– Неужели? – игриво воскликнула она, а внутри у нее все замерло.
– Да. Мне хотелось понять твой секрет, понять, что в тебе есть такое, что заставляет Питера быть с тобой. Я подумал, что смогу научиться этому у тебя.
– Понятно. – Она была рада, что темнота скрывает ее огорчение.
Гэвин вздохнул.
– Но у меня не получается. Ты даешь ему что-то такое, чего у меня нет. И я не знаю, что это.
– Гэвин, ты часто обнимаешь Питера?
Он удивился.
– Он не хочет, чтобы я это делал.
– Ты этого не знаешь. Он мог бы обнять тебя в ответ. Он мог бы почувствовать, что тебе это нужно в такой же мере, как и ему.
Он подошел ближе и с усмешкой посмотрел на нее.
– Ты говоришь так, будто я одно из твоих больных животных. Неужели ты не можешь говорить с человеком, не ставя при этом диагноза?
– Думаю, нет. Это получается само собой. Здесь заповедник. И здесь не отказывают ни одному обиженному существу. А через какое-то время ты узнаешь, что большинству здешних обитателей причинили боль.
Она почувствовала, как он вздрогнул от услышанного, но сдержал себя.
– И вы лечите зверье таким образом? Обнимая?..
– Есть только один способ лечения, – прошептала она. – Надо просто любить.
– В этом твой секрет, Нора? – тихо спросил он. – Поэтому все существа приходят к тебе за успокоением?
– Не все, – ответила она, глядя на него.
– Нет, все. – Произнеся эти слова, он слепо потянулся к ней и прижал к себе так, что их губы соприкоснулись.
Она не сопротивлялась его объятиям. Ответив ему поцелуем, Нора еще крепче прижала его к себе. Теперь она поняла, что стремилась к этому с прошлой ночи. Тогда он обнял ее, чтобы успокоить, и это ему удалось, но ей этого оказалось недостаточно. Она хотела большего. Сейчас ей предлагали это «большее», и она схватила его с бесстыдной жадностью, упиваясь лаской его губ и отвечая тем же. У нее вырвался глубокий вздох, когда она почувствовала, как его руки все крепче сжимают ее. Его страсть была у него на губах, в жаре его тела, в нетерпеливых движениях рук.
– Нора... – шептал Гэвин ей в лицо, – Нора... – и вновь целовал ее.
Этот мужчина, долгое время сдерживавший свои эмоции, на какое-то время потерял самообладание и дал ей почувствовать всю глубину, своей страсти, до самого ее донышка. Вот такого мужчину она хотела. Такого, который скрывался за железной отталкивающей маской, – настоящего мужчину. И сейчас у нее есть возможность встречи с таким мужчиной...
Но вдруг она поняла, что все это ускользает из ее рук. Нору обдало холодом. Гэвин не просто сам отстранялся от нее, он и ее отталкивал от себя.
– Гэвин... – шептала она, почти умоляя.
– Это не совсем разумно, – сказал он таким тоном, который потряс Нору.
– Да, но...
– Но сейчас мы можем быть разумными, – торопливо говорил он. – Еще не поздно прийти в себя и вспомнить, что мы до сих пор по разные стороны баррикады. Ты ведь это собиралась сказать?
– Да, – мрачно призналась она. – Думаю, именно это я и собиралась сказать. Как нам обоим повезло, что ты так осторожен.
– Мне всегда нужно быть таким. Это очень поможет мне в моей карьере.
– А в твоей жизни? – спросила она с горечью. – Осторожность обогатила твою жизнь, Гэвин?
– Она удержала меня от некоторых ошибок.
– Целовать меня – тоже ошибка?
– Быть вместе с тобой было бы ошибкой. Для тебя это тоже было бы ошибкой. Я... я не очень хороший человек.
– Иногда это так, к сожалению.
– Желательно, чтобы это было чаще. Продолжай думать обо мне плохо, Нора. Так безопаснее. Это дружеский совет того, кому ты нравишься.
– Довольно! – закричала она. – Уходи отсюда, и хватит морочить мне голову!
Он сразу же ушел. Нора видела, как исчезла в темноте его фигура. Она еле сдержалась, чтобы не бросить в него чем-нибудь. Хорошо бы, если б удар пришелся по голове и вправил ему мозги, подумала она.
Сзади затряслась проволока. Это Мак перелезал на другую сторону. Нора вздохнула и пощекотала ему живот.
– Почему я не такая, как ты? – прошептала она. – У тебя только одно на уме: поесть и поспать. В твоей жизни все просчитано, все известно...
Мак покусывал ей палец. Его глаза блестели. Успокоившись, она пошла в дом, чтобы лечь спать. Но, поднявшись на верхнюю ступеньку лестницы, она увидела Гэвина. Он стоял у комнаты Питера и напряженно вслушивался. Из-за двери доносилось нежное бормотание Питера.
– У него там Флик, – сказала Нора.
– Да, и он с ним разговаривает, – произнес Гэвин с ноткой горечи. – Он может разговаривать с кем угодно...
– Он и с тобой заговорит, когда будет готов к этому. Дай ему время.
Гэвин безрадостно улыбнулся.
– А мне казалось, я близок к успеху. Это лишь показывает, как мало я его знаю. Наверное, мне следует все бросить и уехать. Здесь я никому не нужен.
– Это неправда! – взволнованно возразила Нора. – Не сдавайся, Гэвин. Ты нужен Питеру гораздо больше, чем он думает. Наберись терпения.
Он вздохнул.
– Постараюсь. Но с каждым днем становится все труднее. Спокойной ночи, Нора. Извини за случившееся. Извини за все. Просто постарайся забыть о том, что произошло.
– Произошло? – спросила она с иронией. – А что-нибудь произошло? Я и не заметила...
Он усмехнулся.
– Я ведь сам напросился, да? Но ты совершенно права.
– Вновь появилась линия фронта?
– Да.
Нора, когда легла в кровать, думала о Лиз и ее первом замужестве. Она любила свою мачеху. Потом Нора вспомнила свою первую встречу с Гэвином шесть лет назад. Новая мысль напугала ее. Возможно, Лиз никогда по-настоящему не понимала Гэвина. Может быть, если бы она поняла его до конца, она могла бы сильнее полюбить его. Он – человек, нуждающийся в понимании. А Нора привыкла иметь дело с существами, которые лягаются, когда у них что-то болит. Ей показалось, что именно поэтому она и есть тот самый человек, который должен любить его. Но я не люблю, быстро сказала она себе. Конечно, нет. Что значит один поцелуй, в конце концов?.. Однако до сих пор она ощущала на своих губах волнующее прикосновение его губ...
Когда на следующее утро зазвонил телефон, Нора не спешила снимать трубку. Ей надоело отвечать на звонки, принимать сообщения для Гэвина. Но потом она подумала, что ведь могут звонить и в заповедник, и сняла трубку.
– Пожалуйста, Гэвина Хантера, – коротко попросил мужской голос.
– Боюсь, его сейчас нет.
Мужчина раздраженно спросил:
– Это его секретарь?
– О да. Конечно, я его секретарь. Не помню, была ли я кем-нибудь еще.
– Хорошо. Передайте ему, пожалуйста, что звонил Гарри Элсмор. Наблюдаются подвижки в получении доходов от его собственности. Но делать это трудно, когда он владеет только половиной. Алло? Вы слушаете?
– Да, – медленно произнесла она. – Я слушаю. Так что вы сказали?
– Об этом местечке, Стрэнд-Хаус, на котором он хочет заработать. Это нелегко, так как он владеет только половиной. Было бы лучше, если бы он смог отделаться от другого владельца. У меня есть кое-какие соображения по этому поводу. Попросите его перезвонить мне, как только он придет. У него есть мой номер. – Мужчина повесил трубку.
Айрис, спокойно кормившая кроликов, испугалась, когда увидела Нору. Та выбежала из дома, промчалась несколько сотен ярдов за считанные секунды и ворвалась в деревянный дом, служивший ей конторой на территории заповедника. Она так хлопнула дверью, что чуть не развалила весь дом. Потом наступила тишина, которая более чем настораживала. Через минуту к дому подошла Айрис и осторожно приоткрыла дверь. Ничего не произошло. Она осмелилась открыть дверь пошире и увидела Нору. Та сидела на столе, обхватив себя руками, и молчала, но молчание ее было сродни вулкану.
– Что... что ты делаешь? – осторожно спросила Айрис.
Нора процедила сквозь зубы:
– Я... ус-по-ка-и-ва-юсь.
– А, понятно. Ну, что же, я тебя тогда оставлю. – И Айрис на цыпочках ушла.
Через час появилась машина Гэвина. Увидев ее, Нора вышла из дома. Лицо бледное, глаза горят.
– Найди для Питера какое-нибудь занятие на другом конце участка, – попросила она Айрис, – и проследи, пожалуйста, чтобы он не подходил к дому.
Гэвин отправился прямо в свою комнату. Он устал, ему было жарко, он был удручен. Все шло не так, как ему хотелось бы. Нервы его сдали. Он не мог простить себе, что потерял над собой контроль. Он разделся и пошел в ванную, надеясь, что душ поможет ему прийти в себя. Но только он встал под прохладную воду, как услышал, что дверь его спальни открыли и с силой захлопнули.
– Хантер!
Он никогда не слышал, чтобы Нора говорила таким тоном и так громко. Это поразило его.
– Я здесь, – отозвался он, – выйду через минуту.
Сквозь стеклянную перегородку он увидел, что она вошла в ванную.
– Я хочу, чтобы ты вышел немедленно! Мне нужно с тобой поговорить.
– Тогда подожди, пока я закончу. Пожалуйста, уйди.
– Ни за что. Мы должны поговорить. Хантер, предупреждаю тебя: если ты не выйдешь, то войду я.
Видя, что рука ее потянулась к ручке с другой стороны, он тоже схватился за ручку и стал ее держать.
– Что случилось с тобой, женщина? Сошла с ума? – кричал он, стараясь перекричать шум воды.
– Да, я сошла с ума, это правда. Ты даже не представляешь, как я взбесилась. Сейчас ты это узнаешь. Выключай воду и выходи.
– Не приказывай мне!
– Ха! Если бы я приказывала, то приказала бы сделать что-нибудь такое, после чего ты всю оставшуюся жизнь провел бы в больнице. Давай выходи из душа, будь мужчиной!
Любопытство заставило его уступить.
– Выйди из ванной, и я выйду из душа! – крикнул он.
– Ты закрылся от меня? Ну, нет!
– Если ты думаешь, что я выйду к тебе в таком виде, то ты заблуждаешься.
– А если ты думаешь, что твое тело возбудит во мне желание и мне захочется заниматься с тобой любовью вместо того, чтобы поколотить тебя, то это ты заблуждаешься. Вот твой халат. Я отвернусь, пока ты будешь одеваться.
Нора отвернулась, держа халат позади себя. Серьезно встревожившись, Гэвин очень осторожно открыл дверь душа и взял халат. Он торопливо надел его, не отрывая глаз от спины Норы, которая, казалось, излучала гнев.
– Я готов. – Она посторонилась, не желая выходить первой. Ему пришлось пройти мимо нее. – Тебе не кажется, что ты переходишь всякие границы? – спросил он.
– Я не позволю тебе выставить меня вон.
– В чем дело? Объясни, пожалуйста, что дает тебе право врываться в мою спальню и действовать как штурмовик?..
– Хорошо! Но это ты дашь мне объяснения. Сегодня утром у меня был телефонный разговор. Звонили тебе, но мне пришлось все выслушать. Я же не могу обвинять человека за то, что он принял меня за твоего секретаря. Что же еще я должна была сделать?
– Из-за этого ты вытащила меня из душа? – возмутился Гэвин.
– Я вытащила тебя из душа, чтобы обсудить предложение Гарри Элсмора убрать меня отсюда, – многозначительно произнесла Нора.
В эту минуту Гэвин почувствовал себя неловко, так как халат не очень хорошо его прикрывал. Он запахнул полы и вздохнул. Это дало ему время подумать.
– Он был очень красноречив, говоря, что нужно отделаться от меня. В этом случае тебе будет легче получить деньги за этот дом. Как ты смеешь пытаться закладывать Стрэнд-Хаус у меня за спиной?
– Я пытаюсь получить деньги за мою половину. На это я имею полное право!
– Не за моей спиной.
– Почему я должен обсуждать с тобой свои дела?
– Потому, что они имеют отношение к моему дому, который останется моим, какие бы грязные делишки ты и Элсмор ни замышляли.
Гэвин был вне себя. Вначале, когда он это планировал, все казалось так просто. Оно и было просто. Это Нора, с ее талантом, превратила все в «заговор». И за это он злился на нее.
– Элсмор, конечно, хватил через край, – признал он. – Я никогда не говорил о том, чтобы убрать тебя отсюда. Я не буду даже слушать такие предложения.
– О, перестань! – с горечью вымолвила она.
– Говорю тебе, я не стану слушать. Я занимаюсь бизнесом по-другому, не как Элсмор.
– Почему же нет?
– Потому, что он мошенник, – ответил Гэвин и понял, что сказал что-то ужасное. Но было слишком поздно.
И он оказался прав. Нора набросилась на этот лакомый кусок подобно львице, поймавшей добычу и жадно пожирающей ее.
– Ага! Итак, ты сам признаешь, что он мошенник, но продолжаешь иметь с ним дело!..
– На расстоянии и только тогда, когда необходимо.
– Интересно, какая такая необходимость заставляет тебя сообщничать с мошенником?
– Мне не нравится твое «сообщничать».
– Слишком резко?
– Что касается необходимости... Посмотри вокруг. Сколько это может продолжаться? Единственный способ, который я имел в виду, чтобы заставить тебя уехать, – это выкупить твою долю.
– Ни за что на свете! Лучшего места для заповедника не найти. Я говорила тебе это и раньше, но ты страдаешь глухотой, когда тебе выгодно.
– Но есть много других мест. У тебя будет много денег, когда я заплачу тебе...
– Другого такого места нет. Я остаюсь тут.
– Послушай, Нора, не заставляй меня играть нечестно.
– Не верю своим ушам. Ты? Играешь нечестно? Разве такое может быть?!
Он покраснел от ее сарказма.
– Тебе чертовски повезло, что я еще предлагаю тебе деньги. Лиз вообще не имела права просто так передавать свою половину усадьбы твоему отцу. И если бы я обратился в суд, то у меня нашлось бы достаточно возможностей вернуть себе собственность. Вот что мне следовало бы сделать с самого начала! Но нет, я совершил ошибку, стараясь быть честным. Ну, это мое последнее предложение. Продай мне свою долю по приемлемой цене, и я буду честен с тобой. Я помогу тебе найти другое место. Я даже оплачу перевозку животных. Это все, что я могу сделать. Но если ты настаиваешь на том, чтобы бороться со мной до конца, то ты узнаешь, что на самом деле значит играть нечестно. Я отведу тебя в суд. И этот подарок объявят потерявшим законную силу. Тогда я тебя выгоню без единого пенни. Что случилось? – Он задал этот вопрос с некоторой тревогой. Причиной стало изменившееся выражение лица Норы. Это произошло настолько быстро, что привело Гэвина в замешательство. Нора была готова расхохотаться и едва сдерживалась. – Что, черт возьми, смешного?
– Ты. Ты и твои выдумки. «Подарок»! Не было никакого подарка. Мой отец честно купил долю Лиз.
Гэвин растерялся, но только на минуту.
– Конечно, купил, – сказал он, приходя в себя. – Могу представить эту символическую цену, которую он заплатил. Наверное, один фунт.
Она перестала смеяться и с любопытством смотрела на него.
– Нет, гораздо больше, чем фунт.
– Десять? Или он поднялся до такой заоблачной высоты, как сто?
– Больше ста.
– Сколько же? Давай срази меня!
– На самом деле я не знаю точной суммы...
– А, голубушка!..
– Но я точно знаю, что это была большая сумма, ибо я слышала, Лиз сказала, что это слишком много...
– Ну, она могла сказать так, чтобы спасти его гордость, правда? Это меня не пугает. Я все еще расцениваю это как подарок, замаскированный продажей, и думаю, что я все еще могу получить поместье, несмотря ни на что.
– Тогда я предлагаю тебе попытаться. – Она подошла к телефону у кровати.
– Что ты хочешь делать? – резко спросил он.
– Позвоню нашему адвокату, чтобы сказать, что ты жаждешь с ним встретиться. Алло, Энгус? Вы не могли бы приехать сегодня вечером и привезти все документы, связанные с...
Гэвин, волнуясь, ждал окончания разговора.
– Спасибо, но я и сам мог бы ему позвонить.
– Да, но что-то из того, что тебе нужно знать, действительно является моим личным делом. Без моего согласия он не стал бы ничего тебе говорить, а сейчас все будет в порядке.
Нора пошла к двери. Открыв ее, она повернулась, взглянула на него и вышла, не сказав ни слова. А Гэвин еще долго пялился на дверь. Когда Нора смотрела на него, у нее было очень расстроенное лицо. Ее взгляд был полон жалости.
А почему, Гэвину все стало ясно, когда вечером приехал Энгус Филбим. Это был пожилой мужчина небольшого роста. Вел он себя настороженно. Нора, оставляя их вдвоем, заметила:
– Расскажите ему все, что он захочет узнать, Энгус.
– Думаю, вас интересуют подробности продажи половинной доли этой собственности, совершенной миссис Элизабет Акройд на имя ее мужа Энтони Акройда? – Энгус стал доставать из портфеля документы.
– Нисколько не сомневаюсь, что сделка была совершена должным образом, – спокойно произнес Гэвин.
– О, разумеется! Подлинный акт купли-продажи. Оценку производил самый достойный инспектор. Вот все копии сделки.
Гэвин пробежал глазами бумаги и проворчал:
– Это цена четырехгодичной давности.
– Да, – заметил Энгус Филбим, – но сейчас это стоит гораздо меньше. Ведь собственность упала в цене. Уверен, вы это знаете, мистер Хантер.
У Гэвина была причина знать это. Снижение цен на собственность выбило у него почву из-под ног. Однако, как всегда при обсуждении финансовых вопросов, лицо его было бесстрастным. Он лишь небрежно заметил:
– Конечно, вы не станете говорить, что Тони Акройд заплатил половину этой суммы?
– Дело в том, что он заплатил гораздо больше.
– Больше? – Гэвин не мог поверить своим ушам.
– Мистер Акройд считал, что, если бы Стрэнд-Хаус не был заселен, его стоимость была бы выше. Поэтому он настоял на выплате своей жене дополнительных тридцати тысяч фунтов сверх пятидесяти процентов.
У Гэвина было такое чувство, будто на него рухнула крыша. Все складывалось гораздо хуже, чем он мог себе представить.
– Это удивляет вас? – спросил Энгус, пристально глядя на него.
– Если хотите, да. Я как-то не думал, что ученый-натуралист может быть таким... солидным человеком. Интересно, как ему удалось убедить кого-то дать ему закладную.
– Закладной не было. Он заплатил наличными. Мистер Акройд был чрезвычайно состоятельным человеком. У него была высочайшая репутация ученого. Здесь он не имел соперников. Его книги сослужили ему хорошую службу. А что касается его характеристики как «солидного человека», то, произнося эти слова, вы абсолютно правы: мне кажется, что сейчас только они, ученые-натуралисты, и остались солидными людьми. Кажется, только они и преуспевают – купаются в деньгах, в то время как люди прочих, традиционно денежных профессий теряют их. Мир перевернулся.
– Да, – вынужден был согласиться с ним Гэвин, – это так.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда Энгус ушел, Гэвин, зайдя в кабинет Тони, взглянул на все вокруг другими глазами. Впервые он увидел огромное количество книг, расставленных вдоль стен. На корешках многих из них стояло имя хозяина – Энтони Акройд. Эти книги всегда были здесь, но прежде Гэвин был слишком раздражен и не замечал их.
Он вернулся в гостиную и уселся в кресло. Гэвин был ошеломлен. В продолжение всей своей жизни он измерял успех деньгами. Получалось, что в соответствии с этим стандартом у Тони был гораздо больший успех, чем у него. Ему слышались последние слова адвоката: «Ученые-натуралисты... купаются в деньгах, в то время как люди прочих, традиционно денежных профессий теряют их...» Все, для чего он работал, утекало сквозь пальцы, а человек, которого он отказывался воспринимать всерьез, стал «солидным человеком».
И Лиз предвидела это и смеялась при мысли о том, что его планы рушатся. Он застонал, опустил руки на колени и спрятал в них голову. Все его проблемы навалились на него тяжелым грузом.
Через несколько минут в комнату вошла Нора. Она была готова порадоваться своему триумфу. Она ужасно злилась на Гэвина из-за того, что разочаровалась сама, и из-за того, что сделал он.
Утром, когда она проснулась, ей было не по себе. И это состояние не покидало ее целый день. В самые неподходящие моменты, когда она кормила или ласкала животных, ей вдруг казалось, будто бы настоящее исчезло и она снова в крепких объятиях Гэвина Хантера и снова ощущает его страстные поцелуи...
Правда, он тут же отступил, но с теми чувствами, которые она испытала в его объятиях, уже было невозможно расстаться. Она помнила эти ощущения. И если все это жило в ее памяти, значит, все это можно вернуть к жизни. Она не скрывала от себя, что хотела этого. Грубым откровением стало ее открытие его тайных попыток получить деньги за Стрэнд-Хаус.
Нора, продолжая злиться, пришла, чтобы встретиться с ним и насладиться своей победой. Но что-то произошло. Она остановилась в двери, растерявшись от увиденного. Гэвин почувствовал ее присутствие и поднял голову. На его лице она увидела перемену: стремление скрыться под маской смелого человека сменилось усталостью и смирением. У него было такое утомленное и напряженное лицо, будто он ни разу за всю свою жизнь как следует не выспался.
– Ты добилась своего, Нора. Я не представлял себе, что... Я просто не имел представления... Тебе следовало бы сказать мне раньше, что я обманываю себя.
– Было так много других вещей, о которых пришлось думать. Кроме того, мне никогда не приходило в голову, что ты ошибался. Я до сих пор не понимаю, почему ты считаешь естественным, что папа был не в состоянии заплатить приличную сумму. – Она подошла и села неподалеку от него на диване.
– Я не думал, что у ученых могут быть такие деньги. Кажется, я ошибался не только по этому поводу. Я представлял твоего отца... не знаю... – Он пожал плечами, не находя слов.
– Догадываюсь, ты считал его нахлебником, – сказала она, но без злобы.
– Более того, я считал его несерьезным человеком. Кажется, я ошибался.
– Потому, что у него было много денег? – спросила она, хмурясь.
– Это одна причина. Может быть, не единственная, но важная. Это значит, он не жил за счет Лиз, как я думал. Человек, который смог заплатить такую сумму без закладной, вызывает уважение, особенно если я... – Гэвин остановился, решив, что лучше не продолжать.
– Особенно если ты – что? – полюбопытствовала Нора.
– Ничего. Я просто сбился с толку. Не знаю, что говорю.
– Твои дела идут не очень хорошо? – осторожно спросила она.
Гэвин вздохнул.
– Ужасно, – признался он. – Я могу сказать тебе правду. Я в тупике, не знаю, что делать. Никакие другие обстоятельства не заставили бы меня зарабатывать деньги на Стрэнд-Хаусе. Но я уже испробовал все способы, и ни один из них не годится.
– Я считала, что «Хантер и сын» – огромная империя.
– О да, огромная. Это так. Только ее основание сгнило. Я боролся изо всех сил, чтобы сохранить красивый фасад, и вдруг мне стало все равно. Конец.
– Чему конец? – спросила она.
– Мне конец. Больше нет ничего, что я мог бы предпринять. Очень скоро мне придется начать распродажу.
Нора молчала. У нее были небольшие познания о большом бизнесе и смутное представление о том реальном положении дел, которое Гэвин пытался описать, но она поняла, что он научился уважать ее любимого отца. Она считала, что Гэвин уважал его совсем не за то, за что следовало бы, но она была благодарна за его стремление изменить свою точку зрения и стала мягче к нему относиться.
Она подошла к буфету и вернулась с бокалом бренди.
– Вот, – сказала она, – выпей.
– Пытаешься меня споить, да?
– Это улучшит твое состояние. Я помню.
– Ты хочешь сказать, помнишь, что это делает меня разговорчивым. Я говорю все то, чего не следовало бы.
– Неужели? Может быть, наоборот – ты говоришь, что следует?
– Что это значит?
– Это значит, тебе нужно рассказать кому-то о своих тяготах и проблемах, а для этого тебе нужно вначале расслабиться. Бренди поможет.
Гэвин усмехнулся.
– Я думал, что в качестве лекарства ты посоветуешь обнять животное.
– Бустер плохо разбирается в финансовых вопросах, – мрачно заметила она. – Кроме того, это дает результат только в том случае, если ты вкладываешь в это сердце.
– А ты считаешь, у меня его нет.
– Разве я сказала это? Не помню.
– Нет, ты сказала, что я человек, которого никто не любит. Лиз говорила, что у меня нет сердца. Странно, я путаю тебя с ней. В чем-то ты напоминаешь мне ее.
– Лиз во многом повлияла на меня. Правда, ей хотелось, чтобы это влияние было еще больше, – добавила Нора с печальной улыбкой.
– Что ты имеешь в виду?
– Она была так элегантна и красива. Даже когда чистила у животных, она старалась быть элегантной и следить за осанкой. И старалась научить меня этому секрету, но я ее разочаровывала.
– А что в тебе не так?
– Многое, как считала Лиз. Она говорила, что я не использую максимально все то, на что способна.
– Она не знала, о чем говорила.
– Возможно, она не знала, о чем и с тобой говорила, – предположила Нора. – Я считаю, что у тебя есть сердце, но ты к нему никого не допускаешь. Ты – как еж с иголками. Когда кто-нибудь осмеливается приблизиться, ты тут же их выставляешь.
Его посетило странное чувство. Ему показалось, что он краснеет. Ему стало неловко оттого, что его поняли. Он невнятно произнес «психолог-любитель», Нора засмеялась, нисколько не смутившись.
– Послушай, Гэвин, – сказала она через минуту. – Может быть, тебе не понравится это предложение, но подумай, прежде чем отказаться от него. Почему бы тебе не разрешить мне выкупить твою долю Стрэнд-Хауса?
– Нет, спасибо, – сказал он, не дав ей договорить.
– Но это устроило бы нас обоих. Сохранится заповедник, и у тебя будут деньги на... на что хочешь, на расширение бизнеса или еще что-нибудь.
– Ты добра, Нора. И поверь мне, я тебе благодарен. Но я никогда не смогу продать Стрэнд-Хаус. Я обязан сделать все, чтобы получить закладную, а продавать его – никогда. – Он неохотно добавил: – Старик убил бы меня.
– Какой старик?
– Мой отец. Он основал нашу компанию «Хантер и сын». И сколько я себя помню, он все время стремился добавить к ней Стрэнд-Хаус. Он еще мальчиком работал здесь, в семье, владевшей этим поместьем. И все время лелеял мечту купить его. У него не получилось, а я сумел.
Нора удивленно посмотрела на Гэвина.
– Но это была его мечта. А твоя?
Гэвин не был аналитиком, и ему пришлось подумать над этим вопросом.
– Быть сыном, которым он мог бы гордиться, мне кажется, – наконец сказал он.
Норе было интересно. Обычно Гэвин так мало рассказывал о себе.
– Ты думал о его гордости? Он действительно был таким замечательным?
– Мой отец был одним из самых выдающихся бизнесменов своего времени и, воспитывая меня, все время внушал мне мысль, что я должен превзойти его достижения...
– Но я не это имела в виду, – перебила его Нора. – Он был хорошим отцом?
– Вообще-то он «есть», а не «был». Мой отец в очень хорошей форме, хотя все время говорит, что на пороге смерти. Он еще меня переживет.
Нора заметила, что Гэвин избежал ее вопроса, но не решилась сказать об этом. В его рассказе для нее все было значительным и интересным. И то, что он замалчивал, и то, что раскрывал.
– И ему хотелось, чтобы ты заполучил Стрэнд-Хаус для него? – Она помолчала. – И когда ты этого добился, то, вероятно, вы оба ликовали. Он, должно быть, захвалил тебя?
– Хвалить – не в его правилах, – сказал Гэвин, глядя в бокал. – Когда я оформил половину на имя Лиз, он посчитал это довольно неразумным шагом, а уж когда она потребовала ее... – Он задумался: отчего так ослабла его бдительность и почему он не может остановиться?
– Он обвинил тебя, – сказала Нора. – И до сих пор винит, правда? – (Гэвин пожал плечами.) – А твоя мама? Ты говорил, она умерла, когда ты был совсем мальчиком, но ты должен помнить что-нибудь о ней.
– Совсем немного. Она ушла от отца до того, как умерла.
– И забрала тебя с собой? Ты вернулся к отцу после ее смерти? – спросила Нора, затаив дыхание при мысли о такой жуткой параллели.
Но Гэвин ответил:
– Нет. Я сразу остался с ним.
– Твоя мама тебя оставила? – Нора была шокирована.
– Думаю, да. В то время мне было только пять лет. Я знал далеко не все о том, что происходило между родителями. Она ушла, а я остался с отцом. Мне так хотелось.
– Не могу представить, чтобы пятилетний ребенок захотел расстаться с матерью.
– Я сказал тебе: мой отец – выдающаяся личность. Видимо, даже тогда я понимал это.
– Думаю, да, – согласилась она, но убеждена в этом не была. – Ты часто видел свою мать после этого?
– Ни разу. Я даже не знал о ее смерти. Узнал об этом шесть месяцев спустя.
– Да?
– Я начал учиться в новой школе, отец не хотел расстраивать меня.
– Он, должно быть, монстр.
– Он делает все по-своему. Пойми одно: я горжусь тем, что его сын. Горжусь его достижениями и возможностью приумножать их.
– Но ты не смог их приумножить, – заметила Нора без злого умысла, а просто для того, чтобы заставить его рассказать побольше. – «Хантер и сын» ускользает от тебя.
– Мне не повезло, – согласился Гэвин. – Собственность резко упала в цене, а... – он странно улыбнулся, – а «природа» повысилась. Я даже представить себе такого не мог.
– Но в этих вопросах ты бессилен, – сказала Нора. – Конечно же, твой отец понимает это?
– Он живет в своем собственном замкнутом мирке в лечебнице. Просматривает газеты, но читает только то, что хочет. Все остальное оставляет без внимания. Его советы всегда непрактичны.
Норе показалось, что стена, существовавшая между, ними, вдруг исчезла. И ей удалось заглянуть глубоко в его сердце.