндрюс» в сто раз труднее, чем от сент-джеймского двора, из резиденции английских королей. Однако почему бы и не помечтать…
Он взял Д.К. на руки и понес к парадной двери, ухитрившись просунуть в ошейник записку. Он чувствовал, что Арти идет за ними следом.
Обнаружив, что дверь заперта на засов и задвижку, Меморандум стал нервно озираться. В своих мечтаниях он позабыл, что Арти закрыл все входы и выходы. Он опустил фонарик, но и этого света было достаточно, чтобы разглядеть злорадную улыбку на лице Арти.
С полуоткрытым ртом Арти выудил цепочку с двумя десятками ключей. Перебрав их, нашел тот, который открывал засов этой двери.
Аккуратно, будто кот – это хрупкая посуда, Меморандум поставил кота на землю. Он даже почесал его, как бы приглашая заглянуть еще разок.
Д.К. рванулся в заросли. Скрывшись из виду, он замер. Он проследил, как Меморандум закрывает дверь и уносит с собой свет. Облизнулся. Надо запомнить это место. В других не дают жареного мяса.
Куда же пропала Ингрид?
В припаркованной неподалеку машине с радиотелефоном наблюдатель с биноклем следил за происходящим. Он передал по рации:
– Информатор Х-14 выходит через переднюю дверь. Бежит в кустарник. Неопознанный мужчина возвращается на фабрику и закрывает дверь. Х-14 больше не виден.
Зик вздохнул с облегчением.
– Мисс Рэндалл, – прошептал он в микрофон, – мисс Рэндалл, информатор вышел через переднюю дверь и прячется в кустах. Просьба забрать его, сообщить мне и возвращаться к своей машине.
Он еще не кончил, а она двинулась вперед. Ноги сами несли ее от радости. Она бы побежала, если бы не предупреждение Зика. Все то время, что ждала, лежа на конце поля, она едва сдерживала слезы. Ей мерещились всякие ужасы. Он такой маленький, такой беззащитный. За ним нужен глаз и глаз. Она так часто ленилась покормить его, когда он являлся на обед, и забывала ставить для него воду. А иногда она даже не находила времени поговорить с ним, когда он специально шел к ней за этим. Больше такое не повторится. Она и раньше давала себе слово, но бездумно забывала. Теперь так не будет. Твердо и определенно.
Взяв себя в руки, Ингрид размеренно двигалась по тротуару. Ей хотелось сойти за местную жительницу, вышедшую на прогулку. Когда повернула на дорожку, ведущую к главному входу фабрики, она тихо свистнула. До того как Ингрид его увидела, она его услышала. «Не надо, не надо мяукать так громко…» Он выскочил из зарослей и понесся по тротуару. Прыжок – и он у Ингрид на руках, все двадцать пять фунтов веса, задние лапы на бедрах, передние на плечах. Жесткий язык как наждаком протирает ей щеку. Громкое мурлыканье. От облегчения она рассмеялась, прижала кота к себе, затем посадила на левое плечо, и так он ехал, пока она шла пешком. Ингрид радировала Зику:
– Информатор прибыл. Возвращаюсь к машине.
Она прибавила шагу и чуть не упала, споткнувшись о стоявшие на тротуаре скейтборды и налетев на дорожную машину из Санта-Фе. Прошла мимо лимонадного киоска, где порция любого напитка стоит пять центов.
Увидев припаркованную машину, она побежала. Зик открыл дверцу машины:
– Ты в порядке?
Ингрид кивнула и улыбнулась.
– У меня все получилось о'кей?
– Ты была великолепна, просто великолепна.
Она сняла с кота ошейник и надела старый.
– Когда у тебя будет время, я тебе кое-что расскажу.
Зик механически кивнул. С помощью точечного фонарика он читал извлеченную из ошейника записку Меморандума. Было видно, что он ошарашен ее содержанием.
– Зик, – обратилась она.
– Секундочку. – Он еще раз прочел записку. – Да?
Она чуть не обиделась. Он даже не замечает ее присутствия.
– Зик, я не люблю передавать, кто что сказал, но ты должен знать. Я обязана тебя предупредить. Пэтти вечером видела тебя в ресторане с девушкой. И видела, что ты от нее прятался. Она пришла домой в слезах. Я никогда, никогда не видела, чтобы она так плакала после того, как умерла мама. Она собирается расторгнуть помолвку… и, Зик, я хочу, чтобы ее мужем был ты. Очень хочу, чтобы это был ты.
Зик с недоверием глядел на Ингрид.
– Не может быть!
– Она сказала, что эта девушка обжималась с тобой и всячески проявляла свою любовь.
Он глядел на Ингрид разинув рот, а потом сказал:
– Проявляла, но ей нельзя было мешать. Она информатор, и я обязан был с нею встретиться. Меньше всего я хотел идти на эту беседу. Как только я закончу дело, я объяснюсь с Пэтти.
Он дал ей прочесть записку. Она гласила: «ОНИ ПЛАНИРУЮТ УБИТЬ КОГО-ТО ПО ИМЕНИ ШЕРЛИ И МЕНЯ, КАК ТОЛЬКО Я ПЕРЕСАЖУ КАМНИ. У АРТИ 45 КАЛИБР, СТОРОЖ НЕ ВООРУЖЕН. НОЧЬЮ ТЕРРИТОРИЮ НЕ ОБХОДЯТ. СПЛЮ С ОДИННАДЦАТИ ДО СЕМИ В ОДНОЙ КОМНАТЕ С АРТИ. АРТИ УЖЕ ТРЕНИРОВАЛСЯ В СТРЕЛЬБЕ. ПРИШЛИТЕ КОТА КАК МОЖНО СКОРЕЕ. ПРЕДУПРЕДИТЕ, ЧТО СОБИРАЕТЕСЬ ДЕЛАТЬ СО МНОЙ. НЕ ЖЕЛАЮ УМИРАТЬ ЗА ФБР ИЛИ КОГО БЫ ТО НИ БЫЛО».
Дюваль и Арти полагали, что Меморандум спит мертвым сном. Он же медленно спустился с постели, замирая на месте после каждого шага, пробрался к двери. И здесь раздался скрип… Дюваль и Арти подошли к двери. Но Меморандум уже успел лечь на пол и, онемев от ужаса, скрылся в темноте. Некоторое время они выжидали, не произнося ни слова и не двигаясь с места, желая определить источник звука.
Когда они вернулись в конторское помещение, Меморандум, подобно ящерице, подполз под раскрытое окошко. Там все было слышно. Дюваль сказал:
– Я хочу, мистер Ричфилд, чтобы вы усвоили раз и навсегда: исполнение вашего плана откладывается до того момента, когда этот человек обработает товар. Ясно?
– Ага.
Дюваль взорвался:
– Мне не нравится ваш тон. Если вы не подчинитесь приказу…
– То мне ни шиша не заплатят? – Последовала продолжительная пауза, затем Арти произнес угрожающим тоном: – Слушайте, Мак, платить придется независимо от того, когда я выполню заказ. Одно тело – пять штук. А что еще за работа?
– Молодая женщина, Шерли… фамилия для вас не играет роли. Когда настанет время, сообщу вам, где ее найти.
– За девок скидки не бывает. Те же пять штук.
– Прекрасно. Полагаю, что мы понимаем друг друга. Надеюсь, что это так. Самодеятельности я не потерплю. – И добавил: – Хотелось бы настоятельно рекомендовать вам, мой дорогой друг, называть женщину женщиной.
Арти рассмеялся.
– Ладно, будет по-вашему. Только не давите, Мак. У меня осечек не бывает. В прошлом году четыре дела – четыре тела.
Меморандума охватила такая сильная дрожь, что он побоялся, что его услышат. Он хотел ринуться к двери и разбить ее кулаками.
17
Сидя за столом под жаркими лучами потолочных светильников, Зик набирал номер. Он вынужден был пересилить себя, направляя указательный палец в диске. Голова болталась, как шар кегельбана, и с каждой цифрой копился рабский страх.
«ОНИ ПЛАНИРУЮТ УБИТЬ КОГО-ТО ПО ИМЕНИ ШЕРЛИ… ОНИ ПЛАНИРУЮТ УБИТЬ КОГО-ТО ПО ИМЕНИ ШЕРЛИ».
Издалека плыл сонный голос девушки.
– Мисс Хатчинсон?
Она с некоторым сомнением подтвердила, что у телефона именно она, и вдруг радостно проснулась.
– Зик! – воскликнула она. И вспомнила, что надо сделать обиженный вид. – Я не должна была бы разговаривать с вами. Вы плохо вели себя со мной. Честно, не было никаких нежностей… но вы…
– Простите меня. Приношу свои извинения. – Тон был сугубо деловым.
– Вы такой милый, когда пытаетесь плохо вести себя.
– Мне нужно увидеться с вами немедленно.
– Где?
– У вас дома. И, мисс Хатчинсон…
– Шерли.
– Приду черным ходом. Объясню по приезде. Постучу четыре раза. И еще: просьба не зажигать света.
Кухня у нее стандартная, затененная гигантским вязом. Если он проскочит быстро, никто не заметит, в какую дверь он вошел. Он пройдет наперерез, мимо гаражей.
Зик добавил:
– Буду примерно через полчаса.
– А я приготовлю выпить.
– Не надо, мисс Хатчинсон, то есть, Шерли, прошу…
Она повесила трубку. Он вытащил огромный мужской платок и отер пот с лица. Вечер был жарким, но не до такой степени. Полчаса назад он поднял с кровати начальника управления. И Зик с Ньютоном поняли, что неверно сочли жертвой именно Меморандума, когда Шерли Хатчинсон первой сообщила о Дювале и разговоре по телефону. Теперь-то до них дошло, что Шерли подслушала обрывки разговора, где обсуждали план ее убийства.
За два квартала от дома Шерли он связался с Плимпертоном, заранее проверившим территорию и доложившим об отсутствии посторонних лиц, которые потенциально могли бы вести наблюдение за квартирой Шерли Хатчинсон. Плимпертон сказал:
– Вы храбрый человек, раз рискуете встретиться с этой женщиной наедине. Но служба в Бюро требует жертв.
Зику было не до шуток. Он быстро зашагал по тротуару через новый район, естественным образом влившийся в старый. Перешел улицу, не обращая внимания на транспорт. У него была одна цель: разработать план совместно с мисс Хатчинсон, а затем поехать прямо к Рэндаллам.
Поравнявшись с домом, он зашагал деловым шагом, не слишком быстро, не слишком медленно, под окна кухонь, стараясь не налететь на мусорный ящик. Когда он отстучал сигнал, дверь распахнулась с укоризненным поскрипыванием. Зик быстро затворил ее за собой.
Моментально его обволокла темнота. В тяжелом, горячем воздухе стоял запах экзотических духов. Из гостиной доносились звуки вальса Штрауса.
– Я здесь. – Тон был преднамеренно-интимный. Зик шел на позвякивание кубиков льда и увидел у кухонного окна смутный силуэт. Он спиной оперся о дверь, через которую вошел, ибо нуждался в точке опоры.
– Я не будил бы вас, если бы не срочность.
– Будите меня в любое время. Шотландское виски вас устроит?
– Нет, спасибо. Мой визит чисто деловой. – Он говорил загадками. У него не было ни малейшего желания пустить этот необычный визит на самотек. – Боюсь, что придется назвать вещи своими именами. Не собираюсь пугать вас, но предупредить вас я обязан. Сегодня вечером к нам поступила информация, что Филипп Дюваль нанял профессионального убийцу, чтобы разделаться с вами. Нет нужды говорить, что мы сделаем все, что в наших силах, чтобы защитить вас; и для того, чтобы разработать меры защиты, я и пришел сюда.
Звон льда смолк, и Шерли шумно задышала.
– Он этого не сделает. – Она уговаривала себя, как маленькая. – Зачем ему это делать?
– Именно это и хотелось бы от вас узнать.
Она поставила стакан на кафель плиты.
– Он меня не тронет. Он так добр ко мне.
– В процессе своей профессиональной деятельности я извлек для себя урок, – произнес Зик. – Множество людей добры к ближнему, если это им ничего не стоит. А вы стоите триста тысяч долларов. Итак, мисс Хатчинсон? Итак?
– Мне надо закурить.
Он зажег спичку, и Шерпи постарела прямо на глазах. Он подумал, что не все женщины хорошо выглядят, когда перестают улыбаться.
– Вы побудете со мной, правда?
– Итак, мисс Хатчинсон, мой вопрос таков: как случилось, что вы перебежали ему дорогу?
Она глубоко затянулась.
– Поймите меня правильно. Мне стало страшно. Я не собираюсь вешаться вам на шею. Честно, Зик. Поверьте мне. Вы ведь мне верите?
– Хотелось бы.
Кончик сигареты двигался, как светлячок. Она медленно произнесла:
– Он попросил меня составить инвентарную опись коллекции Готорна, и когда мне показалось, что он переплачивает, я ему сказала об этом. А он сказал, что я ошибаюсь. Мне надо было промолчать, но вместо этого, когда я напечатала опись, рядом с его оценками я поставила по каждой позиции свою. Он поблагодарил меня, но заметил, что у него уже есть рынок сбыта и он знает, что делает.
Она тяжело вздохнула.
– А вчера ночью я проснулась, и до меня дошло, зачем ему нужна коллекция. У него действительно есть рынок. Страховая компания. Он собирается ограбить сам себя, и ему известно, что я пойму, в чем дело, когда это произойдет.
Зик не произнес ни слова, и тогда она спросила:
– Почему вы молчите?
– Думаю, как поступить с вами. Мы могли бы посадить вас на самолет и отправить к матери в Сиэтл. Или поместить вас в каком-нибудь мотеле. Но вас бы это не спасло. Если вы исчезнете, Дюваль отложит осуществление операции, пока его человек не разыщет вас.
– Прекрасный у меня выбор!
– Вы можете заболеть и остаться дома. Он, конечно, заподозрит неладное, попытается до вас добраться, но мы посадим на кухне двоих агентов, которые будут нести круглосуточное дежурство.
– Как скажете, Зик.
– Я не могу ничего рекомендовать. Не уполномочен.
– Но если я не выйду на работу, вы не будете знать, когда прибудет коллекция, а вы сказали, что от точной информации зависит человеческая жизнь Верно?
Зик нервно заерзал.
– Не хотел бы давать определенный ответ. Можете не принимать мои рассуждения во внимание.
Она рассуждала вслух.
– Я могу что-нибудь услышать. Кроме того, в салоне он мне ничего не сделает.
– Не будьте самоуверенны. Вас могут убить при инсценировке ограбления.
– Но у нас есть Дэн. Он не только швейцар, он и охранник.
Зик кивнул.
– Мы уже проверили его. С ним все в порядке. Он работал со своим отцом в штате Огайо. Папа у него – сержант полиции.
– Тогда все в порядке, – твердо сказала она, загасив сигарету. – Попросите Дэна подстраховать меня, пока я на работе, а потом вы здесь…
– Мы посадим сюда двух агентов, которые день и ночь не спустят с вас глаз.
– Но мне нужны вы. Я хочу, чтобы со мной были вы, Зик. Мне нужен человек, которого я знаю. Которому я доверяю.
– Как только я вам буду нужен, звоните, и я приеду. Но прошу больше не проявлять самодеятельности, как сегодня.
Она подошла к нему.
– Никто еще меня не отчитывал так сладко, как вы.
Он вцепился в ручку двери, будто в этот критический момент она могла отказать.
– Я пришлю двоих.
От спешки он чуть не споткнулся и не вывалился из двери.
На углу ему пришлось постоять, чтобы привести нервы в порядок. Он никогда не умел обращаться с женщинами, даже с бесхитростными, а уж тем более с такими, как Шерли Хатчинсон. Он молил Бога, чтобы тот научил, как это делается. Есть такие ребята, которые за словом в карман не лезут. Может быть, всему виною то, что он слишком долго жил один на ранчо. Может быть, просто не все мужчины это умеют. Дело не в том, что он боится женщин или стесняется, но они для него чужие, вроде китайцев, чей образ мыслей иной в силу иного наследия и обычаев. Их реакция алогична… Зик решил, что этот вопрос надо изучить получше, глубоко вздохнул и двинулся вперед.
Справился он неплохо. Сказал, что требуется, и ушел живым и невредимым, а это уже кое-что.
18
Без особого шума Зик подъехал к дому Рэндаллов. Он плавно нажал на тормоз, а затем посидел немного, репетируя свои реплики. Он попробовал перефразировать пару заготовленных предложений, понимая, что объясняться с Пэтти ненужно и незачем. Если она ему до такой степени не доверяет… что ж, тогда нельзя углубляться в эту проблему. Он не имеет права давать волю раздражению.
Дело-то выеденного яйца не стоит. Он повел информатора на обед.
Правда, он слегка исказит истину. Он не собирается признаваться в том, что счет оплатил информатор. Об этом он не сказал даже Ньютону. Затем информатор поехал домой на своей машине, а он на своей – прямо на фабрику. А спрятался он, когда появилась Пэтти, потому, что опасался, что Пэтти назовет его по имени и тем самым поставит под угрозу ход расследования.
Что ж, пора двигаться. Четыре часа утра. Он вылез из машины и прикрыл дверцу, не потрудившись ее захлопнуть. Ночь была поразительно тихой. Даже кошки не бегали. Зик бросил взгляд на дом Макдугаллов и с облегчением заметил, что свет не горит. А он готов был поклясться, что миссис Макдугалл обслуживала этот аванпост сплетен и слухов круглые сутки.
Он убавил шаг и чуть не споткнулся. Привязанный к апельсиновому дереву козел подозрительно посмотрел на него. Он замер на мгновение, потом вспомнил про устроенную Ингрид вечеринку с «козлом отпущения».
Обходя перегородившего дорогу козла, он решил, что дело сделано, хотя козел, пострадавший от несправедливостей и насмешек со стороны визжащего от восторга человечества, пускать его не собирался. Он сказал козлу «Т-сс!», но понял, как глупо это выглядит. И тут козел подал голос, прорезавший тишину ночи, и нервы Зика, и без того напряженные, задергались, как под током.
Он еще шел по дорожке, как отворилась дверь и появилась Пэтти, блистательная, светлая мечта в кружевной ночной рубашке с волосами, призывно зачесанными набок.
– Я знаю, что уже страшно поздно, – начал он, после чего замер, когда на него пахнуло ледяным холодом. – Мне надо было с тобой увидеться. – Голос его треснул. – Между нами не должно быть недоразумений.
Она говорила так тихо, что он едва ее слышал.
– Думаю, что будет лучше, если мы воздержимся от разговора.
Пэтти стояла, заслоняя вход.
– Мне хотя бы можно войти? – спросил он.
– Мы провели прекрасный год, и я желаю запомнить тебя таким, каким ты был.
– Прямо надгробное слово.
– Не хочу резкостей. Между нами их никогда не было.
– Я находился с информатором. Будничная, тяжелая работа.
– Прекрасная работа.
Козел опять подал голос, и Зик раздраженно спросил:
– Нельзя ли заткнуть этого козла? Он перебудит всю округу.
– Полагаю, его комментарий соответствует по духу предмету нашего разговора.
– Пэтти, прошу, поговорим, как два разумных человека, любящих друг друга.
– Любивших. Неправильное употребление времен.
Тут из-за спины Пэтти вылез Д.К., желая лично выяснить, что происходит в столь поздний час. Он сел и зевнул. Опять этот! Ему было так хорошо, пока не возник этот кретин. Он еще раз зевнул. Можно пойти погулять. Можно оставить Пэтти и использовать свободное время по своему усмотрению, пока она не одна. Однако кот не ушел, а стал вычищать из шерсти колючки и с шумом выплевывать их. Окончив эту процедуру, он радостно сел.
Зик продолжал:
– Она передавала мне информацию. Поверь, Пэтти, у меня не было выбора.
– Я не собираюсь обсуждать эту тему. – Не удержалась и добавила: – Нечего было прятаться.
Зик чихнул. Вот чертов кот!
– Я боялся… а, черт!.. Боялся, что ты меня увидишь после того, как я вынужден был отменить свидание, что ты не так подумаешь. Я люблю тебя, Пэтти. Я люблю тебя до боли.
– Не заметила, чтобы ты сопротивлялся, когда она обжималась с тобой.
– Я не мог сопротивляться. Нельзя раздражать информатора, если ждешь от него помощи, хотя я потом отчитал ее. Я попросил ее открытым текстом, чтобы она воздержалась от телячьих нежностей. – Зик тут же пожалел, что употребил это выражение: при сложившихся обстоятельствах этого делать не стоило.
– Значит, ты признаешь, что были «телячьи нежности»?
– Я не думал…
– А я не верю, чтобы женщина позволила себе, как ты деликатно выразился, «телячьи нежности», если у нее нет оснований полагать, что ее ухаживания будут благосклонно приняты. Может быть, так ведут себя в Парампе, но не здесь.
– Говорю тебе, мы встречались по работе.
– Интересная работа.
Д.К. высказался, выплюнув очередную колючку.
Зик опять чихнул.
– Этот кот… нельзя ли…
– У него столько же прав находиться здесь, как и у тебя. Даже, по-моему, больше. Значительно больше.
Козел выразил свое согласие.
– Прошу, – умолял Зик. – Я не могу стоять тут и разговаривать. Эта старая карга уже, наверное, направила антенны.
Направила. Миссис Макдугалл неоднократно уведомляла Уилбера, что разум ее всегда на страже. И ночью, и днем он принимал «импульсы». Он работал интенсивнее, чем тело.
– В этом доме нет ни одной вещи, которая бы износилась от того, что я ею пользуюсь, – любила она хвастаться, как правило впустую, выключенному слуховому аппарату. Уилбер был хитер, так что она никогда не знала, включен аппарат или выключен. Обычно он время от времени хмыкал, что могло сойти и за положительный, и за отрицательный ответ на ее заявления.
В эту ночь мягкий, приглушенный шелест шин сразу же стал для нее «импульсом», и она тут же встала. Зик еще не вышел из машины, а она уже была у окна. Вел он себя странно. Ей было слышно, что он лишь чуть-чуть прикрыл дверцу. И так испугался, услышав «Ме-э!» козла. Рука ее по привычке потянулась к старому, изношенному халату цвета помоев, висевшему наготове на спинке ступа. Как у пожарного, все было под рукой: тапочки, темный платок на голову, фонарик, садовая лопаточка, которую она пустит в ход, если ее застанут, грелка для рук на батарейках.
Крадучись, миссис Макдугалл вышла в ночь, согнувшись в три погибели. Бесшумно пробралась к розовым кустам, как старый индеец-разведчик, и заняла заранее подготовленную позицию. Она натренировалась не двигать ни единым мускулом, когда выходила на дело. Ее захлестнуло счастье. Было отчетливо слышно каждое слово.
Когда она узнала, что Зик погуливает, она испугалась, что кровяное давление у нее подскочит до опасного предела. Доктор предупреждал, что ей нельзя волноваться. Но даже под страхом смерти она не могла покинуть свой пост.
Она, конечно, заранее знала, что мистер Келсо никуда не годится. Такие, как он, ни на что не годны. Сразу видно. Интересно, знает ли мистер Гувер, что его сотрудник бегает за женщинами легкого поведения. Кто-то должен сообщить об этом мистеру Гуверу. А кто информирован лучше, чем она? И она стала составлять в уме текст письма.